Номинация «Малая проза». Отрывок из второй части романа «Распад»

Леонид ПОДОЛЬСКИЙ (г. Москва, Россия)

Номинация «Малая проза»

Подноминация «Любовь»

Отрывок из второй части романа «Распад»

Метрах в трёхстах от дачи, в окружении ив и сосен, находился пруд. Он был изумительно красив, особенно в предзакатную пору, когда солнце, опускаясь, ложилось на воду колышущейся дорожкой, а сама вода темнела от отражавшихся в ней берегов, деревьев и плывших над прудом облаков.

В такой именно предвечерний час, ласковый, тихий и прозрачный, с запахом разогретой хвои, услышал Игорь её смех. Анджела в купальном костюме, вся в каплях воды, маняще смуглая и стройная, стояла на берегу и смеялась. Потом она вытерлась полотенцем и неторопливо, весело переговариваясь, направилась к подружкам, сидевшим чуть выше на берегу, – и так грациозно, легко и маняще она шла, что в сердце Игоря желанием отзывался каждый ее шаг, и все мужчины на пляже смотрели только на неё. А она как будто не замечала. Анджела привыкла к их обожанию, к их жадным, бесстыдным, плотским взглядам, все они, казалось, были ей безразличны. Недостойны её красоты.

Девушки переоделись и пошли вдоль берега. Они смеялись и о чём-то своём говорили, а Игорь видел только её ноги, её фигуру богини и черные волосы, что бились, как черные бабочки на ее бархатных плечах. Она удалялась – судьба удалялась. Игорь, чтоб не упустить судьбу, пленником побрел за ней, волоча в груди навечно пронзённое сердце. Преодолев робость, он догнал её.

– Идёт она пленницей ритма,

который настичь невозможно,

с тоскою в серебряном сердце,

с кинжалом в серебряных ножнах.

Куда ты несёшь, сигирийя,

агонию певчего тела?»

От волнения голос его слегка дрожал. Кто-то из девочек хихикнул. Но она обернулась и улыбнулась, ободряюще, даже ласково – в её тёмных глазах отражался лучистый свет взошедшей луны и ночи, жемчужные зубы на миг сверкнули из-под коралловых губ – больше Игорь ничего не разглядел тогда, но сильнее всего его поразило, что она тоже ответила стихами.

– Какой ты луне завещала

печаль олеандров и мела?

– Вы тоже знаете Лорку? – Игорь почти успокоился и обрадовался – на глазах его свершилось чудо.

– Я наполовину испанка, – гордо сказала она. Голос у Анджелы был необыкновенный, сладостный. Он один, даже если бы Анджела была невидима, должен был пробудить неистовое желание.

– А как вас зовут, испанка?

– Анджела.

– Какое красивое имя. В самом деле испанское.

– Нет, – рассмеялась она, – не испанское. Это мама назвала меня так, назло дедушке. Он хотел назвать меня Машей.

Подруги Анджелы постепенно разошлись. Они гуляли вдвоем по тихим и тёмным улочкам дачного поселка, освещённым луной. Кругом было беззвучно, лишь ночной ветер шелестел иногда в верхушках сосен. Игорь обнял Анджелу за талию и притянул к себе.

– Анджела, – прошептал он, – Анджела...

И тут она сама обняла его и сама подставила губы...

Домой Игорь вернулся около двух часов ночи. Губы слегка болели, на лице и на шее, казалось, всё ещё горели следы поцелуев. Встревоженные родители не спали.

– Где ты был? – спросила мама.

– Разве ты не видишь, где он был, – усмехнулся отец, кивнув на сияющее, горящее лицо Игоря. – Только смотри, не наделай глупостей. Тебе надо сначала закончить институт, а потом аспирантуру.

Все последующие дни Игорь и Анджела были неразлучны. С самого утра они приходили на пляж: плавали и играли в воде, то и дело касаясь и обнимая друг друга, и эти ласки так распаляли Игоря, что даже прохладная вода нисколько не могла охладить его желание. Потом они валялись рядом на берегу – так близко, что близость из наслаждения превращалась в пытку, и тогда, чтоб хоть на время прекратить её, он предлагал поиграть в волейбол, в бадминтон или в карты. Но в карты не игралось, мысли его были заняты Анджелой. Только Анджелой. А вечерами, когда заходило солнце, они, обнявшись, гуляли у пруда или по тихим пустынным улочкам, забирались в болотистые заросли, через каждые несколько десятков метров останавливаясь для долгих ласк и поцелуев.

О лето, лето любви! Анджела влекла его так сильно, так нестерпимо, как ни одна ещё женщина – ни одна женщина и потом никогда не будет так притягивать его. Сладостное обещание заключалось в каждом её дыхании, в её смуглой, атласной коже, в голосе, в блеске её глаз. О, Анджела! Как божественна, призывна и греховна вместе была её красота. О, южная, знойная кровь Испании! Порой Игорю казалось, что он слышит, как бьётся от желания в ней сердце, как закипает её кровь, и сам он с каждым днём изнемогал всё сильнее – от желания и страха, – и с каждым поцелуем всё нестерпимей желал её.

– О, моя Кармен, – шептал он теми вечерами, целуя её в губы, горячие, будто кровь, и в глаза-звёзды, и в прелестную гибкую шею. – О, моя испаночка!

– Не называй меня так. Я не хочу, – горячим шёпотом отвечала Анджела, еще сильнее прижимаясь к нему.

– Почему? Ты же в самом деле испанка. Может быть, в тебе есть даже что-то от мавров или от цыган, как у настоящей Кармен.

– Я ненавижу эту свою испанскую кровь. Мой отец бросил маму и уехал.

– В Испанию?

– Да. У мамы давно другой муж. Кинооператор... Об отце мама никогда не вспоминает. И я его знать не хочу.

– Это в тебе говорят испанская гордость и ревность.

– А почему я должна его любить? Он никогда не любил маму. И бросил меня, когда я была совсем маленькой. Меня воспитывали дедушка с бабушкой.

– А сейчас ты с кем живёшь?

– Тоже с ними. Маман поехала за границу со своим кинооператором. Её Костенька - бабник страшный. Знаешь, как он смотрит на меня? А маман ревнует. И на даче она почти никогда не бывает. Приедет, привезёт мне шмотки, и тут же умотается куда-нибудь. Боится далеко отпустить своего Костеньку.

Зато дедушка у меня замечательный. Старый большевик. Только недавно ушёл на пенсию. После революции служил в ЧОНе, потом полжизни работал секретарём райкома…

– Твой отец тоже революционер? Воевал против Франко?

– У него отец был коммунистом. Мэром какого-то городка. У них это называется алькальд. Поэтому он и отправил отца в Советский Союз. А отец был гинеколог. У него сейчас своя клиника в Севилье. Присылает нам с мамой по праздникам открытки, а мне ещё иногда шмотки.

– Ты хотела бы поехать к нему в гости?

– Да. Все-таки Испания. Только дедушка ничего не хочет о нём слышать. Он терпеть не мог отца. Может быть, поэтому они и расстались с мамой.

– Почему?

– Не знаю. Там была какая-то история. Мне не говорят. Какая-то семейная тайна. Вроде мама убежала к нему из дома. А твои родители что делают?

– Да так. Отец заведует отделением в больнице. А раньше был вторым профессором на кафедре.

– И ты тоже собираешься стать профессором?

– Конечно. Я и сейчас занимаюсь при кафедре. А потом постараюсь поступить в аспирантуру и, как только защищу кандидатскую, сразу начну работать над докторской.

– Ты счастливый, – сказала Анджела. В голосе её послышалась отчужденность. – Ты всегда всё знаешь наперёд и никогда ни в чём не сомневаешься. Ты, наверное, даже знаешь, на ком тебе нужно жениться. Или это тоже решит за тебя папочка?

Она отвернулась и зашагала к калитке. Лишь у самой калитки остановилась, обернулась и спросила Игоря:

– Скажи, только честно, папочка разрешает тебе со мной встречаться?

– Я ещё не говорил ему о тебе.

– Ну да, я забыла, ты примерный пай-мальчик, – за ней захлопнулась калитка, Анджела скрылась среди пахучих кустов акации и боярышника, потом тень её мелькнула у террасы в лунном свете – тень сирены, исчезнувшей навсегда. На террасе вспыхнул и погас свет. Дача мгновенно погрузилась в темноту. Там, за стенами, спали, наверное, чужие, непонятные, далёкие ему люди со своей непохожей, может быть даже враждебной ему жизнью. Анджела, как и они, с её непонятными капризами – не была ли она тоже ему чужой? В самом деле, что скажет папа? И отчего она вдруг ушла? В этом заключалась какая-то тайна. А он, Игорь, не любил тайн.

Некоторое время Игорь бродил по пустынным ночным улицам. Собаки лениво брехали ему вдогонку. Ночь, тёплая, звездная, жасминная, покорно брела за ним. Так Игорь дошел до пруда и остановился на мосту. У самых его ног плескалась в воде луна, убегая вдаль трепещущей дорожкой из серебра, по берегам непроницаемо стояли сосны, и шёл гул, первобытный гул заблудившегося в деревьях ветра. Всё было спокойно, вечно. Он принялся считать до ста, чтобы успокоиться и все обдумать. Но что, собственно, следовало обдумывать? Уход Анджелы, её неожиданная, непонятная вспышка – Игорь то принимался рассуждать о непостижимости женского характера, то клялся больше никогда не встречаться с Анджелой, то, напротив, такое неудержимое желание охватывало его, что хоть сейчас беги. И тогда он был готов преодолеть все преграды, вытерпеть всё, только добиться её любви.

Из-за своих переживаний и мучительной страсти Игорь плохо спал в ту ночь и проснулся непривычно рано. День, как назло, был пасмурный, тоскливо-серый, временами начинал накрапывать дождь, на улицах никого не было. Поселок словно вымер за одну ночь.

Промаявшись до полудня, Игорь окончательно изнемог и решил идти к Анджеле. Дверь открыла она сама. В этот день Анджела была еще прекраснее и притягательнее, чем всегда – в одном лёгком, почти прозрачном платье и открытых туфельках на каблучке. Анджела улыбнулась, будто между ними не случилось никакой размолвки, и произнесла:

– Заходи. Я тебя ждала. Я знала, что ты придёшь.

– Спасибо. Хочешь познакомить меня со своим дедушкой? – Игорь попытался придать голосу оттенок иронии, чтобы отплатить за вчерашнее, но иронии у него не вышло. В душе он уже капитулировал перед её улыбкой. Анджела была сильнее его: ведь он превратился в раба своей страсти.

– Нет. Я одна. Дедушка с бабушкой уехали в Москву.

Дача у Анджелы оказалась маленькая, всего две комнаты с кухней и крошечной терраской, зато повсюду было очень много цветов. Анджела усадила Игоря на старый скрипучий диван с прямой спинкой, и сама села рядом. Игорь обнял её, взял за руки и принялся целовать.

– Испаночка, моя испаночка, – прошептал он. Игоря почему-то пьянило это слово. Он целовал её в уши, в шею, потом в глаза, в нос, в губы.

– Радость моя, – отозвалась Анджела тихо и покорно, и руки её, гибкие и нежные, обвили его шею.

– Будь моей.

– Хорошо. Только навсегда. Мы ведь никогда не будем ссориться?

– Никогда... Анджела... Любовь моя...

– Я вчера просто позавидовала тебе...

– Но ведь я же твой.

– Да, да. Я знаю. Но всё равно я тебе иногда завидую... родимый мой... поцелуй меня крепче... вот так, так... – забывшись, она кусала его губы, ему было слегка больно и в то же время сладко, всё было как во сне... её груди, как звезды, два трепетных маленьких соска, и её лоно, и её стоны – никогда он не был так счастлив, как в тот день. А ещё, уже после, были две маленьких слезинки на её щеке.

– Скажи, что ты меня любишь...

– Люблю. А ты?

– Люблю. И ты никогда не будешь мне изменять?

– Никогда. Разве я могу?

– Иначе я умру... Родной мой... – Анджела погладила его щеку. – Какой ты колючий. Настоящий мужчина.

– Когда приедут твои старики?

– Сегодня вечером или завтра утром. Ты уже хочешь уйти?

– Нет. Я хочу остаться с тобой навсегда.

– А что скажут твои родители?

– Не знаю. Но это не имеет значения. А твоя мама?

– Она тебе понравится. Она очень красивая, весёлая и молодая ещё. Она не будет нам мешать... она сама страдала из-за любви... даже может быть ещё страдает...

– Откуда ты это знаешь?

– Бабушка говорила. Бабушка очень добрая. Мама кого-то любила ещё до моего отца, но дедушка запретил ей выйти замуж.

– Почему?

– Не знаю.

– А твой отец? Твоя мама долго с ним жила?

– Они не были расписаны. И жили вместе недолго. Года два или три всего. Бабушка говорила даже, что мама с ним жила назло дедушке.

– А он сам, то есть дедушка? Никогда не изменял бабушке?

– Ещё как! В молодости бабушке было с ним нелегко. Это, видно, у нас в крови. – Анджела погладила его волосы. – А что ты всё расспрашиваешь? Выясняешь, гожусь ли я тебе в жёны?

– Анджела, – Игорь снова поцеловал её в губы. – Можно ещё у тебя спросить?

По ревнивому блеску его глаз и по тому, как он потупился, Анджела догадалась, о чем Игорь хочет спросить, и приложила палец к его губам.

– Игорь, родной мой, обещай, что никогда не будешь спрашивать меня об этом. Ты ведь любишь меня? – и она снова прижалась к нему, обвив руками его шею.

– Хорошо, обещаю, – прошептал Игорь и снова отдался страсти. И судьбе...

Подноминация «ЮМОР»

12 Следующая ⇒