![]()
|
|||||||
СЕРГЕЙ МИРОНОВИЧСЕРГЕЙ МИРОНОВИЧ В траурной рамке — лицо Кирова. Мысль о смерти несовместима с ним — такое оно спокойное, открытое, ясное. Но в правом верхнем углу газетного листа — сообщение о том, что Сергей Миронович Киров убит врагами партии и народа. Горе было поистине всеобщим, народным — такое Зоя и Шура видели и переживали впервые. Все это глубоко потрясло их и надолго запомнилось: неиссякаемая человеческая река, медленно и скорбно текущая к Дому союзов, и слова любви и горя, которые мы слышали по радио, и исполненные горечи газетные листы, и голоса и лица людей, которые могли в эти дни говорить и думать только об одном... — Мама, — спрашивает Зоя, — а помнишь, в Шиткине убили коммунистов? И я думаю: ведь она права. Права, что вспомнила Шиткино и гибель семи коммунистов в деревне. Старое ненавидит новое лютой ненавистью. Вражеские силы и тогда сопротивлялись, били из-за угла — и вот сейчас они ударили подло, в спину. Ударили по самому дорогому и чистому. Убили человека, которого уважал и любил весь народ, страстного трибуна, большевика, который до своего последнего часа боролся за счастье народа. Ночью я долго лежала с открытыми глазами. Было очень тихо. И вдруг я услышала шлепанье босых ног и шопот: — Мама, ты не спишь? Можно к тебе? — Можно, иди. Зоя примостилась рядом и затихла. Помолчали. — Ты почему не спишь? — спросила я. — Поздно уже, наверно второй час. Зоя ответила не сразу, только крепче сжала мою руку. Потом сказала: — Мама, я напишу заявление, чтобы меня приняли в пионеры. — Напиши, конечно. — А меня примут? — Примут непременно. Тебе уже одиннадцать лет. — А Шура как же? — Ну что ж, Шура поступит в пионеры немного погодя. Опять помолчали. — Мама, ты мне поможешь написать заявление? — Лучше сама напиши. А я потом проверю, нет ли ошибок. И снова она лежит совсем тихо и думает о чем-то, и я слышу только ее дыхание. В ту ночь она так и уснула рядом со мной. Накануне того дня, когда Зою должны были принимать в пионеры, она опять долго не могла уснуть. — Опять не спишь? — спросила я. — Я думаю про завтрашний день, — негромко отозвалась Зоя. Назавтра (я как раз рано пришла домой и за столом проверяла тетради) она прибежала из школы взволнованная, раскрасневшаяся и тотчас ответила на мой безмолвный вопрос: — Приняли!
„А КТО У НАС БЫЛ!“ Прошло некоторое время, и однажды, вернувшись с работы, я застала Зою и Шуру в необычном возбуждении. По их лицам я сразу поняла, что произошло что-то из ряда вон выходящее, но не успела ничего спросить. — А кто у нас был!.. Молоков! Молоков к нам в школу приезжал! — наперебой закричали они. — Понимаешь, Молоков, который челюскинцев спасал! Он больше всех спас, помнишь? Наконец Шура начал рассказывать более связно: — Понимаешь, сначала он был на сцене, и все было торжественно... но как-то не так... Не так хорошо... А потом он сошел вниз, и мы все его окружили, и тогда получилось очень-очень хорошо! Он знаешь как говорил? Просто, ну совсем просто! Он знаешь как сказал?.. «Многие мне пишут по такому адресу: «Москва, Молокову из Арктики». А я вовсе не из Арктики, я живу в селе Ирининском, а в Арктику летал только за челюскинцами». И потом еще сказал: «Вот вы думаете, что есть такие, какие-то особенные герои-летчики, ни на кого не похожие. А мы самые обыкновенные люди. Посмотрите на меня — разве я какой-нибудь особенный?» И правда, он совсем-совсем простой... но все равно необыкновенный! — неожиданно закончил Шура. И добавил с глубоким вздохом: — Вот и Молокова повидал! И видно было: человек дождался часа, когда сбылась его заветная мечта.
|
|||||||
|