Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





ГЛАВА XXXIII Касси



ГЛАВА XXXIII Касси

Том вскоре же понял, чего следует опасаться и на что можно надеяться, живя у такого хозяина, как Легри. Любая работа горела у него в руках, а по складу своего характера он был человек старательный и добросовестный. И со свойственным ему миролюбием Том решил, что усердный труд хотя бы в какой-то мере оградит его от преследований и мучений, а там – кто знает, может быть, ему удастся спастись отсюда.

Легри не мог не оценить своего нового невольника, но он испытывал к нему то смутное чувство неприязни, которое обычно возникает у всякого дурного человека к человеку хорошему. От Легри не укрылось, что Том осуждает его жестокое обращение с беззащитными рабами, а осуждение, хоть и молчаливое, неприятно чувствовать, даже когда оно исходит от подвластного существа. К своим товарищам Том относился с непривычными для них лаской и участием, и Легри злобствовал, видя это. Он купил Тома с тем расчетом, чтобы сделать из него впоследствии нечто вроде надсмотрщика и поручать ему все хозяйство на время своих отлучек. Но от невольника, занимающего такую должность, прежде всего требуется жестокость. Легри решил выработать в нем это ценное качество и через несколько недель приступил к выполнению своего замысла.

Как-то утром перед выходом в поле Том с удивлением заметил в поселке новую женщину, которая сразу обратила на себя его внимание. Высокая, стройная фигура, изящные руки и ноги, хорошее платье резко выделяли ее в толпе невольников. Ей могло быть лет тридцать пять – сорок, а лицо ее, которое, раз увидев, трудно было забыть, говорило о бурной, полной горя жизни. Чистый лоб, резко очерченные брови, правильный нос, прекрасная линия рта, горделивая посадка головы – все свидетельствовало о том, что когда-то эта женщина была очень красива. Теперь же лицо ее бороздили глубокие морщины, проведенные на нем страданиями и муками уязвленной гордости. Черты его заострились, кожа, обтягивавшая резко обозначенные скулы, отливала нездоровым, желтоватым оттенком. Но заметнее всего были в этом лице глаза – большие, сумрачно-темные, опушенные длинными черными ресницами и полные безысходного отчаяния. Дикая гордость и надменность сквозили в уголках губ, в каждом движении незнакомки, только подчеркивая страшный контраст, который являл собой ее взгляд, выражавший бесконечную душевную муку.

Кто она была, откуда взялась, Том не знал. Она выросла рядом с ним в серых предрассветных сумерках и, гордо подняв голову, зашагала в поле. Но остальные невольники, видимо, знали ее. Они оборачивались, поглядывали на эту женщину, явно взбудораженные ее появлением среди них.

– Нашлась и на нее управа! И поделом! – сказал кто-то.

– Хи-хи-хи! – послышался другой голос. – Теперь, небось, хлебнешь горя, белоручка!

– Посмотрим, как она будет работать!

– Глядишь, вечером всыпят ей горячих заодно с нами!

– Вот бы посмотреть, как ее будут пороть!

Незнакомка не обращала внимания на эти издевки, словно не слыша их, но надменная, злобная усмешка не сходила с ее лица. Том сразу почувствовал, что эта женщина знавала лучшие времена. Но каким образом она очутилась теперь в таком унизительном положении, он не мог понять. Незнакомка ни разу не взглянула на него, не сказала ему ни слова, хотя всю дорогу шла рядом с ним.

Вскоре они пришли в поле, но Том и здесь то и дело оглядывался на свою соседку. Ему сразу стало ясно, что благодаря врожденной ловкости и сообразительности ей легче справляться с работой, чем другим. Она собирала хлопок быстро, аккуратно и продолжала все так же надменно усмехаться, словно презирая и эту работу и унизительность своего положения.

В середине дня Том перешел ближе к мулатке, которую Легри купил вместе с ним. Люси, видно, совсем выбилась из сил, еле волочила ноги и все время стонала и охала. Он улучил минуту и, не говоря ни слова, переложил несколько горстей хлопка из своей корзины в ее.

– Зачем? Не надо! – сказала она, растерянно взглянув на него. – Тебе за это попадет.

И тут откуда ни возьмись около них вырос Сэмбо, у которого был зуб против этой несчастной женщины. Он крикнул свирепым гортанным голосом:

– Ты что это, Люси? Мошенничать вздумала? – и ударил ее тяжелым башмаком, а Тома хлестнул бичом по лицу.

 

 

Том, не промолвив ни слова, снова принялся за работу, а Люси, и без того еле державшаяся на ногах, замертво упала на землю.

– Ничего, сейчас очухается! – со злобной усмешкой сказал Сэмбо. – Мое лекарство лучше всякой камфоры. – С этими словами он вытащил из обшлага булавку и по самую головку вонзил ее в ногу женщины. Та охнула и приподнялась с земли. – Вставай, подлая! Слышишь? Не то хуже будет!

Мулатка сделала нечеловеческое усилие, встала и начала с лихорадочной быстротой собирать хлопок.

– Больше не отлынивай! – крикнул Сэмбо. – Жизни будешь не рада, если что замечу.

– А зачем мне жизнь? – сказала женщина, и вскоре до Тома снова донесся ее голос: – Сколько еще можно терпеть? Господи, помоги нам, что же ты оставил нас?

Не думая о том, чем это грозит ему, Том подошел к Люси и переложил в ее корзину весь свой хлопок.

– Не надо! Не надо! Ведь с тобой бог знает что сделают.

– Что бы ни сделали, мне будет легче это перенести, чем тебе, – ответил Том и вернулся на свое место. Все это заняло у него не больше минуты.

И вдруг незнакомка, которая работала неподалеку и слышала их разговор, устремила на Тома тяжелый взгляд своих темных глаз, взяла охапку хлопка из стоявшей перед ней корзины и переложила к нему.

– Не стал бы ты так делать, если б знал здешние порядки, – сказала она. – Поживешь у нас с месяц, тогда забудешь, как другим помогать. Лишь бы своя шкура была цела.

– Да хранит меня от этого бог, миссис! – воскликнул Том.

– Бог в наши места не заглядывает, – с горечью ответила ему женщина, принимаясь за работу, и губы ее снова искривились в презрительной усмешке.

Но Сэмбо с другого конца поля видел, что она сделала, и зашагал прямо к ней, размахивая бичом.

– Это что такое! – закричал он торжествующим голосом. – И ты туда же! Мошенничать! Ну, берегись! Теперь я над тобой хозяин.

Словно молния сверкнула в черных глазах женщины. Она выпрямилась, круто повернувшись к Сэмбо, губы у нее задрожали, ноздри расширились, во взгляде, устремленном на него в упор, вспыхнули ярость и презрение.

– Посмей только тронуть меня, мерзавец! Да мне стоит слово сказать, и затравят тебя собаками, сожгут заживо, разорвут на клочки! Это еще в моей власти!

– Зачем же ты в поле вышла? – пробормотал Сэмбо, явно струхнув, и нехотя отступил от нее. – Да разве я что плохое хотел сделать, мисс Касси?

– Тогда отойди подальше, чтоб духу твоего здесь не было!

И Сэмбо покорно отправился в дальний конец поля, где у него сразу нашлись какие-то дела.

Женщина снова принялась собирать хлопок, и работа шла у нее так быстро, что это казалось настоящим колдовством. К вечеру ее корзина была набита верхом, а за день она ухитрилась еще несколько раз подбросить хлопка и Тому.

Уже совсем затемно измученные невольники, неся корзины на голове, потянулись к сараю, где взвешивался и хранился собранный хлопок. Там их ждал Легри, деловито переговаривавшийся о чем-то со своими подручными.

– С этим Томом никакого сладу нет: все время подкладывал Люси хлопок. Если хозяин не даст ему хорошей острастки, он у нас всех негров перемутит, – сказал Сэмбо.

– Вот черт! – возмутился Легри. – Ну что ж, ребята, придется нам образумить этого прохвоста.

Оба негра свирепо осклабились.

– Уж будьте спокойны! Мистер Легри кого хочешь образумит. В этих делах ему сам дьявол в подметки не годится, – сказал Квимбо.

– Так вот, я решил – поручу Тому порку негров. Это лучшее средство выбить у него всякую дурь из головы. Небось, образумится!

– Нелегкое дело вы задумали, хозяин.

– Ничего, я своего добьюсь, – сказал Легри, заправляя языком табак за щеку.

– А уж эта Люси! Вот дрянь-то! Второй такой твари на всей плантации не найдется, – ввернул Сэмбо.

– Что ты на нее взъелся, Сэм? Подозрительно!

– Да ведь она вашего же приказания ослушалась, не пошла ко мне в жены.

– Выпороть ее, так послушалась бы, – сказал Легри, сплевывая. – Да сейчас не до этого, очень уж время горячее. Сейчас каждый работник на счету. На вид-то она хлипкая, а такие самый упрямый народ. До полусмерти придется запороть, пока не образумится.

– Она лодырничает, да вдобавок дерзкая такая, только и знает, что брюзжать. Том за нее нею работу делает.

– Вот как? Ну что ж, пусть он сам собственноручно Люси и высечет. Во-первых, ему надо привыкать, а во-вторых, он все-таки не переусердствует. Не то что вы, дьяволы!

– Ха-ха-ха! – загоготали оба негодяя, подтверждая своим злобным хохотом отзыв, который дал им Легри.

– Вот увидите, хозяин, как Том и мисс Касси постарались. Корзина-то у Люси будет полная.

– Я сам ее взвешу, – многозначительно сказал Легри.

Оба надсмотрщика снова расхохотались.

– Так… Значит, мисс Касси полный день работала?

– Да еще как работала! Будто в нее дьявол вселился со всеми своими чертями!

– Они всегда при ней, и дьявол и черти, – сказал Легри и, злобно выругавшись, пошел в сарай.

* * *

Измученные, примолкшие люди медленно один за другим входили в сарай и со страхом ставили свои корзины на весы.

Легри отмечал принятый хлопок на грифельной доске, к которой была приклеена сбоку полоска бумаги с именами невольников.

Корзина Тома потянула хорошо, и он отошел в сторону, с тревогой глядя на Люси.

Шатаясь от усталости, она подошла к весам и поставила на них свою корзину Легри сразу увидел, что придраться не к чему, и все-таки закричал, притворившись разгневанным:

– Ах ты тварь ленивая! Опять недовес! Ну, подожди! Это тебе даром не пройдет!

Люси застонала и в отчаянии опустилась на скамью.

Настала очередь женщины, которую называли мисс Касси. Она выступила вперед и с надменной усмешкой небрежно поставила свою корзину на весы.

Легри насмешливо, но пытливо заглянул ей в глаза. Она ответила ему твердым взглядом и проговорила что-то по-французски, еле заметно шевельнув губами. Никто не понял ее слов, один только Легри, услышав их, изменился в лице. Он занес руку, словно собираясь ударить ее, но она смерила его презрительным взглядом, повернулась и вышла из сарая.

– А теперь, Том, пойди сюда, – сказал Легри. – Помнишь, я говорил, что не затем я тебя покупал, чтобы ты работал наравне с остальными. Ну, так вот, получишь повышение: будешь у меня надсмотрщиком. Сегодня с вечера и приступай к своим новым обязанностям. Возьми вон ту женщину и высеки ее. Ты ведь видал, как это делается. Справишься?

– Прошу прощения, хозяин, – сказал Том, – увольте меня от этого. Я к такому делу не привык, никогда этим не занимался… и не смогу, рука не подымется.

– Ты у меня к такому привыкнешь, то тебе раньше и во сне не снилось! – крикнул Легри, схватил ремень и ударил им Тома наотмашь по щеке – раз, другой, третий. – Ну! – сказал он, остановившись, чтобы перевести дух. – Все еще отказываешься?

– Отказываюсь, хозяин, – ответил Том и утер рукой кровь, струйкой сбегавшую по лицу. – Я готов работать день и ночь, работать до последнего вздоха, но против совести своей не пойду, хозяин, никогда не пойду.

Голос у Тома был мягкий, ровный, держался он всегда почтительно, и поэтому Легри считал его покладистым, трусоватым. Последние слова Тома так поразили невольников, что они охнули, как один человек. Несчастная мулатка стиснула руки и прошептала:

– О господи!

Остальные переглянулись между собой и затаили дыхание, готовясь к неминуемой грозе.

Легри оторопел от неожиданности, но быстро пришел в себя и рявкнул:

– Ах ты скотина черномазая! Ему, видите ли, совесть не позволяет выполнить хозяйскую волю! Да вам, тварям, и думать об этом не полагается! Ты что о себе возмечтал? В господа метишь? Мистер Том указывает хозяину, что справедливо и что несправедливо! Так тебе совесть не позволяет высечь эту ведьму?

– Не позволяет, хозяин, – сказал Том. – Она совсем больная, слабая. Разве можно быть таким жестоким? Я никогда на это не соглашусь. Хозяин, если вы хотите меня убить, убейте, а руки я на нее не подниму. Мне смерть и то легче.

Том говорил тихо, но в этом тихом, мягком голосе слышалась несокрушимая воля Легри трясло, словно в лихорадке, его зеленоватые глаза так и сверкали, он весь ощетинился от ярости.

– Ах ты святоша! Учить нас, грешников, вздумал? А что в библии написано, забыл? «Рабы, повинуйтесь господам вашим». А кто твой господин? Я! Кто заплатил за тебя, собаку, тысячу двести долларов? Ты теперь мой, и душой и телом! – И Легри изо всех сил ударил Тома сапогом.

Но эти слова пробудили ликующую радость в измученном сердце Тома. Он выпрямился и, подняв к небу залитое слезами и кровью лицо, воскликнул:

– Нет, нет, хозяин! Мою душу не купишь ни за какие деньги! Вы над ней не вольны!

– Не волен? – со злобной усмешкой повторил Легри. – Сейчас посмотрим. Эй, Сэмбо, Квимбо! Всыпать этому псу, да так, чтобы он месяц очухаться не смог!

Оба великана, словно исчадия ада, со злобным ликованием схватили свою жертву. Мулатка в ужасе вскрикнула, остальные невольно поднялись с мест, глядя вслед Тому, который покорно дал вывести себя из сарая.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.