Дафна Дюморье 11 страница

…Теперь все в моем представлении стало на свои места: понятны были странные манеры Фрэнка, когда он говорил о Ребекке, и молчаливость Беатрисы, обычно ей несвойственная.

Я сама создала себе ад. Если бы я заговорила с Максимом, он давно рассказал бы мне обо всем, и мы могли бы счастливо прожить все это время, не разделяемые черными тенями прошлого.

– Жиль и Би больше никогда не приезжали к нам на уик-энд, и мы никогда не обсуждали их последнее посещение. Думаю, однако, что Би кое о чем догадалась, так же, как и Фрэнк. Ребекка опять стала держать себя очень хорошо, и поведение ее здесь, у меня на глазах, было безупречным. Но если я куда-нибудь уезжал, я никогда не мог быть спокойным: она могла снова взяться за Фрэнка или за любого из обслуживающих нас рабочих. И тогда бы бомба разорвалась, и наша жизнь получила бы огласку. У нее был кузен, некий Джек Фэвелл. Он воспитывался за границей, но теперь вернулся в Англию. Он постоянно приезжал сюда.

– Я знаю его, – сказала я, – он был здесь в тот самый день, когда ты уезжал в Лондон.

– Почему ты не сказала мне об этом? Я узнал все от Фрэнка, который случайно видел его машину возле дома.

– Я не хотела говорить, чтобы не напоминать о Ребекке.

– Напоминать мне, – усмехнулся Максим. – Как будто мне еще нужно было о ней напоминать. Она приглашала Джек в коттедж на берегу. Слугам она говорила, что на всю ночь уходит в море, а сама проводила ночи вместе с ним в коттедже.

Я опять предостерег ее, что не потерплю его присутствия в Мандерли, и если застану его здесь, то просто пристрелю. Она пожала плечами, но обошлось без брани. Я заметил, что она плохо выглядит: бледнее обычного, нервна и явно утомлена. Но пока все шло без особых перемен.

Однажды она уехала в Лондон и в тот же день вернулась назад. Так она обычно не поступала, и я ее не ждал. Я пообедал у Фрэнка в его домике и вернулся домой около половины одиннадцатого. В холле я увидел ее шарф, перчатки и подумал: какого дьявола она вернулась! Но дома ее не было, очевидно, она ушла в свой коттедж. Я почувствовал, что больше не в состоянии выносить эту жизнь, полную фальши и лжи. И решил так или иначе положить этому конец. Я взял с собой ружье и решил хорошенько припугнуть ее и ее кузена. Прислуга даже не видела, что я вернулся домой. Я тихо пробрался в сад и направился к бухточке. Я увидел свет в окне и направился прямо в коттедж. К моему удивлению, она была совсем одна. Она лежала на диване, а рядом стояла пепельница, доверху наполненная окурками. Она выглядела больной, измученной.

Я сразу начал говорить о Фэвелле… Я достаточно долго терпел эту жизнь, полную унижений и позора. Но теперь – конец.

– Что вы делали в Лондоне, меня не касается. Можете быть там с Фэвеллом или с кем-то другим – это ваше дело. Но не здесь, не в Мандерли.

– А что если мне больше нравится здесь? Что вы сделаете?

– Вы знаете мои условия, я честно соблюдал наш позорный договор, чего нельзя сказать о вас. Я терпел достаточно долго, Ребекка. Но больше не желаю.

Она бросила сигарету в пепельницу, встала с дивана и потянулась, подняв руки над головой.

– Ты прав, Максим, пора начинать новую страницу в нашей жизни.

Она начала ходить по комнате – взад и вперед, засунув руки в карманы брюк, очень бледная, очень худая; в своем костюме матроса она была похожа на мальчика, но мальчика с лицом ботичеллиевской мадонны.

– Думали ли вы когда-нибудь о том, – заговорила она, – как трудно вам будет собрать какой-нибудь материал для суда, если захотите развода? Все ваши друзья, все ваши слуги убеждены, что мы очень счастливая супружеская пара.

– А Фрэнк, а Беатриса? – спросила я.

– У вашего Фрэнка нет никакого материала против меня, а Беатриса докажет в суде только то, что приревновала ко мне своего мужа, которому вздумалось однажды свалять дурака. О нет, Макс, чертовски трудно будет хоть что-нибудь доказать. – Она издевательски улыбалась. – А я могу заставить Дэнни дать любую присягу в суде, а за ней в слепом неведении присягнут и остальные слуги. Ведь все думают, что мы живем, как счастливые супруги. Ну и как же вы сможете доказать, что это не так?

Она села на край стола, покачивая одной ногой, обутой в сандалию из синих и белых полосок.

– Мы, Дэнни и я, могли бы выставить вас перед судом полным дураком. И вам бы после этого не поверил ни один человек.

И снова она встала передо мной, раскачиваясь на каблуках.

– Если у меня будет ребенок, Макс, вы никогда не сможете отказаться от него. Он будет расти здесь, в Мандерли, будет носить ваше имя, и вы ничего не сможете поделать. Вы ведь хотели бы иметь сына и наследника вашего дорого Мандерли? Это было бы величайшей радостью в вашей жизни, Макс. И вот вы увидите моего сына, Макс, в колыбельке под каштановым деревом, а затем бегающего по лугам и газонам за бабочками, когда он немного подрастет. Вы будете следить за тем, как он растет и развивается и радоваться тому, что после вашей смерти он останется здесь в качестве законного владельца Мандерли.

Она замолчала на минутку, а затем начала громко хохотать:

– О, боже, как смешно, как весело, как безумно увлекательно… Я сказала вам, что собираюсь открыть новую страницу своей жизни. Теперь вы поняли, в чем дело? И все ваши арендаторы, все местные жители будут в полном восторге: «Это то, что мы все ждали, на что надеялись, миссис де Винтер». А я буду безукоризненной матерью, Макс, как была безукоризненной женой. И никогда, и никому не придет в голову… – В одной руке она держала сигарету, а другую сунула в карман и глядела мне в лицо, все так же усмехаясь.

…Когда я выстрелил в нее, она продолжала стоять против меня. Я попал прямо в сердце, и пуля прошла навылет. Она не сразу упала, а продолжала стоять с широко открытыми глазами, все так же улыбаясь.

Голос Максима упал до шепота, а его рука, которую я держала в своих, была холодной, как лед.

– Я совсем забыл, – снова начал он, – что из тела вытекает так много крови. Я принес морской воды в ведре и стал тряпкой мыть пол. Все было залито кровью, даже у камина, к которому она не подходила, стояла большая лужа крови. После того, как я вымыл весь пол, я поднял тело Ребекки и отнес его на лодку. Положил ее на пол в каюте и попытался вывести лодку в море. Ветерок налетал порывами, и вывести судно против прилива было нелегко. Я давно не ходил под парусом, так как никогда не плавал вместе с ней и совсем отвык от этого спорта. С большим трудом я вывел судно из бухточки в залив, но дальше вести его не сумел. Было ужасающе темно. Абсолютно безлунная ночь. Кое-как, ощупью, я спустился в каюту, заклинил дверь и открыл водопроводные краны. Вода начала проступать на полу. После этого кинжалом, который специально захватил с собой, я пробил в днище одну за другой три дыры, а сам перешел на шлюпку. До этого сбросил с парусника в море спасательный круг, канат и весла, чтобы создать видимость крушения, и стал наблюдать за медленным погружением судна в море. Когда оно исчезло, я медленно отравился назад.

Вот и все. Больше мне почти нечего сказать.

Я привязал шлюпку к причалу, так это обычно делала она, и снова вошел в коттедж. Пол был весь мокрый, но это могла сделать и она сама. Затем я вернулся в дом, поднялся в спальню и разделся. В это время разыгралась непогода, подул сильный ветер и пошел дождь. Ко мне постучала миссис Дэнверс. Я открыл ей и разговаривал с ней, одетый в халат. Она беспокоилась о Ребекке, а я советовал ей идти лечь спать.

Я затопил судно слишком близко к берегу. Если бы я сумел вывести его подальше в залив, ее бы никогда не нашли.

– Это все из-за кораблекрушения. Если бы не это, ее бы так и не нашли.

Я очень устала, но Максим продолжал говорить:

– Я знал, что это когда-нибудь случится. Даже когда я ездил в Эджкомб и опознал то тело, я знал, что это только отсрочка и что, в конце концов, все-таки выиграет Ребекка.

Даже когда я встретил и полюбил тебя, я знал, что это ничего не изменит и, в конце концов, все-таки выиграет Ребекка. И она об этом знала. Я помню улыбку, которая осталась на ее лице.

– Нет, – сказала я. – Ребекка умерла, вот о чем мы должны помнить. Она не может вернуться и привлечь тебя к ответственности. Она не сможет больше причинить тебе вред.

– Но там лежит ее тело. Водолаз видел его.

– Придется давать объяснения, и нужно обдумать, что именно сказать. Это тело неизвестного тебе человека, которого ты никогда не видел.

– Что-то осталось из ее вещей, например, кольца на пальцах. Даже если все сгнило, какие-нибудь остатки вещей сохранились, каюта не тронула, и никто не прикасался к телу в течение всех этих месяцев. Это не тот случай, когда труп таскало по морю и било его о прибрежные камни.

– Но тело гниет в воде, даже когда его никто не трогает. Не так ли?

– Не знаю, не знаю.

– А как это выяснится? Что они собираются делать?

– Завтра в пять тридцать утра водолаз опустится в море, и они попытаются поднять лодку со дна. С тоже буду присутствовать при этом. Сирль пришлет за мной лодку в нашу бухточку к пяти утра.

– А что они будут делать дальше?

– Они попытаются отбуксировать лодку в Керритс. Если же не смогут, то при помощи крана поднимут ее на свое спасательное судно. Там же будет и врач.

– А зачем же врач, что он будет делать?

– Не знаю, не знаю.

– Если они установят, что тело Ребекки, ты должен сказать, что в прошлый раз, в Эджкомбе, ты просто ошибся. Ты был болен. Да и тогда не утверждал, а лишь высказал предположение.

– Никто не может свидетельствовать против себя. Ты был у себя дома в постели, и никто во всем свете не знает правды, кроме тебя и меня. Даже Фрэнк.

– Да, да. Они подумают, что лодка перевернулась и затонула в момент, когда она была в каюте. Она могла спуститься туда за ножом или веревкой, или еще за чем-нибудь, и вдруг налетел резкий ветер с мыса и опрокинул судно. Они именно так и решат, не правда ли?

– Не знаю, – ответил она, – не знаю.

В это время рядом с библиотекой в маленькой комнате раздался телефонный звонок.

Максим подошел к телефону и закрыл за собой дверь.

В библиотеке появился Роберт и начал убирать стол после чая. Я встала лицом к окну так, чтобы он не увидел моего лица. Впрочем, слуги в доме очень скоро узнают о наших неприятностях. Я слышала голос Максима из соседней комнаты и испытывала острую боль где-то в глубине, в желудке.

Я провела все время рядом в Максимом, внимая его тихому голосу и сопереживая всей душой.

Я тоже убила Ребекку и затопила ее лодку в заливе, вместе с ним прислушиваясь к шуму ветра и дождя. Разговаривала с миссис Денверс через дверь.

Но где-то, в другой части моей души, царила мысль: он вовсе не любил Ребекку, он никогда не любил Ребекку. И вдруг я осознала, что в моем сердце больше нет страха, что мое будущее светло и прекрасно…

Я больше не боюсь Ребекки и не испытываю к ней ненависти. Теперь, когда я знаю, что она была злой, порочной и развратной, она больше ничем не могла меня затронуть. Она для меня больше не существовала. Все могущество Ребекки растаяло в воздухе, как утренний туман. И так как Максим никогда не любил ее, я больше не испытывала ненависти к ней.

Ее тело вернулось вместе с лодкой, носившей пророческое название «Возвращаюсь», но я навеки освободилась от нее.

Я могла навсегда остаться с Максимом, обнимать его, любить. Я уже не была ребенком, и никогда им не буду. Больше не будет «я», «меня»; «мне», а будет «мы», «нас», «нам». И эту беду мы будем переносить вместе: я и он. Ни капитан Сирль, ни Фрэнк, ни Беатриса, ни все мужчины и женщины графства, которые будут читать газеты, не смогут разлучить нас. Мы всегда будем единым целым. Я больше не была наивной простушкой.

Я готова давать клятвы, присягать, богохульствовать и молиться. Ребекка не выиграла, Ребекка проиграла.

Максим вернулся в комнату.

– Звонил полковник Джулиен. Он только что беседовал с Сирлем. Он едет с нами завтра утром.

– Зачем?

– Он представитель власти в Керритсе, и они обязан присутствовать.

– Что он сказал?

– Он спросил меня, не знаю ли, чье бы это могло быть тело в каюте.

– Что ты ответил?

– Я сказал, что не имею понятия, и что мы до сих пор предполагали, что Ребекка была на своем судне одна.

– Что еще спросил?

– Он спросил, не считаю ли я возможным, что ошибся при опознании тела в Эджкомбе?

– Он это сказал, уже сказал?

– Да, и я ответил, что не знаю и что это вполне возможно.

– Он будет вместе с тобой, Сирлем и с доктором завтра утром на лодке?

– Да. А кроме них, полицейский инспектор Уэлч.

– Но при чем здесь полицейский инспектор?

– Он обязан присутствовать, когда находят какой-нибудь труп.

Я замолчала и почувствовала знакомую боль в желудке.

– Может быть, они не сумеют поднять лодку? И тогда они ничего не смогут сказать по поводу тела.

– Не знаю. Я думаю, что поднимается юго-западный ветер, но нет, оказывается, он упал, и для водолаза будет завтра утром удобно работать при спокойном море.

Снова зазвонил телефон, как-то особенно резко и требовательно.

Когда Максим вернулся в библиотеку, он сказал:

– Ну вот, уже началось.

– Что ты хочешь сказать? Что началось?

– Это был газетный репортер из «Хроники.» Он спросил меня, правда ли, что найдена лодка, принадлежавшая покойной миссис де Винтер?

– Я ответил, что действительно найдена лодка, но это все, что нам пока известно. Может быть, вовсе и не ее лодка. Затем он спросил, могу ли я подтвердить слух о том, что в каюте найдено тело. Очевидно, кто-то уже разболтал. Конечно, не Сирль. Очевидно, водолаз или кто-либо из его дружков. Этих людей ведь не заставишь молчать.

– Что ты ответил по поводу тела?

– Я сказал, что ничего не знаю и не могу дать никаких показаний. И буду ему очень обязан, если он больше не будет звонить мне.

– Он обозлится и будет выступать против тебя.

– Тут уж ничего не поделать. Я не желаю давать заявления для газет. Я не желаю, чтобы мне звонили репортеры и задавали вопросы.

– А может быть, их следовало бы привлечь на свою сторону?

– Если нужно будет бороться, я буду бороться один, и вовсе не желаю, чтобы рядом со мной стояла газета.

– Репортер будет звонить другим: полковнику Джулиену или капитану Сирлю.

– Но от них он узнает не больше, чем от меня.

– Если бы только мы могли что-нибудь предпринять. Просидеть здесь столько часов в бездействии, ожидая завтрашнего дня!

– Нам нечего делать, – ответил Максим. Он взял в руки книгу. Но я видела, что он не читает. Он словно бы все время прислушивался к телефону. Но больше никто не звонил.

Мы переоделись к обеду. Затем пообедали. У Фритса, как и всегда, было невозмутимое и бесстрастное лицо, можно было подумать, что он ничего не знает о наших неприятностях.

После обеда мы снова посидели в библиотеке, но разговаривали мало. Я сидела на полу, положив голову на колени Максиму. Его пальцы гладили мои волосы. Время от времени он наклонялся, чтобы поцеловать меня. Раньше это было механическое поглаживание, как будто он не делал никакого различия между мной и Джаспером. Теперь же его пальцы ласкали меня. Мы иногда обменивались несколькими словами, как люди очень близкие, между которыми нет никаких тайн и преград. И как странно, что именно теперь, когда все наше благополучие повисло на ниточке, я чувствовала себя бесконечно счастливой.

По-видимому, ночью шел дождь: когда я встала, сад был как умытый.

Максим не разбудил меня утром. Видимо, он встал украдкой, прошел в свою туалетную, а затем ушел из дома к назначенному часу.

Я встала, приняла ванну, оделась и спустилась к завтраку в обычное время, в девять часов. Меня ожидала целая куча писем в это утро. Читать их все подряд я не стала, так как там было одно и то же: благодарность за прекрасный бал.

Фритс спросил меня, следует ли поддерживать завтрак Максима теплым, и я ответила, что не знаю, когда он вернется домой.

После завтрака поднялась в будуар и села за письменный стол. Комнату явно не убирали и даже не проветривали. Я позвонила горничной и, сделав ей замечание, попросила вынести засохшие цветы.

– Извините, мадам.

– Чтобы это больше не повторялось.

– Да, мадам.

Никогда не думала, что так легко быть требовательной и строгой.

На моем столе лежало меню. Я прочла его и увидела, что были предложены те же холодные закуски, которые подавали к ужину на балу. Я перечеркнула меню и позвонила Роберту:

– Скажите миссис Дэнверс, чтобы она заказала горячий завтрак. Если и осталось много закусок от ужина, то мы не желаем их больше видеть за нашим обеденным столом.

– Да, мадам.

Я вышла из комнаты вслед за ним и спустилась в маленькую оранжерею, срезала свежие розы и вернулась в будуар. Там было уже убрано, и в вазы налита свежая вода. Я занялась расстановкой цветов, когда услышала стук в дверь.

– Войдите.

Это была миссис Дэнверс. Она держала меню в руках. Выглядела бледной и усталой, под глазами были большие круги.

– С добрым утром, миссис Дэнверс.

– Не понимаю, – ответила она, – почему вы отсылаете меню через Роберта и через него же передаете указания. Почему вы так поступаете?

Я держала в руке розу и смотрела через нее.

– Все эти закуски подавались уже вчера, я видела их на серванте. Сегодня я предпочитаю горячий завтрак. Если на кухне не хотят есть эти закуски, выкиньте их. В этом доме хозяйничают так расточительно, что небольшой дополнительный расход будет незаметен.

Она молча уставилась на меня.

Я поставила стебель в вазу вместе с другими и снова заговорила:

– Не говорите мне, что вам нечего подать к завтраку. У вас ведь составлены меню на все случаи.

– Я не привыкла, чтобы мне передавали приказания через Роберта. Когда миссис де Винтер хотела что-нибудь изменить в меню, она сама звонила мне по домашнему телефону и лично передавала свои пожелания.

– Боюсь, что меня очень мало интересует, что делала и чего не делала покойная миссис де Винтер. Теперь миссис де Винтер – это я. И если я предпочту передавать свои распоряжения через Роберта – я так и буду делать.

В комнату вошел Роберт и сказал:

– Репортер из газеты «Хроника» просит вас к телефону.

– Скажите ему, что меня нет дома.

– Да, мадам.

– Итак, миссис Дэнверс, вы хотите сказать мне еще что-нибудь?

Если нет, то вам лучше уйти и сделать распоряжения на кухне по поводу ленча. А у меня сегодня мало времени.

– Но почему репортер хочет говорить с вами? – спросила миссис Дэнверс.

– Не имею никакого понятия, миссис Дэнверс.

– Правда ли то, что рассказал вчера Фритс, вернувшись из Керритса, что найдена лодка миссис де Винтер?

– Ничего по этому поводу не знаю.

– Капитан Сирль был здесь вчера, об этом мне сказал Роберт. А Фритс рассказал, что водолаз, спускавшийся в море для обследования судна, нашел лодку миссис де Винтер.

– Возможно, что это и так. Но вам лучше дождаться времени, когда вернется мистер де Винтер и спросить у него.

– Почему мистер де Винтер ушел сегодня так рано?

– Это касается лишь его.

– Фритс говорит, что в кабине лодки найдено тело. Откуда же там могло быть тело? Миссис де Винтер всегда плавала одна.

– Право, бесполезно расспрашивать меня, миссис Дэнверс. Я знаю не больше вашего.

– В самом деле? – она смотрела на меня, а я равнодушно отвернулась в сторону.

– Пойду распоряжусь по поводу ленча, – и она направилась к выходу. Я промолчала. Что бы она ни делала и ни говорила, мне это теперь безразлично. Она не могла больше запугать меня. Она потеряла свою власть надо мной вместе с Ребеккой.

Где теперь Максим, думала я, зачем снова звонил репортер?

Стояла такая же удушливо-жаркая погода, как вчера, и я снова чувствовала боль в желудке.

В половине двенадцатого в комнату вошел Фритс.

– Мистер де Винтер у телефона, мадам.

– Это ты? – сказал Максим.

– Да.

– Я привезу к ленчу Фрэнка и полковника Джулиена. Мы приедем к часу дня.

– Хорошо.

– Они подняли лодку, – сказали он. – Я только что вернулся из порта. Сирль был здесь, и полковник Джулиен, Фрэнк и все прочие.

Наверное, кто-нибудь из них стоит рядом и поэтому он говорит со мной таким сдержанным и холодным тоном.

– Ну что же, очень хорошо. Ожидаю вас всех к часу дня.

Я так и не узнала, что там произошло. Повесила трубку и пошла искать Фритса, чтобы сообщить ему, что к ленчу нас будет не двое, а четверо.

Последний час тянулся бесконечно долго. Я пошла наверх и переоделась в более легкое платье. Было без пяти час, когда я услышала шум машины у подъезда, а затем голоса в холле.

Вошли Максим, Фрэнк и полковник Джулиен. Я вспомнила, что на маскараде он появился в костюме Кромвеля. Сейчас он выглядел совсем иным.

– Как вы поживаете? – он говорил со мной спокойным и важным голосом, как доктор.

– Скажите Фритсу, чтобы он подал шерри, – сказал Максим, – а я поднимусь, чтобы умыться.

– Мне это тоже необходимо, – сказал Фрэнк.

Прежде чем я успела позвонить, вошел Фритс с шерри. Полковник Джулиен отказался пить, а я взяла рюмку, чтобы немного взбодрить себя.

– Это ужасно неприятная история, миссис де Винтер, – сказал полковник. – Очень сочувствую вам и вашему мужу.

– Благодарю вас.

Я пригубила шерри, но поспешно поставила рюмку назад, так как рука предательски дрожала.

– И что делает это дело особенно неприятным, – это то, что ваш муж опознал то, первое тело в Эджкомбе, почти год тому назад.

– Не совсем вас понимаю, – сказала я.

– Значит, вы еще не знаете, что мы обнаружили сегодня утром?

– Я знаю, что нашли какое-то тело. Водолаз видел его.

Понизив голос, он сказал:

– Боюсь, что это именно ее тело, вне всяких сомнений. Не буду вдаваться в подробности, но ваш муж и врач опознали миссис де Винтер.

Он неожиданно замолчал. В комнату вошли Максим и Фрэнк.

– Ленч готов, идем завтракать, – пригласил Максим.

Сели за стол. Справа от меня полковник, слева – Фрэнк. Фритс и Роберт начали подавать завтрак, а мы все занялись обсуждением погоды.

– Вчера в Лондоне было около тридцати градусов жары, – сказал полковник. – А в Париже еще жарче.

– Я как-то был там в августе, и температура все время держалась выше тридцати, – сказал Фрэнк.

– Вы, наверное, хорошо знаете Францию, миссис де Винтер? – спросил полковник.

– Нет, не слишком.

– Кто-то говорил мне, что вы прожили там много лет?

– Нет, – ответила я.

– Я встретил ее в Монте-Карло, вы ведь не назовете это Францией, – сказал Максим.

– Нет, это скорее космополитическое место, берег, говорят, очень красив.

– Да, это верно.

Хотя все думали о другом, но продолжали бессодержательную беседу из-за присутствия слуг.

– Думаю, что все были в восторге от вашего вчерашнего бала.

– Благодарю вас.

– Такого рода приемы способствуют более близкому знакомству и дружбе между жителями графства, – сказал полковник.

– Надеюсь.

– И как странно, что люди так любят переодеваться в необычные костюмы.

– Мы все любим иногда изменить свою внешность. И радуемся этому, как дети, – заметил полковник.

Неужели, подумала я, он получил какое-нибудь удовольствие, надев на себя костюм Кромвеля. К тому же он почти не появлялся в зале и провел весь вечер за карточным столом, играя в бридж.

– Миссис Леси, выглядела вчера очень мило, – снова заговорил полковник.

– Если не считать ее платья, надетого шиворот-навыворот, – с усмешкой отозвался Максим.

– Эти восточные одежды, вероятно, очень трудно шить, хотя некоторые утверждают, что они красивее и удобнее чем то, что носят у нас.

– А вы когда-нибудь были на Востоке, сэр? – поинтересовался Фрэнк.

– Я знаю Восток, прожил пять лет в Китае, затем жил в Сингапуре.

После горячего подали суфле, а затем фрукты в большой вазе.

Наконец, Роберт принес сыр и бисквиты, а Фритс – кофе и сигареты: ленч заканчивался.

– Я говорил вашей жене, мистер де Винтер, – начал полковник Джулиен, – самое неприятное в вашем деле то, что вы опознали первое тело.

– Да, конечно, – отозвался Максим.

– А я считаю, что при тех обстоятельствах это было вполне естественно. Максим был тяжело болен в то время, но по вызову властей из Эджкомба все-таки приехал и сделал, что мог, – сказал Фрэнк.

– Чепуха, я был здоров, – возразил Максим. – И нет никакой надобности вдаваться в эти подробности.

– Вам нужно признать, что вы тогда допустили ошибку, – посоветовал полковник, – поскольку сейчас никаких сомнений нет. Я бы очень хотел избавить вас от формальностей и публичного дознания, но, боюсь, что это невозможно.

– Естественно, – сказал Максим.

– Надеюсь, все будет хорошо. Нужно лишь ваше заявление, а затем показания Тэбба, который проверял состояние судна, привезенного миссис де Винтер из Франции, прежде чем дал свое добро на его эксплуатацию.

– Совершенно правильно, – согласился Максим.

– Какое несчастье, что это злополучное судно село на мель именно в вашей бухте. Если бы не это, то ваше неприятное дело никогда бы и никем не поднималось. Единственным утешением служит, пожалуй: то, что теперь мы знаем: несчастная миссис де Винтер утонула мгновенно, а не мучилась, прежде чем погибла, как мы думали раньше. Она не могла ведь сделать попытки выплыть, не так ли?

– Конечно, нет, – сказал Максим.

– Вероятнее всего, она спустилась в каюту за каким-нибудь необходимым ей предметом, а в это время резкий ветер накренил судно, захлопнул намертво дверь и перевернул лодку.

– Видимо, так, – не слишком уверенно подтвердил Максим. – Такое объяснение вероятнее всего, не так ли, Кроули? – спросил он, обратившись к Фрэнку.

– Да, несомненно.

Я взглянула на Фрэнка и поймала его взгляд, устремленный на Максима. По его глазам я поняла, то он знал истину, хотя Максим думал иначе.

– Все мы совершаем ошибки в жизни, и рано или поздно приходится за них расплачиваться. Миссис де Винтер хорошо знала капризы шквальных ветров здесь, в заливе, как опасно выпускать руль такого маленького судна из рук. Она ведь очень часто плавала по заливу. Но в какой-то злосчастный момент не учла всей опасности своего поведения и потерпела крушение, окончившееся ее гибелью.

– Несчастные случаи бывают ведь очень часто, – сказал Фрэнк, – взять хотя бы количество их во время ежегодной охоты.

– Да, но тогда обычно виной всему служат лошади. Если бы миссис де Винтер не выпустила руль из своих рук, несчастья никогда не случилось бы. Странное дело: я много раз наблюдал за ней во время ее плавания и ни разу не поймал ее на какой-нибудь ошибке.

– В ту ночь был очень резкий ветер. Что-нибудь могло заклинить, и ей понадобился, скажем, нож, за которым она спустилась в каюту, – предположил Фрэнк.

Я пригласила всех спуститься в сад.

Полковник Приласкал Джаспера:

– Ты превратился в красивого пса, – сказал он. – Щенки у них тоже очаровательные.

Он взглянул на часы.

– Благодарю вас за великолепный завтрак. Прошу извинить меня, но я должен уехать. У меня еще много дел сегодня.

– Да, конечно.

– Меня очень огорчает неприятность, которая случилась с вами. Сочувствую вам еще больше, чем вашему мужу. Надеюсь, что все скоро закончиться, и вы оба забудете об этом навсегда.

– Да, мы тоже надеемся.

– Кроули, если ы желаете, я подвезу вас к вашему домику.

– Благодарю вас, сэр, – сказал Фрэнк. Он подошел ко мне и пожал мою руку. – Я еще приду к вам, – пообещал он.

– Да. – Я не смотрела на него, так как боялась, что он угадает по моим глазам, что я разгадала по его.

Максим проводил их до машины и вернулся ко мне.

– Все будет в полном порядке, – проговорил он. – Я абсолютно спокоен. Ты ведь видела Джулиена и Фрэнка. Все пройдет гладко. Сегодня даже не возник вопрос о том, что тело, найденное в каюте, могла быть чьим-то другим, а не Ребекки. Доктор Филлипс опознал тело даже без моего участия. Никаких следов того, что сделал я, не было. Пуля не задела кости. Очевидно, суд поверит тому, что скажут Филлипс и Джулиен.

Что же касается меня, то я ни в чем не раскаиваюсь и ни о чем не жалею. Я рад, что убил Ребекку и никогда не буду испытывать никаких угрызений совести. Но ты, моя маленькая, моя дорогая… Я все время глядел на тебя во время ленча. Исчез твой взгляд, такой смешной, такой детский, слегка потерянный, который я так любил. Он больше не вернется. Я убил его, когда рассказал правду о смерти Ребекки. А сейчас ты выглядишь уже намного старше, чем вчера.

Вечером Фритс принес местные газеты. Максима не было в комнате, и я сама развернула их. Через всю газету был напечатан заголовок о происшествии в Мандерли. Статья сопровождалась размазанным фотоснимком Максима не менее чем пятнадцатилетней давности. Факты были изложены довольно верно, но тон статьи был тенденциозным.

Максима представили неким сатиром, женившимся на молодой девушке, меньше чем через год после гибели первой жены, и дававшим бал в ее честь как раз накануне обнаружения лодки с телом погибшей жены.

Я засунула газеты под подушки, чтобы они не попались на глаза Максиму, который уже пошел наверх одеваться к обеду.

Фритс заглянул в комнату и задержался на минутку, как будто ожидая, что я что-нибудь ему скажу.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒