|
|||
В эту зиму с ума…». Фонтан памяти героев обороны полуострова Ханко. Пенье без музыки4. «В эту зиму с ума…»
В эту зиму с ума я опять не сошел, а зима глядь и кончилась. Шум ледохода и зеленый покров различаю — и значит здоров. С новым временем года поздравляю себя и, зрачок о Фонтанку слепя, я дроблю себя на сто. Пятерней по лицу провожу — и в мозгу, как в лесу, оседание наста.
Дотянув до седин, я смотрю, как буксир среди льдин пробирается к устью. Не ниже поминания зла превращенье бумаги в козла отпущенья обид. Извини же за возвышенный слог; не кончается время тревог, не кончаются зимы. В этом — суть перемен, в толчее, в перебранке Камен на пиру Мнемозины.
апрель 1969
5. Фонтан памяти героев обороны полуострова Ханко
Здесь должен быть фонтан, но он не бьет. Однако сырость северная наша освобождает власти от забот, и жажды не испытывает чаша.
Нормальный дождь, обещанный в четверг, надежней ржавых труб водопровода. Что позабудет сделать человек, то наверстает за него природа.
И вы, герои Ханко, ничего не потеряли: метеопрогнозы твердят о постоянстве Н2О, затмившем человеческие слезы.
1969–1970
Пенье без музыки
F. W.
Когда ты вспомнишь обо мне в краю чужом — хоть эта фраза всего лишь вымысел, а не пророчество, о чем для глаза,
вооруженного слезой, не может быть и речи: даты из омута такой лесой не вытащишь — итак, когда ты
за тридевять земель и за морями, в форме эпилога (хоть повторяю, что слеза, за исключением былого,
все уменьшает) обо мне вспомянешь все-таки в то Лето Господне и вздохнешь — о не вздыхай! — обозревая это
количество морей, полей, разбросанных меж нами, ты не заметишь, что толпу нулей возглавила сама. В гордыне
твоей иль в слепоте моей все дело, или в том, что рано об этом говорить, но ей — же Богу, мне сегодня странно,
что, будучи кругом в долгу, поскольку ограждал так плохо тебя от худших бед, могу от этого избавить вздоха.
Грядущее есть форма тьмы, сравнимая с ночным покоем. В том будущем, о коем мы не знаем ничего, о коем,
по крайности, сказать одно сейчас я в состояньи точно: что порознь нам суждено с тобой в нем пребывать, и то, что
оно уже настало — рев метели, превращенье крика в глухое толковище слов есть первая его улика —
в том будущем есть нечто, вещь, способная утешить или — настолько-то мой голос вещ! — занять воображенье в стиле
рассказов Шахразады, с той лишь разницей, что это больше посмертный, чем весьма простой страх смерти у нее — позволь же
сейчас, на языке родных осин, тебя утешить; и да пусть тени на снегу от них толпятся как триумф Эвклида.
|
|||
|