БИТВА. ПОДРУГА ЦАРИЦЫ

16. БИТВА

В улье царило необычайное возбуждение. Даже в дни бунта в нем не было такого жужжания и гудения. Все пчелы, от первой до последней, были охвачены великим гневом и пламенным желанием дать достойный отпор смертельному врагу. Но ярость не вносила в подготовку к обороне ни малейшего замешательства или беспорядка. Войска приготовились к бою с поразительной быстротой, а через несколько минут и остальные обитатели улья уже были каждый на своем месте. Всякий знал, где он может быть полезнее всего, каждый ясно осознавал свой долг и обязанности.

И это было своевременно — один за другим возвращались разведчики с известиями о приближении неприятеля. Добровольцы, по призыву царицы изъявившие готовность быть первыми защитниками города, выстроились тремя сомкнутыми рядами у входа в улей, где тотчас же воцарилась ватная тишина. Все напряженно ждали. Только в тылу армии еще слышались команды офицеров, формировавших резервы. Снаружи могло показаться, что улей спит глубоким сном, если бы не дюжина пчел, лихорадочно залепливающих воском все входы и выходы из улья и сужающих до предела главные ворота. Через несколько минут, словно по волшебству, на месте входов выросли толстые стены, для разрушения которых самым сильным шершням пришлось бы потратить немало времени.

Царица заняла внутри улья центральное место, откуда она могла следить за ходом битвы. Ее адъютанты шмыгали взад-вперед.

Вскоре прилетел еще один разведчик. Он свалился в изнеможении и, с трудом переводя дух, произнес:

— Я последний… Все остальные убиты…

— Где находятся шершни? — спокойно спросила его царица.

— У лип… — ответил он и вдруг испуганно воскликнул: — Вон они, вон! Слышите? Воздух дрожит под напором их гигантских крыльев…

Но никто ничего не слышал. Со страху ему, должно быть, все еще казалось, что его преследуют.

— Сколько их? — строго спросила царица. — Отвечай, только тихо.

— Я насчитал четыре десятка, — пробормотал разведчик.

— Ни один из них не вернется домой живым, — громко и твердо сказала царица, хотя и ее испугала численность неприятеля.

Солдаты и офицеры, понявшие эти слова как предсказание гибели врага, еще больше воспрянули духом.

Через несколько мгновений в тихом утреннем воздухе послышалось сперва отдаленное, затем все более явственное жужжание. Свет во входе в улей вдруг померк и многие отчетливо расслышали страшный гул свирепейших среди насекомых грабителей и убийц. Лица отважных пчел слегка побледнели, словно их неожиданно озарил бледный свет. Они смотрели друг на друга глазами, в которых уже отражалась смерть: не пройдет и минуты, как многие из них расстанутся с жизнью.

Но тут с высоты прозвучал спокойный и ясный голос царицы:

— Пусть разбойники проникнут в улей один за другим. Не двигайтесь с места до моего приказа, после чего первые ряды, около сотни бойцов, устремятся на врага, а задние закроют выход. Таким образом мы раздробим силы неприятеля. Вы, сражающиеся впереди других, помните, что от вашей стойкости и отваги зависит благополучие государства. Ждите спокойно шершней: в полумраке они не заметят, что мы подготовлены, и слепо полезут в западню.

Она вдруг умолкла. В воротах показалась голова первого разбойника очевидно, разведчика. Медленно и очень осторожно поводил он во все стороны своими усиками, его страшные челюсти широко раскрывались и закрывались; могучее, как у тигра, тело с сильными крыльями тихо продвигалось вперед. Панцирь шершня сверкал от падавшего снаружи рассветного сияния.

По рядам пчел пробежала дрожь, но ни одна из них не издала ни звука.

Разбойник вернулся назад, и слышно было, как он докладывал своим:

— Улей спит. Но вход в него замазан воском, и нигде нет сторожей. Не знаю — хороший это признак или дурной?

— Хороший! — крикнул кто-то из шершней. — Вперед!

В то же мгновение два великана устремились в ворота. Через минуту в улье было уже восемь нападающих. Но царица пчел молчала. Уж не окаменела ли она от ужаса? Неужели шершни все еще не видели солдат, сгрудившихся в тени, по обеим сторонам от входа?

И вдруг с высоты прозвучало:

— Во имя права и справедливости, во имя своей царицы, защищайте государство!

В ту же секунду воздух огласился невообразимым шумом и яростными криками. Казалось, улей рухнет от наполнившего его внезапно боевого жужжания. На каждого разбойника налетели, как бушующие волны, десятки солдат. Один молодой офицер с трудом дождался приказа царицы, ему хотелось начать битву первым. Он горел нетерпением и при первых же словах царицы ринулся в бой. Он напал на стоявшего впереди разбойника и с силой вонзил жало ему в шею, в открытое место между головой и панцирем. Храбрец увидел, как шершень с безумным воплем весь скорчился и несколько мгновений казался блестящим черно-белым шаром. Но затем раненый выпрямился, и его страшное жало впилось в сердце юного героя, который, умирая, исчез вместе со смертельно раненным им врагом в плотной толпе защитников улья. Эта героическая мужественная смерть воодушевила всех, и пчелы оказали разбойникам неслыханное сопротивление.

Но шершни — искушенное в боях разбойничье племя; грабеж и убийство давно уже стали для них жестоким ремеслом. Если неожиданный отпор и внес некоторое замешательство в их ряды, то существенного ущерба не причинил. Жала пчел не могли пробить панцири великанов, а огромный рост и сила шершней давали им преимущество, о котором те прекрасно знали. Резкие воинственные крики шершней, приводящие в ужас всякое живое существо, заглушали боевой клич защитников улья. Даже человек боится встречи со свирепыми шершнями и предпочитает уходить с их пути.

Пробравшиеся внутрь улья разбойники быстро сообразили, что они должны во что бы то ни стало продвинуться вперед, если не хотят преградить путь своим. И барахтающиеся кучи сцепившихся противников быстро катились по темных переходам пчелиного города. Однако план царицы оказался правильным. Как только пространство у ворот освободилось, его тотчас же заняли задние ряды воинов, которым было приказано защищать вход. Это был старый испытанный прием. Каждый раз, когда в улей врывался новый шершень, пчелы, притворившись измученными сражением, не мешали ему лезть вперед. Когда же он достаточно углублялся, позади него быстро выстраивалась новая шеренга солдат и, охватив его со всех сторон, подавляла своей численностью.

Боевые крики перемешались с воплями и стонами умирающих от ран бойцов. Страшные жала шершней производили сильное опустошение в рядах пчел. Барахтавшиеся кучи схватившихся не на жизнь, а на смерть противников оставляли за собой множество убитых. Захваченные врасплох шершни поняли, что им нет спасенья, что ни один из них уже не выйдет из улья, и они бились с храбростью отчаянья. Но мало-помалу они погибали один за другим. Сила великанов была поистине неисчерпаема, но ядовитое действие жал быстро иссякало, и уколы разбойников становились все менее и менее опасными. Раненые пчелы уже знали, что не погибнут и выздоровеют. Это сознание, вместе с жаждой мести за павших сестер и братьев, усиливало их мужество.

Постепенно шум битвы начал стихать. Громкие крики шершней, находившихся перед ульем, уже не находили отклика у их проникших в пчелиный город товарищей.

— Они погибли, — печально сказал атаман разбойников и велел трубить отбой. Нападавшие, число которых уменьшилось наполовину, отступили, преследуемые грозным жужжанием пчел.

— Тут пахнет изменой! — воскликнул предводитель шершней. — Пчелы были кем-то предупреждены.

Нападавшие собрались на елке. Начинало светать. Утренняя заря золотила верхушки лип. Слышалось звучное чириканье птиц. Роса капала с деревьев.

Дрожа и бледнея от ярости, стояли разбойники вокруг своего атамана, который боролся с двумя чувствами: дать ли волю страсти к грабежу или уступить голосу благоразумия?

Поняв наконец, что всему его отряду грозила смертельная опасность, он решил, подавив уязвленное самолюбие, послать к пчелам парламентера для переговоров об освобождении оставшихся в улье товарищей.

Выбор пал на умнейшего из шершней. Атаман назвал его по имени, но ответом ему было молчание — тот, на кого он надеялся, находился в руках пчел. Тогда, наспех, он выбрал другого и предложил ему отправиться в улей, откуда доносились гул и крики бушевавших пчел.

— Торопись, — сказал атаман вестнику мира, подавая ему белый лепесток жасмина. — Если придут люди — мы погибли. Скажи пчелам, что мы уйдем и обещаем им вечный мир, если они выпустят пленных.

Парламентер поспешил вперед и, помахав перед воротами улья белым лепестком, опустился на взлетную площадку.

Царице пчел доложили, что явился посол для переговоров. Она выслала к нему своих адъютантов. Когда ей сообщили условия врагов, она приказала дать им следующий ответ:

"Мы согласны выдать вам ваших мертвецов, если вы хотите унести их с собою. Раненых и пленных у нас нет. Все ваши солдаты, проникшие в улей, перебиты. Вашему обещанию хранить вечный мир мы не верим. Можете снова приходить, когда вам будет угодно: мы всегда окажем вам встречу, как сегодня. А если желаете продолжить битву — пожалуйста, мы готовы!"

Предводитель шершней побледнел, когда ему передали эти слова. Он сжал кулаки и охотно исполнил бы желание своих воинов, громко требовавших мести, но благоразумие вновь одержало верх.

— Мы еще вернемся сюда! — проскрежетал он зубами. — Но как могло все так случиться? Разве мы не сильнее пчел? Разве до сих счастье не было всегда на нашей стороне? Как после такого страшного поражения предстать перед царицей? В чем тут дело? — яростно повторял он. — Только измена все объясняет!

Старый шершень, один из советников царицы разбойников, заметил:

— Мы правда могущественнее пчел, но они сильнее нас своим единодушием и преданностью общему делу. Это — великая и несокрушимая сила. Ни одна из них не изменит своему народу, и каждая из них готова отдать за него последнюю каплю крови.

Но атаман не обратил внимания на его слова.

— Ладно! Мы свое еще возьмем! — проворчал он с угрозой.

После минутного размышления он продолжил:

— Я боец и хочу умереть достойной воина смертью. Но возобновить сейчас сражение было бы безумием. Что пользы, если мы разрушим весь улей и сами при этом погибнем? Ступай и потребуй выдачи мертвых! — крикнул он парламентеру. — Мы уходим.

Весь его отряд хранил мрачное молчание, когда посол снова полетел к улью.

— Мы должны быть готовы к новому коварству, — сказала царица пчел, когда ей доложили, что шершни желают получить тела своих убитых товарищей. — Впрочем, я думаю, что воинственный пыл этих бандитов немного охладел.

Царица приказала солдатам выстроиться в два ряда у ворот, а работницам и тыловому отряду — заняться очисткой города от мертвецов.

Убитых начали сносить вместе, оттаскивая в стороны тела разбойников, которые затем волокли к воротам и выбрасывали вон из улья. Молча, с угрюмыми лицами следили оставшиеся в живых шершни за падавшими на землю телами убитых товарищей. Восходящее солнце озаряло своими лучами эту душераздирающую картину. Скоро двадцать два павших разбойника лежали у подножия несдавшегося пчелиного города. Неприятель не получил ни капли меда, ни одного пленника!

Разбойники подхватили своих мертвых и улетели. Сражение кончилось. Пчелы одержали победу.

Но каких жертв им это стоило! Повсюду лежали павшие защитники: в проходах, перед кладовыми, перед детскими…

Печальная работа закипела в улье в это прекрасное солнечное утро. Надо было убрать мертвецов, перевязать раненых, ухаживать за ними… Но к полудню пчелиный город уже жил своей нормальной жизнью. Пчелы не праздновали победу, не предавались долго скорби по погибшим — работа не ждала. Каждая пчела, глубоко затаив в душе и гордость и горе, принялась за свои повседневные хлопоты.

Удивительный народ эти пчелы!

17. ПОДРУГА ЦАРИЦЫ

Майя проснулась после короткого сна в самый разгар битвы. Она мгновенно вскочила и хотела было бежать, чтобы принять участие в защите родного города, но заметила, что силы покидают ее и что в таком состоянии она не принесет своим никакой пользы.

Вдруг возле нее показалась группа сражавшихся. Молодой, сильный шершень — вероятно, офицер — упорно отбивался от наседавших на него врагов. Медленно катился вперед живой клубок крепко сцепившихся тел. Майя с ужасом следила, как одна за другой отделялись от него тяжелораненые пчелы. Но и великану-разбойнику тоже было невесело. На его руках, ногах, чуть не на усах висели солдаты, решившие скорее умереть, чем выпустить врага. Вот уже несколько пчелиных жал вонзились между панцирем и головой в шею шершня. Майя видела, как бессильно опустился он вдруг на землю и молча, не издав ни единого стона и ни одной жалобы, умер смертью храбрых, сражаясь до последнего мгновения. Он не просил пощады и не проронил ни одного бранного слова.

Покончив с этим шершнем, пчелы устремились к воротам улья и снова бросились в бой. Майя последовала за ними и с замиранием сердца следила за сражением. Вдруг она заметила умирающего от ран шершня и медленно подошла к нему. Он лежал скорчившись, без движения, но еще дышал. Пчелка насчитала на нем не меньше двадцати уколов. Когда Майя увидела, что враг еще дышит, она побежала за водой и медом. Но умирающий покачал головой и отстранил слабеющей рукой пищу и питье.

— Все, что мне нужно, — с гордостью сказал он, — я добываю сам. В подарках не нуждаюсь…

— Но я думала, что вы страдаете от жажды! — воскликнула Майя.

Смертельно раненный солдат улыбнулся и серьезно, с чуть заметным оттенком горечи, сказал:

— Не все ли равно? Ведь я должен умереть.

Майя не нашла что ответить. Только теперь, казалось ей, она почувствовала, что такое смерть. Только теперь, когда возле нее умирали, смерть была ей гораздо понятнее, чем тогда, когда она ждала ее в сетях паука и в темнице шершней.

— О! Если бы я могла хоть что-нибудь для вас сделать! — произнесла она и расплакалась.

Раненый молчал. Он еще раз открыл глаза, глубоко вздохнул и упокоился навеки.

Через полчаса, вместе с другими павшими товарищами, его вынесли за городские ворота. Но в душе Майи глубоко запечатлелось все то, что она пережила возле умиравшего шершня. Она поняла, что враги — такие же живые создания, как она, что и они любят жизнь, как любят ее пчелы, что тяжело умирать в одиночестве и без помощи. Она вспомнила об эльфе, который воскресал при каждом пробуждении природы, и ей страстно захотелось узнать, возвращаются ли снова к жизни и другие умирающие существа.

— Я хочу верить, что это так, — тихо проговорила Майя.

Ее размышления были прерваны курьером, сообщившим ей, что царица требует Майю к себе.

Пчелка вошла в зал и увидела повелительницу, окруженную многочисленной свитой. У Майи задрожали ноги, и она опустила глаза, не смея их поднять в присутствии государыни и стольких знатных особ. Среди окружавших царицу офицеров уже не было многих доблестных воинов, и потому настроение присутствующих было серьезное и торжественное. На всех лицах лежала печать затаенной грусти, но взоры светились радостным сознанием одержанной победы и новой славы.

Царица поднялась навстречу Майе и заключила пчелку в свои объятия.

Этого Майя совсем не ожидала. Сердце ее переполнилась таким счастьем, что она разрыдалась. По рядам офицеров и фрейлин царицы пробежала дрожь. Все они разделяли чувства Майи и были ей глубоко благодарны за спасение города.

Майя должна была рассказать, что с ней произошло за время ее отсутствия в родном улье. Всем интересно было узнать, как удалось ей выведать планы шершней, как ухитрилась она бежать из страшного плена, когда до сих пор погибали все пчелы, попавшие в разбойничий замок.

Майя подробно поведала собранию все, что пережила. Она рассказала о Шнуке, о кузнечике, о пауке, о Пуке, об оказанной ей Куртом помощи и о многом другом. Когда она говорила об эльфах и людях, в зале воцарилась такая тишина, что сквозь стены было слышно, как работницы лепили снаружи воск.

— Ах! — воскликнула царица. — Кто бы мог поверить, что эльфы такие милые!

И она улыбнулась кроткой и печальной улыбкой, как улыбаются люди, когда думают о прекрасном и стремятся к нему.

И вся свита ответила царице такой же улыбкой.

— Как пел эльф? — переспросила царица. — Повтори, пожалуйста. Мы должны запомнить эту песню.

И Майя повторила песню эльфа:

Ведь душа моя — дыханье

Мира вечной красоты.

Дивны Божии черты!

Дивно каждое созданье!

Несколько минут в зале стояло глубокое молчанье. Только в задних рядах слышались сдержанные вздохи. Там вспоминали, вероятно, о погибших друзьях и родных…

Майя продолжила свой рассказ. Когда она заговорила о шершнях, все в великом страхе расширили глаза. Каждый представлял себя на ее месте, и дрожь пробегала по спинам присутствующих.

— Какой ужас! — воскликнула царица.

В один голос придворные повторили за нею:

— Какой ужас!

— И вот теперь я вернулась наконец домой, — закончила Майя свое повествование, — и умоляю простить меня.

Боже мой! Да разве можно было при таких обстоятельствах ставить ей в вину бегство из улья! Царица положила свою руку на плечо Майи и благосклонно произнесла:

— Ты не забыла свою родину и свой народ и сохранила им верность на чужбине. Мы отплатим тем же и останемся верными тебе. Ты будешь моим другом. Я думаю, что твой опыт и приобретенные в путешествиях знания могут послужить на благо родному улью.

Это решение царицы было встречено всеобщим ликованием.

Так кончились приключения пчелки Майи.

Говорят, что ее дальнейшая жизнь принесла много добра и пользы родному городу, что она пользовалась любовью и уважением своего народа. Иногда, в тихий вечерний час, Майя любила пробираться в каморку, где доживала свой век старая Кассандра. Там, собрав вокруг себя молодых пчел, она рассказывала им историю, которую вы только что слышали.

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 7 8 9 101112 Следующая ⇒