|
|||
(К. ДЕРЖАВИН) 11 страницаСвоей добычей придавил навеки".
130 "Когда ты возвратишься в мир земной И тягости забудешь путевые, - Сказала третья тень вослед второй, -
133 То вспомни также обо мне, о Пии! Я в Сьене жизнь, в Маремме смерть нашла, Как знает тот, кому во дни былые
136 Я, обручаясь, руку отдала".
ПЕСНЬ ШЕСТАЯ Комментарии
1 Когда кончается игра в три кости, То проигравший снова их берет И мечет их один, в унылой злости;
4 Другого провожает весь народ; Кто спереди зайдет, кто сзади тронет, Кто сбоку за себя словцо ввернет.
7 А тот идет и только ухо клонит; Подаст кому, – идти уже вольней, И так он понемногу всех разгонит.
10 Таков был я в густой толпе теней, Чье множество казалось превелико, И, обещая, управлялся с ней.
13 Там аретинец был, чью жизнь так дико Похитил Гин ди Такко; рядом был В погоне утонувший; Федерико
16 Новелло, руки протянув, молил; И с ним пизанец, некогда явивший В незлобивом Марцукко столько сил;
19 Граф Орсо был средь них; был дух, твердивший, Что он враждой и завистью убит, Его безвинно с телом разлучившей, -
22 Пьер де ла Бросс; брабантка пусть спешит, Пока жива, с молитвами своими, Не то похуже стадо ей грозит.
25 Когда я, наконец, расстался с ними, Просившими, чтобы просил другой, Дабы скорей им сделаться святыми,
28 Я начал так: "Я помню, светоч мой, Ты отрицал, в стихе, тобою спетом, Что суд небес смягчается мольбой;
31 А эти люди просят лишь об этом. Иль их надежда тщетна, или мне Твои слова не озарились светом?"
34 Он отвечал: "Они ясны вполне, И этих душ надежда не напрасна, Когда мы трезво поглядим извне.
37 Вершина правосудия согласна, Чтоб огнь любви мог уничтожить вмиг Долг, ими здесь платимый повсечасно.
40 А там, где стих мой у меня возник, Молитва не служила искупленьем, И звук ее небес бы не достиг.
43 Но не смущайся тягостным сомненьем: Спроси у той, которая прольет Свет между истиной и разуменьем.
46 Ты понял ли, не знаю: речь идет О Беатриче. Там, на выси горной, Она с улыбкой, радостная, ждет".
49 И я: "Идем же поступью проворной; Уже и сам я меньше утомлен, А видишь – склон оделся тенью черной".
52 "Сегодня мы пройдем, – ответил он, - Как можно больше; много – не придется, И этим ты напрасно обольщен.
55 Пока взойдешь, не раз еще вернется Тот, кто сейчас уже горой закрыт, Так что и луч вокруг тебя не рвется.
58 Но видишь – там какой-то дух сидит, Совсем один, взирая к нам безгласно; Он скажет нам, где краткий путь лежит".
61 Мы шли к нему. Как гордо и бесстрастно Ты ждал, ломбардский дух, и лишь едва Водил очами, медленно и властно!
64 Он про себя таил свои слова, Нас, на него идущих озирая С осанкой отдыхающего льва.
67 Вождь подошел к нему узнать, какая Удобнее дорога к вышине; Но он, на эту речь не отвечая -
70 Спросил о нашей жизни и стране. Чуть «Мантуя...» успел сказать Вергилий, Как дух, в своей замкнутый глубине,
73 Встал, и уста его проговорили: "О мантуанец, я же твой земляк, Сорделло!" И они объятья слили.
76 Италия, раба, скорбей очаг, В великой буре судно без кормила, Не госпожа народов, а кабак!
79 Здесь доблестной душе довольно было Лишь звук услышать милой стороны, Чтобы она сородича почтила;
82 А у тебя не могут без войны Твои живые, и они грызутся, Одной стеной и рвом окружены.
85 Тебе, несчастной, стоит оглянуться На берега твои и города: Где мирные обители найдутся?
88 К чему тебе подправил повода Юстиниан, когда седло пустует? Безуздой, меньше было бы стыда.
91 О вы, кому молиться долженствует, Так чтобы Кесарь не слезал с седла, Как вам господне слово указует, -
94 Вы видите, как эта лошадь зла, Уже не укрощаемая шпорой С тех пор, как вы взялись за удила?
97 И ты, Альберт немецкий, ты, который Был должен утвердиться в стременах, А дал ей одичать, – да грянут скорой
100 И правой карой звезды в небесах На кровь твою, как ни на чью доселе, Чтоб твой преемник ведал вечный страх!
103 Затем что ты и твой отец терпели, Чтобы пустынней стал имперский сад, А сами, сидя дома, богатели.
106 Приди, беспечный, кинуть только взгляд: Мональди, Филиппески, Каппеллетти, Монтекки, – те в слезах, а те дрожат!
109 Приди, взгляни на знать свою, на эти Насилия, которые мы зрим, На Сантафьор во мраке лихолетий!
112 Приди, взгляни, как сетует твой Рим, Вдова, в слезах зовущая супруга: «Я Кесарем покинута моим!»
115 Приди, взгляни, как любят все друг друга! И, если нас тебе не жаль, приди Хоть устыдиться нашего недуга!
118 И, если смею, о верховный Дий, За род людской казненный казнью крестной, Свой правый взор от нас не отводи!
121 Или, быть может, в глубине чудесной Твоих судеб ты нам готовишь клад Великой радости, для нас безвестной?
124 Ведь города Италии кишат Тиранами, и в образе клеврета Любой мужик пролезть в Марцеллы рад.
127 Флоренция моя, тебя все это Касаться не должно, ты – вдалеке, В твоем народе каждый – муж совета!
130 У многих правда – в сердце, в тайнике, Но необдуманно стрельнуть – боятся; А у твоих она на языке
133 Иные общим делом тяготятся; А твой народ, участливый к нему, Кричит незваный: «Я согласен взяться!»
136 Ликуй же ныне, ибо есть чему: Ты мирна, ты разумна, ты богата! А что я прав, то видно по всему.
139 И Спарта, и Афины, где когда-то Гражданской правды занялась заря, Перед тобою – малые ребята:
142 Тончайшие уставы мастеря, Ты в октябре примеришь их, бывало, И сносишь к середине ноября.
145 За краткий срок ты сколько раз меняла Законы, деньги, весь уклад и чин И собственное тело обновляла!
148 Опомнившись хотя б на миг один, Поймешь сама, что ты – как та больная, Которая не спит среди перин,
151 Ворочаясь и отдыха не зная.
ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ Комментарии
1 И трижды, и четырежды успело Приветствие возникнуть на устах, Пока не молвил, отступив, Сорделло:
4 «Вы кто?» – "Когда на этих высотах Достойные спастись еще не жили, Октавиан похоронил мой прах.
7 Без правой веры был и я, Вергилий, И лишь за то утратил вечный свет". Так на вопрос слова вождя гласили.
10 Как тот, кто сам не знает – явь иль бред То дивное, что перед ним предстало, И, сомневаясь, говорит: «Есть... Нет...» -
13 Таков был этот; изумясь сначала, Он взор потупил и ступил вперед Обнять его, как низшему пристало.
16 "О свет латинян, – молвил он, – о тот, Кто нашу речь вознес до полной власти, Кто город мой почтил из рода в род,
19 Награда мне иль милость в этом счастье? И если просьбы мне разрешены, Скажи: ты был в Аду? в которой части?"
22 "Сквозь все круги отверженной страны, - Ответил вождь мой, – я сюда явился; От неба силы были мне даны.
25 Не делом, а неделаньем лишился Я Солнца, к чьим лучам стремишься ты; Его я поздно ведать научился.
28 Есть край внизу, где скорбь – от темноты, А не от мук, и в сумраках бездонных Не возгласы, а вздохи разлиты.
31 Там я, – среди младенцев, уязвленных Зубами смерти в свете их зари, Но от людской вины не отрешенных;
34 Там я, – средь тех, кто не облекся в три Святые добродетели и строго Блюл остальные, их нося внутри.
37 Но как дойти скорее до порога Чистилища? Не можешь ли ты нам Дать указанье, где лежит дорога?"
40 И он: "Скитаться здесь по всем местам, Вверх и вокруг, я не стеснен нимало. Насколько в силах, буду спутник вам.
43 Но видишь – время позднее настало, А ночью вверх уже нельзя идти; Пора наметить место для привала.
46 Здесь души есть направо по пути, Которые тебе утешат очи, И я готов тебя туда свести".
49 "Как так? – ответ был. – Если кто средь ночи Пойдет наверх, ему не даст другой? Иль просто самому не станет мочи?"
52 Сорделло по земле черкнул рукой, Сказав: "Ты видишь? Стоит солнцу скрыться, И ты замрешь пред этою чертой;
55 Причем тебе не даст наверх стремиться Не что другое, как ночная тень; Во тьме бессильем воля истребится.
58 Но книзу, со ступени на ступень, И вкруг горы идти легко повсюду, Пока укрыт за горизонтом день".
61 Мой вождь внимал его словам, как чуду, И отвечал: "Веди же нас туда, Где ты сказал, что я утешен буду".
64 Мы двинулись в дорогу, и тогда В горе открылась выемка, такая, Как здесь в горах бывает иногда.
67 "Войдем туда, – сказала тень благая, - Где горный склон как бы раскрыл врата, И там пробудем, утра ожидая".
70 Тропинка, не ровна и не крута, Виясь, на край долины приводила, Где меньше половины высота.
73 Сребро и злато, червлень и белила, Отколотый недавно изумруд, Лазурь и дуб-светляк превосходило
76 Сияние произраставших тут Трав и цветов и верх над ними брало, Как большие над меньшими берут.
79 Природа здесь не только расцвечала, Но как бы некий непостижный сплав Из сотен ароматов создавала.
82 «Salve, Regina,» – меж цветов и трав Толпа теней, внизу сидевших, пела, Незримое убежище избрав.
85 "Покуда солнце все еще не село, - Наш мантуанский спутник нам сказал, - Здесь обождать мы с вами можем смело.
88 Вы разглядите, став на этот вал, Отчетливей их лица и движенья, Чем если бы их сонм вас окружал.
91 Сидящий выше, с видом сокрушенья О том, что он призваньем пренебрег, И губ не раскрывающий для пенья, -
94 Был кесарем Рудольфом, и он мог Помочь Италии воскреснуть вскоре, А ныне этот час опять далек.
97 Тот, кто его ободрить хочет в горе, Царил в земле, где воды вдоль дубрав Молдава в Лабу льет, а Лаба в море.
100 То Оттокар; он из пелен не встав, Был доблестней, чем бороду наживший Его сынок, беспутный Венцеслав.
103 И тот курносый, в разговор вступивший С таким вот благодушным добряком, Пал, как беглец, честь лилий омрачивший.
106 И как он в грудь колотит кулаком! А этот, щеку на руке лелея, Как на постели, вздохи шлет тайком.
109 Отец и тесть французского злодея, Они о мерзости его скорбят, И боль язвит их, в сердце пламенея.
112 А этот кряжистый, поющий в лад С тем носачом, смотрящим величаво, Был опоясан, всем, что люди чтят.
115 И если бы в руках была держава У юноши, сидящего за ним, Из чаши в чашу перешла бы слава,
118 Которой не хватило остальным: Хоть воцарились Яков с Федериком, Все то, что лучше, не досталось им.
121 Не часто доблесть, данная владыкам, Восходит в ветви; тот ее дарит, Кто может все в могуществе великом.
124 Носач изведал так – же этот стыд, Как с ним поющий Педро знаменитый: Прованс и Пулья стонут от обид.
127 Он выше был, чем отпрыск, им отвитый, Как и Костанца мужем пославней, Чем были Беатриче с Маргеритой.
130 А вот смиреннейший из королей, Английский Генрих, севший одиноко; Счастливее был рост его ветвей.
133 Там, ниже всех, где дол лежит глубоко, Маркиз Гульельмо подымает взгляд; Алессандрия за него жестоко
136 Казнила Канавез и Монферрат".
ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ Комментарии
1 В тот самый час, когда томят печали Отплывших вдаль и нежит мысль о том, Как милые их утром провожали,
4 А новый странник на пути своем Пронзен любовью, дальний звон внимая, Подобный плачу над умершим днем, -
7 Я начал, слух невольно отрешая, Следить, как средь теней встает одна, К вниманью мановеньем приглашая.
10 Сложив и вскинув кисти рук, она Стремила взор к востоку и, казалось, Шептала богу: «Я одним полна».
13 «Te lucis ante», – с уст ее раздалось Так набожно, и так был нежен звук, Что о себе самом позабывалось.
16 И, набожно и нежно, весь их круг С ней до конца исполнил песнопенье, Взор воздымая до верховных дуг.
1 4 Здесь в истину вонзи, читатель, зренье; Покровы так прозрачны, что сквозь них Уже совсем легко проникновенье.
22 Я видел: сонм властителей земных, С покорно вознесенными очами, Как в ожиданье, побледнев, затих.
25 И видел я: два ангела, над нами Спускаясь вниз, держали два клинка, Пылающих, с неострыми концами.
28 И, зеленее свежего листка, Одежда их, в ветру зеленых крылий, Вилась вослед, волниста и легка.
31 Один слетел чуть выше, чем мы были, Другой – на обращенный к нам откос, И так они сидевших окаймили.
34 Я различал их русый цвет волос, Но взгляд темнел, на лицах их почия, И яркости чрезмерной я не снес.
37 "Они сошли из лона, где Мария, - Сказал Сорделло, – чтобы дол стеречь, Затем что близко появленье змия".
40 И я, не зная, как себя беречь, Взглянул вокруг и поспешил укрыться, Оледенелый, возле верных плеч.
43 И вновь Сорделло: "Нам пора спуститься И славным теням о себе сказать; Им будет радость с вами очутиться".
46 Я, в три шага, ступил уже на гладь; И видел, как одна из душ взирала Все на меня, как будто чтоб узнать.
49 Уже и воздух почернел немало, Но для моих и для ее очей Он все же вскрыл то, что таил сначала.
52 Она ко мне подвинулась, я – к ней. Как я был счастлив, Нино благородный, Тебя узреть не между злых теней!
55 Приветствий дань была поочередной; И он затем: "К прибрежью под горой Давно ли ты приплыл пустыней водной?"
58 "О, – я сказал, – я вышел пред зарей Из скорбных мест и жизнь влачу земную, Хоть, идя так, забочусь о другой".
61 Из уст моих услышав речь такую, Он и Сорделло подались назад, Дивясь тому, о чем я повествую.
64 Один к Вергилию направил взгляд, Другой – к сидевшим, крикнув: "Встань, Куррадо! Взгляни, как бог щедротами богат!"
67 Затем ко мне: "Ты, избранное чадо, К которому так милостив был тот, О чьих путях и мудрствовать не надо, -
70 Скажи в том мире, за простором вод, Чтоб мне моя Джованна пособила Там, где невинных верный отклик ждет.
73 Должно быть, мать ее меня забыла, Свой белый плат носив недолгий час, А в нем бы ей, несчастной, лучше было.
76 Ее пример являет напоказ, Что пламень в женском сердце вечно хочет Глаз и касанья, чтобы он не гас.
79 И не такое ей надгробье прочит Ехидна, в бой ведущая Милан, Какое создал бы галлурский кочет".
82 Так вел он речь, и взор его и стан Несли печать горячего порыва, Которым дух пристойно обуян.
85 Мои глаза стремились в твердь пытливо, Туда, где звезды обращают ход, Как сердце колеса, неторопливо.
88 И вождь: «О сын мой, что твой взор влечет?» И я ему: "Три этих ярких света, Зажегшие вкруг остья небосвод".
91 И он: "Те, что ты видел до рассвета, Склонились, все четыре, в должный срок; На смену им взошло трехзвездье это".
94 Сорделло вдруг его к себе привлек, Сказав: «Вот он! Взгляни на супостата!» - И указал, чтоб тот увидеть мог.
97 Там, где стена расселины разъята, Была змея, похожая на ту, Что Еве горький плод дала когда-то.
100 В цветах и травах бороздя черту, Она порой свивалась, чтобы спину Лизнуть, как зверь наводит красоту.
103 Не видев сам, я речь о том откину, Как тот и этот горний ястреб взмыл; Я их полет застал наполовину.
106 Едва заслыша взмах зеленых крыл, Змей ускользнул, и каждый ангел снова Взлетел туда же, где он прежде был.
109 А тот, кто подошел к нам после зова Судьи, все это время напролет Следил за мной и не промолвил слова.
112 "Твой путеводный светоч да найдет, - Он начал, – нужный воск в твоей же воле, Пока не ступишь на финифть высот!
115 Когда ты ведаешь хоть в малой доле Про Вальдимагру и про те края, Подай мне весть о дедовском престоле.
118 Куррадо Маласпина звался я; Но Старый – тот другой, он был мне дедом; Любовь к родным светлеет здесь моя".
121 "О, – я сказал, – мне только по беседам Знаком ваш край; но разве угол есть Во всей Европе, где б он не был ведом?
124 Ваш дом стяжал заслуженную честь, Почет владыкам и почет державе, И даже кто там не был, слышал весть.
127 И, как стремлюсь к вершине, так я вправе Сказать: ваш род, за что ему хвала, Кошель и меч в старинной держит славе.
130 В нем доблесть от привычки возросла, И, хоть с пути дурным главой все сбито, Он знает цель и сторонится зла".
133 И тот: "Иди; поведаю открыто, Что солнце не успеет лечь семь раз Там, где Овен расположил копыта,
136 Как это мненье лестное о нас Тебе в средину головы вклинится Гвоздями, крепче, чем чужой рассказ,
139 Раз приговор не может не свершиться".
ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ Комментарии
1 Наложница старинного Тифона Взошла белеть на утренний помост, Забыв объятья друга, и корона
4 На ней сияла из лучистых звезд, С холодным зверем сходная чертами, Который бьет нас, изгибая хвост;
7 И ночь означила двумя шагами В том месте, где мы были, свой подъем, И даже третий поникал крылами,
10 Когда, с Адамом в существе своем, Я на траву склонился, засыпая, Там, где мы все сидели впятером.
13 В тот час, когда поет, зарю встречая, Касатка, и напев ее тосклив, Как будто скорбь ей памятна былая,
16 И разум наш, себя освободив От дум и сбросив тленные покровы, Бывает как бы веще прозорлив,
19 Мне снилось – надо мной орел суровый Навис, одетый в золотистый цвет, Распластанный и ринуться готовый,
22 И будто бы я там, где Ганимед, Своих покинув, дивно возвеличен, Восхищен был в заоблачный совет.
25 Мне думалось: "Быть может, он привычен Разить лишь тут, где он настиг меня, А иначе к добыче безразличен".
28 Меж тем, кругами землю осеня, Он грозовым перуном опустился И взмыл со мной до самого огня.
31 И тут я вместе с ним воспламенился; И призрачный пожар меня палил С такою силой, что мой сон разбился.
34 Не меньше вздрогнул некогда Ахилл, Водя окрест очнувшиеся веки И сам не зная, где он их раскрыл,
37 Когда он от Хироновой опеки Был матерью на Скир перенесен, Хотя и там его настигли греки, -
40 Чем вздрогнул я, когда покинул сон Мое лицо; я побледнел и хладом Пронизан был, как тот, кто устрашен.
43 Один Вергилий был со мною рядом, И третий час сияла солнцем высь, И море расстилалось перед взглядом.
46 Мой господин промолвил: "Не страшись! Оставь сомненья, мы уже у цели; Не робостью, но силой облекись!
49 Мы, наконец. Чистилище узрели: Вот и кругом идущая скала, А вот и самый вход, подобный щели.
52 Когда заря была уже светла, А ты дремал душой, в цветах почия Среди долины, женщина пришла,
55 И так она сказала: "Я Лючия; Чтобы тому, кто спит, помочь верней, Его сама хочу перенести я".
58 И от Сорделло и других теней Тебя взяла и, так как солнце встало, Пошла наверх, и я вослед за ней.
61 И, здесь тебя оставив, указала Прекрасными очами этот вход; И тотчас ни ее, ни сна не стало".
64 Как тот, кто от сомненья перейдет К познанью правды и, ее оплотом Оборонясь, решимость обретет,
67 Так ожил я; и, видя, что заботам Моим конец, вождь на крутой откос Пошел вперед, и я за ним – к высотам.
70 Ты усмотрел, читатель, как вознес Я свой предмет; и поневоле надо, Чтоб вместе с ним и я в искусстве рос.
73 Мы подошли, и, где сперва для взгляда В скале чернела только пустота, Как если трещину дает ограда,
76 Я увидал перед собой врата, И три больших ступени, разных цветом, И вратника, сомкнувшего уста.
79 Сидел он, как я различил при этом, Над самой верхней, чтобы вход стеречь, Таков лицом, что я был ранен светом.
82 В его руке был обнаженный меч, Где отраженья солнца так дробились, Что я глаза старался оберечь.
85 "Скажите с места: вы зачем явились? - Так начал он. – Кто вам дойти помог? Смотрите, как бы вы не поплатились!"
88 "Жена с небес, а ей знаком зарок, - Сказал мой вождь, – явив нам эти сени, Промолвила: «Идите, вот порог».
91 "Не презрите благих ее велений! - Нас благосклонный вратарь пригласил. - Придите же подняться на ступени".
94 Из этих трех уступов первый был Столь гладкий и блестящий мрамор белый, Что он мое подобье отразил;
97 Второй – шершавый камень обгорелый, Растресканный и вдоль и поперек, И цветом словно пурпур почернелый;
100 И третий, тот, который сверху лег, - Кусок порфира, ограненный строго, Огнисто-алый, как кровавый ток.
103 На нем стопы покоил вестник бога; Сидел он, обращенный к ступеням, На выступе алмазного порога.
106 Ведя меня, как я хотел и сам, По плитам вверх, мне молвил мой вожатый: «Проси смиренно, чтоб он отпер нам».
109 И я, благоговением объятый, К святым стопам, моля открыть, упал, Себя рукой ударя в грудь трикраты.
112 Семь Р на лбу моем он начертал Концом меча и: "Смой, чтобы он сгинул, Когда войдешь, след этих ран", – сказал.
115 Как если б кто сухую землю вскинул Иль разбросал золу, совсем такой Был цвет его одежд. Из них он вынул
118 Ключи – серебряный и золотой; И, белый с желтым взяв поочередно, Он сделал с дверью чаемое мной.
121 "Как только тот иль этот ключ свободно Не ходит в скважине и слаб нажим, - Сказал он нам, – то и пытать бесплодно.
124 Один ценней; но чтоб владеть другим, Умом и знаньем нужно изощриться, И узел без него неразрешим.
127 Мне дал их Петр, веля мне ошибиться Скорей впустив, чем отослав назад, Тех, кто пришел у ног моих склониться".
130 Потом, толкая створ священных врат: "Войдите, но запомните сначала, Что изгнан тот, кто обращает взгляд".
133 В тот миг, когда святая дверь вращала В своих глубоких гнездах стержни стрел Из мощного и звонкого металла,
136 Не так боролся и не так гудел Тарпей, лишаясь доброго Метелла, Которого утратив – оскудел.
139 Я поднял взор, когда она взгремела, И услыхал, как сквозь отрадный гуд Далекое «Те Deum» долетело.
142 И точно то же получалось тут, Что слышали мы все неоднократно, Когда стоят и под орган поют,
145 И пение то внятно, то невнятно.
ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ Комментарии
|
|||
|