|
|||
Данте Алигьери 14 страницаВовне молчал, внутри твердил: "Не дело Ему, быть может, слишком докучать".
7 Он, как отец, поняв, какое тлело Во мне желанье, начал разговор, Чтоб я решился высказаться смело.
10 И я: "Твой свет так оживил мне взор, Учитель, что ему наглядным стало Все то, что перед ним ты распростер;
13 Но, мой отец, еще я знаю мало, Что есть любовь, в которой всех благих И грешных дел ты полагал начало".
16 "Направь ко мне, – сказал он, – взгляд своих Духовных глаз, и вскроешь заблужденье Слепцов, которые ведут других.
19 В душе к любви заложено стремленье, И все, что нравится, ее влечет, Едва ее поманит наслажденье.
22 У вас внутри воспринятым живет Наружный образ, к вам запав – таится И душу на себя взглянуть зовет;
25 И если им, взглянув, она пленится, То этот плен – любовь; природный он, И наслажденьем может лишь скрепиться.
28 И вот, как пламень кверху устремлен, И первое из свойств его – взлетанье К среде, где он прочнее сохранен, -
31 Так душу пленную стремит желанье, Духовный взлет, стихая лишь тогда, Когда она вступает в обладанье.
34 Ты видишь сам, как истина чужда Приверженцам той мысли сумасбродной, Что, мол, любовь оправдана всегда.
37 Пусть даже чист состав ее природный; Но если я и чистый воск возьму, То отпечаток может быть негодный".
40 "Твои слова послушному уму Раскрыли суть любви; но остается Недоуменье, – молвил я ему. -
43 Ведь если нам любовь извне дается И для души другой дороги нет, Ей отвечать за выбор не придется".
46 "Скажу, что видит разум, – он в ответ. - А дальше – дело веры; уповая, Жди Беатриче, и обрящешь свет.
4 4 Творящее начало, пребывая Врозь с веществом в пределах вещества, Полно особой силы, каковая
52 В бездействии незрима, хоть жива, А зрима лишь посредством проявленья; Так жизнь растенья выдает листва.
55 Откуда в вас зачатки постиженья, Сокрыто от людей завесой мглы, Как и откуда первые влеченья,
58 Подобные потребности пчелы Брать мед; и нет хвалы, коль взвесить строго, Для этой первой воли, ни хулы.
61 Но вслед за ней других теснится много, И вам дана способность править суд И делать выбор, стоя у порога.
64 Вот почему у вас ответ несут, Когда любви благой или презренной Дадут или отпор, или приют.
67 И те, чья мысль была проникновенной, Познав, что вам свобода врождена. Нравоученье вынесли вселенной.
70 Итак, пусть даже вам извне дана Любовь, которая внутри пылает, - Душа всегда изгнать ее вольна.
73 Вот то, что Беатриче называет Свободной волей; если б речь зашла О том у вас, пойми, как подобает".
76 Луна в полночный поздний час плыла И, понуждая звезды разредиться, Скользила, в виде яркого котла,
79 Навстречу небу, там, где солнце мчится, Когда оно за Римом для очей Меж сардами и корсами садится.
82 И тень, чьей славой Пьетола славней Всей мантуанской области пространной, Сложила бремя тяготы моей.
85 А я, приняв столь ясный и желанный Ответ на каждый заданный вопрос, Стоял, как бы дремотой обуянный.
88 Но эту дрему тотчас же унес Внезапный крик, и показались тени, За нами обегавшие утес.
91 Как некогда Асоп или Исмений Видали по ночам толпу и гон Фивян во время Вакховых радений,
94 Так здесь несутся, огибая склон, - Я смутно видел, – в вечном непокое Те, кто благой любовью уязвлен.
97 Мгновенно это скопище большое, Спеша бегом, настигло нас, и так, Всех впереди, в слезах кричали двое:
100 "Мария в горы устремила шаг, И Цезарь поспешил, кольнув Марсилью, В Испанию, где ждал в Илерде враг".
103 "Скорей, скорей, нельзя любвеобилью Быть вялым! – сзади общий крик летел. - Нисходит милость к доброму усилью".
106 "О вы, в которых острый пыл вскипел Взамен того, как хладно и лениво Вы медлили в свершенье добрых дел!
109 Вот он, живой, – я говорю нелживо, - Идет наверх и только солнца ждет; Скажите нам, где щель в стене обрыва".
112 Так встретил вождь стремившийся народ; Одна душа сказала, пробегая: "Иди за нами и увидишь вход.
115 Потребность двигаться у нас такая, Что ноги нас неудержимо мчат; Прости, наш долг за грубость не считая.
118 Я жил в стенах Сан-Дзено как аббат, И нами добрый Барбаросса правил, О ком в Милане скорбно говорят.
121 Одну стопу уже во гроб поставил Тот, кто оплачет этот божий дом, Который он, имея власть, ославил,
124 Назначив сына, зачатого злом, С душой еще уродливей, чем тело, Не по уставу пастырствовать в нем".
127 Толпа настолько пробежать успела, Что я не знаю, смолк он или нет; Но эту речь душа запечатлела.
130 И тот, кто был мне помощь и совет, Сказал: "Смотри, как двое там, зубами Вцепясь в унынье, мчатся им вослед".
133 "Не раньше, – крик их слышался за нами, - Чем истребились те, что по дну шли, Открылся Иордан пред их сынами.
136 И те, кто утомленья не снесли, Когда Эней на подвиг ополчился, Себя бесславной жизни обрекли".
139 Когда их сонм настолько удалился, Что видеть я его уже не мог, Во мне какой-то помысел родился,
142 Который много всяких новых влек, И я, клонясь от одного к другому, Закрыв глаза, вливался в их поток,
145 И размышленье претворилось в дрему.
ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Комментарии
1 Когда разлитый в воздухе безбурном Зной дня слабей, чем хладная луна, Осиленный землей или Сатурном,
4 А геомантам, пред зарей, видна Fortuna major там, где торопливо Восточная светлеет сторона,
7 В мой сон вступила женщина: гугнива, С культями вместо рук, лицом желта, Она хромала и глядела криво.
10 Я на нее смотрел; как теплота Живит издрогнувшее за ночь тело, Так и мой взгляд ей развязал уста,
13 Помог ей тотчас выпрямиться смело И гиблое лицо свое облечь В такие краски, как любовь велела.
16 Как только у нее явилась речь, Она запела так, что я от плена С трудом бы мог вниманье уберечь.
19 "Я, – призрак пел, – я нежная сирена, Мутящая рассудок моряков, И голос мой для них всему замена.
22 Улисса совратил мой сладкий зов С его пути; и тот, кто мной пленится, Уходит редко из моих оков".
25 Скорей, чем рот ее успел закрыться, Святая и усердная жена Возникла возле, чтобы той смутиться.
28 «Вергилий, о Вергилий, кто она?» - Ее был возглас; он же, стоя рядом, Взирал, как эта чистая гневна.
31 Она ее схватила с грозным взглядом И, ткань порвав, открыла ей живот; Меня он разбудил несносным смрадом.
34 "Я трижды звал, потом оставил счет, - Сказал мой вождь, чуть я повел очами. - Вставай, пора идти! Отыщем вход".
37 Я встал; уже наполнились лучами По всей горе священные круги; Мы шли с недавним солнцем за плечами.
40 Я следом направлял мои шаги, Изогнутый под грузом размышлений, Как половина мостовой дуги.
43 Вдруг раздалось: «Придите, здесь ступени», - И ласка в этом голосе была, Какой не слышно в нашей смертной сени.
46 Раскрыв, подобно лебедю, крыла, Так говоривший нас наверх направил, Туда, где в камне лестница вела.
49 Он, обмахнув нас перьями, прибавил, Что те, «qui lugent», счастье обрели, И утешенье, ждущее их, славил.
52 «Ты что склонился чуть не до земли?» - Так начал говорить мне мой вожатый, Когда мы выше ангела взошли.
55 И я: "Иду, сомненьями объятый; Я видел сон и жаждал бы ясней Понять язык его замысловатый".
58 И он: "Ты видел ведьму древних дней, Ту самую, о ком скорбят над нами; Ты видел, как разделываться с ней.
61 С тебя довольно; землю бей стопами! Взор обрати к вабилу, что кружит Предвечный царь огромными кругами!"
64 Как сокол долго под ноги глядит, Потом, услышав оклик, встрепенется И тянется туда, где будет сыт,
67 Так сделал я; и так, пока сечется Ведущей вверх тропой громада скал, Всходил к уступу, где дорога вьется.
70 Вступая в пятый круг, я увидал Народ, который, двинуться не смея, Лицом к земле поверженный, рыдал.
73 «Adhaesit pavimento anima mea!» - Услышал я повсюду скорбный звук, Едва слова сквозь вздохи разумея.
76 "Избранники, чье облегченье мук - И в правде, и в надежде, укажите, Как нам подняться в следующий круг!"
79 "Когда вы здесь меж нами не лежите, То, чтобы путь туда найти верней, Кнаруже правое плечо держите".
82 Так молвил вождь, и так среди теней Ему ответили; а кто ответил, Мой слух мне указал всего точней.
85 Я взор наставника глазами встретил; И он позволил, сделав бодрый знак, То, что в просящем облике заметил.
88 Тогда, во всем свободный, я мой шаг Направил ближе к месту, где скорбело Созданье это, и промолвил так:
91 "Дух, льющий слезы, чтобы в них созрело То, без чего возврата к богу нет, Скажи, прервав твое святое дело:
94 Кем был ты; почему у вас хребет Вверх обращен; и чем могу хоть мало Тебе помочь, живым покинув свет?"
97 "Зачем нас небо так ничком прижало, Ты будешь знать; но раньше scias quod Fui successor Petri, – тень сказала. -
100 Меж Кьявери и Сьестри воды льет Большой поток, и с ним одноименный Высокий титул отличил мой род.
103 Я свыше месяца влачил, согбенный, Блюдя от грязи, мантию Петра; Пред ней – как пух все тяжести вселенной.
106 Увы, я поздно стал на путь добра! Но я познал, уже как пастырь Рима, Что жизнь земная – лживая мара.
109 Душа, я видел, как и встарь томима, А выше стать в той жизни я не мог, - И этой восхотел неудержимо.
112 До той поры я жалок и далек От бога был, неизмеримо жадный, И казнь, как видишь, на себя навлек.
115 Здесь явлен образ жадности наглядный Вот в этих душах, что окрест лежат; На всей горе нет муки столь нещадной.
118 Как там подняться не хотел наш взгляд К высотам, устремляемый к земному, Так здесь возмездьем он к земле прижат.
121 Как жадность там порыв любви к благому Гасила в нас и не влекла к делам, Так здесь возмездье, хоть и по-иному,
124 Стопы и руки связывает нам, И мы простерты будем без движенья, Пока угодно правым небесам".
127 Став на колени из благоговенья, Я начал речь, но и по слуху он Заметил этот признак уваженья
130 И молвил: «Почему ты так склонен?» И я в ответ: "Таков ваш сан великий, Что совестью я, стоя, уязвлен".
133 "Брат, встань! – ответил этот дух безликий. - Ошибся ты: со всеми и с тобой Я сослужитель одного владыки.
136 Тому, кто звук Евангелья святой, Гласящий «Neque nubent», разумеет, Понятно будет сказанное мной.
139 Теперь иди; мне скорбь моя довлеет; Ты мне мешаешь слезы лить, стеня, В которых то, что говорил ты, зреет.
142 Есть добрая Аладжа у меня, Племянница, – и только бы дурного В ней не посеяла моя родня!
145 Там у меня нет никого другого".
ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ Комментарии
1 Пред лучшей волей силы воли хрупки; Ему в угоду, в неугоду мне, Я погруженной не насытил губки.
4 Я двинулся; и вождь мои, в тишине, Свободными местами шел под кручей, Как вдоль бойниц проходят по стене;
7 Те, у кого из глаз слезой горючей Сочится зло, заполнившее свет, Лежат кнаруже слишком плотной кучей.
10 Будь проклята, волчица древних лет, В чьем ненасытном голоде все тонет И яростней которой зверя нет!
13 О небеса, чей ход иными понят, Как полновластный над судьбой земли, Идет ли тот, кто эту тварь изгонит?
16 Мы скудным шагом медленно брели, Внимая теням, скорбно и устало Рыдавшим и томившимся в пыли;
19 Как вдруг вблизи «Мария!» прозвучало, И так тоска казалась тяжела, Как если бы то женщина рожала;
22 И далее: "Как ты бедна была, Являет тот приют, где пеленицей Ты свой священный отпрыск повила".
25 Потом я слышал: "Праведный Фабриций, Ты бедностью безгрешной посрамил Порок, обогащаемый сторицей".
28 Смысл этой речи так был сердцу мил, Что я пошел вперед, узнать желая, Кто из лежавших это говорил.
31 Еще он славил щедрость Николая, Который спас невест от нищеты, Младые годы к чести направляя.
34 "Дух, вспомянувший столько доброты! - Сказал я. – Кем ты был? И неужели Хваленья здесь возносишь только ты?
37 Я буду помнить о твоем уделе, Когда вернусь короткий путь кончать, Которым жизнь летит к последней цели".
40 И он: "Скажу про все, хотя мне ждать Оттуда нечего; но без сравненья В тебе, живом, сияет благодать.
43 Я корнем был зловредного растенья, Наведшего на божью землю мрак, Такой, что в ней неплодье запустенья.
46 Когда бы Гвант, Лиль, Бруджа и Дуак Могли, то месть была б уже свершенной; И я молюсь, чтобы случилось так.
49 Я был Гугон, Капетом нареченный, И не один Филипп и Людовик Над Францией владычил, мной рожденный.
52 Родитель мой в Париже был мясник; Когда старинных королей не стало, Последний же из племени владык
55 Облекся в серое, уже сжимала Моя рука бразды державных сил, И мне земель, да и друзей достало,
58 Чтоб диадемой вдовой осенил Мой сын свою главу и длинной смене Помазанных начало положил.
61 Пока мой род в прованском пышном вене Не схоронил стыда, он мог сойти Ничтожным, но безвредным тем не мене.
64 А тут он начал хитрости плести И грабить; и забрал, во искупленье, Нормандию, Гасконью и Понти.
67 Карл сел в Италии; во искупленье, Зарезал Куррадина; а Фому Вернул на небеса, во искупленье.
70 Я вижу время, близок срок ему, - И новый Карл его поход повторит, Для вящей славы роду своему.
73 Один, без войска, многих он поборет Копьем Иуды; им он так разит, Что брюхо у Флоренции распорет.
76 Не землю он, а только грех и стыд Приобретет, тем горший в час расплаты, Что этот груз его не тяготит.
79 Другой, я вижу, пленник, в море взятый, Дочь продает, гонясь за барышом, Как делают с рабынями пираты.
82 О жадность, до чего же мы дойдем, Раз кровь мою так привлекло стяжанье, Что собственная плоть ей нипочем?
85 Но я страшнее вижу злодеянье: Христос в своем наместнике пленен, И торжествуют лилии в Аланье.
88 Я вижу – вновь людьми поруган он, И желчь и уксус пьет, как древле было, И средь живых разбойников казнен.
91 Я вижу – это все не утолило Новейшего Пилата; осмелев, Он в храм вторгает хищные ветрила.
94 Когда ж, господь, возвеселюсь, узрев Твой суд, которым, в глубине безвестной, Ты умягчаешь твой сокрытый гнев?
97 А возглас мой к невесте неневестной Святого духа, вызвавший в тебе Твои вопросы, это наш совместный
100 Припев к любой творимой здесь мольбе, Покамест длится день; поздней заката Мы об обратной говорим судьбе.
103 Тогда мы повторяем, как когда-то Братоубийцей стал Пигмалион, Предателем и вором, в жажде злата;
106 И как Мидас в беду был вовлечен, В своем желанье жадном утоляем, Которым сделался для всех смешон.
109 Безумного Ахана вспоминаем, Добычу скрывшего, и словно зрим, Как гневом Иисуса он терзаем.
112 Потом Сапфиру с мужем мы виним, Мы рады синякам Гелиодора, И вся гора позором круговым
1 10 Напутствует убийцу Полидора; Последний клич: "Как ты находишь. Красе, Вкус золота? Что ты знаток, нет спора!"
118 Кто громко говорит, а кто, подчас, Чуть внятно, по тому, насколь сурово Потребность речи уязвляет нас.
121 Не я один о добрых молвил слово, Как здесь бывает днем; но невдали Не слышно было никого другого".
124 Мы от него немало отошли И, напрягая силы до предела, Спешили по дороге, как могли.
127 И вдруг гора, как будто пасть хотела, Затрепетала; стужа обдала Мне, словно перед казнию, все тело,
130 Не так тряслась Делосская скала, Пока гнезда там не свила Латона И небу двух очей не родила.
133 Раздался крик по всем уступам склона, Такой, что, обратясь, мой проводник Сказал: «Тебе твой спутник оборона».
136 «Gloria in excelsis» – был тот крик, Один у всех, как я его значенье По возгласам ближайших к нам постиг.
139 Мы замерли, внимая восхваленье, Как слушали те пастухи в былом; Но прекратился трус, и смолкло пенье.
142 Мы вновь пошли своим святым путем, Среди теней, по-прежнему безгласно Поверженных в рыдании своем.
145 Еще вовек неведенье так страстно Рассудок мой к познанью не влекло, Насколько я способен вспомнить ясно,
148 Как здесь я им терзался тяжело; Я, торопясь, не смел задать вопроса, Раздумье же помочь мне не могло;
151 Так, в робких мыслях, шел я вдоль утеса.
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ Комментарии
1 Терзаемый огнем природной жажды, Который утоляет лишь вода, Самаритянке данная однажды,
4 Я, следуя вождю, не без труда Загроможденным кругом торопился, Скорбя при виде правого суда.
7 И вдруг, как, по словам Луки, явился Христос в дороге двум ученикам, Когда его могильный склеп раскрылся, -
10 Так здесь явился дух, вдогонку нам, Шагавшим над простертыми толпами; Его мы не заметили; он сам
13 Воззвал к нам: «Братья, мир господень с вами!» Мы тотчас обернулись, и поэт Ему ответил знаком и словами:
16 "Да примет с миром в праведный совет Тебя неложный суд, от горней сени Меня отторгший до скончанья лет!"
19 "Как! Если вы не призванные тени, - Сказал он, с нами торопясь вперед, - Кто вас возвел на божий ступени?"
22 И мой наставник: "Кто, как этот вот, Отмечен ангелом, несущим стражу, Тот воцаренья с праведными ждет.
25 Но так как та, что вечно тянет пряжу, Его кудель ссучила не вполне, Рукой Клото намотанную клажу,
28 Его душа, сестра тебе и мне, Не обладая нашей мощью взгляда, Идти одна не может к вышине.
31 И вот я призван был из бездны Ада Его вести, и буду близ него, Пока могу руководить, как надо.
34 Но, может быть, ты знаешь: отчего Встряслась гора и возглас ликованья Объял весь склон до влажных стоп его?"
37 Спросив, он мне попал в ушко желанья Так метко, что и жажда смягчена Была одной отрадой ожиданья.
40 Тот начал так: "Гора отрешена Ото всего, в чем нарушенье чина И в чем бы оказалась новизна.
43 Здесь перемен нет даже и помина: Небесного в небесное возврат И только – их возможная причина.
46 Ни дождь, ни иней, ни роса, ни град, Ни снег не выпадают выше грани Трех ступеней у загражденных врат.
49 Нет туч, густых иль редких, нет блистаний, И дочь Фавманта в небе не пестра, Та, что внизу живет среди скитаний.
52 Сухих паров не ведает гора Над сказанными мною ступенями, Подножием наместника Петра.
55 Внизу трясет, быть может, временами, Но здесь ни разу эта вышина Не сотряслась подземными ветрами.
58 Дрожит она, когда из душ одна Себя познает чистой, так что встанет Иль вверх пойдет; тогда и песнь слышна.
61 Знак очищенья – если воля взманит Переменить обитель, и счастлив, Кто, этой волей схваченный, воспрянет.
64 Душа и раньше хочет; но строптив Внушенный божьей правдой, против воли, Позыв страдать, как был грешить позыв.
67 И я, простертый в этой скорбной боли Пятьсот и больше лет, изведал вдруг Свободное желанье лучшей доли.
70 Вот отчего все дрогнуло вокруг, И духи песнью славили гремящей Того, кто да избавит их от мук".
73 Так он сказал; и так как пить тем слаще, Чем жгучей жажду нам пришлось терпеть, Скажу ль, как мне был в помощь говорящий?
76 И мудрый вождь: "Теперь я вижу сеть, Вас взявшую, и как разъять тенета, Что зыблет гору и велит вам петь.
79 Но кем ты был – узнать моя забота, И почему века, за годом год, Ты здесь лежал – не дашь ли мне отчета?"
82 "В те дни, когда всесильный царь высот Помог, чтоб добрый Тит отмстил за раны, Кровь из которых продал Искарьот, -
85 Ответил дух, – я оглашал те страны Прочнейшим и славнейшим из имен, К спасению тогда еще не званный.
88 Моих дыханий был так сладок звон, Что мною, толосатом, Рим пленился, И в Риме я был миртом осенен.
91 В земных народах Стаций не забылся. Воспеты мной и Фивы и Ахилл, Но под второю ношей я свалился.
94 В меня, как семя, искру заронил Божественный огонь, меня жививший, Который тысячи воспламенил;
97 Я говорю об Энеиде, бывшей И матерью, и мамкою моей, И все, что труд мой весит, мне внушившей.
100 За то, чтоб жить, когда среди людей Был жив Вергилий, я бы рад в изгнанье Про весть хоть солнце свыше должных дней".
103 Вергилий на меня взглянул в молчанье, И вид его сказал: «Будь молчалив!» Но ведь не все возможно при желанье.
106 Улыбку и слезу родит порыв Душевной страсти, трудно одолимый Усильем воли, если кто правдив.
109 Я не сдержал улыбки еле зримой; Дух замолчал, чтоб мне в глаза взглянуть, Где ярче виден помысел таимый.
112 "Да завершишь добром свой тяжкий путь! - Сказал он мне. – Но что в себе хоронит Твой смех, успевший только что мелькнуть?"
115 И вот меня две силы розно клонят: Здесь я к молчанью, там я понужден К ответу; я вздыхаю, и я понят
118 Учителем. "Я вижу – ты смущен. Ответь ему, а то его тревожит Неведенье", – так мне промолвил он.
121 И я: "Моей улыбке ты, быть может, Дивишься, древний дух. Так будь готов, Что удивленье речь моя умножит.
124 Тот, кто ведет мой взор чредой кругов, И есть Вергилий, мощи той основа, С какой ты пел про смертных и богов.
127 К моей улыбке не было иного, Поверь мне, повода, чем миг назад О нем тобою сказанное слово".
130 Уже упав к его ногам, он рад Их был обнять; но вождь мой, отстраняя: «Оставь! Ты тень и видишь тень, мой брат».
133 "Смотри, как знойно, – молвил тот, вставая, - Моя любовь меня к тебе влекла, Когда, ничтожность нашу забывая,
136 Я тени принимаю за тела".
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ Комментарии
1 Уже был ангел далеко за нами, Тот ангел, что послал нас в круг шестой, Еще рубец смахнув с меня крылами;
4 И тех, кто правды восхотел святой, Назвал блаженными, и прозвучало Лишь «sitiunt» – и только – в речи той;
7 И я, чье тело снова легче стало,
|
|||
|