Поэт и толпа»

«Поэт»

Стихотворение «Поэт» было написано в 1827 году, когда Пушкин начал все чаще задумываться о своем предназначении. Тема поэта и поэзии прошла через все творчество Пушкина. Стихотворение «Поэт» в этом плане не является исключением. В этом стихотворении автор говорит о поэте как о неземном существе, для которого обыденная жизнь среди обычных людей – это оковы, мешающие проснуться его душе. Проблема взаимоотношений певца чувств и общества очень важна для Пушкина, так как он сам поэт, который хочет донести людям прекрасное, сделать их серую жизнь цветной. Но вместе с тем он понимает, что в суете его талант, его благородная цель может погибнуть как сорванный и брошенный цветок. Именно поэтому первая часть стихотворения написана в таком пессимистическом настроении. Понять все чувства автора читателю помогают эпитеты, яркие и точные, несущие огромную эмоционально-смысловую нагрузку. Например, «суетный свет» , «хладный сон»,» детей ничтожных» . И как противоположны по настроению эпитеты второй части стихотворения: «божественный глагол» , «гордая голова» , «широко шумные дубровы» . Разделение стихотворения на две части как нельзя лучше показывает изменение чувств лирического героя. Первая часть – это жизнь поэта без вдохновения, под гнетом обыденности до прихода Музы. Автор показывает, что без творчества поэт не может существовать, что он задыхается в серой массе жизненных проблем: Молчит его святая лира; Душа вкушает хладный сон, и меж детей ничтожных мира, Быть может всех ничтожней он. А вторая часть – это период сотворения поэтом чего-то нового. И тогда уже ничто в целом мире не может сломить великую силу поэта, его голос, проникающий повсюду. Он как бы становится выше всех людей, для него исчезает все вокруг, и он остается один на один со своим творчеством. Это и есть, по мнению Пушкина, истинное счастье поэта. В первой части стихотворения способ рифмовки - перекрестная; в первом и третьем четверостишиях второй части – кольцевая, а во втором - перекрестная. Мне кажется, что способ рифмовки первой части и второго четверостишия второй части совпадают, потому что в них говориться об одном и том же - о взаимоотношениях поэта и общества. Но все-таки, как бы ни различны были части стихотворения, в каждой из них Пушкин утверждает идею о том, что поэт – это необычный человек, живущей своей, ни на чью не похожей жизнью и обладающий сложной, но вместе с тем прекрасной судьбой. Недаром Пушкин сравнивает душу поэта с пробудившимся орлом – сильной, гордой и бесконечно свободной птицей…

«Поэт и толпа»

А вот в стихотворении «Поэт и толпа» перед нами возникает несколько другая ситуация, иная картина. Это не лирический монолог, который разворачивается как бы от имени лирического персонажа. Это некая драматическая сценка, которая постает теперь уже в виде диалога, представленного, с одной стороны, жрецом, а с другой стороны, вот этой самой непросвещенной толпой. Более того, эту самую драматическую сценку Пушкин рисует, опираясь теперь на другую традицию – не ветхозаветную, не библейскую, не христианскую, а традицию античную, в данном случае Греко римскую. Это не случайно, потому что именно античность породила это особо культурное явление, которое принято называть диалогом. Поэтому не случайно этот диалог разворачивается между этими персонажами. Тема этого диалога с внешней точки зрения вроде бы как разворачивается в связи с тем, что обсуждается здесь песня жреца. Нужно полагать, что все-таки он передает некий голос, некую волю Бога, которую пытается передать людям. А с другой стороны, этот голос и эта песня оказываются толпе невнятными:

Поэт по лире вдохновенной
Рукой рассеянной бряцал.
Он пел – а хладный и надменный
Кругом народ непосвященный
Ему бессмысленно внимал.

С одной стороны, внимает, а с другой – бессмысленно, потому что не понимает, что поет. Но эта бессмысленная толпа пытается разобраться, в чем дело, пытаясь осмыслить в своих человеческих категориях то, что происходит на ее глазах:

И толковала чернь тупая:
«Зачем так звучно он поет?
Напрасно ухо поражая,
К какой он цели нас ведет?
О чем бренчит? чему нас учит?
Зачем сердца волнует, мучит,
Как своенравный чародей?
Как ветер, песнь его свободна,
Зато как ветер и бесплодна:
Какая польза нам от ней?»

Толпа пытается вытянуть один из критериев, по поводу которой можно было бы осмыслить песнь поэта, – польза. И вдруг в ответ слышит:

Молчи, бессмысленный народ,
Поденщик, раб нужды, забот!
Несносен мне твой ропот дерзкий,
Ты червь земли, не сын небес;

Тебе бы пользы всё — на вес
Кумир ты ценишь Бельведерский.
Ты пользы, пользы в нем не зришь.
Но мрамор сей ведь бог!.. так что же?
Печной горшок тебе дороже:
Ты пищу в нем себе варишь.

Становится понятно, что цель поэзии вовсе не польза, а какая-то другая. Какая пока не совсем еще понятно. Тогда вновь не унимается непросвещенная толпа. Ей все равно не дано будет понять, в чем дело. Она тогда попытается извлечь из этой песни поэта некий урок:

Нет, если ты небес избранник,
Свой дар, божественный посланник,
Во благо нам употребляй:
Сердца собратьев исправляй.
Мы малодушны, мы коварны,
Бесстыдны, злы, неблагодарны;
Мы сердцем хладные скопцы,
Клеветники, рабы, глупцы;
Гнездятся клубом в нас пороки.
Ты можешь, ближнего любя,
Давать нам смелые уроки,
А мы послушаем тебя.

Удивительное признание со стороны толпы. Во-первых, вдруг выясняется, что вся она наполнена кучей пороков, но совсем не возражает против того, чтобы поэты исправляли эти самые пороки. Все равно тема того, что какая-то польза, какой-то смысл в этой бессмысленной песне должен быть обнаружен. И вдруг в ответ поэт произносит нечто неожиданное:

Падите прочь – какое дело
Поэту мирному до вас!
В разврате каменейте смело,
Не оживит вас лиры глас!
Душе противны вы, как гробы.
Для вашей глупости и злобы
Имели вы до сей поры
Бичи, темницы, топоры;
– Довольно с вас, рабов безумных!
Во градах ваших с улиц шумных
Сметают сор, – полезный труд! –
Но, позабыв свое служенье,
Алтарь и жертвоприношенье,
Жрецы ль у вас метлу берут?
Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.

Только в самом последнем ответе поэта возникает отсылка его к фигуре жреца, к фигуре посредника между миром Богов и миром людей. Возникают символы этого жреческого служения – алтарь, жертвоприношение. И если вам не понятно, в чем смысл божественного дела жреца, то в его обязанности вовсе не входит непросвещенной толпе растолковывать это. Загадка все равно остается неразгаданной, если только не представить себе самого очевидного. Цель поэзии – поэзия, цель художества – художество, самодостаточного внутри себя, не требующего никакого оправдания для своего существования.

⇐ Предыдущая 123 Следующая ⇒