Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья



ПРИМЕЧАНИЯ



 

Овидий

Метаморфозы

Книга I

    >>>

Публий Овидий Назон. Метаморфозы. М., «Художественная литература», 1977.
Перевод с латинского С. В. Шервинского. Примечания Ф. А. Петровского.

 

 

10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160 170 180 190 200 210 220 230 240 250 260 270 280 290 300 310 320 330 340 350 360 370 380 390 400 410 420 430 440 450 460 470 480 490 500 510 520 530 540 550 560 570 580 590 600 610 620 630 640 650 660 670 680 690 700 710 720 730 740 750 760 770

Ныне хочу рас­ска­зать про тела, пре­вра­щен­ные в фор­мы Новые. Боги, — ведь вы пре­вра­ще­ния эти вер­ши­ли, — Дай­те ж замыс­лу ход и мою от нача­ла все­лен­ной До насту­пив­ших вре­мен непре­рыв­ную песнь доведи­те.


5

 Не было моря, зем­ли и над всем рас­про­стер­то­го неба, — Лик был при­ро­ды един на всей широ­те миро­зда­нья, — Хао­сом зва­ли его. Нечле­нен­ной и гру­бой гро­ма­дой, Бре­ме­нем кос­ным он был, — и толь­ко, — где собра­ны были Свя­зан­ных сла­бо вещей семе­на раз­но­сущ­ные вку­пе.
Миру Титан ника­кой тогда не давал еще све­та. И не нара­щи­ва­ла рогов ново­яв­лен­ных Феба, И не висе­ла зем­ля, обте­ка­е­ма током воздуш­ным, Соб­ст­вен­ный вес поте­ряв, и по длин­ным зем­ным око­е­мам Рук в то вре­мя сво­их не про­стер­ла еще Амфи­т­ри­та.
Там, где суша была, пре­бы­ва­ли и море и воздух. И ни на суше сто­ять, ни по водам нель­зя было пла­вать. Воздух был све­та лишен, и форм ничто не хра­ни­ло. Все еще было в борь­бе, затем что в мас­се еди­ной Холод сра­жал­ся с теп­лом, сра­жа­лась с влаж­но­стью сухость,
Бит­ву с весо­мым вело неве­со­мое, твер­дое с мяг­ким. Бог и при­ро­ды почин раздо­ру конец поло­жи­ли. Он небе­са от зем­ли отре­шил и воду от суши. Воздух густой отде­лил от ясность обрет­ше­го неба. После же, их разо­брав, из груды сле­пой их извлек­ши,
Раз­ные дав им места, — свя­зал согла­си­ем мир­ным. Сила огня воз­нес­лась, неве­со­мая, к сво­дам небес­ным, Место себе обре­тя на самом вер­ху миро­зда­нья. Воздух — бли­жай­ший к огню по лег­ко­сти и рас­сто­я­нью. Оных плот­нее, зем­ля свои при­тя­ну­ла части­цы.
Сжа­тая гру­зом сво­им, осе­ла. Ее обте­кая, Глу­би вода заня­ла и устой­чи­вый мир окру­жи­ла. Рас­по­ло­жен­ную так, бог некий — какой, неиз­вест­но — Мас­су потом разде­лил; разде­лив, по частям раз­гра­ни­чил — Зем­лю преж­де все­го, чтобы все ее сто­ро­ны глад­ко
Выров­нять, вме­сте собрал в подо­бье огром­но­го кру­га. После раз­лил он моря, при­ка­зал им взды­мать­ся от вет­ров Буй­ных, велел им обнять окру­жен­ной зем­ли побе­ре­жья. После доба­вил клю­чи, болота без края, озе­ра; Бре­гом изви­ли­стым он обвел быст­ро­вод­ные реки,
Раз­ные в раз­ных местах, — иные зем­ля погло­ща­ет, К морю дру­гие текут и, дой­дя, погло­ща­ют­ся гла­дью Воль­но раз­лив­ших­ся вод, и ска­лы им бере­гом слу­жат. Он пове­лел разо­стлать­ся полям, и доли­нам — вда­вить­ся, В зелень одеть­ся лесам, и горам воз­не­стись каме­ни­стым.
Спра­ва поя­са два и сле­ва столь­ко же неба Свод обве­ли, и меж них, всех про­чих пла­мен­ней, пятый. Сво­дом объ­ятую твердь озна­чил умы­сел бога Точ­но таким же чис­лом: зем­ля — с пятью поло­са­ми. На середин­ной из них от жары оби­тать невоз­мож­но.
Две под сне­гом лежат глу­бо­ким, а двум меж­ду ними Бог уме­рен­ность дал, сме­шав там сту­жу и пла­мень. Воздух вплот­ную навис над ними; насколь­ко по весу Лег­че вода, чем зем­ля, настоль­ко огня он тяже­ле. В возду­хе тучам сто­ять при­ка­зал он и пла­вать тума­нам,
И раз­ра­жать­ся гро­мам, сму­щаю­щим души люд­ские, Мол­ни­ям он пове­лел и вет­рам при­но­сить охлаж­де­нье. Но не повсюду вла­деть поз­во­лил им мира стро­и­тель Возду­хом. Даже теперь нелег­ко вос­пре­пят­ст­во­вать вет­рам, Хоть и по раз­ным путям направ­ля­ет­ся их дуно­ве­нье,
Весь наш мир сокру­шить. Тако­во несо­гла­сие бра­тьев! Эвр к Авро­ре тогда отсту­пил, в Наба­тей­ское цар­ство, В Пер­сию, к гор­ным хреб­там, оза­ря­е­мым утрен­ним све­том. Запад и те бере­га, что солн­цем согре­ты закат­ным, Бли­же к Зефи­ру, меж тем как в Ски­фию и в Семи­звез­дье
Вторг­ся ужас­ный Борей; ему супро­тив­ные зем­ли Влаж­ны все­гда от тума­нов сырых и дожд­ли­во­го Авст­ра. Свер­ху же, выше их всех, поме­стил он веса лишен­ный Ясный эфир, ника­кою зем­ной не запят­нан­ный гря­зью. Толь­ко лишь рас­по­ло­жил он все по точ­ным гра­ни­цам, —
В оной гро­ма­де — сле­пой — зажа­тые преж­де созвез­дья Ста­ли одно за одним по всем небе­сам заго­рать­ся; Чтобы пре­дел ни один не лишен был живо­го созда­нья, Звезды и фор­мы богов небес­ную заня­ли поч­ву. Для оби­та­нья вода свер­каю­щим рыбам доста­лась,
Суша зем­ная зве­рям, а пти­цам — воздух подвиж­ный. Толь­ко одно суще­ство, что свя­щен­нее их и спо­соб­ней К мыс­ли высо­кой, — чтоб стать гос­по­ди­ном дру­гих, — не явля­лось. И родил­ся чело­век. Из сути боже­ст­вен­ной создан Был он все­лен­ной твор­цом, зачи­на­те­лем луч­ше­го мира,
Иль моло­дая зем­ля, разде­лен­ная с гор­ним эфи­ром Толь­ко что, семя еще сохра­ни­ла роди­мо­го неба? Отпрыск Япе­та, ее заме­шав реч­ною водою, Сде­лал подо­бье богов, кото­рые всем управ­ля­ют. И меж­ду тем как, скло­нясь, осталь­ные живот­ные в зем­лю
Смот­рят, высо­кое дал он лицо чело­ве­ку и пря­мо В небо глядеть пове­лел, поды­мая к созвезди­ям очи. Так зем­ля, что была недав­но без­ли­кой и гру­бой, Пре­об­ра­зясь, при­ня­ла людей небы­лые обли­чья.   Пер­вым век золо­той наро­дил­ся, не знав­ший воз­мездий,
Сам соблюдав­ший все­гда, без зако­нов, и прав­ду и вер­ность. Не было стра­ха тогда, ни кар, и сло­вес не чита­ли Гроз­ных на брон­зе; тол­па не дро­жа­ла тогда, ожидая В стра­хе реше­нья судьи, — в без­опас­но­сти жили без судей. И, под секи­рой упав, для стран­ст­вий в чужие пре­де­лы
С гор не спус­ка­лась сво­их сос­на на теку­щие вол­ны. Смерт­ные, кро­ме род­ных, ника­ких побе­ре­жий не зна­ли. Не окру­жа­ли еще отвес­ные рвы укреп­ле­ний; Труб не быва­ло пря­мых, ни мед­ных рогов искрив­лен­ных, Не было шле­мов, мечей; упраж­не­ний воен­ных не зная,
Слад­кий вку­ша­ли покой без­опас­но живу­щие люди. Так­же, от дани воль­на, не тро­ну­та ост­рой моты­гой, Плу­гом не ране­на, все зем­ля им сама при­но­си­ла. Пищей доволь­ны вполне, полу­ча­е­мой без при­нуж­де­нья, Рва­ли с дере­вьев пло­ды, зем­ля­нич­ник нагор­ный сби­ра­ли,
Терн, и на креп­ких вет­вях вися­щие яго­ды тута, Иль уро­жай желудей, что с дере­вьев Юпи­те­ра пали. Веч­но сто­я­ла вес­на; при­ят­ный, про­хлад­ным дыха­ньем Лас­ко­во нежил зефир цве­ты, не знав­шие сева. Боле того: уро­жай без рас­паш­ки зем­ля при­но­си­ла;
Не отды­хая, поля золо­ти­лись в тяже­лых коло­сьях, Реки тек­ли моло­ка, стру­и­лись и нек­та­ра реки, Капал и мед золо­той, сочась из зеле­но­го дуба. После того как Сатурн был в мрач­ный Тар­тар низ­верг­нут, Миром Юпи­тер вла­дел, — сереб­ря­ный век наро­дил­ся.
Золота хуже он был, но жел­той меди цен­нее. Сро­ки древ­ней вес­ны сокра­тил в то вре­мя Юпи­тер, Лето с зимою создав, сотво­рив и невер­ную осень С крат­кой вес­ной; разде­лил он четы­ре вре­ме­ни года. Тут, впер­вые, сожжен жарой иссу­шаю­щей, воздух
Стал рас­ка­лять­ся и лед — пови­сать под вет­ром мороз­ным. Тут впер­вые в домах рас­се­ли­лись. Дома­ми слу­жи­ли Людям пеще­ры, кусты и лыком скреп­лен­ные вет­ви. В пер­вый раз семе­на Цере­ри­ны в бороздах длин­ных Были зары­ты, и вол засто­нал, ярмом удру­чен­ный.
Третьим за теми дву­мя век мед­ный явил­ся на сме­ну; Духом суро­вей он был, склон­ней к ужа­саю­щим бра­ням, — Но не пре­ступ­ный еще. Послед­ний же был — из желе­за, Худ­шей руды, и в него ворва­лось, нима­ло не мед­ля, Все нече­сти­вое. Стыд убе­жал, и прав­да, и вер­ность;
И на их место тот­час появи­лись обма­ны, ковар­ство; Коз­ни, наси­лье при­шли и про­кля­тая жаж­да нажи­вы. Нача­ли парус вве­рять вет­рам; но еще море­хо­ды Худо их зна­ли тогда, и на высях сто­яв­шие гор­ных На непри­выч­ных вол­нах кораб­ли зака­ча­лись впер­вые.
При­над­ле­жав­шие всем до сих пор, как солн­це и воздух, Длин­ной межою поля зем­ле­мер осто­рож­ный раз­ме­тил. И от бога­той зем­ли не одних уро­жа­ев и долж­ной Тре­бо­вать ста­ли еды, но вошли и в утро­бу зем­ную; Те, что скры­ва­ла зем­ля, ото­дви­нув­ши к теням сти­гий­ским,
Ста­ли богат­ства копать, — ко вся­ко­му злу побуж­де­нье! С вред­ным желе­зом тогда желе­за вред­ней­шее зла­то Вышло на свет и вой­на, что и зла­том кру­шит, и желе­зом, В окро­вав­лен­ной руке сотря­сая со зво­ном ору­жье. Люди живут гра­бе­жом; в хозя­ине гость не уве­рен,
В зяте — тесть; ред­ка при­язнь и меж бра­тья­ми ста­ла. Муж жену погу­бить готов, она же — супру­га. Страш­ные маче­хи, те ако­нит под­бав­ля­ют смер­тель­ный; Рань­ше вре­ме­ни сын о годах чита­ет отцов­ских. Пало, повер­же­но в прах, бла­го­че­стье, — и дева Аст­рея
С влаж­ной от кро­ви зем­ли ушла — из бес­смерт­ных послед­ней.   Не был, одна­ко, зем­ли без­опас­ней эфир высо­чай­ший: В цар­ство небес, гово­рят, стре­мить­ся ста­ли Гиган­ты; К звездам высо­ким они гро­мозди­ли сту­пе­ня­ми горы. Тут все­мо­гу­щий отец Олимп сокру­шил, нис­по­слал он
Мол­нию; с Оссы он сверг Пели­он на нее взгро­мож­ден­ный. Гру­зом дави­мы зем­ли, лежа­ли тела вели­ка­нов, — Тут, по пре­да­нью, детей изобиль­ной напи­та­на кро­вью, Влаж­ною ста­ла зем­ля и горя­чую кровь ожи­ви­ла; И, чтоб от рода ее сохра­ни­лась какая-то память,
Образ дала ей людей. Но и это ее порож­де­нье Вовсе не чти­ло богов, на убий­ство сви­ре­пое пад­ко, Склон­но наси­лье тво­рить. Узна­ешь рож­ден­ных от кро­ви!   Это Сатур­ний-отец увидал с высо­кой твер­ды­ни И засто­нал и, сто­ла Лика­о­но­ва гнус­ный при­пом­нив
Пир, недав­ний еще, полу­чить не успев­ший оглас­ки, Силь­ным в душе запы­лав и достой­ным Юпи­те­ра гне­вом, Созвал богов на совет. И не мед­ли­ли зва­ные боги. Есть доро­га в выси, на ясном зри­мая небе; Млеч­ным зовет­ся Путем, сво­ей белиз­ною замет­на.
То для все­выш­них богов — доро­га под кров Гро­мо­верж­ца, В цар­ский Юпи­те­ра дом. Кра­су­ют­ся спра­ва и сле­ва Атрии знат­ных богов, с две­ря­ми, откры­ты­ми настежь. Чернь где при­дет­ся живет. В перед­ней же части чер­то­га Вста­ли пена­ты богов — небо­жи­те­лей, вла­стию слав­ных.
Это-то место — когда б в выра­же­ни­ях был я сме­лее — Я бы назвал, не боясь, Пала­ти­ном вели­ко­го неба. Так, рас­се­лись едва в поко­ях мра­мор­ных боги, На воз­вы­ше­нье, рукой опер­шись на ски­петр из кости, Три­жды, четы­режды Он потряс при­во­дя­щие в ужас
Воло­сы, поко­ле­бав и зем­лю, и море, и звезды. Сле­дом за тем раз­ре­шил и уста, воз­му­щен­ные гне­вом: «Нет, я не более был все­лен­ной моей оза­бо­чен В те вре­ме­на, как любой из вра­гов зме­е­но­гих готов был С сот­ней протя­ну­тых рук на плен­ное бро­сить­ся небо!
Хоть и жесто­кий был враг, — но тогда от еди­но­го рода Про­ис­хо­ди­ла вой­на и еди­ный име­ла источ­ник. Ныне же всюду, где мир Нере­евым гулом охва­чен, Дол­жен смерт­ный я род погу­бить. Кля­ну­ся река­ми Ада, что под зем­лей про­те­ка­ют по роще сти­гий­ской, —
Было испы­та­но все. Но неиз­ле­чи­мую язву Сле­ду­ет сре­зать мечом, чтоб здра­вую часть не заде­ло. Есть полу­бо­ги у нас, боже­ства наши сель­ские; ним­фы, Фав­ны, сати­ры и гор оби­та­те­ли диких — силь­ва­ны. Если мы их до сих пор не почти­ли жили­щем на небе,
Зем­лю мы отда­ли им и на ней раз­ре­шим оста­вать­ся. Но, о Все­выш­ние! Все же доволь­но ль они без­опас­ны, Еже­ли мне само­му, и вас и перу­на вла­ды­ке, Коз­ни стро­ить посмел Лика­он, про­слав­лен­ный звер­ст­вом?» Затре­пе­та­ли тут все и дерз­ко­го тре­бу­ют с жар­ким
Рве­ньем. Так было, когда осме­лил­ся сброд нече­сти­вый Рим­ское имя залить в неистов­стве — Цеза­ря кро­вью. Ужа­сом был пора­жен, что гро­мом, при этом паде­нье Род чело­ве­че­ский, вся содрог­ну­лась все­лен­ная стра­хом. Столь же отрад­на тебе тво­их близ­ких пре­дан­ность, Август,
Сколь Гро­мо­верж­цу — богов бла­го­вер­ность. Лишь голо­сом он и рукою Ропот вокруг пода­вил, все сно­ва без­молв­ны­ми ста­ли. Толь­ко лишь кон­чил­ся крик, подав­лен вла­ды­ки вели­чьем, Сыз­но­ва речью такой пре­рвал Юпи­тер мол­ча­нье: «Он уже кару понес, и об этом оставь­те заботу.
Что совер­шил он и как был нака­зан, о том сооб­щу я: Наших достиг­ла ушей недоб­рая вре­ме­ни сла­ва. Чая, что лож­на она, с вер­ши­ны спус­ка­юсь Олим­па, Обо­зре­ваю я — бог в чело­ве­че­ском обли­ке — зем­лю. Дол­го б при­шлось исчис­лять, как мно­го повсюду нашел я
Злост­но­го. Истине всей мол­ва усту­па­ла дур­ная. Вот пере­шел я Менал, где зве­ри­ные страш­ны бер­ло­ги, После в Кил­ле­ну зашел и в про­хлад­ные сос­ны Ликея, В домы аркад­цев вхо­дил и под кров непри­ют­ный тира­на. Сумер­ки позд­ние ночь меж тем влек­ли за собою.
Подал я знак, что при­шло боже­ство, — народ тут молить­ся Начал. Спер­ва Лика­он над обе­та­ми стал насме­хать­ся И гово­рит: “Испы­таю при всех в откры­тую, бог ли Он или смерт­ный. Тогда не будет сомни­тель­на прав­да”. В ночь, отяг­чен­но­го сном, сгу­бить неча­ян­ной смер­тью
Хочет меня. По душе ему этак испы­ты­вать прав­ду. Но, не доволь­ст­ву­ясь тем, одно­му из залож­ни­ков, коих Выслал молос­ский народ, мечом прон­за­ет он гор­ло. После в кипя­щей воде он чле­нов часть полу­мерт­вых Варит, дру­гую же часть печет на огне раз­веден­ном.
Толь­ко лишь подал он их на сто­лы, я мол­нией мстя­щей Дом пова­лил на него, на достой­ных вла­дель­ца пена­тов. Он, устра­шен­ный, бежит; тиши­ны дере­вен­ской достиг­нув, Воет, пыта­ясь вот­ще гово­рить. Уже обре­та­ют Ярость былые уста, с при­выч­ною стра­стью к убий­ству
Он напа­да­ет на скот, — и доныне на кровь весе­лит­ся! Шерсть уже вме­сто одежд; ста­но­вят­ся лапа­ми руки. Вот уж он — волк, но следы сохра­ня­ет преж­не­го вида: Та же на нем седи­на, и преж­няя в мор­де сви­ре­пость, Све­тят­ся так же гла­за, и лютость в обли­ке та же.
Дом сокру­шил­ся один — одно­му ли про­пасть подо­ба­ло! — Всем про­тя­же­ньем зем­ли сви­ре­по Эри­ния пра­вит. Слов­но заго­вор тут пре­ступ­ный замыс­ли­ли! Зна­чит, Пусть по заслу­гам и казнь поне­сут! Таков при­го­вор мой». Речь Гро­мо­верж­ца одни одоб­ря­ют, еще под­стре­кая
Ярость его; у дру­гих мол­ча­ние слу­жит согла­сьем. Но чело­ве­че­ский род, обре­чен­ный на гибель, жале­ют Все; каков будет вид зем­ли, лишив­шей­ся смерт­ных, Все вопро­ша­ют, и кто при­но­сить на жерт­вен­ник будет Ладан? Иль хочет зве­рью он отдать опу­сте­лую зем­лю?
И на вопрос их в ответ, — что его-де об этом забота, — Выш­них царь запре­ща­ет дро­жать и, не схо­жее с преж­ним, Он обе­ща­ет явить — чудес­ным рож­де­ни­ем — пле­мя.   Вот уж по всей зем­ле раз­ме­тать он готов был перу­ны, Да убо­ял­ся, пылать от огней не начал бы столь­ких
Неба свя­щен­ный эфир и длин­ная ось не зажглась бы. Вспом­нил, — так судь­бы гла­сят, — что неко­гда вре­мя насту­пит, Срок, когда море, зем­ля и небес­ный дво­рец заго­рят­ся, — Гибель будет гро­зить див­но­сла­жен­ной мира гро­ма­де. Стре­лы тогда отло­жил — масте­ров-цик­ло­пов работу,
Кару иную избрал — чело­ве­че­ский род под водою Взду­мал сгу­бить и с небес про­лив­ные дожди опро­ки­нул, Он Акви­ло­на тот­час заклю­чил в пеще­рах Эола И дуно­ве­ния все, что скоп­ле­ния туч отго­ня­ют. Выпу­стил Нота. И Нот на влаж­ных выно­сит­ся кры­льях, —
Лик устра­шаю­щий скрыт под смоль­но-чер­ным тума­ном, Вла­гой бра­да тяже­ла, по седи­нам пото­ки стру­ят­ся, И обла­ка на челе; и кры­лья и грудь его в кап­лях. Толь­ко лишь сжал он рукой про­стран­но навис­шие тучи, Треск раздал­ся, и дожди, дотоль запер­тые, изли­лись.
В радуж­ном пла­тье сво­ем, Юно­ны вест­ни­ца, воды Ста­ла Ирида сби­рать и ими напи­ты­вать тучи. В поле хле­ба полег­ли; погиб­ши­ми видя надеж­ды, Пла­чет селя­нин: про­пал труд цело­го года напрас­ный. Не удо­воль­ст­во­ван гнев Юпи­те­ра — небом; лазур­ный
Брат помо­га­ет ему, посы­лая воды на помощь. Реки созвал, и, когда под кров сво­е­го гос­по­ди­на Боги реч­ные вошли, — «При­бе­гать к уве­ща­ни­ям дол­гим Неза­чем мне, — гово­рит. — Свою всю силу излей­те! Надоб­но так. Отво­ри­те дома, ото­двинь­те пре­гра­ды
И отпу­сти­те тот­час всем вашим пото­кам пово­дья». Так при­ка­зал. И они род­ни­кам рас­ши­ря­ют исто­ки, И, устрем­ля­ясь к морям, в необуздан­ном катят­ся беге. Сам он тре­зуб­цем сво­им о зем­лю уда­рил. Она же Дрог­ну­ла вся и воде на сво­бо­ду откры­ла доро­гу.
И по широ­ким полям, раз­ли­ва­ясь, несут­ся пото­ки; Вме­сте с хле­ба­ми несут дере­вья, людей и живот­ных, Тащат дома и все, что в домах, со свя­ты­ня­ми вме­сте. Ежель остал­ся дом, усто­ял пред такою бедою Непо­вреж­ден­ный, то все ж он затоп­лен водою высо­кой,
И уже скры­ты от глаз погру­жен­ные довер­ху баш­ни. Суша и море сли­лись, и раз­ли­чья меж ними не ста­ло. Все было — море одно, и не было бре­га у моря. Кто пере­брал­ся на холм, кто в лод­ке сидит кру­то­бо­кой И загре­ба­ет веслом, где сам обра­ба­ты­вал паш­ню.
Тот над нивой плы­вет иль над кров­лей утоп­ше­го дома Сель­ско­го. Рыбу дру­гой уже ловит в вер­шине у вяза. То в зеле­не­ю­щий луг — слу­ча­ет­ся — якорь вон­зит­ся, Или за вет­ви лозы зацеп­ля­ет­ся гну­тое дни­ще. Там, где недав­но тра­ву щипа­ли под­жа­рые козы,
Рас­по­ло­жи­ли свои неук­лю­жие туши тюле­ни. И в изум­ле­нье глядят на рощи, гра­ды и зда­нья Девы Нере­евы. В лес заплы­ва­ют дель­фи­ны, на сучья Верх­ние вдруг нале­тят и, уда­рясь, дуб зако­леб­лют. Волк плы­вет меж овец, вол­на льва рыже­го тащит.
Тащит и тиг­ров вол­на; не впрок непо­мер­ная сила Веп­рю, ни ног быст­ро­та вле­ко­мо­му током оле­ню. Дол­го зем­ли про­ис­кав, куда опу­стить­ся мог­ла бы, Пада­ет в море, кру­жа, с изне­мог­ши­ми кры­лья­ми пти­ца. Зали­ты были хол­мы свое­во­льем без­мер­ной пучи­ны, —
В самые маков­ки гор мор­ской при­бой уда­ря­ет. Гибнет в воде боль­шин­ство; а немно­гих, водой поща­жен­ных, При недо­стат­ке во всем, про­дол­жи­тель­ный голод сми­ря­ет.   От Аоний­ских вер­шин отде­ля­ет Эту Фокида, — Туч­ные зем­ли, дотоль они зем­ля­ми были, теперь же
Моря части­ца, воды небы­ва­лой широ­кое поле. Там кру­тая взнес­лась гора двух­вер­шин­ная к звездам, Име­но­ва­ньем — Пар­нас; обла­ков вер­хи ее выше. К ней-то Дев­ка­ли­он — осталь­ное вода покры­ва­ла — С брач­ной подру­гой сво­ей при­стал на малень­кой лод­ке.
Ним­фам корик­ским они и гор боже­ствам помо­ли­лись, Вещей Феми­де, тогда про­ри­ца­ли­щем оным вла­дев­шей. Не было луч­ше вовек, ни прав­до­лю­би­вее мужа, Бого­бо­яз­нен­на так ни одна не быва­ла из жен­щин. И как Юпи­тер узрел, что мир стал жид­ким боло­том,
И что остал­ся он там из столь­ких тысяч еди­ным, И что оста­лась она из столь­ких тысяч еди­ной, Оба невин­ны душой, богов почи­та­те­ли оба, — Он обла­ка рас­кидал, Акви­ло­ном туман ото­дви­нул, Зем­ли явил небе­сам и выси эфир­ные зем­лям.
Моря недо­лог был гнев; сло­жив о трех зубьях ору­жье, Воды вла­ды­ка мор­ской усми­ря­ет и встав­ше­го поверх Волн голу­бо­го зовет Три­то­на, чьи отро­ду пле­чи В алых ракуш­ках, и дуть велит в тру­би­цу мор­скую: Этим он знак пода­ет ото­звать и пото­ки и вол­ны.
Выбрал из рако­вин тот пустую тру­бу зави­тую, Что рас­ши­ря­ет­ся вверх от низа кру­че­но­го; если В море такую тру­бу на про­сто­ре напол­нить дыха­ньем, Голос достигнет бре­гов, где солн­це вста­ет и ложит­ся. И лишь кос­ну­лось тру­бы боже­ство с бра­дой увлаж­нен­ной,
Лишь гро­мо­глас­но она заиг­ра­ла отбой по при­ка­зу, Все услы­ха­ли ее пото­ки, — зем­ные, мор­ские, — Гроз­ный при­каз услы­хав, пото­ки ей все поко­ри­лись. Реки спа­да­ют, уже пока­за­лись воз­ник­шие хол­мы; Море опять в бере­гах и в рус­лах пол­ные реки,
И высту­па­ет зем­ля, с убы­ва­ньем воды при­бы­вая. К вече­ру дол­го­го дня и лесов пока­за­лись макуш­ки Голые, тина у них еще на вет­вях оста­ва­лась. Мир воз­ро­дил­ся зем­ной. И увидев, что так опу­стел он И что в печа­ли зем­ля глу­бо­ким объ­ята мол­ча­ньем,
Дев­ка­ли­он, зары­дав, к сво­ей обра­ща­ет­ся Пир­ре: «Нас, о сест­ра, о жена, о еди­ная жен­щи­на в мире, Ты, с кем и общий род, и дед у обо­их еди­ный, Нас ведь и брак съе­ди­нил, теперь съе­ди­ня­ет опас­ность, — Сколь­ко ни видит зем­ли Восток и Запад, всю зем­лю
Мы насе­ля­ем вдво­ем. Осталь­ное все морю доста­лось. Но и поныне еще не вполне мы уве­ре­ны в нашей Жиз­ни, еще обла­ка напол­ня­ют нам ужа­сом душу. Что, если б ты без меня судь­бы избе­жа­ла, бед­няж­ка, Было бы в серд­це тво­ем? И как бы мог­ла оди­но­кой
Ты этот страх пере­жить? И кто б твои муки уте­шил? Я, о поверь, если б ты ока­за­лась добы­чею моря, Сам за тобою, жена, ока­зал­ся б добы­чею моря. О, если б мог воз­ро­дить я наро­ды искус­ст­вом отцов­ским, О, если б души вли­вать умел в изва­я­нья из гли­ны!
Ныне же в нас лишь дво­их сохра­ня­ет­ся смерт­ных поро­да; Так уж угод­но богам, чтоб людей образ­цом мы оста­лись». Оба запла­ка­ли. Им захо­те­лось молить­ся небес­ным Силам и помо­щи их попро­сить, о судь­бине гадая. Мед­лить не ста­ли они. Под­хо­дят к водам Кефи­са,
Что, непро­зрач­ны еще, по рус­лу зна­ко­мо­му льют­ся. Там, водя­ную струю воз­ли­яв, себе оро­си­ли Пла­тье и темя они, потом напра­вить­ся оба В храм боги­ни спе­шат, кото­ро­го кров­ля беле­ла, Гряз­ным покры­тая мхом, алта­ри ж без огня пре­бы­ва­ли:
И лишь кос­ну­лись они хра­мо­вых сту­пе­ней, как упа­ли Наземь, уста­ми при­льнув к холод­но­му кам­ню, — и вме­сте Мол­ви­ли так, тре­пе­ща: «Коль Выш­ние пра­вой моль­бою Могут смяг­чить­ся, и гнев уми­ло­стив­ля­ет­ся божий, Мол­ви, Феми­да, каким искус­ст­вом убы­ток вос­пол­нить
Наше­го рода; подай, доб­рей­шая, помощь в пото­пе!» И умяг­чи­лась она и рек­ла: «Выхо­ди­те из хра­ма; Голо­вы ваши покрыв, одежд поя­са раз­вя­жи­те И через пле­чи назад мечи­те пра­ма­те­ри кости». Остол­бе­не­ли они, и нару­ши­ла пер­вой мол­ча­нье
Пир­ра; боги­ни она поко­рить­ся веле­ньям не хочет; Молит про­ще­нья себе; уста оро­бе­ли, боит­ся Мате­ри тень оскор­бить, назад ее кости кидая, Но повто­ря­ют меж тем сле­пое неяс­ное сло­во, Участь пред­рек­шее им, и сами с собой раз­мыш­ля­ют.
Лас­ко­вой речью тогда Про­ме­тид обра­ща­ет­ся мяг­ко К Эпи­ме­ти­де. «Иль мы, — гово­рит, — ошиб­лись в догад­ке, Иль бла­го­че­стен и нам не вну­шит без­за­ко­нья ора­кул. Наша пра­ма­терь — зем­ля. В теле­сах ее скры­тые кости, Думаю — кам­ни. Кидать их за́ спи­ну нам пове­ле­нье».
Хоть тол­ко­ва­ньем таким убедил супруг Тита­ниду, Все же надеж­да смут­на, — настоль­ко к сове­там небес­ным Мало дове­рья у них. Но что за беда попы­тать­ся? Вот и сошли; покры­ва­ют гла­ву, рас­по­я­са­ли пла­тья И, по при­ка­зу, назад на следы свои кам­ни бро­са­ют.
Кам­ни, — пове­рил бы кто, не будь свиде­те­лем древ­ность? — Вдруг они ста­ли терять посте­пен­но и твер­дость и жест­кость, Мяг­ки­ми ста­ли, потом при­ни­ма­ли, смяг­чив­шись, и образ. После, когда воз­рос­ли и ста­ла неж­ней их при­ро­да, Мож­но было уже, хоть неяв­ст­вен­ный, облик увидеть
В них чело­ве­ка, такой, как в мра­мо­ре виден поча­том, — Точ­ный еще не совсем, изва­я­ни­ям гру­бым подоб­ный. Часть соста­ва кам­ней, что была зем­ля­ною и влаж­ный Сок содер­жа­ла в себе, пошла на потре­бу для тела; Креп­кая ж часть, что не гну­лась совсем, в костяк обра­ти­лась,
Жилы же в части кам­ней под тем же оста­лись назва­ньем. Вре­ме­ни мало про­шло, и, по воле Все­выш­них, каме­нья Те, что муж­чи­на кидал, и внеш­ность муж­чин обре­та­ли; А из-под жен­ских брос­ков вновь жен­щи­ны в мир воз­вра­ща­лись. То-то и твер­дый мы род, во вся­ком труде зака­лен­ный,
И дока­зу­ем собой, како­во было наше нача­ло!   Раз­ных по виду потом живот­ных сво­им изво­ле­ньем Вско­ре зем­ля роди­ла, когда разо­гре­лась от солн­ца. Сырость преж­няя, ил и болот­ная лип­кая вла­га Ста­ли от зноя вспу­хать, и заро­ды­ши вся­че­ской тва­ри,
Вскорм­ле­ны солн­цем живым, как в мате­рин­ской утро­бе, В них раз­ви­ва­лись и свой при­ни­ма­ли со вре­ме­нем облик. Так, покинет едва семи­устый влаж­ные нивы Нил и тече­нье свое пре­до­ста­вит преж­не­му рус­лу, И под све­ти­лом небес разо­гре­ет­ся ил нане­сен­ный,
Мно­го живот­ных тогда хле­бо­паш­цы нахо­дят под каж­дым Кам­нем зем­ли: одних в зача­точ­ном виде, при самом Миге рож­де­нья, дру­гих еще при нача­ле раз­ви­тья, Вовсе без чле­нов, и часть еди­но­го тела неред­ко Жизнь про­яв­ля­ет, а часть оста­ет­ся зем­лей пер­во­быт­ной.
Ибо, коль сырость и жар меж собою сме­ша­ют­ся в меру, Плод зачи­на­ют, и все от этих дво­их про­ис­хо­дит. Если ж в боре­нье огонь и вода, — жар влаж­ный, воз­ник­нув, Все созда­ет: для пло­дов несогла­сье соглас­ное — в поль­зу. Так, лишь потоп мино­вал, и зем­ля, покры­тая тиной,
Зно­ем небес­ных лучей насквозь глу­бо­ко про­гре­лась, Мно­же­ство вся­ких пород созда­ла — отча­сти вер­ну­ла Преж­ние виды она, сотво­ри­ла и новые дивы. И не хоте­ла, но все ж, о огром­ный Пифон, поро­ди­ла Так­же тебя, и для новых людей ты, змей неиз­вест­ный,
Ужа­сом стал: зани­мал ведь чуть ли не целую гору! Бог, напря­гаю­щий лук, — он ранее это ору­жье Про­тив лишь ланей одних направ­лял да коз быст­ро­но­гих, — Тыся­чу выпу­стив стрел и почти что кол­чан свой исчер­пав, Смер­ти пре­дал его, и яд из ран застру­ил­ся.
И чтобы сла­вы о том не раз­ру­ши­ло вре­мя, ста­рея, Уста­но­вил он тогда состя­за­нья, свя­щен­ные игры, — Зва­ли Пифий­ски­ми их по име­ни пав­ше­го змея. Еже­ли юно­ша там побеж­дал в борь­бе, или в беге, Или в риста­нье, за то полу­чал он дубо­вые листья:
Не было лав­ров еще: пре­крас­ным, длин­но­во­ло­сым, Феб им вис­ки окру­жал любою дре­вес­ною вет­вью.   Пер­вая Феба любовь — Пене­е­ва Даф­на; послал же Деву не слу­чай сле­пой, а гнев Купидо­на жесто­кий. Как-то Дели­ец, тогда над зме­ем победою гор­дый,
Видел, как маль­чик свой лук, тети­ву натя­нув, выги­ба­ет. «Что тебе, рез­вый шалун, с могу­чим ору­жи­ем делать? — Мол­вил. — Нашим пле­чам при­ста­ла подоб­ная ноша, Ибо мы можем вра­га уве­рен­но ранить и зве­ря; Гибель­ным брю­хом сво­им недав­но давив­ше­го столь­ко
Места тыся­чью стрел уло­жи­ли мы тело Пифо­на. Будь же дово­лен и тем, что какие-то неж­ные стра­сти Может твой факел раз­жечь; не при­сва­и­вай подви­гов наших!» Сын же Вене­рин ему: «Пусть лук твой все пора­жа­ет, Мой же тебя да прон­зит! Насколь­ко тебе усту­па­ют
Тва­ри, настоль­ко меня ты все-таки сла­вою ниже». Мол­вил и, взма­хом кры­ла скольз­нув по возду­ху, быст­рый, Оста­но­вил­ся, сле­тев, на тени­стой твер­дыне Пар­на­са. Две он пер­на­тых достал из стре­ло­но­ся­ще­го тула, Раз­ных: одна про­го­ня­ет любовь, дру­гая вну­ша­ет.
Та, что вну­ша­ет, с крюч­ком, — свер­ка­ет кон­цом она ост­рым; Та, что гонит, — тупа, и сви­нец у нее под тро­стин­кой. Эту он в ним­фу вон­зил, в Пене­е­ву дочь; а дру­гою, Ранив до моз­га костей, уяз­вил Апол­ло­на, и тот­час Он полю­бил, а она избе­га­ет воз­люб­лен­ной звать­ся.
Сумра­ку рада лесов, она весе­лит­ся добы­че, Взя­той с уби­тых зве­рей, сорев­ну­ясь с без­брач­ною Фебой. Схва­че­ны были тесь­мой волос ее воль­ные пряди. Все домо­га­лись ее, — домо­га­нья ей были про­тив­ны: И не тер­пя и не зная муж­чин, все бро­дит по рощам:
Что Гиме­ней, что любовь, что заму­же­ство — нет ей заботы. Часто отец гово­рил: «Ты, дочь, задол­жа­ла мне зятя!» Часто отец гово­рил: «Ты вну­ков мне, дочь, задол­жа­ла!» Но, что ни раз, у нее, нена­вист­ни­цы факе­лов брач­ных, Алая крас­ка сты­да зали­ва­ла лицо моло­дое.
Лас­ко­во шею отца рука­ми она обни­ма­ла. «Ты мне доз­воль навсе­гда, — гово­ри­ла, — бес­цен­ный роди­тель, Дев­ст­вен­ной быть: эту прось­бу отец ведь испол­нил Диане». И поко­рил­ся отец. Но кра­са твоя сбыть­ся жела­ньям Не поз­во­ля­ет тво­им; про­ти­вит­ся дев­ству наруж­ность.
Феб полю­бил, в брак хочет всту­пить с увиден­ной девой. Хочет и полон надежд; но сво­им же веща­ньем обма­нут. Так, коло­сьев лишась, воз­го­ра­ет­ся лег­кое жни­во Или пыла­ет пле­тень от факе­ла, если про­хо­жий Слиш­ком при­бли­зит его иль под самое утро забудет, —
Так обра­тил­ся и бог весь в пла­мя, грудь полы­ха­ет, Полон надежд, любовь он пита­ет бес­плод­ную в серд­це. Смот­рит: вдоль шеи висят, неуб­ра­ны, воло­сы. «Что же, — Мол­вит, — коль их при­че­сать?» Он видит: огня­ми свер­ка­ют Очи — подо­бие звезд; он рот ее видит, кото­рым
Налю­бо­вать­ся нель­зя; пре­воз­но­сит и паль­цы и руки, Пясти, и выше лок­тей, и полу­на­гие пред­пле­чья, Дума­ет: «Луч­ше еще, что сокры­то!» Лег­ко­го вет­ра Мчит­ся быст­рее она, люб­ви не вни­ма­ет при­зы­ву. «Ним­фа, молю, Пене­ида, постой, не враг за тобою!
Ним­фа, постой! Так лань ото льва и овеч­ка от вол­ка, Голу­би так, кры­лом тре­пе­ща, от орла убе­га­ют, Все — от вра­га. А меня любовь побуж­да­ет к погоне. Горе! Упасть бере­гись; не для ран сотво­рен­ные сто­пы Да не узна­ют шипов, да не ста­ну я боли при­чи­ной!
Место, кото­рым спе­шишь, неров­но; беги, умо­ляю, Тише, свой бег задер­жи, и тише пре­сле­до­вать буду! Все ж, полю­би­лась кому, спро­си; я не житель нагор­ный, Я не пас­тух; я коров и овец не пасу, огру­бе­лый. Нет, ты не зна­ешь сама, гор­де­ли­вая, нет, ты не зна­ешь,
Прочь от кого ты бежишь, — отто­го и бежишь! — мне Дель­фий­ский Край, Тенед, и Клар, и дво­рец Пата­рей­ский покор­ны. Сам мне Юпи­тер отец. Чрез меня приот­кры­то, что было, Есть и сбудет­ся; мной согла­су­ют­ся пес­ни и стру­ны.
Прав­да, мет­ка стре­ла у меня, одна­ко дру­гая Мет­че, кото­рая грудь пустую пора­ни­ла ныне. Я вра­че­ва­нье открыл; цели­те­лем я име­ну­юсь В мире, и всех на зем­ле мне трав покор­ст­ву­ют свой­ства. Толь­ко увы мне! — люб­ви ника­кая тра­ва не изле­чит,
И гос­по­ди­ну не впрок, хоть впрок всем про­чим, искус­ство». Боль­ше хотел он ска­зать, но, пол­ная стра­ха, Пенейя Мчит­ся бегом от него и его неокон­чен­ной речи. Сно­ва была хоро­ша! Обна­жил ее пре­ле­сти ветер, Сза­ди одеж­ды ее дуно­ве­ни­ем встреч­ным тре­па­лись,
Воздух игри­вый назад, раз­ме­тав, откиды­вал куд­ри. Бег удво­ял кра­соту. И юно­ше-богу неснос­но Неж­ные речи терять: любо­вью дви­жим самою, Шагу при­ба­вил и вот по пятам пре­сле­ду­ет деву. Так на пустын­ных полях соба­ка галль­ская зай­ца
Видит: ей ноги — залог добы­чи, ему же — спа­се­нья. Вот уж почти нагна­ла, вот-вот уж наде­ет­ся в зубы Взять и в заячий след впи­лась протя­ну­той мор­дой. Он же в сомне­нии сам, не схва­чен ли, но из-под самых Песьих уку­сов бежит, от едва не кос­нув­шей­ся пасти.
Так же дева и бог, — тот стра­стью, та стра­хом гони­мы. Все же пре­сле­до­ва­тель, кры­ла­ми люб­ви подви­га­ем, В беге быст­рей; отдох­нуть не хочет, он к шее бег­лян­ки Чуть не при­ник и уже в раз­ме­тен­ные воло­сы дышит. Силы лишив­шись, она поблед­не­ла, ее победи­ло
Быст­рое бег­ство; и так, посмот­рев на воды Пенея, Мол­вит: «Отец, помо­ги! Коль могу­ще­ство есть у пото­ков, Лик мой, молю, изме­ни, уни­чтожь мой поги­бель­ный образ!» Толь­ко скон­ча­ла моль­бу, — цепе­не­ют тягост­но чле­ны, Неж­ная деви­чья грудь корой окру­жа­ет­ся тон­кой,
Воло­сы — в зелень лист­вы пре­вра­ща­ют­ся, руки же — в вет­ви; Рез­вая рань­ше нога ста­но­вит­ся мед­лен­ным кор­нем, Скры­то лист­вою лицо, — кра­сота лишь одна оста­ет­ся. Фебу мила и такой, он, к ство­лу при­ка­са­ясь рукою, Чув­ст­ву­ет: все еще грудь под све­жей корою тре­пе­щет.
Вет­ви, как тело, обняв, целу­ет он дере­во неж­но, Но поце­лу­ев его избе­га­ет и дере­во даже. Бог — ей: «Если моею супру­гою стать ты не можешь, Дере­вом ста­нешь моим, — гово­рит, — при­над­леж­но­стью будешь Веч­но, лавр, моих ты волос, и кифа­ры и тула.
Будешь латин­ских вождей укра­ше­ньем, лишь радост­ный голос Грянет три­умф и узрит Капи­то­лий про­цес­сии празд­неств, Авгу­стов дом ты будешь беречь, ты стра­жем вер­ней­шим Будешь сто­ять у сеней, тот дуб, что внут­ри, охра­няя. И как моей голо­вы веч­но юн нестри­же­ный волос,
Так же носи на себе свои веч­но­зе­ле­ные листья». Кон­чил Пеан. И свои сотво­рен­ные толь­ко что вет­ви, Богу покор­ст­вуя, лавр скло­нил, как буд­то кивая.   Есть в Гемо­нии дол: замы­ка­ет его по обры­вам Лес. Его Тем­пе зовут; по нему-то Пеней, выте­кая
Пря­мо из Пин­до­вых недр, свой воды вспе­нен­ные катит; Тяж­ким паде­ньем сво­им в обла­ка он пар соби­ра­ет И окроп­ля­ет дождем моро­ся­щим леса вер­ши­ны. И уто­ми­тель­ный шум огла­ша­ет не толь­ко окрест­ность. Там нахо­дит­ся дом, оби­та­ли­ще, нед­ра свя­тые
Этой вели­кой реки; пре­бы­вая в ска­ли­стой пеще­ре, Вода­ми пра­вил Пеней и ним­фа­ми, жив­ши­ми в водах. Еди­но­зем­ные там сна­ча­ла сби­ра­ют­ся реки, Сами не зная, — отца поздрав­лять над­ле­жит, уте­шать ли: Спер­хий, кото­рый родит топо­ля, Эни­пей бес­по­кой­ный,
Тут же ста­рик Апидан и Амф­рид лени­вый с Ээем; После, дру­гие сошлись, кото­рые в воль­ном стрем­ле­нье К морю выво­дят свои от блуж­да­ний уста­лые воды. Инах один не при­шел; в глу­бо­кой укрыв­шись пеще­ре, Мно­жит он воды сле­зой; несчаст­ный о доче­ри Ио
Пла­чет, как буд­то навек погиб­ла; не зна­ет, в живых ли Или средь манов она, — но нигде он ее не нахо­дит; Дума­ет, — нет уж нигде, и худ­ше­го втайне боит­ся. Видел Юпи­тер ее, когда от реки воз­вра­ща­лась Отчей, и — «Дева, — ска­зал, — что достой­на Юпи­те­ра, всех бы
Ложем сво­им осчаст­ли­ви­ла ты; захо­ди же под сени Рощ глу­бо­ких, — и ей он рощ пока­зы­вал сени, — Солн­це пока высо­ко посредине сто­ит небо­сво­да. Если страш­но одной под­хо­дить к зве­ри­ным бер­ло­гам, В рощ тай­ни­ки ты вой­дешь, имея защ


  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.