Лорел Гамильтон 13 страница

– Вот оно! – воскликнул Хуанито. У него в окровавленной руке сверкнуло что‑ то, и это был не нож. – Последний, больше найти не могу.

– Когда‑ нибудь отплачу тебе услугой за услугу, надеюсь, – сказал Джейк.

– Если я извинюсь как Циско, тебе легче будет?

– Да.

– Ладно, извиняюсь.

– Принимаю извинение.

Циско отошел от него и положил на полотенце что‑ то похожее на твердую кровь.

– И за спину тоже.

– Спасибо, – сказал Джейк, вставая, но тут же рухнул на шкаф так, что тот задрожал. Его сразу подхватили чужие руки, оставляя отпечатки его собственной крови. Он оттолкнул их:

– Все нормально.

И рухнул на колени.

– Помогите ему, – велела Клодия.

Циско и Хуанито протянули к нему руки, Джейк отмахнулся.

Я подошла к ним ближе, присела перед Джейком, чтобы посмотреть ему в лицо, не заставляя его напрягаться. Он поднял на меня взгляд карих глаз. На красивом до того лице легли напряжение и усталость. На мой вкус, его красота была слишком мужественна. Мне нравятся мужчины более мягкой внешности, но все равно я могла оценить вид. Только сейчас ему было слишком больно, чтобы им любоваться.

– Я бы сейчас была в больнице или хуже, Джейк. Спасибо тебе.

– Я ж говорю, это моя работа. – Но голос прозвучал сдавленно.

– Позволь тебе помочь.

Он посмотрел на меня долгим взглядом:

– Как ты думаешь, что значил запах волка?

– Я думаю, это был подвластный зверь того вампира. Иногда вампиры пахнут как их звери.

– Для меня обычно вампиры пахнут вампирами, – сказал он.

– Я встречала нескольких, что пахли как их звери.

Но я не стала добавлять, что это были Огги, мастер города Чикаго, и Марми Нуар. Огги уже где‑ то две тысячи лет, а Марми Нуар старше самой земли. То есть этот вампир оказывался в очень сильном коллективе.

– Ты что‑ то подумала. Что? – спросил он.

Я бы ему и не ответила, быть может, если бы он не пострадал за меня – у меня от этого чувство вины.

– Я знала только двоих вампиров, которые настолько похожи были запахом на своих зверей. Огги, мастер Чикаго, и Мать Всей Тьмы.

– Про Огюстина я слышал, а кто такая Мать Всей Тьмы – не знаю.

– Она же Мать Всех Вампиров, – сказала я.

У него глаза округлились, потом прищурились.

– Ни хрена себе.

– Ага, – согласилась я. – Ни хрена себе. Давай теперь тебя к доктору отведут, о’кей?

– О’кей, – слегка кивнул он.

Циско и Хуанито подняли его под руки – будто и не был он высокий и мускулистый и не менее двухсот фунтов весом. Иногда сверхсила – штука очень удобная.

Он сумел встать на ноги, и охранники расступились, пропуская их. Когда они проходили в двери, Джейк уже шел почти самостоятельно. Почти.

На этот раз я надела черную футболку, потому что последний чистый лифчик у меня сушился сейчас в ванной. Без лифчика я всегда чувствую себя неудобно, и сейчас непонятно было, лучше мне или хуже оттого, что футболочка достаточно обтягивающая и поддерживает груди. Мне бы, наверное, лучше футболку посвободнее. Тугая приятнее, но выглядит так, будто это я нарочно, а не просто шмотки кончились. И еще – без лифчика наплечную кобуру можно надеть, но когда вытаскиваешь оружие, задеваешь грудь. Мелкое неудобство, но оно может стоить секундного колебания – а его иногда вполне достаточно, чтобы тебя убили. Вот я и стояла в ванной, ворчливая и раздраженная. Я «осмотрела» себя – теми же «глазами», что позволяют видеть образы у себя в голове, – в поисках той точки, где Арлекин меня пометил. Ее не было, но там осталось что‑ то вроде синяка. Метафизического синяка, в смысле – то есть нанесенная Арлекином травма не сразу пройдет.

Потом я еще слегка просушила голову полотенцем и выдавила на голову какую‑ то ерунду для ухода за волосами. Мне как‑ то неловко было что‑ то для волос использовать, но Жан‑ Клод сумел меня убедить, что ничего стыдного в этом нет. И все равно было в этом что‑ то очень девчачье. Надо ли волноваться, что у тебя волосы слишком мелко вьются, если ты не меньше двенадцати часов в сутки таскаешь с собой пистолет? Вроде бы нет.

В дверь тихонько постучали.

– Что надо? – спросила я и сама услышала, как сердито. Черт.

– Прости, Анита, но меня Жан‑ Клод послал узнать, как ты.

– Извини, Клей. День такой неудачный выпал.

– В гостиной ждет завтрак, – сказал он сквозь закрытую дверь.

– А кофе есть? – спросила я.

– Свежий. Из комнаты отдыха охраны.

Я вдохнула, медленно выдохнула и медленно пошла к двери. Кофе. После него мир сразу станет лучше.

Я ожидала увидеть с Клеем Грэхема, а увидела Самсона. Он не охранник, он, если угодно, нечто вроде принца, пребывающего у нас в гостях, – старший сын Сэмюэла, мастера вампиров города Кейп‑ Кода. Тамошние вампиры хотели установить с нами более тесные отношения, и одним из способов это сделать было прислать Самсона на апробацию в качестве моего pomme de sang – яблока крови. Это вроде как проживающая со мной метресса. Эту должность занимал Натэниел, пока не получил повышение до моего подвластного зверя, и теперь мне нужна была новая постоянная закуска, нравится мне это или нет – ardeur нуждается в пище. Пока что мне удавалось избегать секса с Самсоном. Поскольку сложившаяся ситуация смущала его не меньше, чем меня, то это было не слишком трудно. И не то чтобы он не был красив – он был высокий, широкоплечий, с водопадом темных локонов, как у отца. И даже отцовские карие глаза у него были, вообще похож был, как это бывает – будто отец себя клонировал. Только сын был на пару дюймов выше и как‑ то помягче, но это понятно – Сэмюэлу больше тысячи лет, а в вампирском сообществе мягкость не помогает прожить так долго. А уж до мастера города с таким качеством вообще не поднимешься, и уж точно чтобы продержаться на этой должности, надо быть жестким.

Самсон улыбнулся мне, и улыбка была отличная, мальчишеская, несколько застенчивая. Он был одет в белую рубашку с закатанными рукавами и расстегнутым воротом, выпущенную поверх брюк. И босиком. Мать его была русалка, сирена, и иногда поэтому Самсон вел себя как оборотень. Не любил обуваться, хотя одежду любил больше, чем прочие мои мохнатые друзья. Может быть, вода холоднее?

– У нас людей не хватает, помнишь? – спросил Клей.

– Помню. – Хотя удовольствия мне это не доставляло.

– Настолько я большое для тебя разочарование? – спросил Самсон, но улыбнулся еще шире, и глаза у него засмеялись. Он никогда не относил мое плохое настроение на свой счет. Впрочем, я знакома и с его матерью, Теа – она как океан: только что спокойна и безмятежна, а в следующую секунду бушует так, что готова тебя убить. Наверное, это ему внушило мысль, что все женщины – создания настроений.

– Спасибо, что согласился быть пищей, и теперь краснорубашечники будут повсюду, – сказала я сухим и саркастическим голосом.

– Я слышал, ты сегодня уже ardeur питала, – ответил он.

Я кивнула.

Он предложил мне руку:

– Это позволяет мне препроводить тебя к твоему мастеру и к настоящей еде.

Я вздохнула, но руку приняла. Предполагалось, что Самсон будет вроде краткосрочного займа. Для широкой вампирской общественности он здесь проходил испытательный срок на должность pomme de sang. И это была половина правды. Вторая же половина состояла в том, что его мать – сирена, последняя на свете. Генетическая королева морского народа, волшебная и могучая, а ее магия почти вся была от природы сексуальна. Привлекать смертных умеют все русалки, но сирена может тебя заставить разбить твой корабль. Она тебя увлечет в глубину и утопит, и ты будешь наслаждаться этим процессом. В этом они похожи на мастеров вампиров, только они более специализированы и реже встречаются. Теа была последней, если только не удастся дать полную силу ее сыновьям.

Беда тут в том, что единственный способ привести сирену в полную силу – это секс с другой сиреной. Поскольку Теа была последней сиреной, а ее сыновья – единственными потенциальными сиренами ее крови, все это слишком было похоже на «Царя Эдипа».

Теа бы без проблем сделала эту работу сама. Когда‑ то, несколько тысяч лет назад, ее почитали как богиню, а боги и богини всю дорогу друг на друге женились – или хотя бы трахались. Однако Сэмюэл, хотя и тысячелетний, был куда больше привержен условностям, и он ей сказал, что если она еще хоть раз полезет с Самсону с такими намерениями, он ее убьет. Более того, если к их семнадцатилетним сыновьям‑ близнецам она хоть приблизится подобным образом, он ее убьет. Ну куда ни кинь – греческая трагедия. Но если бы их сыновья стали такими сильными, как Теа, или хотя бы близко к тому, то семья Сэмюэла просто правила бы всем восточным побережьем. Без вариантов. А эта семья – наш союзник и друг, во всяком случае, Жан‑ Клод уже несколько сот лет зовет Сэмюэла своим другом. Усиление этой семьи – честное слово, не такая уж плохая идея.

Так вот, идея эта состояла в том, что ardeur может оказаться достаточно близок к силе сирены, чтобы я могла сделать сирену из Самсона. Если получится – отлично. Если нет, то Теа обещала оставить сыновей в покое и смириться с тем, что она – последняя сирена на свете. Что ее сыновья, наполовину люди – или наполовину вампиры, как посмотреть, – а это значит, что сиренами им не быть. Понимаете теперь, почему я согласилась какое‑ то время держать Самсона возле себя? Потому что это вроде бы единственный шанс для них избежать семейной трагедии эпических масштабов. Но все равно мне очень, очень неловко.

Все же я взяла его под руку, вышла с ним за дверь – Клей шел впереди, выполняя работу телохранителя, хотя, будучи здесь единственной вооруженной, я не чувствовала себя особо защищенной. Единственный волк, которого я видела когда‑ либо с пистолетом, был Джейк: у него было армейское прошлое, и потому Ричард дал ему разрешение носить оружие. Я когда‑ то просила у Ричарда разрешение взять нескольких охранников из волков в тир и посмотреть, кто из них сумеет управляться с пистолетом. Он сказал, что подумает. Мне непонятно было, что у него за проблемы насчет того, что вервольфы будут вооружены, но он у нас Ульфрик, царь волков, и его слово – закон. Я – лупа, но это в волчьем сообществе нечто вроде обер‑ подруги, это никак не царица и не ровня. Мне больше нравится в этом смысле сообщество леопардов, там сексизма меньше, и Нимир‑ Ра вполне равна Нимир‑ Раджу.

Мы все еще были в каменном коридоре, но уже видели задрапированные стены гостиной, когда я услышала голоса, сообщившие мне, что не один только Жан‑ Клод меня там поджидает. Клей приподнял тяжелые складки драпри, заменявшие гостиной стены, и пропустил нас с Самсоном.

Жан‑ Клод и Ричард, сидевшие на диване, обернулись на наше появление. Лицо Жан‑ Клода осталось спокойным и приветливым, а Ричард помрачнел как туча, увидев, как я держу Самсона под руку. Он старается владеть своими эмоциями, но усилие это видно было в напряженно согнутых плечах, в стиснутых кулаках. Однако старание я оценила.

И оценила настолько, что выпустила руку Самсона и подошла к Ричарду. Наклонившись над диваном, я поцеловала Ричарда в щеку. Он удивился: давно уже я не целовала его первого, а выбирать здесь, прямо скажем, было из кого. На другой стороне комнаты стоял Мика, пристраивая перед собой на кофейном столике тарелку с остатками еды, которую кто‑ то принес под землю. Натэниел, сидевший рядом со столиком на полу, улыбнулся мне, но остался сидеть, ожидая своей очереди поздороваться. Следующим я подошла к Жан‑ Клоду, потому что он был ближе других. Если бы обстановка была более официальной, мы бы вели себя официальнее, но за завтраком только для своих можно из‑ за формальностей не париться. Самсон был воспитан в поцелуе вампиров, где поступали в традициях старой школы – то есть как диктует Мисс Бонтон, – независимо от времени суток и торжественности обстановки. По этим правилам я уже три ошибки сделала. Во‑ первых, отпустила руку Самсона. Необходимо держать сопровождающего под руку, пока кто‑ либо старший по рангу не предложит тебе руку – или же пока сопровождающий не представит тебя кому‑ то, чьим заботам желает тебя препоручить. Во‑ вторых, первым я должна была поздороваться с мастером города, а не с кем‑ либо иным. И в‑ третьих, я приветствовала правителя группы оборотней раньше, чем всех присутствующих вампиров высшего ранга. Старая школа полагала, что вампиры – самые важные лица в любой группе. Исключением из этого правила в доме Самсона была его мать Теа. Формально говоря, она была для Сэмюэла подвластным зверем, но если у отца Самсона была какая‑ либо слабость, то это была Теа, и уж игнорировать ее было бы и опасно, и глупо. Она была королевой для короля Сэмюэла, что бы там ни говорили вампирские правила.

Жан‑ Клод был одет в одну их своих весьма официальных белых сорочек с настоящим галстуком, закрепленным у него на груди серебряной булавкой с сапфиром. Он даже надел черный бархатный пиджак с такими же серебряными пуговицами. Очень такой… военный вид получился. Рубашку эту (или такую же) я раньше видела, а пиджак был новый – по крайней мере, для меня. Никогда пока что не видела ее, но уверена, что она есть где‑ то под землей: комната, доверху набитая одними только шмотками Жан‑ Клода. Брюки сидели прекрасно. Обтягивающие штанины уходили в высокие – до бедер – сапоги, кожаные черные и с серебристыми пряжками от лодыжек до середины бедра. Слишком парадная одежда для простого завтрака среди своих.

Когда он привлек меня к себе, локоны, коснувшиеся моего лица, были еще влажны от душа. Если бы у него было время на ванну, он бы нашел время и волосы высушить.

– Ты неспокойна, ma petite, – шепнул он уже в мои мокрые волосы.

– Слишком ты тщательно одет для завтрака, и волосы у тебя мокрые, а значит, ты одевался второпях. Куда спешим?

Он нежно поцеловал меня, но я не закрыла глаза и не растаяла в поцелуе. Он вздохнул.

– Ты наблюдательна, ma petite, и иногда слишком. Мы хотели дать тебе возможность поесть, а потом перейти к делам.

– Каким именно? – спросила я.

К нам подошел Мика, я перешла из объятий Жан‑ Клода в его и увидела, что он тоже одет парадно. Серые брюки и светло‑ зеленая рубашка, заправленная в штаны. Он даже лакированные туфли надел, слегка более темные, чем брюки. Кто‑ то заплел его еще мокрые волосы французской косой, что создавало иллюзию коротких прилизанных волос. Лицо при этом оставалось совсем открытым, и видно было, как он красив. Костная структура лица была настолько деликатна, что еще чуть‑ чуть – и можно было бы назвать ее женственной. Когда его кудри отвлекают от лица, этого не замечаешь. От зеленой рубашки шартрезовые глаза тоже становились зелеными, как морская вода, просвечивающая на солнце, переливающаяся солнечными лучами.

Мне пришлось закрыть глаза, чтобы спросить вот это: «Каким именно? »

– Рафаэль попросил о встрече за завтраком, – сказал Мика.

От этого я открыла глаза:

– Клей мне говорил, что за новых охранников Рафаэль хочет не денег, а чего‑ то иного.

Мика кивнул.

– Рафаэль наш союзник и друг. Какого ж черта вы тогда так серьезно вырядились?

Я оглядела комнату. Клодия, встретившись со мной глазами, отвернулась. И было ей неловко, как будто то, что просит Рафаэль, ее смущает. Какого ж черта в ступе он мог попросить?

К нам подошел Натэниел – волосы до лодыжек распущены и все еще тяжелы от воды. Он их и сушил, но такие волосы сохнут не сразу. Потемневшие от воды, они казались чисто каштановыми, без той почти медной рыжины, которая им свойственна. В руках у него все еще была подушка‑ прихватка, на которой он держал тарелку, хотя сама тарелка уже стояла на столике. Подушку он держал перед собой у пояса, и ниже ее виднелись кремовые кожаные сапоги до середины бедра.

– Чего у тебя не надето, что ты прикрываешь подушкой?

Он перенес подушку себе за спину и расцвел в улыбке. На нем были стринги под цвет сапог – и ничего больше. Мне случалось видеть его в таком наряде, но никогда по утрам.

– Не то чтобы мне этот вид не нравился, потому что нравится, но не рановато ли для него?

– У меня все рубашки шелковые, а волосы такие мокрые, что на них пятна останутся.

Он прижался ко мне, я запустила ладони под эти тяжелые волосы и почувствовала, что они еще мокрые, и кожа голой спины прохладная и влажная. Он был прав, шелковая рубашка сразу бы промокла.

У меня руки спустились ниже, нашли круглую и тугую наготу ягодиц. Он напряг мышцы у меня под руками – и мне пришлось задержать дыхание и закрыть глаза, чтобы спросить:

– И зачем тебе такой наряд на встречу с Рафаэлем?

Ответил Мика:

– Мы думали таким образом напомнить Рафаэлю, что значит быть к нам близким. Хотят слухи, что он убежденный натурал.

Я отступила от Натэниела, потому что трудно мне думать, когда я трогаю любого из своих мужчин в обнаженном виде.

– Еще раз?

Голос Ричарда прозвучал настолько недовольно, что у меня не осталось сомнений в дурных вестях:

– Рафаэль тоже тебя хочет.

– Ничего не понимаю, – ответила я.

– Рафаэль выдвинул себя как кандидата в твои новые pomme de sang, – пояснил Жан‑ Клод голосом таким пустым и вежливо‑ приветливым, каким только мог.

Я вытаращилась на него, отвесив челюсть. Даже не могла слов найти.

Натэниел взял меня за подбородок и осторожно закрыл мне рот, поцеловал в щеку и сказал:

– Анита, ничего страшного.

Я проглотила слюну, уставилась в его безмятежное лицо. Он ласково мне улыбнулся, я покачала головой:

– Зачем он это просит? Рафаэль ничего никогда без причины не делает.

Клодия шумно прокашлялась, мы обернулись к ней. Такого смущения я у нее еще никогда не видела.

– Он боится, что связи Ашера с гиенолаками приближают их к Жан‑ Клоду и тебе сильнее, чем крысолюдов.

– Он мой друг, – сказал Ричард. – А дружбы с предводителем гиенолаков у меня нет.

– Но Рафаэль не в друзьях ни у Жан‑ Клода, ни у Аниты. Там только бизнес. А Ашер – их любовник, его подвластный зверь теперь – гиена, а потому гиены начинают в ваших планах играть большую роль, чем мы.

– Крысы – наши союзники и друзья, – сказала я, – и не хочу обижать гиен, но крысы куда как лучше охранники, чем гиены.

Клодия кивнула:

– За несколькими исключениями все гиены – любители, а Рафаэль любителей не принимает.

– Вы, крысы, для нас очень важны, Клодия. Какого ж черта у Рафаэля возникла идея, что его променяют на Нарцисса?

Она пожала этими мускулистыми плечами – насколько эти мускулы позволяли пожать.

– Он хочет более тесной связи с Жан‑ Клодом. Больше я ничего не знаю.

Я посмотрела на Жан‑ Клода и на Ричарда:

– Но я же не обязана?

– Нет, ma petite, никоим образом. Но он должен услышать разумную причину отказа, а с тем, что этого делать не следует, я согласен. Другие виды оборотней восприняли бы не очень хорошо, если бы чей‑ то предводитель стал твоим pomme de sang.

– Другие виды оборотней и без того ревнуют Аниту к ее связям с леопардами и волками, – сказал Самсон.

Обойдя нас, он положил себе еды на тарелку и занял кресло у камина. Я даже как‑ то забыла, что он тут: Самсон, когда хочет, умеет сливаться с фоном. Это не магия, а всего лишь такт.

– В смысле? – спросила я. – Это же наши подвластные звери. И с ними нам полагается иметь более тесные связи.

– Верно, но ты, Анита, носитель штамма льва и еще как минимум одного штамма ликантропии. В сообществе некоторые считают, будто знают, почему врачи не могут определить этот четвертый штамм.

Он так аппетитно откусил кусок круассана, что мне вдруг есть захотелось. При всех этих событиях у меня желудок забурчал и напомнил мне, что есть и другие виды голода, не только ardeur.

– И какая же у них теория?

Я подошла к столу и стала накладывать себе еду с белого фарфорового блюда. Да, мы каждое утро закупали готовую еду, но видит бог – ели на настоящих тарелках и настоящими приборами. Не серебряными, конечно – золочеными, чтобы не было проблем у тех, кто ими пользуется, потому что серебро может вызвать у ликантропа ожог. Не волдырь, а зуд и боль.

– Химера напал на тебя в облике льва, что объясняет львиную ликантропию, но еще он был и универсалом. Кто‑ то выдвигал гипотезу, что ты можешь приобретать новые виды ликантропии до тех пор, пока не перекинешься в первый раз?

– Такая теория обсуждалась, – сказала я.

– В сообществе оборотней некоторые хотели бы, чтобы ты попыталась принять как можно больше зверей перед первой переменой, и тогда у них будет с Жан‑ Клодом более тесная связь.

Я посмотрела на Клодию:

– Это правда? Такое предлагалось?

– Разговоры ходили.

– Так этого и хочет Рафаэль на самом деле? То есть он заранее знает, что мы с Ричардом не захотим допускать его в мою постель, и это – тактический ход? Он предлагает секс, я отказываюсь, и тогда он делает контрпредложение… какое? Попытаться передать мне крысиную ликантропию?

– Я не очень знаю, что он собирается сказать, – ответила она.

Я посмотрела на Самсона:

– Откуда ты это знаешь?

– Я вырос, можно сказать, при королевском дворе, Анита. А там от информации жизнь и смерть зависит.

– Я заметил у Самсона почти невероятное умение располагать к откровенности, – сказал Жан‑ Клод.

– Ты подчиняешь собеседника русалочьими фокусами? – спросила я.

Он пожал плечами и откусил еще кусок булки.

– Использование фокусов с разумом без разрешения носителя этого разума преследуется по закону, – заметила я.

– Закон фактически устанавливает запрет на использование вампирских фокусов, телепатии или колдовства для извлечения информации без позволения носителя. Я ни один из этих трех методов не использую.

– Я могла бы создать прецедент, доказав в суде, что использование силы русалки – тоже вид телепатии.

– Но я же не читаю мыслей – мне информацию сообщают добровольно. Это уж совсем никак не телепатия. Кстати, здесь у нас не судебное дело, а вопрос о том, как проплыть сквозь камни, выложенные у тебя на пути.

– И у тебя есть предложение? – спросила я именно таким подозрительным голосом, каким хотела спросить.

Он засмеялся, вытер руки белой салфеткой, лежащей на коленях.

– Вопроса о сексе можно избежать, ответив, что я следующий кандидат, тем более что это правда. Я просто не могу уступить свое место следующего. Их царь знает, что я – старший сын мастера города и потому ранее имею право на твою нежность.

– И такой ответ приблизит тебя к ее постели, – заметил Ричард, тоже весьма подозрительным голосом.

Самсон поглядел на него очень терпеливо – с едва заметным оттенком возможного нетерпения.

– Я здесь несколько месяцев и на своих претензиях не настаивал. Отчасти потому, что пока Анита не попыталась вывести меня в сирены, мать оставит моих братьев в покое. Я не так уж убежден, будто ardeur настолько подобен силам моей матери, что Анита сможет пробудить во мне эти силы. Если я пересплю с Анитой и это не поможет, моя семья встанет перед той же проблемой.

– Твоя мать обещала, что если я не смогу превратить тебя в сирену, она смирится с тем, что она – последняя сирена в мире и оставит в покое тебя и твоих братьев.

Он рассмеялся и мотнул головой.

– Анита, она не человек и не вампир, ее слово не значит того, что ты думаешь. Она хочет, чтобы мы стали сиренами, и я не думаю, что она так спокойно воспримет твою неудачу. Но пока я пытаюсь, она будет ждать.

– И не будет трогать твоих маленьких братиков, – добавила я.

Он кивнул.

– Но вечно ждать моя мать не будет, Анита. Одна из причин, по которым она уступила вам Перлиту как донора крови – чтобы Перли за мной присматривала.

– Она шпионка? – спросила я.

– Ей очень приятно крутить роман с Джейсоном, Анита, но она именно шпионка. Моего отца устраивает, что я во всем такой джентльмен, он это одобряет, но у матери терпение в конце концов кончится.

– Мы можем отослать Перлиту, когда ты уедешь, – сказал Ричард.

– А она за мной шпионит, а не за вами.

– Твоя мать тебе не доверяет и думает, что ты можешь тянуть резину?

– Именно так. Она знает, как я стараюсь избежать любых ее действий, которые заставили бы отца ее убить. Он ее обожает, но если она принудит к сексу меня или моих братьев, он сделает то, в чем поклялся – убьет женщину, которую любит больше всего на свете. А это уничтожит его и всю нашу семью.

– Ты проявляешь исключительное терпение, – сказал Жан‑ Клод.

Я хотела бы поспорить, но не могла.

– Это правда, – кивнула я.

– И получается, что все‑ таки он тебя трахнет, – заключил Ричард.

– Ричард, ты так сегодня хорошо себя ведешь, – вздохнула я. – Не портил бы, а?

– А как бы ты отнеслась, если бы я тут себе выбрал женщину для секса, пока ты будешь трахаться с Самсоном?

Я посмотрела на него. У меня было несколько ответов, но ни одного такого, чтобы от него была польза.

– Ведь не понравилось бы тебе?

– Нет, – ответила я, не зная, что еще сказать.

– Тогда не жди, что я буду с радостью тобой делиться.

– Я этого не жду, Ричард. И от Жан‑ Клода я такого не жду, и от Мики…

Я поглядела на Натэниела, одновременно и хмурясь, и улыбаясь.

– А я вот делюсь с радостью, – сказал он и улыбнулся.

– Молодец, – ответил ему Ричард. – А я нет.

– У тебя бывает секс с человеческими женщинами, за которыми ты ухаживаешь, – сказала я.

– С некоторыми.

– Ты это делаешь по собственному желанию. А я – по необходимости.

– И все равно тебе это в радость.

– А ты был бы счастлив, если бы мне этот секс был в тягость?

– Да. – Он поднялся, и стало видно, что он одет в симпатичные джинсы и красную футболку. Наверное, отказался от вычурных одежд, а какой‑ либо официальный костюм у него тут вряд ли есть. – Да, мне было бы лучше, если бы я знал, что тебе он не в радость.

– Вот прямо не знаю, что тебе на это ответить, Ричард. Просто не знаю.

– У меня ни с кем нет секса, кроме Аниты, и проблем по этому поводу тоже нет, – сказал Мика.

– Откуда у тебя проблемы, когда ты – само совершенство? – окрысился Ричард.

Мика оглянулся на меня, будто спрашивая, до каких пределов можно доводить ссору.

– Не ссорьтесь, – сказала я. – Давайте поедим и решим, что будем отвечать Рафаэлю.

– А когда она говорит «не ссорьтесь», ты не ссоришься? – спросил Ричард.

– Обычно – да, – ответил Мика.

– Знаешь, Мика, иногда я тебя терпеть не могу.

– Взаимно, – ответил Мика с улыбкой.

Сила Ричарда хлестнула по моей коже сотнями мелких укусов жара. Но Мика стоял ближе, и когда его сила тоже полыхнула, это было как от слишком близкой печи.

– Прекратите оба!

– Mon chat, mon ami, у нас нет на это времени.

– Я тебе не друг, – огрызнулся Ричард. – Я волк, являющийся по твоему зову, но это не делает нас друзьями.

Жан‑ Клод вдохнул, выдохнул и застыл неподвижно – как умеют только по‑ настоящему старые вампиры. Когда, если отвернешься, кажется, что он исчез, пусть он даже стоит рядом. Когда он снова заговорил, голос его звучал нейтрально, любезно, пусто и безлично.

– Как скажешь, Ричард. Mon chat и mon lupe, у нас нет на это времени.

Ричард обернулся к нему, заполняя помещение своей силой, как будто трубу с горячей водой прорвало в ванне. Ты было думала, что принимаешь теплую ванночку, и вдруг оказывается, что ты тонешь. У меня пульс зачастил, волчица во мне зашевелилась.

Я закрыла глаза и начала дышать, глубоко и ровно, дышать вся – с ног до плеч. Глубокие, очищающие вдохи, чтобы притушить возникшее во мне шевеление. Изолироваться от того, что делает Ричард. Это его сила, а не моя. Я не обязана на нее откликаться. Отчасти я даже в это верила, но отчасти знала правду: слишком сильно его сила повенчана с моей.

– Не называй меня так! – предупредил Ричард.

– Если ты только волк моего зова, но не мой друг, как еще мне тебя называть?

Он произнес это невероятно ровным голосом, и я вдруг поняла, что он тоже злится. На Рафаэля? На Арлекина? На все вообще.

– Нет, не только волк.

– Ты оскорбляешься, когда никто не хотел тебя оскорбить. И если ты будешь усматривать оскорбление там, где оно не имелось в виду, мне, наверное, придется начать оскорблять намеренно.

В заряженной тишине лязг внешней двери прозвучал особенно громко. Я вздрогнула.

– Пришел Рафаэль, – объявила Клодия.

В ее голосе одновременно слышались и тревога, и облегчение: будто она была рада прервать ссору, но тревожилась о том, что сейчас будет делать ее царь.

Ричард сердито смотрел на Жан‑ Клода, и вампир наконец тоже позволил себе выразить на лице гнев, когда сквозь дальние портьеры вошел Рафаэль – высокий, смуглый и красивый. Абсолютно все было гармонично в этом шестифутовом темноволосом мужчине испанской внешности. Галстук он не надел, и расстегнутый ворот рубашки обрамлял впадину на шее, смотрящуюся как приглашение. Так, последняя мысль – не моя. Я посмотрела на Жан‑ Клода, думая, не его ли. Он сегодня уже чьей‑ то кровью напитался, это я могла определить, но знала, что иногда его тянет к крови сильных, как обычного мужчину – к красивой женщине. Только до этого момента я не знала, что он вожделеет к Рафаэлю как к пище.