Лорел Гамильтон 10 страница

– Пойдем в ванну мыться. – Он опустил голову, волосы упали на лицо. Вздохнул так, что плечи поднялись и опустились. – Если ты согласна.

Я тронула его за руку:

– Горячая ванна успокаивает ноющие суставы. При полном превращении так же больно?

Ричард задумался, наморщив брови, потом покачал головой.

– Нет. То есть болит, когда делаешь это время от времени, но с практикой боль проходит. Такое впечатление, что ты застряла на ранних стадиях, когда больнее всего.

– Этого мне только не хватало, – ответила я.

Послышался шум воды – Римус или Клодия послали кого‑ то напускать ванну. Она была большая и наполнялась не вдруг.

Ричард встал и протянул мне руку. Я видела его тело в профиль сейчас – гладкая сильная линия бедра, на которую можно было смотреть вместо кое‑ чего другого. Я была благодарна за эту скромность – потому что когда ее у него не бывало, мне трудно было ясно мыслить. Конечно, не только его мужские признаки приводили меня в такой восторг. Я смотрела на очертания его тела – ступни, мускулистые выпуклости икры, бедра, потом талия и выдающиеся мышцы груди, широченные плечи. Одну свою мускулистую руку он протягивал ко мне, и я посмотрела вдоль нее снизу вверх, переводя глаза на его лицо. Не в том дело, что он был красив или что отросшие волосы обрамляли его как портрет – дело в его глазах. Чисто карие, глубокий, густой цвет, наполненный тяжестью его личности, его сутью, которая и есть Ричард. Тяжесть и сила, которая, я думала когда‑ то, способна меня поддержать. И все это я видела в те секунды, когда смогла не только протянуть ему руку, но и другой ухватиться за его запястье – такое мощное, что не обхватить моей кистью. Просто вот такой он большой.

Он осторожно подтянул меня вверх. Вставать было больно, и я покачнулась, уцепившись за него. Он второй рукой поддержал меня под спину.

– Позволь, я тебя на руки возьму, Анита. Пожалуйста.

Он знал, что я не люблю, когда меня носят на руках. От этого у меня ощущение собственной слабости, но сегодня у меня все болело, а к тому же я знала, что для него это важно.

– Да, – прошептала я.

Ричард улыбнулся, и все его лицо просветлело от этой улыбки. Он поднял меня на руки, я прильнула к этой его силе. Она ощущалась, даже когда он просто держал меня на руках.

Голову я пристроила к впадине на его плече и смирилась, что в его руках я кажусь маленькой. Когда‑ то это мне не нравилось, но с тех пор я малость повзрослела, наверное. Может быть, мне уже не надо было быть в каждом коллективе самой большой и самой опасной. Может, я достаточно повзрослела, чтобы дать распоряжаться кому‑ то другому. Может быть.

Обняв его одной рукой за шею, я вдохнула его запах, и от этого что‑ то испуганное и напряженное растаяло у меня в груди. Ощущение было как у кролика, который жмется к волку, но если ягненок может возлечь рядом со львом, так почему нет?

Над ванной склонился кто‑ то из молодых телохранителей – не вспомнила его имени. Он при виде нас как‑ то всполошился, будто не ожидал.

– Римус мне велел наполнить ванну.

Голос его прозвучал несколько с придыханием. Циско – вот как его зовут, вспомнила. Ему было восемнадцать, и я его объявила слишком молодым для хранения моего тела. Но не только из‑ за его возраста я предложила его перевести: у него проблемы, связанные с сексом и со мной. Очевидно, ему предоставили второй шанс показать, что он может сохранять хладнокровие поблизости от секса.

– Дальше мы сами, – сказал Ричард.

– Римус мне ясно дал понять, что приказ я должен выполнить дословно.

Я вздохнула:

– Циско, уйди и не разговаривай.

Он вытащил руку из воды, стряхнул капли.

– О’кей.

Глаза у него были слишком сильно вытаращены, на лице читалось волнение в связи с нашим появлением. Он крысолюд, оборотень, и заморочек насчет наготы у него быть не должно. Но тут не в наготе было дело, а в том, что мы собирались сейчас заняться сексом. Вот это его волновало. Я уже объявила себя «зоной не менее двадцати одного года». Лицо Циско наводило сейчас на мысль, что надо все‑ таки заставить это правило соблюдать.

Когда он проходил мимо, мелькнул у него на бедре пистолет. Римус говорил, что у него лучший результат по стрельбе среди всех телохранителей. Хорошо, но одного этого еще для телохранителя мало.

Дверь ванной закрылась, плотно. Ричард встал у входа, держа меня без малейшего усилия, будто я ничего не весила и он может так всю ночь простоять. Иногда мне неприятно было думать, насколько мужчины сильнее меня, но не сегодня. Сегодня это было утешительно.

– Могу я сказать одну вещь, чтобы ты не рассердилась? – спросил он.

Я напряглась – совершенно непроизвольно.

– Смотря какую.

Он вздохнул, но все же сказал вслух:

– Циско слишком молод для этой работы.

– Согласна.

Он шевельнул головой, будто хотел заглянуть мне в лицо, только оно ему не было видно.

– Ты согласна?

– Да. Его в моем присутствии колбасит с тех самых пор, как… – Я не стала говорить вслух, потому что расстраивать Ричарда мне не хотелось. Но Циско присутствовал, когда у меня впервые был секс с Лондоном, одним из британских вампиров. С тех пор у Циско были проблемы с тем, чтобы не видеть во мне лакомый кусок. Он молод, причем не только в смысле возраста. – …с тех пор, как он был свидетелем некоторой сцены, – закончила я, надеясь, что Ричард не станет уточнять.

Он не стал. Он поднес меня к краю ванны, где громко шумела вливающаяся вода. Жан‑ Клод мне объяснил, что наполняющий ее кран соединен с системой, которая очень быстро ее наливает. У меня дома почти такая же большая ванна, и система, очевидно, того же типа. Поскольку я купила дом сразу с ванной и системой, то не знала, что в ней есть что‑ нибудь особенное. Ну, хайтековская ванна, кто там будет разбираться?

Ричард меня обнял, я ощутила прилив этой восхитительной силы.

– Надо бы проверить воду, но мне так приятно держать тебя на руках.

– Мне тоже.

Он прильнул щекой к моим волосам:

– Правда?

– Правда, – ответила я и ответила бы шепотом, но вода гремела так, что шептать было невозможно.

Он шагнул в воду, держа меня на руках. Я засмеялась и подняла голову – заглянуть ему в лицо.

– Не стоило вначале температуру проверить?

От выражения его лица у меня тут же прошел смех. Нетерпение, радость – масса эмоций. А последнее время, когда мы бывали вместе, я на его лице видела только вожделение. Мы оба отсекали собственные эмоции, охраняли себя. В этом ощущался вкус секса в конце отношений, когда остался только секс и ничего больше, а его одного мало.

– Температура хорошая, – сказал он тихо, опустился на колени, держа меня на руках. Эти шесть футов с мелочью он сложил и погрузил в воду, и над его талией вода коснулась меня. Теплая вода, почти горячая. Она обхватила меня почти как еще одна пара рук, гладя, ощупывая. Он был прав, отличная температура.

Ричард шепнул мне в волосы:

– Сильно у тебя болит?

– Не сильно, но все тело ноет.

– Сначала отмоемся, потом дадим этому телу отмокнуть в воде. Горячая вода в таких случаях помогает.

Он поцеловал меня в лоб, потом опустился в воду вместе со мной, и мы почти плавали в этой ванне, и я лежала у него поперек груди. Ричард одну руку убрал от меня, и мы частично подплыли, частично подобрались к крану. Ноги у меня болтались в воде, остальное тело было прижато к груди Ричарда. Он сел, прислонясь к стенке ванны. Вода доходила ему почти до плеч, то есть для меня была, пожалуй, даже слишком глубокой. Ричард прижимал меня к себе, и мне это нравилось. Очень приятно было касаться его.

– Воды хватает? – спросил он.

– Ага.

Я протянула руку и отключила воду, потом опять села так, чтобы Ричард прижал меня к себе. Из‑ за разницы в росте я могла прижаться только к его груди и животу, а остальное мое тело почти плавало в воде. И это, пожалуй, хорошо: если бы он слишком уж меня касался, это бы меня отвлекло.

Он поцеловал меня в щеку, и я устроилась у него на руках в теплой‑ теплой воде.

Она успокаивала и расслабляла – по крайней мере так должно было быть, но самая сердцевина во мне почему‑ то была зажата. Что не так?

– Что не так? – спросил Ричард.

– Все так.

– Ты зажата.

Я вздохнула:

– Не знаю почему.

Он погладил меня по боку, положил руку на бедро.

– Такое чувство, что ты наедине со мной напряжена, если мы не занимаемся сексом.

– Я не нарочно, – ответила я.

Он обнял меня, притянул к себе и приподнялся, и ощущение, когда он прижимался к моему заду, было чудесно. Я выгнулась, стала тереться об него, и его тело отреагировало. Все это было непроизвольно, и мне радостно было знать, что вот так я на него действую. Он чуть толкнул меня, и я тихо пискнула.

– Так быстро, так нетерпеливо… Господи, как я в тебе это люблю, – шепнул он мне в лицо.

– Я уже сколько месяцев хотела быть с тобой, а ты все не говорил «да».

– Я боялся.

Он ткнулся лицом мне в шею, чуть прикусив.

От этого легкого сжатия зубов я выгнулась еще сильнее. Нытье в мышцах и суставах стало уходить под наплывом эндорфинов, химикатов счастья.

– Чего боялся? – шепнула я.

Он прикусил сильнее, и у меня спина изогнулась дугой.

– Тебя.

– Почему?

Он губами накрыл мне шею сбоку и прикусил снова. Я крикнула, ногтями вцепилась ему в руки, и наконец мне пришлось сказать:

– Хватит, хватит…

Он отодвинулся, повернул меня лицом к себе. Притянул ближе, взял меня ладонями снизу, сильнее прижал к себе. Я уперлась в него, будто хотела отодвинуться, сбежать, но не это было у меня на уме – просто слишком как‑ то получалось почему‑ то. Ощущение этого нетерпения, такого огромного, зажатого между нашими телами. Почти слишком.

Он задрожал, запрокинул голову, сказал отрывисто:

– Боже, Анита! Боже мой, как мне нравится, когда ты вот так на меня реагируешь, как нравится!

Я обернулась вокруг него телом, вскрикнула и прижалась еще сильнее.

Он притиснул меня к стенке ванны, и я не протестовала, пока не стало ясно, что сочетание воды (которая никак не лубрикант), отсутствия прелюдии и размеров Ричарда сильно затрудняют этот процесс.

Я то ли похлопала, то ли шлепнула его по груди:

– Слишком большой, ты слишком большой.

– Это вода, – сказал он на выдохе. Положил руки на края ванны, опустив голову вниз. – Если ты отпустишь ardeur, мы это сделаем.

– Но потом будет больно, да и тебе тоже.

Он чуть двинул бедрами, и от этого ощущения, даже излишне тугого, у меня перехватило дыхание.

– Не так уж больно, – сказал он.

– Еще как, – возразила я, – можешь мне поверить. Не хочу я наутро ходить чаплинской походкой.

Он чуть приподнял голову – поглядел на меня, сдвинув брови.

– Мы никогда до сих пор так не делали – откуда ж ты знаешь заранее?

Черт… Я смотрела на него и не знала, что сказать. По правде говоря, мы с Микой так делали, но вспоминать об этом сейчас было бы по меньшей мере бестактно. Я попыталась что‑ то придумать, чтобы его не огорчать, но слишком долго думала.

– Анита, говори как есть. Выкладывай.

– Я хочу с тобой любиться, Ричард. А не ссориться.

Он отодвинулся и остался сидеть, держась за края ванны по обе стороны от меня. Лицо его стало настороженным, будто ожидающим неприятных известий. Не то выражение, которое мне хотелось бы видеть на его лице прямо сейчас.

– Скажи, Анита.

Голос прозвучал устало.

– Я это пробовала с другим.

– И почему же было больно?

– Ричард, не заставляй меня это говорить. Пожалуйста.

– Скажи. – Голос прозвучал сурово, требовательно.

Я вздохнула:

– Ладно. Потому что этот другой был слишком большой.

– Кто?

– Ричард, не надо.

– Кто?

Тут уже и я поглядела сердитым взглядом:

– А ты как думаешь?

– Не знаю. Ты добавила к своему списку не менее двух мужчин, и я ни одного из них не видел с эрекцией.

Я поднырнула под его руку, выплыла к другой стенке ванны.

– Скажи, что ты хочешь от меня услышать, Ричард.

– Это твои новые два вампира?

– Ты хочешь знать, каков ты в сравнении с Реквиемом и Лондоном? Это ты хочешь на самом деле знать?

Он кивнул:

– Да, наверное.

Я сложила руки под грудями – вода помогла, потому что они всплыли.

– Не могу поверить, что ты об этом спрашиваешь.

– Вопрос простой, Анита.

– Ты действительно хочешь знать, больше ли ты, чем они?

– Я так ревную к ним, что даже не вижу прямо, а потому – да, хочу знать. Я хочу знать, действительно ли я самый оснащенный мужчина в твоей постели.

– Знаешь, я обычно не хожу с линейкой и не измеряю.

– Значит, больше.

– Иисус, Мария и Иосиф! – Я закрыла лицо руками. – Нет, нет, они не так оснащены, как ты. Доволен?

Я опустила руки, подняла глаза – нет, не было у него на лице довольного выражения.

– Кто тогда?

Я сумела месяцами ни с кем не заводить подобных обсуждений. Особенно вот этого. Конечно, Ричард не мог его не начать.

– Мика это. О’кей? Мика.

– Поэтому ты его и любишь?

– Господи, Ричард, ну ты же лучше многих знаешь, что здоровенного хрена еще недостаточно, чтобы завоевать мое сердце.

– Так почему он? Почему ты живешь с ним, а не со мной?

Я вздохнула. Ясно уже: не секс у нас будет, а сеанс психотерапии. О Мария благословенная, Матерь Божья, я этого не хотела.

– Ричард, не надо. Не сейчас, не сегодня.

– Перед тем, как продолжать, мне нужно понять, что у нас было не так, Анита. Прости, но иначе не получится.

Я встряхнула головой и попыталась устроиться в воде, но она уже не успокаивала. Мокрая и теплая, и все.

– Ладно. Только не забудь, я еще и с Натэниелом живу. Ты всегда его то ли забываешь, то ли не считаешь.

– Он не доминант, Анита. В мире оборотней его потому и не считают.

– А в мире моих пристрастий, Ричард, его нельзя не считать.

– Не понимаю.

– Знаю, что не понимаешь, и мне жаль, что не понимаешь, но это все равно правда. Я живу с Микой и Натэниелом, а не просто с Микой. И тот факт, что Натэниел – не доминант, не уменьшает моей любви к нему.

– Как ты можешь вот так здесь сидеть и говорить, что любишь кого‑ то еще? Ты разве не понимаешь, как больно мне делаешь?

– Ты завел этот разговор, а не я. Я хотела заниматься любовью. Я хотела отмыться, напитать ardeur и быть с тобой, а ты начал тут выяснять, у кого что больше. Я знаю, что у всех мужиков тут пунктик, только ты очень неудачно время выбрал.

– Ты права, это было глупо, но я рядом с тобой глупею, Анита. Ты меня заставляешь говорить и делать такое, что портит наши отношения, хоть я это и знаю…

– Я ничего тебя не заставляю. Это ты сам решаешь говорить и делать такое, что все портит. А не я.

– Да, ты права. Я это говорю и делаю по собственной воле. Мог бы не перелопачивать, мы бы сейчас уже занимались сексом, и очень классным. Но мне действительно нужно знать, что есть такого у Мики, чего нет у меня. Каким волшебством склонил он тебя принять его в своем доме, жить с ним, хотя со мной ты жить отказалась?

Ой‑ ой, а ссора‑ то намечается масштабная. С большой буквы ссора. Я вообще ее не хочу, но еще меньше, когда в городе Арлекин и нас ждут, одно только небо знает, какие страшные сюрпризы.

– Жан‑ Клод тебе объяснял, что частично нас с Микой притянули друг к другу вампирские силы.

– Да, что ты суккуб – вампир, питающийся сексом. Он мне говорил.

Я увидела выражение его лица:

– Ты этому не веришь.

– Я не верю, что это насовсем. Я думаю, что если между тобой и силами Жан‑ Клода будет достаточное расстояние, это постепенно уйдет.

– Ричард, это уже не сила Жан‑ Клода, это моя сила.

Он покачал головой, сложив руки на скульптурной груди.

– Ты не вампир, Анита, и у тебя не может быть сил вампира. Они у тебя от триумвирата – нашего с Жан‑ Клодом.

– Ричард, уж что есть, то есть. Оттого, что ты хочешь иного, ничего не изменится.

– Так что, ты что‑ то вроде демона, помешанного на сексе? Не верю. Это сила Жан‑ Клода, или Белль Морт, или даже Марми Нуар. Видит бог, Анита, ты столько вампиров пропускаешь через свой разум, что уже не можешь отличить, где они, а где ты.

В его словах была правда, но…

– Ричард, я создала триумвират силы с Натэниелом и Дамианом. Я создала, а не Жан‑ Клод. Так что это всерьез.

Он снова замотал головой:

– Должен быть способ это все распутать.

Я просто смотрела на него. Совсем не тот разговор, которого я ожидала.

– Ричард, суккуб – я, а не Жан‑ Клод, не Белль Морт и не Мамочка Темная. Это я.

– Люди не могут быть суккубами.

– Может быть и нет, но люди не могут иметь слуг‑ вампиров или подвластных зверей, а у меня и то есть, и другое.

– Потому что ты слуга Жан‑ Клода.

– Ричард, ты видел, что было, когда я пыталась разорвать эту связь. Я чуть не умерла, прихватив с собой Натэниела и Дамиана.

Он снова опустился в воду, глядя на меня сердитыми глазами.

– Жан‑ Клод излагал мне эту теорию – что твой вариант ardeur’а позволяет тебе видеть глубочайшие желания в чужом сердце и удовлетворять его, а осчастливленный тобой становится тем, что больше всего нужно тебе. Мике нужна была безопасность его народа – ты для него убила Химеру. А тебе от Мики нужно было – что?

– Помощник, товарищ, тот, кто вместе со мной будет заниматься делами мохнатой коалиции и поможет мне управлять леопардами, унаследованными мной, когда я убила их прежнего предводителя.

– Я мог бы быть твоим партнером, – сказал он.

– Ты не хотел быть партнером. Ты хочешь жить своей жизнью, а не быть пристегнутым к моей.

– Это ты о чем? О том, что я бы не бросил ради тебя работу?

– О том, что мне нужен работник, занимающийся только коалицией. А у тебя есть твоя профессия.

– Это не может быть все. Мика для тебя значит больше.

– Он живет для меня, Ричард. Для меня и для тех, кого я люблю. Он не собачится со мной всю дорогу. И говорит чаще «да», чем «нет».

– А я говорю только «нет».

– Иногда.

– Натэниелу нужно быть чьим‑ то; сейчас он твой. Это я понимаю. Но что он для тебя делает?

– Мне нужна была жена.

– Что??

– Мне нужна была жена в стиле пятидесятых годов двадцатого века, чтобы устроить мою жизнь. Натэниел для этой работы отлично подходит.

– А я хотел, чтобы ты была моей женой. Так?

– Вроде этого.

– А почему тогда твой ardeur не заглянул в мое сердце и не увидел, что нужно мне больше всего, и не сделал из нас тоже идеальную пару?

– Я думала, Жан‑ Клод тебе и это объяснил.

– Я его спрашивал, почему не я, и он ответил, что сила непредсказуема. Но это же не была правда?

– Не вся правда, – сказала я, про себя крепко приложив своего любовника‑ вампира за увертки.

– Расскажи тогда всю.

– Мика знал, чего он хочет: безопасности для своего народа любой ценой. Он с того момента, как пришел ко мне, говорил, что сделает все что нужно, будет тем, кем нужно, чтобы быть со мной. Ardeur это для него сделал. Натэниел хотел иметь домашний очаг и чтобы его любили ради него самого, а не только ради секса. Ardeur дал ему это. И то желание, и это были очень ясны. Ты знаешь, чего ты больше всего хочешь, Ричард? Есть ли у твоего сердца единственное желание?

– Я желаю тебя.

Я покачала головой:

– Это не самое глубокое твое желание, Ричард.

– Уж как‑ нибудь я знаю, какое у меня желание самое глубокое, Анита.

– Ричард, если бы вот прямо сейчас тебе явился джинн, что бы ты пожелал? По‑ настоящему, воистину, если бы ты мог получить что угодно, что бы это было?

– Ты.

– Врешь.

Он резко сел, вокруг него заклубилась его неотмирная энергия:

– Да как ты смеешь…

– Ричард, будь с собой честен. Что бы ты просил, если бы мог получить что угодно, как бы невозможно это ни было?

Он заморгал, и уровень энергии в комнате пополз вниз. Ричард посмотрел на меня:

– Я не хочу быть вервольфом.

– Вот это и есть твое самое глубокое желание, Ричард, и ardeur не может тебе этого дать. Я не могу сделать это для тебя, и потому ardeur нас с тобой соединить не может, потому что твое самое глубокое желание не имеет ничего общего ни с сексом, ни с любовью.

Он покачнулся назад, будто готов был упасть в обморок.

– Боже мой. – Эти слова он произнес шепотом.

– Сперва мы все думали, что просто ты слишком противоречив, и ardeur не может выбрать. Но потом я поняла, в чем дело.

– Ты права, – сказал он, и что‑ то вроде ужаса проглянуло на его лице. Он посмотрел на меня, и глаза его были полны страдания. – Я сам это с собой сделал.

Я пожала плечами.

– Я так боялся стать монстром, что сделал себе прививку от ликантропии. И вот так я ею заразился.

– Я знаю, – тихо сказала я.

– И потерял тебя, потому что больше ненавижу свою суть, чем люблю тебя.

– Ты не потерял меня, Ричард.

Он посмотрел на меня, и мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отвести глаз.

– Ты никогда не будешь только моей. У нас никогда не будет совместной жизни.

– Мы можем быть в жизни друг у друга, Ричард.

– Но не так, как мне хочется.

– Пусть не так, но не стоит выбрасывать то, что у нас все‑ таки есть. Так ли плохо тебе было этой ночью спать с нами со всеми? Неужто так ужасно?

– Нет, – согласился он, – и если бы меня с вами не было, Марми Нуар могла бы что‑ нибудь с тобой сделать очень плохое. Тебе я нужен для защиты.

– Иногда да.

– Но я не могу жить еще с двумя мужчинами, Анита. Не могу каждую ночь спать с ними в одной постели. Ну просто не могу.

У меня глаза стало жечь огнем, горло перехватило. Нет уж, черт побери, я не заплачу. И я смогла сказать:

– Я знаю.

– Так какое же у меня будет место в твоей жизни?

– А у меня в твоей? – спросила я в ответ.

Он кивнул:

– Это справедливо.

Но ничего больше не сказал.

Я сидела на своей стороне ванны, потерянная и подавленная. Вот только Ричард умеет доводить меня до такого мерзкого ощущения. Никто другой не может ранить настолько глубоко, черт побери.

Как будто меня потянули издали, я ощутила Натэниела. Чувствовал он себя плоховато, а значит, Дамиану в гробу приходится еще хуже. Он еще не проснулся сегодня, и я должна напитать ardeur прежде, чем он попытается. Жан‑ Клод мне объяснил, что если когда‑ нибудь утром у меня не хватит энергии для пробуждения Дамиана, он никогда не проснется. Просто останется навсегда мертвым.

– Ричард, мне нужно питание, прямо сейчас. Натэниелу становится хуже, и я не буду рисковать жизнью Дамиана.

Ричард кивнул. Я ожидала от него слов, что он сейчас пришлет кого‑ нибудь другого, но он сказал:

– Чтобы ты могла питаться от меня, нужно много предварительной ласки.

– Мы сейчас ругаемся, а это за предварительную ласку не сойдет.

– Я так понял, что ты не хочешь сейчас быть со мной? – спросил он тихо и осторожно, будто балансируя целым миром эмоций на конце тоненькой трости. Одно неверное слово – трость сломается, и мир рухнет. Ой, черт…

– Я хочу сказать, что для долгих ласк нет времени. Мне нужно питание прямо сейчас. Я пытаюсь сдержать слезы, а это не предисловие к сексу. По крайней мере для меня.

– Прости, что так вышло, Анита.

– Не нужно извинений, Ричард. Возьми себя в руки, а потом и меня, или не бери, но так или этак, а делать это надо сейчас. Не буду я рисковать чужой жизнью ради нашей очередной перебранки.

Он кивнул, будто это было справедливо сказано. Может, так и было. И он двинулся по воде ко мне.

– Что ты делаешь? – спросила я подозрительно.

– Я хочу, чтобы ты напиталась от меня, Анита.

– Я злая и мне больно. У меня это к сексу не ведет.

– Если я уйду, ты все равно такая останешься. И тебе все равно трудно будет сосредоточиться на сексе. Я не прав?

Спорить с этой логикой было бы трудно. Я чуть не сказала: «Зато остальные поменьше тебя», а тут как раз была ситуация, когда больше – не значит лучше.

Но вслух я этого не сказала, не хотела так его ранить. И еще я знала, что если мы с Ричардом не найдем какого‑ то взаимопонимания, то когда‑ нибудь перестанем быть парой. Он всегда будет призываемым волком Жан‑ Клода, будет привязан к нам силой триумвирата, но мы с ним расстанемся. И это будет как отношения с человеком, с которым ты развелась, но избавиться от него до конца не можешь. Этакий небольшой кусочек ада.

Он опустился передо мной на колени, вода была ему чуть выше пояса. Концы волос у него намокли, но сверху они оставались сухие, и на них еще засыхало то скользкое вещество, которое забрызгало их, когда я загнала Тревиса в облик льва. Честно говоря, немножко грязи не заставили бы забыть о его красоте, а вот постоянные свары – вполне. Все эти мелкие подколки, его глубокое несчастье от собственной сути оборотня – все это было очень неприятно. Я глядела на него, на эту красоту, от которой сердце замирало, от которой мне бы неловко становилось, будь я на месте его учениц. Но красивый и отлично оснащенный – этого еще мало, чтобы позволять ему вот так меня ранить. Я смотрела сейчас на него, и впервые у меня не трепетало сердце и не просыпалось либидо. Мне надоели свары. Я устала от его неумения принимать реальность. Он не верит, что я – суккуб. Он хочет думать, будто это что‑ то временное, и оно пройдет, стоит нам оказаться подальше от Жан‑ Клода. И не хочет понимать, что пути прочь от Жан‑ Клода для нас нет, ни для него, ни для меня? Судя по его замечаниям, действительно не понимает. И это печально.

Он встал. Он встал, вода с него капала, и я вдруг не могла оторвать глаз от одной подробности, с которой тоже капала вода. У всех у нас свои слабости. Моя слабость – вода. И мы с Ричардом достаточно давно встречаемся, чтобы он это знал. Сейчас он ставил на то, что зрелища его мокрого тела будет достаточно, чтобы сбить мою злость. У меня была секунда решить: держаться за свою злобную печаль или делать то, что мне хочется делать. Что хочется вдруг забившемуся пульсу у меня на шее. Я почувствовала, как покачнулся к стене Натэниел. Тогда я встала на колени, уверенно положила руки на теплые его бедра с двух сторон и нагнулась губами к его телу.

– Я бы вызвала ardeur, – сказала я, оторвавшись от ласки, – и вот так бы все и закончила, но ты слишком силен. Ты меня не впускаешь в себя, кроме как в сношении.

Он посмотрел на меня глазами почти страдающими.

– Я хочу, чтобы ты делала все что хочешь.

– Можешь опустить щиты и дать мне кормиться?

– Попробую.

Я покачала головой и одновременно сильно его сжала. Он нагнулся, схватил меня под плечи и вытащил из воды, и мне пришлось отпустить его, а Ричард бросил меня на мрамор у края ванны.

– Ты влажная, – сказал он придушенным от похоти голосом.

Я кивнула, не в силах произнести ни звука.

Он изготовился в меня войти, но я уперлась ему в грудь рукой:

– Презерватив.

– Черт! – выругался он, но встал на колени и стал рыться в груде полотенец. Презервативы у нас жили в ванных и в спальнях повсюду, где я могла остаться одна с моими мужчинами. Ноябрьский перепуг насчет беременности отбил мне охоту полагаться только на пилюли.

Ричард продолжал чертыхаться, пока надевал его, потом обернулся и обнял меня. Я извивалась вокруг него, смотрела ему в глаза, в эти волчьи глаза, на его руки, приподнявшие надо мной его тело.

– Кормись, Анита, кормись, пожалуйста!

Такое «пожалуйста» означает обычно, что для мужчины уже конец близок, и я вызвала к жизни ardeur. Вызвала, как раздувают искру в пламя, в пожар. Сила полилась на меня, сквозь меня, в него, и ardeur залил нас теплой волной этой силы. Я открыла свое тело Ричарду и ощутила его мощь. Он не был человеком, и быстрота и сила у него тоже были нечеловеческие. Когда‑ то он боялся меня травмировать, но потом мы выяснили, что во мне тоже человечьей хрупкости уже нет и что Ричард может не сдерживать себя и все равно меня не сломает. Вот сейчас он и стал настолько резок, потом вдруг стал еще быстрее и тверже. Как будто раньше всегда сдерживался, сам того не зная. Быстрее, сильнее, и наконец в зеркалах превратился в мелькающую полосу, пока я не закричала, содрогаясь в оргазме, сотрясаемая судорогой наслаждения, ощутила его наслаждение в ответ – и мы оба застыли неподвижно. Ричард запрокинул голову, закрыл глаза, – и в это застывшее мгновение, когда наши тела слились, ardeur питался, питалась я, поглощая энергию Ричарда, глотая силу той части его существа, что была волком. Я поглощала его целиком, каждый восхитительный дюйм этого восхитительного тела. Когда он вот так себя отпускал, энергии он отдавал немеряно.

Ричард опустил меня на край мраморной ванны, выскользнул из меня, и даже от этого я дернулась судорогой. А он улегся на бок (потому что иначе его плечи не поместились бы) и лежал, тяжело дыша, уложив голову где‑ то на уровне моей талии. Я смогла еще дотянуться рукой потрепать его волосы, но на большее меня не хватило бы. Пульс еще гремел в ушах канонадой.