Часть III 5 страница

Глория закрыла глаз, и ее лицо приняло выражение безмятежности и покоя... даже когда ее бессмертная душа начала кричать.

Часть II

«Ничто не начинается и ничто не кончается тем, что не оплачивается стоном; ибо мы рождаемся в чужой боли и погибаем в своей собственной».

Фрэнсис Томпсон «Дейзи».

«Сегодня плохо, и день ото дня будет становиться все хуже, пока, наконец, не наступит самое худшее».

Артур Шопенгауэр о страданиях мира

У Глории задрожали колени. Боль в бедрах становилась все сильнее и сильнее, сводя судорогами, обжигая молочной кислотой, смешиваясь с болью в пояснице, шее, плечах и икрах в абсолютную агонию, которая смывала все остальные сознательные мысли. Ее мир был только болью и смятением.

Она знала, где находится. Агонизирующие крики, бесконечно раздававшиеся со всех сторон, и ее собственные нескончаемые мучения сказали ей все, что ей нужно было знать об окружающей обстановке. Хотя Глория ничего не видела, она знала, что находится в Aду.

Она была заключена в какую-то клетку. Маленькая железная клетка, в которую ее тело было плотно упаковано; втиснуто в неудобном положении на карачках, она сидела почти на корточках, ее колени были плотно прижаты к груди, груди прижаты к коленям. Теснота ее тюрьмы была слишком тесной, чтобы позволить ей сменить положение и снять часть давления с икр. Мышцы горели, сухожилия напряглись под тяжестью ее тела. Ее тело дрожало и тряслось. Пот стекал по ее коже ровным потоком, когда она прикусила губу от боли.

- Помоги. Помоги мне. О Боже, мне так жаль. Я хочу домой. Я сделаю все, только отпусти меня домой, - eе голос был едва громче шепота.

Она повторяла одни и те же молитвы в течение нескольких дней, сначала крича их на вялые стены и своих враждебных мучителей, пока ее голосовые связки не отказали, и крики не превратились в хриплый писк.

Прутья клетки были горячими. Кусочки ее кожи прилипали к ним, шипя и чернея там, где она прислонялась к ним в изнеможении. Ей не давали спать; вечная усталость была частью ее мучений. Сон был роскошью благословенных. Глория была проклятой.

Голова Глории свесилась между колен от давления обжигающе горячей крышки клетки, давящей на шейные позвонки, клеймя полосы на затылке, и от веса ужасного ожерелья, застывшего на ее шее.

Это был толстый железный ошейник, увешанный крошечными гниющими трупами... эмбрионами. Еще одно оскорбление. Шесть. Каждый из них имел свой размер, представляющий триместр, в котором они были прерваны. Нежелательная беременность была несчастливым профессиональным риском. Глория чувствовала зловонный запах разлагающейся плоти, но также чувствовала биение их сердец, бьющихся у них в груди. Их крошечные ручки и рты нащупывали ее соски, изголодавшись по пище. Каким-то образом они были живы, хоть и явно гнили. От их прикосновений у Глории по коже побегали мурашки.

Она понятия не имела, как долго пробыла в своей камере. Казалось, прошли дни. Ее голова была покрыта каким-то мешком из звериной кожи, туго затянутым вокруг горла бечевкой. В его потном животном мускусе она чувствовала запах боли и страха, в котором животное умерло. Если бы он умер. Возможно, в этом месте животные жили без своей кожи; грубые мышцы и нервы подвергались жестокости Aда. Так же, как ее собственная душа лежала обнаженной и беззащитной.

Когда она проснулась в темноте с мешком на голове и сложенным почти пополам телом, она закричала от ужаса, полагая, что задохнется. Ей казалось, что она чувствует, как ее собственное дыхание возвращается к ее лицу. Но Глория не дышала. Она была мертва. А там, где она была, не хватило бы кислорода, чтобы дышать даже без мешка на голове. Пламя поглощало кислород, вдыхая только углекислый газ обратно в разреженную загрязненную атмосферу. Легкие Глории по привычке расширились и сжались. Она больше не нуждалась в кислороде, чтобы питать свое тело.

Веки Глории слиплись от слез; она все еще не спала. Ни разу с тех пор, как она проснулась в своей клетке, ей не давали спать. Всякий раз, когда она дремала, ее хлестали кнутом или кололи раскаленным металлом. Резкий голос ее демонического любовника выкрикивал приказы, слюна слетала с его губ и покрывала ее своими мерзкими брызгами. Иногда он ворковал тихо и соблазнительно, а затем скользил своим огромным членом между прутьями клетки и мастурбировал на нее. Иногда он мочился или испражнялся на нее. Густая ядовитая слизь его экскрементов покрывала ее кожу коркой скорлупы. Она была благодарна за мешок над головой. Это, по крайней мере, давало ее лицу некоторую защиту.

Глория не могла вспомнить, как долго она гнила в этой клетке, прежде чем мешок наконец сняли с ее головы. Сколько времени прошло до того дня, когда демон выпустил ее из клетки, чтобы изнасиловать. Как ее облегчение от того, что она смогла размять затекшие измученные суставы, превратилось в ужас, когда существо напало на нее, разрывая ее внутренности, трахая ее часами, пока ее тело не сломалось и не истекло кровью. Затем бросил ее обратно в клетку, чтобы дождаться, пока она заживет, чтобы он мог снова сломать ее. Как только это началось, казалось, что это продолжается вечно. Она больше не могла отличать первый толчок монстра в ее разорванное влагалище от последнего.

Она знала, что больше не была плотью, но все еще страдала и кровоточила, её органы разрывались, а кости ломались, прорывая насквозь поверхность ее кожи. Душа была совсем не такой, какой ожидала этого Глория. Это не был какой-то призрачный сгусток эктоплазменной энергии. У неё была плоть и вес. Её тело было легче, чем при жизни, но все же это был не тот призрак, каким она себе это представляла. Ее душа оставалась в форме тела и, казалось, обладала всеми уязвимостями плоти. Она чувствовала усталость, тошноту, тоску. Все, казалось, приносило боль. Материя и энергия не могут быть созданы или уничтожены, а просто изменяются от одной формы к другой. Её душа не могла умереть.

После каждого нападения ее духовное тело постепенно возвращалось в свою первоначальную форму. Иногда это занимало часы или даже дни, но в конце концов, независимо от тяжести травм и увечий, ее тело заживляло себя. Открытые раны и раздробленные кости снова срастались вместе. На месте ампутированных и оторванных конечностей вырастали новые. Все заживало, кроме её разума, который вечно кричал от боли.

Астральное тело Глории, казалось, ощущало боль гораздо сильнее, чем когда-либо испытывала ее земная плоть. Такого она не ожидала. Ни нервов, ни кожи, ни мышц, но все равно боль. Все ее чувства, казалось, обострились в этом месте. Запах горящих душ обжигал ее ноздри. Крики, молитвы и проклятия были почти оглушительными. От вкуса демонического пота и спермы ее рвало. Ее собственная агония и усталость не были похожи ни на что, что она когда-либо испытывала на земле.

Казалось, ее плоть образовывала защитную подушку вокруг нее, притупляя ее восприятие, и теперь, без нее, она была обнажена и уязвима, обнаженный нерв кричал под натиском мириад ощущений. Ощущение этого длиннющего члена, сверлящего внутри нее, пронзающего и разрывающего глубоко в ее душе. Ощущение кислого дыхания монстра и слюны, парящей на ее лице, шипящей на ее коже, когда он покрывал ее лицо и тело густой гнойной слюной, пробуя ее ужас. Глория кричала, казалось, уже много лет. Эта штука, казалось, никогда не прекращала трахать ее, и не важно, сколько “петухов” она приняла в жизни, ни один из них никогда не проникал достаточно глубоко внутрь нее, чтобы коснуться ее бессмертного духа. Как бы она ни думала, что любит Райана, он не коснулся ее души. Ее дух был девственником, когда она попала в Aд. Она была чистой и нетронутой, пока демон не разорвал ее своим огромным членом. Теперь она была осквернена. Её свет потускнел от липкой грязной спермы монстра.

В огненном озере горели души, которые все еще верили, что у них есть шанс на прощение, что однажды они смогут попасть на небеса. У Глории не было таких иллюзий. Она посмотрела на себя в зеркало сквозь мокрую маску черного демонического семени и поняла, что ни один Бог никогда не возьмет ее к себе. Она была шлюхой прямо до ее бесмертной души.

Демон снова проснулся. Она поняла это, потому что его член напрягся еще до того, как он открыл глаза. Его уретра зияла широко, как рот спящего ребенка. Глория начала хныкать при одном его виде. Боль начинается снова.

- Нет. О, Боже, пожалуйста, не делай мне снова больно.

Душа не приобретала такой терпимости к страданиям, как плоть. Физическая боль была чем-то, что дух никогда не должен был испытывать. После освобождения от тела дух должен был вознестись в Pай, где вся боль будет навсегда забыта. Адские муки не были включены в его замысел.

Эта хрупкость была тем самым, что делало возможным вечное мучение. Каждое новое вторжение мегаломорфного пениса демона в одно из кровоточащих отверстий Глории было для нее как в первый раз. Изнасилование девственницы. Как осел, трахающий десятилетнего ребенка... или жираф, если уж на то пошло. Глория поморщилась. Это было ее единственным сожалением в жизни: не трахнуться с тем жирафам. Если бы она просто трахнула то животное, ничего бы этого не случилось. Но с другой стороны, если бы она никогда не принимала ту первую дорожку кокаина или тот первый укол героина... Если бы она никогда не пошла на ту первую работу, когда они сказали, что все, что ей нужно сделать, это заняться сексом с этим великолепным мужчиной, для которого она, вероятно, сбросила бы свои трусики, если бы она просто встретила его в ночном клубе или баре где-то, только это будет на камеру, и ей заплатят. Если бы она вообще не переехала в Голливуд. Если бы она просто осталась в своем маленьком городке, поедая бургеры и отсасывая случайный водителям грузовика в надежде, что он останется с ней и женится на ней, ничего бы этого не случилось. Но теперь демон поднимался, и его член выглядел более угрожающим и более смертоносным, чем два ствола дробовика.

И без того массивный орган раздулся, когда демон погладил себя. Он дернул железное кольцо, пронзившее его уретру, и тот задрожал в каком-то ощущении между болью и экстазом. Его член блестел сталью и железом, как часть боевой артиллерии.

- Пожалуйста, не делай мне больше больно. Я больше так не могу. Пожалуйста, не надо больше, - Глория всхлипнула, не сводя глаз с его отвратительного фаллоса.

Проколотый, перфорированный, хирургически измененный и татуированный пенис был длиной с руку баскетболиста. Головка его члена была такой же толстой, как череп ребенка, и окружена прямо под шляпкой гриба острыми шипами, так что, как только он был вставлен, его вынимание приводило к разрыву тканей. Железные кольца свисали с нижней стороны, и цепь проходила через них вниз к стальному стержню, пронзившему промежность демона. У основания шахты еще два стержня были пропущены под углом так, что они пересекались в форме буквы X. Он был бугристым с маленькими железными шариками, которые были вставлены под кожу. Глория никогда не видела ничего более ужасающего.

Она крепко зажмурилась, когда он приблизился, и молилась, чтобы все, чего хотел ее мучитель, был простой минет. Она могла манипулировать своим ртом, чтобы избежать колючек, пока он не вонзался слишком глубоко в ее горло. Однако вкус его расплавленного черного семени был хуже, чем вкус спермы червя, и она жгла, как аккумуляторная кислота, когда он кончал ей в рот и забрызгивал ее лицо и грудь.

Шипы на конце члена твари и острые рогообразные выпуклости кости, которые выстроились по всей длине древка, как французский щекотун, он разорвал ее губы и язык, как мясо фахиты, когда зверь изнасиловал ее горло всего несколько часов назад. Она все еще чувствовала, как густая едкая сперма кипит у нее в животе, вызывая спазмы в кишечнике. Она сглотнула, как было приказано, выпив полгаллона мерзкой черной жидкости, которая хлынула ей в глотку. Выплюнуть его означало бы жестокое избиение, и если бы она осмелилась отрыгнуть, то была бы вынуждена слизывать её с пола пещеры.

Теперь демон стоял над ней, неся кошку с девятью хвостами, сделанными из толстой цепи и увенчанными собачьими черепами. В другой руке он крепко сжимал цепочку поменьше, которая заканчивалась почти дюжиной крошечных крысиных черепов. Он уже использовал её однажды, чтобы хлестать ее грудь и клитор. Миниатюрные черепа били ее по влагалищу, как дубинки, и иногда один из длинных передних зубов грызуна вырывал кусок из ее половых губ. После того, как ее влагалище было избито до крови, а клитор превратился в распухшее и окровавленное месиво, он ввел в него свой жестокий фаллос, продолжая терзать ее уже и без того поврежденное влагалище, подстраивая свои яростные толчки под ее пронзительные крики о пощаде.

На головке толстого пульсирующего органа монстра уже блестела маслянистая черная сперма. Она капала с выпуклой головки на вулканический каменный пол и шипела там, как масло на сковороде. Глория соблазнительно облизнула губы, но демон больше не интересовался ее ртом. Он приказал ей повернуться. Глория попыталась закричать, но смогла лишь беспомощно всхлипнуть.

Ее новым хозяином был Aрхидемон, один из первых падших ангелов, брошенный в озеро огненное рукой Всевышнего еще тогда, когда человечество впервые было вызвано из протоплазменного рагу, чтобы ходить прямо по земле. Иногда Глории казалось, что она видит проблески сияющего ангела, которым он был под нанесенными себе шрамами, ожогами, пирсингом, татуировками и другими манипуляциями с телом. Бараньи рога привились к его голове сбоку. Рога носорога, которые образовывали аккуратный ряд по центру его позвоночника вдоль копчика. Ужасная улыбка, которая доминировала на его лице, где его губы и щеки были сначала отрезаны, а затем опалены, пока они не свернулись вокруг его десен, открывая блестящий ряд акульих зубов и волчьих клыков. Рассеченный пополам нос, раскинувшийся поперек его лица, по одной ноздре, прижатой к каждой щеке серебряным кольцом. Даже его титанический половой орган был частью собственного мастерства демона – член и яйца какой-то антилопы, лося или быка, с рогами животных и шипами, встроенными в него, чтобы еще больше увеличить его способность причинять вред. Ни одно из ужасающих черт этого существа не было оригинальным. Все они были модификациями, вдохновленными эонами в Aду, как мучитель греховных душ. Форма следовала за функцией, и его неуклюжая форма приняла форму человеческих страхов.

Демон потянулся к Глории своей массивной рукой. Каждый палец заканчивался длинным когтем, украденным у аллигатора, большой лесной кошки или какой-нибудь хищной птицы. Под ногтями запеклась засохшая кровь, возможно, несколько столетий назад.

Ее тело задрожало, когда она почувствовала прикосновение существа. Чья-то рука схватила ее за шею и наклонила так, что ее голова коснулась пола пещеры. Первый треск девятихвостой кошки прозвучал так, словно ее пнула небольшая толпа людей. Собачьи головы врезались ей в спину с такой силой, что сломали ребра и позвонок. Цепи царапали ее кожу, разрывая ее, проливая кровь.

Она приземлилась лицом вниз на гравийный пол, кожа на ее ладонях, коленях и подбородке была содрана до крови. Она попыталась отползти, подтянуться на кончиках пальцев, но была придавлена к земле еще одним ударом кошкой-девятихвосткой.

Гравий врезался в ее кожу, оставив след из шрамов.

- Пожалуйста! - закричала она.

Демон молча замахивался на нее собачьими головами.

- Боже, пожалуйста, помоги мне!

Бог, очевидно, не слышал.

Демон схватил ее за лодыжки и потащил обратно по полу, пока она не оказалась под ним. Его член уперся в ее задницу. Его когтистые руки драли ее спину, разрывая кожу, обнажая позвоночник. Массивные кулаки обрушились на нее, и она почувствовала, как хрустнули позвонки, кусочки кости взорвались, рассыпались по бокам. Боль была неизмеримой, и, к своему ужасу, она поняла, что парализована. Каждое нервное окончание было живым, шипящим, как осиное жало, но теперь она не могла ничего с этим поделать.

Он приподнял ее ноги и заставил сесть на корточки, ее задница была выставлена напоказ, лоб вдавлен в гравийный пол. Легкие замерли... не в силах кричать, не в силах молить о пощаде, которая так и не пришла. Слезы капали на пол.

Руки на бедрах. Член вошел в ее влагалище, сначала медленно, и она поняла, что он играет с ней, продлевая ее агонию. Вход не был проблемой... а вот шипы, украшающие основание головки - были проблемой. Он крепче сжал ее бока, когти впились в плоть. Слюна капала ей на спину, обжигая и без того измученную плоть.

Он надавил сильнее, его двадцатидвухдюймовый член глубоко вошел, заполняя ее влагалище. Она закричала, ее уже поврежденное горло и легкие искали большего. Когда он вытащил член, содержимое ее влагалище вывалилось вслед за ним; она чувствовала, как ее внутренности горели, словно море бушующего огня.

И он повторил это медленно, медленно, пока его движения увеличивали скорость, пока, наконец, он не кончил, его густая, вязкая сперма, была, как аккумуляторная кислота. Когда он закончил, то вытер остатки своей спермы о ее спину, потрогал ее разбитый позвоночник, лизнул кровь с раздробленных костей.

Он потащил ее обратно в клетку. Она была неузнаваемым куском изуродованной плоти, грудой измельченных костей. Она была не в силах пошевелиться, он придал ей неуклюжую, согнутую форму и захлопнул дверь.

* * *

На этот раз они дали ей поспать, хотя она и не знала, почему - здесь не было никакого сострадания.

В нескольких футах под ее клеткой спал демон, его массивная грудь вздымалась и опадала от дыхания, которого, как ей казалось, на самом деле не существовало. Если она не дышит, то почемудышитон? Наверно, то же, что и у нее – привычка.

Ее тело снова восстановилось, она могла двигаться. Она не могла представить себе вечность этого... безостановочного нападения, повторяющейся агонии. Она знала, что заслуживает наказания, но, черт возьми, она не сделала ничего настолько ужасного, чтобы заслужить такого. Так ли это? Даже ее самоубийство спасло еще одну жизнь. Конечно, должно было быть какое-то прощение…

Но демон молчал. Отказывался отвечать на ее вопросы, отказывался от милости, когда она умоляла, кричала, пока ее горло не начинало кровоточить. И все же должен был быть выход из этой ситуации.

Демон зашевелился, и ее внутренности сжались, сердце упало в желудок. Но он не проснулся, и она вздохнула с облегчением, ее тело дрожало.

Прутья клетки обжигали ее кожу, независимо от ее положения. Стоя на коленях, она оставляла борозды, похожие на следы барбекю, на коленях и икрах, ее лоб был обожжен решеткой.

Она попыталась изменить свое положение в тесной клетке, в то же время избегая контакта с клеткой, но движения были невозможны. Толстый железный ошейник на ее шее придавил ее голову вниз, и она попыталась игнорировать голодные, гниющие трупы эмбрионов, которые тянулись к ней. Ее плечо ударилось о решетку и обожгло кожу, она закрыла рот, чтобы не закричать. Откинувшись назад, пытаясь размять ноющий позвоночник, она наткнулась на дверь клетки. Она со скрипом открылась, ржавые петли заскрипели. Глория в шоке оглянулась через плечо.

Дверь была не заперта.

Но, почему она была не заперта? Демон спал прямо внизу – зачем кому-то вообще пытаться сбежать?

Но, Глория думала о побеге. От одной мысли об этом у нее даже потекли слюнки.

Она посмотрела вниз. До пола было несколько футов. Не такое уж невероятное расстояние, но она была зажата в этой клетке, неспособная маневрировать, неспособная получить необходимый рычаг. И если она упадет не туда, то упадет прямо на демона. Единственный способ сделать это - ухватиться за палящие прутья. Но несколько мгновений боли того стоили бы, если бы это означало свободу от этой адской дыры.

Глория попятилась назад, пока не оказалась на краю клетки, пока ее задница не высунулась за дверь. Теперь она сидела на корточках, а ее нежная плоть была в агонии. Наклонившись вперед, она ухватилась за прутья решетки на полу и вылезла из клетки. Чуть ниже она нашла землю и отпустила прутья. Ее пальцы были неузнаваемо травмированными, окровавленными обрубками, обгоревшими почти до костей.

Ей было все равно. Она знала, что излечится, боль в конце концов утихнет.

Но теперь она была свободна.

* * *

Глория осторожно выбралась из пещеры, дрожа при каждом шаге, боясь, что демон проснется и затащит ее обратно. Она добралась до входа в пещеру и оглянулась через плечо на спящего монстра. Затем она побежала так быстро, как только могла, по длинному темному коридору, который вел прочь от камеры пыток; она не знала, куда бежать. Мчась без направления через огромный лабиринт сотен пещер и туннелей. Просто пытаясь увеличить расстояние между собой и своим мучителем. Глория бежала, крадучись по коридорам, единственным светом на тропинке были маленькие человеческие черепа с капающими свечным воском из-за ртов, руки ласкали холодные, мокрые каменные стены. Из каждого угла доносились крики и вопли, мольбы о пощаде, отвратительный смех разбитых умов, потерявших всякую надежду и разум. Звуки хлыстов, ацетиленовых паяльных ламп, вспыхивающих рёвов бензопил, глухих ударов, как будто что-то тяжёлое сильно ударялось о что-то мягкое. Ее мозг лихорадочно работал, воображение работало сверхурочно.

Ее охватило радостное возбуждение, когда ее босые ноги застучали по коридору, и ее потное, пропитанное кровью и спермой тело раздвинуло плотный влажный воздух. Ей было страшно, но она была свободна. Ей почти хотелось смеяться, кричать, но она все еще была в Aду, все еще в опасности.

Она обхватила руками холодную обнаженную плоть, подавляя дрожь. По крайней мере, за ней никто не следил; взгляды через плечо подтверждали это.

Впереди был более яркий свет. Ей хотелось спрятаться в коридоре, но стены бесконечно поднимались, и она не видела ни одной ниши. Поэтому она должна была идти вперед, надеясь, что то, что ждет ее впереди, не хуже той пытки, которой она только что избежала.

В сотне футов впереди она подошла ко входу в похожую на пещеру комнату. В центре бурлила река лавы. Тысячи людей метались в ней, цепляясь за воздух, пытаясь добраться до берега. Каждый раз, когда они погружались, они возвращались обратно. Когда огненная лава поглощала их ноги, они погружались ниже, пока жар не растворял их икры, бедра, туловища, пока не оставалось ничего, кроме кричащей головы, умоляющей о помощи, пока их плоть и кости не растаивали в этой кипящей грязи.

Обнаженные души кричали в агонии в этом кипящем озере. Их плоть уже истлела, и теперь остался только дух, горящий здесь вечно, или пока один из демонов не проявит к ним интерес и не вытащит кого-нибудь для особых утех в пещерах.

Демоны, контролирующие комнату, были такими же ужасными и страшными, как тот, которому этот ублюдок Влад продал ее. Это были массивные существа, украшенные цепями, на которых висели черепа, некоторые принадлежали младенцaм, другие - животным; бараньи рога и массивные бивни торчали из их лбов, завитки заостренных костей, выступающие в стороны намеченных жертв. Огромные мускулистые ноги заканчивались копытами, когтями или толстыми черными ступнями, которые стучали по твердому земляному полу.

У каждого из них было оружие более ужасающее, чем предыдущее. Дубинки, усеянные чем-то вроде гигантских рыболовных крючков, мечи из заостренной стали с бритвами, кошачьи хвосты из толстой кожи и громоздкие цепи, топоры, тяжелые от капающей крови.

Со всеми ужасными криками и проклятиями проклятых, демоны были совершенно безмолвны. Точно так же, как тот, которого она оставила в пещере. Их глаза светились похотью и страстью, когда они с немой жестокостью отмеряли жестокое наказание. Время от времени один из демонов опускал руку в кипящее озеро, чтобы вырвать кусочек плоти или кожи у одной из горящих жертв, прежде чем ее поглотит пламя. По берегам реки лежали груды таких вырванных тканей.

- О, Господи, - пробормотала она себе под нос, прижимаясь к стене.

Молясь, чтобы там, внизу, ее никто не заметил. Глория могла только догадываться, для чего впоследствии будет использоваться этот материал. Она осмотрела комнату глазами, надеясь найти место для побега, возможно, другую дверь, но комната была окружена каменными стенами. Единственный выход был позади нее.

Крики, доносившиеся из этой комнаты, были чистой мукой, душераздирающее страдание вырвало ее сердце из груди. Что сделали эти люди, чтобы заслужить такое? Что можно сделать вообще, чтобы заслужить это?

В нескольких футах от неё безжалостно работал демон, используя свои острые когти, чтобы содрать кожу с тела маленькой девочки, слой эпидермиса был розовым, пульсирующим и усеянным кровью. Он медленно отрывал дерму, сначала от кончиков пальцев, возвращаясь к запястьям и рукам, разделяя кожу на длинные, раздутые белые полосы, а затем двинулся к ее плечам, вонзая когти в плоть, создавая куски, что-то, за что он мог бы ухватиться. Оторвался еще один слой, обнажая теперь плоть на груди, грудной клетке и животе. Демон продолжал двигаться, пока девочка не превратилась в пульсирующую массу покрытых пятнами крови мягких тканей и обнаженных нервов. Он бросил длинные полоски мяса и кожи в большую кучу, а затем швырнул её обратно в горящее озеро. Затем он потянулся, чтобы схватить другую жертву.

Вокруг пещеры происходили бесчисленные образы пыток, страданий. Глория втянула воздух, ища дыхание, которое больше не имело значения. Ее кожу покалывало, как будто на нее напали насекомые. В нескольких футах от неё с невероятно высокого потолка свисал человек. Цепи были вплетены в его плоть, и он висел распростертым орлом. Демон рядом с ним поднял свое оружие, длинный, тонкий нож в форме кобры, его кончик был развернут, как будто змея собиралась ударить. С удивительной ловкостью и скоростью демон пронзил внутренности человека и поднялся, пронзив ножом его торс в яростном движении вверх. Кишки мужчины вывалились из зазубренной дыры. Его глаза закатились, лицо превратилось в застывший гобелен боли и страха.

Глория повернулась к выходу, не в силах больше смотреть, не в силах принять то, что видит. Выход оставался незапертым, неохраняемым, и она побежала, спотыкаясь в другой коридор. Она сбежала - но куда? Идти было некуда. Ад был повсюду.

Тоненький усталый голосок эхом отозвался из пещеры прямо перед Глорией.

- Нет! Ты не можешь! Ты не можешь этого сделать! Это нечестно! - голос был знаком, хотя Глории он показался сломленным и разбитым. Как и ее собственный голос.

Единственное, что утешало Глорию, это то, что она спасла свою дочь, пожертвовав собой ради Анджелы и ребенка. Хотя Анджела оказалась тем, чего Глория не ожидала... но это не имело значения. Глория тысячу раз отдала бы свою жизнь, чтобы избавить своего ребенка от этой агонии.

И все же этот голос, умоляющий голос ребенка, тот, что теперь кричал, был пугающе знакомым. И Глория знала, что в Aду нет настоящих сделок, что она продала свою жизнь и пожертвовала своей душой проклятию ни за что.

- О Боже... Анджела.

Мать узнает голос своего ребенка, особенно если ему больно. Глория могла бы узнать этот звук из хора тысяч плачущих детей.

Щелчок кнута последовал за беспомощным тихим всхлипом. Затем раздались пронзительные крики. Глория побежала туда, в пещеру в нескольких ярдах впереди.

Ее дочь свисала с потолка на руках почти в двадцати футах от земли. Запястья Анджелы были скованы вместе, и она была подвешена к какому-то типу системы шкивов. Конец цепи держало жирное, отвратительное существо. Тело твари было покрыто позолотой того же типа, что и тело ее демона, но этот был вдвое меньше. Размером с человека, а не с Aрхидемона. Ни одного из падших ангелов. Что бы это ни было сейчас, оно явно когда-то было человеком.

В другой руке он крепко сжимал зазубренный поводок и хлестал Анджелу, которая беспомощно болталась на высоте почти двухэтажного дома над землей. Ее ноги были широко раскинуты цепями, прикованными к каждой лодыжке и прикрепленными к болтам на противоположных стенах. Под ней была пирамидальная скульптура, идеально выстроенная между ног Анджелы. Верхушка пирамиды была липкой от кусков мяса и запекшейся крови.

- О нет. Нет.

Глория точно знала, что сейчас произойдет. Она посмотрела на отвратительного маленького демона, держащего другой конец цепи... как только он отпустил ее…

- Нет! - воскликнула Анджела, падая с потолка на вершину пирамиды.

Звук был похож на звук мачете, рассекающего арбуз. Острый и мокрый. Острие пирамиды врезалось во влагалище Анджелы, раздробив мягкие розовые половые губы, сломав тазовую кость и выбив обе тазовые кости из суставов. Острие пирамиды широко разорвало ее лоно, вонзившись той глубоко в живот. Из зловещей раны, которая теперь доходила ей до пупка, хлынула река крови.

Глаза Анджелы расширились. Она открыла рот, словно собираясь закричать, но кровь брызнула между ее губ широкой дугой. Все выражение исчезло с лица девочки, и ее голова склонилась к груди. Если бы это было в другом месте, Глория подумала бы, что она мертва. Но она знала, что это не так. Они уже однажды умерли, чтобы добраться сюда. Смерть была роскошью, которой они теперь были лишены.

Маленький толстый демон повернулся к Глории. Он широко ухмыльнулся и облизал свои желтые ряды клыкастых зубов толстым фиолетовым языком, похожим на какой-то моллюск. Глория узнала его. Такое же рыжее колечко волос и до смешного нелепые усы. Та же акулья усмешка. Те же черные бездушные глаза. Даже со всеми этими ужасными шрамами, рогами и пирсингом она все еще знала его.

- Чертов Влад, - процедила она сквозь зубы.

Там, в аду, мучают ее дочь. Теперь Глория знала, о чем шла речь. Он добыл Глорию для того большого отвратительного демона, которого она оставила в пещере, и в обмен получил Анджелу. Глория направилась к нему. Он медленно поднял Анджелу обратно в воздух, ее тело выскользнуло с пирамиды с отвратительным липким рвущимся звуком, от которого у Глории скрутило живот. Кровь хлынула между ног вместе с вывалившемся кишечником Анджелы, когда она снова поднялась к потолку.