ПИСТОЛЕТ. НОЧЬЮ В СТЕПИ

ПИСТОЛЕТ

Когда в селе раздавались пальба и треск мотоциклов, жители знали: это квартирьеры, значит через полчаса, через час войдет какая‑ нибудь вражеская часть. К квартирьерам обычно рысцой бежал Сидоренко. Ребята не раз слышали, как он говорил немецким солдатам «ваше благородие» – слова, которые были им известны только из книг да из фильмов.

Гитлеровцы ходили по хатам, выбирая помещения получше. Они останавливались то в одних домах, то в других. Но в школе неизменно устраивали конюшню.

Село затихало. «Каковы‑ то будут эти? Надолго ли они? » – гадали сельчане.

Володя Лагер шел к Погребнякам, когда в село неожиданно въехали мотоциклисты. Володя увидел, что один из мотоциклов мчится на него. Он свернул в сторону, однако фашист, сделав поворот, снова направил мотоцикл на него.

Володя подбежал к забору, прижался к нему, и немец опять навел мотоцикл на него и только в последнюю секунду отвернул мотоцикл и погнал по середине улицы. Володя успел заметить, что мотоциклист смеется. Он, видимо, развлекался.

«А что, если бы на моем месте был какой‑ нибудь старый дед? » – подумал Володя.

На этот раз в село прибыла немецкая батарея. Грузовики с солдатами тащили за собою полевые пушки, которые кивали на ухабах своими стволами в брезентовых чехлах. На улице сразу стало очень шумно. Слышалась чужая речь и чужой смех.

Едва войдя во двор, Володя Лагер увидел, что дома неладно. На крыльце стояли сапоги, чужие и блестящие.

Мать торопливо вышла к нему навстречу. Она и мигала ему и махала рукой, словно хотела, чтобы он сейчас же ушел. Володя остановился в нерешительности.

– Чш‑ ш‑ ш! – сказала мать. – У нас ихний главный спит.

До сих пор в их доме еще ни разу не останавливались фашисты. Володя вошел в хату. Ему казалось, что все должно сразу стать совсем по‑ другому. Однако ничего как будто не изменилось. Та же широкая, недавно беленная печь, те же фотографии на стенах, окруженные бумажными розами, в углу стеклянная горка с давно знакомыми графинами и кружками, тот же стол, который он изрезал как‑ то кухонным ножом и получил за это по затылку. Те же лавки. И все‑ таки все здесь стало чужим и враждебным.

На столе стояла большая консервная банка, сверкавшая яркими красками. Стояла так нахально, словно она теперь хозяйка в этом доме. Появился какой‑ то чужой запах. И, наконец, за перегородкой кто‑ то сильно дышал.

Володя заглянул туда. На высокой кровати родителей спал грузный и лысый человек. Лица его не было видно. Володя вернулся на крыльцо. Мать крошила картофель в чугунок.

– Много их? – спросил Володя ее шепотом.

Вместо ответа она подняла глаза и поглядела на улицу.

– Еще денщик, – сказала она вполголоса. – Пошел, видно, кур искать.

Володя вернулся в хату. Ему не давал покоя револьвер, висевший на узком ремешке, зацепленном за шарик кровати. Он снова зашел за перегородку. Ярко‑ желтая кобура висела у самого лица офицера.

Вдруг он почувствовал, что в комнате очень тихо, и в этой тишине невыносимо звонко стучат ходики и очень громко дышит немец. И так же громко бьется его, Володино, сердце, что с ним никак нельзя подходить близко к спящему.

А ярко‑ желтая кобура висела совсем близко, до нее ничего не стоило дотронуться. Но дотронуться было страшно, казалось, от одного прикосновения к ней все взлетит на воздух.

Все‑ таки Володя тронул кобуру, и в тот же миг офицер приподнялся и плюхнулся на спину. Прошептал что‑ то. Вздохнул. Но не проснулся.

С бешено бьющимся сердцем Володя стоял и ждал, что будет дальше. А затем, стараясь не думать о том, что делает и что может из всего этого получиться, он отвел кобуру подальше от постели, отстегнул на ней тугую кнопку и вынул невиданно блестящий вороненый пистолет. Немец не просыпался.

Теперь Володя боялся уже не так сильно. Ему даже пришла в голову новая мысль. Он достал в сенцах из угла свой деревянный самопал, вернулся за перегородку и засунул его в пустую кобуру. Застегнуть кнопку не решился, она щелкнула бы слишком громко.

Володя залез на сеновал, не помня себя от волнения, счастья и гордости. Сверкающий, новенький автоматический пистолет тяжело лежал у него в руках. Еще совсем недавно он был безмерно горд оттого, что в сарае у него мокнет в керосине разобранный на части ржавый маузер, который он нашел в степи. А теперь в распоряжении их отряда будет новый автоматический пистолет с восемью патронами в обойме.

Быстро стемнело, стало холодно. Володя зарылся в сено, которое щекотало его жесткими травами и, как всегда, немного дурманило своим запахом. Спать он не мог. Он думал о том, как явится к ребятам, которые на рассвете должны собраться в дальней степной балке.

О том же думал он и утром, когда бежал задами к речке. «Я немного опоздаю, – думал он, – они меня станут ругать, спросят, почему опоздал. А я скажу – занят был». От холодной росы стыли босые ноги. Володя спустился к речке, пробираясь сквозь серые заросли ивняка. Солнце еще не всходило, речка казалась сизой, и по ней брел туман. Володя ступил на круглые и скользкие от росы мостки. «Или я скажу так, – думал он. – Да, между прочим, я добыл одну штуковину. И даже бровью не поведу. Как? Откуда?! Да ничего особенного, взял у одного фрица».

Он бежал по степи, трясясь от холода и придерживая рукой на животе под рубахой тяжелый пистолет.

Володя и вправду немного опоздал, все уже были в сборе. Только Вася почему‑ то еще не пришел. Это было обидно, показать пистолет без Васи – значило бы потерять половину удовольствия. Между тем Лена, как всегда, первая учуяла, что с ним произошло нечто необыкновенное.

– Ребята, с Володей что‑ то случилось, – говорила она в волнении. – Я же вижу! Я же вижу, как он на всех поглядывает!

Ребята обступили Володю.

– Давай выкладывай, – повелительно сказал Борис.

– Да что выкладывать? – стараясь сдержать улыбку, неудержимо расползавшуюся по лицу, ответил Володя. – Если хотите, вот, пожалуйста…

И он вынул из‑ за пазухи пистолет. Ребята смотрели как завороженные. В довершение всего воздух вдруг дрогнул, брызнул свет, и все кругом стало розовым, и сами они стали розовыми. Это взошло солнце. В первых лучах его пистолет так и засверкал.

– Вот это да! – сказал Борис. – Вальтер. И совсем новенький.

Лена прыгала, ребята галдели и смеялись. Торопясь и путаясь, Володя рассказал свою историю. Восторгам и удивлению не было конца.

– Это еще не все, – продолжал Володя. – Вы думаете, я немцу ничего взамен не оставил? Как можно! Я запихнул ему в кобуру свой самопал!

– Послушайте! – закричала Лена. – Послушайте! Он захочет в кого‑ нибудь выстрелить, потянется за револьвером, а там, а там…

– А там деревяшка! – перебил Толя. – Ну, молодец!

Ребята стонали от смеха. Но Володя Лагер уже не смеялся – он смотрел на Бориса. А Борис был мрачнее тучи. И внезапно наступила тишина.

– Да ты понимаешь, что ты сделал? – тихо спросил Борис. Володя молчал.

– Надо же додуматься – самопал положил!

– А чего… – без всякой уверенности сказал Володя.

– Ты бы уж просто записку оставил: «Револьвер взял я. Остаюсь с приветом. Владимир Лагер». Чтобы немцу ясней было. Ну, хорошо, о себе ты не подумал, о нас ты не подумал. Ну, а о матери своей ты подумал?

Ребята молчали, удрученные.

– Может быть, успеем положить его на место? – нерешительно спросила Надя.

– Может быть, – угрюмо ответил Борис.

– Ах, Васьки нет, – вздохнула Лена.

– Послушайте, ребята, – сказал Борис, – я сперва не хотел вам говорить, все надеялся, что обойдется. Васька вот уже две ночи как дома не ночевал. Тетя Домна места себе не находит…

…Верные своему правилу, ребята стали расходиться поодиночке. Только Володя Лагер пошел с Борисом. Осторожно пробрались они в огород и подползли к хате Лагеров. За сараями их не было видно, зато им хорошо было видно крыльцо. В доме было шумно, слышались громкие голоса. «Наверно, заметили, – с ужасом подумал Володя. – Сейчас допрашивают маму».

– Слушай, Борис, – прошептал он, – я, пожалуй, пойду в дом.

– Погоди, – тоже шепотом ответил Борис.

– Если я скажу, что пистолет взял я, они, может быть, ничего маме не сделают. Скажу, что взял поиграть. А там будь что будет.

– Постой, – повторил Борис.

Дверь курятника отворилась, оттуда вышла Володина мать с решетом в руках и направилась к дому. Володя только было хотел ее окликнуть тихонько, как из дому на крыльцо вышел грузный лысый обер‑ лейтенант. Он, оказывается, был мал ростом, а тогда в постели казался огромным. Слева на поясе его блестела желтая кобура.

С ним вышли еще двое офицеров, за ними денщик с громадным рюкзаком, обвешанный флягами. В других хатах тоже началось движение. Фашисты спешили.

Наконец на улице показалась небольшая машина защитного цвета, за ней грузовики. Из хат выбегали немецкие солдаты. На улице стало людно и шумно. Однако во всей этой суетне Володя и Борис видели только лысого обер‑ лейтенанта с ярко‑ желтой кобурой. Обер‑ лейтенант шел к легковому автомобилю.

Вдруг он остановился и взялся за кобуру. «Ну, все! » – подумал Володя и почувствовал, как Борис сжимает его руку. Но обер‑ лейтенант лишь поправил ремень, передвинул кобуру назад и сел в машину. Очкастый шофер нажал стартер, маленький автомобиль пошел, переваливаясь в глубоких колеях дороги, за ним двинулись грузовики. Враги уходили из Покровского.

Володя бессильно уронил голову на руки.

– Боря, – сказал он, не поднимая головы, – они больше не вернутся?

– Ты мне лучше скажи, как дурень твой по весу не почувствовал, что в кобуре у него деревяшка.

– Ох, Борька, я сам не знаю!

– А я, пожалуй, знаю. У них в кобуре есть еще запасная обойма, это я у одного фрица подсмотрел. Она‑ то и прибавила вес твоему самопалу. Да еще твой фриц спешил.

– Борь, – нерешительно сказал Володя, – а пистолет‑ то все‑ таки у нас остался.

…Вася не пришел домой и на третий день. Домна Федоровна, до сих пор старавшаяся что‑ то делать по дому, теперь больше стояла у ворот и смотрела на дорогу.

Ребята сидели во дворе у Домны Федоровны – Лена, Борис, Толя Цыганенко и Толя Прокопенко. Они прекрасно понимали, как неубедительно звучат их утешения для тети Домны. С Васей могло случиться решительно все, вплоть до самого худшего. Да и была ли в последнее время Домна Федоровна спокойна за сына, даже если он сидел дома, в четырех стенах! Что же могло утешить ее сейчас, когда он исчез, не сказав никому ни слова?

– А я знаю, где Вася, – сказала Лена. – Он у партизан.

– Откуда ты знаешь?

– Вот увидите, он у партизан.

Домна Федоровна не слушала ребят. Она неотступно смотрела на дорогу.

– Ты что‑ нибудь знаешь или так говоришь?

– Вот увидите.

С Леной последнее время творилось что‑ то странное. Глаза ее загадочно блестели, но она была как будто сдержанней и тише, чем обычно. «Не иначе, как что‑ то замышляет», – с тревогой думал Борис. «Ты чего? » – спрашивал он.

«Ничего», – отвечала Лена и смотрела в сторону.

– Что ж, мы так и будем сидеть без дела? – спросил Толя Прокопенко.

– Да куда же без Васи… – грустно сказал Толя Цыганенко.

– А если он и вовсе не вернется, – ответил Толя Прокопенко, – что ж, так до конца дней и будем сидеть?

– Рехнулся! – прошептала Лена, показав глазами на Домну Федоровну. – Совсем ничего не соображаешь!

Домна Федоровна, казалось, по‑ прежнему не слышала их. Прокопенко виновато взглянул на нее, на ребят и замолчал.

– А что? – сказал Толя Цыганенко. – Чего мы, на самом деле, сидим сложа руки?

– Есть одно дело, – сказал Борис. – Сегодня ночью мы с Володей Лагером и Толей Цыганенко пойдем… Все остальные будут копать пещеру, – добавил он.

НОЧЬЮ В СТЕПИ

Была теплая ночь. Над степью стояла луна. Стрекотали цикады, и пахло полынью, как в любую другую мирную ночь.

Борис, Володя и Толя Цыганенко ползли по земле, царапая колени и ладони о жесткие травы.

– Хорошо, что луна, – шептал Толя, задыхаясь от усталости, – легче найдем провод.

– Наоборот, – ответил Борис. Он был старше и сильнее своих товарищей, поэтому передвигался легко и быстро. – Провод в траве и днем не разглядишь. Если бы не луна, мы бы сейчас во весь рост шли. А так нам ползти целых два часа.

Он ошибся. Они ползли уже больше двух часов, однако дороги, к которой они пробирались, все еще не было видно – той дороги из Артемовска в село Чапаев, невдалеке от которой, как сказал Васе Степан Иванович, шел провод немецкого полевого телефона. Степь лежала ровная и плоская, впереди ни деревца, лишь кое‑ где попадались кусты, такие низкие и редкие, что, даже став на колени, за ними нельзя было спрятаться.

Все чаще и чаще мальчики останавливались и отдыхали, уткнувшись лицом в жесткую полынь. Ладони горели, больно саднила содранная кожа на коленях, все тело ломило, намокшие от пота рубахи липли к телу.

– Пошли, – говорил шепотом Борис, и они снова ползли. Один раз Толя не выдержал и сказал:

– Давайте встанем и пойдем. Эдак мы и к утру не доберемся.

– Нельзя, – прошептал Борис, – дорога уже близко.

Самое трудное ждало их впереди – нужно было найти провод в густой степной траве. Борис знал только, что провод идет неподалеку от дороги, но с какой стороны ее? Быть может, Вася, который разговаривал со Степаном Ивановичем, и знал это, но Борису известно одно: провод тянется по земле, недалеко от дороги. Добравшись до нее, они разделились: Борис и Толя поползли по одну сторону, Володя Лагер – по другую. Ползли медленно, прощупывая пальцами каждый миллиметр сухой земли между кустиками полыни. Пропустить тонкий провод было очень легко. Так ползли они вдоль дороги. Володя по одну ее сторону, Борис и Толя по другую, не отрывая пальцев от земли. Провода все не было. Прошло еще добрых полчаса.

– Есть, – сказал вдруг Толя.

Борис подполз к нему.

– Это стебель, – сказал он.

– Нет, не стебель! – ответил Толя.

Это действительно был провод, и ребятам казалось, что они слышат, как по этому безмолвному проводу бегут вражеские голоса.

– Нужно сказать Володе, – промолвил Борис, но в эту минуту увидел вдали свет, который разгорался все ярче и ярче.

Послышался шум. По дороге шла машина.

– Ложись, – шепнул Борис и ткнул Анатолия локтем в бок.

Становилось все светлее. Мальчикам казалось, что они лежат, ярко освещенные, на белой земле.

«Где‑ то Володька? – думал Борис. – Что‑ то с ним? »

Гул мотора, нестерпимо громкий, все нарастал, вот он обратился в оглушительный рев. Казалось, шла целая мотодивизия. А это проехал всего‑ навсего один грузовик. Проехал со всем своим шумом и светом, оставив после себя темноту и тишину, такую страшную, что ребята еще долго не решались поднять голову.

– Эй, – услышали они приглушенный оклик.

Это звал Володя.

– Иди к нам, – обрадованно ответил Борис. – Я думаю так, – продолжал он, когда они все трое собрались у провода, – вырежем кусок метров пятьдесят.

– А конец спрячем вон там. – Толя указал далеко в сторону, где кусты росли погуще. – Пускай поищут в кустах.

– Дело, – сказал Борис и вынул перочинный нож.

Ребята смотрели, как он сильными рывками перерезает провод. Еще мгновение, и в руках у него два разорванных конца.

– Берите этот конец и вдвоем – один берет здесь, другой подальше – тащите в те кусты. Я пошел резать в другом месте.

– А куда вырезанный кусок? – спросил Толя. – Не оставлять же фашистам?

– Я намотаю его на себя, – сказал Борис.

– А если нас поймают?

– Ну, если поймают, то все едино…

Теперь им было не так страшно. Их веселила мысль о немецком связном, которому придется полазить по кустам в поисках концов.

Обратно ребята уже не ползли. Луна зашла, и теперь они почти бежали по темной степи. Нужно было непременно отойти подальше от дороги.

Когда подходили к селу, уже светало. Грязные, исцарапанные, обессилевшие, разбрелись они по домам. Провод был закопан в песке, у речного обрыва.