Послесловие 10 страница

Пора! Или рано? Алекс сунул руку под юбку, вытащил полученную от Гупты бумажку с магическим заклинанием, вскрыл печать и вслух прочитал:

Зигги-Загги-Зо!

Не видит тебя никто!

Тело задергалось, словно через него пропустили электричество. На коже моментально высыпали пупырышки, будто по нему поползли многоногие волосатые гусеницы. Дергаясь и извиваясь, Алекс взлетел по ведущим к галерее крутым ступенькам, проскользнул ужом мимо арфистов, барабанщиков и флейтистов. Как странно – никто и бровью не повел, никто не стрельнул в него глазами, никто не зашипел, хотя Алекс чувствовал себя исполнителем танца святого Витта. Это потому что я невидимый. Меня никто не видит. Я должен в это верить.

Около гонга стоял маг, целиком поглощенный происходящими внизу событиями. За его спиной виднелся декоративный выступ, о котором, наверное, и говорила Фессания. Алекс протиснулся мимо мага и увидел три отверстия. Он всунул в них пальцы и повернул. Крышка отошла в сторону.

Удар гонга – БОООНГ! – и сердце застучало, заухало, как кожа на барабане. Гудело совсем близко. Бооонг, бооонг, бооонг разносилось по залу. Гонг словно отбивал час. Бооонг, бооонг.

Алекс украдкой посмотрел в зал. Мардук направлялся к трону.

Последний удар. Эхо повисло в воздухе. Все замерло.

Алекс слышал голос обращающегося к гостям Мардука, но в зал уже не смотрел. За крышкой выступа было что-то, смутно знакомое по далекому, затянутому туманом будущему. Пальцы нащупали в полости щель для кассеты. Он вытащил свиток, сунул его в черный пластиковый зев и пригнулся, внимая Мардуку. Его все еще трясло.

– …да свершится священное жертвоприношение! Зал встрепенулся, ахнул и застыл.

– …дитя Вавилона да будет предано огню внутри быка моего…

Рано? Нет, как бы не поздно! Алекс торопливо ткнул пальцем в кнопку, и на панели вспыхнул крохотный красный глаз.

Он быстро вернул крышку на место. Маг у гонга не сводил глаз с разворачивающейся внизу сцены. Алекс прошмыгнул за его спиной, прокрался мимо музыкантов и уже спускался по лестнице, когда зал снова ахнул, а взметнувшиеся было вскрики покрыл громоподобный голос.

Он опасливо выглянул из-за закрывающего лестницу полога, но предосторожность была напрасной – взоры всех притянула излучающая свет гигантская фигура Мардука, стоявшего у бронзового идола. Его реальный двойник, на которого внезапное появление бога произвело впечатление столь же ошеломляющее, словно съежился и поник.

– …без злоупотребления властью! – прогремел бог. Откуда шел этот голос? Из быка? – Несчастного сего младенца унесите от огня, и да будет радость всем!

Съежившийся от страха маг держал на руках ребенка, мальчика лет четырех-пяти, по-видимому, опоенного, но не потерявшего сознание; голова его свешивалась то в одну, то в другую сторону. Алекс вдруг обнаружил, что уже не трясется в конвульсиях.

– И да не будет ни один бог иметь верховенство над другими в совете богов! Я всего лишь первый среди равных! Возрадуйтесь! И да войдет в наш город новая жизнь!

На лице оправившегося от шока отца Фессании появилось между тем вкрадчивое, любезное выражение. Поняв, что речь подошла к концу, он поклонился видению, и в этот миг голографический образ исчез, так что кланялся заместитель Мардука пустому месту.

Шепоток приглушенных голосов пронесся над залом и вернулся, нарастая, гулом растревоженного роя. Мардук что-то сказал магу, который тут же унес раскисшего мальчугана, и, повернувшись к галерее, подал знак. Удар гонга призвал гостей к молчанию.

– Бог наш явил себя мне! – воскликнул отец Фессании. – Жертва была объявлена для проверки покорности его воле. Божественное вмешательство доказало милосердие Мардука, твердого, но и щедрого правителя. И разве не призвал он вас возрадоваться? Так чего же ждете? Начинайте! Этот год будет особенно плодоносным!

Гости, чей аппетит разожгло выпитое вино, не нуждались в дополнительном приглашении, чтобы наброситься на яства, не забывая, однако, смаковать и главное блюдо праздника – случившуюся на их глазах скандальную мистерию!

Мардук занял место на троне рядом с супругой, с которой ему вскоре предстояло расстаться. Выпил. Посовещался с магом. Тем временем на галерее наблюдалась некая суета, не мешавшая, впрочем, музыкантам заниматься своим делом. Мардук жестом подозвал Шазара, который после короткого разговора вернулся к столу и продолжил набивать живот. Дебора участия в общей трапезе не принимала – мешали накидки или понятная, принимая во внимание приближающийся критический момент, нервозность. Постепенно настроение Мардука улучшилось.

У Алекса же все внимание уходило на то, чтобы следить за перемещениями магов и храмовых рабов и избегать по мере возможности ненужных контактов. Жаль, лестницей почти никто не пользовался, а то он мог бы подняться и, выскользнув из зала, раствориться в толпе.

Что, уйти, не дождавшись главного события? Он чуть не забыл о том, чего с нетерпением ждали едва ли не все остальные.

Поленья облили маслом и подожгли. В бронзовом чудище загудело пламя, из ноздрей потянулись ниточки дыма, но внутри идола никто не закричал.

Кружились танцовщицы, змеились, взлетая и опадая, радужные и белые ленты.

Через пятнадцать минут столы выглядели так, словно подверглись нашествию саранчи. Нехватка стульев не мешала стоящим состязаться с сидящими в борьбе за лучшие куски. Алекс заметил, как Нингаль-Дамекин вступила в жаркую схватку с вторгшимся на ее территорию вавилонянином с горящими, как у голодного волка, глазами. В такой ситуации клейменому рабу рассчитывать было не на что. Не хватало только, чтобы какая-нибудь старушка подняла шум. Не желая привлекать к себе внимания, Алекс время от времени двигал челюстями и глотал слюну. С той же целью он перемещался от одной колонны к другой, от одной кучки гостей к другой, нигде не задерживаясь надолго. К Музи и его родителям Алекс старался не приближаться.

Один из магов принес к алтарю черную накидку. Мардук поднялся. Ударил гонг. Шазар тоже встал и вышел вперед, ведя за собой ту, лица которой еще никто не видел. Рыжеволосая оставила трон, в последний раз, словно прощаясь, проведя ладонью по резному подлокотнику.

– Я отдаю Зарпанит, – воскликнул Мардук, – и возвращаю Зарпанит.

– Я вручаю дар Сина, – провозгласил Шазар.

Будто в приступе ярости рыжая начала срывать покровы с соперницы и преемницы. Не успела публика опомниться, как ца Деборе не осталось ничего.

– А-а-а! – послышалось тут и там, но большая часть зрителей не издала ни звука, напряженно следя за происходящим.

Алекс обернулся, рассчитывая встретить любопытный взгляд Фессании, но она смотрела туда же, куда и все, – похоже, ей не было никакого дела до того, наблюдает он за Деборой или нет. Вот так Алекс пропустил самое главное. Когда он повернулся, голову Деборы уже венчала диадема, а Мардук накидывал на плечи невесты накидку. Все, что досталось Алексу, – мимолетное мгновение созерцания обнаженного женского естества. Ни насладиться впечатлением, ни углядеть детали, ни оценить достоинства Деборы он не успел – закутав женщину, Мардук увлек ее к освободившемуся трону.

Алекс перевел дыхание.

Кто-то ткнул его в бок.

– Высший класс, а?

– Не знаю, – искренне ответил он. – Ни черта я не знаю.

– О? Тебя кастрировали?

– Нет, у меня близорукость, – съязвил Алекс. Где рыжая? Уже ушла.

Момент публичного обнажения минул, и Дебора выглядела вполне довольной собой и улыбалась Мардуку. Он наклонился поцеловать невесту, и щупальца бороды поползли по ее груди, точно мохнатые пальцы. Мардук опустился на трон, парочка пошепталась, и бог погрузился в задумчивое молчание, из которого его вывел удар гонга. Он поднялся и, сопровождаемый восторженными криками и сальными советами, увел свою царицу из зала.

С их уходом все и закончилось. Алекс пробрался к Фессании, которая едва удостоила его беглым взглядом.

Вместе с тетушкой они присоединились к устремившейся на выход толпе.

Нингаль-Дамекин все еще находилась под впечатлением случившегося раньше.

– Не знаю, что и думать! Какой конфуз! Я так испугалась за этого несчастного ребенка, пусть даже и сына какого-нибудь бродяги.

– Сжечь такого – все равно что подколоть лисенка на охоте, – вскользь заметила Фессания. – А, Гибил! Можно вас на пару слов?

Никто не удивился, что в тот вечер отец Фессании не появился на вечерней молитве. Позднее, когда двор уже погрузился в сумерки, она отозвала своего раба в сторонку.

– Отлично сработано, Алекс! Завтра Гибил собирается предложить внести некоторые изменения в договоренности относительно того, где поселятся новобрачные после великого события.

– Хорошо. Знаешь, я тут думал… Все это могло ведь случиться и без нашего вмешательства.

– Ты имеешь в виду, если бы свиток достиг первоначального места назначения? Если бы он не попал в наши руки?

– Да.

– Может быть, но тогда бы я не смогла им воспользоваться. В любом случае получатели свое дело знают плохо. Держу пари, им неведом секрет невидимости.

– Но они также не знали и того, что мы намерены пустить его в ход! Подкупленный Мори маг сообщником быть не мог, иначе он ни за что бы не вернул свиток.

– Какой сюрприз для заговорщиков! То-то, должно быть, удивляются, как это все получилось без их участия.

– Гм!..

– В чем дело?

– Если бы я возлагал надежды на свиток и он пропал, я бы разработал альтернативный план. Может быть, даже не один.

– Какого рода план? Ничего странного ведь больше не случилось.

– Это-то меня и удивляет. Главным событием сегодня должно было стать жертвоприношение, так? Предположим, у меня бы что-то не получилось, и что тогда? Как бы они сорвали жертвоприношение?

– Не знаю… Огонь горел по-настоящему. И поленья были смочены маслом, а не водой.

– Бык! Что-то с быком! Планировалось, что маг поднимется на быка и опустит мальчишку внутрь.

– Да?

– В конечном итоге он так и не поднялся. А если бы поднялся и открыл крышку, то… что бы он там обнаружил? Скорее всего что-то такое, что помешало бы положить туда жертву. Может быть, что-то жуткое, что испугало бы его. Или что-то такое, что могло быть сочтено дурным предзнаменованием.

– Например?

– Ну, не знаю. Что-то опасное… клубок змей или шипящую кобру. Нечто ужасное и отвратительное. Спорю на что хочешь, они заготовили какой-то сюрприз. Так что никакой необходимости использовать свиток не было.

– М-м… Мой отец ведь мог получить предупреждение из дворца… насчет нас. С другой стороны, если представить клубок раздутых шипящих кобр! Впрочем, кобры, почувствовав жар, наверное, попытались бы выползти, вылезти через ноздри. Вот была бы картинка! Шипящие, ядовитые сопли!

На следующий вечер Мардук все же появился в молельне.

– Я получил послание от Гибила, написанное, очевидно, по наущению моей дочери, – не тратя время на околичности, начал он. – В нем сообщается – в достаточно вежливой форме, – что Музи намерен забрать невесту из этого дома и поселиться с ней в другом месте.

– О нет, нет! – воскликнула в отчаянии Нингаль-Дамекин. – После всего, что я сделала для удобства дорогого Музи! После всех трудов… И так внезапно… в последний момент. Это очень, очень плохо.

– Молчи, – оборвал ее причитания Мардук. – Выбирать не приходится. Обстоятельства изменились. После ясного и очевидного божественного вмешательства…

– Не странно ли? – вмешалась Фессания. – Похоже, у Мардука появились хитроумные враги. А что, он и впрямь намеревался убить ребенка?

Ее отец удрученно покачал головой.

– Такая мерзость… на моей свадьбе…

– Божественное вмешательство, папочка, не может быть мерзостью.

– Если бы дело только этим и ограничилось!

– Неужели было что-то еще? Я, кажется, ничего такого не заметила.

Некоторое время Мардук молчал, словно колеблясь между желанием поделиться с кем-то своими неприятностями и привычной осторожностью.

– Фессания, у тебя острый ум. Мой идол подвергся осквернению.

– Вот как. И осквернили его те же, кто устроил божественное вмешательство.

Мардук не стал возражать.

– Как такое могло случиться? После того, как твой раб вломился в мой храм…

– Он понес наказание за любопытство.

– Я не виню его. Наоборот, раба стоило бы поблагодарить. Из-за него я сменил магическое слово, открывающее как двери храма, так и нижний переход. Проникнуть в храм по туннелю из дворца или Вавилонской башни невозможно. Вот в чем загадка.

– Предателем мог оказаться кто-то из твоих магов.

– Новое слово никто не знает. Я никому его не говорил. Уверен.

Фессания ненадолго задумалась.

– Но ведь ты мог повторять слово про себя, чтобы не забыть.

– Что ты имеешь в виду? Что я хожу во сне? Что это я сам, того не сознавая, осквернил собственный храм?

– Осквернил как? Может быть, ключ в этом?

Нингаль-Дамекин, слушавшая поразительные откровения своего брата с открытым ртом, прикрылась ладошкой, чтобы не помешать дальнейшим излияниям неуместным словом или восклицанием.

– В него подложили тело прокаженного… если судить по обгоревшим останкам. И этими своими обезображенными пальцами он намеревался схватить любого, кто открыл бы моего быка!

– Откуда ты знаешь, что то был настоящий прокаженный? Не думаю, что огонь облегчил опознание. Любой труп можно обработать так, что он станет похожим на тело прокаженного. Обрубить пальцы и все такое.

– Нет, прокаженный был настоящий, на этот счет сомнений быть не может! Разве их нет в Вавилонской башне? Ради достижения своих целей заговорщики вполне могли убить одного из этих несчастных.

– Кому доставляет удовольствие возиться с телом прокаженного? Думаю, то был труп обычного человека, обработанный соответствующим образом. Не так уж и трудно. На мой взгляд.

– Ну конечно, – прорычал Мардук. – Конечно!

– Остается лишь выяснить, как предатель узнал магическое слово, чтобы открыть дверь и протащить тело в храм. Есть только один ответ: ты сам назвал слово.

– Я никому не говорил.

– Ты произносил его про себя. И, наверное, даже проговаривал вслух. Слово, о котором постоянно думал. Которое нельзя забыть. Может быть, бормотал во сне. Предыдущая Зарпанит провела последние ночи вместе с тобой?

– Разумеется.

– И что? Как она относилась к неизбежной отставке? К путешествию в Нижний мир?

– Принимала как неизбежное. Смиренно.

– Или жаждала мести? Надеялась заслужить благосклонность Нижнего мира, если козни против тебя строит именно Нижний мир? А может быть, она всегда была твоим врагом и просто выжидала удобного случая?

– Я произнес слово во сне, и она подслушала? Хорошая мысль. Если так, то все сходится. Все получает объяснение.

– Может быть, Мардуку следовало бы почаще советоваться со своей дочерью?

– Может быть. Что ж, мои планы отсрочены, но не отменены. И ты должна произвести на свет мальчика.

С этими словами Мардук исчез.

– Здорово придумано – свалить вину на предыдущую Зарпанит.

– С трупом прокаженного так скорее всего и получилось. Теперь отец уверен, что и подброшенное тело, и явление Мардука – дело рук одного и того же человека. Отличный ход. Из дворца предупреждений не было, значит, в поддержке ему отказано. По-видимому, его уже списали со счетов как неудачника. Полагаю, Аристандр потерял интерес к игре.

– Предупреждений не было пока.

– Полагаю, и не будет. А новость об участии в заговоре дочери могли приберечь до лучших времен – это ведь потенциальный рычаг давления. Не исключаю, что дворец даже откажется прислать врача, который помог бы обеспечить рождение мальчика. Дадут какие-нибудь бесполезные снадобья. В общем, на них полагаться бесполезно.

– Теперь мы знаем, что туннель идет до самого дворца.

– Отец проговорился, что злоумышленник мог прийти как из Вавилонской башни, так и из дворца. Значит, подозревает приближенных царя.

– Знаешь, когда ты заговорила, я даже испугался – подумал, ну вот и все, сейчас проболтается.

– Я знаю его лучше, чем ты, и сразу поняла, что он встревожен и растерян, не понимает, что случилось и как это могло произойти. – Фессания радостно потерла руки. – И я решила загадку! Выявила врага! Указала змею, которую он пригрел на груди!

– Какой бог в прошлом году выбирал для Мардука невесту?

Она рассмеялась.

– Иштар. Думаю, Алекс, мы сегодня же приступим к операции «Зачатие»! Я готова. Жду тебя в полночь в моей постели. Приходи и не пожалеешь. Я буду вся твоя.

В назначенный час, ближе к полуночи, Алекс пробрался к дому, прокрался на ощупь по темной лестнице, прошел на цыпочках по коридору.

Скользнув бесшумно за тростниковую дверь, он наткнулся на тяжелый полог, повешенный Фессанией, должно быть, специально, чтобы приглушить какие-либо исходящие звуки. Проникнув за него, Алекс достаточно ясно рассмотрел кровать и свернувшуюся под одеялом фигуру. На темно-сером фоне в раме окна висела в нижнем углу раздувшаяся бледно-желтая луна.

– Я здесь, – шепнул он.

Никто не ответил. Фессания спала.

В какой-то момент в голове зашевелились тревожные мысли. Что, если Фессания уложила в комнате одну из служанок, а сама перебралась на крышу – понежиться в призрачном свете луны? Но нет, в лице спящей проступали знакомые черты. И что дальше? Он сбросил юбку, развязал набедренную повязку и, опустившись на колено, зажал Фессании рот ладонью.

Женщина под одеялом задергалась. Алекс отбросил одеяло – она спала без одежды – и прижался к теплому и мягкому женскому телу. Фессания обняла его, не трогая спину. Он убрал руку с ее губ, но тут же наложил на них другую печать молчания. Возражений не последовало, и поцелуй углубился.

К удивлению Алекса, Фессания вовсе не собиралась довольствоваться пассивной ролью похотливой изнеженной госпожи, отдающей себя во власть варвару-рабу, и, вывернувшись, оседлала его. Лежа на еще помнящей кнут спине, он терпеливо ждал, пока Фессания совладает с непокорным членом, вберет его в себя, сожмет бедра. Подпрыгивая, она пыхтела, как будто уже рожала, и быстро исторгла из него фонтан горячего семени, после чего обмякла и упала. Некоторое время они лежали, постанывая, сопя и урча, словно две наигравшиеся кошки.

– Вытекает, – прошептал он, почувствовав сырость.

– На тебя. И не все. Уверена, что-то осталось. Пятно на простыне тебя не выдаст. А теперь, когда соку поубавилось, возьми меня сзади, по-звериному. – Распростершись на кровати, она выставила зад и развела ноги.

Алекс сделал как велено и оставался с ней еще с час, к концу которого ее уже клонило в сон. Когда он освободился, Фессания попыталась протестовать, но не словами, а недовольным ворчанием.

– Мне надо уходить, а то усну и прозеваю рассвет, – объяснил Алекс, целуя ее в ухо.

Он оделся и осторожно проделал обратный путь до своего тюфяка под фиговым деревом в залитом жемчужным сиянием дворе, почти не чувствуя растворившейся в сладкой усталости боли.

* * *

Визит повторился на следующую ночь. И еще на следующую. К тому времени Алекс уже не сомневался, что у них не просто секс – они занимаются любовью.

Днем в доме царил относительный покой, чего не было бы, обоснуйся здесь Музи со своей свитой и гнедым жеребцом по кличке Галла, названным так в честь безжалостно преследующих добычу демонов.

Тем не менее Нингаль-Дамекин без устали царапала палочкой по вощеным дощечкам и расхаживала по дому походкой протершего седло всадника. Во дворе то и дело мелькали торговцы, доставлявшие продукты и вино, мастера, устанавливавшие и украшавшие столы – столовая вместить всех гостей определенно не могла. Прибывавшие свадебные подарки выставлялись на всеобщее обозрение в обеденной комнате: китайская ваза с драконами, нефритовая статуэтка, изображающая властного вида особу, двенадцать локтей шелка, две амфоры отменного вина, прекрасное кожаное седло, копье и еще много всего. Гупта прислал два зеркала, соединенных таким образом, что, раскладываясь, они смотрели одно на другое, как счастливая пара. Из храма Мардука прибыло приданое – мешочек с золотом.

Работы хватало: двор требовалось постоянно подметать и опрыскивать водой от пыли, молельню содержать в чистоте и вылизывать до блеска. В кухне, средь клубов пара и дыма, без устали трудилась Мама Забала, производя горы отходов, которые нужно было выносить на улицу и рассеивать по всему дорожному полотну.

Между тем сама Фессания по большей части сидела в своей комнате, не замечая общей суеты и сочиняя – как она сообщила своей перепуганной тетушке – поэму.

В ночь накануне свадьбы, когда они лежали в постели, Алекс спросил:

– Ты действительно сочиняешь поэму?

– Да. Но она существует пока только у меня в голове. Называется «Блудницы Вавилона».

– Почитаешь?

– Она еще не закончена, Алике Фалл икс.

– А когда будет закончена?

– Через девять месяцев.

– Понятно. Но и это еще не точно.

– Все будет в порядке, если только сильно верить. Тогда мое лоно не отряхнет зачатый плод. Между прочим, я распорядилась, чтобы Нингаль-Дамекин отправила приглашение Гупте. Раз уж Гупта будет моим наставником, гуру невидимости, то пусть Музи постепенно привыкает к нему.

– Твой отец появится?

– После всех ценных советов и подсказок, которые он от меня получил, с его стороны было бы оскорблением не прийти. И Гибилу это тоже не понравилось бы. А что же не спрашиваешь про новую Зарпанит?

– Сказать по правде, я бы предпочел ее не видеть.

– Думаю, увидишь.

Разумеется, Фессания оказалась права.

В день великого торжества Мардук с Деборой-Зарпанит последними из гостей прибыли к парадному входу на четырехколесной повозке и в сопровождении трех магов и взвода солдат. Двор и столовая уже были заполнены людьми. Жених с отцом нетерпеливо ходили по кругу. Нингаль-Дамекин держалась рядом, хотя ей и стоило больших усилий не отставать. Фессания задерживалась наверху, где взбивала свадебный парик. В молельне так или иначе вовлеченные в различные судебные разбирательства гости старательно обхаживали мирового судью, которому и предстояло провести обряд бракосочетания. Алекс, едва успевавший наполнять вином опустошаемые с неимоверной быстротой кубки, обменивался впечатлениями с Гуптой.

– Исходя из того, что мне оказана высокая честь быть приглашенным, я делаю вывод, что ваша миссия успешно завершена. Только не говорите, в чем она заключалась!

– Не скажу, великий гуру.

– Ха-ха. Гуру для одной благородной госпожи, желающей научиться незаметно ускользать из дому. Нужно быть очень осторожным, чтобы не стать для непоседливой госпожи игрушкой, исполнителем сомнительных поручений и помощником в опасных предприятиях, рисковать участием в которых не стал бы ни один здравомыслящий человек. Тот, кто ступил на этот путь однажды, редко находит силы сойти с него потом. – Индиец пристально посмотрел на Алекса. – Ну что, в вашем случае дело обстоит именно так?

Гупта как новый Мориель – если только вовремя не отойдет в сторону? Не для этого ли Фессании понадобился персональный гуру? Уроки искусства невидимости всего лишь предлог, завеса? С одной стороны, Фессания вроде бы исправилась, переродилась как в эмоциональном, так и в этическом плане, с другой – старые привычки так сразу не изживешь. А может быть, изживать их полностью бессмысленно, потому как они жизненно необходимы для выживания – или по меньшей мере успеха – в этом хаосе?

Гупта усмехнулся.

– Боюсь, Алекс, ваше лицо, даже отмеченное печатью льва для отвлечения внимания, остается открытой книгой! Но из-за меня вам беспокоиться не стоит. Тому, кто заговорил кобру животного царства, ничего не стоит справиться со змеями человеческого мира, даже самыми недоверчивыми. По сути своей мы вес – кобры, но это идет не от головы, а от того, что кроется в нашей основе, поближе к крестцу. Мозг не столько оттачивает, сколько притупляет инстинкты, стремясь полагаться во всем на ум. Госпожа Фессания приобретет нечто большее, чем умение быть невидимой. Ей нужно постичь искусство ясности. Это первое необходимое условие невидимости: становиться прозрачным, без единого пятнышка, листом стекла. Когда это случится, вы, любящий ее, тоже, может быть, постигнете мудрость ясности.

– Любящий ее? Эй, помолчите-ка! Что вы хотите этим сказать?

– Как я могу что-то сказать, если вы призвали меня помолчать? Впрочем, в том нет необходимости. Панда-ром между вами мне не быть – ведь вы живете в ее доме, тогда как я здесь только гость.

В этот момент во двор вошел сам бог-жрец рука об руку с Деборой-Зарпанит, обряженной в накидки, скрывавшие все, кроме лица. У ворот остались двое солдат. С улицы доносились конское ржание и голоса других солдат.

Пара направилась в молельню, и взгляд Деборы скользнул по лицу Алекса. Похоже, она его не узнала, для нее он был теперь всего лишь одним из рабов. Позднее, оказавшись рядом с ней и имея возможность шепнуть что-нибудь на ухо, Алекс не воспользовался случаем. Для нее, подумал он, я стал невидимкой. Мысль эта не опечалила, а обрадовала; он почувствовал, что образ Деборы тускнеет, становясь незнакомым и чужим.

Фессания, облаченная в белый атлас, с пышным париком на голове и раскрашенным золотом и серебром лицом, спустилась наконец во двор.

После окончания торжественных церемоний процессия выступила в путь. Финансист Гибил приобрел для молодоженов дом в новом городе, на другой стороне реки, побывать в котором невеста еще не успела.

Фессания и Музи ехали в одной колеснице, родители жениха – в другой, а Аншар, Мама Забала, Алекс и пара служанок следовали за ними пешим порядком. Далее тянулись тележки и повозки, груженные предметами личного обихода и свадебными подарками. Специально для переезда были наняты носильщики. Замыкали шествие солдаты, охранявшие богатства от посягательств воров и грабителей. Солдат предоставил Мардук, вернувшийся в свой храм с супругой и под охраной одних только магов.

Пракс остался на улице Писцов в качестве управляющего. Ему еще предстояло нанять слуг для содержания опустевшего дома в порядке. В новом доме обязанности Пракса исполнял личный слуга Музи, получивший повышение распоряжением самого Гибила. Последний также озаботился поиском нового привратника, поскольку присутствие на этом посту хромого чернокожего могло, по мнению госпожи Гибил, оказать нежелательное влияние на вынашиваемый невесткой плод. Судьба старого дома оставалась неясной, хотя наличие тайного подземного хода, связывавшего молельню с храмом и дворцом, требовало сохранения его в собственности Мардука. Нингаль-Дамекин (тоже оставшаяся на улице Писцов) уже заявила, что будет пользоваться им как городским жильем в те редкие моменты, когда, оторвавшись с неохотой от излюбленных деревенских забав, приедет в Вавилон по делам.

Находился в процессии и некий греческий врач по имени Кассандр. На свадьбу он явился в качестве гостя Мардука, с переброшенной через плечо кожаной сумкой и всеми положенными атрибутами своей профессии. У него были вьющиеся посеребренные волосы, гладко выбритое лицо и приятные, располагающие манеры. Острый крючковатый нос мог бы служить инструментом для удаления червяков из подошв и между пальцев пациентов. При первом разговоре Фессания забросала грека комплиментами, на которые он оказался весьма падок. Словоохотливый врач, в свою очередь, сыпал умными анекдотами. Обслуживание не стесненных в средствах больных явно благотворно сказалось на его привычках и смягчило отношение к тем, кто не выказывал сомнений в его диагнозах. Сопротивление и несогласие с предписанными методами и средствами грозило использованием по назначению хищного клюва. Именно Кассандру надлежало обеспечить Фессанию снадобьями, необходимыми для рождения сына. Ему же предстояло вскрыть роженицу в нужный момент для безопасного извлечения младенца и зашить ее потом. Визит в новый дом носил характер ознакомительного.

Достигнув прибрежной дороги, процессия прошествовала по ней мимо Евфратских ворот храма Мардука в направлении моста. Сидевший в колеснице Музи время от времени бросал мелкие монеты уличным мальчишкам, поощряя их активность в борьбе за подачку громкими криками: «Хватай! Блокируй! Ныряй! Смелей! Есть, завалил! »

Переправившись через реку, они продолжили путь по Адабской дороге, которая в конце концов уперлась во врата Адаба, ворота бурь. На пересечении с улицей Ларса кортеж свернул на юг. В отличие от центральных районов, где строения жались друг к другу и подступали к самой дороге, пряча садики во дворе, в пригороде дома были окружены высокими стенами.

Новое жилище Музи находилось на некотором удалении от улицы Ларса и являло собой компромисс, сочетавший удобства проживания в пригороде, относительную близость к сердцу метрополии и удобный выезд из города для Музи, выезжавшего на охоту через южные ворота Ларса.

Наконец голова колонны достигла ворот, установленных в высокой стене, украшенной зубцами пик. Крохотная будка привратника оказалась достаточно просторной, чтобы вместить плотного, атлетического сложения молодца, который выступил из нее, выжидающе поглядывая на прибывших и прижимая к обнаженной груди короткий меч. Голова его покоилась прямо на широких плечах, прекрасно обходясь и без шеи. Жесткие черные волосы были как будто скошены с черепа одним взмахом широкого острого серпа. Красный нос предполагал наличие известной слабости характера – он вполне мог быть пьяницей того не столь уж редкого типа, представители которого, быстро достигая точки кипения, превращаются в неуправляемый злобный автомат.

Прежде чем колесница успела миновать ворота, Фессания вытянула руку с указующим перстом.