Словарь имен и реалий 16 страница

– Что случилось?

– Меня призывают, – невнятно произнес он и исчез, не дожидаясь ее ответа.

Когда через полчаса он не вернулся, Анью охватила паника. Души ли умерших призвали его или Кронос? Стоит ли ей уже начать поиски? И откуда, черт возьми, начинать?..

Внезапно появился Люсьен, живой‑ здоровый, и удобно устроился подле нее. Ее окутало его восхитительное тепло, а он со вздохом закрыл глаза.

– Глупые души, – пробормотал он. Теперь в его голосе звучало сожаление, смешанное с огорчением. – Зачем сопротивляются?

Испытывая огромное облегчение, Анья прильнула к нему и принялась рисовать пальцем сердечки у него на груди. Те несколько раз, когда Люсьен при ней отправлялся выполнять свои обязанности, он справлялся за пару минут. Ей хотелось узнать, что заставило его сегодня задержаться. Оставалось только гадать. Неужели мертвецов оказалось так много?

– В следующий раз предупреди меня, и я пойду с тобой.

Люсьен открыл глаза и внимательно на нее посмотрел:

– Почему ты хочешь посетить ад?

«Чтобы тебе не пришлось тащить свою ношу в одиночку», – подумала она, а вслух сказала:

– Это может быть весело.

– Не весело, поверь мне. – Он провел вверх и вниз по ее руке, и она заметила заживающий порез на запястье.

Один из духов поранил его? Если так, то ему крупно повезло, что он уже мертв!

– Просто возьми меня. Ладно? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, я буду твоей вишенкой на торте. Я хочу пойти с тобой.

Положив ладонь ей на грудь, он поцеловал оставленную на ее шее отметину.

– Взять тебя. М‑ м‑ м, мне нравится, как это звучит.

Его член встал и уперся в ее клитор. Простонав, она развела ноги.

– Это не то, что я имела в виду, но мне нравится ход твоих мыслей.

Посмеиваясь, он продолжил «брать ее» на пик наслаждения. Только позднее она поняла, что он так и не дал ей ответа.

Глава 14

Парис медленно разлепил веки. Они были тяжелы, словно на каждом лежало по увесистому валуну. Во рту пересохло и воняло так, будто кто‑ то умер там внутри, а кожа нестерпимо чесалась. Его щиколотки и запястья закованы во что‑ то холодное и тяжелое.

Что с ним, черт подери, случилось? Где он? Он не помнил, чтобы соглашался поиграть в садо‑ мазо с… как бы там ее ни звали.

– Хорошо. Ты наконец‑ то очнулся.

Он узнал этот сладенький невинный голосок, но не мог соотнести его с лицом. Нахмурился. Перед ним пульсировали белые огоньки, и он заморгал, чтобы увлажнить глаза. Последнее, что он помнил, – это поцелуй с женщиной. На поверхность сознания наконец‑ то вынырнули теплый взгляд ее ореховых глаз и каштановые кудри. Веснушки, заурядное лицо.

Он целовал эту женщину – как там ее звали? – а потом вырубился. Правильно?

– Парис, – позвала она, и теперь ее голос звенел сталью. Внезапно она склонилась над ним.

Только что вспомнившиеся ему заурядные черты нарисовались перед его глазами. Дрожащей рукой он потер лицо, стараясь сориентироваться. На запястье звякнули цепи. Она что… Определенно нет. Она не настолько сильна, чтобы свалить его.

Должно быть, на него напали охотники.

– Они заперли нас? – проскрипел он. В голове стоял густой туман, разогнать который никак не удавалось. У него давно не было секса, что объясняло и слабость, и то, что его одолели.

– Это я тебя заперла, – со вздохом сообщила женщина.

«Что она сделала? »

Несмотря на туман, Парис целиком сосредоточил внимание на женщине. Ее волосы были стянуты в тугой узел на затылке, веснушки скрыты макияжем, а глаза за очками с толстыми стеклами казались увеличенными.

Его плоть мгновенно восстала.

– Зачем тебе делать такое?

– Неужели не догадываешься?

Протянув руку, она повернула его голову в сторону, изучая шею. Провела пальцем по болезненной точке. «Колотая рана», – догадался Парис, и ответ на его вопрос родился сам.

– Ты мой враг.

Хотя кровь его, похоже, застыла в жилах, каждая клеточка тела вибрировала от ее прикосновения, желая большего. А вот женщина не выглядела хоть сколько‑ нибудь возбужденной. Она казалась очень деловой, спокойной и уравновешенной.

– Да. И рана не исцеляется, – сказала она, нахмурив брови. – Я не хотела так сильно проткнуть тебя иглой и прошу за это прощения.

Она просит прощения? Ох, увольте! Парис снова прокрутил в голове их поцелуй. Ее горячий язычок у него во рту… ее груди в его руках, маленькие, но чувствительные… острая боль. Он прищурился.

– Ты обманула меня. Обвела вокруг пальца как несмышленыша.

– Да, – подтвердила она.

– Зачем? Только не говори, что ты наживка. Ты для этого недостаточно красива. – Он сказал это специально, чтобы сделать ей больно.

Щеки женщины зарделись, делая ее красивой, как бы Парис ни отрицал это секунду назад.

– Нет, я не наживка. Или, точнее сказать, я бы не подошла на эту роль для любого другого воина, кроме тебя. Тебе ведь плевать, кого трахать, правда, Разврат? – Каждое ее слово сочилось отвращением.

Он окинул ее взором:

– Очевидно, нет.

Румянец на щеках женщины усилился, а член Париса затвердел еще сильнее.

«Лежать, малыш».

– А ты не боишься, что я тебя обижу? – поинтересовался он вкрадчивым тоном.

– Нет. – Ее темная бровь выгнулась дугой. – У тебя не хватит сил. Уж об этом я позаботилась.

«Не зли ее, идиот. Соблазни ее, верни силы и разнеси это место в щепки».

Он заставил смягчиться черты своего лица, запылать страстью. Как ни печально, но страсть ему симулировать не пришлось.

– Тебе понравилось быть в моих объятиях. Признайся же. Я знаю женщин и могу распознать вожделение. Ты сгорала от желания ко мне.

– Заткнись, – бросила она.

Эмоции. Превосходно.

– Не хочешь ли продолжить, пока не заявились твои дружки?

Она стиснула зубы и выпрямилась, увеличивая расстояние между ними. Без ее маячащего перед глазами лица, требующего внимания, Парис смог осмотреть комнату. Или скорее камеру. Грязный пол, вместо стен – решетки.

Он фыркнул от отвращения к самому себе. Нужно было действовать умнее и осторожнее, а он оказался беззаботен и глуп. Он практически преподнес себя охотникам на блюдечке с золотой каемочкой. Вот посмеются над ним остальные воины, когда узнают.

– Так ты, значит, охотник?

– Если под словом «охотник» ты подразумеваешь защитника всего доброго, правильного и справедливого, что есть в мире, то да. – Не глядя ему в глаза, женщина сняла часы и продемонстрировала татуировку бесконечности на запястье. – Меня всегда манили истории о демонах и их злодеяниях – я покупала о них книги, посещала лекции и семинары. Около года назад ко мне пришли люди и предложили к ним присоединиться. Я согласилась и ни дня об этом не пожалела.

Вид символа должен был вызвать у него приступ тошноты, как всегда случалось прежде. На этот раз у него язык закололо от желания провести им по ненавистному изображению.

– Что вы надеетесь со мной сделать? – спросил он, стараясь не поддаваться панике. Пока. Сотни лет назад охотники уже загоняли его в угол, и он сумел сбежать, отделавшись парой царапин.

И на этот раз будет так же, уж об этом он позаботится.

– Мы намерены провести над тобой эксперименты. Исследовать тебя. Использовать как приманку, чтобы захватить других демонов. А потом, когда найдем ларец Пандоры, вытянем из тебя демона, убив тебя и пленив монстра. – Снова она говорит так обыденно, будто они обсуждают меню предстоящего ужина.

Парис игриво подергал бровью:

– Только и всего?

– Пока что.

– Тогда можешь сразу меня убить, милочка. Мои друзья не сдадутся охотникам, чтобы спасти мою старую задницу. – Нет, они всех здесь перебьют.

– Это мы еще посмотрим, не так ли? – принимая оборонительную позицию, заявила она.

«Хватит с ней спорить». Ее надо очаровать любой ценой, хоть она и враг ему. Едва он кончит в нее, как сразу обретет силу убить всех, кто встанет на его пути. Даже ее, стерву.

Почему в него не вселили демона Насилия, как в Мэддокса? Тогда обретение силы не зависело бы ни от чего, кроме гнева. Гребаный демон Разврата! От него одни неприятности.

Пару раз демон, отчаявшись, принудил его обратиться к успокаивающему: «Не думай об этом. Не сейчас, когда ты должен поддерживать возбуждение».

– Милая, – позвал Парис хрипловатым тоном. – Прости, если я ранил твои чувства минутой ранее.

Просто я был очень зол, вот и сорвался на тебе. – Он снова заставил свое лицо смягчиться, слегка прикрыл веки и расслабил губы, словно готовясь к поцелую.

Она пригладила рукой волосы и посмотрела на свои белые теннисные туфли.

– Все нормально. Я понимаю. Ты раб своей зловещей натуры.

Она пробыла охотником всего год. По сути, она лишь наивный ребенок. Любой другой охотник тут же раскусил бы его. Обругал бы, ударил, но уж точно не лучился уязвимостью.

– Я считаю тебя красивой, – признался он. К сожалению, это была правда.

– Ты врешь.

– Нет. Это я раньше врал, называя тебя дурнушкой. Я захотел тебя, едва увидел. Представлял твое обнаженное тело в своей постели, твоя голова запрокинута, а руки, о, твои руки… – Он нашел их взглядом. Да. Они такие же гладкие и совершенные, как он запомнил. – Твои руки касаются источника влаги между ног, словно ты не в силах дождаться, когда я присоединюсь к тебе.

Говоря это, Парис проецировал образы в ее мозг. Таково единственное преимущество его демона. Он может оседлать голос Париса и войти в мысли смертного, показывая слушателю именно то, что описывает Парис.

В большинстве случаев он не любил пользоваться своим даром. Последующее чувство вины… ведь он заставлял людей желать того, чего они бы ни за что не захотели… точно так же поступал с ним демон. Но эта женщина охотник, поэтому и церемониться с ней незачем.

– Не… не говори так, – прошептала она. Ее била дрожь.

– Когда ты будешь балансировать на грани оргазма, я стану лизать тебя. Прямо между ног. А ты выкрикнешь мое имя.

Ее дыхание стало сбивчивым; соски затвердели под блузкой – белой блузкой, не скрывавшей кружевного бюстгальтера. Неожиданная нотка женственности, притом что одета она как сексуально забитая ледяная дева. Зачем, интересно?

Черные слаксы висят на ее ногах мешком, и теннисные туфли тяжелые, как у мужчины.

– Я погружусь в тебя по самый эфес, а затем лягу на спину, и ты будешь скакать на мне.

– Не говори подобных вещей, – задыхаясь, проскулила она. Оттянула воротничок своей блузки. – Ты – зло, и… и…

– Мужчина, жаждущий твоего прикосновения.

Про него можно было порассказать много чего нелицеприятного, но злом он точно не был. Он не убивал без разбору, не насиловал. Они с друзьями одаривали Будапешт деньгами, укрепляя экономику, кормя нуждающихся. Ведь это чего‑ то да стоит, не так ли?

Единственным злом являются сами охотники, видящие мир в черно‑ белых красках, чтобы оправдать бесконечное стремление к Утопии. При этом они сметают любого смертного, оказывающегося у них на пути.

У нее перехватило дыхание.

– Даже сейчас я представляю тебя обнаженной, – через силу продолжал Парис. – Твоя кожа раскраснелась, соски затвердели, между бедер капает влага.

Хватая ртом воздух, она закрыла глаза.

– П‑ прекрати. Пожалуйста!

– Ты отчаянно жаждешь мужского прикосновения, правда, милая? – «Как же, черт возьми, ее зовут? »

Парис никогда не запоминал имен. Ему это было не нужно, ведь любую женщину он мог поиметь лишь однажды. Кроме того, вовсе не улыбалось в порыве страсти выкрикнуть не то имя. Женщины почему‑ то воспринимают это как оскорбление.

– Иди сюда. Позволь мне дать тебе то, в чем ты нуждаешься.

– Это неправильно, – выдохнула она, но все же на шаг сократила расстояние между ними.

Его посадили на очень короткую цепь, поэтому он не мог протянуть к ней руку. Придется убедить ее все сделать самой.

– Я так хочу тебя. Мой дружок жаждет познакомиться с тобой. С тобой одной.

Женщина покрылась гусиной кожей.

Ее возбужденное лицо казалось почти прекрасным. У нее длинные ресницы – самые длинные из когда‑ либо виденных им – и пушистые.

– Потрогай свои груди вместо меня. Они жаждут прикосновения.

Она несмело потянулась и выполнила его приказ. С губ ее сорвался новый вздох.

– О боже!

– Хорошо. Очень хорошо.

– Я… я…

«Не давай ей времени на раздумья». Но, наблюдая за ней, Парис терял концентрацию.

– Расстегни штаны и запусти руку в трусики. Дотронься до своего клитора. Распространи влагу вокруг.

Женщина начала было делать, как он велит, но рука ее замерла на плоском животике.

– Я не могу. Не должна.

– Можешь. Должна. Ты же знаешь, что хочешь этого. Ты почувствуешь такое удовольствие.

– Нет, я… – Она тряхнула головой, и в ее глазах сверкнул ужас, словно ее мозг вот‑ вот прорвется сквозь паутину, которой Парис его опутал.

Париса охватили растерянность и удивление. Она не должна быть способной сопротивляться ему.

– Твой клитор жаждет прикосновения… сладенькая. Если тебе не хочется трогать себя, иди сюда, и я буду лизать тебя. Я буду лизать тебя до тех пор, пока ты не закричишь.

Не успел он договорить, как она зашагала к нему. Он облегченно выдохнул. Совсем… близко…

– Еще чуть‑ чуть, милая. Подойди поближе.

Однако, прежде чем подойти к нему вплотную, чтобы он смог стащить с нее штаны и пронзить языком ее горячие ножны – он бы отказался довести ее до оргазма, пока она не сядет верхом на его член, – она снова замерла.

– Ты называешь меня сладенькой и милой.

– Потому что ты и есть сладкая. Но так я не могу до тебя дотянуться, – пояснил Парис, стараясь не взвыть. – Еще немного поближе, – повторил он. – Умираю от желания к тебе.

– Как меня зовут? – вдруг спросила она довольно спокойным голосом.

Он стиснул зубы, и им овладела паника.

– Разве имя имеет значение? Ты хочешь меня, а я хочу тебя.

Нахмурившись, женщина попятилась от него.

– Ты даже не знаешь моего имени, а все‑ таки хочешь со мной переспать?

– О, поверь, спать я совсем не собираюсь.

– Меня предупреждали не доверять тебе. Меня предупреждали не подходить к тебе близко.

Паника нарастала, а надежда таяла на глазах.

– Сладенькая, давай…

– Заткнись! – Бросив на него сердитый взгляд, она потерла виски. – Не знаю, как тебе удалось это со мной проделать, заставить опуститься до подобного, но сейчас мне плевать. Больше никогда – никогда! – так не делай, или я сама тебя прибью, не дожидаясь, пока отыщется ларец.

Она зашагала прочь, открыла решетчатую дверь и захлопнула ее за собой, закрывая его внутри. Одного.

Для того, чтобы он слабел. Вот черт!

Мэддокс нес поднос с едой в подземелье. Ему было ненавистно, что Аэрон заперт подобным образом, но, как и у остальных воинов, иного решения у него не находилось. Некогда Аэрон обладал самой сильной волей среди всех них. Неистовый, но преданный, как и Люсьен, сурово держащий себя в руках, и такой же переменчивый, каким ранее был Мэддокс.

Вспоминая это, Мэддокс негромко засмеялся. Они с Аэроном любили устраивать состязания и провели много времени, оттачивая мастерство друг на друге. Когда Мэддокс терял контроль над своим демоном, именно Аэрон приходил ему на выручку. Теперь бедняга превратился в жалкую тень прежнего Аэрона. Дикий, грубый, исполненный ненависти.

Заполучи Аэрон свободу – тут же убьет четырех женщин по приказу богов. А убей он их – уже никогда не оправится от жажды крови. С самого начала Аэрон знал, что, забрав жизни невинных, он шагнет за грань.

Мэддокс понимал, каково ему.

Он сам убил Пандору через мгновение после того, как в его тело вошел демон Насилия. И провел несчетные века, расплачиваясь за это: его убивали тем же самым способом – наносили шесть адских ран в живот. Только он, в отличие от несчастной Пандоры, всегда просыпался на следующее утро со знанием того, что должен умереть опять.

Эшлин спасла его во всех смыслах этого слова, придала его жизни значение. А сейчас эта бесценная женщина носит его ребенка.

Как обычно, при этой мысли сердце его защемило, а в животе похолодело. Каким он будет отцом? Он уже любит малыша, зная, что станет защищать его, даже если его убьют и ему придется с боем выбираться из ада.

Он желал таких же семейных уз для Аэрона. Любви, отпущения грехов. Свободы. Пока что тот был полностью поглощен жаждой крови. Ему нельзя находиться даже среди воинов – своих друзей и собратьев. Что уж говорить о смертных женщинах? Поэтому Мэддокс не знал, как Аэрону найти женщину, которой будет по силам пленить его.

Пригибая голову, он спускался по ступенькам в подземелье, удивляясь, что не слышит стука когтей по решеткам. Первый раз за недели от стен не отражались звуки проклятий. Стояла жуткая тишина. Он поставил поднос на пол и поспешил вперед.

Когда Мэддокс достиг камеры Аэрона, его накрыла волна первобытного страха. Решетки погнуты.

Аэрон сбежал.

Выполняя роль стража, Рейес прохаживался по периметру притихшего и зловещего Римского храма с поросшими мхом стенами, пока его товарищи искали подсказки про Неназываемых. Поскольку Люсьен и остальные воины уже знали, откуда начинать поиск артефактов, то команда Сабина переключилась на сбор информации о титанах: их слабостях и врагах.

Несмотря на то что храм был погребен на дне морском, уцелевшие стены все еще запятнаны кровью – стены, сложенные из человеческих костей. Пока воинам не удалось хоть что‑ то найти. Не сработали даже кровавые подношения на алтарь. В сотый, наверное, раз Рейес задавался вопросом, что же случилось в этом храме во времена его расцвета. Порой он мог поклясться, что слышит вопли, пробивающиеся сквозь свист ветра.

Не так давно появлялся Люсьен, выглядевший как никогда расслабленным и пресыщенным. Можно даже сказать, счастливым. Что стало причиной подобной перемены? Или кто? Рейес завидовал, какой бы эта причина ни была. Завидовал и радовался за него. Но даже отвратительно счастливая кровь Люсьена не дала никакого результата. Ни видений, ни подсказок. А Рейес утомился от всей этой тщеты, от беспомощности и неудач.

Сегодня утром выпуски новостей по всему миру взорвались известиями о храмах. Рейес не мог сказать наверняка, почему храмы больше не скрыты от человеческих взоров. Но знал, что скоро начнут прибывать люди: охотники, туристы, искатели сокровищ и исследователи. Время стало на вес золота.

– Проклятье! – прорычал Рейес.

Он решил, что ему нужно испытать боль, в противном случае слетит с катушек и убьет кого‑ нибудь: смертного, воина – не важно.

– Я буду неподалеку, – сообщил он Сабину, проходя мимо него. – Если понадоблюсь – крикни.

Сабин не пытался его остановить. Теперь он был умнее.

Достигнув окружающего храм леса, Рейес вынул из ножен кинжал. Прислонился к ближайшему дереву с красными листьями, из‑ за цвета которых казалось, что ветки кровоточат, и начал вырезать крестики у себя на руке. С появлением глубоких порезов и крови, настоящей крови, его гнев поугас.

«Видела бы тебя сейчас Даника…»

Он фыркнул. Она и так его ненавидит. А теперешний его вид только усилил бы это безграничное чувство.

Зазвонил лежащий в кармане телефон, и Рейес раздраженно вздохнул. Сабин снабдил его этой штуковиной пару недель назад. Рейес не был уверен, что она ему нравится, – временами мужчине нужно отрешиться от всего, даже от контактов с себе подобными, – но телефон оставил. На всякий случай.

Ворча, он вытащил сотовый из кармана и открыл крышку:

– Что такое?

– Аэрон сбежал, – без предисловий сообщил Мэддокс.

Все внутри Рейеса завопило, отрицая подобный факт. Протестуя. Разъяряясь от проклятой беспомощности. Он знал, что этот день настанет. Просто не ожидал, что так скоро. «Следовало засунуть любовь к Аэрону куда подальше и заковать его».

– Давно?

– В последний раз я видел его двенадцать часов назад.

Будучи одержимым демоном Ярости, Аэрон способен отыскать Данику, где бы она ни скрывалась. Он учует ее запах и быстро доберется до нее на своих крыльях.

– Я найду его, – сказал Рейес.

Прежде чем он успел дать отбой, Мэддокс добавил:

– Торин заставил меня подложить в еду Аэрона что‑ то вроде поискового маячка. Он отправит тебе координаты на сотовый. Я позвонил тебе первому, хотел, чтобы ты знал, потому что… ну, сам знаешь почему. Просто привези нашего друга обратно. Живым.

Рейес не ответил. Не мог. Если он потерпит неудачу – Даника умрет.

Если уже не мертва.

Глава 15

– Милый засос, – похвалил Уильям, когда на следующее утро за завтраком увидел шею Аньи.

«Я не покраснею, я не покраснею».

Все‑ таки ее щеки окрасил румянец. Будь проклят Люсьен и его восхитительный рот. Кстати, о восхитительном рте Люсьена: этим утром он использовал его, чтобы выпытать у нее сведения про Ключ от всего.

Она знала, что он ищет способ забрать его у нее без вреда для них обоих, чтобы царь богов оставил ее в покое. Люсьен начал посасывать ее сосок сразу после того, как задал вопрос, и ей не хотелось, чтобы он останавливался. Закончилось тем, что она рассказала ему: ключ неразрывно связан с ее душой и телом и является точно такой же частью ее, как демон – его. Именно поэтому дающий ослабевает, ведь он лишается части себя. Заметив промелькнувшее в глазах Люсьена разочарование, Анья почувствовала, как в душе зашевелилась нежность. Люсьен, как никто другой, понимает опасность утраты жизненно важной части себя.

Она вздохнула. В данный момент она, Люсьен и Уильям сидят за маленьким круглым столиком, на котором стоят яичница, бекон и блинчики. Воздух напоен приторной сладостью и солоноватой свежестью, а еда – превосходно приготовлена.

Облачившись в роскошный белый кашемировый костюм, Анья телепортировалась в свою любимую закусочную в Атланте, заказала завтрак и вернулась с ним обратно. Само собой разумеется, она притворилась, что приготовила все сама. Вояки по натуре, мужчины даже не похвалили ее за усилия, что было совершенно неприемлемо. Даже считая, что она расстаралась для них, ни один, ни другой не выдавил из себя простого «спасибо». Вот скоты!

Анья сидела между мужчинами. Люсьен пристально следил за Уильямом, угрожающе рыча всякий раз, как тот поворачивался к Анье. Ей подобное проявление собственнического инстинкта было очень приятно. Неудивительно, что всю ночь она провела в его объятиях, не в силах ничего с собой поделать. Он заставляет ее чувствовать себя желанной и… защищенной. Никогда прежде она не оставалась на целую ночь с мужчиной и не подозревала о существовании умопомрачительного – и вызывающего привыкание – ощущения безопасности, не уступающего по мощи физическому наслаждению.

– Говорил я тебе держать руки при… – Люсьен запнулся, и Анья почувствовала, как напряглось его тело.

Она повернулась к нему. Оба его глаза сверкали синевой. Она вцепилась ему в руку. Кажется, пришло время им двоим отправляться за душами.

– Я должен уйти, – сказал он.

– И я с тобой! Помнишь?

Он качнул головой:

– Ты останешься здесь.

– Не заставляй меня незримо следовать за тобой без разрешения.

– Как прежде, – нехотя признал он. – Я так и не понял, как тебе это удается.

Она пожала плечами:

– Я же Анархия, не забыл? Я не подчиняюсь законам природы и никаким другим тоже.

– О чем это вы, ребята, толкуете? – вмешался Уильям.

Анья оставила его вопрос без ответа. Во‑ первых, потому, что знала – Уильяму это не понравится и он, вполне вероятно, поднимет ее на смех. И во‑ вторых, стоит ей отвернуться от Люсьена, как он тут же испарится.

– Брось меня, и все время твоего отсутствия я проведу у Вилли на коленях.

Уильям ухмыльнулся, позабыв о любопытстве:

– Бросай ее, приятель. Я позабочусь о ней по высшему разряду.

Люсьен угрожающе оскалил зубы, но все же взял Анью за руку, переплетя свои пальцы с ее пальцами:

– Ладно. Пошли.

Он дематериализовался, забрав Анью с собой. Они попали в духовное измерение, где все превратилось в калейдоскоп ярких цветов и огней. Люсьен быстро летел к сильно обгоревшему и все еще дымящемуся магазину в… Шанхае. Об этом Анья догадалась, оглядывая окружающие красно‑ белые здания с островерхими покатыми крышами. Она почти ощущала запах продаваемой на уличном рынке еды.

На закопченном полу лежало несколько тел. Не отпуская Анью, Люсьен подошел к первому, ближайшему к себе, погрузил руку в его грудную клетку и извлек отдувающуюся и извивающуюся в его хватке душу.

В следующий миг все трое оказались у врат ада. От жара у Аньи едва плоть не стекла с костей. Она содрогнулась. Крики, страдальческие рыдания. Неужели и ей суждено здесь оказаться, если Кронос добьется своего и она умрет? От этой мысли ей стало дурно.

– Он намеренно устроил пожар, – процедил Люсьен сквозь стиснутые зубы.

«Сейчас речь не о тебе, а о Люсьене», – мысленно напомнила себе Анья.

Отпустив его руку, она зашла ему за спину и обняла за талию, предлагая утешение и напоминая, что он не один. Его напряженные до предела мышцы постепенно расслаблялись.

Два громадных валуна разъехались в стороны, открывая широкую расселину, из которой потянулось множество пар костлявых рук, и Люсьен бросил им извивающуюся душу. Раздался зловещий смех, за которым последовали истошные вопли.

Люсьен становился свидетелем этой ужасающей картины по многу раз в день. Анья поцеловала его в ухо, отвлекая внимание от пламени.

– Много людей умирает. Ежеминутно. Ежечасно. Почему же тебе не нужно транспортировать их всех?

– Некоторые остаются бродить по Земле, некоторые перерождаются и получают шанс начать сначала. Некоторых, как я думаю, сопровождают ангелы.

Ах, ей следовало бы догадаться. Она и сама несколько раз сталкивалась с ангелами. Прекрасные создания, но немного надменные.

– Души, которые сопровождаешь ты, – самые везучие. Готов вернуться за остальными?

Люсьен кивнул. Напряжение частично покинуло его.

Двое других смертных, должно быть, были хорошими парнями, потому что попали на небо. При виде жемчужных врат Анья разинула рот. Они искрились драгоценностями и гипнотизировали вибрацией силы. За ними ликовал хор херувимов, их голоса успокаивали, ублажая все пять чувств. Вот это да.

«Хочу попасть сюда, если когда‑ нибудь умру».

«Когда это ты успела побыть хорошей? »

«Я – хорошая. Временами».

– Спасибо, Анья. За то, что пошла со мной, что утешила меня.

– Мне это было в радость.

Они с Люсьеном снова оказались на кухне Уильяма. Тот по‑ прежнему сидел за столом, но взгляд Аньи был прикован к ее возлюбленному Люсьену, который смотрел на нее с жаром в глазах. С жаром, и благоговением, и признательностью.

– Где это вы, ребята, пропадали? – поинтересовался Уильям.

– Нигде. – Анья сосредоточилась на Уильяме, но пристальный взгляд Люсьена заставил ее ерзать на стуле. – А твои женщины куда запропастились с утречка?

– Спят. Женщинам‑ вамп необходим отдых.

У Люсьена глаза на лоб полезли. Должно быть, он с подобным не встречался.

– «Вамп» в смысле вампирам или ты говоришь об их имидже? – Она оглядела Уильяма с ног до головы, но отметин от зубов на нем не обнаружилось. Предположительно, так как ноги его скрыты черными шелковыми штанами. – Делаю ставку на имидж. Не похоже, чтобы ты был искусан, – по крайней мере, не кем‑ то с клыками.

– Ох, меня покусали, просто не там, где можно увидеть. В отличие от тебя, – добавил он, с улыбкой глядя на ее шею.

Люсьен поперхнулся соком. Анья, усмехаясь, похлопала его по спине.

– Думаю, ты его шокировал.

– Невозможно, – возразил Уильям, изучая Люсьена. – Нам было слышно, как вы двое спаривались как кролики. Как бы ни был чертовски потрясен, должен признать, что заставить эту маленькую второсортную богиню умолять о наслаждении – отличный ход.

– Спасибо, – сказал Люсьен, когда кашель утих. Но в его тоне звучало предупреждение.

– Я не второсортная, ты, грязная мужская версия шлюхи!

Подмигнув, Уильям положил локти на стол.

– Так что происходит? Люблю, когда ты заглядываешь в гости, Анья, – и тебе это тоже известно, – но все же зачем ты здесь и почему тебя преследует демон Смерти?

Она открыла было рот, но Люсьен накрыл ее руку своей, удерживая от ответа. Она подняла на него глаза, но он покачал головой.

– Я не выболтаю твои секреты, Цветочек.

– О, секреты. Выкладывай! – Уильям даже в ладоши захлопал.

Нечего и говорить, ей очень хотелось все рассказать, ведь она никогда не хранила ничьих тайн. Это ведь совсем не весело! Все же на этот раз она промолчала. Ради Люсьена – что угодно. Ее не удивило, что даже дерзкая ее часть желает произвести на него впечатление.

– Нам просто надо кое‑ что у тебя одолжить, – сказал Люсьен.

– Например?

– Вообще‑ то, – вмешалась Анья, – нам бы хотелось, чтобы ты стал нашим провожатым за Полярный круг.

– Анья, – предостерегающе произнес Люсьен.

– Ну хорошо, мне бы хотелось. Он живет так близко, что все равно постоянно там торчит. Он знает местность. Я ведь не выдаю никаких наших секретов, не так ли?

– Зачем вам надо в Арктику? – Уильям содрогнулся. – Там холоднее, чем у ведьмы в… – не при даме будет сказано. Уж я‑ то знаю!