Словарь имен и реалий 12 страница

Аэрон скрючился в углу камеры, его тело избито и окровавлено от множественных приступов ярости. Однако боль не беспокоит его. Наоборот, придает силы.

«Убей, убей, убей».

Нужно сбежать из этой тюрьмы.

«Я узник в собственном доме».

Жажда крови держит его в своих цепких когтях, сжимает, сжимает… так сильно, что весь мир видится в оттенках красного цвета. Он не может есть, дышать, спать или двигаться, не представляя, как вспарывает ножом шею Даники – а затем ее сестры, матери, бабушки.

«Убей».

Долгое время он надеялся и молился о том, чтобы утратить желание убивать, но оно с каждым днем становилось сильнее. Его друзья больше к нему не приходят, разве что просунут тарелку с едой в камеру. Они словно вычеркнули его из своей жизни.

«Убей, убей, убей».

Надо выбираться из этой темницы. Надо уничтожать. Затем желание покинет его. Он знает это. И почти чувствует вкус смертей у себя на языке. Да, надо выбираться.

Хватит ждать. Хватит надеяться на мир. Он сделает то, что необходимо, то, что было приказано.

Он уставился на решетку. В его уме начал формироваться план. Он ухмыльнулся. Скоро…

Глава 10

Анье с трудом верилось, что Люсьен только что попытался ее убить. Убить по‑ настоящему, не шутя. Да, она знала, что ему приказано это сделать. Да, он не раз заявлял о своем намерении.

Но все предыдущие попытки предпринимались не в полную силу. Эта же нет. Он серьезно хотел убить ее. Навсегда, безвозвратно. Если бы она не телепортировалась с того дивана, он отрубил бы ей голову. Он и теперь идет по ее горячим следам, все еще намереваясь убить.

Боль и злость клокотали в душе Аньи, пока она переносилась с места на место, стараясь запутать следы. Сегодня они с Люсьеном вместе ходили по магазинам, много смеялись. Она рассказала ему про ключ. На этот раз, казалось, Люсьену нравится ее присутствие – он даже наслаждается им! Более того, он пообещал взять ее с собой в Арктику.

А затем попытался убить.

Гнев ее нарастал, острая боль глубоко врезалась в сердце. Как он посмел! Она делала ему только добро.

«Что ж, – прищурившись, подумала она, – пришло время это изменить». Теперь она будет убивать его. Больше никакой страсти, никаких поцелуев и никаких фантазий о том, как он проникнет в нее. Кипя от ярости, Анья телепортировалась в свою квартиру в Швейцарии и быстренько переоделась в футболку и черные немаркие брюки стретч, к которым, как она надеялась, не пристанет кровь Люсьена. Впоследствии эти брюки будут много лет служить ей напоминанием о том, что ей пришлось с ним сделать. Она перенеслась в несколько других мест, собирая оружие.

Вооружившись кинжалами, метательными звездочками и электрошокером, она отправилась в его дом на Кикладах. Анья не просто собиралась его убить, прежде поразвлечься, посадив его на электрический стул, перед тем как нарезать ломтиками, точно рождественскую ветчину.

Он отсутствовал. Она поняла, что он все еще ищет ее.

Ничего, скоро явится.

Она заняла позицию: ноги врозь, руки опущены вдоль тела. Выжидает… жаждет…

Через долю секунды появился Люсьен. Его восхитительное, испещренное шрамами лицо было лишено эмоций. При виде его она вспомнила кое‑ что, что хотела с ним сотворить, и злобно ухмыльнулась. «Расплата будет в чисто женском стиле».

– Анья.

Вместо того чтобы напасть на него, она телепортировалась в его комнату в Будапеште, схватила цепи, которыми он однажды пытался ее сковать, после чего перенеслась на ледник в Антарктике и обернула их вокруг талии наподобие пояса.

– Ублюдок, – процедила она, чувствуя, как холодный ветер врезается ей в кожу. Люсьен не знает, что она из тех бессмертных, кого не удержат ни цепи, ни темницы. Благодаря своему отцу, подарившему ей Ключ от всего, она способна сбежать откуда угодно и когда угодно. Способна избежать всего – кроме своего проклятия.

«Я его не отдам».

Ей отлично известно, что отдать ключ равносильно подписанию себе смертного приговора. Даря ей ключ, отец знал, что ослабеет, но все равно сделал это. Чтобы возместить свое отсутствие большую часть ее жизни, чтобы доказать, что действительно ее любит.

К ужасу Аньи, он начал быстро сдавать и сейчас, годы спустя, превратился в тень себя прежнего. Он не помнил, кем был и чем занимался в течение своей долгой жизни, как и то, что у него была жена. Он и о себе‑ то не мог позаботиться, поэтому ухаживать за ним пришлось матери Аньи, ведь Фемиду Анья оставила гнить в тюрьме.

Однако, как ей нравилось думать, оба были счастливы. Дисномия – потому что появился нуждающийся в ней мужчина, который не презирает ее, а Тартар – потому что тюрьма и стерва‑ жена более не держат его на привязи.

Это не означает, что Анья превратит отцовскую жертву в объект торга в войне с Кроносом и лишится всего достигнутого. Отдав ключ, она снова станет уязвимой. Ее силы пропадут. Ее память окажется стертой. Ее способность бежать из любых оков исчезнет.

Будь проклят Кронос. Ей чертовски хотелось, чтобы он никогда не прознал про ключ, но догадалась, что он видел, как Тартар, владевший ключом с самого детства, отдал его ей. В конце концов, они были заточены в одной тюрьме, так что это имело смысл. Если бы Анья не воспользовалась ключом для освобождения своих родителей, когда Кронос посадил их под замок, бог, скорее всего, и не вспомнил бы о нем. Но она это сделала, и вот что получилось.

– Кошка и мышка, – пробормотала она.

По большей части Кронос хочет отнять у нее ключ, чтобы она не смогла снова воспользоваться им против него. Она пыталась объяснить ему, что на остальных богов ей плевать и что в тюрьму она не вернется. Будучи божеством, которому нельзя доверять, Кронос и сам никому не верит, в том числе и ей. Строго говоря, это разумно. Запри он снова ее родителей, Анья бы просто вернулась и вытащила их.

Тут перед ней возник хмурый Люсьен.

– Анья?

Она не стала терять ни секунды.

– Готов немного повеселиться?

Не дав ему времени ответить, она телепортировалась вместе с цепями на оживленную проезжую часть в Нью‑ Йорке – если повезет, его собьет машина, – затем в стрип‑ клуб для голубых в Италии – если повезет, его будут домогаться, – и наконец в зоопарк в Оклахоме – если повезет, он вляпается в слоновье дерьмо.

– Наслаждайся, – злорадно пробормотала она.

В последний раз Анья телепортировалась туда, откуда начала, – в его дом на островах. Люсьен по‑ прежнему шел по следу. С быстротой молнии она спрятала цепи под кроватью и сжала электрошокер в ладони.

Когда она распрямилась, он был тут, прямо перед ней. У нее захватило дух. Он был по‑ прежнему хмур, зубы оскалены и остры, в глазах светится демон Смерти, на ноге кровоточит порез, и несет от него как от выгребной ямы.

Анья наморщила нос.

– Наступил на что‑ то? – невинно поинтересовалась она.

– На это мне плевать. – Он нагнулся к ней с угрожающим видом. – Что мне совсем не понравилось, так это наехавшее на меня такси. А потом приземление на колени к голому мужику, у которого была эрекция. У него была эрекция, Анья!

Она ухмыльнулась. Просто не могла ничего с собой поделать.

– А теперь, – продолжил он тем же возмущенным тоном, – ты расскажешь мне, зачем побывала в моей комнате в Буде.

– Нет. Не расскажу. – Улыбка ее стала еще шире, когда она занесла руку и ударила его током.

Все его тело затряслось, на лице застыли ярость и мука. Лишь когда закончился заряд, она опустила оружие. Шипя, он отодрал от сосков электроды, дивясь тому, как метко она прицелилась.

– Анья! – прорычал он.

Стараясь не выдать себя выражением лица, она выхватила две серебристые метательные звездочки и запустила в него. Просвистев в воздухе, они впились ему в сердце.

Он взвыл:

– Опять в сердце? Куда подевалась твоя оригинальность? – Морщась от боли, он вынул их из раны и отбросил на пол. – Не стоит разводить грязь, Анья.

– Еще как стоит, черт возьми! – Она метнула новую звезду.

Он пригнулся, и крошечное лезвие просвистело над его плечом. Еще шаг в ее сторону. Храбрец.

– Почему ты не можешь отдать Кроносу ключ?

– Почему ты не можешь выбрать меня вместо Кроноса?! – выкрикнула она. – Почему не можешь выбрать меня, а не своих друзей?

О, боги. Она действительно это ляпнула? Что за щенячий скулеж! Краска бросилась ей в лицо. Конечно, он выберет своих друзей. Она может сколько угодно желать обратного – в ночь, когда Эшлин пожертвовала собой ради Мэддокса, Анье приснилось, что Люсьен захотел сделать подобное ради нее, – но мир устроен иначе. Любовницы, не важно, разделили они ложе или нет, приходят и уходят. Друзья остаются навечно.

Люсьен помедлил.

– Ведь ты обо мне завтра же позабудешь, Анья! Зачем я буду рисковать всем, что мне дорого, ради нескольких дней с тобой?

«Потому что я того стою, черт тебя дери! »

Глупо, эгоистично, но ей хотелось услышать, что он готов пойти на все ради нее, и не важно, сколь мало или много времени они проведут вместе.

Наказание. Ад. Муки. Все, вместе взятое.

– Я могла бы помочь тебе найти артефакты. Я могла бы помочь тебе сразиться с Гидрой. Я могла бы помочь тебе отыскать треклятый ларец.

Его плечи слегка поникли.

– Я знаю.

Ее боль усиливалась. Люсьен предпочтет убить ее, чем, во‑ первых, рискнет получше узнать и, возможно, увидеть, как однажды она уйдет от него, и, во‑ вторых, примет ее помощь в поиске предмета, который ему отчаянно необходим.

Испустив низкий горловой рык, она метнула еще одну звездочку. На этот раз Люсьен увернулся недостаточно быстро, и та врезалась ему в уже пораненное бедро.

– Проклятье, Анья. – Он вырвал звездочку и отбросил в сторону, хотя мог кинуть в нее. – Успокойся.

– Успокоиться? Ты серьезно?

– Да.

Вот дерьмо!

– Хочешь убить меня – придется постараться.

– Хорошо.

Прищурившись, он в мгновение ока преодолел разделяющее их расстояние.

Анья телепортировалась в гостиную, но он перенесся следом за ней. Она обернулась и отпрыгнула назад, повалив кофейный столик. Он поднял его и отбросил. Стекло разбилось от удара, осколки разлетелись по всей комнате. Деревянные ножки превратились в щепки.

Почему, почему, почему его целеустремленность и мощь возбуждают ее? Именно сейчас? Однако она не позволит возбуждению оказать на себя влияние. С самого начала Люсьен только и делал, что оскорблял ее, разбивал надежды и игнорировал чувства. Он заслужил боль, которую она ему причиняет.

– Если будем биться, пусть это будет честный бой, – сказал он и исчез.

У Аньи не было времени гадать, куда он подевался.

Мгновение спустя он появился снова с двумя мечами в руках. Бросил один ей – она поймала его за рукоять. Тяжелый, но это не проблема. Она намного сильнее, чем выглядит.

– В чести нет веселья, – пожаловалась она, помахав грозным оружием.

– А ты попробуй. Будешь очень удивлена.

– Неужели ты серьезно намерен биться на мечах с девушкой? – Она постаралась придать своему голосу как можно больше выразительного осуждения, хотя в действительности дрожала от предвкушения. Сможет ли он победить ее?

– Едва ли тебя можно назвать обычной девушкой, так что да. Я хочу биться с тобой.

– Сочту за комплимент, Цветочек.

– Так и было задумано.

В следующее мгновение Люсьен оказался рядом с ней. Она подняла меч, отражая удар, и металл звякнул о металл с такой мощью, что она споткнулась. Люсьен продолжал наступать, тесня ее назад быстрыми непрекращающимися ударами, но она сумела увернуться, замахнуться и порезать его рубашку. Ой, и плоть тоже.

Кровь пропитала хлопок, который тут же прилип к его животу. Кровотечение быстро прекратилось, и рана, как она подозревала, затянулась. Проклятые бессмертные воины и их сверхъестественные исцеления! Созданные для сражений, они восстанавливаются куда быстрее самих богов.

– Удача, – сказал он.

– Талант. – Бряц. Анья запустила в него вазой с лилиями, и та разбилась о его грудь. Показались багряные капли, смешавшиеся с лившимся с висков потом.

– Посмотрим.

– Стоит ли нам беспокоиться о посетителях? – поинтересовалась она, уворачиваясь, когда он бросился на нее.

– Это место было избрано из‑ за его уединенности. Более того, мы хорошо заплатили, чтобы на нас не обращали внимания, какие бы звуки тут ни раздавались.

Он отпрыгнул назад, обезопасив живот от ее выпада.

– Ах, какой ты умница! Прямо полные штаны ума! – Она взмахнула мечом близко к полу, нацелившись на щиколотки Люсьена. Как было бы забавно его опрокинуть.

К сожалению, он подпрыгнул. Они принялись исполнять танец из выпадов, парирований и отступлений, двигаясь по всему дому. Бах. Что‑ то упало на пол и разлетелось в щепки. Бух. Еще что‑ то сломалось.

Не прошло и пятнадцати минут, как Люсьен с Аньей уничтожили диван и кушетку, а также все пуфики и даже телевизор. Сорвали шторы, наделали дыр в стенах. Еще немного – и полиция все же приедет. Анья тяжело дышала, утомившись, но сумела‑ таки порезать Люсьену предплечье, голень и опять живот.

Он же вообще ее не поранил.

Упс. Эти слова нужно взять обратно. Кончик его меча скользнул по ее левому плечу, разрезая ткань и открывая кружево ее любимого бюстгальтера. Кожу опалило огнем.

– Ты поранил меня! – воскликнула она, удивленно глядя на него.

– Мне жаль. – В его голосе действительно звучало сожаление.

Она зарычала, как хищник, нацеливающийся на вечернюю трапезу.

– Еще нет, но скоро пожалеешь! – Выхватив кинжал, она ударила его в бедро.

Контакт.

– Ой‑ ой!

«Покончи с этим».

Был только один верный способ сделать это. Она крутанулась на пятках, заставляя повернуться и его, и подтолкнула в сторону спальни. Он силен – сильнее ее, стоило признать, – однако всякий раз отводил руку, когда его меч едва не протыкал ее. Она не знала, зачем он это делал, раз серьезно решил убить ее.

– В толк не возьму, почему я так долго вожусь с тобой! – воскликнула она между выпадами и увертками. – С чего решила помочь тебе?

– Вот и я думаю о том же. – Он хищно оскалил ровные белые зубы.

– Знаешь что? Надоели мне твои причитания в духе «Ох, я бедняжка». Они устарели, Кексик.

– Это не причитания, – процедил он сквозь зубы.

– Черта с два. – Крутанувшись, она ударила его кулаком. Контакт. Ну, есть у тебя шрамы, и что с того? Это же не значит, что все женщины считают тебя уродом.

Когда она снова на него замахнулась, он отбил ее запястье.

– Ты не можешь считать меня красавцем и не можешь хотеть меня. Не по‑ настоящему. Ты же сама в этом призналась.

– Люди все время врут, придурок. По‑ моему, я упоминала, что сама постоянно это практикую.

Люсьен замер, с трудом переводя дыхание. Его глаза расширились от изумления. И надежды?

– Ты соврала о том, почему оставалась со мной?

– Какая разница. Теперь я тебя ненавижу. – Анья уронила меч и толкнула его. – Ты собирался меня убить.

Люсьен попятился, наконец‑ то переступив порог спальни. Тоже бросил меч, и тот бряцнул о пол.

– Я с самого начала намеревался убить тебя и никогда не делал из этого тайны.

– Да, но ты не воспринимал это всерьез. Ты бы действительно забрал мою душу?

Люсьен уперся коленями в край кровати.

– Да. Нет. Не знаю. Ты мучаешь меня, как никто другой, и я постоянно меняю решения на твой счет.

Она толкнула его снова – и у него подогнулись ноги. Когда он плюхнулся на матрац, Анья уперлась ему в живот, ударяя плечом и выбивая воздух из легких.

– Анья, – с трудом выдавил Люсьен.

– Нет. Хватит пустой болтовни!

– Ты не питаешь ко мне ненависти, – мрачно произнес он. Секунду спустя он схватил ее запястья и, притянув к себе, прижался губами к ее губам. Его горячий язык пронзил ее рот так же, как вонзился бы меч в ее тело, только на этот раз прицелился он гораздо точнее.

«Сладкая молния», – подумала Анья, испытывая головокружение. Знающий толк в поцелуях, Люсьен снова и снова вторгался языком к ней в рот, воспламеняя ее. Соски Аньи затвердели, лоно предательски увлажнилось. Каждая клеточка ее тела заискрилась непереносимым желанием.

«Ты не должна его больше хотеть».

«Ну а он не должен меня целовать».

«Хватай цепи. Сейчас же! »

Их языки продолжали исполнять танец страсти, и Анья заставила себя действовать. Но схватила она вовсе не цепи, а голову Люсьена, так крепко, что оцарапала ногтями. Смертного подобное объятие убило бы, а Люсьен, казалось, наслаждается им, упираясь в Анью своим эрегированным членом.

«Еще пару минут поиграю с ним, а потом закую в цепи».

Просто он… так чертовски хорош на вкус. Лучше, чем ей запомнилось. Мужчина и темная лихорадка в одном лице, сила и розы. Как же возбуждают его прикосновения! Сжимая ладонями ягодицы Аньи, Люсьен протолкнул свое восставшее копье между ее ног. Еще немного, и она кончит, а потом попросит большего. Даже будет умолять.

Боги, как же она ненавидит свое проклятие!

Но еще сильнее она ненавидит саму себя за мысли о том, чтобы привести его в исполнение. «Неужели ты действительно хочешь быть привязанной к этому мужчине, без возможности полюбить другого, поцеловать и прикоснуться или даже помечтать о другом? » Отчего же такая перспектива приводит ее в восторг? Почему на губах появляется улыбка при мысли о вечности с Люсьеном? О том, что ее сердце будет принадлежать ему, даже если он устанет от нее?

«Не думай об этом сейчас». Усевшись на Люсьена верхом, она прижалась лоном к его члену… теснее… еще теснее… касаясь там, где ей нужно. Задохнулась в экстазе, содрогаясь всем телом.

– Разденься, – скомандовал он. – Я хочу почувствовать твою кожу.

«Да, да! »

– Нет! – В ней заговорил здравый смысл. Ее страсть к нему не изменит окончания ночи: она прикует Люсьена к кровати и накажет за попытку лишить ее головы. Он окажется целиком в ее власти.

«Это не означает, что нельзя насладиться им еще немного, а уж потом убить». Ее руки сжались на груди Люсьена. Очевидно, не он один поменял свое решение.

– Я хочу тебя, – сказал он. – Не могу этого больше отрицать. Знай, что я не собираюсь пробовать убить тебя во время секса. Даю слово.

Но в голосе его звучала вина.

– Поимей – потом убей, хм, – протянула она, не обижаясь, хотя должна была бы. – А давай‑ ка ты снимешь свою одежду. – Ох, каким же лакомым кусочком станет для нее его восхитительное тело! – Моя останется при мне.

Он замер, вглядываясь в нее снизу вверх, и страсть схлынула с его лица, оставляя ненавистную маску.

Анья чуть не зарыдала, так как не была готова к окончанию любовной забавы.

– Почему ты не хочешь раздеться для меня?

– Почему мы болтаем? По‑ моему, я сказала, что тебе не разрешено разговаривать. – Наклонившись, она прижалась к Люсьену и скользнула языком обратно к нему в рот. Она не хотела говорить ему правду, но и лгать ей тоже не хотелось. Только не про это. Она предпочла бы наслаждаться им.

Еще несколько минут Люсьен с жаром реагировал, водя руками по изгибам ее спины. В его поцелуе ощущалось отчаяние такое же сильное, как и ее собственное, в том не могло быть сомнений. Она не хотела, чтобы происходящее между ними заканчивалось, и готова была навечно остаться в его объятиях. Наконец он обхватил ее лицо ладонями и заставил посмотреть себе в глаза.

В уголках его губ притаилось напряжение.

– Ты позволила мне поверить, что мои шрамы тебя не волнуют, – негромко проговорил он.

– Так и есть, – столь же тихо ответила она.

– Анья. Хотя бы раз скажи мне правду. Пожалуйста!

– Мне плевать на твои шрамы!

Его глаза прикрылись, а густые ресницы нацелились на нее, как копья. Внезапно и в голубом, и в карем глазах появился злой блеск, будто демон Смерти взял верх. Схватив за бедра, Люсьен сбросил ее с себя.

Она растерянно присела на краешек кровати.

– Говоришь, что хочешь меня, но не разденешься для меня, – процедил он. Вообще‑ то зарычал. – Не верю, что твоя страсть искренна.

– Это так.

Пристально глядя на нее, он расстегнул на себе джинсы.

Она проследила взглядом за движениями его пальцев. Дыхание у нее перехватило. Что он делает? Раздевается для нее, как она требовала? Почему же он…

Вжи‑ и‑ и‑ ик!

Анья раскрыла рот от удивления, когда его член вырвался на свободу. Огромный, налитой, с округлой головкой, на которой уже выступили капельки влаги. Она едва сдерживалась, чтобы не выкатить язык. Уж не снится ли ей это?

– Раз ты меня хочешь, – проговорил он ровным голосом, – придется это доказать.

– Ч‑ что? – Такой чертовски огромный!

– Докажи это. Отсоси у меня.

От столь нехарактерной для него грубости ее взгляд снова взметнулся к его лицу. На нем читались гнев и самоосуждение. Его щеки пылают от стыда. Он ожидает, что она посмеется над ним и уйдет? Решил преподать ей урок, чтобы не играла с ним?

– В чем проблема? Разве ты не хочешь меня? – поддразнил он. – Не можешь заставить себя сделать нечто большее, чем целовать меня?

Ну точно. Он ждет, что она сбежит.

Анья никогда не делала такого прежде, считая это слишком унизительным и чересчур интимным в свете своего проклятия. Однако с Люсьеном она возбуждалась от подобной мысли и не сомневалась, что удовольствие будет невероятным.

– Это мне наказание за попытку убить тебя или ты снова пытаешься подмазаться? – требовательно спросил Люсьен, видя, что она медлит. – В любом случае мы оба знаем, что ты никогда не намеревалась пойти дальше. Твоя жестокость ошеломляюща.

Жестокая? Она? В то время, как хочет его до боли? Когда часть ее мечтает наконец‑ то позабыть о проклятии и провести вечность в его объятиях?

– Я все равно останусь в живых, можешь не волноваться. Помощь мне твоя не требуется, и подмазываться к тебе никогда не было нужно. Разве я не доказала это недавно? К твоему сведению, у тебя нет никаких прав разглагольствовать о жестоких намерениях.

– Ты тянешь время, – процедил он. – Давай же! Соси.

Он решил, что своей грубостью оттолкнет ее, заставит уйти. Не на ту напал. Анья никогда бы не подумала, что ей действительно захочется сделать это. Возможно, она с самого начала подспудно этого жаждала.

Она медленно проползла по его телу, пока ее рот не оказался на одном уровне с его членом. Люсьен затаил дыхание, в комнате стало очень тихо.

– Анья, ты…

– Я делаю это не для того, чтобы что‑ то там доказать, – хрипло сообщила она, – а потому, что, кажется, не в силах удержаться. Я должна. Твой вкус… Хочу узнать… не может быть таким чудесным, как я себе представляла. – С этими словами она приняла его в рот, полностью, абсолютно, до конца, скользя до упора и чувствуя, как он ударяется о ее глотку. Странное ощущение, но ей понравилось.

Люсьен зарычал от наслаждения, и звук изысканной лаской разлился по ее коже. Он запустил пальцы ей в волосы.

– Анья. Не надо. Мне не следовало… Анья.

Она водила ртом вверх, вниз и снова вверх, как в порнофильмах, которые иногда смотрела.

– Ты же не… ты не… О, боги, Анья! Не останавливайся. Прошу, не останавливайся.

От приказов к мольбам. Анья упивалась своим могуществом и его нуждой. Нуждой, что заполняла и ее, вознося собственное удовольствие на новый уровень.

«Мой».

Она продолжала двигаться вверх и вниз, непрерывно вращая языком, оглаживая все, к чему он прикасался. Она сжала тяжелые яички. Люсьен выгнулся, погружаясь глубже к ней в рот, напрягая мускулы. Анья ощущала пульсацию страсти в его крови и хотела большего. Должна получить большее.

– Я передумал. Анья, остановись! Хватит!

Она не остановилась, не зная жалости, продолжая дразнить языком его тугую головку. Всасывая. Царапая зубами. Она проделывала с его членом все то же, что и со своими любимыми леденцами на палочке. Только его вкус ей нравится больше. Такая страсть … ох, его страсть.

Он затвердел для нее, и только для нее.

– Я сейчас… Анья! – проревел он ее имя, сотрясаясь в пароксизме страсти и выстреливая горячим семенем ей в рот.

Она проглотила все до капельки и даже слизала самую последнюю, инстинктивно догадываясь, что ему это будет приятно. Она выпрямилась, а Люсьен продолжал биться в судорогах оргазма, хотя все уже закончилось. Глаза его были закрыты, а губы приоткрыты от изумления.

«Я сделала это», – с гордостью подумала она. Никогда еще она не чувствовала себя более могущественной и не видела более эротичного зрелища.

Ее собственное желание достигло нового уровня: она была такой мокрой, что хоть трусики выжимай. Она оседлала Люсьена.

Его веки медленно поднялись, и он посмотрел на нее снизу вверх. На лице его ясно читалось удовлетворение.

– Анья. Ты не обязана была это делать.

– Я хотела, – пояснила она. – И хочу тебя. Больше никогда в этом не сомневайся.

Его лицо осветилось нежностью.

– Что же тогда ты от меня скрываешь? Почему я не могу раздеть тебя?

Эта нежность… Анья вдруг почувствовала себя очень уязвимой, потому что никогда и никто, кроме родителей, не смотрел на нее так. Словно она бесценное сокровище. У нее защемило в груди.

Люсьен протянул руку и погладил ее по щеке. Анью охватила дрожь.

– Почему, Анья? Я пытался сопротивляться тебе с тех пор, как впервые ощутил твой клубничный аромат, – признался он. – Как видишь, ничего у меня не получилось.

Даже сейчас его плоть наливалась, восставала от возобновляющегося желания. Ее глаза расширились, и ей приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы не поддаться его чарам. Если он сказал правду, значит, хотел ее с самого начала и боролся с собой. Каждое недоброе слово и действие было направлено на то, чтобы держать ее на расстоянии.

Он намекал на подобное ранее. Теперь же, когда он распростерт под ней…

Неожиданно Анья испытала внутренний конфликт, поскольку не знала, что теперь делать с Люсьеном. Вот дерьмо! Это по‑ настоящему все усложняло, потому что основа ее – вынужденной, черт подери! – неприязни и гнева оказалась разрушенной.

А вот Люсьен не оставит попыток убить ее. Не сможет. Если только не выберет ее вместо «всего, что ему дорого». Как эгоистично с ее стороны просить его об этом, когда нечего дать взамен.

– Анья.

– Что? – Часто заморгав, она посмотрела на Люсьена.

Его губы изогнулись.

– Сосредоточься.

– Ой, прости. Ты что‑ то сказал?

Он выгнул бедра и потерся членом о ее клитор.

– Я спросил, почему ты хочешь оставаться в одежде. На тебе есть шрамы?

Она покрылась гусиной кожей.

– Нет. – По крайней мере, не в физическом смысле.

– Если и есть, мне все равно. Клянусь. Я покрою их поцелуями, – хрипло пообещал он.

В животе у нее запорхали бабочки. Какой восхитительный мужчина! Положив ладони ему на грудь, она ощутила сильное биение сердца сквозь порванную рубашку и решила ему рассказать. После всего, через что они прошли, он заслуживает узнать правду.

– Я проклята, – наконец призналась она. Если он плохо отреагирует, она сможет его по‑ настоящему возненавидеть. Ее одержимость может растаять.

Он нахмурил брови.

– Ты тоже одержима демоном?

– Нет. Мое проклятие куда более тривиально.

– Ах да. Рейес о чем‑ то таком упоминал, но не смог ничего толком выяснить.

– Это потому, что о нем известно лишь нескольким избранным, которые в настоящее время скрываются, чтобы Кронос не заточил их. Ну, и еще той, что наложила его, но эта фригидная сучка за решеткой.

– Кто проклял тебя и почему? – В голосе Люсьена звучал гнев, будто бы он намеревался убить виновного, кем бы тот ни оказался. – Рейес говорил, что это могла быть Фемида.

Бабочки у нее в животе запорхали еще интенсивнее.

– Все верно. Моя мать сошлась с Тартаром, мужем Фемиды, и девятью месяцами позже – привет, малышка Анья. Фемида не знала, пока не увидела меня, потому что я, так сказать, женская копия своего отца.

– Помню Тартара, – сказал Люсьен. – Я, бывало, приводил ему заключенных. Почтенный мужчина, даже красивый, но у меня никогда не возникало желания его раздеть.

– Люсьен только что пошутил, – усмехнулась Анья, не в силах сдержаться. – Когда Фемида смекнула, что произошло, она совсем слетела с катушек. Последствия ее проклятия я поняла не сразу, а только через несколько дней, когда спало оцепенение. Боги, как же мне хотелось снести ей башку!

В глазах Люсьена сверкнуло и тут же пропало вожделение, краткое, но неоспоримое.

– Не знаю почему, но меня заводит, когда ты так выражаешься.

Анья полагала, что знает почему. Он ведь Смерть и каждый день становится свидетелем человеческой слабости и бренности, а она женщина, которая, если ее обидят, в долгу не останется. Сильная. Целеустремленная. И это должно быть желанным отличием. По крайней мере, она на это надеется – потому что она такая, какая есть, и отчаянно жаждет, чтобы ему это в ней нравилось.

– Расскажи мне о проклятии. – Его взгляд опустился к поясу ее брюк, и пальцы последовали за взглядом, оглаживая их верхний край.

Силы небесные. Итак, признание.

– Если я когда‑ нибудь позволю мужчине проникнуть в себя, то буду связана с ним навеки. Ни один другой мужчина мне больше не понравится.

Люсьен снова нахмурил брови.