ДЖИАМО КАЗАНУНДА 6 страница

– Но я и так ее выполняю, – пожал плечами Шон.

– Тогда мы позаботимся о том, чтобы эта работа стала еще грязней.

Маграт подняла один из свертков. Он оказался железным прутом, обмотанным полосами простыни.

– Она вся обложена этими штуками, – ткнула пальцем она. – Зачем?

Шон упорно смотрел на свои заляпанные золотой краской башмаки.

– Ну, наша маменька велела…

– Да?

– Маменька велела мне обязательно обложить ее железом. В общем, мы с Милли притащили из кузницы всякого железного лома, обернули его простынями и положили вокруг девушки.

– Зачем?

– Чтобы к ней не могли приблизиться… Дамы и Господа.

– Кто? Это же просто суеверие! Кроме того, всем известно: эльфы – самые добрые существа на свете, что бы там ни говорила матушка Ветровоск.

Шон вздрогнул. Маграт собрала обернутые тканью куски железа и закинула их в угол.

– Все, хватит с меня всяких баек. Кстати, может, меня еще о чем‑ нибудь не известили?

Шон виновато покачал головой, но о существе в подземелье ничего не сказал.

– Ха! Ладно, можешь идти. Веренс пытается построить современное, эффективное королевство, а это значит, со всякими подковами и прочими суевериями надо бороться. Ты свободен.

– Слушаюсь, госпожа королева.

«По крайней мере, я хоть что‑ то полезное могу сделать», – похвалила себя Маграт.

Да. Будь разумной. Иди к нему. Поговори. Маграт придерживалась мнения, что во всем можно разобраться, надо только нормально поговорить.

– Шон?

Он замер у двери.

– Да, госпожа?

– Король где, в Главном зале?

– Э‑ э, думаю, он еще одевается, госпожа королева. Во всяком случае, трубить меня пока что не звали.

На самом деле Веренсу очень не нравилось, когда впереди него повсюду ходил Шон и трубил в свою трубу, поэтому король уже спустился вниз инкогнито. Однако Маграт этого не знала. Добравшись до королевских покоев, она тихонько постучалась.

Но к чему застенчивость? Начиная с завтрашнего дня это ведь будет и ее комната тоже. Она взялась за ручку, та с готовностью повернулась.

Все еще сомневаясь насчет своего решения, Маграт вошла.

Было бы неверным сказать, что комнаты в Ланкрском замке принадлежали какому‑ то определенному человеку. Слишком много разных людей жили в них на протяжении веков. Сама атмосфера была похожа на испещренные следами от кнопок стены, на которые прежние обитатели вешали плакаты давно распавшихся рок‑ групп. Но на камень свою индивидуальность не пришпилишь. Кнопки обломаешь.

Для Маграт проникновение в спальню мужчины было подобно исследовательской экспедиции, забравшейся в местность, которая на карте отмечена надписью «Здесь Водятся Драконы»[22].

И ожидала она увидеть совсем другое.

Веренс узнал смысл понятия «спальня» уже в достаточно зрелом возрасте. Мальчиком он спал со всей семьей на соломе на чердаке хижины. Когда же он стал учеником Гильдии Шутов, то спал на соломенном тюфяке в длинной общей спальне вместе с другими грустными, изнуренными учебой и побоями юношами. Став законченным шутом, он спал, согласно традиции, свернувшись калачиком перед дверью хозяина. И наконец, в более зрелом возрасте, чем это принято, он получил представление о мягком матраце.

А теперь Маграт узнала его страшную тайну.

В комнате стояло Главное Ланкрское Ложе, на котором, согласно преданиям, могли разместиться двенадцать человек, хотя, при каких обстоятельствах и для чего это могло вдруг понадобиться, история умалчивала. Кровать была огромной и дубовой.

Кроме того, было совершенно ясно, что на ней никто не спал.

Маграт откинула простыни и ощутила запах подпаленного белья. Но был еще и запах затхлости, говоривший о том, что на кровати давным‑ давно никто не спит.

Она принялась осматривать комнату, пока взгляд ее не остановился на маленьком натюрморте у двери, состоявшем из аккуратно сложенной ночной рубашки, свечи и небольшой подушки.

Надев корону, Веренс ничуточки не изменился. Он просто стал спать с другой стороны двери.

О боги. Он всегда спал перед дверью хозяина. А теперь, став королем, он спал перед дверью в свое королевство.

Маграт почувствовала, как ее глаза наполняются слезами.

Ну разве можно не любить такого мужчину?

Маграт понимала, что поступает нехорошо, но она была слишком увлечена, а поэтому лишь высморкалась и продолжила осмотр. Кучка одежды у кровати свидетельствовала о том, что Веренс применял тот же метод развешивания одежды, что и добрая половина населения Плоского мира, а также о том, что у него были некие трудности с правильным выворачиванием носков.

В комнате стоял маленький туалетный столик с зеркалом. К раме зеркала был приколот сухой и поблекший цветок, как показалось Маграт, похожий на один из тех, что она часто вплетала в волосы.

Тут‑ то ей и нужно было уйти. Она узнала все, что хотела. Но в тот момент она словно потеряла самоконтроль.

Деревянная миска на туалетном столике была заполнена разными монетами, бусинками и прочим хламом, добытым из опустошенного на ночь кармана.

Здесь же лежал сложенный листок бумаги. Сложенный и потертый по углам, будто он достаточно долго пролежал в упомянутом выше кармане.

Маграт взяла листок и развернула.

Пупсторонние склоны Овцепикских гор буквально усеяны королевствами. Каждая узкая долина, каждый скальный выступ, на который смог бы взобраться не только горный козел, были заняты каким‑ нибудь королевством. В Овцепикских горах существовали настолько мелкие королевства, что если бы на одно из них напал дракон и если бы этот дракон был убит молодым героем, а король отдал бы воителю (в соответствии с Разделом Три Героического Кодекса) половину своих владений, то от королевства не осталось бы ровным счетом ничего. Захватнические войны, длившиеся годами, вспыхивали и велись только потому, что кому‑ то негде стало хранить уголь.

Ланкр считался весьма крупным королевством. Он мог позволить себе иметь регулярную армию[23], которая всегда пребывала начеку[24].

Короли и королевы, а также представители других подвидов аристократии непрерывным потоком шли по Ланкрскому мосту, сопровождаемые угрюмым взглядом промокшего до костей таможенника‑ тролля, который решил, что на сегодня с него хватит.

Главный зал был открыт для всех. Жонглеры и пожиратели огня смешались с толпой. На галерее менестрелей небольшой оркестрик играл ланкрский концерт для однострунной скрипки и знаменитых овцепикских волынок, но, к счастью, музыку заглушал шум толпы.

Нянюшка Ягг и матушка Ветровоск упорно протискивались сквозь вышеупомянутую толпу. Из уважения к столь праздничному событию нянюшка Ягг сменила свою обычную остроконечную черную шляпу на шляпу такой же формы, но красного цвета и украшенную восковыми вишенками.

– Надо ж, весь, этот, батонт здесь, – заметила нянюшка, подхватывая бокал с проплывающего мимо подноса. – Шон говорит, из самого Анк‑ Морпорка какие‑ то волшебники прибыли. И один из них заприметил меня: мол, славная у меня фигурка. Вот только Шон не запомнил, кто именно это сказал.

– Судя по всему, у этого волшебника извращенный вкус, – фыркнула матушка, но как‑ то машинально, без сердца, просто из врожденной язвительности.

Тревоги нянюшки Ягг получили лишнее подкрепление. Ее подруга все время о чем‑ то сосредоточенно размышляла.

– Хорошо, что кое‑ какие другие дамы и господа не пожаловали, – продолжила матушка. – Что‑ то я никак успокоиться не могу…

Нянюшка Ягг вытянула шею, чтобы глянуть поверх головы какого‑ то мелкотравчатого императора.

– А где, интересно, Маграт? – хмыкнула она. – Вон Веренс болтает с другими королями, а нашей Маграт совсем не видно. Шончик говорил, а ему об этом сказала Милли Хлода, что утром Маграт очень уж нервничала.

– Ох уж эта знать… – буркнула матушка, оглядывая головы толпившихся вокруг людей. – Я чувствую себя рыбой, вытащенной на берег.

– Ну, лично мне кажется, что о воде для себя ты сама можешь побеспокоиться, – заметила нянюшка, прихватив холодную куриную ножку со столика и засунув ее в рукав.

– Не пей слишком много, Гита, – предупредила матушка. – Мы должны быть начеку. Помни, что я сказала. Не позволяй себе отвлекаться…

– Неужели это наша восхитительная госпожа Ягг?!

Нянюшка обернулась. Позади никого не было.

– Здесь, внизу, – услышала она голос.

Она опустила взгляд и увидела широкую улыбку.

– Вот дьявол, – воскликнула она.

– Не совсем. Это я, Казанунда, – сказал Казанунда, маленький рост которого подчеркивал огромный[25] напудренный парик. – Помнишь меня? Как‑ то в Орлее мы протанцевали всю ночь напролет.

– Мы танцевали? Всю ночь напролет?

– Ну, хорошо, хорошо, не танцевали, но могли бы.

– Никак не ожидала увидеть тебя тут… – слабым голосом произнесла нянюшка.

Впрочем, насколько она помнила Казанунду, он славился своей привычкой объявляться в самых неожиданных местах.

– Наши звезды переплелись, – продолжил Казанунда. – Судьба предназначила нас друг другу. Я хочу ваше тело, госпожа Ягг.

– Я его пока сама использую.

Нянюшка Ягг, конечно, подозревала, что подобные подходцы второй лучший любовник в мире применял ко всему, хоть отдаленно напоминающему женщину, и тем не менее она была польщена. В молодые годы нянюшка не могла пожаловаться на недостаток воздыхателей, но время оставило ей тело, которое можно было назвать лишь удобным, и лицо, как у господина Грейпа, Счастливого Урюка. Давно потухшая печка почти не дымит.

Кроме того, Казанунда ей чем‑ то нравился. Большинство мужчин подкатывались окольными путями, а его лобовая атака была даже занятной.

– Ничего не получится, – сказала она. – Мы полностью несовместимы. У меня рост пять футов четыре дюйма, а у тебя только три фута девять дюймов. Кроме того, я тебе в матери гожусь.

– Ошибаешься, – возразил Казанунда. – Моей мамаше почти триста лет, и борода у нее куда лучше, чем у вас.

Вот еще один аспект. По гномьим стандартам нянюшка Ягг была еще молоденькой девушкой.

– О‑ ля‑ ля, шалунишка! – Она игриво шлепнула его по голове так, что у гнома зазвенело в ушах. – Ты знаешь, как вскружить голову простой деревенской девушке!

Казанунда выпрямился и поправил парик.

– Мне нравятся девушки с характером, – признался он. – Как насчет того, чтобы устроить маленький тет‑ а‑ тет, когда здесь все закруглится?

Нянюшка Ягг задумалась. Широчайшие познания в области языков подвели ее.

– Я оставлю тебя на минуту, – сказала она, поставила бокал ему на голову и принялась пробираться сквозь толпу, пока не увидела какую‑ то герцогиню и не ткнула ее локтем в область бюста. – Эй, ваша светлость, что такое тететет?

– Прошу прощения?

– Тететет? Этим занимаются в одежде или как‑ нибудь по‑ другому?

– Это означает «интимная встреча», милая женщина.

– И все? Ого.

Нянюшка локтями пробила дорогу обратно к вибрирующему от желания гному.

– Договорились, – кивнула она.

– Я предлагаю поужинать вместе, только ты и я, – поклонился гном. – В одной из таверн.

Никогда еще за всю долгую историю романтических приключений никто не приглашал нянюшку Ягг на интимный обед. Ухаживания за ней отличались скорее количеством, чем качеством.

– Э‑ э, по рукам, – только и смогла выговорить она.

– Избавься от дуэньи и жди меня в шесть часов.

Нянюшка бросила взгляд на матушку Ветровоск, которая неодобрительно взирала на нее с некоторого расстояния.

– Но она вовсе не моя дуэнья… – начала было нянюшка Ягг.

Однако потом до нее дошло, что Казанунда просто не мог принять матушку Ветровоск за ее дуэнью.

Комплименты и лесть тоже не числились среди достоинств бывших кавалеров нянюшки Ягг.

– Да, хорошо, – сказала она.

– А я пока смешаюсь с толпой, дабы не повредить твоей репутации, – промолвил Казанунда, наклонился и поцеловал нянюшке руку.

От удивления она широко открыла рот. Никто никогда не целовал ей руку, и никто никогда не беспокоился о ее репутации – тем более сама нянюшка Ягг.

Когда второй лучший в мире любовник пристал какой‑ то графине, матушка Ветровоск, наблюдавшая за происходящим с почтительного расстояния[26], добродушно фыркнула:

– Гита Ягг, у тебя нравственность хуже, чем у кошки.

– Перестань, Эсме, ты знаешь, что это неправда.

– Ну, хорошо. Тогда у тебя нравственность, как у кошки.

– Это уже лучше.

Нянюшка Ягг пригладила свои седые кудри и прикинула, есть ли у нее время сбегать домой и надеть пару‑ другую корсетов.

– Гита, мы должны быть начеку.

– Да, да, конечно.

– И не должны допускать, чтобы другие соображения сбивали нас с толку.

– Нет, конечно.

– Ты слышишь, что я говорю?

– Что?

– По крайней мере, ты могла бы сходить и выяснить, почему здесь нет Маграт.

– Хорошо.

Нянюшка Ягг с мечтательным видом удалилась.

А матушка Ветровоск повернулась и…

…Сейчас должны были заиграть скрипки. Должен был смолкнуть людской гомон, а сама толпа должна была естественным образом расступиться, чтобы освободить ей путь к Чудакулли.

Должны были заиграть скрипки. Должно было случиться хоть что‑ нибудь.

А библиотекарь на своем пути к буфету вовсе не должен был наступить на ее ногу костяшками рук, но именно это и произошло.

Однако матушка этого даже не заметила.

– Эсме? – сказал Чудакулли.

– Наверн? – сказала матушка Ветровоск. И тут к ней подскочила нянюшка Ягг.

– Эсме, я видела Милли Хлоду, и она сказала…

Сильнейший удар матушкиного локтя чуть не выбил из нее дух. Нянюшка Ягг быстро уловила суть происходящего.

– А, – сказала она. – Тогда я… Я… Пойду, пожалуй…

Взгляды Чудакулли и матушки снова скрестились.

Мимо опять проковылял библиотекарь, теперь уже с полным набором фруктов.

Матушка Ветровоск не обратила на него ни малейшего внимания.

Казначей, чей разум сейчас находился в средней точке орбиты, товарищески похлопал Чудакулли по плечу.

– Должен сказать, аркканцлер, эти перепелиные яйца удивительно хоро…

– ПОШЕЛ ВОН. Господин Тупс, очень прошу, выуди из его кармана пилюли, а ножи держи подальше.

Их взгляды снова скрестились.

– Так‑ так, – произнесла матушка Ветровоск примерно через год.

– Какой волшебный вечер, – сказал Чудакулли.

– Да. Именно этого я и боюсь.

– Это действительно ты?

– Это действительно я, – подтвердила матушка.

– Ты совсем не изменилась, Эсме.

– И ты тоже, Наверн Чудакулли. Все такой же неисправимый врун.

Они двинулись навстречу друг другу. Между ними проскочил библиотекарь с подносом меренг. Сразу за спинами матушки и аркканцлера по полу ползал Думминг Тупс и собирал рассыпавшиеся пилюли из сушеных лягушек.

– Так‑ так, – сказал Чудакулли.

– Подумать только.

– Мир тесен.

– Именно.

– Ты – это ты, а я – это я. Поразительно. И это здесь и сейчас.

– Да, но тогда было тогда.

– Я послал тебе множество писем, – вспомнил Чудакулли.

– Не получила ни одного.

В глазах Чудакулли появился блеск.

– Странно. Я ведь снабдил их заклинанием о непременной доставке адресату. – Он критически осмотрел матушку с головы до ног. – Эсме, сколько ты весишь? Готов поклясться, в твоем теле ни единой лишней унции.

– Зачем тебе это знать?

– Порадуй старика.

– Девять стоунов.

– Гм‑ м… Должно получиться… Мили три в сторону Пупа будет вполне достаточно… Ты сейчас почувствуешь небольшой крен влево, но, главное, ничего не бойся…

Молниеносным движением он схватил ее за руку. Аркканцлер Незримого Университета почувствовал себя молодым и беззаботным. Университетские волшебники были бы просто поражены.

– Позволь мне унести тебя отсюда.

Он щелкнул пальцами.

Существует закон сохранения массы, который необходимо соблюдать. Это фундаментальное правило магии. Если что‑ нибудь перемещается из пункта А в пункт Б, нечто, что было в Б, обнаружит себя в А.

А еще есть такая штука, как инерция. Диск вращается медленно, различные точки на его радиусах двигаются с разными скоростями относительно Пупа; таким образом, волшебник, перемещающий себя в сторону Края, должен быть готов быстро‑ быстро двигать ногами при посадке.

Перемещение на три мили к Ланкрскому мосту сопровождалось едва ощутимым толчком, к которому Чудакулли был готов, и приземлился он у парапета с Эсме Ветровоск в своих объятиях.

Ну а тролль‑ таможенник, который долю секунды назад мирно отдыхал на этом самом месте, оказался вдруг на полу Главного зала, рухнув прямо казначею на спину.

Матушка Ветровоск посмотрела на бурный поток, после чего перевела глаза на Чудакулли.

– Немедленно отнеси меня назад, – потребовала она. – Ты не имел права так поступать.

– Очень жаль, но у меня кончилась магия. Конечно, мы можем вернуться пешком. Такой приятный вечер. Здесь всегда такие приятные вечера.

– Это было пятьдесят или шестьдесят лет назад! – воскликнула матушка. – Нельзя же вдруг падать человеку на голову и делать вид, будто за эти годы ничего не произошло.

– О, произошло многое, и мне это прекрасно известно, – возразил Чудакулли. – Я, к примеру, стал главным волшебником. Мне нужно только отдать приказ, и тысячи волшебников… не станут мне подчиняться или переспросят: «Что‑ что? », ну, или начнут спорить. Но обратить на меня внимание они обязаны.

– Я как‑ то была в Университете, – сказала матушка. – Толпа жирных мужиков с бородами.

– Все правильно! Это они!

– Многие из них родились в Овцепикских горах, – продолжила матушка. – Я знаю еще несколько мальчишек из Ланкра, которые стали волшебниками.

– Чрезвычайно магическая местность, – подтвердил Чудакулли. – Наверное, есть что‑ то в местном воздухе…

Под мостом бурлил холодный черный поток, который всегда подчинялся силе тяжести и никогда не тек вверх по склону.

– Много лет назад, – сказал Чудакулли, – был даже аркканцлер Ветровоск.

– Слышала. Мой дальний родственник. Я с ним не знакома, – пожала плечами матушка.

Оба они несколько минут смотрели на реку. Периодически бурный поток проносил мимо сломанные ветки.

– А ты помнишь…

– У меня… очень хорошая память.

– Ты никогда не задумывалась, какой могла бы стать твоя жизнь, если бы ты ответила «да»?

– Нет.

– Наверное, мы бы остепенились, обзавелись детьми, потом внуками…

Матушка пожала плечами. В основном подобные слова произносят всякие придурки‑ романтики. Но сегодня в воздухе определенно что‑ то было…

– А как насчет пожара? – спросила она.

– Какого пожара?

– Который сжег дотла наш дом сразу после свадьбы. В огне которого мы оба погибли.

– Какого пожара? Я ничего не знаю ни о каком пожаре.

Матушка повернулась к нему.

– Конечно нет! Потому что его не было. Но все дело в том, что такое могло произойти. Нельзя говорить «если этого не случилось, то могло случиться это», ты ведь не знаешь всего того, что могло произойти. Ты считаешь, что все будет хорошо, но все может стать ужасно. Мы часто говорим «вот если б я…», но желать мы можем все, что угодно. А знать… знать не можем ничего. Все уже в прошлом. Зачем об этом думать? Вот я и не думаю.

– Штаны Времени, – угрюмо произнес Чудакулли.

Он поднял кусок отвалившейся каменной отделки моста и бросил его в воду. Как это обычно происходит, раздался «бульк».

– Что?

– Об этом любят твердить всякие умники с факультета высокоэнергетической магии. Еще волшебниками себя называют! Послушала бы ты их разговорчики. Эти идиоты не узнают волшебный меч, даже если он вопьется кому‑ нибудь из них в коленку. Ох уж эти молодые волшебники! Думают, это они изобрели магию…

– Да? Видел бы ты современных девок, собирающихся стать ведьмами, – фыркнула матушка Ветровоск. – Бархатные шляпы, черная губная помада и кружевные перчатки без пальцев. А нахальства – хоть отбавляй.

Они стояли рядом и смотрели на воду.

– Штаны Времени, – повторил Чудакулли. – Один «ты» спускается по одной штанине, а второй «ты» – по другой. Куда ни погляди, сплошные контининуумы. Вот когда я был молодым, существовала нормальная вселенная, одна‑ единственная, и больше ничего, и волноваться следовало только о том, чтобы из Подземельных Измерений не прорвались какие‑ нибудь Твари. Вселенная была реальной, и ты знал, как себя вести. Теперь же выясняется, что вселенных миллионы. Еще эта кошка поганая, которую можно засунуть в ящик, и она будет живой и мертвой одновременно… И всякое такое. А все вокруг бегают кругами и вопят: как это чудесно, ура, мы нашли еще один квант! А попроси их произнести самое обычное заклинание левитации, на тебя так посмотрят, словно ты выжил из ума. Послушала бы ты, как изъясняется молодой Тупс. Договорился до того, что заявил, будто бы я не пригласил самого себя на собственную свадьбу. Это я‑ то!

Со склона горы молнией взлетел зимородок, почти без всплеска воткнулся в воду и тут же взмыл обратно в воздух с чем‑ то серебристым и извивающимся в клюве.

– Талдычат одно и то же, мол, все происходит одновременно, – угрюмо продолжал Чудакулли. – Словно выбора совсем не существует. Ты просто решаешь, по какой штанине будешь спускаться. Кстати, если верить его словам, мы все‑ таки поженились. Он говорит, что все, что могло случиться, случается на самом деле. То бишь существуют тысячи других меня, которые так и не стали главными волшебниками, и тысячи других тебя, которые отвечали на мои письма. Ха! Для этих ученых юнцов мы – нечто, что могло бы быть. И так считает молодой, растущий человек – это, по‑ твоему, нормально? Когда я только начинал заниматься волшебством, аркканцлером был старикан Спольд – скажи ему кто такие слова, он бы мигом вытянул его посохом. Ха!

Где‑ то далеко внизу с камня спрыгнула лягушка и плюхнулась в речку.

– Конечно, с тех пор утекло много воды.

Постепенно до Чудакулли дошло, что монолог превратился в диалог. Он повернулся к матушке, которая смотрела на реку так, словно первый раз в жизни видела воду.

– Глупо, глупо, глупо… – пробормотала она.

– Прошу прощения? Но я же только…

– Да я не о тебе. Я говорила не о тебе. Глупо! Это я вела себя глупо. Но я не сошла с ума! Ха! А я думала, у меня беда с памятью! Хотя на самом деле это и была беда, только не в том смысле…

– Что?

– Я испугалась! Это я‑ то! Потеряла способность мыслить разумно! Впрочем, наоборот – я мыслила слишком разумно.

– Что?!

– Неважно. Э‑ э, было очень приятно встретиться, милый вечерок и так далее, – сказала матушка. – Но мне пора возвращаться. Давай щелкай пальцами и побыстрее.

Чудакулли несколько обмяк.

– Не могу, – пожал плечами он.

– Но ты же перенес нас сюда.

– В этом все и дело. Я не шутил, когда сказал, что у меня кончилась магия. Эта трансмиграция отнимает почти все силы.

– Раньше, насколько я помню, мы только и делали, что порхали туда‑ сюда, – матушка даже улыбнулась. – Наши ноги едва касались земли.

– Тогда я был моложе. А сейчас один раз – и все.

Скрипнув башмаками, матушка развернулась и решительно зашагала в направлении города. Чудакулли поплелся следом.

– А ты что, куда‑ то торопишься?

– У меня появилось одно очень важное дельце, – не оборачиваясь, ответила матушка.

– Я не знаю, каким могло бы быть другое будущее, – промолвил Чудакулли. – Но, знаешь, попробовать я бы не отказался…

Матушка остановилась. Внезапно она почувствовала огромное облегчение. Рассказать ему о воспоминаниях или нет? Она уже открыла было рот, но передумала. Нельзя. Он тут же расклеится, опять начнет сентиментальничать.

– Я бы стала злой и раздражительной женой, – сказала она.

– Это ясно и без слов.

– Ха! А каким бы стал ты? Мне пришлось бы терпеть твое распутство и пьянство!

Чудакулли даже опешил.

– Распутство?

– Мы говорим о том, что могло бы случиться.

– Но я – волшебник! Нас едва можно назвать распутниками. Это нам запрещено законом. Или правилами. В общем, есть указания…

– Но ты не стал бы волшебником.

– К тому же я почти не пью.

– Запил бы, если б женился на мне.

Он поравнялся с ней.

– Да ты похуже молодого Думминга будешь! – воскликнул он. – Почему ты решила, что все было бы так ужасно?

– Да потому.

– Почему?

– А как по‑ твоему?

– Я первый спросил.

– Извини, я слишком занята, чтобы отвечать на всякие глупые вопросы. Займись‑ ка чем‑ нибудь полезным, господин Волшебник. Ты, например, в курсе, что сейчас в мире творится? Про круги наслышан?

Чудакулли коснулся пальцами полей шляпы.

– О да.

– И тебе известно, что это значит?

– Ну, говорят, круги начинают появляться, когда стенки между реальностями становятся тоньше некуда. А круги – это… какое же слово использовал Тупс? Изорезоны, во. Они соединяют уровни… Что же за глупости он там молол? … Соединяют подобные уровни действительности. Надо ж такую чушь придумать! И через круги можно проникнуть из одной вселенной в другую.

– А ты когда‑ нибудь пробовал это проделать?

– Нет!

– Круг похож на приоткрытую дверь, и для того, чтобы полностью открыть ее, больших усилий не требуется. Это может сделать самая обычная вера. Именно поэтому много лет назад были поставлены Плясуны. Тут нам гномы помогли. Камни эти состоят из громового железа, и в них есть нечто особенное – любовь к железу. Не спрашивай, как она работает. Эльфы ненавидят ее куда сильнее, чем обычное железо. Она… расстраивает их органы чувств, ну, или нечто вроде. Но мысленно ты все же можешь проникнуть на другую сторону и…

– Эльфы? Какие эльфы? Да их же не существует! По крайней мере, настоящих эльфов. Ну, есть, конечно, люди, которые уверяют всех, якобы они эльфы, но…

– Ага. Это потомки эльфов. Между людьми и эльфами возможно кровосмешение, хотя вряд ли таким происхождением стоит гордиться. Но в результате получается раса остроухих тощих типов, которые вечно хихикают и легко обгорают на солнце. Только я говорю не о них. Кто‑ кто, а они совершенно безобидны. Нет, я имею в виду настоящих, диких эльфов, которых мы не видели уже…

Дорога от моста к городу петляла меж высоких скал, поросших лесом так густо, что в некоторых местах ветви деревьев плотно переплетались, образуя как будто крышу. Глинистые обочины заросли плотными колючими кустами, похожими на зеленые буруны.

Вдруг эти самые кусты затрещали.

И на дорогу выскочил единорог.

Тысячи вселенных извивались и сплетались вместе, подобно канату…

Утечки были неизбежны. Представьте себе, сидите вы дома, наслаждаетесь спокойной музыкой, льющейся из дешевого приемника – и вдруг слышите новости на шведском языке. Примерно таким образом можно описать утечку – только в качестве приемника выступает ваш мозг.

Собирать мысли других людей очень сложно, потому что не существует двух разумов, настроенных… э… на одну длину волны.

Но где‑ то там, где переплетаются параллельные вселенные, существуют миллионы и миллионы разумов, похожих на ваш.

Матушка Ветровоск улыбнулась.

Милли Хлода, король и еще пара зевак озабоченно толкались у двери в комнату Маграт, когда ко всей компании присоединилась нянюшка Ягг.

– Что тут случилось?

– Она там, я знаю! – воскликнул Веренс, вертя корону в руках, будто крестьянин – соломенную шляпу: «Ай‑ сеньор‑ мексиканские‑ бандиты‑ напали‑ на‑ наше‑ селение…». – Она рявкнула на Милли, чтобы та убиралась, а потом, как мне кажется, что‑ то бросила в дверь.

Нянюшка Ягг с мудрым видом кивнула.

– Предсвадебный мандраж, – объявила она. – Нормальное явление.

– Но нам уже пора идти! Скоро начнется Представление! – паниковал Веренс. – Она не может его пропустить.

– Ну, не знаю, – пожала плечами нянюшка. – Смотреть, как наш Джейсончик и все остальные прыгают в соломенных париках… То же мне Проставление! Да нет, я понимаю, намерения у них добрые, но это зрелище не для молодой… не для достаточно молодой девушки, которой вот‑ вот под венец идти. А ты просил ее открыть дверь?

– Я сделал даже больше, – буркнул Веренс – Я приказал ей открыть. Я ведь правильно поступил? Что ж я за король, если даже Маграт меня не слушается?

– А, – промолвила нянюшка Ягг после короткого раздумья. – Насколько я понимаю, женской компанией ты избалован не был? Ну, это я в общем смысле…

– Э‑ э…

Веренс нервно закрутил корону. Положение было совсем отчаянным: селение захвачено бандитами, а Великолепная Семерка вдруг решила поехать поиграть в кегли.

– Знаешь, что я тебе скажу, – успокаивающе произнесла нянюшка, похлопывая Веренса по спине, – ты иди, руководи Проставлением, общайся со знатью. А я тут позабочусь о Маграт. Не беспокойся, я трижды хаживала замуж, а уж сколько обручалась – и не сосчитать.

– Да, но она должна…

– Думаю, нам следует пореже говорить «должна», – перебила его нянюшка, – и тогда все мы счастливо доживем до свадьбы. А теперь давайте, проваливайте все!