ДЖИАМО КАЗАНУНДА 4 страница

– Правильно.

Матушка Ветровоск окинула взглядом поросшие лесом холмы, возвышающиеся над городом, и нахмурилась.

– Главная беда в том, – сказала она, – что современные девушки совершенно не умеют мыслить логически. Нужно ведь что? Ясный ум и умение сосредоточиться. Твоя Маграт, например, постоянно отвлекается. А это мешает ей поступать правильно. – Она на мгновение замолчала. – Я чувствую ее, Гита. Чувствую ее, Королеву Фей. Ее разум способен проникать за камни. Вот ведь гадина! Она таки пробралась сюда. Она повсюду. Я чувствую ее везде, куда бы ни направила свои мысли.

– Все будет в порядке. – Нянюшка похлопала ее по плечу. – Увидишь.

– Она ищет лазейку, – повторила матушка.

– Доброе утро, братья, а почему вы так хмуры в сей славный день? – вопросил пекарь Возчик.

Все остальные танцоры в недоумении уставились на него.

– Ты что, какое‑ нибудь лекарство принимаешь? – поинтересовался кровельщик Ткач.

– Просто пытаюсь вжиться в роль, – ответил Возчик. – Так обычно изъясняются городские по… по… повисельники.

– А кто они такие, эти повисельники? – удивился ткач Пекарь.

– Насколько понимаю, они обычно ходят с куртизанами. Так мне кажется, – пожал плечами пекарь Возчик.

– Кстати, я спросил у мамы, кто такие куртизаны, – сообщил Джейсон.

– Да?

– Она сказала, это те, кто по лесам лазает. А вокруг нас сплошной лес, значит, это мы.

– Так мы еще и городские повисельники? – спросил ткач Пекарь.

– Видимо.

– Круто!

– Ну, разговариваем мы совсем не так, как эти козлы в пьесе, – возмутился пекарь Возчик. – Они постоянно упоминают эту самую суету, которая вечно сует. А их шуток я совсем не понимаю.

– А ты и не должен понимать шутки, это же пьеса, – объяснил Джейсон.

– Мои штаны! – закричал вдруг ткач Пекарь.

– Слушай, заткнись и толкай тележку.

– Не понимаю, почему мы не можем показать наш Танец с Палкой и Ведром… – пробормотал другой ткач – Портной.

– Мы не будем показывать этот танец! Я даже слышать о нем ничего не хочу! У меня до сих пор болит колено! Так что заткнитесь все! Еще раз о Танце с Палкой и Ведром услышу…

– Мое брюхо! – снова заорал Пекарь, которого не так‑ то просто было сбить с мысли.

Тележка прыгала по изрытой колеями дороге.

Даже Джейсон вынужден был признать, что танцевать значительно проще, чем лицедействовать. Люди не глазели на тебя и не хихикали. А эти дети… Им только дай повод посвистеть. Ткач и Кровельщик почти открыто бунтовали и умышленно путали слова. Каждый вечер приходилось искать новое место для репетиции.

Даже в лесу невозможно было скрыться. Просто удивительно, и откуда только берутся эти прохожие?

Ткач перестал толкать тележку и вытер пот со лба.

– Я уж думал, у Чертова Дуба нас никто не найдет, – сказал он. – В полумиле от ближайшей тропинки, но, будь я проклят, всего через полминуты там было не протолкнуться от всяких углежогов, отшельников, трапперов, лесорубов, охотников, троллей, сборщиков птичьего помета, хвороста, свинопасов, грибников, гномов, хулиганов и каких‑ то подозрительных типов в длинных плащах. Удивительно, и как это в лесу еще осталось место для деревьев! Ну, куда теперь?

Они подошли к перекрестку – если его можно было так назвать.

– Что‑ то не припоминаю я это место, – сказал браконьер Плотник. – А думал, что знаю все тропки.

– Это потому, что ходишь ты по ним, только когда темно, – подсказал Джейсон.

– Все знают, ясна ночь – услада для тебя, – продекламировал извозчик Кровельщик слова из пьесы.

– Для него любая ночь – услада, – возразил Джейсон.

– Эй, – воскликнул ткач Пекарь, – а мы, по‑ моему, начинаем вживаться в роли!

– Сворачиваем направо, – предложил Джейсон.

– Ни за что. Там сплошной вереск и колючки.

– Тогда налево.

– А там тропинка слишком извилистая, – сказал Ткач.

– Тогда как насчет средней дороги? – предложил Возчик.

Джейсон посмотрел вперед.

«Средняя дорога» действительно существовала, хотя, скорее, это была звериная тропа, петлявшая между тенистыми деревьями. Вдоль нее густо росли колючие кустарники. Зеленая, несколько зловещая тьма сгущалась над тропинкой.

Все его чувства кузнеца встали на дыбы и дружно завопили.

– Э, нет, только не сюда, – помотал головой Джейсон.

– Кончай, – сказал Ткач. – Ну что тебе не нравится?

– А то, что тропка эта ведет к Плясунам, – объяснил Джейсон. – Мама говорила, к Плясунам ходить нельзя, потому что вокруг них зачастую пляшут голые девки.

– Уже не пляшут, – поправил его Кровельщик. – Старая матушка Ветровоск топнула ногой и заставила их надеть штаны.

– Они туда больше не ходят, – подтвердил Возчик. – Так что там будет тихо и безлюдно. Самое то для репетиции.

– Мама говорила, туда никто не должен ходить, – несколько неуверенно возразил Джейсон.

– Да, но, может, она имела в виду, что туда нельзя ходить… с магическими намерениями, – ответил Возчик. – А в наших париках да лохмотьях ничего магического нет.

– Правильно, – согласился Кровельщик. И там нам точно не помешают.

– А кроме того, – подхватил Ткач, – если каким‑ нибудь девчонкам снова приспичит прокрасться туда, чтобы поплясать без штанов, мы их обязательно увидим.

Воцарилась абсолютная задумчивая тишина.

– Наверное, – сказал Кровельщик, выражая тем самым невысказанную точку зрения почти каждого из них, – это наш долг перед обществом.

– Ну‑ у‑ у, – протянул Джейсон, – мама говорила…

– Во всяком случае, – перебил его Ткач, – уж кто бы говорил, да только не твоя мамаша. Мой отец рассказывал, что в молодости она сама частенько бегала без…

– Хорошо, хорошо, – сдался Джейсон перед явным численным превосходством. – Вряд ли какой вред будет, если мы там чуть порепетируем. Это же обыкновенное, как его… притворничество. Но никаких танцев. Тем более, и я хочу, чтобы все это поняли, никаких палок и ведер.

– О, мы будем просто играть, – заверил его Ткач, – ну и следить за ситуацией, конечно.

– Таков наш долг перед обществом, – повторил Кровельщик.

– Ох и сложная это наука, притворничество… – вздохнул Джейсон.

Бим‑ бом‑ блям‑ динь…

Этот звук эхом разнеся над Ланкром.

Взрослые мужчины, копавшиеся в садах, разом бросили лопаты и поспешили укрыться в домах…

Бим‑ бом‑ динь‑ блям…

В дверях появились женщины и принялись отчаянно зазывать детей домой.

…Блям‑ бом‑ динь‑ дон‑ бом…

Захлопнулись ставни. Некоторые мужчины, сопровождаемые испуганными взглядами домочадцев, заливали огонь в очагах и пытались заткнуть мешками дымоходы…

Нянюшка Ягг жила одна, потому что всегда уверждала: пожилые люди должны уважать себя и ни от кого не зависеть. Кроме того, прямо за стенкой спал Джейсон, и его самого или его жену, как там ее, легко можно было разбудить, если хорошенько постучать по балке башмаком, а с другой стороны жил Шон, которого нянюшка заставила натянуть веревку и повесить на нее жестяные банки, при помощи которых его легко можно было вызвать, в случае если мамочке вдруг потребуется помощь сына. Бим‑ блям‑ динь…

Ванной комнаты у нянюшки Ягг не было, зато была жестяная ванна, обычно висевшая на гвоздике на задней стенке уборной. В данный момент нянюшка тащила эту самую посудину в дом. Она проволокла ее через весь сад, задев по пути несколько деревьев, углов и садовых гномиков.

Три большие черные кастрюли стояли на печи. Рядом лежали с полдюжины полотенец, губка, пемза, кусок мыла, второй кусок мыла – вдруг потеряется первый – ковш для выуживания пауков, раскисший от воды резиновый утенок с выпавшей пищалкой, долото для срубания мозолей, большая жесткая щетка, малая жесткая щетка, жесткая щетка на длинной ручке для мытья труднодоступных мест, банджо, какая‑ то штуковина с трубами и кранами, назначения которой никто не знал, и бутылка «Клатчских Ночей» – эссенции для ванн, от одной капли которой трескалась краска.

Блям‑ бом‑ бух…

Каждый житель Ланкра обязан был досконально изучить ритуал омовения нянюшки Ягг – в порядке самообороны.

– Но ведь сейчас еще не апрель! – удивлялись живущие по соседству люди и задергивали шторы.

В доме, что располагался по улице чуть выше хижины нянюшки Ягг, госпожа Тощага схватила мужа за руку.

– Коза осталась на улице!

– Ты с ума сошла! Нет, я туда ни ногой. Ни за что на свете!

– Ты помнишь, что случилось в прошлый раз?! Мы ее едва с крыши стащили, да и то она потом три дня лежала парализованная!

Господин Тощага высунулся из двери. Было тихо. Слишком тихо.

– Наверное, воду наливает, – сказал он.

– У тебя есть пара минут, – предупредила жена. – Давай, или придется целую неделю йогурт пить.

Господин Тощага снял висевший за дверью поводок и пополз к привязанной у изгороди козе. Животное узнало признаки готовящегося банного ритуала и сейчас стояло, в буквальном смысле слова окаменев от ужаса.

Сдвинуть козу с места не представлялось возможным. Пришлось волочь ее на себе.

Послышались далекие, но настойчивые, хлюпающие звуки, затем о край жестяной ванны ударилась пемза.

Господин Тощага перешел на бег.

До его слуха донеслось позвякивание струн настраиваемого банджо.

Мир затаил дыхание.

И это началось, пронеслось, как торнадо над прерией.

– А‑ а‑ а‑ а‑ а‑ и‑ и‑ и‑ и‑ и‑ и…

Три цветочных горшка над дверью по очереди раскололись. Шрапнель просвистела рядом со щекой господина Тощаги.

– А на волшебном посохе – нехилый набалдашник…

Господин Тощага забросил козу в дверь и нырнул следом. Жена быстро задвинула засов.

Вся семья, включая козу, залезла под стол.

Дело было не в том, что нянюшка Ягг плохо пела. Дело было в том, что взятые ею ноты, будучи усиленными жестяной ванной, становились поистине могущественной силой.

Каждый более или менее талантливый певец способен разбить голосом стеклянный бокал, но нянюшка своим верхним «до» растирала стекло в порошок.

Члены ланкрской команды по народным танцам с мрачным видом сидели на траве и передавали друг другу глиняный кувшин. Репетиция не удалась.

– Не получается что‑ то… – промолвил Кровельщик.

– По‑ моему, это совсем не смешно, – откликнулся Ткач. – Сомневаюсь, что король помрет со смеху, увидев, как мы изображаем толпу повисельных куртизанов.

– У тебя, кстати, хуже всего получается, – сказал Джейсон.

– А у нас и не должно получаться. Как сказано в этих бумажках, мы – повисельные куртизаны, которые пытаются изображать из себя актеров и у которых ничего не получается, – возразил Ткач.

– Да, но у тебя совершенно не получается сыграть человека, у которого ничего не получается, – откликнулся Жестянщик. – Не знаю почему, но не получается. Вряд ли утонченные дамы и господа…

Порыв ветра, пролетевшего над пустошью, принес запах льда.

– …Будут смеяться потому, что у нас не получается сыграть людей, которые не умеют играть.

– Я вообще не понимаю, что может быть смешного в толпе грубых куртизанов, пытающихся изображать артистов, – хмыкнул Ткач.

Джейсон пожал плечами.

– Здесь говорится, что все господа… Очередной порыв ветра и оловянный привкус снега…

– …В Анк‑ Морпорке хохотали над этой пьесой несколько недель кряду, – сказал он. – Она шла на Брод‑ авеню целых три месяца.

– А что такое Брод‑ авеню?

– Там находятся все основные театры. «Дискум» – главный из них.

– В Анк‑ Морпорке палец покажешь – и будут смеяться, – буркнул Ткач. – Там, небось, нас всех деревенскими дурнями считают. Ведрами хлещем укипаловку, распеваем дурацкие народные песни – ну что с нас взять? У нас ведь всего три мозговые извилины, да и те прижались друг к другу, чтобы согреться…

– Кстати об укипаловке, кувшин передай.

– Сволочи зажиревшие!

– Ну! Они, наверное, не знают, каково это, холодной зимней ночью засунуть руку по плечо в коровью задницу. Ха!

– Во‑ во, да откуда им это… Кстати, о чем ты говоришь? У тебя же нет коровы.

– Нет, но я‑ то знаю, каково это.

– А‑ а… А еще… Еще… Еще они не знают, каково это идти по залитому навозом двору, они, небось, не переживали ужасного момента, когда один сапог уже завяз, а ты стоишь и болтаешь ногой, точно зная: куда бы ты ее ни поставил, все равно провалишься.

Глиняный кувшин нежно побулькивал, когда его передавали из одних нетвердых рук в другие.

– Точно, эт' точно. А ты видел, видел, как они пляшут? Повеситься можно…

– Что, пляшут в городе?

– Ну, по крайней мере в Сто Гелите. Толпа жирных волшебников и купцов. Целый час наблюдал за ними, а они даже ни разу животами не коснулись…

– Придурки городские. Понаедут сюда, отнимут нашу работу…

– Не глупи. Откуда им знать про настоящую работу?

Снова забулькал кувшин, но уже более глухо, указывая на то, что пустоты в нем куда больше, чем укипаловки.

– И они никогда не залезали по плечо…

– Дело в том… В том… Дело… Оно в том… Ха! Они еще имеют наглость смеяться над приличными грубыми куртизанами! Это… Оно… Того… О чем это я? Ну… Как его… В общем, эта пьеса о том, как толпа повисельных… как их, этих, мерзавцев лезут из кожи вон, чтобы поставить пьесу о толпе дам и господ…

Холод в воздухе, колючий, как льдинки…

– Не, все‑ таки в пьесе чего‑ то не хватает…

– Правильно.

– Мистического элемента.

– Во‑ во. А я… Думаю… Я думаю… Сюжет нужен, во! Чтоб все по домам расходились, посвистывая от удивления. Ага, точно!

– И играть нужно здесь, на свежем воздухе. Под небом, на фоне холмов.

Джейсон Ягг нахмурил брови. Впрочем, они всегда были нахмуренными, когда Джейсон размышлял о сложности мира. Только работая с железом, он точно знал, что нужно делать. Наконец Джейсон Ягг поднял трясущийся палец и попытался сосчитать своих, как их… трагичных актеров. Учитывая то, что к тому времени кувшин почти опустел, это потребовало значительных усилий. В среднем получалось, что рядом с ним сидели еще семь человек. Но его терзало некое смутное, мучительное чувство… Что‑ то было не так.

– Здесь? – неуверенно переспросил он.

– Хорошая мысль, – кивнул Ткач.

– Разве это не твоя мысль? – удивился Джейсон.

– Я думал, это ты предложил.

– А я думал, что ты.

– Какая разница, кто что предложил?! – воскликнул Кровельщик. – Хорошая идея. Кажется очень правильной.

– А что такое этот, как его, мифтический элемент?

– Так как правильно – мифтический или мифический?

– Какая разница? Главное – нам его не хватает, – со знанием дела промолвил театральный эксперт Ткач. – Мифика – это очень важно.

– Моя мама предупреждала… – начал было Джейсон.

– Да не будем мы здесь плясать, – заверил его Возчик. – Я понимаю, ты не хочешь, чтобы люди шлялись тут, вокруг камней, сами по себе и всякой волшбой занимались. Но что плохого, если сюда придут все сразу? Ну, то есть король и прочие. И твоя мама тоже. Ха, мимо нее‑ то, небось, беспорточным не проскользнешь!

– Да нет, вы не поняли… – возразил Джейсон.

– И эта, другая, она ведь тоже здесь будет, – сказал Ткач.

Все разом подумали о матушке Ветровоск.

– Честно говоря, боюсь ее до смерти, – наконец промолвил Кровельщик. – Она словно насквозь тебя видит. Хотя славная женщина, славная, слова дурного о ней не скажешь! – крикнул он, а потом уже значительно тише добавил: – Говорят, по ночам она перекидывается в кролика или, к примеру, в летучую мышь и бродит по округе. Ну, то есть форму меняет. Я, конечно, не верю во все эти россказни! – снова заорал он, потом опять понизил голос: – Но старый Визен из Ломтя сам мне рассказывал. Попал он однажды кролику в ногу, а на следующий день она, проходя мимо, как скажет «Ой! » да как влепит ему оплеуху…

– А мой папаша, мой папаша рассказывал, – заторопился внести свою лепту Ткач, – вел он однажды на продажу старую корову, а та вдруг возьми да приболей, да свались прямо посередь дороги. А дело было неподалеку от хижины этой славной женщины. Ну, корову он, конечно, поднять не сумел, потому и пошел за подмогой. Так вот, постучал он в дверь, а она открыла ему и говорит, тогда как он и слова не успел вымолвить: «Что, – говорит, – Ткач, корова заболела? » Вот так… А потом и говорит…

– Это что, ты о той пятнистой корове рассказываешь? – перебил его Возчик.

– Нет, пятнистая была у моего дяди, а у папаши была со сломанным рогом, – ответил Ткач. – Так вот…

– Пятнистая она была, готов поклясться! – помотал головой Возчик. – Помню, папаша мой все глядел на нее из‑ за нашей изгороди и приговаривал: экие, мол, красивые пятна на корове, сейчас таких пятен уже и не найдешь… У вас тогда еще поле старое было, возле Капустного колодца.

– Не было у нас там поля, – возразил Ткач. – У моего двоюродного брата было, а у нас нет. Так вот…

– Ты уверен?

– Так вот! – повторил Ткач. – Она и говорит: «Погоди, дам я тебе кое‑ что». Уходит на кухню, приносит две такие большие красные пилюли и…

– Да не, ваше это поле было! – настаивал на своем Возчик.

– …И протягивает ему одну из пилюль. «Вот, – говорит. – Подними своей старой корове хвост и засунь пилюлю туда, куда солнце не светит. Ровно через полминуты она вскочит да побежит так быстро, как в жизни не бегала». Ну, папаша поблагодарил ведьму, уже уходить собрался, но потом сообразил‑ таки спросить. «А зачем, – спрашивает, – вторая пилюля‑ то? » Она так хитро посмотрела на него и говорит: «Ну, тебе ведь захочется ее догнать, верно? »

– Рядом с Ломтем есть одна очень глубокая долина, – глубокомысленно изрек Возчик.

Все недоуменно воззрились на него.

– Ты это о чем? – спросил Ткач.

– Прям за горой, – продолжал Возчик, понимающе кивая. – Там всегда тень. Наверное, она эту долину имела в виду. Место, куда солнце не светит. Далековато, конечно, нести пилюлю, но ведьмы знают, что говорят.

Ткач весело подмигнул остальным.

– Послушай, она ж имела в виду то место… куда обезьяна засовывает орех.

Возчик покачал головой.

– В Ломте никаких обезьян нет, – уверенно сказал он. Но потом лицо его растянулось в улыбке. – О, я все понял! Это она так шутила!

– Ох уж эти писаки из Анка! Чес' слово, знают нас как облупленных. Передай‑ ка мне кувшин.

Джейсон снова огляделся. Беспокойство его усиливалось. В руках, привыкших к ежедневной работе с железом, возник какой‑ то неприятный зуд.

– Ребята, по‑ моему, нам пора по домам, – с трудом проговорил он.

– Какая красивая ночь, однако… – мечтательно сказал Пекарь, не двигаясь с места. – Смотри, как мерцают звезды.

– Хотя чуть похолодало, – возразил Джейсон.

– И пахнет снегом, – добавил Возчик.

– О да, – согласился Пекарь. – Вот именно. Снег в середине лета. Там, куда солнце не светит, всегда так…

– Слушай, заткнись, а? – поморщился Джейсон.

– Да что это с тобой?

– Да все! Нас не должно быть здесь! Неужели вы ничегошеньки не чувствуете?

– Сядь, – велел Ткач. – Успокойся, все в порядке. Лично я ничего не чувствую, кроме воздуха. И в кувшине еще немножко укипаловки осталось.

Пекарь откинулся на спину.

– Я вспомнил старую историю. Об этом самом месте, – возвестил он. – Однажды один человек охотился здесь и заснул.

В темноте забулькал кувшин.

– Ну и что? – поинтересовался Возчик. – Я, например, каждую ночь засыпаю. Что в этом особенного?

– Но этот человек, проснувшись и вернувшись домой, увидел, что жена его живет с другим, а дети знать не знают, кто он и как звать…

– Со мной такое почти каждый день случается, – мрачно заметил Ткач.

Пекарь принюхался.

– Слушайте, а ведь правда пахнет снегом. Чуете? Такой резкий запах…

Кровельщик прилег и положил голову на руку.

– А я вот что скажу… Если б точно знать, что моя старуха выйдет замуж за другого, а мои оболтусы наконец отвалят и перестанут обжирать мою кладовую, – честно говоря, я бы стрелой примчался сюда с одеялом. У кого кувшин?

Джейсон сделал глоток укипаловки и сразу почувствовал себя значительно лучше. Видимо, едкая жидкость добралась‑ таки до нервов и растворила их напрочь.

Однако, собравшись с силами, он все же вынес на общий суд заманчивое предложение:

– Эй, ребят, у меня в кузнице охлаждается в корыте еще один кувшин. Ну, что скажете? Может, все пойдем туда? Ребят? Эй, ребят?

Но в ответ он услышал только храп.

– Эх, ребята…

Джейсон встал.

Звезды в небе закружились.

Джейсон мягко упал на спину. Кувшин вылетел из его рук и покатился по траве.

Звезды ярко мерцали, а ветер был холодным и пахнул снегом.

Король обедал в одиночестве, то есть, иными словами, он обедал на одном конце стола, а Маграт – на другом.

Однако им все же удалось встретиться у камина, чтобы выпить по бокалу вина.

В такие моменты они не знали, что сказать друг другу, поскольку еще не привыкли проводить время в обществе другого человека. Таким образом, разговоры их были весьма загадочными.

И касались в основном предстоящей свадьбы. Королевская свадьба отличается от свадьбы простолюдинов. Во‑ первых, у вас уже все есть. Традиционный список свадебных подарков, включающий полный комплект столовых приборов и столовый же сервиз на двенадцать персон, выглядит несколько неуместно, если у вас уже имеется замок с таким количеством полностью обставленных комнат, что многие пришлось закрыть, и в них даже, в строгом соответствии с теорией эволюции, развились особые виды пауков. Но вы не можете попросить гостей сложиться и подарить вам, скажем, Армию в Красно‑ Белых Мундирах, чтобы она подходила к обоям на кухне. Члены королевской семьи, когда женятся, получают либо мелкие подарки, типа замысловатых яиц с часовым механизмом, либо громоздкие, крупные предметы, типа герцогинь.

Во‑ вторых, есть еще список гостей. Даже на обычной свадьбе с ним возникают значительные сложности, и трудности эти связаны с престарелыми родственниками, которые истекают слюнями и потеют, братьями, которые становятся агрессивными после первой же рюмки, и разными людьми, которые не разговаривают с другими людьми из‑ за того, Что Те Сказали О Нашей Шэрон. Это что касается обычной свадьбы, а члены королевской семьи вынуждены иметь дело с целыми странами, которые становятся агрессивными после первой рюмки, с целыми королевствами, которые Разорвали Дипломатические Отношения с другой державой, после того как Кронпринц Сказал Это О Нашей Шэрон.

Тем не менее Веренсу удалось со всем этим разобраться, однако следовало еще учитывать проблему различных видов, населяющих Диск. Гномы и тролли, живущие в Ланкре, неплохо ладили друг с другом, поскольку не имели общих дел, но слишком большое их количество, собранное под одной крышей, особенно если спиртное течет рекой и особенно если оно течет в направлении гномов, могло привести к тому, что одни принялись бы Отрывать Руки другим опять‑ таки потому, что Их Предки Сказали О Нашей Шэрон.

Ну а в‑ третьих…

– Как та девушка, которую сюда принесли?

– Я велела Милли присматривать за ней. А что там делает эта парочка?

– Понятия не имею.

– Но ты же король.

Веренс смущенно поежился.

– А они – ведьмы. Что‑ то не хочется задавать им лишние вопросы.

– Почему?

– Они же могут ответить. И что мне тогда делать?

– О чем хотела поговорить с тобой матушка?

– Ну, ты знаешь… так… о всяком.

– Не о… сексе?

Лицо Веренса вытянулось – так обычно выглядит человек, который готовился к лобовой атаке, но вдруг узнал, что что‑ то мерзкое происходит за его спиной.

– Нет! Что ты… А почему ты спрашиваешь?

– Нянюшка пыталась дать мне материнский совет. Мне ничего не оставалось делать, кроме как прикинуться дурой. Подумать только, они относятся ко мне как к неопытной девчонке.

– О нет, ни о чем подобном мы не говорили.

Некоторое время они молча сидели рядом с огромным камином, оба красные от смущения.

– Э‑ э… а ты заказал эту книгу? – немного погодя спросила Маграт. – Ну, ту самую… с гравюрами?

– О да. Да, заказал.

– Ее уже должны были прислать.

– Почтовая карета приезжает раз в неделю. Завтра, наверное, будет. Мне самому надоело бегать наперегонки с Шоном, чтобы перехватить ее.

– Ты – король. Можешь приказать ему не бегать.

– Мне не хочется это делать. Он так остро все воспринимает.

Огромное полено, горящее в камине, хрустнуло и развалилось надвое.

– А разве можно заказать книги об… этом?

– Можно заказать книги о чем угодно.

Оба, как по команде, уставились на огонь. «Ей не нравится быть королевой, – подумал Веренс. – Я это вижу. Но когда выходишь замуж за короля, становишься королевой. Так во всех книгах сказано…»

А Маграт тем временем думала: «Он был таким милым, когда носил колпак с серебряными бубенчиками и спал на полу перед дверью хозяина. Тогда я могла разговаривать с ним, ничего не стесняясь…»

Веренс хлопнул в ладоши.

– Ну, похоже, мы все обсудили. Завтра будет тяжелый день, приезд гостей и все такое прочее.

– Да, день будет длинным.

– Почти самым длинным. Ха‑ ха.

– Да.

– Наверное, грелки в наши постели уже положили…

– Шон научился с ними справляться?

– Надеюсь. Во всяком случае, больше одеял я навалить на себя не могу.

Зал был действительно большим, тени прятались по углам, собирались кучками.

– Должно быть, – очень медленно произнесла Маграт, не отрывая глаз от пламени, – в Ланкре было не очень много книг. До этого времени.

– Грамотность – великое дело.

– Люди как‑ то обходились без них.

– Да, но делали все неправильно. Все по старинке да по старинке…

Маграт смотрела на огонь. «Ну да, с фантазией в Ланкре всегда было туго», – подумала она.

– Что ж, пора уже ложиться, как ты думаешь?

– Думаю, ты права.

Веренс снял два серебряных подсвечника и зажег свечи вощеным фитилем. Один подсвечник он передал Маграт.

– Тогда спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Они поцеловались, развернулись и разошлись по своим спальням.

Простыни на кровати Маграт как раз начинали дымиться. Она вытащила грелку и выбросила ее в окно.

А потом с ненавистью посмотрела на свой гардероб, который почему‑ то одновременно служил и уборной.

Маграт, вероятно, была единственным человеком в Ланкре, которого волновали проблемы биопереработки. Все остальные придерживались простого принципа: сгниет все, что угодно – только время дай.

Дома у Маграт – вернее, там, где она раньше жила – уборная располагалась в дальнем конце сада. Маграт она нравилась. Ведерко золы – и все проблемы решены. К тому же в уборной на гвоздике висел прошлогодний «Ещегодник», который всегда можно было почитать, заскучав, а на двери был красивый вырез в виде виноградной грозди. Раз в несколько месяцев Маграт копала другую яму и просила кого‑ нибудь помочь перенести будочку на новое место.

Но что представлял собой местный гардероб, он же туалет? Это была небольшая ниша с деревянным сиденьем, расположенным над квадратным отверстием, которое вело в самый низ крепостной стены, в своего рода яму, где раз в неделю происходила биопереработка посредством органо‑ динамического процесса, более известного под названием «Шон Ягг и его тачка». Это Маграт еще могла понять. Это некоторым образом вписывалось в общую теорию знати и простонародья.

Но что ее шокировало, так это крючки и вешалки в уборной, которая почему‑ то служила еще и гардеробом.

Да, да, крючки и вешалки предназначались именно для одежды. Как объяснила Милли, здесь хранились наиболее дорогие меха и платья. А коварную моль отгонял сквозняк из отверстия и… запах[18].

Но Маграт решительно пресекла эту порочную практику.

Она лежала в постели и смотрела на потолок.

Конечно, она хотела выйти замуж за Веренса, даже несмотря на его безвольный подбородок и слезящиеся глаза. Сейчас, во мраке ночи, Маграт понимала, что не имеет права быть привередливой, к тому же не каждой девушке удается заполучить в мужья короля.

Просто ей он больше нравился, когда был шутом. Есть что‑ то привлекательное в мужчине, который позвякивает при ходьбе.

А теперь в будущем ее ждали плохо сотканные гобелены да сидение у окна с задумчивым видом.

Она досыта наелась томами по этикету и всевозможными родословным, а Твурповская «Книга Пэров Питнадцати Гор и равнины Сто» преследовала ее во сне.

Но, чтобы стать настоящей королевой, все это нужно выучить. Длинная галерея была забита подобными трудами, а Маграт и до середины ее не добралась. Как обращаться к троюродному брату графа? Что означают картинки на щитах, все эти смотрящие назад или идущие с поднятой правой передней лапой и косящиеся вправо львы?

А одежда? Мантилью Маграт решительно отвергла, но большая остроконечная шляпа с длинным шарфом позади ей тоже не сильно нравилась. Может, на ком‑ то эта шляпа и смотрится, но Маграт в ней выглядела так, словно ей на шею кто‑ то уронил большую порцию мороженого.