Терри Пратчетт 8 страница

– Что‑ что? А, ну конечно, конечно…

Обе старшие ведьмы замолчали и стали встревоженно следить за тем, как перемещается их младшая подруга по торфяной пустоши. Маграт с вялым, отсутствующим лицом тащила за собой несколько кустиков сушеного утесника.

– Что‑ то она сегодня сама на себя не похожа, – заметила нянюшка Ягг.

– Да, какая‑ то другая. Может, перевоспитывается? – жестко ответила матушка, присаживаясь на валун. – Костер‑ то она должна была собрать еще до нашего прихода. Ее прямая обязанность.

– Ну, это она не со зла, не нарочно, – сказала нянюшка Ягг, задумчиво глядя в спину Маграт.

– Я, когда молодая была, тоже ничего дурного не делала, но это не мешало тетушке Фильтер костерить меня почем зря. Пока ведьма молодая, она должна за троих работать, сама знаешь. И мы с тобой в свое время это прошли. А теперь полюбуйся на нее. Даже шляпу носить не хочет. Как народ поймет, кто она такая?

– У тебя что‑ то стряслось, Эсме? – неожиданно спросила нянюшка Ягг. Матушка угрюмо кивнула:

– Гостей сегодня принимала.

– Вот и я тоже.

Как ни была матушка поглощена собственными напастями, слова приятельницы немного расшевелили ее.

– Каких гостей? – поинтересовалась она.

– Городского главу Ланкра, всяких старейшин… Не нужен нам, говорят, такой король. Хотим‑ де короля, которому доверять можно.

– А лично я бы никогда не стала верить королю, которому вдруг поверили старейшины, – отозвалась матушка.

– Оно, конечно, так, но сама глянь, что творится! Скоро все хай поднимут. Налоги дерут, людей за просто так убивают. А этот новый сержант, смотрю я, не прочь пожечь дома. Старик Веренс хоть и жег, но, сама знаешь, как это… ну…

– Да ясно, ясно. Он куда прочувственнее к своему делу относился, – кивнула матушка. – От души действовал. А народ любит, когда его ценят.

– Флем возненавидел королевство, – продолжала нянюшка. – Все об этом говорят. А когда к нему с какой‑ нибудь просьбой приходишь, он, по слухам, уставится на тебя, ладоши потирает да все щекой дергает…

Матушка почесала подбородок.

– Ну а старый король? Орал на всех благим матом и гнал в шею из замка. И всегда приговаривал, что, мол, на лавочников и прочий мелкий сброд времени у короля нет, – произнесла матушка тоном, ясно указывающим на личное одобрение подобной позиции.

– Но ведь он обставлял все… как‑ то по‑ благородному, – высказалась нянюшка Ягг. – И потом…

– Королевство встревожено, – вдруг обронила матушка.

– Ну да. Это я и имела в виду.

– Я не о людях говорю, а о королевстве.

Матушка, как могла, подробно посвятила приятельницу в суть происшедшего. Та перебила ее лишь пару раз, уточняя те или иные подробности.

О том, чтобы подвергнуть сомнению правдивость рассказа, и речи не шло. Матушка Ветровоск никогда не была замечена в подтасовке фактов.

Дослушав до конца, нянюшка Ягг издала протяжное:

– М‑ да‑ а‑ а…

– Вот и я о том же.

– С ума сойти можно.

– Не говори.

– Ну а куда потом они все подавались?

– Разошлись. Оно их ко мне привело, оно их и отпустило.

– И что, никто никого так и не сожрал?

– Да вроде не заметила.

– Забавно.

– Вполне.

Нянюшка Ягг проводила взглядом последние лучики солнца.

– Воля твоя, но королевства, по‑ моему, так себя не ведут. В других королевствах как? Помнишь, мы в театре были? Короли режут и травят друг друга почем зря, а королевство от этого всякую пользу имеет. Не понимаю, чего наше‑ то вдруг взбунтовалось?

– Давненько оно тут…

– Можно подумать, оно одно такое, – возразила нянюшка Ягг и добавила с интонацией великовозрастного студента: – Земля всегда находится там, где находится, и ни шагу с места. Это и называется географией.

– Это верно, если ты говоришь о земле, – ответила матушка. – А с королевством все иначе. Королевство – штука мудреная. Тут много чего намешано. Идеи. Верность. Память. А потом из всех этих штуковин появляется новая форма жизни. Скорее даже не просто форма жизни, а живая идея.

И складывается она из всего, что только есть в королевстве живого, а также из того, что народ себе соображает. И еще из того, что он думал раньше, еще до нашего рождения.

Маграт с отсутствующим выражением лица сооружала костер.

– Вижу, ты долго голову ломала, – медленно проговорила нянюшка Ягг, тщательно подбирая каждое слово. – Получается, королевству этот король не понравился. Значит, оно хочет себе кого получше, да?

– Нет! То есть да. Слушай, – матушка нагнулась поближе к приятельнице, – у королевства все не как у людей. Не может кто‑ то ему нравиться больше, а кто‑ то – меньше. Понимаешь, в чем дело?

Нянюшка немного задрала голову.

– Оно вроде как по‑ другому чувствует? – осторожно предположила она.

– Ему безразлично, хороший ты человек или плохой. Спроси его об этом, и оно даже сказать ничего не сможет. Это все равно что у тебя спросить – хороший этот муравей или плохой. Но все равно королевству нужен король, которому королевство небезразлично.

– Так‑ то оно так, но… – озадаченно пробормотала нянюшка Ягг. Ее все больше пугали тлеющие искорки, прыгающие в глазах у матушки. – Толпы народу переубивали друг друга, чтобы сделаться королем Ланкра. Как только не изощрялись, чего только не выдумывали…

– Да ерунда это! Ерунда! – замахала руками матушка Ветровоск. – Гляди сюда, объясняю еще раз. – Матушка вытянула руку и принялась загибать пальцы: – Во‑ первых, короли друг другу глотки режут, потому что таков их жизненный удел и им от него никуда не деться. Это даже убийством не считается. И во‑ вторых, они проливают кровь во благо королевства. Что очень важно. Ну а новый наш просто до власти алчный, а королевство свое ненавидит…

– Знаете, мне королевство чем‑ то собаку напоминает, – вдруг заговорила Маграт.

Матушка было обернулась к ней, намереваясь учинить нахалке суровую отповедь, но вдруг черты ее лица разгладились.

– Да, есть что‑ то общее, – признала она. – Собаке главное, чтобы хозяин ее любил, а хороший он человек или плохой, ей начхать.

– Ладно, что мы имеем? – сказала нянюшка Ягг. – То, что на Флема уже все королевство зуб точит. А нам как себя вести?

– Никак. Сама знаешь, мы ни в какие дрязги не встреваем.

– Так ведь ты сама ребенка спасла, – напомнила нянюшка.

– Это еще не вмешательство!

– Называй это как хочешь, – ответила нянюшка. – Почем знать, может, он в один прекрасный день сюда заявится? За своим уделом. Ты же предложила спрятать корону. Помяни мое слово, вот вместе они и заявятся… Чай готов, Маграт?

– А как ты будешь разбираться со своими старейшинами? – спросила матушка.

– Я им сказала, чтобы меня они в это дело не впутывали. Так и сказала: один раз магию выпустишь, потом костей не соберешь. Сама знаешь.

– Знаю, конечно… – промолвила матушка, и голос ее дрогнул под бременем тяжких раздумий.

– Только я тебе честно должна признаться. Им мой ответ не понравился. Уходя, они что‑ то все бурчали под нос.

Тут в беседу снова вклинилась Маграт:

– А вы знаете… Шута, который еще в замке живет?

– Это маленький такой, с плутоватыми глазками? – уточнила нянюшка Ягг, радуясь тому, что разговор повернул в менее шероховатое русло.

– Да не такой уж он и маленький, – возразила Маграт. – Вы не знаете точно, как его зовут?

– Шутом и зовут, а как еще? – удивилась матушка. – Не мог найти себе более мужское занятие… Бегает с бубенцами, как коза.

– Мать у него была из Ведунсов, что живут за Черностекольным трактом, – вмешалась нянюшка Ягг, чье знание генеалогии ланкрских семейств уже вошло в поговорку. – Красива была в молодости – страсть! Сколько сердец разбила – всех и не счесть. Что ни день, то скандал. Грызня, перья летят… Но матушка дело говорит. Если Шутом назвался, Шутом и помирать будешь.

– А чего это ты им так заинтересовалась? – спросила матушка.

– М‑ м‑ м… Тут одна девушка из нашей деревни хотела разузнать про него… – проговорила Маграт, становясь пунцовой по самые кончики ушей.

Нянюшка Ягг крайне выразительно откашлялась и подмигнула матушке Ветровоск. Та в свою очередь громко фыркнула.

– А чего, работа надежная. Денежная… – заявила нянюшка.

– Вот именно. Целый день с утра до вечера бубенцами звенеть. Отличный муж, ничего не скажешь.

– Зато, если пропадет, всегда будешь знать, где искать, – возразила нянюшка Ягг. – По звону бубенчиков на него и выйдешь.

– Никогда не верь человеку, у которого на голове рога, – провозгласила матушка.

Маграт поднялась с места, вздохнула, собрала в кулак все самообладание – собиралось которое крайне неохотно – и вздернула подбородок:

– Вы просто выжившие из ума старухи. Я иду домой. – И, не промолвив больше ни слова, зашагала по тропинке, ведущей к деревне.

Две ведьмы некоторое время молча таращились друг на друга.

– Дожили! – первой отреагировала нянюшка Ягг.

– Это все книжки, – заметила матушка. – Мозги себе перегрела. Надеюсь, это не ты ее науськала?

– Ты это о чем?

– Сама знаешь. Нянюшка выпрямилась:

– А если и я? Не может же девчонка всю жизнь незамужней ходить, если тебе так больше нравится. Кроме того, если б у людей дети не рождались, где бы были мы с тобой?

– Ты обыкновенную девчонку с ведьмой не равняй, – проговорила матушка, также расправляя плечи.

– Любая девчонка может стать ведьмой, – парировала нянюшка.

– Может, если головой чуть‑ чуть поработает, вместо того чтобы бросаться на всех мужиков подряд, как ты советуешь.

– А что, идти против своей натуры? Вот если бы ты в свое время попробовала…

– Попробовала что? – тихо и медленно уточнила матушка.

Обе ведьмы ошарашенно таращились друг на дружку. Некое жгучее, саднящее чувство, поднимающееся из потайных недр земли, терзало их, и они понимали, что то, что сейчас началось, лучше закончить побыстрее.

– Я тебя молодой‑ то хорошо помню. Зануда была страшная, – мрачно пробормотала нянюшка Ягг.

– Зато не перемяла собой все окрестные сеновалы… Отвратительно это, вот что я скажу. И не я одна так думала.

– А ты что, со свечкой стояла? – огрызнулась нянюшка.

– Да о тебе вся округа говорила.

– Ну, тебя‑ то тоже славой не обделили! Знаешь, как тебя звали? Обмороженной Бабой! Что, не слыхала?

– А уж твоим прозвищем я даже губы марать не буду.

– Ой ли? – взвизгнула нянюшка. – Так послушай, что я тебе скажу, милая моя…

– Не смей разговаривать со мной таким тоном! Я ни в жизнь ничьей милой не была и не буду…

– Вот и я тебе о том же!

Последовал второй раунд молчания, в течение которого обе стороны, едва не приставив нос к носу, поедали друг дружку страшными взглядами, однако недружественность данного молчания была на порядок напряженнее, чем в предыдущем случае. На подобного рода молчании можно запросто поджарить индейку. Возобновления перепалки ожидать уже не приходилось – дело принимало скверный оборот, и все перепалки остались далеко позади. Обе ведьмы изрыгали теперь лишь глухие, полные угроз реплики.

– И чего мне взбрело в голову Маграт послушаться? – сетовала матушка. – Шабаш! Смехота, да и только! Всякая шушера на него слетается, нормальную ведьму и не встретишь…

– Рада, подружка, что мы с тобой по душам поговорили, – прошипела нянюшка. – Полезно хоть раз в жизни правду услышать. – Тут она опустила взор.

– О, да вы, мадам, забрели на мою территорию…

– «Мадам»?!

В этот миг их ушей достиг отдаленный раскат грома. Нестихающая ланкрская буря, совершая обход предгорий, подтягивалась к высокогорью, чтобы порезвиться там ночку‑ другую. Последние лучи солнца вспыхнули багрянистым оловом, и крупные дождевые капли застучали по остроконечным шляпам ведьм.

– Ладно, некогда мне здесь рассиживать, – рявкнула матушка Ветровоск. – Своих дел невпроворот.

– Вот и у меня тоже, – сообщила нянюшка.

– Спокойной ночи.

– Тебе того же.

И, развернувшись друг к дружке спинами, ведьмы зашагали каждая своей тропинкой.

Полночный ливень стучал в зашторенные окна домика, а Маграт целеустремленно пролистывала книги тетушки Вемпер, посвященные предмету, который, за неимением более подходящего термина, можно было бы обозначить как «естественная магия».

Старая ведьма славилась собирательством подобного рода наблюдений и большинство из них сумела сохранить для потомков в письменном виде – к немалому изумлению знавших ее соратниц (ведьмы, хоть и обучены грамоте, крайне редко находят ей применение). И все же целые фолианты исписанных мелким, убористым почерком страниц, скрупулезнейшим образом повествующих о результатах кропотливых изысканий в прикладной сфере магии, лежали теперь перед ее ученицей. Тетушку Вемпер без преувеличения можно было назвать ведьмой‑ испытательницей[8].

Маграт же в данную минуту интересовали материалы, посвященные любовным чарам. Каждый раз, закрывая глаза, она видела перед собой красно‑ желтую фигуру. По отношению к этой фигуре надо было применять неотложные меры.

Хлопнув громоздким переплетом, Маграт закрыла фолиант и углубилась в свои записи. Вначале предстояло выяснить его имя. Здесь она предполагала задействовать известный фокус с очищенным яблоком. С яблока снималась кожура – одной длинной полоской, – затем эту полоску гадающий бросал себе за плечо. При приземлении она должна была принять начертание имени возлюбленного. Миллионы девушек, что пытались гадать подобным образом, неизменно убеждались в полнейшей несостоятельности этого способа – за исключением тех немногих случаев, когда возлюбленного звали Спспс. Но способ не действовал лишь потому, что брали не те яблоки, тогда как надо было использовать лишь экземпляр полузрелой «вечерней зорьки», сорванной за три минуты до полуночи первым морозным осенним днем и очищенной, что важно, левой рукой с применением серебряного ножа с лезвием, ширина которого не превышает полдюйма. Тетушка Вемпер, проведя в свое время бесчисленное количество испытаний, пришла в этом смысле к абсолютно однозначному заключению. Маграт же предусмотрительно сохранила несколько готовых образцов из наследства наставницы, так что могла немедленно приступить к делу.

Издав глубокий вздох, она перебросила кожуру через плечо. И медленно повернулась.

«Я – ведьма, – твердила она себе. – Сейчас я в очередной раз использую свои силы. Поэтому у меня нет и не может быть ни малейших оснований для беспокойства. Вообще, возьми‑ ка себя в руки, девочка. Вернее – женщина».

Наконец взгляд ее пополз вниз. От волнения и неожиданности она впилась зубами в тыльную сторону руки.

– Кто бы мог подумать? – неверяще проговорила она.

Итак, чары сработали.

Маграт, обмирая сердцем, вернулась к записям. Что же теперь? Вот: собрать на рассвете семена папоротника и завернуть их в шелковый носовой платочек. Далее на двух страницах, плотно исписанных все той же усердной рукой, прилагались тщательные инструкции, носящие преимущественно ботанический характер, точное следование которым должно было в конце концов привести к изготовлению своего рода любовного напитка, помещаемого в кувшине с закатанной крышкой на дне ведерка со студенистой водой.

Маграт отворила заднюю дверь хижины. Гроза громыхала где‑ то вдалеке, но первый серый свет занимающегося дня тонул в монотонной и густой мороси. Впрочем, происходящее все же укладывалось в рамки определения рассвета, и потому Маграт была преисполнена решимости действовать.

Первый же куст ежевики вцепился ей в подол, волосы липли к лицу, но она не колеблясь шагнула под истекающий влагой кров леса.

Несмотря на полное отсутствие ветра, деревья трепетали.

Нянюшка Ягг в свою очередь тоже вышла из дома, едва занялся рассвет. Во‑ первых, сон к ней в эту ночь так и не пришел, а во‑ вторых, ее грызла тревога за Грибо.

Грибо представлял один из очень немногих уязвимых участков нянюшки. Понимая умом, что избранник ее сердца не что иное, как жирный, коварный, нечистоплотный во всех смыслах этого слова насильник‑ рецидивист, она тем не менее в тайниках любящей души воображала его себе пушистым, ласковым котенком, каковым Грибо перестал быть уже несколько десятилетий назад. И хотя ей было доподлинно известно, что однажды Грибо загнал смертельно испуганную волчицу на дерево, а в другой раз очень серьезно удивил медведицу, которая невинно откапывала в земле корешки, нянюшка Ягг не могла отделаться от тревоги за судьбу близкого существа, тогда как все в королевстве были уверены в том, что охладить плотские устремления Грибо способно лишь прямое попадание метеорита.

Дабы выйти на след кота, нянюшка не удержалась от применения некоторых элементарных приемов своего ремесла – при том, что любой человек с нормально развитым обонянием справился бы с этой задачей быстрее. След, пропетляв по скользкой брусчатке улиц, привел ее наконец к воротам королевского замка.

Минуя часовых, нянюшка обошлась приветливым наклоном головы. Обоим стражникам и в голову не пришло бы загородить ей проход, поскольку ведьмы, наряду с пчеловодами и крупными гориллами, пользовались привилегией свободного перемещения по всему королевству. Тем более что пожилая женщина, побрякивающая ложкой о какую‑ то посудину, вряд ли может оказаться предводителем вражеского войска, собравшегося хитростью завладеть замком.

Служба караульного отряда дворцовой стражи в Ланкре крайне бедна событиями. Один из солдат стоял, понуро опершись о копье, и злобно сетовал на судьбу, которая не желает скрасить однообразие его существования. С появлением нянюшки Ягг он мигом забыл о скуке. Другой же солдат выпрямился, приосанился и отдал честь.

– Доброго утра, мамуля!

– Доброе утро, Шон, – кивнула нянюшка Ягг и зашагала через внутренний двор замка.

Как и все приличные ведьмы, нянюшка питала стойкое предубеждение перед парадными дверями. Обойдя ряд построек, она очутилась на кухне, откуда проникла в главную башню замка. Некоторые горничные, завидев ее, приседали в книксене. Точно так же приветствовала нянюшку и главная домоправительница, в которой ведьма смутно признала одну из своих невесток, впрочем, даже не потрудившись припомнить ее имя.

Так и случилось, что герцог Флем, выходя из своих покоев, увидел приближающуюся к нему по коридору ведьму. В профессии пожилой дамы он ни на миг не усомнился. То была самая настоящая ведьма, начиная от остроконечной шляпы и заканчивая формой башмаков. И ведьма эта сама заявилась к нему с визитом.

Маграт беспомощно скатилась вниз по склону небольшого оврага. Она продрогла до мозга костей, платье ее насквозь пропиталось влагой и было обляпано слоями грязи.

«Удивительное дело, – сокрушенно думала она, – когда читаешь о чарах в книжке, так представляешь себе прогулку ясным солнечным утром в конце весны».

Маграт кляла себя последними словами за то, что забыла справиться, какое же треклятое семейство треклятого папоротника пригодно для ее треклятых целей.

С разлапистой ветки дерева на нее обрушился водопад дождевых капель. Маграт откинула со лба набрякшую прядь и тяжело опустилась на ствол поваленного дерева, усыпанного гроздями бледных, жутковатого вида поганок.

А поначалу все выглядело так заманчиво! С появлением шабаша Маграт связывала самые радужные ожидания. Она свято верила в то, что ведьма не должна действовать в одиночку, ибо это может привести к некоторым курьезным недоразумениям. Она мечтала о глубокомысленных рассуждениях о естественных энергиях под оком огромной, повисшей в небе луны; а после им всем ничто не помешало бы опробовать себя в исполнении древних танцев, описание которых имелось в некоторых фолиантах тетушки Вемпер. И для этого вовсе не обязательно было раздеваться догола, или, как выражались старинные источники, оставаться в небесном одеянии, – Маграт никогда не страдала завышенной оценкой собственной фигуры, а пожилые ведьмы на это никогда не согласились бы. Вовсе не надо было раздеваться целиком – в тех же книжках рассказывалось, что порой ведьмы отплясывали в комбинациях. Девочкой Маграт частенько пыталась вообразить, каким образом эти комбинации составлялись. Может, танцевали попарно, а может, тройками. Хотя скорее всего комбинации возникали, когда просто не хватало места для танцев…

Вместо всего этого ей пришлось довольствоваться парой домовитых старух, которые в самом вдохновенном состоянии едва ли могли связно выражаться и которые никогда даже не пытались проникнуть в суть вещей. Разумеется, нельзя не поставить им в заслугу участие, пусть и несколько необычное, которое они приняли в малыше, однако Маграт не могла отделаться от ощущения, что, если ведьма и принимает в ком‑ либо участие, происходит это по строго корыстным соображениям.

А колдовство они творили с такими будничными, пресными лицами, словно штопали носки или месили тесто. Никаких оккультных знаков они не носили, тогда как Маграт, в свою очередь, была самой рьяной приверженкой подобных атрибутов.

Одним словом, все идет наперекосяк. И лично она идет домой.

Маграт нехотя поднялась, одернула липкое платье и шагнула в туман, клубящийся в лесу…

…Но тут же услышала чьи‑ то стремительные шаги. Человек бежал и, судя по всему, нисколько не боялся выдать себя, ибо сверх топота он оглашал лес треском сломанных сучьев и диковинным гнусавым бряцаньем. Спрятавшись за мокрым кустиком падуба, Маграт осторожно приподняла ветку.

Бегущим человеком оказался Шон, младший сын нянюшки Ягг, а металлическая одышка исходила от его кольчуги, которая была ему порядком велика. Ланкр – королевство небогатое, и потому на протяжении веков старшее поколение дворцовой стражи передавало кольчуги по наследству своим преемникам, причем передача эта не обязательно осуществлялась с помощью рук. Данная же кольчуга придавала Шону сходство с эдакой пуленепробиваемой ищейкой.

Маграт выступила из своего укрытия.

– Уф, это ты, Маграт? – сказал Шон, приподнимая капюшон кольчуги, который съехал ему на глаза. – Ты про маму мою знаешь?

– Что такое?

– Он бросил ее в темницу! И заявил всем, что она, дескать, собиралась его отравить! А у казематов новеньких поставили и меня к ней даже не подпустили! – Шон нахмурился. – Говорят, что ее заковали в цепи, а это значит, что все может кончиться очень плохо. Ты же знаешь мою мать, она такое может устроить, если ее из себя вывести. Потом до конца жизни вспоминать будем…

– А сам‑ то ты куда несешься? – поинтересовалась Маграт.

– Надо найти Джейсона, Вейна, Даррона и…

– Обожди‑ ка минутку.

– Уф, ты только представь, а если ее пытать начнут? Сама знаешь, какие слова у нее с языка слетают, когда ее разбирает по‑ настоящему…

– Шон, ты же видишь, я думаю.

– А к воротам он поставил отряд личной гвардии…

– Слушай, Шон, я тебя умоляю, заткнись хоть на полминутки.

– Уж поверь, как только Джейсону станет все известно, он герцогу такого дрозда покажет… Скажет, самое время преподать Флему пару уроков.

Нянюшкин сын Джейсон был юношей, который и телосложением, и, как всегда полагала Маграт, умом смахивал на целое стадо крупного рогатого скота. При всей сопутствующей такому раскладу толстокожести, Джейсон, в представлении Маграт, едва ли сможет устоять перед градом хорошо заточенных стрел.

– Не говори ему ничего. Пока, – задумчиво произнесла она. – Тут может быть другое решение.

– А как ты думаешь, может, мне с матушкой Ветровоск поговорить? – спросил Шон, подскакивая попеременно то на левой, то на правой ноге. – Она‑ то точно скажет, как поступить, она же ведьма…

Маграт даже бровью не повела. До сего мгновения она была склонна считать себя весьма разозленной, однако лишь теперь Маграт познала настоящее бешенство. Она промокла, продрогла, проголодалась, а этот парень… Когда‑ то, давным‑ давно, именно в такие мгновения к ее горлу подступали рыдания.

– Ой, – напугался Шон. – Э‑ э‑ э. Я же не хотел… Того… Э‑ э‑ э… – И он опасливо попятился.

– Если все‑ таки увидишь матушку Ветровоск, – медленно произнесла Маграт, изрекая каждое слово так, словно облекая его в стекло, – можешь сообщить ей, что я сама разберусь с этим делом. А теперь бери ноги в руки и дуй отсюда, пока я не превратила тебя в лягушку. Впрочем, ты и так от нее не отличаешься.

С этими словами она повернулась, подобрала юбку и сломя голову бросилась бежать в направлении собственного дома.

Есть люди, которые в глумлении над ближним видят свое призвание. Герцог Флем относился как раз к таким. И в этом деле он был весьма и весьма хорош.

– По‑ моему, ты здесь славно устроилась, – сказал он.

Прежде чем ответить, нянюшка тщательно обдумала его слова.

– Колодки слегка мешают, а так все замечательно.

– Мой рассудок останется глух к твоим мерзостным причитаниям, – предупредил герцог. – Тебе не сделать меня жертвой твоих дьявольских ухищрений. Но я должен известить, что вскоре тебя начнут пытать.

Откровенность не принесла герцогу желанных плодов. Нянюшка обвела стены темницы взглядом, в котором сквозило любопытство пришлого и случайного посетителя.

– А потом тебя заживо поджарят на костре, – не удержалась герцогиня Флем.

– Ну и ладно, – кивнула нянюшка.

– Ладно?!

– Тут же от холода окочуриться можно. А что это за шкаф с шипами? Герцога затрясло.

– Ага, – процедил он. – Заметила наконец? Это так называемая «железная дева». Самое последнее новшество. Тебе предстоит…

– А ничего, если я загляну туда?

– Мольбами ты ничего не добье…. – Герцог вдруг замолк. Щека его снова начала дергаться.

Герцогиня же так низко склонилась над пленницей, что ее большое багровое лицо едва не коснулось нянюшкиного носа.

– Прибереги свою беспечность до лучших времен, – посоветовала герцогиня. – Очень скоро улыбка у тебя окажется на другой стороне лица. Вот тогда‑ то ты посмеешься!

– У моего лица всегда была лишь одна сторона, – заметила нянюшка.

Пальцы герцогини любовно пробежались по сложенному на подносе инвентарю.

– Это мы сейчас проверим, – промурлыкала она, поднимая клещи.

– И можешь не надеяться, что твои приспешники явятся тебе на помощь, – добавил герцог, который, несмотря на пронизывающий холод, успел покрыться испариной. – Ключи от темницы есть только у меня и моей супруги. Хе‑ хе. Ты послужишь первым предупреждением бунтовщикам, которые сеют вокруг моей особы зловредную молву. И не смей уверять нас в своей невиновности! Мой слух постоянно оскверняют голоса, нашептывающие гнусные небылицы…

Герцогиня свирепой хваткой вцепилась в его руку.

– Довольно, Лионель! Оставим ее на часок, – каркнула она. – Надо дать ей время осознать свою участь…

– …Да, лица… грязные слухи… меня и рядом‑ то не было, когда он упал… – продолжал вещать герцог, качаясь, словно маятник. – Вечно пересоленная каша… каша, моя каша…

За августейшей четой громыхнула дверь. С жутким лязганьем брякнули замки, гулко отозвались засовы.

Оставшись в одиночестве, нянюшка некоторое время беспомощно озиралась. Неверное пламя факелов нисколько не скрашивало окружающий ее мрак, но делало его еще более отталкивающим. Странные железные остовы, предназначенные для испытания на прочность человеческой плоти, отбрасывали неприглядные тени. Нянюшка Ягг поежилась, брякнув цепями.

– Ладно, – сказала она. – Я тебя вижу. Ты кто такой?

Король Веренс подобрался поближе.

– Ну и рожи ты корчил из‑ за его спины, – продолжала она. – Я с трудом удержалась…

– Никакие рожи я не корчил, женщина. Я лишь хмурил чело.

Нянюшка прищурилась:

– Эге‑ ге‑ ге, да я тебя знаю. Ты умер.

– Я предпочитаю выражение «оставил этот мир», – поправил ее король.

– Я бы, конечно, поклонилась тебе[9], – сказала нянюшка, – да вот цепи мешают. Слушай, а ты кота моего, часом, не встречал?

– Встречал. Он находится в одном помещении на верхнем этаже и в настоящую минуту спит. Нянюшка приободрилась.

– Это хорошо, – кивнула она. – А то я уже начала беспокоиться. – И она вновь окинула взглядом стены темницы: – Надо же, какая кровать здоровая…

– Это дыба, – сообщил король и в нескольких словах объяснил ей предназначение устройства. Нянюшка понимающе кивнула.

– Каждый развлекается как умеет, – заметила она.

– Должен сознаться, сударыня, что твои нынешние невзгоды целиком и полностью ложатся на мою совесть, – произнес Веренс, присаживаясь или, по крайней мере, прикладываясь к стоящей поблизости наковальне. – Мне нужно было заманить сюда ведьму.

– Насколько я понимаю, с замками тебе не справиться?

– Боюсь, моих скромных возможностей едва ли хватит на это, но не сомневаюсь, – король‑ призрак обвел рукой темницу, нянюшку и наручники, – что для ведьмы все это сущая…

– Железо здесь хорошее, – перебила его нянюшка. – Тебе‑ то все равно, а вот я сквозь него не пройду.

– Я этого не знал, – нахмурился Веренс. – Я был уверен, что ведьмы способны на многое.

– Молодой человек, – разозлилась нянюшка, – ты меня очень обяжешь, если заткнешься.

– Мадам, я король!

– Мертвый король. Будь я на твоем месте, я бы держала свое мнение при себе. Так что остынь да помолчи маленько, будь хорошим мальчиком.

Вопреки всем воплям оскорбленного происхождения, король не посмел ослушаться. Этому голосу невозможно было противиться. Ибо король внимал ему с расстояния в десятки лет, когда он еще пешком под стол ходил. В отзвуках голоса слышалась угроза немедленного препровождения в кровать, если Веренс немедленно, сейчас же не доест суп.