Питер Джеймс 19 страница

Сэм устроилась на старинном диване с высокой спинкой, словно утонула в нем, Кен на минутку вышел из комнаты и вернулся с высоким стаканом в руке.

– Это действительно замечательное пиво. «Айлэн». Тебе оно понравится. Давай-ка, проглоти его поскорее.

Она выпила немного, а потом еще немного, от пива в животе стало легче.

– Ну, как там было в Испании? – спросила она, глядя в свой стакан.

– Отлично. Все прошло хорошо.

Он закурил сигарету и сел на такой же огромный диван, напротив нее.

– Мне не следует находиться здесь, – сказала она. – Это опасно, видишь ли… для тебя…

И тут она расплакалась так, будто в ее голове лопнула какая-то труба. Кен подошел и сел рядом. Она посмотрела на него сквозь слезы, застилавшие глаза.

– Я боюсь за тебя, Кен. Я думаю, что ты можешь быть… думаю, что тебе следует быть очень осторожным.

– Осторожным, почему?

– Вокруг меня какая-то плохая энергетическая сила, – выпалила она.

Он обнял ее.

– Еще один сон? – мягко спросил он.

– Чувствительные антенны, – ответила она и рассказала ему о падении со строительных лесов и о своей поездке в Хэлл, рассказала обо всем случившемся, обо всем, что она смогла припомнить из сказанного Хэйром и Ласло.

Он внимательно слушал ее, потягивая пиво, потом загасил сигарету, выдохнул дым от последней затяжки в потолок на пухленьких голых херувимчиков.

– Ты полагаешь, доктор Хэйр был убит, потому что пытался помочь тебе? Что его квартира была разгромлена каким-то привидением в качестве предупреждения, а поскольку он проигнорировал это предупреждение, то его убили?

Сэм внимательно наблюдала за трепещущими языками пламени в камине, а потом кивнула.

– Я не уверена, смогу ли вынести еще что-нибудь такое.

– Тебе уже здорово досталось, да? Эти леса… события в Хэлле. – Он стиснул ее плечи. – Я думаю, нам надо попытаться посмотреть на все это спокойно. Я понимаю, что все выглядит ужасным, но человеческое сознание, Сэм, довольно странная штука: мы ведь очень впечатлительны. Так что вполне возможно, что многие события излишне драматизируются.

– Ты заговорил как Бэмфорд О'Коннел.

Он улыбнулся:

– Нет, не так все плохо. Я действительно верю, что у тебя были кое-какие предвидения – самолет, станция подземки, но вот балкон – это что-то совершенно неопределенное, Сэм. То, что доктора Хэйра переехал грузовик, – ужасно, но ты же сама говорила, какое опасное это шоссе, к тому же его развезло после бессонной ночи, да еще и кружку пива выпил. Нам надо попытаться сохранять спокойствие, только и всего.

Она плотно сжала губы и ничего не ответила. Кен откинул голову на диванные подушки.

– А не то я приму меры!

– Не поняла?

– А не то я приму меры!

– Ты примешь меры?!

– Аролейд? Ну, это слово, да? «А не то я приму меры» – это же его анаграмма.

– «А не то я приму меры»? Это ничего для меня не означает.

Он прищелкнул пальцами.

– Нашел! «Я перезаряжаюсь»!

– «Я перезаряжаюсь», – эхом отозвалась она.

– Этот Слайдер… на нем был зеленый мотоциклетный костюм, и он дал тебе какой-то авиабилет? «Чартэйр»?

– Да. Тот же самый, который он давал мне в такси после нашего с тобой ленча. Ну, ты знаешь, после той катастрофы у «Чартэйр». Я помню номер того места: 35А. И он сказал, напрасно, мол, я считаю, что упала со строительных лесов – по-настоящему.

Кен тоскливо посмотрел на нее:

– По-моему, это больше похоже на дурной сон, связанный с авиакатастрофой и твоим падением. Ты просто обречена продолжать думать об этом.

– С этим, полагаю, я могу примириться. Я могу с этим согласиться куда легче, чем…

Сэм вертела в руках свой стакан. Они помолчали.

– Ну хорошо. А что же мы теперь будем с тобой делать? Завернем тебя в вату, пока все эти сны не исчезнут навсегда? А может, поместить тебя в обитую войлоком палату в психушке, пожалуй, так будет безопаснее всего? – Он ухмыльнулся, а потом увидел, что она не улыбается, совсем не улыбается, а только кивает в знак согласия. Он коснулся ее щеки костяшками пальцев. – С тобой все будет хорошо, Сэм, – ты ведь прошла школу выживания.

– Ах, так?

– Послушай-ка… – Он закурил новую сигарету. – Я думаю, что ты, возможно, сделала ошибку, ринувшись в этот Хэлл сразу после падения.

– Почему?

– Возможно, это звучит жестоко, но я не это имею в виду. Я думаю, что ты просто паникуешь. Загнала себя в определенное состояние, и, думаю, ты должна помочь сама себе выбраться из него. Тебе необходимо уехать отсюда. Я говорил тебе еще на прошлой неделе: возьми отпуск. Попытайся забыть обо всем. Расслабься по-настоящему.

– Я уезжаю в субботу. Покатаемся недельку на лыжах с Ричардом. Я там разобрала все в конторе. Ну и как, это нам подходит?

– Ну, разумеется. Но ты должна расслабиться, хорошо? Обдумай все хорошенько, взвесь, а потом, вернувшись, посмотри, будет ли все это выглядеть по-прежнему… Увидишь, что нет…

– Надеюсь, ты окажешься прав, – сказала она.

– Вот и я надеюсь. Ну, пошли, я угощу тебя обедом. Бьюсь об заклад, что ты не ела. Ты голодна?

– Не очень.

– Тебе надо поесть.

– Я тебя приглашаю. Я буду тебя угощать.

– Идет. – Он встал и осушил свой стакан. – Ну и мудреное же это словечко.

– Какое еще словечко?

– «Аролейд». Из него можно составить уйму слов. Я вот еще один вариант придумал: «повторный набор номера».

– Но ты же не все буквы использовал.

– А разве твой мотоциклист в капюшоне сказал, что все буквы надо использовать?

Сэм посмотрела на него встревоженно:

– Ну, пожалуйста, Кен. Будь осторожнее.

Они вышли в прихожую, и он приподнял забрало на одном из рыцарей.

– Все в порядке, Сэм. Вот видишь, у меня тут есть свои собственные мужики в капюшонах с прорезями для глаз. Они из твоего Слайдера отбивную сделают, если только он попытается здесь хулиганить.

Он опустил забрало, и оно закрылось с громким лязгом.

АЭРОПОРТ ГАТУИК.

Его бело-голубой знак самолетиком-эмблемой промелькнул мимо них на автостраде.

– Прочь с дороги, засранец!

Ричард яростно жал на гудок, сверкал огнями, резко увеличив скорость, пока автомобиль впереди в конце концов не уступил им дорогу. Сэм наблюдала, как «дворники» БМВ смахивают холодный февральский дождь с ветрового стекла. Раздался громкий шлепок, и брызги из-под колес какого-то грузовика на мгновение ослепили их.

Тот же самый сон. Ночью в четверг, и снова он же в прошлую ночь. Вентилятор на потолке, вращающийся все быстрее и быстрее. Тот вентилятор, который снился ей в лаборатории. Вентилятор, похожий скорее на пропеллер. А потом она просыпается дрожа, вся в поту. И это все. Только это. И все время при ней и вчера и сегодня.

Она послала цветы на похороны Колина Хэйра. Хотела было написать записку, но в конце концов попросила просто поместить ее имя на карточке, и больше ничего.

Послышался оглушительный рев, и огромный самолет стал снижаться в их сторону. Его крылья и шасси все приближались, он медленно проследовал прямо над их головами и исчез из вида за какими-то складами. Она ожидала услышать взрыв, глухой гул и увидеть пелену огня – но ничего такого не произошло.

Ричард притормозил, а потом прибавил скорость.

– Ты быстро едешь, – сказала она.

– Мы опаздываем. – Он нажал гудок, сердито сигналя автомобилю, который тащился перед ними. – Я достал два одноместных сиденья. Я не смог достать билеты на рейс по общему расписанию: все в Женеву было заказано. Весь мир сейчас собирается кататься на лыжах. Все будет в порядке, это хорошая авиалиния.

– А как она называется?

– «Чартэйр»… Ну, давай же, ты, задница, шевелись.

«Чартэйр». «Чартэйр».

Она пристально смотрела сквозь ветровое стекло на черные щетки «дворников», елозящие по стеклу взад-вперед.

Словно пропеллеры.

– А у самолетов есть пропеллеры? – спросила она.

– Только у маленьких.

– Значит, на том самолете, на котором мы собираемся лететь, их не будет?

– Да у них их нет уже лет тридцать.

– А я думала, что у них есть такие крошечные маленькие пропеллеры, внутри двигателей.

– У них есть лопасти вентиляторов. Чтобы сжимать воздух.

Лопасти вентилятора…

Она услышала щелканье индикатора и увидела впереди съезд с дороги.

– Мне хотелось бы взять Ники, – сказала она. – Он уже достаточно взрослый, чтобы начать кататься на лыжах.

– В следующем году, – сказал Ричард.

В следующем году… А будет ли он, следующий год?

– Я паршиво себя чувствую оттого, что мы опять бросаем его одного. Я, кажется, только всегда и делала, что бросала его.

– С ним все будет в порядке. Все отлично. Он такой самостоятельный маленький паренек.

Самостоятельный. Вот так, бывало, ее дядя и тетя говорили и о ней. Так они оправдывали себя за то, что не замечали ее. ОЙ, ДА НЕ НАДО ТЕБЕ БЕСПОКОИТЬСЯ НАСЧЕТ САМАНТЫ. ОНА ТАКАЯ САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА.

Она подумала о самолете, взлетающем под проливным дождем в клубящееся серое небо. В этот вихрь. Вот ты и будешь падать сквозь вихрь в пустоту. И останешься в этой пустоте навсегда.

Автомобиль замедлил ход, а потом стал стремительно подниматься вверх по склону.

– Мы чертовски опаздываем. Я тебя высажу, а ты хватай носильщика или тележку и давай на регистрацию, пока я буду парковаться.

Она проталкивалась с тележкой через битком набитый людьми зал вылета, мимо длинных, идущих во всех направлениях очередей. Их было очень много, и все они сходились посередине зала, где скопились груды багажа, а пассажиры в куртках с капюшонами раздраженно толкались вокруг, доведенные до точки кипения. Впереди нее везли какого-то старика в инвалидной коляске; откинув голову в нелепой панамке назад, он озирался вокруг с озадаченным выражением лица – похоже, ему казалось, что он в прошлом столетии и его везет рикша.

«Пожалуйста, не улетайте, – хотелось закричать Сэм. – Только не сегодня. Вы погибнете. Многие из вас. Сегодня это опасно». Она куснула губу. Да расслабься же ты, бога ради! Тысячи самолетов летают ежедневно. Все люди летают. Это как автобус, только безопаснее.

Раздался мелодичный сигнал «бим-бом», а затем объявили: «Мистер Гордон Кэмпинг, пожалуйста, подойдите к справочному столу».

Она увидела ряд регистрационных стоек компании «Чартэйр». Над ними объявления на стенах: «ЖЕНЕВА», «МАЛАГА», «ВЕНЕЦИЯ», нашла самую короткую очередь и встала в хвост. Ну, давайте же, давайте. Она посмотрела на свои часы. Очередь немного подвинулась вперед, и какой-то мужчина с сонной физиономией, смахивающий на пса, ткнул сзади тележкой ей по ногам. Она обернулась и сердито взглянула на него, но он даже не обратил на нее внимания, а спустя мгновение снова толкнул ее своей тележкой. Она в бешенстве развернулась, морщась от боли.

– Почему бы вам не взять уроки вождения? – спросила она язвительно.

– Мадам, пожалуйста, могу я взглянуть на ваши билеты? Мадам? Мадам!

Сэм порылась в сумочке и вытащила небольшую книжечку. Положила ее на стойку. Девушка достала билеты и нахмурилась.

– Вы опоздали на этот рейс. Регистрация окончилась двадцать минут назад.

– Я… это… это пробки… – растерянно забормотала она.

Девушка сунула руку под столик и извлекла оттуда телефон.

– Мне надо им позвонить.

Сэм ждала, оглядываясь по сторонам – не появится ли Ричард. Его нигде не было.

– Все в порядке, – сказала девушка. – Вам повезло. Сколько мест багажа вы сдаете?

– Два.

Сэм с усилием поставила сумки на транспортер, и девушка мельком взглянула на их вес, потом оторвала два номерка, прилепила их на оранжево-белые посадочные талоны и вручила Сэм.

Сэм посмотрела на них и увидела номер первого талона.

35А.

Не может быть.

Это насмешка?

Регистрационная стойка вдруг неизвестно почему поехала на нее, ударила по ее коленям. Она, споткнувшись, отступила назад, налетела на тележку этого сонного идиота с песьим лицом и вцепилась ему в плечо. Его чемоданы полетели на пол.

Девушка за столом регистрации невозмутимо наблюдала за ней странным, почти враждебным взглядом. Лицо Сэм горело.

– Простите… а нельзя ли… другие места?

– Абсолютно исключено, – ответила девушка. – Самолет совершенно заполнен.

Сэм увидела, что ее сумки поехали по транспортеру. Она ринулась вперед, сграбастала их и поставила на пол.

– Их уже зарегистрировали, мадам, – сказала девушка.

Во рту у Сэм было такое ощущение, словно она надкусила лимон. Она прикрыла глаза, голова страшно болела, казалось, что в мозг вонзаются осколки стекла. Боясь упасть, она ухватилась за край стойки.

Девушка смотрела на Сэм как на сумасшедшую.

Да неужели ты ничего не понимаешь? Ты, глупая девчонка, регистраторша? Да они же все вот-вот…

– Вы же можете взять эти карточки обратно, – сказала Сэм. – Я боюсь, что… видите ли… мы не можем лететь.

– А мы не можем перепродать вам билеты.

– Ничего, все нормально.

Сэм бросила свои посадочные талоны на стойку, с трудом поставила сумки обратно на тележку и стала протискиваться сквозь толчею назад.

Она увидела Ричарда, стремительно лавирующего между пассажирами, лицо потное, и одет так, словно он собрался на денек поохотиться: на нем была пуховая безрукавка, рубашка в полоску и зеленые плисовые брюки.

– Привет, – сказал он. – В чем дело?

Она почувствовала, что краснеет, а потом по ее щеке покатилась слеза.

– Ох, черт подери. Мы что, опоздали на него?

Сэм кивнула. Он посмотрел на свои часы:

– Еще сорок минут. Он же не взлетит еще целых сорок минут. Это же смешно, черт подери. Я поговорю с управляющим. Я знаком с этим типом, которому принадлежит эта авиалиния. Том Чартэлл, он приятель Арчи. Я договорюсь с ними.

– Нет.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не хочу.

– Чего ты не хочешь?

– Не хочу лететь на этом самолете.

– Да что случилось?

Сэм опустила голову и достала носовой платок. Она крепко зажмурила веки, пытаясь остановить слезы, с безнадежным ощущением собственной глупости.

– Я не могу этого сделать.

Она ожидала, что он взорвется. Но вместо этого она почувствовала, как он тепло и нежно обнял ее левой рукой.

– Ты и в самом деле плоха. А я-то думал, что… ну, что мы вместе поедем, понимаешь?

Он вздохнул.

Кто-то наткнулся на них и извинился. Но она даже не заметила этого.

– Я хочу ехать, – сказала она. – Действительно хочу. Только я не могу лететь на этом самолете. С ним что-то должно случиться.

Прямо позади нее раздался непонятный громкий отрывистый хлопок и звон разбитого стекла. Она пронзительно вскрикнула и резко обернулась. Какой-то мужчина опустился на колени и уныло взирал на золотисто-коричневую жидкость, хлынувшую из его упавшей на пол сумки для беспошлинных товаров. Сэм закрыла глаза и перевела дыхание.

– А ты не хочешь рассказать им?

– Рассказать им?

– Ну да, – сказал Ричард, почти переходя на крик. – Рассказать им.

Она легонько промокнула глаза.

– Так что ты собираешься делать, таракашка? – резко спросил он. – Собираешься рассказать им, черт побери? Почему бы тебе не пойти и не объявить это по радио? Ну, расскажи им. Рейс «Чартэйра» СА-29 должен, черт побери, разбиться, а?

Она попыталась представить себе это, вообразить, как она входит в справочную службу аэропорта. «Извините меня. Мне раза два приснился один и тот же сон… ну, о том, как ваш самолет разбился… ну, тот, в Болгарии. Да, вы, конечно, не поверите, только я думаю, что и этот тоже сгинет навсегда. Понимаете ли, Слайдер, ну, это привидение в капюшоне, дважды появлялся, в этих двух снах, с такой же посадочной карточкой – 35А. Ну, видите ли… это же та карточка, которую мне дали на этот рейс, так что дело очевидное, не так ли? »

– Мы можем поехать на машине, Ричард, – сказала она. – Если ты устал, то я сама могу вести.

– Тебе приснилось, что этот самолет должен потерпеть катастрофу? – спросил Ричард.

– Я не могу лететь на нем.

– Так он разобьется?

– Я не знаю.

– Ты собираешься рассказать об этом кому-нибудь?

– Что-то должно произойти, но я не знаю, что именно. Не знаю, потерпит ли он катастрофу… или…

– Таракашечка, мне необходимо попасть в Швейцарию. Я должен быть там утром в понедельник. Дела начинают… – Он нервно осмотрелся кругом, глянул на полицейского, который стоял рядом с ним, и понизил голос: – Того и гляди все счета, черт возьми, заморозят. Я должен шевелиться… Если ты не едешь, я поеду один.

– Да мне хочется ехать… сейчас без двадцати три. Мы могли бы быть в Дувре через два часа, там сесть на паром или судно на воздушной подушке, ехать можем всю ночь – и тогда мы могли бы оказаться в Женеве к двум или трем часам ночи. Завтра воскресенье, а тебе надо быть там только в понедельник.

– В Монтре, – сказал он.

– Ну, это путь подальше.

– Я-то ожидал, что завтра мы проведем прекрасный день, сможем нанять лодку и покататься по озеру.

– Мы так и сделаем, – сказала она.

– А на машине-то нам можно ехать?

– Что ты имеешь в виду?

– Не было никаких таинственных снов насчет езды на машине?

Она вытерла глаза.

– Нет.

Поджидая, пока он подгонит БМВ, она наблюдала за подъезжавшими автомобилями и такси, из которых выскакивали люди и устремлялись к багажным тележкам, прикрываясь руками от проливного дождя. Прямо позади нее раздался громкий издевательский смех.

Смех Слайдера.

Она обернулась. У какого-то мужчины раскрылся чемодан, и все содержимое высыпалось на пол. Он опустился на колени подобрать вещи, а его компания снова загоготала без удержу неприятным, злорадным смехом. Непрекращающийся хохот становился все громче и громче, она покатила свою багажную тележку подальше от этой толпы, пока не выехала из-под укрытия под навесом на тротуар и не осталась в одиночестве под проливным дождем, наедине со своим страхом.

Сэм проснулась в незнакомой кровати, огромной, мягкой, слишком уж мягкой. Она слегка пошевелилась, услышала тихий звон пружин и почувствовала под собой легкую вибрацию.

В комнате было тепло, яркий свет, заливавший всю комнату, впитывал в себя таившийся в ней страх, словно промокательная бумага. Мимо стремительно пронесся свет фар. Чопорные полицейские на границе… НЕТ! Ты просто спишь и видишь сон. Тебе не рады в Швейцарии. Зачем вы сюда едете? А ну, уматывайте прочь. И сны свои забирайте с собой.

– Мы едем покататься на лыжах.

– Нет, вы едете не покататься на лыжах. Вы едете проворачивать разные штучки-дрючки с великой швейцарской банковской системой.

Солнечный свет пробивался в машину сквозь просвет в занавесках, освещая стену справа от нее. Вверху, над ее головой послышался слабый жужжащий звук, потянуло легким ветерком. Она посмотрела вверх и увидела медленно вращающиеся лопасти вентилятора.

Она немного потянулась в постели, с опаской наблюдая за вентилятором, и принялась искать на тумбочке у кровати свои часы. Нащупала основание лампы, потом наткнулась на кожаный ремешок «ролекса». Часы раскачивались перед ее лицом, и она внимательно всматривалась в их циферблат. Наконец ей удалось разглядеть, который час: 11. 40. «У меня слегка болит голова», – сообразила она, с усилием приподнялась еще немного и отпила маленький глоток воды. Та же тупая боль, мучившая ее уже не одну неделю, временами обостряющаяся еще больше, но никогда не прекращающаяся, была с ней. И спина болела тоже от слишком мягкого матраса. Казалось, что эта постель прогнулась под ней до самого пола.

Шум вентилятора стал немного громче, и она снова посмотрела вверх. Вентилятор слегка раскачивался, словно собирался упасть вниз.

А где же Ричард? Дверь в ванную приоткрыта, но оттуда не доносилось никаких звуков. Она отхлебнула еще немного воды и осмотрелась. Какая огромная, элегантная и роскошная, по-старомодному уютная комната. Мебель в стиле Людовика XIV. По периметру потолка фриз с лепными барельефами. Мягкие пастельные цвета. Над туалетным столиком стеклянный канделябр.

Между тем шум над ее головой усилился, и она вдруг забеспокоилась, как бы этот вентилятор не обрушился на нее. Замечательно. Потрясающе. Погибнуть оттого, что на тебя с потолка свалится вентилятор. Она наблюдала за ним, чувствуя себя все более неуютно. Лопасти вращались все быстрее, легкое дуновение превращалось теперь в такой резкий завывающий порыв ветра, что прикрывающие ее простыни начали колыхаться.

О господи!

Вентилятор раскачивался все сильнее, набирая обороты. От него по потолку поползли в разные стороны трещины, напоминающие вены на старческих руках. Они становились все толще и шире, а потолок начал прогибаться и вздуваться, все больше походя на гигантскую потрескавшуюся яичную скорлупу. Начали отваливаться куски штукатурки, с шумом обрушиваясь вниз, засыпая все вокруг тонким слоем белой пыльцы. Вентилятор по-пьяному накренился и спустился на несколько футов. Она завизжала.

Вентилятор завис, неестественно накренившись, его лопасти теперь находились всего в нескольких дюймах от ее головы. С разных сторон из него вываливались электрические провода, потолок прогибался, все новые и новые куски белой штукатурки падали вокруг нее, волосы, развевающиеся от ледяного ветра этих страшных лопастей, хлестали ее по лицу, по глазам и губам, причиняя жгучую боль. С каждой секундой лопасти снижались все ниже, приближаясь к ней.

Сэм в ужасе рывком метнулась в сторону, перекатилась с боку на бок, чтобы убраться подальше, но запуталась в простынях, которые спеленали ее, словно сети. Всем своим весом она прижалась к краю постели, крупные куски штукатурки, серые и холодные, как лед, падали вокруг, некоторые из них ударяли по голове, попадали в шею… Она дернулась, неистово изогнулась и снова метнулась вбок. Пелена из простыней вдруг ослабела, и вот она уже совсем освободилась от них и стала падать. Она слишком поздно вытянула перед собой руки и со всего маху врезалась лицом в ковер, перевернулась и покатилась дальше.

А потом наступила тишина.

Она лежала на спине, жадно глотая воздух, пот струйками стекал по ее лицу и телу. Послышался резкий перезвон ключей, и дверь открылась. Низкий, смущенный женский голос произнес по-французски: «Извините», и дверь поспешно закрыли.

Лязгнула какая-то пружина, и под ней что-то слегка завибрировало. Ощущение было непривычным, совсем незнакомым, но вполне нормальным.

Постель? Она все еще в постели? Вентилятор по-прежнему постукивал, но как-то очень спокойно. Она открыла глаза и с опаской осмотрелась вокруг. Комнату заливал мягкий теплый свет, пробивающийся сквозь плотные занавеси. Все выглядело совершенно обыденно. Ни обломков штукатурки, ни разрушений. Она осторожно, хмурясь и часто моргая, взглянула вверх, на потолок. Никакого вентилятора, никаких змеевидных трещин. Только красивый хрустальный светильник и элегантные лепные украшения. Но по-прежнему слышался звук какого-то работающего вентилятора.

Не понимая, в чем дело, она хотела было протянуть руку к выключателю, но не смогла даже пошевелить ею. Рука запуталась в простыне, которая словно смирительная рубашка спеленала Сэм с головы до ног. В паническом испуге она резко приподнялась и только тут сообразила, что просто сама придавила телом собственную руку.

Высвободив ее, она стала ощупью искать на своей тумбочке часы. Сначала она наткнулась на основание лампы, потом пальцы коснулись кожаного ремешка «ролекса». Она поднесла их к самому лицу и внимательно вгляделась в циферблат. 11. 40.

То же самое время, как и во сне. А может, это и был не сон? Совершенно сбитая с толку, она недоуменно озиралась вокруг. Голова жутко болела, с трудом приподнявшись еще немного, она сделала маленький глоточек воды. Спина тоже болела из-за слишком мягкого матраса. Ощущение было таким, будто эта постель прогибается до самого пола, как гамак.

В гуле, издаваемом вентилятором, появился новый оттенок, похожий на щелканье. Сэм снова посмотрела на потолок и сообразила, что звук доносится из ванной. Она выскользнула из постели, прошлепала по мягкому ковру к двери ванной и заглянула туда. В ванной пахло мылом и одеколоном, в воздухе висел сыровато-теплый туман. Большое белое полотенце лежало на мраморном полу, а сама ванна была мокрой, наверное, ею совсем недавно пользовались. Халат Ричарда из мягкой шерсти висел на дверном крючке. А потом она наконец увидела и этот вентилятор, а точнее, маленькую вытяжку на стене, над сиденьем унитаза. Здесь, внутри ванной, она щелкала значительно громче.

Сэм мимоходом взглянула в зеркало и поразилась, каким отекшим и усталым было ее лицо. Она выключила свет, и вентилятор умолк, лопасти щелкнули еще несколько раз и остановились.

Наступившая тишина была странной и неуютной. Она обернула вокруг себя полотенце и, пройдя через комнату, отдернула занавески и взглянула в окно. «Спокойно, как все спокойно», – подумала она. Открыла окно. Мягкий солнечный свет наполнял воздух приятным теплом, погода больше походила на весеннюю, чем на февральскую. Она облокотилась на подоконник и стала смотреть на Женевское озеро, необъятная зеркальная ширь которого скорее напоминала океан, чем озеро; оно было совершенно гладким, словно вода туго натянута между берегами, как гигантское брезентовое полотно. А за озером, сквозь туманный свет угадывались Французские Альпы, покрытые снегом, с отвесными коричневатыми склонами. Где-то там, правее, за этим туманом, Лозанна. А дальше, там, где озеро делало изгиб, находилась невидимая отсюда Женева.

Внизу пожилой, хорошо одетый мужчина с ярким шарфом на шее выгуливал крошечного терьера по деревянному понтонному мосту. Вот он нагнулся, чтобы посмотреть на быстроходные катера и небольшие яхты, пришвартованные у моста, совсем неподвижные, как игрушечные; потом уставился вниз, на воду, внимательно всматриваясь, будто что-то уронил туда.

Внезапно до нее донесся запах сигаретного дыма, а потом острый, почти соленый запах озера.

Голова продолжала болеть. В котором часу они приехали? Она попыталась вспомнить. Около трех ночи. Они стояли у входа в гостиницу, долго нажимали на кнопку звонка, пока почтенный ночной швейцар не открыл им дверь и не занес их сумки в вестибюль.

Где-то в отдалении дважды прозвонил церковный колокол, а потом затих, и снова воцарилась тишина. «Покой, – подумала она. – Покой». Она понаблюдала за лодкой, уплывшей далеко, к самому горизонту, и походившей теперь на небольшое темное пятнышко в туманной дымке, стоящей над водой.

Они внимательно слушали новости Би-би-си по радио в автомобиле, пока ехали сквозь ночь, на тот случай… ну так, на всякий случай, но ничего так и не произошло, если судить по последним, полуночным новостям. Никакой авиакатастрофы. Ну просто вообще ничего. Самолет компании «Чартэйр» СА-29, по всей вероятности, взлетел и благополучно приземлился, как при любом нормальном рейсе.

А если бы она летела тем самолетом? Что тогда?

Сэм повернулась и посмотрела вверх, на этот светильник, в то место, где в ее сне висел вентилятор. Такой реальный. Господи, он же казался таким реальным. Как и все прочее… Она снова повернулась к озеру. Его безмятежность выбивала ее из колеи. Она услышала скрежет ключа, и за спиной у нее отворилась дверь.

– Привет, таракашка, ты уже проснулась.

– Да вот только что встала.

– А я договорился насчет лодки, – сообщил Ричард. – Сегодня во второй половине дня. Я-то думал, что мы прокатимся на лодке после ленча.

– Отлично. Замечательно. – Она заметила кипу газет у него под мышкой. – Это сегодняшние?

– Ага. – Он показал их ей. – «Санди таймс» и «Воскресная почта».

– Уже из Англии?

– Ну, швейцарцы – народ оперативный.

Она посмотрела первую страницу «Почты» и принялась перелистывать дальше.

– Да ничего там нет, таракашка.

– Ничего?

– Никакой авиакатастрофы. Ты же это хотела узнать, разве не так?

Она пристально смотрела на Ричарда, стараясь отыскать выражение удовлетворения на его лице, и тогда могла бы закричать, выместить на нем свое раздражение. Но ничего похожего! На его лице не было ничего, кроме тревоги. За нее.

Мягкий плеск весел был единственным шумом, который нарушал тишину озера. Она откинулась назад, к корме крохотной лодочки, и провела пальцами по водяной глади за бортом. Вода оказалась ледяной. Она вытащила руку и растерла ее, посмотрела вверх, на горы, маячившие в отдалении высоко над ними. Все казалось таким огромным в сравнении с их крошечной хрупкой лодочкой.

Когда они отправились в путь, было тепло, почти жарко, однако лучи послеполуденного солнца грели все слабее, и клочья белого тумана постепенно затягивали поверхность озера. Ее начала пробирать дрожь, она машинально следила за уткой, плескавшейся в одиночестве в нескольких футах от них, совершенно по-домашнему, как в деревенском пруду.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Ричард, работая веслами.

– Отлично. Устала только…

Он тоже выглядел усталым. Кожа мертвенно-бледная. Белизна мраморного бюстика или восковой фигуры.

Или трупа.

За ленчем они разговаривали мало, сидели, как два незнакомых человека, вынужденные делить один столик. Она думала свое, а Ричард свое, он теребил нос, курил сигареты, слишком много пил: пиво, потом вино, потом коньяк. Она удивилась, что он не отправился спать, а упорно хотел пройтись на веслах по озеру, словно в этом для него заключалась некая миссия.