Питер Джеймс 7 страница

– Гадкая, гадкая, гадкая, гадкая. Кто же здесь гадкая девочка, а?

Кто-то из детей крикнул:

– Мама Ники, вот кто!

Панч важно раскачивался всем туловищем вверх-вниз, повторяя самому себе:

– Хм, мама Ники гадкая, вот как? Мама Ники гадкая, правда? Ну, сейчас мы разберемся, разберемся, да?

– Да! – завопил хор голосов.

– Уби-уби, джуби-джуби, так кто же у нас гадкая девочка?

Он еще немного повертелся и вдруг пристально посмотрел прямо на Сэм, наклоняясь вперед и сгибая и разгибая в ее сторону указательный палец. Очень длинный палец, несоразмерный величине куклы. Сэм почувствовала, как в ней нарастает тревога.

– Уби-уби, джуби-джуби, – повторял он снова и снова, сгибая и разгибая свой ужасный палец, наклоняясь все ближе и ближе к ней. Детишки внезапно притихли, ощущая, что происходит что-то необычное. – Я думаю, ее следует наказать. Вы согласны, ребятишки?

– Да!

Панч стоял прямо и снова постукивал по сцене своей дубинкой.

– Кто же это придумал, что она летела на каком-то самолете? – Он так и закудахтал от смеха.

Сэм стало больно от гнева и изумления.

– Гадкая! Гадкая! Гадкая!

Дубинка опустилась вниз. Бах-бах-бах. Еще сильнее, на этот раз с настоящей угрозой.

– Так кого нам придется наказать?

– Маму Ники! – проорал хор.

Прекратите. Немедленно прекратите. Да уберите же его оттуда! Он с ума сошел.

– Мы можем поколотить ее дубинкой! – заверещал он, а потом нырнул вниз и скрылся из вида. – Или мы можем…

Он появился снова.

Но теперь на нем был черный капюшон с узкими прорезями. Сэм хотела было попятиться назад, попыталась оттолкнуться на ковре, но застряла в чем-то твердом, нет, в мягком… «Диван», – сообразила она.

Она видела его губы, улыбающиеся в прорези капюшона. Но вот он моргнул, и его левое глазное яблоко вылетело наружу, ударилось об пол и покатилось по ковру, потом по голым доскам пола, подпрыгивая, дребезжа все громче, и катилось все дальше, грохоча теперь, словно пушечное ядро.

Детишки просто визжали от смеха.

Панч приподнял что-то сверкнувшее металлическим блеском над краем сцены. Она вздрогнула. Дробовик.

Он быстро вскинул ружье и прицелился.

– Нет! – закричала она что было сил.

Она увидела струю пламени, вылетевшую из дула, и ощутила острый ожог на щеке.

Пламя погасло, и на мгновение ее накрыла темнота, липкая, густая чернота, которая давила ей на глаза, на уши, набивалась в рот. И вот над ней появился ряд красных цифр, она зажмурилась от их яркого света.

0415.

Темнота понемногу окрашивалась красным, кровоточащим светом, словно пронизывающим ее. Она услышала рядом с собой громкий храп, булькающие звуки, перемежающиеся всхрапами, и вдруг голос Ричарда произнес:

– Морская вода…

Она почувствовала прохладный ветерок. «Сон, – подумала она. – Просто сон».

0416.

Свет излучали эти часы, он словно капал из них, как капли крови в ванну. Она снова услышала голос Ричарда:

– Что это было-то, черт подери?

Она услышала, как его рука скользит по постели, потом что-то вдруг громко звякнуло, потом раздался всплеск пролитой воды и опять голос Ричарда: «Дерьмо». Раздался щелчок, и зажегся свет, на мгновение ослепивший ее.

– О господи, – сказал он.

Ричард пристально смотрел вверх, на потолок. По нему во всех направлениях разбегались темные, как вены на руке старухи, трещины.

Будто стекло, пробитое пулей. Сэм задрожала. Прямо над ее головой отвалился небольшой, но увесистый кусок штукатурки. Ее щека чертовски болела. Она осторожно прикоснулась к лицу и почувствовала пальцами твердую штукатурную крошку.

Ричард в испуге выпрыгнул из постели:

– Этот чертов дом оседает. Лучше убраться отсюда.

Он с усилием натянул свой халат, она также выбралась из постели и тоже накинула халат. Потолок, казалось, двигался, дышал, проседал и трещал еще сильнее, когда она смотрела на него. Теперь он походил на яичную скорлупу – словно уронили яйцо, сваренное вкрутую, и вся скорлупа потрескалась.

– Все из-за воды, которая просочилась внутрь после этого проклятого урагана, – сказал Ричард, когда она вышла за ним в коридор. – В сопроводительной к договору указано, что крыша протекла и чердак над нашей спальней отсырел. Когда включили отопление, он стал просыхать и стропила искривились.

Они пробежали по коридору и проверили комнату Ники, а потом комнату Хэлен. Входили, щелкали выключателями и говорили: «Все в порядке, все в порядке», потом снова щелкали выключателями и закрывали двери.

– А в их комнатах безопасно, Ричард?

– Ну, там все нормально. Больше всего крыша продырявлена над нашей комнатой… у нас там, наверное, хуже всего.

В комнатах для гостей потолки пока целы. Они принесли в гостиную простыни, одеяла и устроили себе импровизированные постели на двух диванах. Ричард растопил как следует камин, добавив побольше поленьев, а она, уютно устроившись на диване, прислушивалась, как успокаивается ее сердце. Сэм смотрела на скачущие языки пламени, которые медленно спадали и затухали. За окном начинался рассвет.

Под ногами поскрипывал иней, ледяной воздух обжигал лицо и руки. Сэм тщетно растирала их, стараясь согреться. В небе над холмами Даунса низко висело солнце, бледное и анемичное, будто его забыли там на всю ночь. Понизу тихо катила свои темно-коричневые воды река, молчаливая, как страх, таящийся в ней самой.

Сэм осторожно коснулась ранки на щеке, потом посмотрела на свой палец, отметина уже почти исчезла. Послышался приглушенный хлопок, словно взорвался бумажный пакет, потом еще один. Она повернулась и увидела Ники, мчавшегося изо всех сил через лужайку к небольшому серому шару из пуха, который катался по земле. Ники хлопал в ладоши.

– Он еще живой, папочка! Он еще живой!

Она увидела, как сын нервно тычет рукой вперед, потом назад. Понаблюдала, как Ричард с ружьем, зажатым под мышкой, широко перешагивает через этот шар. Уже приучает Ники стрелять. Пообещал ему ружье, когда ему исполнится девять лет. Ружье. Чтобы убивать живых тварей. Охота. Да разве мир когда-нибудь изменится, если детей будут учить следовать первобытным инстинктам? Разве не глупо стараться не обращать на это внимание, делать вид, что, мол, этих инстинктов больше не существует? Выбор. Когда воспитываешь ребенка, постоянно приходится делать выбор. Сколько существует решений, которые могут изменить детей или же навсегда повлиять на их жизнь? У кого, черт побери, право принимать их?

Она мельком посмотрела на свой «ролекс». Пять минут второго.

– Ричард, – крикнула она, – пора немного перекусить.

Она вздохнула. Несколько мгновений ее передышки закончились. Пять минут, которые ей удалось урвать для себя в разгар их приготовлений к охоте. Остаток дня пройдет в сплошной суматохе. Она зевнула. Спина болела, но не очень. На диване спалось вполне нормально. А если бы поспать еще часочков двенадцать, то было бы совсем нормально.

«Уби-уби, джуби-джуби».

Странная дразнилка эхом отдавалась в ее голове, а палец Панча все указывал на нее, сгибался и разгибался… «Уби-уби, джуби-джуби». Эта дразнилка, казалось, зависла в воздухе рядом с нею, но потом исчезла.

Ведь проклятый потолок мог обвалиться целиком. «Может, из-за него приснился вчерашний сон? – предположила она. – В тот момент, когда шлепнулась эта штукатурка?.. Так возникают сны? Они что же, длятся какие-то доли секунды? »

– Мамочка! Мы застрелили голубя.

– Неплохо, дорогой. – Она взглянула мельком на разбросанную по полу кухни оберточную бумагу, автомобильчик с дистанционным управлением, уже с отломанным углом. Велосипед с моторчиком валялся в саду. – Тебе разонравился твой велосипед?

Его глазки засветились.

– Нет!

– Тогда зачем ты его бросил в саду? Трава-то мокрая.

– Да я собираюсь снова покататься на нем вечером. Я покатаюсь.

– Нельзя оставлять его мокрым.

– Я его вытру, обещаю.

– Не вытрешь.

– Вытру. Обещаю, что вытру.

– Обещания – вещь серьезная, тигренок. Никогда не давай обещаний, которых не можешь сдержать. Хорошо?

Ники отвернулся.

– Да, – проговорил он чуть слышно.

– Ричард! – крикнула она. – Иди скорей, ленч готов!

Ей было слышно, как он разговаривает по телефону.

– Да! – прокричал он. – Одну секундочку.

Она запустила черпачок в кастрюлю с тушеным мясом и положила небольшую порцию на тарелку Ники. Вошел Ричард.

– С кем это ты разговаривал?

– А, с Андреасом. Там всего-то… – Он взял со стола бутылку вина, которую Сэм уже откупорила. – Тебе налить вина, мамочка?

Ричард склонился с бутылкой над своей матерью. Сэм внимательно посмотрела на тощее, морщинистое лицо свекрови. Слишком густой макияж и слишком черные волосы, уложенные в элегантную прическу. Свекровь всегда хорошо одевалась, в дорогие наряды, которые теперь выглядели слегка потрепанными – не потому, что она не могла позволить себе купить новые, а потому, что она попросту не отдавала себе в этом отчета. Сэм всегда казалось странным, что он называет ее мамочкой. Интересно, а будет ли Ники по-прежнему называть ее мамочкой, когда она станет такой же старой?

– Вина, мамочка? Немного вина? – повторил Ричард погромче.

– Лучше кофе, – наконец ответила свекровь. – Ты его варишь в кофеварке?

– Сначала ленч, – сказал Ричард более настойчиво, чем обычно.

Мать наконец повернулась к нему:

– Твой отец, полагаю, выпьет немного вина. Он опаздывает.

Она открыла свою сумочку и порылась в ней, медленно, осторожно, как собака, соскребающая землю с припрятанной кости. Вытащила из сумки пудреницу, открыла ее со щелчком и принялась изучать свои губы. Потом извлекла губную помаду и повернула тюбик.

Сэм с Ричардом переглянулись. Его отец вот уже восемь лет как умер.

– Ты хочешь немного тушеного мяса, мамочка?

– Я думаю, дорогой, выкурю сначала сигаретку.

– А мы собираемся сначала поесть, Джоан, – сказала Сэм вежливо, но твердо.

Свекровь нахмурилась, озадаченная.

– Ты поблагодарил бабушку за ее подарок? – спросила Сэм сына.

Ники посмотрел на нее несчастным взглядом:

– Да я получил какие-то носовые платки.

– Носовые платки – чрезвычайно удобная вещь, – поспешила вставить Хэлен.

– Бабушка, – сообщил Ники, поворачиваясь к ней, – а мы застрелили голубя.

Она провела языком по губам, потом бережно убрала губную помаду обратно в сумочку и вытащила из нее пачку сигарет.

– Мамочка, мы же еще едим, – напомнил Ричард раздраженно.

– А когда же его день рождения? – поинтересовалась она. – Уже скоро, не так ли?

– Сегодня, – сказала Сэм. – Сегодня.

Свекровь опять нахмурилась и посмотрела на свои часы.

– Обычно он уже приходит к этому времени. – Она подняла взгляд на Ричарда. – Наверное, задержался на какой-нибудь встрече.

– Я уверена, что он не стал бы возражать, если вы начнете без него, – предположила Сэм. – Почему бы вам не съесть немного тушеного мяса?

– Голуби такие противные. Папочка собирается подарить мне ружье, когда мне… м-м-м… когда мне будет девять.

– Убери локти со стола, тигренок. – Сэм повернулась к Ричарду: – Может, нам надо позвонить этому человеку с «Панчем и Джуди»? Он уже должен был быть здесь. Говорил, что будет здесь к часу.

– Ждешь не дождешься своего званого вечера, Ники? – спросила Хэлен.

– Угу, – ответил он задумчиво. – Да.

Послышался шум автомобиля. Сэм выглянула в окно.

Небольшой старенький «форд» подъезжал к дому.

– Слава богу, – обрадовалась она и поспешила выйти из комнаты, словно опасалась, что гость может передумать и уехать прочь.

Невзрачный маленький человечек в дешевом костюме и легком макинтоше стоял с извиняющимся видом на ступеньках у входной лестницы с двумя огромными чемоданами.

– Я так виноват, что опоздал, – извинялся он. – Так страшно виноват. – Человек улыбнулся, обнажая ряд кривых, подгнивших желто-коричневых зубов, изо рта у него отвратительно пахло, как будто он курил трубку. – Моя жена чувствует себя неважно, и мне пришлось дожидаться врача.

Он выглядел испуганным. В его глазах стоял страх.

– Сожалею, – сказала Сэм.

– Благодарю вас. Он один из тех… – Он замолчал, а потом продолжил: – Извините. Я должен быть бодрым, чтобы вечер прошел как надо.

Он снова улыбнулся, и она поняла, что недавно он плакал. Она почувствовала, что ее кто-то дергает за свитер, и увидела рядом с собою Ники.

– Этот человек привез «Панча и Джуди», тигренок.

– Привет, молодой человек. С днем рождения.

Ники подозрительно посмотрел на него снизу вверх.

– Поздоровайся, тигренок.

Но Ники ничего не сказал. Мужчина выглядел тощим и бледным, его кожа слегка просвечивала, макушка была почти лысая, всего несколько прядей волос, зачесанных поперек. Он походил на ненужную забытую игрушку.

– Вам помочь с вашими сумками?

– Нет-нет, ох нет-нет, я и сам могу справиться, спасибо.

Он поволок, пошатываясь, эти два чудовищных чемодана, тяжело дыша. Сэм видела крохотные бисеринки пота на его лбу, и внезапно ее охватила дрожь. Он заставил ее чувствовать себя неуютно. Жалкий, маленький человечек с больной женой и неподъемными чемоданами, набитыми куклами, он мог заставить детей хохотать, визжать и плакать.

«Ну что за жизнь, – подумала она, – что за жизнь – вот так каждый день топтаться у чужого порога. Любит ли он детей? Или, может быть, он предзнаменование? » Он притягивал ее взгляд, и в ней росло чувство страха, будто этот человек нес смерть в ее дом в своих огромных тяжелых чемоданах.

Ники с тревогой смотрел на нее. Он потянулся к ней и сказал тихим, заговорщическим голосом:

– Мамочка, он совсем не похож на Панча и Джуди.

– Извините, мы чуточку рановато.

– Нет-нет, все отлично, правда.

Сэм улыбнулась, внимательно глядя на гостью и пытаясь вспомнить ее имя. Жена какого-то приятеля Ричарда из Сити. У них огромный домина где-то поблизости отсюда.

– Очень мило с вашей стороны пригласить Эдгара.

Сэм с опаской посмотрела на хмурого мальчика. Просто чертенок. Это написано у него на физиономии.

– Мне очень приятно, – сказала она.

– А я сегодня утром наступил на коровье дерьмо, – промолвил Эдгар.

– Дорогой! – заторопилась его мамаша. – Я не думаю, что миссис Кэртис интересно узнать об этом.

– Сейчас разыщу тебе Ники. – Сэм осмотрелась кругом. – Тигренок! Иди и встречай своего первого гостя!

Появилась Хэлен, крепко держащая Ники за руку и уговаривающая его подойти.

– Это вот Эдгар, – представила Сэм.

– Ну, отдай же Ники его подарок.

Эдгар пихнул вперед какой-то маленький пакетик.

– А я сегодня утром наступил на коровье дерьмо.

– Эдгар! – одернула его мать.

– Ну, что надо сказать, Ники?

Ники густо покраснел.

– М-м-м… Спасибо тебе большое. – И добавил: – А мы сегодня утром застрелили голубя.

– Мы откроем его попозже, а, Ники? – спросила Хэлен, принимая пакетик. – Мы положим все подарки вместе, чтобы не было беспорядка.

– А почему бы тебе не показать Эдгару свои подарки, тигренок? – предложила Сэм. Она улыбнулась его матери. – А вы не хотите посмотреть?

– Нет, спасибо. Я уже должна мчаться. Вернусь за ним к шести, ладно?

– Хорошо. До свидания.

Сэм закрыла дверь.

– Я тоже хочу застрелить голубя, – заявил Эдгар.

– У нас сегодня званый вечер, Эдгар, – объяснила Сэм. – Ты можешь приехать опять как-нибудь и пойти пострелять с Ники и его папой, если захочешь.

– Я хочу застрелить голубя прямо сейчас.

– А у Ники есть машинка с дистанционным радиоуправлением. Ты не хочешь посмотреть на нее?

Ребеночек топнул ногой.

– Голубя, – сказал он. – Э-э-э-э, у-у-у, р-р-р. – Он побежал по коридору, но остановился и злобно посмотрел через дверной проем кухни, потом промаршировал туда и подошел к Ричарду, который читал газету. – Р-р-р-р, – прорычал мальчишка. – Грым-грым.

Ричард продолжал читать.

– Р-р-р. Грым-грым.

Ричард мельком глянул на него поверх газеты.

– Отвали! – буркнул он.

– Р-р-р, – продолжало дитятко, скорчив рожу. – Р-р-р-р, р-р-р. Я хочу застрелить голубя.

– Попроси ее, она тебя сводит. – Ричард кивнул в сторону своей матери, пристально изучавшей свое лицо в крышке пудреницы, окутанной клубами сигаретного дыма.

Эдгар поднял руку и, резко дернув газету вниз, порвал ее.

– Я хочу застрелить голубя.

Он топнул ногой. Ричард сграбастал Эдгара и схватил его за ухо.

– У-у-у!

Отбросив газету, Ричард встал, выкручивая ухо мальчишки еще сильнее, и торжественно вывел его из кухни.

– У-у-у! Р-р-р-р!

Ричард напоследок от души ущипнул его еще раз.

– Ричард, что ты делаешь?.

– Маленький ублюдок! – выругался Ричард.

Эдгар стоял в коридоре и истошно вопил, а Ричард отправился обратно на кухню. Сэм ворвалась туда следом:

– Что ты сделал с ребенком?

– Этот маленький ублюдок разорвал мне газету.

– Ты ударил его?!

– Нет, но в следующий раз ударю.

Зазвонили в дверь…

– О господи! – воскликнула Сэм. – Три часа, ну, теперь начнется. Почему все они являются так рано? Ты не мог бы запихнуть сосиски в духовку? Они там внизу, справа.

– Я посажу туда этого маленького ублюдка, если он заявится сюда.

– Мне открыть дверь, миссис Кэртис?

– Спасибо, Хэлен. – Она снова посмотрела на Ричарда. – Ты спрятал ружье?

– Да.

– А что делает твоя мать?

– Она интересуется, когда у нас будет ленч. Идиотская идея приволочь ее сюда.

– Но это же день рождения ее внука.

– Тебе следовало бы напомнить ей об этом.

– Ну, она же не в полном маразме. Подарок вот ему купила и очень милую открыточку.

– Я ха-а-чу домой! – орал Эдгар.

– Привет, Сэм! – окликнул чей-то голос.

Сэм пошла обратно в прихожую.

– Вики! – Она ринулась вперед. – Заходи.

– Я должна забрать Питера с пристани.

– Привет, Вилли. – Сэм посмотрела вниз на немного растерявшегося мальчика.

– Спасибо тебе большое, – услышала она шепот Ники, державшего в руках очередной яркий пакет.

– Рови! – обрадовалась Сэм, увидев крестную мать Ники.

– Сэм-м-м!

Они коснулись щеками, и поцелуи повисли в воздухе.

– Ну, как ты, дорогая?

– Прекрасно. Замечательно.

Сэм взъерошила волосы серьезного маленького мальчика Рови.

– Привет, Джастин.

– Приветик, тетя Сэм.

– Это какой-то идиотизм, Сэм. Мы живем в Лондоне всего в миле друг от друга и здесь по соседству, но единственный раз, когда мы видимся, – это на днях рождения детей! Как насчет ленча на этой неделе… во вторник вам подойдет?

– Ну разумеется. Почему бы нам не перекусить в клубе? Бассейн, сауна, а? У них там теперь хороший бар с салатами.

Подъехал еще один автомобиль. Началась суматоха. На мгновение Сэм совсем растерялась. А потом увидела, как тот человек, хозяин «Панча и Джуди», спускается по лестнице и идет через гостиную, спокойно, мягко, будто скользит. «Словно привидение», – подумала она.

– Будешь сосиски, Селия, а?

Маленькая девочка с косичкой подняла головку:

– Я не ем сосисок. Моя мама говорит, что это еда для простых людей.

Сэм внимательно посмотрела на нее, смутилась на мгновение и пошла дальше вдоль стола с тяжелым подносом, прислушиваясь к детской болтовне.

– Сосиски, Вилли?

– Да, пожалуйста.

– А на моих званых обедах у нас всегда креветки, – громко заявила Селия, не обращаясь ни к кому конкретно.

Ричард шел следом за Сэм, неся поднос с горячим пирогом, начиненным мясом, грибами и овощами.

– А я такой не ем, – услышала Сэм слова Селии.

– У тебя будут прыщики, если ты не ешь таких пирогов, – сказал Ричард.

Селия в нарядном розовом платьице тут же капризно надулась.

– Моя мама говорит, что я буду очень красивой. Я собираюсь стать фотомоделью.

– А кино будет? У нас кино будет? – спросил чей-то взволнованный голос, Сэм не поняла чей.

Она взглянула на Ники, сидевшего во главе стола в оранжевой бумажной короне. Он вцепился пальцами в наполовину съеденный гамбургер, с обеих сторон которого медленно стекал соус. Лицо Ники и его новый джемпер были сплошь в потеках этой дряни, как на картине Джексона Поллока[6].

– А какой фильм? Какой фильм?

Она посмотрела на часы. Начало пятого.

Шум детских голосов. Кто-то из ребят оглушительно дунул в пластмассовый горн. Кто-то просвистел так пронзительно, что заколыхались полоски цветной бумаги. Маленькая девочка взволнованно вбежала в комнату, уселась и принялась что-то шептать своей подружке, которая после этого бросилась вон из комнаты. Сэм увидела, что мужчина с «Панчем и Джуди» стоит в дверном проеме, и кивнула ему.

– Ну хорошо, все! Пришло время для «Панча и Джуди»!

Раздался возбужденный визг и несколько тяжелых вздохов.

– Давайте-ка все пойдем в соседнюю комнату, пожалуйста.

Она загнала это шумное стадо в гостиную и попыталась рассадить его на полу, перед ширмой, украшенной гирляндами из сладостей. Сцена с занавесом чуточку пошатывалась, и Сэм видела, как кукольник беспрестанно снует там, разбирая свое хозяйство. Она с опаской понаблюдала немного за ним – увиденное прошлой ночью вновь эхом отдалось в голове, когда прислушалась к его бормотанию.

Хэлен пробиралась среди ребятишек, раздавая лакомства.

– А там внутри сидит настоящий мужчина.

– Нет, никто там не сидит.

– А откуда ты знаешь?

– А я видел.

– А как же ты мог увидеть? Ты не такой уж высокий.

– А вот и высокий!

– А вот и нет!

Одна маленькая девочка, закрыв руками глаза, сидела отчужденно, немного в стороне от остальных.

Сэм вышла из кухни. Ее свекровь по-прежнему пялилась в зеркальце своей пудреницы, накладывая на физиономию очередной слой макияжа, тоненькая струйка дыма поднималась из кучи окурков со следами губной помады, лежавших около нее на подносе.

– Джоан, – сказала Сэм, – там вот-вот начнется представление с «Панчем и Джуди». Вы не хотите посмотреть?

– С «Панчем и Джуди», дорогая? – Джоан нахмурилась. – Нет, я предпочитаю остаться здесь. Моя губная помада немножко смазалась.

– Да нет, она смотрится очень хорошо. Уверена, что Ники вы понравитесь, если заглянете туда.

Свекровь снова принялась рыться в сумочке, как собака, выскребающая из земли кость.

Из гостиной донеслись взрывы смеха.

– Я загляну к вам через минуту.

Сэм прошла по коридору и остановилась в дверях гостиной. Взгляд наткнулся на часы в стиле 20-х годов на каминной доске. Уже почти четверть пятого.

16. 15 – эти цифры напоминали ей о чем-то.

– Уби-уби, джуби-джуби! Ну и кто же тут гадкий мальчик?

– О нет, не я! – пронзительно запротестовал Панч, его остроконечная шапочка и крючковатый нос появились над краем крошечной сцены.

– Уби-уби, джуби-джуби! Гадкий, гадкий, гадкий!

Эти слова вызвали в ней волну тревоги.

– О нет, нет, не я!

– Нет, это ты! – пронзительно завизжала миссис Панч, разодетая в пышное платье, пританцовывая и подпрыгивая.

– О нет, не я!

– Нет, это ты!

– Ну скажите, ребята, я ведь не гадкий, ведь нет же?

– Нет, гадкий!

Сэм смотрела на море детских лиц: некоторые ухмылялись, у кого-то изо рта торчали палочки с леденцами. Девочки в праздничных платьицах, мальчики в нарядных, но перепачканных рубашках и коротких брючках, тоже успевших помяться в бурных играх. Какими людьми они станут, когда вырастут? Уже сейчас можно отличить кротких и напористых, хулиганов и мыслителей. Господи, ведь им всем предстоит пройти долгий путь, прежде чем… прежде чем что? Прежде чем они смогут понимать? Посмотрите на меня… я вот взрослая… мне тридцать два… а я совсем не понимаю… Быть может, жизнь вообще нельзя понять? Может, в ней есть что-то другое. Мы все так заняты, заглядываем не в те шкафы и упускаем суть дела. Эти детишки тоже в один прекрасный день превратятся в старых неудачников и по-прежнему будут открывать и закрывать не те шкафы? Рыться в сумочке в поисках… сигарет? А может… ключа к жизни? Как мать Ричарда на кухне? Нет, не надо больше. Мы вступаем в эпоху Водолея. И все имеет СМЫСЛ. Новое ПОНИМАНИЕ!

– Эй, ребятишки, помогите-ка мне. Если вы считаете, что я не гадкий, то кричите вместе со мной, хорошо? О НЕТ, НЕ Я!

– О нет, не ты! – раздался нестройный хор голосов, неуверенных, слегка смущенных.

– Не слушайте вы его! – завизжала миссис Панч. – Скажите: «ДА, ЭТО ТЫ! »

Сэм пристально посмотрела на счастливое лицо Ники. Он отличный паренек, подумала она, такой внимательный, даже сейчас видно, что из него вырастет заботливый человек.

– О ДА, ЭТО ТЫ!

Она машинально отметила про себя, что в конце комнаты открылась дверь.

– А вы можете погромче?

– О ДА, ЭТО ТЫ!

Что-то явно было не так. Почему ей так страшно?

– Ну давайте же громче!

– О ДА, ЭТО ТЫ!

Сначала она через всю комнату увидела жуткую улыбку на его лице, улыбку демона, а не маленького ребенка. Спустя мгновение демоническое лицо исчезло, и в дверях стоял просто смеющийся мальчик, жадный маленький мальчик, добившийся своего на мгновение, очень счастливый, пока ему снова все не надоест. Он смеялся, смеялся, а у нее тем временем кровь стыла в жилах.

– Эдгар, – окликнула она строгим и торжественным тоном. – Эдгар! – повторила она, стараясь перекричать хор голосов, поддерживающих миссис Панч. – Эдгар! – закричала она снова, теперь уже продираясь сквозь шум, поднятый сторонниками мистера Панча. – Положи это! Бога ради, положи!

Нет, оно не может быть заряженным. Это невозможно. Ричард осторожен. Он не настолько глуп.

– Эдгар!

Мальчик стоял у двери, пошатываясь под тяжестью дробовика, словно пьяный маленький стрелок.

Этот палец. Сгибающийся и разгибающийся в ночной темноте.

4. 15.

Часы. В спальне. Когда она проснулась.

4. 15.

И часы на каминной доске.

4. 15.

Палец на спусковом крючке. Уби-уби, джуби-джуби.

– Эдгар!

Она сделала шаг вперед. Ружье резко качнулось над головами детей, нацелилось на нее, затем на потолок, а потом снова на детей.

– Я хочу застрелить голубей сейчас. – Она слышала его слова отчетливо, через всю комнату, сквозь весь этот гам, настолько отчетливо, будто он стоял рядом.

Дуло направилось вверх, в ее сторону.

– Эдгар, осторожнее! Опусти его!

Целится прямо в нее.

– О нет, не я!

– О да, это ты!

– Эдгар, опусти его!

Она заставила себя посмотреть прямо в эти оба ствола, наставленные на нее.

– О нет, не я!

– Заткнись. Ради бога, заткнись, болван! Ты что, не понимаешь? Ты даже не додумался проделать смотровые дырочки в своем проклятом ящике?

– Шлеп-шлеп, у-у-у!

– Если ударишь меня, то я дам тебе сдачи!

– ОПУСТИ, ЭДГАР, ОПУСТИ, ОПУСТИ ЖЕ ЕГО!

– О нет, ты не ударишь.

– О да, еще как ударю!

Сквозь непрерывный ор она различила чье-то хихиканье. Палец Эдгара лег на спусковой крючок.

– ЭДГАР!

Сэм в отчаянии посмотрела на Ники: надо пройти к нему, загородить мальчика, остановить Эдгара.

Снова сильный шлепок.

– О-у-у-у!

– Куда он делся? Да куда же он делся?

– ОН ПОЗАДИ ТЕБЯ!

Миссис Панч повернулась назад:

– О нет, его там нет!

– О ДА, ОН ТАМ!

Она снова крутанулась:

– О нет, его там нет!

– О ДА, ОН ТАМ!

Сэм увидела струю пламени, вырвавшуюся из дула, и нырнула вниз. Заметила, как Эдгара отбросило назад. Его лицо приобрело озадаченное выражение. Потом ружье медленно поплыло наверх и плавно, покачиваясь, словно огромное перо, бесшумно опустилось на землю.

Она стремительно, точно волчок, повернулась и увидела в воздухе над полосатым балаганчиком нечто похожее на снег. Что-то пролетело по полу, с громким стуком отскочив от бордюрной планки, и шлепнулось у ее ног. Голова Панча. Она лежала, глупо ухмыляясь в лицо Сэм, один глаз и часть щеки у куклы отсутствовали.

И тут до нее долетел звук выстрела, он прокатился по ней волной шока, отбросил в сторону, оглушив так, будто прямо над ее ухом громко хлопнули в ладоши, и какое-то мгновение она ничего не слышала, кроме слабого звона.

Сэм видела, как смех исчезал с ребячьих лиц, словно сброшенные маски. Она лихорадочно оглядела комнату. Ники сидел с разинутым ртом, держа в руке свой леденец на палочке. Она вскочила и прошла между застывшими, как гипсовые статуи, детьми, опустилась на колени рядом с Ники и жадно обхватила его руками, крепко прижимая его к себе.

– Ты в порядке, тигренок? В порядке?

Когда он кивнул, она судорожно стала осматриваться вокруг.

– Ричард! – крикнула она. – Ричард!

Она сознавала, что произносит это слово, но не слышала своего голоса. Ричард был уже здесь, с трудом пробираясь по комнате, как в фильме при замедленной съемке.

Теперь она почувствовала едкий запах бездымного пороха. В глазах прояснилось, и она услышала всхлипывания кого-то из детей. Ники все еще таращился на балаганчик, на порванный балдахин и клочки материи, падающие вниз, будто надеялся, что Панч снова выскочит оттуда и ухмыльнется.