{340} Указатель имен 16 страница

… Товстоногов «списывает», доводя до неузнаваемости. Вот если городничий был интеллектуальным, утонченным < у Мейерхольда>, то в БДТ городничий хам — но с оправданием его.

08. 09. Вислову передайте, что его статья наиболее содержательная < в «Театре» дискуссия об искусстве и науке>. Вяч. Иванов (другой) — у него статья блестящая и в сущности бессодержательная. Это пущание пыли в глаза. Отсутствует герой и отсутствует время. Это не подольщение к Вислову.

К Сергею Никулину я сохранил хорошие чувства, я бы послал ему свою книгу.

27. 09. Я прочитал Вампилова. У этого азиата «Утиная охота», может быть, гениальная пьеса. Русская классика. Косная природа — и душа. Мастерство, которое нельзя назвать мастерством, такая органика. Как это играть? Нужны бы актеры 2‑ го МХАТа, причем первого поколения. Главный герой — тут ведь и о князе Андрее. Земное — и душа. Метафизика у Вампилова. И в этой женщине, у которой все Алики (я несколько дней назад прочел пьесу, и все, как вспомню Аликов, смеюсь) — в ней тоже метафизика. Герой — трагический, и как у трагического героя, у него есть гранью добро. И это же надо: официант хам — «труженик». Расстановка. Ну Демидов и вляпался! < Выступил адвокатом официанта в статье. > Эта пьеса вообще имеет отношение к XX веку, и понятно, что она имеет значение и за границей. Это как Симфония псалмов: и природа, и душа. Его бог коснулся.

… Театр Ленинского комсомола я знаю как ТРАМ, потом — Красный театр. Там было несколько хороших актеров. Вообще, в тридцатые годы выяснилось, что левые театры стали самыми «психологическими».

05. 10. Ведь были настоящие люди в вульгарной социологии, {308} которая была очень серьезным периодом в XX веке, а не случайным; но были и бездарные бандиты, которые просто долбали неугодных писателей.

Вот он < Д. Е. Максимов> долбал Блока за славянофильство! Когда ясно, что у Блока — личность, тогда как славянофилы личность отрицают; он, напротив, скорее, западник! «Итальянские стихи»! Ведь ясно, что Европа для него серьезнейшая культурная история. И в русских стихах он никакой не славянофил. И недаром Мережковский накидывался на Блока как раз с тех славянофильских позиций, что «нечего писать итальянских стихов, в то время как Русь чахнет, а надо выйти на Волгу и посмотреть…» < «… чей стон…»>.

07. 10. На выставке Пикассо я услышал разговор: «Ну вот, как портрет матери — так все на своем месте сделал! » Это прекрасный действительно портрет, не столько испанки (насколько я вообще понимаю в этом), а мать, в руках которой весь мир. Весь мир в руках матери. Тот, чью реплику я услышал, не заметил, что руки, конечно, были написаны особые, чрезмерные.

09. 10. Оценка Радлова < в статье С. К. Бушуевой> правильная, я сорок лет так думаю. После похорон Добина с Костелянцем говорили, я сказал ему, что на мой взгляд Фоменко — пустое место, вроде Радлова. Оценка Радлова верна, и ее надо отстаивать. Но в статье кое-что надо бы смягчить, изменив акценты: Анну Дмитриевну Радлову нельзя мешать в одно с Радловым. У нее хорошие стихи, и она хорошая переводчица. У нее есть крайности, да. Но это исторично и ближе к Шекспиру, чем то, что требовал неисторично Юзовский: «Она меня за муки полюбила, а я ее за состраданье к ним» — эта пошлятина Вейнберга неисторична.

Спектакля в Малом театре, по существу, не было. Академическая пустыня. Хвалили Пашенную — зря, как мне кажется. Остужев был гармонически идеален, потому не совсем то, но что-то от Шекспира было.

В ГОСЕТе «Лир»… У Бушуевой, по-видимому, впервые о раздоре Михоэлса и Радлова; верно. Шекспира в спектакле не было. Это была экспрессионистская постановка. Михоэлс — было сильно, но, на мой взгляд, сильнее был Зускин, о котором вообще у нее не упомянуто. Но это был, по существу, не шекспировский спектакль, потому не очень верно, что это наилучшая шекспировская постановка. И нельзя небрежно-снисходительно о «Ромео и Джульетте» Попова. Этот спектакль превознесен до небес Юзовским, и сам Попов не великий режиссер. Но он хороший режиссер; в статье Бушуевой односторонне видна эпоха; этот спектакль лежит в эпохе, и потому отнюдь нельзя здесь видеть негативное только.

{309} … В пастернаковских переводах Шекспира есть неприятно пастернаковское, что режет в Шекспире, — угловато-бытовое: оно здесь противопоказано. Но у него живые люди, движутся, поскольку в XX веке большой поэт.

… Бушуевой еще скажите, что вульгарная социология, несмотря на дурное имя, неизбежна после революции, социологическая острота страстей неизбежна. Тем паршивее Радлов, греющий руки, без страстей.

Бушуева — умна, у нее прорыв в эпоху получился.

Вульгарный социологизм, когда исторично: страсть — это большая, значительная вещь. А позитивизм, долбание о «среде», — ужасно. Гуковский был по-настоящему талантлив не «средой», а выходами сквозь нее. Посоветуйте Бушуевой, чтобы не валить все на Радлова, процитировать Берковского, который пишет в то же время: «Единственным пострадавшим в “Отелло” является венецианский сенат».

Вообще, какой-то новый дурак пошел: гору знает. Как у них цепляется? Я, например, могу помнить только то, что понял и пережил. А тут сплошь и рядом никакого реального содержания.

< Репродукция Босха: «Избиение Христа». Поражен лицом Христа: надменным. > … Ведется исследование тряпки, в которую был завернут Христос после распятия. И что осталась труха растений, которые росли только тогда и только в Палестине. И следы на тряпке от тела, и можно восстановить. Ведь это страшно. Ученые сейчас и есть настоящие верующие. Это все делается серьезно — ведь в мире достаточно много атеистов, которые постараются это опровергнуть.

< О явлении НЛО над Петрозаводском. > В наше время ничему не приходится удивляться.

Вот у Толстого Элен Безухова ведь представляется всем умной, она философствует (в черновиках), цитирует Руссо. Впечатление от толстовского текста, что все как-то само собой является и сказывается, а за этим стоит вполне материальный подтекст — горы подробных черновиков…

… Интеллигенция вместе с народом противостоит бюрократам. Бюрократы — «ах-интеллигенты», Давыдов с его животным чувством опасности от бунтующей молодежи. И нельзя односторонне заниматься «интеллигенцией» — Эфрос ограничен тем самым. Любимов — нет, он стихийно понимает обе стороны. Конечно, Толстой (и Достоевский) предпочитает вообще простого человека труда. И ясно, что они понимают и тут проблему; простой человек разный бывает. И у Блока: «Вот так Ванька — он речист, вот так Ванька — он плечист. Катьку-дуру обнимает, приговаривает». Этот ужас тоже есть в простом человеке.

11. 10. Давыдов — сталинистский принцип социологии, проработочный. < По прочтении его «Эстетики нигилизма». > {310} Ясно, что эта бунтующая молодежь — черти что, но они бунтуют против бюрократии, и прежде всего это историческая вещь, ее нельзя зачеркивать или отрицать. Давыдов бюрократ, осатаневший от опасной для него молодежи.

… Корчагина-Александровская нерассуждающая, но сказала как-то так: все надо знать и все забыть. Проглотить. Это и есть: идея «целого», не сводимого к «положительным сторонам» и «недостаткам».

… Любомудров ко мне много лез в тот год, когда я там был на секторе театра ЛГИТМиК. Один вопрос показался мне провокационным. Тогда было такое неопределенное время с французской компартией; Гароди вовсю шумел и еще у нас печатался, и вот меня спросил, как я отношусь к «реализму без берегов» — такому лакомому, по-видимому, для всех тогда. Я ответил что-то резко, типа: «Мне он без надобности! » — не добавляя, конечно, что мне омерзительны равно как без берегов, так и с берегами все эти безумства с реализмами.

15. 10. Была экспрессивная пляска Эйлифа — Шааля, с мечом, каким-то боевым орудием. Честолюбие? — нет, никак рационально это нельзя было объяснить. Брехт — в том, что теоретизировал, — вульгаризировал Мейерхольда, и более ничего. Пляска Эйлифа — это таких, как я, с огромным театральным опытом, потрясло.

… Горький был скверный человек, хоть очень талантливый. Он совершенно не понимал и не любил крестьянства, например.

27. 11. … Я люблю поздний троллейбус. Да, и недаром я люблю Окуджаву. Это Вертинский на новом этапе, по-моему; единственный сегодня настоящий поэт.

Вертинский — от Мейерхольда нечто. И Яхонтов — это нельзя только слушать! Я думаю, что понимаю что-то в искусстве XX века. Маяковский — поражал тогда необычностью: простота.

29. 11. Я долгое время не перечитывал мою книгу и даже побаивался < «Блок, его предшественники и современники»>; она — стала еще более современной.

Сейчас всплыло, что Блок незаурядный философ истории. В тридцатые годы это невозможно было представить. У него была идея: некий исторический цикл себя исчерпывает и является совершенно новое содержание. Вы понимаете, насколько это далеко от идеи метаморфизма.

09. 12. Я сказал М. Ф. Пьяных, что дело всей моей жизни — настаивать на существенности социологии. Тогда он сказал, что только у меня одного и получается единство социологии и личности. Да, он, в общем, прав и умен!

13. 12. … На Западе своя глубина. Мы видим виртуозность, а в ней глубина содержания, нам непонятная просто. И может быть такая точка зрения на Моцарта, как на Пушкина, {311} который глубже и гениальнее дальнейшей русской прозы…

15. 12. < Посмотрел спектакль «Месяц в деревне». > Это из потолочных спектаклей Эфроса. Спектакль великолепный. Но, как вы знаете, у Канта люди делятся на два типа < умопостигаемое и метафизическое>. Вот метафизически это все не выдерживает критики.

Тургеневски играет только Козаков, да, строго. Но его не хватает, что понятно, когда за спиной такая тень (Станиславский — Ракитин). Я думаю, что мне повезло, что был Даль, а не Грачев. Верочка отвратительна. Яковлева верна себе — и в том, где сильна, и в отвратительном… Вообще в этом спектакле я понял нечто новое про Эфроса, и я даже думаю, что эта Яковлева его подвинула на те пласты, которые, вероятно, в нем самом были, но меньше были прежде видны.

Тургенев одна из моих нежных детских любовей, я читал это совсем в детстве и не раз перечитывал «Месяц в деревне», когда тянуло к Тургеневу — много раз.

… Да, С. Никулин, по-видимому, из настоящего человеческого материала, судя по его поведению в моей истории с пенсией… До меня дошло отношение Нинова к моей ситуации < с пенсией>, как к ситуации Акакия Акакиевича. Я передал ответ через третье лицо, что меня это устраивает, поскольку это массовая ситуация трудящегося человека, и это не зазорно, это противоположно бюрократической позиции человека, кичащегося своей социально высокой ступенькой.

16. 12. … Яковлева талантлива, но бог сунул талант не туда. Вот ей бы Верочку сыграть, чтоб доказать, что и у этой могут быть неудачи. У нее с Далем (рад, что не с Грачевым видел, которого весьма приемлю как актера, но он сделал бы непонятной всю постройку) страшная парочка. Даля можно оценить как актера. Я видел его только в козинцевском «Короле Лире» — он там был редким актером (сегодня) декадентского толка.

23. 01. 1978. Я получил приглашение из Парижа на международный симпозиум по Толстому < переводит; письмо пришло с огромной задержкой>. Бюрократическая страсть к заграничным командировкам мне не свойственна. Париж — город как любой другой.

… Блок вовсе не случайно столько пишет о народе. Интеллигенция еще не вся история, отнюдь.

04. 02. Мейерхольд, не имея нового здания, мотался по разным площадкам, превозносил акустику старую в ДК Выборгском. Видел премьеру «Свадьбы Кречинского» там. Затем, когда был грандиозный бум с «Анной Карениной» во МХАТе, предполагались шумные гастроли и для увеличения мест подняли пол. Стало хуже слышно и одновременно {312} хуже видно — это же все продуманно раньше делалось. А бум в Ленинграде был меньше, чем ожидалось.

… Вампилов, конечно, никакой не Чехов. Это западноевропейская драма XX века. Ибсен, Метерлинк — и русская хватка. Классика. «Утиная охота» — гениально: все одиноки, злы, все виноваты и все невиновны. Кто может — выходит из этого. Это доставалось кровью и потом — Вампилову, Володину — теперь уже другие могут спекулировать.

01. 03. Конечно, Бахтин социологичен, но это абсолютно неисторично и фрейдистки извращать истину, утверждать: народ вечно жрущее и пьющее начало — это абсолютно неверно.

09. 03. Кугель напрасно пишет в очерке о Монахове, что тот был нетрагический актер. Его Филипп доказывает обратное, стоит перед глазами и в ушах. Вот случай с Толубеевым: как-то в ВТО выступил с Митей Карамазовым, и видно было, что это его любимейшее — и так же видно было, что хорошо, что так и не имел этой роли: актер не трагический. Вот Яковлева — «собака» из банды, но могла бы сыграть — ибо в ней это есть, трагическое. … Если бы хоть они крутили «Ромео и Джульетту» на трагизме эроса, Яковлева бы это смогла. А то банду играют, в которой невесть каким образом затесался Грачев.

28. 03. < После кандидатских защит — он член совета. > Этот Друкт из Минска молодой — сорок девятого года, диссертация очень стоящая о Мусоргском. У него есть намек, и я со своей стороны давно думаю: в Мусоргском сильная струя церковной музыки, траурных служб — в «Борисе Годунове», и не только.

31. 03. Надя, я прочел четырехтомник Виноградской, что вы мне купили. Тут огромная и прекрасная работа, это стоит на одном уровне с Волковым о Мейерхольде. Огромная доля нового материала, тут проходят даже и антагонизмы Станиславского и Немировича-Данченко. Я, давайте, подарю его вам на новоселье! Купить-то и принести себе, конечно, вам придется самой.

06. 03. … Немирович-Данченко очень был похож на свои фотографии. Я его видел и был шокирован этим. Представляете? Ведь живой человек всегда не похож на фотографию. Неумирович — так его звали в театральной школе, где я был.

… С Любимовым история: Жюрайтис, оказывается, накануне сам ставил оперу, все перекореженную. И после этого выступление такое. Конечно, на европейский смысл это дикость.

14. 04. После Гегеля даже Кант (я испытал вот это на себе) и Беркли, и Вакенродер — устаревшими воспринимаются, их даже трудно читать! Гердер тоже — отменено, скучно читать!

{313} Я маленьким мальчиком рыдал, читая «Соловья» Андерсена, — знаете, ведь дети жестоки, и вообще — «дети природы», а я рыдал.

19. 04. Станиславский был связан с Толстым, не случайно любил Сулержицкого, который очень был связан с Толстым. «Евгения Онегина» ставил очень по-русски… ставил по Толстому.

11. 04. … «Гимны к ночи» Новалиса: ведь это пьяно! — а Вася Гиппиус переводит «в глубину бога» — как «в божьей глубине» < смеется>. А ведь в подлиннике нет никакого символистского жеманства, это на уровне Гегеля (Шеллинг груб в сравнении). У этих писателей наивности XVIII века и глубина — остающаяся.

Кляйст — лучший новеллист вообще, и есть что-то и неприятное. «Локарнская нищенка» — не читали? Непременно прочтите. «Семейство Штроффенштейн» из второго тома пьес — самая тяжелая трагедия из всех возможных — у Карельского в его предисловии именно образец вульгарной социологии!

15. 05. Мне сказали, что Алиса Фрейндлих хочет возобновить мейерхольдовский спектакль «Даму с камелиями» со своим участием. Но ведь это немыслимо. У Мейерхольда Райх была дрессированная собачка. Я смотрел огромное количество раз и сидел близко, но всегда большую часть не слышал. Роль строилась на паузах. У Мейерхольда здесь была тема Достоевского, вариант Настасьи Филипповны, только односторонний. У Достоевского в ней Мышкин и Рогожин; здесь был только Мышкин.

И вот представьте это у Мейерхольда — сочетание Достоевского и Метерлинка, как ни странно. Все решалось голосоведением. Царев — Арман — весь его рисунок врезался в память. Он тоже был дрессированная собачка. Ясно, что Райх была идеально тут — и совершенно не нужна была Бабанова, как вы понимаете — и вот Фрейндлих! Не ее это дело… Когда Царев стал играть в «Горе уму» — это, конечно, было совсем не то — хотя я смотрел спектакль много раз.

16. 05. … Блок — явно был в конце с безумиями…

Эйхенбаум написал об Ахматовой «не то монахиня, не то блудница»; в докладе Жданова использована статья из старой «Литературной энциклопедии», где приведено это. У Ахматовой «Потертый коврик под иконой…» — да, это сильное стихотворение; ее редактор Дикман боялась публикации этого стихотворения…

Я считаю символистскую школу наиболее значительной в XX веке, все сколько-нибудь значительное в художественном отношении связано с символизмом.

17. 05. Вы прочли сборник «Немецкая диалектика»? Вы знаете, ведь это мое; впервые подается исторически активный {314} субъект (а не тупой позитивистский детерминизм). И лучше всего — П. Гайденко, это, пожалуй, лучшая ее работа. Все построено на ильенковской мысли.

06. 08. < Из письма. > «В теперешней ситуации… объективно стык бюрократического и либерального стандартов… Одно другого стоит, и одно без другого не существует. Достоевский, Толстой и Гофман не предвидели, что “двойничество” выродится в столь мизерную тупость.

Здесь… был сначала солнечный холод, потом было девять дней солнечного блеска с теплом — это, в смысле зрелища и чистого воздуха, вероятно, уникально в современном мире. Сейчас, кажется, начинается холод с непогодью, тут эта райская картина совсем тускнеет, полностью исчезает…»

29. 09. Я прочел уже большую часть книги о Яхонтове Крымовой. Книга талантливая, некоторые куски — настоящее искусство. Она беллетрист, как Берковский… Она знает и любит двадцатые годы, благодаря, как я понял, матери. Есть дамские «сопли», а есть великолепные портреты и верные соображения: она сближает Яхонтова и Бабанову, они были «в Мейерхольде», ему нечего было с ними натаскивать, и в итоге тяжело, он с ними и расстался. «Петербург» — очень хорошо разобран.

30. 09. … Я читал «Прощание с Матёрой» — это не литература, собственно, это Распутин сам объясняет себя. Видно, что он по-своему верит в бога, и не скрывает этого, изнутри знает деревню. Много мистики. Вот в «Живи и помни» — все построено на снах, предчувствиях, мистика человеческих отношений, причем они в чувственной конкретности. Это все очень сильно и трагично… Но вот я не знаю, останется ли Распутин. Хотя это явление и, несомненно, искусство. Про «Утиную охоту» Вампилова я несомненно убежден, что это грандиозно. Хотя это безысходно. Ну вот девка эта, в «Прошлым летом в Чулимске», — ясно, что она будет копошиться < с калиткой>. Хотя она, конечно, жуткая: упрямая и т. п. Жуткая. Вообще, интересно, куда идет мир, чем это кончится — катастрофой или нет. Меня пугает гегелевское утверждение «мир < в основном> закончен».

… Я прочел статью Кузнецова в «Театре», о которой вы говорили < Б. Кузнецов. Необратимость физического и сценического времени. — «Театр», 1978, № 7>. Я его не терплю, но эту статью прочел — в ней напряжение, она заставляет себя читать, это, видимо, последняя карта в его сложной игре. Ему около восьмидесяти лет. Он неполучившийся физик, у него много работ на общие темы. Я не терплю этого — когда не физик и не искусствовед наскоком сводит одно с другим. У него получается все до омерзения неисторично, потому что неконкретно. Он пытается Эйнштейна приложить на все, начиная с античности. Это же бред, и не {315} что иное, причем реакционный. Потому что существует квантовая теория, которую уже учитывал Эйнштейн — и с которой полемизировал Гейзенберг — гений, я все не доберусь его почитать… Я ведь прослушал в шестнадцать лет краткий курс высшей физики и затем в начале шестидесятых годов разбирался в том, что читал замечательного нового.

Понимаете, в XX веке физика стала решать философские проблемы. Двойничество, антимиры — все это сближает, разумеется, ее с искусством XX века. Но по-моему, нельзя решать физикой тут. Эйнштейн говорил, что ему помогает Достоевский. По-видимому, решением человеческих отношений и характеров неэвклидовых. Это ж Иван Карамазов говорит, просто выговаривает эту проблему «Лобачевский — Евклид», но ведь он не орудует в терминах физики!

У Кузнецова получился кусочек про Гамлета, тут он попал в точку.

Эйнштейн бился над проблемой единого поля — по моему убеждению, оно вообще не существует.

… Старый Петербург долго существовал, как ни странно, хотя и все перекрутилось в революцию, потом в первую пятилетку. И все-таки Мейерхольд в Ленинграде чувствовал себя совершенно иначе, и Таиров с Коонен, и Яхонтов, который никогда до того не был, «узнавал» Петербург.

Сейчас этого Петербурга, по-моему, совсем нет.

Крымова, несмотря на беллетристическую форму, много поработала и собрала много материала, книга нужна и с этой точки зрения.

… Если бы я мог издать, я бы, конечно, написал об «Анне Карениной», о том, что здесь опыт уже трагедии, диалектика души, поведения и авторского отношения слиты воедино. Каренин и Вронский, конечно же, двойники. Духовное и физическое выродилось до: чиновник и кобель. Это страшно.

… Революция вещь серьезная, и заботиться, предупреждать и так далее ужасные крены и могущие быть последствия только и могут те, кто видит в революции серьезную вещь.

… «Хованщина» это не «Восковая персона». Тут «силы потайные! ». Знаете, Преображенская мощно это делала. Статически, только голову поворачивала. Я думал, она такая и есть — но видел ее в «Борисе Годунове» — шинкарка в украинских юбках, лихо!

02. 10. Дочитываю Крымову < «Яхонтов»>. Когда переходит к выводам, теории, тут и видно, что общей идеи нет. Лучшее у нее это вот портреты старух.

… По-видимому, все-таки нужно признать правоту Толстого, который утверждал, что существуют люди, лишенные какого бы то ни было содержания. Ну, конечно, Камянов {316} плоский и наивный, когда отказывает Долохову в содержании. У Толстого он — фигура с высокой поэзией, а поэзия без содержания все-таки невозможна. И ведь он лезет к Пьеру христосоваться накануне Бородина — об этом не вспоминают, но ведь это факт. Камянов трактует эпизод Долохова с французами как жестокость его, и только, — но тут и его месть за Петю, который ему, значит, понравился! И этим французам будет похуже, чем прочим.

03. 10. … Если «Идиот» написан на тему «глумления» над человеком < Бурсов> — слово-то какое, при чем тут Достоевский? — и Настасья Филипповна голубка — это же означает не иметь никакого художественного чувства.

Ведь Достоевский бился над тем, что добро и зло — в человеке. Дело, скажем, далеко не только в фигуре Сталина. Когда появился «Современник» (его слава началась в Ленинграде, это вообще типичное явление), я сразу понял, что это искусство, и значительный поворот, и сразу понял их главную проблему: справятся ли они с проблемой зла, найдут ли ее.

Вот даже такой умный и чуткий человек, как Сережа Владимиров, говорил, что они испортились, пошли на компромиссы и т. п. Так все и было, но связано это было именно с тем, что я говорю. Вот их «Обыкновенная история»: там эти зеленые мундиры и тому подобное — убого, плоско. Мягков там первоклассен, и не ясно, оборвано, как такое вдруг вылезло в театре. «Два цвета»: Евстигнеев, при всех его актерских достоинствах, — внутренне циничен, и только. «На дне» — вот и видна разница между гением и талантом. Дорошина талантлива, играет Василису, но Шевченко! С ее «Убили Мужа Мово…». Видели бы вы ее царицу Ирину, это было пение, русская икона в ее речи — притом что внешне в ней было четыре, самое меньшее, Ирины.

Да, вот и МХАТ 2‑ й — с той же проблемой «Современник» столкнулся, что и они. Внешне: интриги, Берсенев, отсутствие режиссуры. Так всегда и бывает. Под этим — тот факт, что Чехов не мог не уехать. Он все равно угас бы. Он сказал исчерпывающе свою тему, и она прошла.

… Проблема зла — к проблеме трагедии, но не обязательно.

… Видел я громоздкий памятник Ахматовой. Кошмар… При всей самовлюбленности она была очень умная.

Поэты носят свою маску. Вот у Ахматовой прорывалось: «Я не люблю своих стихов». То есть она устала от своей поэтической маски.

26. 10. У Распутина такое мрачное есть — вот в «Живи и помни», причем ведь явно и биографическое, — что мне томно, я смущен. В «Литгазете» критик Е. Старикова довольно умно пишет о западной традиции у Распутина и Катаева (в выстроенности). Это есть действительно, вот и в {317} «Деньгах для Марии»: «Молись, Мария» — это, конечно, постройка, но это же и совершенно русская органика. С Катаевым действительно можно сопоставлять — но вот у него все это мерзко, за исключением «Белеет парус одинокий», поскольку просто свое детство всякий любит, — а везде он ненавистник…

Вот у Вампилова тоже западная традиция: в «Утиной охоте» явно ангелоподобное существо — тут безусловно «Чудо святого Антония», Метерлинк, и безусловно Ибсен, символика этого типа. Западное, форма — как спасение от русского лирического растекания. У Вампилова тема о человеческой прочности. И «Прощание в июне» мне нравится. Ясно, что герой сделал ошибку и стал прочнее. «Прошлым летом в Чулимске» — героиня последовательна, до ужаса даже. А герой, Шаманов, жидок, не очень верится в его эволюцию.

27. 10. У этих троих так: Тынянов как будто не улыбался вовсе, Эйхенбаум улыбался холодной улыбкой равнодушия, Шкловский — беспрестанно…

04. 10. У Распутина все вещи на самостоятельные темы, хотя рукой одного художника. Так и бывает. У Коонен роль в «Негре» (может быть, лучшая) была в ритме, походке, ничего общего не имеющей даже с другими ролями о’ниловского цикла, не говоря уже о других. У каждой роли была своя тема.

Конечно, «Деньги для Марии» — сложнейшая задача изобразить хороших людей. В жизни тоже нечасто, но бывают. Скажем, в кассе шумного магазина — и вдруг явно добрая женщина; и сразу как-то начинаешь верить в человека. А изобразить это еще трудней. «Молись, Мария» — это великолепная формула, — притом что Мария-то, может, и не молится вовсе, неизвестно еще. Все равно.

Распутина очень поднимают сейчас, он везде разъезжает, вот интересно, скурвится ли он.

07. 11. Мне ближе «Привычное дело», чем Распутин с его жутковатыми вещами, потому что Белов лиричен. В «Плотницких рассказах» явлен эксперимент, автор пытается свою лирику обрастить прозаическим мясом. Конечно, Распутин куда крепче профессионально. Вообще, до Белова начал тему Казаков, своих героев он не любит, интеллигентски высокомерен. Лучший рассказ у него про двух парней, которые поют, и неожиданно для себя поют, — ситуация тургеневских «Певцов», только обратная. Такие ситуации бывают, и рассказ сильный.

Про Белова мне рассказывали, что он с четырнадцати лет переехал из вологодской деревни в Вологду, и деревня осталась для него детской мечтой. Это раскольничьи места. Торговые люди; это — вторая степень мужика. Рогожин у Достоевского — знаком ему, по-видимому, по каторге. Такие {318} купцы, купцы-мужики, не известны Островскому, он ими не занимался, они в Москве вокруг раскольничьего Рогожного кладбища.

Распутин имеет высшее образование, значит, окончил десятилетку в райцентре, что-нибудь вроде новых Падан, отвратительных, у родной тетки вроде старшей дочери старухи из «Последнего срока». Да, у него отвращение к поселкам. Насколько я понимаю, Сибирь похожа в этом смысле на Север, я же через это все прошел сам.

Лучшие актеры двадцатых годов — Бабанова и Хмелев — были дети рабочих. Это могло шумно подаваться, но не подавалось никак. У Бабановой отец был реакционер в двадцатые годы; он был мастер — то есть между рабочим и хозяйской собакой; был против, чтоб она шла в актеры. Хмелев был — темный.

… Крымова не ханжа в книге о Яхонтове, основательная по-своему… Яхонтов вытащил в Зощенко кое-что — но это не для Яхонтова. Мейерхольдовское в том, что он актер-режиссер одновременно. Потому с талантливой партнершей не мог.

Вот Бирман никак не могла понять этого, и рвалась в режиссуру, и ставила средние спектакли, в которых жутко торчали ее собственные гениальные роли.

О «Живом трупе» Гиацинтова с умилением вспоминает (во МХАТе 2‑ м), а ведь что это был за спектакль? Бирман играла старуху Каренину, не видную в тексте, так, что это была фантасмагория мировой лжи. Если бы при такой старухе бился, как рыба об лед, Федя Протасов — это был бы гениальный спектакль. Но была стилизация, культурный, с хорошим вкусом, кукольный на фоне Бирман, спектакль.

… МХАТ 2‑ й был театр без режиссуры. Берсенев выжил Сушкевича, но он и не мог, и Бирман была сильнее его намного, как актриса, а не как режиссер, конечно.

09. 11. < Рассказываю, как старик Ю. Лавров в институте у нас вспоминал встречу с Блоком. > Да, он был именно актером, ярким таким, и Блок к нему подошел, потому что почувствовал, что это не пустое место. Блок фактически ведь руководил театром. Замятин как-то на репетиции спросил Блока, не устает ли он тут; тот ответил: «Знаете, я ведь театральный человек». Я Лаврова помню на сцене, причем ни больше ни меньше как Тартюфом, то есть в очередь с Певцовым. Ну, у Певцова была метафизика зла; а Лавров был театральный злодей.

Вы видели «Багдадский вор»? Это послевоенный английский с восточными красотами фильм, без красот английцы не могут, — там Фейдт, уже старый, — именно эта мистика, потрясающие глаза!

19. 11. … Все-таки это бредовая была идея Карякина — играть героев разрозненных… Герои вне связи друг с другом — {319} бред. Рогожин хочет убить Мышкина — это он на себя замахивается.

В одиннадцатом номере «Нового мира», найдите время, почитайте роман Каверина. < «Двухчасовая прогулка». > Представляете, ведь он для меня еще молодой фигурировал как Венька Каверин. Он, вообще, занятный. Сейчас пустился в пророчества и полемики — с Распутиным. На его темы, причем идея такая, что роль спасителя — у интеллигенции, а народ — да, «навоз». Это гораздо серьезнее просто модничанья, так что возьмитесь прочтите.