8. Охота. 10. Открытое море

8. Охота

Гед ступил на дорогу, ведущую из Ре Альби в Порт-Гонт, еще до рассвета и незадолго до полудня пришел в город. Взамен роскошных осскилианских одежд Огион снабдил его приличной гонтийской обувью, бельем, рубашкой и кожаной курткой. Но королевский плащ, подбитый мехом пеллави, Гед сохранил для защиты от холода. Одетый таким образом, без багажа, но с посохом, высота которого точно равнялась его росту, подошел он к городским воротам. Скучавшие стражники, что стояли, облокотясь на резных драконов, сразу признав в нем волшебника, раздвинули копья и впустили его, не задавая вопросов, а потом долго провожали глазами.

В гавани и в Доме Морской Гильдии он задавал всем один и тот же вопрос: не отправляется ли какой-нибудь корабль на север или запад – на Энлады, Андрады, Оранэа? Везде ему отвечали, что зимой корабли стоят на приколе и даже рыболовные шхуны не выходят за Боевые Утесы в столь неблагоприятную погоду.

Ему предложили пообедать в Доме – волшебникам редко приходится самим просить об этом. Он посидел немного с грузчиками, плотниками и рыбаками, с удовольствием прислушиваясь к их немногословным, неторопливым разговорам, ворчливому гонтийскому выговору. Гед мечтал о том, что останется здесь насовсем, забудет всю магию и приключения, власть и ужас, и будет тихо и мирно жить, как все люди на хорошо знакомой, такой родной земле. Но это были только мечты, сделать же он собирался прямо противоположное. Узнав, что кораблей не будет, Гед не стал задерживаться ни в порту, ни в городе, а зашагал по берегу бухты, пока не дошел до первой маленькой рыбацкой деревушки к северу от столицы Гонта. В ней он быстро нашел рыбака, который собирался продавать лодку.

Рыбак оказался угрюмым стариком и его двенадцатифутовая обшитая досками лодка настолько растрескалась и покоробилась, что едва ли годилась для морских путешествий. Тем не менее старик запросил высокую цену: безопасность для своей новой лодки, самого себя и сына сроком на один год. Гонтийские рыбаки не боятся никого, даже волшебников. Они боятся только моря.

Подобное заклинание, на которое очень надеются в северной части Архипелага, никого еще не спасало от тайфунов и штормовых волн, но если его наложил маг, хорошо знающий местные воды, устройство лодки и искусство рулевого, то оно надежно защищает от всяких мелких неприятностей. Гед честно занялся трудной работой – он ткал паутину заклинания весь день и всю следующую ночь, не пропуская ни единого слова, ни единого жеста, при этом Гед не переставал думать о том, где и как он встретится с Тенью, и в каком облике явится она ему. Когда труд был завершен, Гед очень устал. Следующую ночь он провел в хижине рыбака, в гамаке, сделанном из желудка кита, и утром проснулся, весь пропахший копченой селедкой. Не мешкая, он сразу отправился к гроту под утесом Катнорт, где стояла его новая лодка.

Гед столкнул ее в спокойное море, и вода сразу же начала просачиваться внутрь сквозь многочисленные трещины. Мягко, словно кот, он ступил в нее и поправил все неровные доски и колышки, работая инструментами и заклинаниями, как в свое время с лодкой Печварри в Лоу Торнинг. Подошедшие жители деревни с почтительного расстояния молча следили за его быстрыми руками и прислушивались к его тихому голосу. И эту работу он выполнял терпеливо, успокоившись лишь тогда, когда последняя дырочка была наглухо запечатана. Вместо мачты Гед поставил свой посох, укрепил его короткой фразой и поперек пристроил крепкий деревянный брус длиною в ярд. С этого бруса он спустил сотканный из заклинаний прямоугольный парус, белый, как снега на вершине горы Гонт. Следившие за ним женщины завистливо вздохнули. Встав рядом с мачтой, Гед поднял легчайший магический ветер, и лодка заскользила через обширную бухту в сторону Боевых Утесов. Когда молча наблюдавшие за всем этим рыбаки увидели, что полусгнившая гребная шлюпка летит под парусом словно молодой кулик, они разразились приветственными криками, широко улыбаясь и притопывая ногами под холодным морским бризом. Гед на мгновение обернулся и посмотрел на них, весело махавших ему руками на фоне темной зазубренной громады Катнорта, над которым уходят в облака белоснежные склоны Горы.

Гед пересек бухту и между Боевых Утесов вышел в Гонтийское Море. Он рассчитал курс так, чтобы пройти к северу от Оранэа. У него не было никакого плана, он просто решил вернуться уже пройденной однажды дорогой. Гед не мог точно сказать, каким путем идет за ним Тень, но он знал, что разминуться в открытом море им невозможно.

Геду хотелось, чтобы его встреча с Тенью произошла именно в море. Он не совсем понимал причину такого желания, но при мысли о встрече на суше сердце его сжимал ужас. Из моря поднимаются штормовые волны и чудовища, но не черные силы. Все зло – на суше. В стране тьмы, где Геду довелось однажды побывать, не было ни моря, ни рек, ни озер, ни ручьев. Царство смерти – безводная страна. Хотя зимнее море и таило опасности, но его изменчивость и бурный нрав Гед рассматривал скорее как свою защиту. Когда они в конце концов встретятся, думал Гед, возможно, ему удастся схватить ее и весом своего тела и ценой своей жизни утащить Тень во тьму морских глубин, откуда, если держать ее покрепче, она уже не поднимется. Может быть, своей смертью ему удастся искупить то зло, что совершил он в жизни.

Гед плыл по неспокойному бурному морю, над которым нависали свинцовые облака. Он не использовал магический ветер, и лишь иногда отрывистыми словами поддерживал сотканный из заклинаний парус, и тот сам принимался ловить ветер, устойчиво дующий с северо-запада. Без этого ему трудно было бы удержать утлое суденышко на правильном курсе в этом бурном море. И так он плыл, внимательно следя за всем, что происходило вокруг. Жена рыбака дала ему в дорогу два больших ломтя хлеба и кувшин воды. Близ Камеберской Скалы, единственного острова между Гонтом и Оранэа, он поел, с благодарностью вспоминая молчаливую женщину. Проплыв мимо облачком видневшейся на горизонте земли, Гед стал уклоняться к западу. Над морем висела мелкая морось, на суше она могла бы выпасть мокрым снегом. Окружавшее его безмолвие нарушали только скрип лодки да слабый плеск волн о ее дно. Не было видно ни птиц, ни кораблей. Ничто не двигалось, кроме волн и облаков. Гед помнил, как в полете, когда он летел точно тем же курсом, но в обратном направлении, они плотной пеленой окружали его, и он смотрел тогда на серое море так же, как сейчас – на серое небо.

Когда Гед посмотрел вперед, то не увидел там ничего. Он встал, продрогший и усталый от постоянного напряжения, и пробормотал:

– Иди ко мне, иди, ну чего же ты ждешь? – Но ответом была тишина. Никакое черное облачко не мелькнуло на фоне тумана и волн, но с каждой минутой в маге росла уверенность, что совсем близко Тень слепо рыщет по его холодному следу. Наконец он не выдержал и закричал: – Я здесь! Я – Гед! Я – Сокол! Я вызываю свою Тень!

Поскрипывала лодка, шелестели волны, ветер тихонько трепал белый парус. Текли мгновения. Положив руку на тисовую мачту, Гед ждал, вглядываясь в пелену дождя, неторопливо тащившего с севера свои струи. Текли мгновения… Но вот далеко, в тумане, он увидел приближающуюся к нему Тень.

Она уже сбросила с себя тело осскилианского гребца Скиорха, ибо геббет не смог бы последовать за Гедом через море, но и не приняла облика зверя, в котором Гед видел ее на Холме Рокка и в своих снах. Однако у нее была форма, и даже при дневном свете Гед мог видеть ее. Во время преследования и короткой схватки с Гедом на вересковой пустоши она смогла высосать из него и влить в себя достаточно сил… а, быть может, как раз то обстоятельство, что Гед вызвал ее, заставило Тень обрести какую-то форму. Сейчас она имела некоторое сходство с человеком, но, будучи Тенью, сама тени не отбрасывала. Из Челюстей Энлада устремилась она на Геда – туманное нечто, неуклюже бегущее по волнам и слегка колеблющееся от порывов ветра. Холодные капли дождя пролетали сквозь нее.

При дневном свете Тень была почти слепа, и Гед первым заметил ее. Гед и Тень могли узнать друг друга где угодно, в любом обличье.

Так, в беспредельном одиночестве холодного зимнего моря, встретил наконец Гед то, чего так страшился. Казалось, что ветер и волны гонят Тень прочь, но та все приближалась. Теперь и она увидела Геда. А он, захлестнутый смертельным ужасом, холодным оцепенением, которое высасывало из него жизненные силы, стоял и ждал. Затем Гед произнес одно слово, похожее на удар хлыста, белый парус мгновенно заполнился магическим ветром, и лодка рванулась вперед, прямо на колеблющегося на ветру врага.

По Тени волнами прокатилась дрожь, она повернулась и в полной тишине обратилась в бегство.

Тень устремилась к северу, против ветра, и туда же направил Гед свое суденышко: быстрота зла против искусства магии; неистовство дождя против них обоих. Не жалея голоса, подгонял Гед лодку, ветер, парус, волны – как охотник, завидев волка, подгоняет гончих. Ни один сделанный человеческими руками парус не выдержал бы такого напора. Лодка буквально летела по волнам, словно подхваченный ветром сгусток пены.

Тень, став еще более туманной и расплывчатой, теперь больше смахивала на колеблющуюся на ветру дымку, чем на человека. Она резко повернула и, сделав полукруг, устремилась по ветру в направлении Гонта.

Гед развернул лодку с помощью руля и заклинания, и та, подобно дельфину выпрыгнув из воды, понеслась быстрее прежнего, но Тень по-прежнему удалялась. В спину и левый бок Геда ударил снежный заряд, шторм крепчал, и юноша потерял Тень из виду. И все же Гед был уверен, что идет верным курсом, словно он преследовал не призрака, летящего над волнами, а зверя, который оставлял четкий след на свежевыпавшем снегу. Хотя ветер и был попутным, он не ослаблял силы ветра магического, и парус дрожал от напряжения, а лодка со свистом рассекала воду.

День клонился к вечеру, а отчаянной гонке не было видно конца. Гед понимал, что при такой скорости он уже обогнул Гонт с юга и направляется сейчас к Спеви или Торхевену, а может быть, и в открытый Предел. Но это его мало заботило – он вышел на охоту, и страх покинул его.

На мгновение Гед увидел впереди Тень. Ветер стихал, и на смену дождю явился промозглый туман, густевший с каждой минутой. Сквозь его дымку юноша и заметил Тень, летящую над волнами немного справа по курсу. Сказав нужные слова ветру и парусу, Гед повернул руль, и снова продолжилась охота вслепую. Туман, рвущийся в клочья там, где он сталкивался с магическим ветром, сгустился настолько, что плотным занавесом сомкнулся впереди лодки, снизив видимость до минимума. Когда Гед произнес первые слова заклинания Очищения, он снова заметил Тень – она была совсем рядом и двигалась еле-еле. Туман свободно проникал сквозь ее верхушку, напоминающую искаженную тень человеческой головы. Гед успел подумать только, что загнал, наконец, жертву, но в это самое мгновение Тень исчезла. Вместо нее из тумана выросла скала и лодка на полном ходу врезалась в нее. Гед успел намертво вцепиться в мачту, прежде чем подоспела новая волна. Это была огромная волна, она со всего размаха бросила лодку на скалу – так человек разбивает о камень раковину улитки.

Волна потянула Геда обратно в море, но крепок был сработанный Огионом посох и велика была заключенная в нем сила. Стараясь удержать голову над водой, ослепший и задыхающийся Гед из последних сил вцепился в него. Чуть в стороне он разглядел, когда приподнимался над волнами, чтобы глотнуть воздуха, лоскуток песчаного пляжа. Напрягая все свои силы и силу волшебного посоха, он попытался доплыть до него, но не смог приблизиться к нему ни на йоту. Волны швыряли его как пробку и холод моря быстро высасывал из Геда тепло, он уже еле шевелил руками. Юноша потерял из вида и скалу, и пляж, и уже не сознавал, где находится. Вода шипела и вздымалась вокруг Геда, стараясь задушить его, утащить на дно.

Но одна из тысячи волн все-таки подхватила его, перевернула несколько раз и со вздохом мягко положила на песок, словно кусок плавника.

…Гед лежал, крепко ухватившись за посох обеими руками. Шторм стихал, но волны все еще доставали до него, пытаясь стащить обратно в море. Туман опустился снова, пошел дождь и струи его безжалостно хлестали по бесчувственному телу…

Много часов прошло, прежде чем Гед смог пошевелиться. Он встал на четвереньки и пополз по пляжу прочь от воды. Стояла ночь, но он пошептал, и над посохом повис слабый огонек. При его мерцающем свете юноша стал карабкаться к дюнам. Гед так замерз и был так избит и изломан, что эта короткая прогулка в кромешной тьме по влажному песку под аккомпанемент бушующего сзади моря показалась ему самым тяжким из всех выпавших на его долю испытаний. Несколько раз Геду начинало казаться, что рев ветра и моря затих, мокрый песок под руками превратился в сухую пыль и странные неподвижные звезды светят ему в спину, но он полз и полз вперед, не поднимая головы, и через некоторое время снова начинал слышать море и чувствовать, как струи дождя стекают по его лицу.

Движение немного согрело его и, добравшись наконец до дюн, где не так чувствовался ветер, Гед даже ухитрился встать. Заставив огонек гореть поярче, поскольку вокруг царила беспросветная тьма, он прошел, опираясь на посох, примерно полмили вглубь острова. Но поднявшись на одну из дюн, Гед совершенно неожиданно вновь услышал шум моря, но не сзади, а впереди себя. Значит, его выбросило даже не на остров, а на какой-то риф, заплатку на великой равнине моря.

Гед слишком устал, чтобы впадать в отчаяние, но, издав звук, похожий на рыдание, он долго стоял неподвижно, опираясь на посох. Потом, повернув налево, чтобы по крайней мере ветер дул в спину, Гед поплелся дальше в надежде отыскать углубление среди обледеневшей травы, которое могло бы послужить ему убежищем. Пройдя сотню ярдов, нащупывая дорогу посохом, он наткнулся на деревянную стену…

Это было нечто вроде сарая, маленького и шаткого, словно его построил ребенок. Гед постучал в низкую дверь своим посохом, но никто не ответил ему. Тогда он открыл дверь и вошел, согнувшись при этом чуть ли не вдвое. Даже внутри хижины, как выяснилось потом, он не смог окончательно выпрямиться. В очаге тлели угольки, и в их красноватом свете Гед увидел человека с длинными, совершенно седыми волосами, в ужасе скорчившегося у дальней стены, и другое существо (он не мог сказать, женщина это или мужчина), со страхом взиравшее на него из кучи тряпья на полу.

– Не бойтесь меня, – прошептал Гед.

Они продолжали молчать. Юноша переводил взгляд с одного на другого: в глазах их застыл смертельный ужас. Когда он положил свой посох, существо, прятавшееся в тряпье, еще глубже зарылось в зловонную кучу. Гед сбросил с себя промокшую насквозь, обледеневшую одежду и присел к огню.

– Дайте мне что-нибудь накинуть на себя, – попросил он, едва выговаривая слова одеревеневшим языком. Если они и услышали его, то не подали виду. Тогда Гед протянул руку и поднял какую-то тряпку, рваную и засаленную – много лет назад она была, вероятно, козьей шкурой. В ответ послышался протяжный стон. Не обратив на него никакого внимания, Гед насухо вытерся и спросил:

– У вас есть дрова? Подкинь немного дров в огонь, старик. Я пришел к вам не по своей воле и не причиню вам никакого вреда.

Глядя на него, как кролик на удава, старик не сдвинулся с места.

– Вы понимаете меня? Разве вы не говорите на Хардике? – Гед помедлил и добавил: – Каргад?

Услышав это слово, старик кивнул – один короткий кивок, словно он был марионеткой на веревочке. Это означало конец разговора, потому что больше по-каргадски Гед не знал ни слова. Обнаружив сложенную у стены кучу сухого плавника, он сам подбросил в огонь несколько деревяшек и жестами попросил пить – он наглотался соленой воды и рот его горел от жажды. Дрожа от страха, старик показал на огромную раковину, в которой оказалась вода и подвинул к нему другую раковину – с кусочками копченой рыбы. Усевшись поближе к огню, Гед немного поел и попил, и по мере того, как к нему возвращались силы, начал задумываться – где же он? Империя Каргад лежала далеко и вряд ли он смог бы добраться до нее так быстро даже с помощью магического ветра. Этот островок, наверное, лежал к востоку от Гонта, но все же западнее Карего-Ат. Казалось очень странным, что здесь, на затерянной песчаной косе, живут люди. Может, они изгнанники? Гед настолько устал, что не стал ломать голову над этой загадкой.

Он попробовал подсушить у огня свой плащ. Серебристый мех пеллави высох быстро и, как только тяжелая ткань немного согрелась, Гед закутался в нее и вытянулся у очага.

– Спите, бедняги, – сказал он своим молчаливым хозяевам, положил голову на песчаный пол и мгновенно уснул.

Три ночи провел Гед на этом безымянном островке. В первое утро каждый его мускул болел, а сам он горел в лихорадке. Словно бревно пролежал Гед у очага весь день и всю следующую ночь. Утром второго дня он почувствовал себя немного лучше. Облачившись в свои покрытые соляной коркой одежды – пресной воды для стирки на острове не оказалось, серым ветреным утром Гед вышел посмотреть, куда же заманила его Тень.

Он находился на островке общей площадью примерно в одну-две квадратных мили. Все подступы к нему были утыканы торчащими из воды скалами. Кроме жесткой, стелющейся под ветром травы, на нем ничего не росло. Хижина стояла в углублении между дюн, и старик со старухой жили в ней в полнейшем одиночестве. Ветхий домишко был построен или, скорее, сложен из бревен и веток, принесенных морем. Воду ее обитатели брали из солоноватого источника неподалеку, пищей им служила рыба, моллюски и водоросли. Изодранные шкуры в хижине оказались не козьими, как поначалу решил Гед, а тюленьими. Тюлени снабжали их также костяными иголками, рыболовными крючками и сухожилиями для лесок. Островок был местом, где летом тюлени выводили детенышей. Но кроме них никто не появлялся здесь. Старики испугались Геда не потому, что приняли его за призрак и не от того, что он был волшебником. Они просто уже забыли, что кроме них на свете существуют другие люди.

Страх, поселившийся в старике с появлением Геда, не проходил. Когда ему казалось, что Гед подошел слишком близко, он быстро ковылял прочь, оглядываясь сквозь космы спутанных грязных волос. Старуха же поначалу, стоило Геду шевельнуться, хныкала и зарывалась в тряпье, но когда он лежал в лихорадке, то в немногие моменты просветления видел, что она сидит рядом с ним на корточках и чувствовал на себе ее неподвижный тоскливый взгляд. Когда Гед пришел в себя, она принесла ему воды в раковине, но, стоило ему приподняться, как она от испуга уронила ее и расплакалась, вытирая слезы концами нечесаных седых волос.

Она наблюдала за ним, когда он работал на берегу, пытаясь при помощи каменного топора и заклинания Связывания соорудить новое суденышко из плавника и выброшенных морем обломков своей лодки. Для этой работы не требовалось быть искусным корабелом – нехватку дерева приходилось восполнять за счет чистой магии. Однако женщину, судя по всему, интересовали не странные занятия Геда, а он сам. Она не сводила с него умоляющего взора. Однажды старуха куда-то отошла, но вскоре вернулась, неся подарок – горсть собранных на прибрежных камнях мидий. Гед поклонился ей и съел мидии сырыми. Благодарность Геда придала старухе решимости. Она вошла в хижину и вынесла оттуда что-то, завернутое в тряпку. Не отрывая робких глаз от Геда, она развернула тряпку и показала ему то, что было внутри: детское парчовое платьице, расшитое пожелтевшим от времени жемчугом. На крошечном лифе жемчужинки слагались в хорошо известную Геду фигуру – двойную спираль Богов-Братьев Каргадской Империи; над ней была вышита королевская корона.

Старуха, морщинистая, грязная, одетая в засаленный мешок из тюленьих шкур, указала пальцем на платьице, потом на себя и совсем по-детски, беззащитно улыбнулась. Затем она извлекла из кармана какой-то маленький предмет и протянула его Геду. То был кусочек темного металла, половинка сломанного кольца. Знаками она показала Геду, чтобы он оставил его себе и не переставала жестикулировать до тех пор, пока Гед не взял безделушку. После этого старуха довольно улыбнулась – она сделала подарок. Но платьице она снова бережно завернула в тряпку и унесла в хижину.

Так же бережно Гед положил половинку кольца в карман куртки – сердце его было полно жалости. Эти двое, думал он, должно быть, члены королевской династии Каргада. Какой-нибудь тиран или узурпатор, боясь пролить царственную кровь, приказал отвезти их сюда, на затерянный островок близ Карего-Ат, где они могли умереть или жить, как им заблагорассудится. Старик был тогда, наверно, мальчишкой лет восьми-десяти, а старуха – маленькой принцессой в расшитом жемчугом платье. Они не умерли и прожили на этом клочке тверди посреди океана может тридцать, а может, и все пятьдесят лет – Принц и Принцесса Одиночества.

Догадка Геда подтвердилась только много лет спустя, когда в поисках Кольца Эррет-Акбе он приплыл в Каргадские Земли, к Гробницам Атуана.

Третий день пребывания Геда на острове оказался Днем Возвращения Солнца, самым коротким в году, и природа приветствовала его спокойным ясным рассветом. Лодочка, сооруженная из досок и магии, щепок и заклинаний, была готова. Гед попробовал объяснить старикам, что может отвезти их на любой остров – Гонт, Спеви, Ториклы, он может даже попробовать доставить их в какое-нибудь уединенное место на Карего-Ат, если они его об этом попросят, хотя каргадские воды и небезопасны для жителей Архипелага. Но им явно не хотелось покидать свой пустынный островок. Старуха, казалось, вообще не поняла, что он хотел сказать своими жестами и тихими словами. Старик же понял и… наотрез отказался, ибо все его воспоминания о других странах и людях были связаны с детскими кошмарами, в котором ручьями лилась кровь и слышались хриплые крики умирающих.

Геду нечем было отблагодарить стариков за тепло и пищу, нечего было подарить так хорошо относившейся к нему женщине, и он сделал единственное, что было в его силах – наложил чары на солоноватый, ненадежный источник, и из него хлынула вода такая же чистая и сладкая, что бьет из горных ключей прекрасного Гонта. Из-за этого источника остров теперь нанесен на карты и приобрел имя: моряки зовут его Островом Родника. Но штормы не оставили на острове ни малейшего следа пребывания людей, проживших на нем всю жизнь и умерших в одиночестве.

Они спрятались в хижине, словно боясь увидеть, как Гед, спустив лодку на воду с южного песчаного мыса островка, позволил северному ветру наполнить волшебный парус и вышел в море.

Предприятие Геда приобрело довольно странный характер – он был охотником, который не знает толком, за кем охотится и где ожидать встречи с жертвой. Он вынужден был искать ее исключительно при помощи догадок, намеков, случайностей, то есть действовать так же, как и Тень, когда та охотилась за ним. Каждый из них был слеп по отношению к другому – Геда ставила в тупик неосязаемость Тени, ее – дневной свет и материальность окружающего мира. Гед был уверен только в одном – в роли охотника выступает именно он. Тень заманила его на скалы, но пока он, полумертвый, лежал на песке и бродил по обледенелым дюнам, она не рискнула попробовать расправиться с ним. Она обманула его и сразу исчезла. Огион оказался прав – Тень не могла пить его силы, пока он сам охотился за ней. Теперь он должен найти ее. Однако след врага затерялся в безбрежном океане и Геду ничего не оставалось делать, как отдаться воле ветра, дующего на юг, и надеяться, что он выбрал правильное направление.

Перед заходом солнца Гед увидел слева от себя берег огромного острова Карего-Ат. Его лодка сейчас находилась на самых оживленных морских дорогах белых варваров, и он внимательно следил, не покажется ли где-нибудь их корабль. Гед плыл в багровом закатном свете и вспоминал то утро из своего детства: воинов с перьями на шлемах, огонь, туман. С содроганием он понял, что Тень провела его с помощью такого же трюка – сгустив туман, лишив его возможности видеть опасность, она поступила с ним точно так же, как он тогда с воинами Каргада.

Гед держал курс на юго-восток, и когда из-за западного края мира начала свое наступление ночь, Карего-Ат скрылся из виду. Впадины между волнами заполнились темнотой, но верхушки их продолжали ловить багровые отсветы. Гед спел Гимн Зиме и те куплеты из «Деяний Юного Короля», которые помнил, – эти песни поют на Празднике Возвращения Солнца. Голос его был чист и тверд, но плеск волн заглушал слова. Быстро стемнело и на небе высыпали зимние звезды.

В эту ночь, самую длинную в году, Гед не спал. Холодный зимний ветер нес его по невидимому морю на юг, а он лежал в лодке и смотрел на звезды – одни всходили слева, другие же, завершив ночной путь, исчезали справа в черных глубинах океана. Несколько раз он погружался в дремоту, но сразу же просыпался. Его лодка, более чем наполовину сработанная волшебством, на самом деле лодкой не являлась, и стоило скреплявшим ее заклинаниям хоть немного ослабнуть, она тотчас превратилась бы в кучку досочек и щепочек, плывущих по волнам каждая в отдельности. А парус, сделанный из воздуха, превратился бы в порыв ветра. Заклинания Геда были хороши, но время от времени их следовало обновлять, – вот почему Гед не спал. Конечно, он двигался бы значительно быстрее в облике дельфина или сокола, но Огион не советовал ему перевоплощаться… Гед знал цену советам старого учителя. Итак, он плыл на восток под бегущими на запад звездами, и ночь, какой бы длинной она ни казалась, подошла к концу. Первые лучи нового дня нового года забрезжили на востоке…

Вскоре Гед увидел впереди остров, но ветер утих, и лодка почти не двигалась. Юноша вызвал легкий магический ветер, но чем ближе подплывала лодка к острову, тем невыносимее становился ужас, который гнал его обратно. Ужас этот являлся тем самым свежим следом, и Гед шел по нему, словно охотник, рассматривающий отпечатки когтистой медвежьей лапы и ждущий, что хищник вот-вот бросится на него из засады. Тень была близко – он знал это.

По мере приближения остров приобретал все более жуткий вид. То, что издалека казалось плотной скальной стеной, постепенно распалось на несколько крутых хребтов, возможно, отдельных островов, в узких каналах между которыми кипело море. В свое время Гед усердно корпел над картами в Башне Мастера Имен Рокка, но на них были в основном нанесены внутренние моря Архипелага. Он же сейчас находился в водах Восточного Предела и поэтому не знал, что это за земля. Да и нельзя сказать, чтобы его сильно волновал данный вопрос. Перед ним лежал страх. Страх рыскал среди лесов острова, прячась, поджидая его… Уверенной рукой Гед направил лодку к цели.

Темные, поросшие лесом утесы нависли над водой и пена от разбивающихся о них волн стала падать дождем, когда влекомая магическим ветром лодка вошла в глубоко врезавшийся в сушу узкий фиорд, в котором едва могли разминуться две галеры. При полном безветрии сжатое скалами море бурлило и билось о крутые берега. Пляжей здесь не было, утесы отвесно обрывались в черную с холодными отражениями их вершин воду. Было безветренно и очень тихо.

Сначала Тень заманила Геда в пустоши Осскила, потом разбила его лодку в тумане о неведомые скалы… Что приготовила она для него на этот раз? Он ли загнал ее сюда, или она его заманила? Этого Гед не знал, он ощущал только пытку ужасом и уверенность в том, что нужно идти вперед, к источнику его страха. Юноша крайне осторожно продвигался вперед, осматривая все вокруг. Свет нового дня остался позади, в открытом море. Здесь же царил полумрак, и, когда Гед обернулся, устье фиорда показалось ему ослепительно сияющей аркой. По мере того, как он продвигался все дальше и дальше, полоска воды становилась все уже, а скалы – все выше. Гед до боли в глазах всматривался в их изъеденные пещерами и поросшие деревьями склоны. Корни лесных великанов наполовину висели в воздухе. Ничто не двигалось. Но вот он увидел конец залива – высокую морщинистую скалу, о которую из последних сил бились ослабленные морские волны. Массивные валуны и стволы затонувших деревьев не позволяли грести в полную силу. Ловушка… Мрачная ловушка под корнями молчаливой горы, и он попался в нее… Дальше дороги не было. Вокруг царила могильная тишина.

С величайшей осторожностью, стараясь не ударить лодку о подводные камни и не запутаться в ветвях затонувших деревьев, с помощью нескольких слов и неуклюжего кормового весла ему удалось развернуться. Гед уже хотел поднять ветер и вывести лодку обратно, но слова заклинания застряли у него в горле, а к сердцу подступила ледяная волна. Он оглянулся через плечо. Тень была уже в лодке.

Промедли Гед хоть мгновение, и все было бы кончено, но он был готов к встрече. Юноша бросился на Тень, движимый одной мыслью – схватить и не выпускать этот кошмар, дрожащий и переливающийся перед ним. Никакая магия не могла помочь ему в эти минуты. Только его плоть, сама Жизнь боролась с Антижизнью. Атака его была безмолвна и от броска лодка едва не перевернулась. Боль пронзила руки Геда и достигла груди, сбив ему дыхание; обжигающий холод сковал юношу; он ослеп, но коснувшись Тени, пальцы его схватили только пустоту.

Гед споткнулся, ухватился за мачту, и свет вновь наполнил его глаза. Он увидел, как Тень сжалась в комок, отпрянула от него, потом широким покрывалом распласталась над лодкой и, стелясь словно черный дым на ветру, бесформенной массой понеслась к выходу из фиорда.

Гед обессиленно опустился на колени. Лодка качнулась еще раз, потом выровнялась и успокоилась, слегка покачиваясь на волнах. Гед сидел, судорожно хватая ртом воздух, и ни о чем не думал до тех пор, пока холодная вода не коснулась его ног и не напомнила, что пора обновить скрепляющие лодку чары. Держась за мачту, он встал и сделал то, что требовалось. Гед очень устал, замерз, руки нестерпимо болели, и силы покинули его. Как ему хотелось заснуть в этом полумраке, где море встречается с высокой горой, и спать, спать, покачиваясь на легкой волне.

Гед не знал, откуда взялась эта усталость – от леденящего прикосновения Тени, или просто от голода, бессонницы и неимоверного напряжения всех его сил. Он с трудом заставил себя вызвать магический ветер и направить лодку туда, куда скрылась Тень.

Страх наконец покинул Геда. Ушло и возбуждение – он больше не был охотником, но не был и жертвой. В третий раз встретились они и прикоснулись друг к другу… Гед по своей воле повернулся лицом к врагу. Он не смог удержать Тень, но своим прикосновением к ней выковал между ними цепь, в которой не было слабых звеньев. Не надо было больше никого выслеживать или спасаться бегством. Когда настанет время их последней встречи, она обязательно произойдет.

Но до той минуты Гед не будет знать покоя ни днем, ни ночью, ни в море, ни на суше. Теперь он понял, и знание это тяжким грузом легло на него, что его задача заключается не в том, чтобы исправить содеянное, а в том, чтобы завершить начатое.

Гед проплыл между черными утесами и его встретил яркий утренний свет и легкий северный ветерок.

Он допил оставшуюся воду и поплыл вдоль берега. Вскоре Гед добрался до широкого пролива, отделяющего остров от его западного соседа, и понял, наконец, где находится – карты Восточного Предела встали перед ним в его памяти. Эти острова именовались Руки, пара одиноких островов, простирающих свои гористые пальцы к Империи Каргад. Гед направил лодку в пролив между ними, и когда полуденное солнце скрылось в надвигающихся с севера штормовых облаках, он увидел в устье реки на южном побережье западного острова какую-то деревушку. Ничуть не заботясь о приеме, который ему окажут, Гед высадился на берег. Вода, тепло очага и сон означали для него жизнь.

Жители деревни оказались суровыми, но застенчивыми людьми. С благоговением глядели они на посох и с опаской – на лицо незнакомца. Но тому, кто приплыл один, и перед штормом, островитяне не могли отказать в гостеприимстве. Они дали ему вдоволь еды, питья, тепла и человеческих голосов, произносивших простые и понятные слова… Они дали ему горячей воды, чтобы смыть соль и грязь, и постель, где он смог спокойно уснуть.

9. Иффиш

Три дня провел Гед в деревушке на острове Западная Рука, восстанавливая силы и готовя к плаванию лодку, сделанную на этот раз не из обломков и заклинаний, а из настоящего дерева, добротно сколоченную и проконопаченную, с крепкой мачтой и отличным парусом. Управлять лодкой было легко, к тому же Гед теперь мог спать, когда душе угодно, не боясь проснуться в воде. Как и большинство лодок на севере и в Пределах, она была обшита досками внахлест и все ее части были плотно пригнаны одна к другой – море в этих краях неспокойное. Гед укрепил ее борта сильными заклинаниями, рассчитывая совершить на ней не один дальний поход. Лодка могла вместить троих, и старик, ее хозяин, поведал Геду, что ему с братьями приходилось попадать на ней в жестокие шторма, но она с честью вышла из всех испытаний.

Совсем не похожий на хитрого гонтийского рыбака, старик, восхищаясь искусством Геда, и в то же время побаиваясь его, хотел отдать ему эту лодку бесплатно. Но Гед не остался в долгу, вылечив старика от катаракты, из-за которой тот уже почти ослеп. Вне себя от радости старик сказал:

– Мы звали эту лодку «Песчанкой» [Sanderling (англ. ) – небольшая серо-белая птичка, обитающая на прибрежных пляжах северных морей], а ты назови ее «Ясноглазкой» и нарисуй на ней глаза, ибо благодарность моя заставит прозреть это мертвое дерево, и лодка сама будет огибать рифы и скалы. Я уже забыл, сколько в мире света, пока ты не вернул его мне.

Силы постепенно возвращались к Геду, и он переделал множество дел в деревушке у подножия неприступных утесов. Внешне жители ее походили на гонтийцев, но были куда беднее. Именно среди таких людей, а не среди богачей и знати, Гед чувствовал себя как дома, и без лишних расспросов знал, в чем они нуждаются больше всего. Он вылечил хромых и больных детей, наложил чары плодородия на тощие стада овец и коз, написал руны Симн на веретенах, ткацких станках, веслах и топорах из камня и бронзы, дабы они ломались как можно реже; и руну Пирр на крышах хижин, чтобы защитить их обитателей от огня, ветра и сумасшествия.

Наконец «Ясноглазка» была готова к плаванию. В нее уже погрузили запасы воды, сушеной рыбы и мяса, но Гед задержался еще на день, чтобы научить молодого деревенского сказителя «Деяниям Морреда» и «Балладам Хавнора». Редко заходили сюда корабли Архипелага, и песни, сложенные столетия назад, только теперь дошли до изголодавшихся по новым рассказам о подвигах героев островитян. Будь Гед свободен, он с радостью остался бы тут на неделю, а то и на месяц, чтобы спеть им все песни, которые знал. К сожалению, времени у него было в обрез, и на следующее утро он уже плыл по бескрайним морям Восточного Предела. Не потребовалось никакого заклинания поиска, чтобы определить, что Тень ушла на юг – Гед знал это так же точно, как если бы их связывала прочная цепь. И неважно, сколько миль, островов и морей лежало при этом между ними… Безнадежно, уверенно и неторопливо ступил Гед на предначертанный ему путь, и холодный зимний ветер нес его на юг.

Сутки плыл он по пустынному морю и на второй день увидел небольшой островок – Вемиш. В маленьком порту люди почему-то поглядывали на него с недоверием и неприязнью. Загадка такого поведения мучила Геда до тех пор, пока в гавань не примчался запыхавшийся местный колдун. Он пристально взглянул на Геда, после чего поклонился и произнес напыщенным и одновременно льстивым голосом такую речь:

– Лорд Волшебник! Простите меня за смелость и окажите нам честь, приняв в подарок все, что может потребоваться в путешествии – еду, питье, парусину, канаты. Моя дочь сейчас принесет сюда связку только что зажаренных кур. Однако мне кажется, что вы поступите в высшей степени благоразумно, поспешив опять выйти в море. Люди встревожены, ибо не далее как позавчера многие видели, как некий странник пешком пересек наш скромный остров с севера на юг, но никто не видел ни корабля, на котором он прибыл, ни корабля, на борту которого он покинул остров. Кроме того, некоторым показалось, что незнакомец этот не отбрасывал тени. Те, кто видел его, утверждают, что Ваша Светлость весьма похожа на него.

Услышав это, Гед поклонился, повернулся, сел в лодку и отплыл, ни разу не оглянувшись и не промолвив ни слова. Ни к чему было еще больше пугать островитян и наживать лишнего врага в лице их волшебника. Выспаться он сможет и в море, а кроме того, ему надо было как следует обдумать зловещую новость.

День угас. Всю ночь моросил холодный дождик, переставший лишь под утро, а ветер все нес «Ясноглазку» на юг. После полудня туман рассеялся, и из-за туч время от времени выглядывало солнце. Дело шло к вечеру, когда прямо по курсу появились низкие голубоватые холмы большого острова, ярко освещенные заходящим солнцем. Дым очагов стлался над шиферными крышами крохотных городков, разбросанных среди холмов. После однообразных морских просторов этот вид просто радовал глаз.

«Ясноглазка» вошла в порт вслед за рыбацким флотом, и Гед высадился на берег. Прогулявшись по улицам городка, купавшегося в золотистых сумерках, он наткнулся на таверну под названием «Харрекки», где огонь, эль и жареный барашек согрели его душу и тело. За столиками заведения коротали вечер еще двое путников, торговцев из Восточного Предела, но все остальные посетители были местными жителями, заглянувшими сюда отведать хорошего эля и обменяться новостями. Настоящие горожане, внимательные и спокойные, они совершенно не походили на боязливых неотесанных рыбаков Западной Руки. Конечно, они сразу признали в Геде волшебника, но никто, кроме трактирщика, не обмолвился об этом ни словом. Трактирщик же (он вообще оказался разговорчивым человеком) высказался в том духе, что городок этот, Исмэй, главное свое счастье видит в том, что вместе с другими городами этого прекрасного острова владеет неоценимым сокровищем – волшебником, обучавшимся в Школе Рокка и получившем посох из рук самого Верховного Мага. И хотя он и находится в данный момент в отлучке, постоянно проживает в доме своих предков именно в городе Исмэй, вследствие чего этот город, не нуждается в услугах другого представителя Высокого Искусства. – Ведь недаром говорят, что «если в городе есть два посоха, то вскоре не останется ни одного», не так ли, сэр? – спросил трактирщик с приятной улыбкой на устах. Таким образом до сведения Геда было доведено, что если он хочет немного подработать здесь волшебством, то только зря теряет время. Его уже открыто изгнали с Вемиша, теперь вежливо просили убраться отсюда, и у Геда стали возникать сомнения в правдивости рассказов о доброте и мягкосердечности обитателей Восточного Предела. Остров этот назывался Иффиш, тут родился его друг Ветч, но люди здесь были не столь гостеприимны, как уверял тот.

Однако Гед видел, что у жителей города добрые лица. Дело было не в них, а в нем самом. Он здесь казался чужим, как порыв холодного ветра в знойный день, как принесенная ураганом с далеких островов черная птица. И чем скорее Гед покинет остров, унося с собой зло, тем лучше.

– Я здесь проездом, – холодно сказал он трактирщику, – и пробуду на острове всего один-два дня. – Тот ничего не ответил, но бросив выразительный взгляд на стоящий в углу тисовый посох, наполнил чашу Геда коричневым элем так, что пена полилась через край.

Гед понимал, что проведет в городе только одну-единственную ночь, и так будет всегда и везде, пока он не достигнет желанной цели. Но ему настолько опротивели холодная пустыня моря и царящая там тишина, что он решил провести еще сутки на суше и отправиться в путь послезавтра утром. Так что проснулся он на следующий день поздно. Падал легкий приятный снежок, и Гед лениво бродил по улицам и переулкам Исмэя, наблюдая за людьми, занятыми своими делами. Он понаблюдал за ребятишками в меховых шапках, что строили замки из снега и лепили снеговиков, послушал нехитрые сплетни, перелетавшие из одной открытой двери в другую, поглазел на работу кузнеца, рядом с которым раскрасневшийся мальчишка-подмастерье усердно раздувал длинные мехи. В скупо освещенных окнах он видел женщин за ткацкими станками; иногда они отрывались от дела, чтобы улыбнуться или перемолвиться словом с ребенком или мужем в тепле своих домов. Гед смотрел на все это как бы со стороны, издалека, и сердце его переполняла грусть и печаль, хотя он боялся признаться в этом даже самому себе. Пришла ночь, а он все никак не мог заставить себя вернуться в таверну. Но вот Гед услышал голоса: мимо него по улице прошли, весело болтая, мужчина и девушка. Гед мгновенно обернулся – он узнал мужской голос…

Несколькими быстрыми шагами он догнал эту пару. Дневной свет почти угас, на улице царил полумрак. Девушка отпрянула, а мужчина пристально вгляделся в него и поднял посох, словно желая оградить себя от нападения злых сил. Этого Гед уже не в силах был вынести, и когда он заговорил, голос его дрожал…

– А я-то думал, что ты узнаешь меня, Ветч…

Ветч еще минуту помедлил, потом опустил посох и, словно не веря своим глазам, произнес:

– Я узнаю тебя… Здравствуй, друг, здравствуй! Извини, что я встречаю тебя так, словно ты призрак, явившийся из прошлого! А ведь я ждал тебя, надеялся… – он крепко обнял Геда.

– Так ты и есть тот самый волшебник, которым в Исмэе хвастаются на всех углах! Как же я раньше не догадался!

– Да, я здешний волшебник, но послушай, я хочу объяснить, почему я не признал тебя сразу, парень. Быть может, мне слишком хотелось увидеть тебя… Три дня назад… Ты был три дня назад на Иффише?

– Я приплыл только вчера вечером.

– Три дня назад на улице Квора, деревушки в холмах, я увидел тебя. Теперь-то я понимаю, что это была подделка или просто похожий на тебя человек. Он шел впереди и скрылся за каким-то поворотом. Я позвал его, но он не ответил. Тогда я побежал за ним, но не нашел ни его самого, ни следов, а ведь земля там была покрыта инеем. Все это было довольно жутко, и сегодня, увидев тебя в полумраке, я засомневался… Прости меня, Гед! – последние слова он произнес очень тихо, чтобы девушка, стоявшая чуть поодаль, не могла расслышать их.

В свою очередь понизив голос, Гед сказал:

– Это действительно я, Эстарриол, и я очень рад видеть тебя…

Но Ветч услышал в голосе Геда больше, чем простую радость. Не выпуская друга из объятий, он сказал на Истинном Языке:

– Ты пришел в беде и вышел из тьмы, но твое появление – счастье для меня, – и продолжил уже на языке Архипелага: – Пойдем, пойдем с нами! Мы идем домой – пора наконец выбраться из темноты! Это моя сестра, самая младшая. Она красивее меня, но в уме ей со мной не тягаться. Зовут ее Ярро. Ярро, это Сокол, мой лучший друг!

– Лорд Волшебник, – чинно произнесла девушка и, склонив голову, прикрыла в знак уважения свои глаза руками – таков обычай женщин Восточного Предела. Глаза ее были чисты, застенчивы и любопытны. На вид Ярро было лет четырнадцать. Темнокожая, как и ее брат, девушка, в отличие от него, была стройна и легка. На рукаве у нее, вцепившись когтями в одежду, сидел дракон – размером в ладонь, но во всем остальном весьма походивший на настоящего.

Они пошли по улице вместе, и Гед заметил:

– Говорят, на Гонте живут смелые женщины, но я никогда не видел, чтобы они носили на руке дракона в качестве браслета.

Ярро засмеялась и ответила:

– Это всего лишь харрекки, разве они не водятся на Гонте? – но тут же смутилась и отвела взор.

– Драконов у нас нет. Ведь это дракон?

– Маленький дракончик. Они живут на дубах и питаются осами, червячками и воробьиными яйцами. Этот харрекки совсем уже взрослый… Брат много рассказывал мне о вашей зверюшке, диком отаке. Он с вами?

– Нет, его больше нет.

Ветч повернулся к Геду, словно хотел задать какой-то вопрос, но сдержался и ни о чем не спрашивал его до тех пор, пока они, оставшись вдвоем, не уселись у очага в доме Ветча.

Хотя Ветч и был главным волшебником такого большого острова, как Иффиш, жил он в Исмэе – в крохотном городке, где когда-то появился на свет. Вместе с ним жили его младшие брат и сестра. Дом построил отец Ветча, морской торговец. Получился он просторным и крепким, и был украшен глиняной посудой, вышивками и множеством причудливых медных и бронзовых безделушек с далеких островов, разместившихся на резных полках. В одном углу гостиной стояла большая арфа с острова Таон, в другом – инкрустированный слоновой костью ткацкий станок. Так что Ветч, на свой тихий и скромный манер, был как могущественным волшебником, так и хозяином в собственном доме. Здесь жили двое старых слуг, процветавших вместе с домом, брат – жизнерадостный парень, и Ярро – быстрая и молчаливая, как маленькая рыбка. Она подала друзьям ужин, поела вместе с ними, прислушиваясь к их разговору, а потом незаметно ускользнула в свою комнату. Все в этом доме дышало миром и покоем, и Гед, оглянувшись вокруг, сказал со вздохом:

– Так и должен жить человек!

– Ну, можно и так, а можно и по-другому, – сказал Ветч. – А теперь, парень, расскажи-ка мне, что с тобой приключилось с тех пор, как мы разговаривали последний раз, два года назад. И поведай мне о своем путешествии, ведь ты, как я погляжу, не собираешься надолго задерживаться у нас.

Гед поведал другу обо всем, и Ветч надолго задумался. Потом он сказал:

– Я поплыву с тобой, Гед.

– Нет!

– Поплыву…

– Нет, Эстарриол. Это не твое дело. Я один заварил эту кашу, мне ее и расхлебывать. Мне совсем не хочется, чтобы пострадал еще кто-нибудь, а в особенности ты, который с самого начала пытался удержать меня от этого!

– Гордость всегда повелевала тобой, – с улыбкой произнес Ветч, словно речь шла о пустяках. – Но послушай, хоть это дело и касается, в основном, тебя, но если ты проиграешь – кто предупредит Архипелаг об опасности? Ведь Тень тогда получит страшную силу. А если ты победишь, разве не должен кто-то поведать миру об этом подвиге? О тебе будут слагать песни! Знаю, что проку от меня будет мало, и все же, мне кажется, я должен отправиться с тобой!

В ответ на это Гед смог только прошептать:

– Я так и знал! Нельзя мне было задерживаться здесь!

– Волшебники никогда не встречаются случайно… – заметил Ветч. – А еще ты сказал, что я был с тобой с самого начала. Так что будет только справедливо, если я дойду до конца, – Ветч подбросил дров в огонь, и друзья долго сидели молча, глядя на языки пламени. Потом Гед спросил:

– Есть один человек, о котором я ничего не слышал с той самой ночи на Холме, и о ком никогда не расспрашивал – Джаспер…

– Мастера сочли, что он не достоин посоха. Тем же летом он отправился на остров О, надеясь стать там волшебником при дворе Лорда О-Токна. Больше я о нем ничего не знаю.

И снова они надолго замолчали, наслаждаясь, поскольку ночь была холодной, теплом и светом, вытянув ноги так, чтобы огонь едва не лизал подошвы.

Через некоторое время Гед тихо сказал:

– Одного я боюсь, Эстарриол, и буду бояться еще больше, если со мною поплывешь ты. Когда в конце узкого фиорда я попытался схватить Тень, хватать оказалось нечего! Я не смог одолеть ее, и она убежала. Это может случиться снова и снова. Я бессилен перед этим. Возможно, в моем плавании не будет ни смерти, ни победы, ни конца, и не о чем будет слагать баллады. Может случиться так, что я проведу всю жизнь в нескончаемой гонке за Тенью из моря в море, с острова на остров, пока не умру где-нибудь в безвестности.

– Изыди! – сказал Ветч и сделал левой рукой жест, отгоняющий зло. Несмотря на унылое настроение, Гед не мог сдержать улыбки – это было скорее мальчишество, чем настоящее заклинание. Ветч всегда слыл простодушным парнем, но вместе с тем ум его был остр, словно бритва, и мысленным взором он всегда проникал в самую суть вещей. Он сказал: – Довольно мрачная мысль, но, думаю, ты не прав. Почему-то мне кажется, что я все же увижу конец тому, чему видел начало. Рано или поздно ты узнаешь, что представляет собой это создание, поймешь его природу и, поймав, сможешь удержать. Но что же это все-таки такое? Вот чего я не понимаю, и это тревожит меня. Похоже, в последние дни Тень приняла твой облик, или, по крайней мере, чем-то похожий на твой. Ее видели на Вемише и здесь, на Иффише. Как это могло случиться, и почему этого не происходило на Архипелаге?

– Есть такая поговорка: «В Пределах играют по другим правилам».

– Верно… Некоторые прекрасные заклинания, которым меня научили на Рокке, не имеют здесь никакой силы, или действуют вкривь и вкось, а про некоторые заклинания я впервые узнал только здесь. Каждая страна имеет свои собственные законы, и чем дальше расположена она от Внутренних Островов, тем они непонятнее. Хотя мне кажется, это не единственная причина странного поведения Тени.

– Согласен. Наверное то, что я перестал бегать от нее и сам стал охотником, помогло ей обрести образ и форму. И по той же самой причине она уже не способна высасывать из меня силы. Любая моя мысль и поступок влияют на Тень – мы связаны крепко.

– На Осскиле она произнесла твое Имя и лишила тебя магической силы. Почему же она не сделала этого тогда, когда ты пытался схватить ее в фиорде?

– Не знаю… Что если она черпает силу в моей слабости? Она говорит моим языком – как иначе она могла узнать мое Имя? Я ломаю над этим голову с тех пор, как покинул Гонт, и не нахожу ответа. Наверное, Тень нема, пребывая в своей собственной форме или, вернее, бесформии, а на Осскиле она воспользовалась геббетом. Я не знаю.

– Значит, тебе нужно избегать второй встречи с геббетом.

Гед протянул к огню руки, словно внезапно озябнув.

– Мне кажется, что этого не произойдет. Тень так крепко связана со мной, а я с ней, что она сможет овладеть только мной, если я вдруг ослабею и попытаюсь бежать. Она вряд ли найдет где-нибудь второго Скиорха. Когда я схватил ее, она превратилась в пар и ускользнула от меня… И так будет происходить всякий раз, ибо Тень не сможет скрыться от меня. Я каждый раз буду настигать эту тварь, но одолеть ее мне удастся лишь тогда, когда я узнаю ее Имя.

Ветч осторожно спросил:

– Существуют ли вообще Имена там, откуда она явилась?

– Верховный Маг Ганчер сказал «нет», мой учитель Огион думает по-другому.

– «Бесконечны споры магов…» – процитировал Ветч с улыбкой, в которой было мало веселья.

– Та, что служила Древним Силам на Осскиле, клялась, что Камень откроет мне тайну, но я мало в это верю. Был еще и дракон, который хотел обменять Имя Тени на свое собственное, чтобы избавиться от меня. Драконы иногда знают больше магов.

– Да, драконы мудры, но в них нет милосердия… А что это за дракон такой? Ты успел поболтать и с драконом?

До поздней ночи просидели они у очага, и хотя разговор их все время вращался вокруг главной проблемы – что делать с Тенью, это не омрачало удовольствия, которое они получали друг от друга. С годами их дружба стала лишь крепче. Когда утром Гед проснулся в доме своего друга, у него возникло чувство, что это место надежно защищено от любых напастей. Это ощущение не покидало его весь день – не как доброе предзнаменование, а как бесценный дар; ему казалось, что, покинув этот дом, он покинет последнюю безопасную гавань в своей жизни, и Гед старался не думать о будущем.

Перед отплытием у Ветча обнаружилось множество неотложных дел, и он в сопровождении своего ученика принялся объезжать деревни. Гед остался с Ярро и ее братом, Мюрре, который был старше ее, но младше Ветча. Выглядел он совсем мальчишкой, потому что не обладал даром – или проклятием – магической силы. Из всех островов Архипелага он бывал лишь на Иффише, Токе и Холпе, и жизнь его была легкой и беззаботной. Гед наблюдал за ним с удивлением и некоторой завистью, и точно так же наблюдал за Гедом Мюрре. Каждому из них казалось очень странным, что сверстники могут так отличаться друг от друга. Гед удивлялся, что можно дожить до девятнадцати лет и остаться таким беззаботным. По сравнению с миловидным, жизнерадостным Мюрре Гед казался самому себе безобразным и грубым – он и не подозревал, что на Мюрре наибольшее впечатление произвели уродующие его шрамы. Думая, что это следы от когтей дракона, Мюрре считал Геда героем.

По всем этим причинам молодые люди немного стеснялись друг друга. Ярро же, оставшись за хозяйку дома, быстро преодолела свое первоначальное благоговение перед Гедом. Он был с ней очень ласков, и она задавала ему бесчисленное множество вопросов, ибо, по ее словам, Ветч никогда ей ни о чем не рассказывал. Эти два дня Ярро работала, не покладая рук, готовя провизию для путешественников – сухие пшеничные лепешки, вяленую рыбу и мясо. Она стряпала и стряпала, пока Гед наконец не сказал, что этой горы продуктов им хватит, чтобы без остановки доплыть до Селидора.

– А где находится Селидор?

– На самом краю Западного Предела. Драконы на этом острове столь же обычное явление, как мыши.

– Оставайтесь лучше здесь, на Востоке – драконы у нас размером с мышь. Вот ваше мясо. Ты уверен, что его достаточно? Послушай, я никак не могу понять одного: ты и мой брат – могущественные волшебники. Стоит вам чего-нибудь захотеть, вы помашете руками, пошепчете – и раз-два, все готово. К чему же вам брать с собой еду? Не проще ли, когда в море наступает время обеда, взять и сказать: «Пирожок с мясом! », и он тут же появится, а вы его съедите.

– Что ж, поступить так, конечно, можно. Да что-то нам не очень хочется, как говорится, питаться собственными словами. Несмотря ни на что, «Пирожок с мясом» – это всего лишь слова… Их можно сделать пахучими, вкусными, даже утоляющими голод, но слова остаются словами. Они обманывают желудок, но не придают сил голодному человеку.

– Да, никакой волшебник не сравнится с поваром, – произнес Мюрре, который сидел здесь же, на кухне, вырезая из дерева ящичек: он зарабатывал на жизнь резьбой по дереву, хотя и не хватал в этом искусстве звезд с небес.

– Но и повара, в свою очередь, не волшебники, – добавила Ярро, стоя на коленях перед очагом и наблюдая за тем, как подрумянивается последний противень с пирожками. – И все же мне вот что непонятно, Сокол. Я видела, как мой брат и даже его ученик освещают темное место одним словом. Это настоящий свет, а не просто слово! Он ярок и его видят все!

– Да, – ответил Гед. – Свет – это сила, великая сила, благодаря которой мы существуем. Но он существует сам по себе, а не для того, чтобы служить нам. Свет солнца и звезд – это время, а время – это свет. Жизнь возможна только в солнечном свете, и живое существо может рассеять тьму, позвав свет по Имени… Во всех остальных случаях, если волшебник называет какой-нибудь предмет, и тот появляется, то это всего лишь иллюзия. Чтобы действительно создать некий предмет, требуется настоящее искусство. Нельзя заниматься этим без крайней нужды, а тем более утолять таким образом голод. Ярро, твой дракончик украл пирожок!

Ярро вся обратилась в слух и не заметила, как харрекки потихоньку слез с теплого крючка для чайника над очагом и схватил пирожок размером больше его самого. Девушка посадила чешуйчатое создание себе на колени и стала кормить его кусочками пирожка, обдумывая услышанное.

– Значит, не следует создавать настоящий пирожок с мясом, если не хочешь нарушить то, о чем постоянно толкует мой братец… как оно там…

– Равновесие, – подсказал Гед без тени насмешки в голосе.

– Да, Равновесие. А вот когда ты потерпел кораблекрушение у того островка и уплыл оттуда на лодке, сделанной из заклинаний, и она не протекала. Это тоже была иллюзия?

– Не совсем. Просто не слишком приятно видеть под собой сквозь дыры в обшивке лодки бездонные глубины моря, и я заштопал все прорехи главным образом для красоты. Это и было иллюзией. Прочность лодке придало другое заклинание – Связывания. Я связал дерево, и оно стало единым целым – лодкой. Ведь что такое лодка? Предмет, который не пропускает воду.

– Иногда приходится вычерпывать воду, – сказал Мюрре.

– Моя лодка протекала, как только я забывался и заклинание слабело, – Гед взял лепешку и принялся жонглировать ею, дуя на пальцы. – Я тоже украл пирожок.

– И обжегся. Когда в далеком море тебя начнет мучить голод, ты вспомнишь этот пирожок и скажешь: «Ах, если бы я не утащил его тогда, сейчас мне было бы что поесть! » Я съем еще один, чтобы братец поголодал вместе с тобой…

– Так поддерживается Равновесие, – заметил Гед. Ярро, которая жевала горячий пирожок, засмеялась и чуть не подавилась, но тут же приняла серьезный вид и сказала:

– Как хотелось бы мне понять все, о чем ты мне рассказываешь! Но я слишком глупа…

– Нет, сестричка, – возразил Гед, – просто я плохой рассказчик. Будь у меня побольше времени…

– У нас будет время. Ведь ты погостишь у нас еще немного?

– Если смогу, – тихо ответил Гед.

Они немного помолчали, наблюдая за тем, как харрекки вновь карабкается на облюбованный крючок.

– Скажи мне, если это не секрет: какие еще, кроме света, существуют Великие Силы?

– Это не секрет. Мне кажется, у всех сил одно начало и один конец. Годы и расстояния, звезды и свечи, вода и ветер, волшебство и искусство человеческих рук, мудрость человеческого разума – все это части одного целого. Мое Имя, твое Имя, Настоящее Имя солнца, родника или еще не родившегося ребенка – все это слоги, составляющие единое Великое Слово, которое неторопливо шепчет нам звездный свет. Других сил не существует. Других Имен тоже.

Прервав работу, Мюрре спросил:

– А смерть?

Девушка внимательно слушала, склонив голову.

– Чтобы произнесенное слово было услышано, – медленно сказал Гед, – нужна тишина. И до, и после него. – Он встал и закончил: – Но я не имею права говорить о подобных вещах. То слово, что было моим, я произнес неправильно. Поэтому будет лучше, если я сейчас промолчу. Быть может, кроме тьмы, нет в мире других могучих сил… – С этими словами Гед накинул плащ и вышел из теплой кухни на улицу, под холодный зимний дождь.

– На нем лежит какое-то проклятие, – боязливо прошептал Мюрре, глядя ему вслед.

– Почему-то мне кажется, что в этом путешествии его ждет смерть, – сказала Ярро. – Он боится этого, но идет. – Она пристально всматривалась в пламя очага, словно видя в нем одинокое суденышко, уходящее все дальше и дальше в безбрежное море. Глаза ее наполнились слезами, но больше она ничего не сказала.

Ветч вернулся на следующий день и обратился к совету старейшин, прося разрешения на некоторое время покинуть Иффиш. Членам совета крайне не хотелось среди зимы отпускать его в открытое море, да еще по делу, которое, как считали они, его не касается. Но хотя старейшины и не одобряли его намерений, воспрепятствовать они ему не могли. Устав выслушивать укорявших его старцев, Ветч сказал:

– Я – ваш по рождению, обычаю и долгу. Я ваш волшебник. Но пришло время вспомнить, что хоть я и слуга, но не ваш слуга. Я вернусь тотчас же, как только смогу. А пока – до свидания!

На следующее утро, с первыми проблесками света на востоке, «Ясноглазка», поймав в свой темный надежный парус устойчивый северный ветер, вышла из гавани Исмэя. Ярро стояла на причале и смотрела им вслед так же, как сестры и жены моряков всего Земноморья стоят на причалах и смотрят вслед уходящим в море мужчинам. Они не кричат и не машут платками, а молча стоят, закутавшись в серые или коричневые плащи, на пирсе, следя за тем, как полоска воды между судном и берегом становится все шире и шире.

10. Открытое море

Гавань скрылась из виду. Исхлестанные волнами нарисованные глаза «Ясноглазки» вновь увидели сумрачную морскую пустыню. Двое суток понадобилось друзьям, чтобы проплыть сто миль от Иффиша до острова Содерс, двое суток ужасной погоды и постоянно меняющихся ветров. В порту они пробыли ровно столько времени, сколько требовалось на то, чтобы пополнить запасы воды и купить кусок просмоленной парусины – прикрыть свое имущество от дождя и брызг. Обычно маги справляются с такими мелочами при помощи простейших заклинаний. Они также не возят с собой воды, опресняя морскую, но Геду крайне не хотелось пользоваться магией. Он и Ветча уговорил не делать этого.

– Лучше не надо, – только и сказал Гед. Его друг не стал спорить. С первой минуты плавания их одолевало мрачное предчувствие, холодное, как зимний ветер. Бухта, гавань, мир, спокойствие – все это осталось позади. На их пути все таило в себе опасность, каждая мелочь имела значение. Самое простое заклинание могло резко нарушить равновесие сил – они приближались к самому центру этого равновесия, к месту, где встречаются свет и мрак. Те, кто ступил на этот путь, должны следить за своими словами.

Обогнув покрытые снегом холмистые берега Содерса, Гед снова направил лодку на юг. Они вошли в воды, крайне редко посещаемые торговцами Архипелага – самую окраину Восточного Предела.

Ветч не спрашивал, куда они плывут. Он знал, что Гед не выбирает путь, а просто следует неумолимому зову. Когда Содерс совсем скрылся из вида и огромное серое кольцо воды опять сомкнулось вокруг них, Гед спросил своего друга:

– Какие острова лежат впереди?

– К югу от Содерса вообще нет земли. На юго-востоке, очень далеко, есть маленькие островки – Пелимер, Корней, Госк и Астовелл, который называют еще Последним Островом. Дальше – Открытое Море.

– А на юго-запад?

– Роламени, он относится к Восточному Пределу, и несколько островков вокруг него. Потом – пустота до самого Южного Предела. Там – Руд, Тум и остров Ухо, на который люди не заглядывают.

– А мы смогли бы… – с кривой ухмылкой заметил Гед.

– Мне бы этого не хотелось, – сказал Ветч. – Говорят, это один из самых неприятных уголков Архипелага, полный чудес и древних полуистлевших костей. Моряки рассказывают, что в тех водах в небе сияют звезды, которых не видно больше нигде. У них нет названий.

– Да, когда я плыл на Рокк, на корабле был один матрос, который говорил об этом. Еще он рассказывал о Народе Плотов, что живет на краю Южного Предела. Они высаживаются на сушу только раз в году, чтобы нарубить гигантских деревьев для своих плотов, а все остальное время странствуют по морям, не приближаясь к суше. Хотелось бы мне взглянуть на их селения на плотах…

– А мне – не очень, – усмехнулся Ветч. – Мне подавай остров и островитян. Пусть море спит в своей постели, а я – в своей.

Держась за канат и обозревая серую пустыню вокруг, Гед произнес:

– Мне хочется увидеть все города, все острова Архипелага… Хавнор в центре мира; Эа – там родились легенды; фонтаны Шелиета на Уэе – все города и великие страны. И еще все крошечные острова Пределов… Проплыть по гряде Драконьей Тропы на западе, увидеть ледяные поля на севере, которые тянутся до самой Земли Хогн. Одни говорят, что это огромный, больше Архипелага, остров. Другие утверждают, что это просто рифы и скалы, покрытые льдом, но никто не знает точно. Я хочу увидеть китов, которые живут в северных морях… А пока что я должен отвернуться от всех сияющих берегов. Я слишком торопился жить, и теперь у меня не осталось времени! Я променял солнечный свет, прекрасные города и дальние страны на пригоршню власти, на Тень, на мрак. – И как всякий волшебник, Гед выплавил из своего страха и сожаления песню, короткую жалобу, спетую для друга. Ветч ответил ему словами из «Деяний Эррет-Акбе»:

Увижу ль снова я

Блеск очага земли

И белые, как снег,

Хавнора башни…

Итак, они продолжали плыть по выбранному пути среди пустынных вод. За весь день им встретилась лишь серебристая стайка рыбешек, спешивших к югу, но ни разу не выпрыгнул из воды дельфин, ни одна чайка не промелькнула на небосводе. Когда небо на востоке потемнело, а на западе вспыхнуло багрянцем, Ветч достал из-под парусины еду и разделил ее на две равные части, сказав при этом:

– Я хочу выпить остатки эля за здоровье той, что догадалась поставить его в лодку, дабы он согрел нас в холод – за мою сестру Ярро!

При этих словах Гед, уныло глазевший по сторонам, оторвался от мрачных мыслей и отсалютовал Ярро даже более горячо, чем Ветч. В своей детской и мудрой прелести она не была похожа ни на одну из знакомых ему девушек (впрочем, у него никогда не было девушки, так что и сравнивать было не с кем).

– Она похожа на маленького пескарика в прозрачном ручье – кажется такой беззащитной, а попробуй-ка, поймай ее!

Ветч с улыбкой посмотрел на него.

– Да ты просто родился магом! Ее Настоящее Имя – Кест, что, как тебе прекрасно известно, на Древнем Наречии означает «пескарь».

Геду была приятна похвала друга. Однако подумав, он сказал:

– Наверное, тебе не надо было говорить мне ее Имя…

Но Ветч, который ничего не делал просто так, заметил:

– Ее Имя в полной безопасности, так же, как и мое. Вдобавок, ты узнал его без моей помощи…

Багровые отсветы погасли на западе и все погрузилось во тьму. Завернувшись в теплый, подбитый мехом плащ, Гед улегся на дно лодки, а Ветч запел «Подвиги Энлада». Песня рассказывала о том, как маг Морред по прозвищу Белый покинул Хавнор на своем корабле без весел и, приплыв на остров Солеа, увидел в цветущем весеннем саду Эльфарран. Гед уснул прежде, чем Ветч добрался до печального конца их любви, смерти Морреда, разорения Энлада, до горьких морских волн, сомкнувшихся над садами Солеа. В полночь Гед проснулся и встал на вахту, а Ветч уснул. Подгоняемое попутным ветром маленькое суденышко легко неслось вперед сквозь непроглядный мрак ночи. В облаках появились разрывы, в них иногда проглядывал узкий серп луны.

– Скоро новолуние, – пробормотал Ветч, проснувшись на рассвете. Ледяной ветер немного стих. Гед посмотрел на белый полумесяц, низко висевший над горизонтом, но ничего не сказал. Первое новолуние после Возвращения Солнца – несчастливое время для больных и путешественников. В такие дни детям не дают Имен, не поют песен, не точат мечей, не клянутся. В этот день что ни происходит, все ведет к несчастью.

Прошло три дня после отплытия с Содерса. Следуя за морскими птицами, они добрались до Пелимера, небольшого гористого островка. Жители его говорили на Хардике, языке Архипелага, но со странным акцентом, непривычным даже для ушей Ветча. Поначалу они встретили молодых людей, сошедших на землю отдохнуть и наполнить бурдюки с водой, с благосклонным, хотя и несколько шумным удивлением. Все шло очень хорошо, пока не появился местный волшебник. Друзья сразу поняли, что перед ними сумасшедший – он говорил только об огромной змее, которая, по его словам, подтачивала основание острова и в самом скором времени весь Пелимер должен был пуститься в плавание, как отвязанная лодка и свалиться с края мира. Сначала безумец был вежлив, но чем больше он говорил, тем подозрительнее поглядывал на путешественников. Скоро он впал в исступление и начал орать, называя их шпионами и слугами Морского Змея. Услышав это, горожане стали поглядывать на них искоса, ибо хотя старик и был сумасшедшим, он был их магом. Гед и Ветч решили не задерживаться здесь. Вечером они вышли в море и взяли курс на юго-восток.

За все время плавания Гед ни разу не упомянул ни о Тени, ни о цели их путешествия. Они уже покинули знакомые воды Земноморья и удалялись от них все дальше и дальше. Ветч задал Геду всего один вопрос: «Ты уверен? », на что Гед ответил другим вопросом:

– Как железо узнает, где лежит магнит?

Ветч кивнул, и больше они эту тему не затрагивали.

Однако они весьма охотно обсуждали различные приемы и уловки, которыми пользовались маги древности, чтобы отыскать Имена Темных Сил – как Нерегер Палнский, подслушав разговор драконов, узнал Имя Черного Мага; как Морред увидел Имя своего врага, выбитое каплями дождя в пыли на поле брани среди Равнин Запада. Они говорили о заклинаниях Поиска, о требующих ответа вопросах, которые любил задавать Мастер Образов Рокка. Часто Гед заканчивал такие разговоры словами, услышанными им от Огиона той далекой осенью, когда он стал его учеником: «Чтобы слышать, надо молчать! » И он молчал, час за часом, размышляя и глядя вперед. Ветчу иногда казалось, что сквозь волны, мили и грядущие дни Гед действительно видит Тень, которую они преследуют, и мрачный конец их путешествия.

Они прошли между островами Корней и Госк, не заметив их в тумане, и догадались об этом только на следующий день, когда увидели перед собой отвесные скалы, над которыми тучами кружили чайки – их пронзительные крики далеко разносились над водой. Ветч сказал:

– Судя по всему, это Астовелл. Край Земли. К югу и востоку от него на картах – пустота.

– Но те, кто живет здесь, знают, наверное, о более далеких островах, – сказал Гед.

– Почему ты так думаешь? – спросил Ветч.

Ответ Геда прозвучал очень странно:

– Не здесь, – сказал он, глядя на Астовелл и, в то же время, мимо него, сквозь него. – Не здесь. Но и не на море. Не на море, а на суше, но где она, эта суша? За истоками Открытого Моря, за вратами дневного света…

Затем Гед замолк, а когда он заговорил снова, речь его была по-прежнему ясна, словно он освободился от каких-то чар, или прогнал некое видение.

Порт Астовелла разместился на северном побережье, в устье реки, среди крутых скал. Окна всех домов смотрели на север и запад, как будто город повернулся лицом к Архипелагу, к человечеству.

Прибытие незнакомцев вызвало в порту всеобщее возбуждение и смятение – ни один корабль еще не осмеливался зайти сюда в это время года. Когда Гед и Ветч вошли в город, все женщины попрятались в плетеных хижинах, осторожно выглядывая из-за приоткрытых дверей и заслоняя собой детей. Мужчины же, худощавые и, несмотря на холод, легко одетые, толпой окружили их, и у каждого в руке был каменный топор или сделанный из раковины нож. Убедившись, что путешественники не опасны, островитяне тут же успокоились и засыпали их вопросами. Астовелл был беден, торговать его жителям, кроме бронзы, было нечем и потому корабли с Содерса и Роламени редко появлялись здесь. На острове не росло ни единого деревца. Лодки островитяне плели из тростника и обтягивали их шкурами – нужно обладать исключительной храбростью, чтобы на таком ненадежном суденышке попробовать добраться хотя бы до Госка или Корнея. Так они и жили – в угрюмом одиночестве, на краю всех карт. На острове не было ни волшебника, ни даже самой захудалой колдуньи, и жители не признали в друзьях магов. Их посохи вызвали бурное восхищение лишь потому, что были сделаны из драгоценного материала – дерева. Единственным из островитян, кто хоть раз в жизни видел уроженцев центральной части Архипелага, оказался их вождь, а он был очень стар. На путешественников смотрели как на чудо – привели детей, чтобы те запомнили этот день на всю жизнь. Островитяне никогда не слышали о Гонте, только о Хавноре и Эа, и они приняли Геда за Лорда Хавнора. Как смог, рассказал он им о белоснежном городе, которого никогда не видел. По мере того, как приближалась ночь, беспокойство Геда все увеличивалось. Вечером мужчины собрались в портовом домике, греясь у вонючего очага, в котором тлел козий помет и сухой тростник – единственное их топливо. Гед спросил:

– Какая земля лежит к востоку от вашего острова?

Островитяне молчали, некоторые ухмылялись, другие – хмурились. Ответил ему вождь:

– Дальше – только море.

– Значит, там нет ни единого острова?

– Это Край Земли, и дальше на восток нет суши.

Один из молодых рыбаков заметил:

– Отец, эти люди мудры, они странствуют по свету и могут знать то, чего не знаем мы.

Старик долго смотрел на Геда, потом сказал:

– На востоке нет земли, – и не произнес больше ни слова.

Ночь друзья провели в этом домике, где было хоть и дымно, но тепло. Солнце еще не взошло, когда Гед разбудил своего друга словами:

– Эстарриол, просыпайся, нам пора отправляться в дорогу!

– Почему так рано? – пробормотал Ветч спросонья.

– Не рано – поздно! Тень нашла способ скрыться, а если она сейчас убежит, я обречен гоняться за ней до скончания века.

– Куда мы направимся?

– На восток. Пойдем, я уже набрал воды.

Они покинули свое пристанище еще затемно. Улицы были безлюдны, царила мертвая тишина – только младенец вдруг заплакал в какой-то темной хижине, но быстро замолк. При свете звезд они отыскали путь к устью реки, отвязали «Ясноглазку» от каменной пирамиды, столкнули ее в черную воду и поплыли на восток, в Открытое Море, прежде чем забрезжил рассвет первого дня новолуния.

Наступил день, ясный и холодный. Порывы ледяного ветра налетали с северо-востока, и Гед поднял ветер магический – первый акт волшебства с тех пор, как он покинул остров Западной Руки. Лодка стрелой понеслась по волнам на восток. Удары огромных курившихся пеной волн сотрясали «Ясноглазку», но лодка отважно плыла вперед, как обещал ее прежний хозяин, беспрекословно повинуясь воле магического ветра, словно была она построена на самом Рокке.

За исключением нескольких слов, предназначенных для поддержания силы заклинания, Гед в то утро не произнес ни единой фразы. Ветч завершил свой потревоженный сон, свернувшись калачиком на корме. В полдень они пообедали – Гед по-прежнему молча выделил каждому по пшеничной лепешке и кусочку соленой рыбы.

Не сворачивая и не сбавляя скорости, «Ясноглазка» неслась вперед. Гед лишь однажды нарушил затянувшееся молчание, спросив:

– Одни верят, что за Внешними Пределами лежит только безбрежное пустое море, другие считают, что за горизонтом есть еще не открытые страны и острова. Как думаешь ты?

– Пока что я согласен с теми, кто утверждает, что у нашего мира только одна сторона и тот, кто заплывет слишком далеко, просто свалится с его Края.

Гед не улыбнулся. В нем не осталось веселья.

– Кто может сказать, что человек встретит за пределами карт? Мы проводим всю жизнь среди островов и вряд ли узнаем, кто прав…

– Те, кто хотел узнать это, не вернулись, и ни один чужой корабль ни разу не появлялся в водах Архипелага.

Гед промолчал.

Весь этот день и следующую ночь могучий магический ветер нес их на восток. Ночную вахту стоял Гед – притягивающая его сила в темноте крепла. Он постоянно всматривался вдаль, хотя в непроглядной тьме его глаза видели не больше, чем те, что были нарисованы на носу лодки. К рассвету смуглое лицо Геда посерело от усталости, он так закоченел от холода, что едва мог шевелить руками и ногами. Прошептав:

– Эстарриол! Поддерживай магический ветер с запада! – Гед уснул.

Утром они не увидели солнца – небо затянула плотная пелена облаков, шел сильный дождь. Несмотря на просмоленную парусину, все в лодке отсырело. Ветч чувствовал, что промок насквозь, а Гед дрожал во сне от сырости и холода. Полный сострадания к своему другу, да и к себе тоже, Ветч сделал слабую попытку остановить дождь. Но если магический ветер все-таки повиновался ему и не ослабел, то пропитанный влагой ветер Открытого Моря не прислушался к голосу мага – чем дальше от суши, тем слабее волшебство.

Вдруг в душу Ветча закрался страх: не потеряют ли они всю свою магическую силу, удаляясь все дальше и дальше от населенных мест?

Следующую ночь Гед опять не сводил глаз с моря и по-прежнему гнал лодку на восток. Наутро ветер немного стих, и в разрывах облаков стало появляться солнце, но волны остались такими же высокими – «Ясноглазка» карабкалась на них, как на небольшие горы, мгновение отдыхала на вершине и затем стремительно летела вниз. Через секунду эта мучительная процедура повторялась вновь, и так без конца.

Вечером этого изнурительного дня Ветч сказал:

– Друг, ты говорил, что впереди нас ждет суша. Я не собираюсь оспаривать твое предчувствие. Но скажи, не кажется ли тебе, что это всего лишь очередная уловка Тени, которая пытается заманить нас подальше от обитаемых земель в Открытое Море, где наши силы постоянно тают? Ведь сама Тень не устает, не испытывает голода, не боится утонуть…

Они сидели рядом, но Гед посмотрел на друга так, словно их разделяла бездна. Взгляд его был полон тревоги, и ответил он не сразу.

– Эстарриол, мы уже совсем близко…

Ветч ни на секунду не усомнился в его словах. Липкий страх мгновенно охватил его, но он положил руку на плечо друга и сказал:

– Ну, наконец-то!

Пришла ночь, и снова Гед не спал. Не смог он уснуть и на третий день. Бег «Ясноглазки» был по-прежнему легок, и даже ужасен в своей стремительности. Ветч мог только удивляться тому, что Гед сохранил столько магической силы – его собственные убывали в Открытом Море с каждым часом. Но магический ветер не ослабевал ни на минуту. Они продолжали свой путь, пока Ветчу не начало казаться, что они миновали истоки моря и врата дневного света. Гед стоял на носу лодки, по-прежнему глядя только вперед. Но он не видел океана, по крайней мере, того океана, что видел Ветч – обширного пространства свинцовой воды, сливающейся на горизонте с небом. На глаза Геда словно упала темная пелена, которая закрывала от него серое море и свинцовое небо, и с каждой милей, с каждой минутой пелена эта становилась все плотнее. Заглянув другу в глаза, Ветч на мгновение увидел то же, что и Гед – тьму. И хотя они сидели в одной лодке, Ветч плыл на восток по обычному морю, а Гед уходил от него все дальше и дальше, в страну, где нет востока и запада, где не восходит солнце и не садится солнце, и только незнакомые звезды вечно сверкают в черном небе.

Вдруг Гед встал во весь рост и громко что-то сказал. Магический ветер стих и потерявшую скорость «Ясноглазку» начало бросать на волнах, словно щепку. Хотя обычный ветер и продолжал дуть с востока, парус безжизненно обвис. Лодка остановилась.

Гед скомандовал:

– Спусти парус. – И Ветч быстро выполнил приказ, а Гед в это время достал весла, вставил их в уключины и принялся грести изо всех сил.

Ветч, видя вокруг только водяные горы, не понял сначала, зачем понадобились весла, но потом заметил, что слабеет даже обычный ветер, а море успокаивается. Через некоторое время лодка под мощными ударами весел Геда вошла как будто в тихую бухту, в полосу совершенно спокойной воды. Гед греб, сидя лицом к корме, и между ударами весел оглядывался через плечо, стараясь заглянуть вперед. Хотя Ветч и не видел того, что Гед – темных склонов под неподвижными звездами – опытным глазом волшебника он начал различать на лениво плещущейся воде сгустки мрака. Вода вокруг лодки начала превращаться в песок.

Если это и было иллюзией, то необычайно мощной – Открытое Море, казалось, обратилось в сушу. Собрав остатки храбрости, Ветч начал медленно произносить заклинание Откровения, после каждого слова поглядывая, не заколеблется, не исчезнет ли песчаная отмель посреди безбрежного океана. Но она не исчезла. Возможно, это заклинание, хотя оно и воздействовало только на его собственное зрение, а не на окружающую действительность, не имело здесь силы. Но вдруг это не иллюзия и они действительно добрались до Края Мира?

Гед греб все медленнее, часто оглядываясь через плечо и тщательно выбирая путь, осторожно направляя лодку в одному ему видимые каналы и протоки. Время от времени киль «Ясноглазки» задевал дно, и она вздрагивала, хотя под днищем лежала бездонная пучина моря. Гед поднял весла, они заскрежетали в уключинах, и звук этот был ужасен в царившей здесь гробовой тишине. Все остальные звуки – вой ветра, скрип дерева, хлопанье паруса – поглотила абсолютная тишина, которую, казалось, ничто не могло нарушить. Лодка замерла. Не чувствовалось даже малейшего дуновения ветерка. Море превратилось в черный песок. Ничто не двигалось ни в темном небе, ни на призрачной суше, простиравшейся во все стороны на сколько хватало глаз, постепенно теряясь в сгущающемся мраке.

Гед встал, взял посох и легко перешагнул через борт. Ветч был уверен, что его друг сейчас упадет и утонет в море, которое, несомненно, прячется за этой призрачной пеленой, скрывавшей воду, небо и свет. Но моря больше не было и Гед пошел прочь от лодки по скрипящему под ногами черному песку, на котором четко отпечатывались его следы.

Посох Геда вспыхнул ясным белым светом, который вскоре стал настолько ярок, что крепко сжимавшие светящееся дерево пальцы мага приобрели багрово-красный оттенок.

Он зашагал вперед, удаляясь от лодки, но там, где они находились, отсутствовало чувство направления: не было ни севера, ни юга, ни востока, ни запада. Только «навстречу» и «от».

Мрак все сгущался. Свет в руке Геда казался Ветчу странствующей во тьме звездой. Это заметил и Гед, но он по-прежнему продолжал смотреть только вперед. И наконец на границе света и тьмы Гед увидел Тень, которая плыла над песком ему навстречу.

Поначалу Тень не имела формы, но, очутившись ближе, она приняла облик человека. Это был старик, седой и угрюмый, и в тот момент, когда Гед узнал в нем своего отца, он увидел, что перед ним уже не старик, а юноша. Джаспер… его надменное красивое лицо, серый плащ с серебряной застежкой, его манера держаться. С ненавистью смотрел он на Геда сквозь окружающую их тьму. Гед не остановился, но замедлил шаг и поднял повыше посох. Испускаемый им свет стал ярче, и в его лучах приближающаяся фигура превратилась в Печварри, но лицо плотника было раздуто и бледно, как у утопленника. Он вытянул руки и поманил Геда. Расстояние между ними сократилось до нескольких шагов, но Гед продолжал идти вперед. Внезапно Тень вновь изменила обличье – она распростерлась, будто раскрыв гигантские тончайшие крылья, затем съежилась снова. На мгновение Гед увидел в сгустке мрака белое лицо Скиорха и его затуманенные глаза, а потом – ужасную морду, ни звериную, ни человеческую, с дергающимися губами и бездонными ямами глазниц, сквозь которые глядела на него черная пустота.

Гед еще выше поднял посох и сияние его стало нестерпимым. В этом безжалостном свете, рассеявшем даже первозданную тьму, все человеческие формы спали с Тени, словно шелуха. Она сжалась в комок, почернела и на четырех коротких когтистых лапах двинулась вперед, вытянув к Геду бесформенное рыло, на котором уже не было ни губ, ни глаз, ни ушей. Когда они сблизились, Тень, став черной, как ночь, в ослепительном сиянии посоха, поднялась во весь рост. В полной тишине человек и тень сошлись лицом к лицу и остановились.

Громко и ясно, разбив на куски древнее безмолвие, Гед произнес Имя Тени и одновременно с ним, не имея ни губ, ни языка, Тень произнесла то же самое слово, то же самое Имя:

– Гед!!! – и голоса их слились.

Гед бросил посох, вытянул руки и схватил свою Тень, свое черное " Я". Свет и тьма встретились, соединились и стали одним целым.

Ветчу, который в ужасе следил за ними издалека, показалось, что Гед побежден – он увидел, как померкло ослепительное сияние. В отчаянии и ярости выпрыгнул Ветч из лодки, дабы помочь другу или умереть вместе с ним, и что было сил помчался в сторону слабого проблеска света посреди кромешной тьмы пустыни. Но суша начала растворяться у него под ногами, превращаясь в зыбучий песок… внезапно его оглушил рев ветра и волн, ослепил дневной свет, он почувствовал жгучий холод и горечь соли на языке – мир вернулся к нему, Ветч погрузился в настоящее живое море.

Неподалеку от него качалась на волнах одинокая «Ясноглазка», но больше ничего не было видно – вода заливала глаза. Ветч плавал плохо, но все же сумел добраться до лодки и тяжело перевалиться через борт. Кашляя и тряся мокрыми волосами, он стал осматриваться, точно не зная, в какую сторону глядеть. Наконец далеко-далеко он заметил среди волн какой-то темный предмет. Взявшись за весла, Ветч начал грести изо всех сил. Хоть и не скоро, но он все же доплыл до Геда, поймал его за руку и втащил в лодку.

Хотя Гед находился в полубессознательном состоянии и смотрел на Ветча отсутствующим взглядом, с виду он был цел и невредим. Гед крепко сжимал в руке потухший тисовый посох. Обессиливший и промокший до нитки, юноша молча лежал около мачты, ни разу не взглянув на Ветча, который поднял парус и развернул лодку, чтобы поймать северо-восточный ветер. Гед не обращал никакого внимания на окружающий мир, пока прямо по курсу на потемневшем небе в разрыве облаков не появилась, словно круг из китовой кости, новорожденная луна, и отраженный ею солнечный свет слегка рассеял океан тьмы.

Тогда Гед поднял голову и долго-долго вглядывался в светлое пятно на западе.

Насмотревшись вдоволь, он встал во весь рост, держа посох обеими руками, словно воин – длинный меч, и посмотрел на небо, на море, на парус над своей головой и в глаза своему другу.

– Гляди-ка, Эстарриол, я ведь сделал это! Наконец-то все кончено. – Он рассмеялся. – Рана затянулась, и я теперь такой же, как и прежде. Я свободен… – Он сел и, пряча в ладони лицо, заплакал как ребенок.

До этого момента Ветч с беспокойством следил за Гедом, ибо не был полностью уверен в благополучном исходе схватки во тьме. Он не знал, кто находится с ним в лодке и в любую секунду готов был, пробив дно, затопить «Ясноглазку» посреди моря, только бы не привести в гавани Архипелага порождение мрака, которое могло принять облик Геда. Но теперь, когда Ветч увидел глаза друга и услышал его голос, последние сомнения исчезли. Гед не одержал победу, но и не проиграл. Назвав Тень своей смерти своим собственным Именем, он стал цельной личностью, человеком, до конца познавшим себя, человеком, в душе которого не осталось места для ненависти, мрака и боли. В самой древней балладе, «Сотворение Эа», поется:

В молчаньи слов,

Во мраке света

И только в смерти жизни ты

Отыщешь путь свой к свету, сокол,

Среди небесной пустоты…

Эту балладу и запел Ветч в лодке, несущейся на запад на крыльях холодного зимнего ветра из пустыни Открытого Моря.

Они плыли восемь дней, и еще восемь, прежде чем увидели землю. Много раз приходилось им наполнять бурдюки водой, опресненной при помощи магии. Они пытались ловить рыбу, но даже призвав на выручку все рыбацкие заклинания, почти ничего не поймали, потому что рыбы Открытого Моря не знают своих Настоящих Имен и не обращают внимания на волшебство. Когда друзья разделили между собой последний ломтик вяленого мяса, Гед вдруг вспомнил слова Ярро:

«Когда в море тебя одолеет голод, ты пожалеешь, что украл пирожок».

Но хоть голод и причинил ему немало страданий, воспоминание это согрело его, ибо тогда же Ярро сказала, что будет ждать их возвращения.

Путь на восток они проделали, благодаря магическому ветру, всего за три дня, а чтобы вернуться, потребовалось целых шестнадцать. Никто еще не возвращался из такого далека в разгар зимы, а тем более – в открытой лодке. Но штормы и ураганы не очень донимали друзей, и они уверенно вели «Ясноглазку» по компасу и звезде Толбегрен так, чтобы пройти севернее Астовелла, оставляя далеко справа Фар Толи и Снег. Первая увиденная ими суша оказалась южной оконечностью Коппиша, воздевшего перед ними свои могучие утесы, похожие на гигантские замки. Остров встретил их криками чаек и дымом очагов маленьких деревень.

Отсюда до Иффиша было рукой подать… Падал легкий снежок, когда он тихим вечером вошли в гавань Исмэя, привязали «Ясноглазку», доставившую их домой от берегов царства мертвых, и по узким улочкам зашагали к дому Ветча. Когда друзья окунулись в его тепло и свет, у них было легко на сердце, и Ярро выбежала им навстречу, плача от счастья.

Эпилог

Если Эстарриол с Иффиша и сдержал свое обещание, то его песнь о первом великом деянии Геда была забыта. На островах Восточного Предела рассказывают о лодке, которая села на мель над бездонной пучиной океана в неделях пути от любого острова. На Иффише утверждают, что в ней был Эстарриол, на Токе рассказывают о двух рыбаках, заброшенных жестоким штормом далеко в Открытое Море, а на Холпе настаивают, что это был местный рыбак, лодка которого села на невидимую мель, и он до сих пор скитается там. От предания о Тени остались лишь крохотные клочки, которые долгие годы, как плавник, кидает от острова к острову. Но в «Деяниях Геда» ничего не говорится ни об этом плавании, ни о его встрече с Тенью, которая произошла прежде, чем он живой и невредимый возвратился из скитаний по Драконьей Тропе, вернул Кольцо Эррет-Акбе из Гробниц Атуана обратно на Хавнор и опять поселился на Рокке, но уже в качестве Верховного Мага всех островов мира.