Annotation 8 страница

Сара прослушала сообщение и беззвучно выругалась. Джон звонил ей, чтобы сказать, что задерживается еще на день, но звонок сразу отправился на ее голосовую почту. Телефон даже не зазвонил, а когда она попробовала связаться с Джоном, голосовая почта включалась уже у него. — Мобильники, черт их дери! — Что там у тебя стряслось? — спросила Хелен, сложив ладони и нервно постукивая пальцами. — Ничего, — бросила Сара, не желая с утра вдаваться в дискуссию по поводу Джона. — Как они долго! — И Хелен снова взглянула на часы — уже в пятый раз за последние тридцать минут. — Хелен, она же в хирургии, а там спешить нельзя. Врач сказал, что потребуется еще как минимум полчаса, пока они проверят, все ли штифты на месте. — Бедная Джеки! Рабочая рука! Как ей теперь рисовать? — Я уверена, она быстро поправится. — Конечно. Сара покосилась на сестру. Хелен была одета в безупречно сшитый черный брючный костюм и серебристую блузку, а причесана так, будто только что от парикмахера, и все равно что-то было не то. — Ты хоть немного поспала этой ночью? Выглядишь неважно. — Ну какое там! А ты? — Пока уложила маму, времени уже не оставалось, тем более что утром я собиралась осмотреть машину. — Не могу поверить, чтобы кто-то врезался в Джеки и после преспокойно смылся, — сказала Хелен. — Вот и я не верю. — И не могу поверить, что полицейские, когда ты им рассказала, отнеслись к этому так скептически. — Ну, к этому я уже привыкла. На этот раз хотя бы пообещали расследовать, проверить записи на видеокамерах, и на том спасибо. — И все-таки… Какое безразличие! — С Джеки все будет в порядке. Врач сказал… — Да уж эти врачи! — фыркнула Хелен. — Можно подумать, они все знают! Она взяла номер «Мари Клэр» и принялась его перелистывать. И вдруг Сара поняла, что было не так. — Хелен, а где твои кольца? — Что? — Твои кольца, — повторила Сара. — Ты же всегда их носишь. — А… — Хелен внимательно посмотрела на руку, будто впервые видела ее. — Отдала почистить. — Почистить? — Ну да. — Я и не знала, что они пачкаются. — Конечно, пачкаются. — Даже обручальное? — Оно особенно. Хелен снова взялась за журнал, давая понять, что разговор окончен. Но Сара чувствовала, что сестру что-то беспокоит. — Хелен, я… — Да, кстати, я говорила с Глорией насчет твоей квартиры. — Говорила? — Да. — Хелен посмотрела на Сару, словно та была бактерией под микроскопом. — Зачем ты подослала к ней Джона? — В смысле? — Она перестала заниматься квартирой потому, что он ее до смерти перепугал. — Джон? — Да, Джон. Он нагнал на нее такого страху, что она до сих пор не может опомниться. Сара нахмурилась: — Я правильно тебя поняла — Джон Квигли нагнал страху на моего агента по недвижимости? — Только, пожалуйста, не говори, что ты впервые слышишь об этом! — Но я правда впервые слышу! Джон был в моей квартире? Хелен театрально вздохнула. Ее раздражало, когда ей приходилось что-либо повторять, и ее младшая сестра прекрасно знала об этом. — Так сказала Глория. И, если начистоту, Сара, она о нем невысокого мнения. — Но это ерунда какая-то! Наверняка она ошиблась! — Неужели? Джон Квигли — частный детектив, а таких у нас не очень много, слава богу. — Не могу поверить, Джон… — А, вот вы где! Сара закрыла рот, потому что навстречу им по коридору, шумно дыша, шел Барри Свон, жених Джеки. Сара смотрела на него с легким отвращением: он казался ей женоподобным, скользким, отвратительным типом. Как она ни старалась, у нее так и не получилось возбудить в себе хоть сколько-нибудь теплые чувства к нему. Его рыхлое, бабье тело и удивительное скупердяйство на корню душили все ее попытки. Но Джеки обожала его, так что Сара держала свои эмоции при себе. — А я вас обыскался! Хелен отложила журнал: — Барри, мы все время здесь. — Ну, все равно я не мог вас найти! — Он остановился перед ними и окинул Сару недовольным взглядом. — Сара! — Барри. Он снова повернулся к Хелен: — Какие новости? — Пока в хирургии. — О боже! Как думаешь, долго еще? — Поживем — увидим. — Мне нужно в город, встретиться с Фионой. Ты же знаешь, у Джеки через две недели выставка. — Барри, картины можно выставить и без нее. — В голосе Хелен чувствовалось напряжение. — Джеки присутствовать необязательно. — Но она же так любит поболтать со своими заказчиками, да и они ее просто обожают! — Барри сложил руки на груди и на какой-то миг — Сара могла поклясться — надул губы. — Она и половины не продаст, если ее не будет на выставке! — Ну, попроси Фиону, пусть перенесет открытие. — Думаешь, правда стоит? — А ты так не думаешь? — Возможно. Она столько сил вложила, обидно открывать выставку без нее. Вряд ли Фиона будет возражать, особенно если я объясню ей, что случилось. — А может, лучше сначала поговорить с Джеки? — вставила Сара. Барри враждебно посмотрел на нее, и на секунду Саре стало не по себе, словно он хотел ударить ее. — Само собой. Я просто хочу сделать, как лучше для нее. Смертельно обидно, что она попала в аварию накануне своей самой крупной выставки! — Да, обидно. — Теперь до нее дошло. Барри во всем винил ее, и Саре это не понравилось. Довольно того, что она сама себя винила. — Сара утром ездила на стоянку, — сказала Хелен. — Похоже, кто-то нарочно спихнул Джеки с дороги. — Да что ты? — Судя по следам, сзади ее ударила другая машина, — объяснила Сара, — именно поэтому она вылетела на встречную. — Не могу поверить. Полиция знает? — Знает, — ответила Хелен, — но вчера Джеки, боюсь, выпила лишнего. — Незачем ей было за руль садиться! — Барри, этот камень в мой огород? — сердито спросила Сара, краснея от досады. — Не могу смириться с тем, что она вложила столько сил и теперь ее не будет на ее же вернисаже! Бедняжка Джеки! Она такая добрая, такая отзывчивая! Ей надо научиться хотя бы иногда говорить «нет». — Барри, ты не видел, здесь есть кофейный автомат? — поинтересовалась Хелен. — Есть внизу, у регистратуры. — Отлично! — Хелен поднялась со своего места. — Сара, тебе принести? А тебе, Барри? — Хелен, сиди, пожалуйста. Я сам схожу. — Спасибо, Барри, я хочу пройтись, засиделась. Сара, ты как? — Нормально, спасибо. Сара слушала, как Хелен застучала каблуками по кафелю коридора. В голове у нее все перепуталось — Джеки, фургон, прокурорские замашки Барри, слова сестры о Джоне. С чего бы это он вдруг стал мешать продаже ее квартиры? — Извини, мне нужно позвонить, — сказала она. Барри пожал плечами. Теперь, когда Хелен ушла, он не пытался изображать даже элементарную вежливость. Сара опять набрала номер Джона и отошла чуть дальше по коридору. Звонок сразу переключился на голосовую почту. — Джон, что за дела, куда ты подевался? Как только прослушаешь это сообщение, немедленно позвони мне. Затем она набрала номер Глории Бредшоу. — Алло! — Глория? — Да. — Глория, здравствуйте, это Сара Кенни. — Я очень спешу, важная встреча. — Я вас не задержу. — Хорошо. Чем могу помочь? — Глория, тут Хелен говорит, что Джон Квигли был в моей квартире и пытался нагнать на вас страху. — Ну, я бы выразилась помягче, но вел он себя странно. — Джон Квигли? — Ну да, Хелен говорит, это ваш партнер. — Верно, по сыскному агентству. — М-да, на редкость неприятный человек. Сара постаралась собраться с мыслями. Что-то здесь было не так. Почему Джон ничего не сказал ей? Да и вообще, что он делал в ее квартире? — А что именно он вам говорил? — Просто пришел, попросил показать квартиру и… знаете, что-то с ним не так… напоследок он поцеловал меня. — Поцеловал? Он? — Да, в лоб. Знаете, Сара, я много лет работаю в недвижимости и никогда… ну, он поцеловал меня и сказал… как же он сказал? Да, вот так: «Будьте умницей, красотка! » Представляете? И это вовсе не был тонкий комплимент, судя по его тону. Внезапно Саре стало трудно дышать. Согнувшись, она оперлась рукой о стену, стараясь прийти в себя. — Знаете, в какой-то момент я даже подумала, не позвать ли мне полицию. А когда Хелен сказала, что это ваш партнер, я просто лишилась дара речи. Если вы хотели меня проверить, я… — Глория, как выглядел этот человек? — Что? — Я говорю, как он выглядел? — Сара, у меня нет времени играть с вами в игры! Не знаю, что вы с ним на пару затеяли, только не впутывайте меня. Хелен мне о нем порассказала. Вообще-то, я и не хотела заниматься вашей квартирой и согласилась только потому, что меня попросила ваша сестра. — Глория, пожалуйста, расскажите мне, как выглядел этот человек! Глория недовольно вздохнула: — Ну хорошо, хорошо… Крупный, лет под сорок, говорит с английским акцентом. Один глаз у него ярко-синий, а другой совсем белый, как будто с бельмом. Да, и лицо такое — скуластое. — Спасибо, достаточно. — Вот и прекрасно. Сара, мне надо делом заниматься. Извините, но у меня больше нет времени на подобную ерунду! — И она повесила трубку. Сара постаралась взять себя в руки. Она тоже отключила телефон и вернулась на свое место. — Все в порядке? — равнодушно спросил Барри. — Так, работа. — Ну да. Сара сидела, уставившись на свои туфли. Барри рассматривал висевшую на стене дрянную репродукцию с таким видом, будто перед ним был подлинник Моне. Немного погодя Сара опять попробовала дозвониться до Джона, но у нее так тряслись руки, что она чуть не уронила телефон, не говоря уж о том, чтобы набрать номер. Убрав телефон в карман, она скрестила руки на груди. Но все тело прожигала боль, и она еле сдерживала рвотные позывы. — Сара, что-то случилось? — Что? — С тобой все в порядке? — Над ней стояла Хелен со стаканчиком горячего кофе. — Ты бледная как смерть! Сара кивнула. — Я… Хелен, я скоро вернусь. Мне надо отлучиться. — А как же Джеки? — Я вернусь. Сара встала и надела куртку. — Сара, что случилось? — Ничего. Я скоро. — Она поцеловала сестру в щеку и торопливо вышла. Барри посмотрел ей вслед. — Смылась, — недовольно заметил он. — Вечно убегает. 29

Сказать, что Джону было неудобно, значит, ничего не сказать. Он сидел на корточках между замасленным ящиком с инструментами и листом металла, прислоненным к задней стенке кабины. Поначалу он устроился на стопке поддонов. Они были скреплены между собой и привязаны к металлическому брусу, проложенному вдоль борта, но, по-видимому, громилам доставляло удовольствие проезжать каждый поворот на двух колесах. В первый раз Джон не удержался и упал в кучу мусора у задней дверцы. После второго поворота он решил, что лучше пересесть на пол. Минут через десять фургон остановился, и он услышал, как из него выбрались громилы. Распрощавшись с ними, Фрэнк поехал дальше. Оказалось, что он еще больше, чем громилы, любит экстремальное вождение. Прошел почти час — к этому времени Джон уже научился угадывать очередной поворот, — и фургон начал сбавлять скорость, а потом и вовсе остановился. Фрэнк вышел из машины и открыл заднюю дверцу. — Ты мне правду говоришь? Джон не без удовольствия отметил, что все еще цел, но с ужасом увидел, что колени его последних чистых джинсов заляпаны маслом. — Вот пропасть! — пробормотал он. — Чего? — Это были мои последние чистые джинсы. — Это самая маленькая из твоих проблем, если я узнаю, что ты соврал, — со злостью произнес Фрэнк, и Джон пожалел, что его не оставили в «Королевском гербе». Из фургона он видел, что они находятся на усыпанной листьями улице. В солнечных лучах позднего утра гордо стояли элегантные особняки в георгианском стиле. — Где мы? — Тебе не все равно? Сейчас приду, жди здесь. — И Фрэнк захлопнул дверцу фургона. Джон подергал ручку, но изнутри она не открывалась, попасть в кабину тоже было невозможно. Он закурил сигарету и устроился ждать. Лениво подумалось, увидит ли он снова Сару, потом он решил, что эта мысль идиотская, даже если ты заперт в фургоне и понятия не имеешь, куда тебя завезли.
Фрэнк направился к ближайшему дому, завернул за угол и позвонил в незаметный медный колокольчик у садовой калитки. Почти сразу дверь открыла стройная, безупречно одетая женщина небольшого роста. Доброе смешливое лицо, голубые глаза. Подкрашенные волосы уложены в мягкий узел. Очевидно, она что-то пекла: на ней был чистейший желтый фартук в полоску, а рукава темной блузки припорошила мука. — Фрэнк! — воскликнула она с мелодичным североирландским акцентом, таким же сильным, как и в тот день, когда они познакомились. — Вот это сюрприз! — Привет, Лиззи, — ответил Фрэнк, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в щеку. — Что нового? Ты все хорошеешь. — Да, только в последнее время на это уходит все больше трудов. — Она заглянула ему за спину и, увидев, что он один, улыбнулась. — Зачем пожаловал? — Хочу поговорить с тобой. Насчет Кэти. Радушная улыбка не исчезла, но она не могла обмануть Фрэнка. Он прекрасно знал, что Лиззи палец в рот не клади. — Я могу войти? У нее вытянулось лицо. — Ну что же ты, Фрэнк, не позвонил, не предупредил, что приедешь? Время такое неудобное. Ты же знаешь, у меня ни минуты свободной… если бы ты хоть позвонил, я бы выкроила время. Может, завтра придешь? — Я тебя не задержу, обещаю. — Он не просил, и Лиззи сразу уловила это. — Ну, конечно, проходи, — произнесла она, — я чайник поставлю. Он прошел за ней по длинному темному коридору. По всему дому ароматно пахло выпечкой, и у Фрэнка даже заурчало в животе. Лиззи привела его в ярко освещенную, образцово чистую кухню и подошла к плите. На столе лежало раскатанное тесто, рядом стояла тарелка с почищенными и нарезанными яблоками. — Печешь? — Немножко, несколько пирогов для церкви, на ежемесячную благотворительную распродажу. Отец Винсент говорит, мои пироги идут нарасхват, и он не преувеличивает. — Я даже не сомневаюсь! — Фрэнк прислонился к холодильнику, наблюдая, как она хлопочет у плиты. — Садись, садись туда, Фрэнк. — Она указала на стол, покрытый ярко-голубой клеенкой. — Чаю хочешь? — Да, не откажусь. Он сел, а Лиззи принялась собирать на стол. Она вынула тарелку с печеньем, молоко, налила в чайник воды. Все шло очень чинно, как на небольшом приеме, пока Фрэнк не произнес: — Тут мне сказали, что Кэти взяли не из дома для матерей-одиночек. Говорят, ее похитили… В кухне повисла мертвая тишина. — Что за выдумки? — спросила Лиззи. — Ты меня слышала. — Твою Кэти? — Да. — Курам на смех! — Она разлила чай по чашкам. — Ну, еще что? — Так она сирота? А Робби? — Конечно сирота, и Робби тоже. — Вот и я так сказал. — Фрэнк взял печенье. — Так и думал, что мы с этим в два счета разберемся. Знаешь что, у тебя ведь есть все бумажки, ты дай их мне, а я предъявлю их этой дебильной семейке, которая заявляет, что моя дочка на самом деле не моя. Лады, а, Лиззи? — А что за семья-то? — Какая-то семейка в Ирландии, представляешь, — Джонс их фамилия. Так вот они говорят, что моя Кэти — их дочка. — Ого… — Так вот, насчет бумажек… — Фрэнк, это ж когда было, прямо и не знаю, найду ли. — Погоди, Лиззи. Парень, который мне все это рассказал, не сообщил полицейским, что занимается расследованием. О тебе ни одна живая душа не знает, никто не знает, что мы с тобой связаны. Если что-то и было… ну, не так, что ли, это ведь легко подправить, а? Но только я хочу знать всю правду, как есть, я ведь имею право? Мне эти прятки совсем не нужны. Лиззи бросила на него быстрый взгляд, от которого внутри у Фрэнка все похолодело. Значит, Квигли говорил ему чистую правду, а он-то надеялся, что Лиззи рассмеется и легко докажет, что тот соврал. Но она не рассмеялась. В первый раз за долгие годы их знакомства она выглядела встревоженной. — Кто тебе наговорил всех этих ужасов, Фрэнк? — Какая разница? Давай к делу. Так что, дети — сироты или нет? Часы отсчитывали секунду за секундой. Фрэнк обмакнул печенину в чай, съел. Лиззи поставила чашку и коснулась его руки. — Фрэнк, несчастным детям нужен был дом. Там, где они жили раньше, они просто погибали. На лице у Фрэнка не дрогнул ни один мускул. — А вы с Сэди… Разве ты не помнишь, как вы были счастливы? Разве забыл, как твоя Сэди хотела ребятишек? Ведь она плакала, Фрэнк, вот на этой кухне сидела и плакала! — Ее рука метнулась к лицу, потом снова легла на руку Фрэнка. — Я помогла вам, Фрэнк, тебе и Сэди. Я сделала вашу семейную жизнь полноценной. — Помнится мне, не совсем бескорыстно, — спокойно ответил Фрэнк, характерным жестом потерев пальцы свободной руки друг о друга. Лиззи отшатнулась. — Ну да, у нас были расходы… пожертвования и… — Пожертвования? На сиротский приют, что ли? — ехидно спросил Фрэнк. — Нет, в благотворительный фонд, который приютом заведовал. Было трудное время, Фрэнк. — Из какого они приюта? — При каком-то религиозном ордене. — Да? И при каком же? — Не помню. — Не помнишь, где ты взяла двухлетнюю девочку и четырехлетнего мальчика? — Сейчас-то какая разница? Зато у тебя есть дети. Фрэнк помрачнел. — Из какого приюта взяли Кэти? — Это… где-то в окрестностях Дублина. — В окрестностях Дублина? — Я… — У Лиззи дрожали руки. — Это было так давно. Я… Фрэнк вынул фотографию, которую забрал у Джона, и положил ее на стол перед Лиззи. Та невольно застонала. — Посмотри на мою доченьку, Лиззи. — Фрэнк наклонился к ней. — Посмотри, что она сделала с собой. И с какой стати она так сделала? Что за мужик, в которого она стреляла? Уолтер Хоган его зовут. — Я его не знаю. Фрэнк холодно поглядел на нее: — Не знаешь его, но знаешь, что его застрелили? Маху ты дала, Лиззи. — Как это? — Она побледнела. — Фрэнк, ты меня совсем запутал. Я не понимаю, о чем ты… Фрэнк, клянусь, я не знаю, что тебе наговорили, только это все неправда. Неправда! — Тогда скажи, где ты взяла детей. Это дело уладить — раз плюнуть. Вдруг дыхание Лиззи стало судорожным. Фрэнк не пошевелился. Он давно знал, что она мастерица выкидывать такие штучки. — Ладно, хватит дурака валять! — Не надо, Фрэнк, я больная женщина. — Больная — может быть, а вот приличная — вряд ли. Она расплакалась: — Ничего ты не понимаешь! Они бы наверняка умерли! — Это при живых-то родителях? — Мне не родители их дали. — Еще бы! Ты их украла. — Как ты можешь говорить такое? Никого я не крала! — Она сжала руку Фрэнка и зарыдала, когда он ее выдернул. — Клянусь тебе, не крала! — Нет? Тогда где ты их взяла? — Я не могу сказать! Он меня убьет! — Кто? Кто эта сволочь? — Фрэнк, не надо! Фрэнк грохнул кулаком по столу так, что Лиззи испуганно вскрикнула. — Оставь мне эти «не надо»! Слушай, Лиззи, мы с тобой давно знаем друг друга, я тебе зла не хочу, но предупреждаю: не скажешь — мало тебе не покажется. У меня дочь стрелялась, в коме лежит. Сын ненормальный, дерганый какой-то, у Майло мальчишка вообще помер. Так что, если ты, сучка несчастная, знаешь чего, давай выкладывай. Откуда взяла детей? — Я не могу! — Лучше бы ты сказала, или, Богом клянусь… — Пальцы Фрэнка мертвой хваткой сомкнулись на ее запястье. Лиззи вскрикнула от боли: — Фрэнк, не надо! — Не надо? — ухмыльнулся Фрэнк. — Чего не надо-то? Я же ничего невозможного не прошу, а, Лиззи? Хватит, это твой последний шанс. Она что-то тихо прошептала. — Что ты там бормочешь? — Это Нико. Он ее похитил, мне ничего не оставалось… сказал, если не помогу ему, он меня убьет. В багровое лицо Фрэнка будто выплеснули ведро ледяной воды. Рот у него открылся, щеки побледнели. Он оцепенел от ужаса. Придя немного в себя, он рявкнул: — Где похитил? — Не знаю. Где-то в Ирландии. — А Робби? Она покачала головой. — Робби тоже из Ирландии? А мальчишка Майло откуда? Лиззи зарыдала. Несколько секунд Фрэнк ничего не говорил. Потом он рывком перевернул стол, и чайник, чашки, печенье полетели в разные стороны. Он дико взревел, в голосе его было столько звериной тоски, что Лизи съежилась. И тут он неожиданно ринулся к ней. — Фрэнк! — Она едва успела увернуться от удара его кулака. — Сука проклятая! Ты мне еще за это ответишь! — Фрэнк, прости, прости, пожалуйста… Фрэнк отшвырнул ногой стул и стремительно вышел из дома. 30

Сара неслась на большой скорости. У отеля «Джуриз-Инн» она сердито погудела таксисту, который тащился еле-еле, и получила в ответ вытянутый вверх средний палец. В ярости она резко бросила свой «опель-манта» в другой ряд, газанула мимо таксиста, а потом подрезала его так, что бедолага едва успеть ударить по тормозам. Сумо чуть не ткнулся в переднее стекло и от неожиданности тявкнул. — Прости, Сумо. — Сара смотрела в зеркало заднего вида, как пес возвращается на место. Господи, да они с Сумо чуть не убились. Она поехала медленнее и, к тому времени когда поставила машину на дорожке у дома, находилась уже в состоянии близком к истерике. — Подожди здесь, хорошо? Я скоро. Сара вышла из машины и, зажав в левой руке монтировку Джона, взбежала по лестнице к себе в квартиру, перепрыгивая через две ступеньки. Она быстро открыла дверь и тут же громко захлопнула ее за собой. — Эй! — крикнула она в тишину. — Есть кто-нибудь? Выходи! Я уже позвонила в полицию, сейчас приедут! Она подождала. В квартире не раздалось ни звука. Она медленно продвигалась вперед, проверяя комнату за комнатой. И только убедившись, что никто не бросится на нее из-за угла, она без сил опустилась в кожаное кресло. Будь умницей, красотка. Сколько раз он ей это говорил? Сколько раз склонялся над ней и произносил именно эти слова? Будь умницей, красотка. Удивительно, сколько можно вложить в обычные несколько слов. Они означали: не напрягай меня, и мне не придется перекраивать твое личико. Будь умницей, красотка. Он не носил бороду. Не может быть, чтобы это был он. Или может? Будь умницей, красотка. Ей нужно было убедиться. Сара вышла в холл и сразу же заметила, что записная книжка исчезла. Она быстро все обыскала, но книжки в квартире не оказалось. Значит, все-таки он. И он знает, где она живет. Он знает, где живут ее сестры. — Вот дерьмо! Вернувшись в гостиную, она подняла трубку телефона, немного посидела и набрала номер, который помнила наизусть. Она ждала ответа и молилась, чтобы это было простое совпадение. — Да? — послышался в трубке хриплый голос. Сара услышала музыку и смех и зажмурила глаза. — Это кто? Говори давай — я весь день ждать не собираюсь! — Сид? — Ну да. — Это я. — Громче, детка, связь плохая. Сара чувствовала, что по щеке у нее ползет слеза, хотя она улыбалась. Вечно у Сида связь плохая! Он был глуховат, но отказывался признать это. Ведь если бы он признал, тогда, пожалуй, ему пришлось бы делать и следующий шаг — признать, что он стареет. — Сид, это я, Сара. Наступило молчание. Очень долгое молчание. — Сид? — Не вешай трубку. Она слышала, как он кому-то громко крикнул, затем хлопнула дверь. В трубке сразу стало тихо. — Ну, привет, малыш. Как ты там, моя милая? — О Сид… — По его грустному голосу Сара быстро поняла, что не ошиблась, и расплакалась. — Ну давай, рассказывай. — Он вышел, да? — Да. Сид тяжело вздохнул, и Сара живо представила себе его лицо, будто он стоял тут же, перед ней. Он был небольшого роста, жилистый, немного за шестьдесят, крепкий, с проволочно-жесткими седыми баками и глубокими морщинами вокруг по-северному светлых глаз. Этот плод любви матери-шведки и отца из лондонского Ист-Энда прошел нелегкий жизненный путь. Мать бросила его совсем маленьким, когда поняла, что Лондон — это не только одежда от Бибы или Мэри Квант, как ей усердно втолковывали. Отец Сида — горький пьяница, работяга, бузотер — работал в доках. Между попойками с бесчисленными подругами и сестрами он растил сына на грубой любви, учил его бороться и защищать свою территорию. Нападать первым, не дожидаясь, когда ударят тебя. В общем, учил, как быть настоящим мужиком. Таким Сид и вырос, хотя его сердце оставалось нежным, как пастила. Именно Сид собрал ее заново, когда Вик сделал из нее отбивную. И Сид шепнул Вику на ухо, что ему, как хозяину заведения, не нравится, когда девушки, которые развлекают клиентов в его клубе, выглядят так, будто отработали десять раундов на ринге с Мухаммедом Али. Сид помогал ей прятаться, когда никто другой помочь уже не мог. Она крепче сжала трубку в руке: — Давно? — Месяца два. Он сюда приходил, тебя спрашивал. Он и близняшек разыскал, только они сказали, что не знают ничего про тебя. Вряд ли он поверил, но я его предупредил, чтоб не дергался. Нет тебя, сказал, ты в Испании где-то. Если б знал твой номер, позвонил бы тебе, предупредил. Ее вдруг кольнуло чувство вины. Близняшки — две пышные сестрицы из Сан-Паулу, неутомимые и веселые. Каждую неделю они пунктуально переводили деньги домой, своей семье. — Прости меня. Скажи им, что я прошу прощения, ладно? — Ладно, не переживай. Они нормальные девчонки. Ты же порвала вчистую, это надо уважать. И я ведь получил от тебя весточку — красивую открытку? — Сид, он был здесь. — Ты видела его? — Нет, но он здесь был… о господи! — А откуда знаешь? — Вчера вечером моя сестра попала в аварию… — Сара ударила себя кулаком по ноге. — Думаешь, он? — Не знаю. Может быть. Сид ничего не ответил. — Сид? — Не знаю, что тебе посоветовать, милая. Я ему ничего про тебя не сказал, это точно. — Но как же его выпустили? Не понимаю! — Говорит, открылись новые обстоятельства. Его дело… как он выразился? А, да… его дело такое же фальшивое, как мои вставные зубы. — Господи, Сид, он тебя не обидел? — Нет, куколка, — сипло крякнул Сид. — Кишка у него тонка! Знает, что со стариком Сидом не стоит связываться. Но если его дело развалилось, значит, без Бетти и тут не обошлось? Ну конечно, Бетти-вонючка, гардеробщица, видела, как Сара съехала в тот же день, когда арестовали Вика. Только она могла выдать. — Она никогда меня не любила. — Так она никого не любит. Ее проблема. Но язык у нее без костей, а Вик, если хочет, умеет запудрить мозги. Ее давно уже надо было с треском выгнать. Сара закрыла глаза и прислонилась к стене. — Сид, я не знаю, что делать. — Исчезни. Я бы на твоем месте так и сделал. Ляг на дно. — Не могу… Сейчас у меня есть обязательства. — Твое первое обязательство — перед собой. Остаться целой и невредимой. — Здесь у меня новая жизнь. — У Сары вдруг подкосились ноги, и она сползла по стенке на пол. — Я больше не могу, Сид. Я не могу постоянно убегать! Сид вздохнул: — Ты ведь понимаешь, он не станет играть в открытую. Если он что-то задумал, то сделает это по-своему. — Я понимаю, — прошептала Сара. — Может, было бы лучше, если б ты уехала. На юг или еще куда. У меня друг есть в Испании, на побережье, бар там держит. Могу позвонить… — Сид, я больше не бегаю, — тихо ответила Сара. — Слушай, милая, ты все говоришь здорово и благородно, но этот тип… сама знаешь, на что он способен. — Я тоже теперь другая, Сид. — Что, нарастила мускулы, да? Можешь голыми руками задушить мужика? — Не могу, но… — Тогда это все не важно, даже если бы и могла, все равно не важно. — Сид прокашлялся. — А теперь слушай меня. Раз он объявился там, то не просто так, а чтоб сделать побольнее тебе и твоим близким. Хочешь защитить себя и тех, кто тебе дорог, — ноги в руки и дуй подальше от Вика. — Мне идти надо, Сид. — Слушай дальше. Не пытайся играть с ним в глупые игры. Я понимаю, ты все помнишь и знаешь его. И знаешь, на что он способен. Так что послушайся старика, милая, — с грустью в голосе договорил он, — давай-ка я позвоню своему другу. — Не надо, Сид. Ты уже столько для меня сделал, я навеки в долгу у тебя, Чемпион. Это было его прозвище. Сид обожал фильм «Рокки», помнил его наизусть и всякий раз с умилением смотрел, как Рокки Бальбоа взлетает по ступеням. Сара положила трубку и поднялась на ноги. Без паники… Допустим, это он, так что же? Он ведь из плоти и крови. И что, если он здесь? Она давно уже не девочка, давно выросла. Если потребуется, она застрелит любого, будьте спокойны. Она еле успела добежать до ванной, и ее стошнило прямо на кафельный пол. 31

Хлопнула дверца фургона, и дремотная задумчивость вмиг покинула Джона. Через несколько секунд двигатель взревел, машина тронулась. Фрэнк гнал как бешеный, и через двадцать минут битвы с грудой железных поддонов Джон вздохнул с облегчением: фургон резко затормозил. Открылась дверь, и Фрэнк скомандовал: — Вылезай! Джон зажмурился от яркого зимнего солнца. — А где… — Здесь рядом метро. Езжай по зеленой ветке — Дистрикт называется, — вернешься в город. Вот твоя сумка, мобильник, все твое барахло. Фрэнк сунул ему в руки сумку и пошел прочь. — Стойте! Джон побежал за ним и нагнал, пока тот не успел сесть в фургон. Схватив Фрэнка за плечо, он резко развернул его к себе. — Одну минуту! — Убери свои поганые руки, — замахнулся на него Фрэнк. — Ух ты! — Джон едва успел отскочить, на всякий случай выставив руки перед собой. — Да погодите вы! Что случилось? Куда вы? Глаза Фрэнка яростно сверкали. — Ты все правильно сказал. Мою Кэти украли из ее родной семьи. — Понял, значит, теперь вы убедились. — Не могу поверить в это дерьмо. И Робби, мальчика моего… И у Майло… Бред какой-то! — Сочувствую. — Сучка проклятая! — От волнения Фрэнк не мог стоять на месте и ходил по кругу. — Ладно мне наврала — жене моей врала! — Кто? — Да Лиззи эта проклятая, вот кто! Как же я не догадался, как же не понял с самого начала! — Наверняка вы знали, что там не все чисто. Вас никто не заставлял связываться с этой Лиззи. Вы же не могли не понимать: дети не появляются ниоткуда. Фрэнк посмотрел так, будто готов был снова броситься на него, но вместо этого развернулся и пошел к фургону. — Вы куда? — С греком хочу поговорить. — Кто такой грек? Фрэнк не остановился, и Джон решил действовать: — Я с вами. — Ни хрена! Джон обогнал его и загородил дверцу фургона. — Или я еду, или сейчас же иду в полицию и все им выкладываю. — Прочь с дороги! — проревел Фрэнк, хватая Джона за ворот рубашки. — Если вы любите Кэти, вы возьмете меня с собой. Рука Фрэнка безвольно опустилась. — Чего тебе надо? — Мне нужно позвонить, но если ваша дочь как-то связана с человеком, которого она застрелила, это может повлиять на ее дело. — Ты о чем? — Так, мысли вслух. Мужчина, которого застрелила Кэти, — пенсионер, бывший врач. Возможно, он имел отношение к похищениям детей с дальнейшим усыновлением. Сколько вы за нее заплатили? — Тебе-то за каким хреном? — Я пытаюсь помочь вам. — Восемьсот тысяч за нее, сто — за мальчика. — Ничего себе! — удивился Джон. В восьмидесятом году это была внушительная сумма. — А ты думал — откуда у этой дряни жилье в таком шикарном месте? Джон не совсем понял, о каком шикарном месте говорил Фрэнк и к нему ли он вообще обращался. — Сколько детей она продала? — Я-то почем знаю? — Кто такой Майло? — Чего? — Вы упоминали какого-то Майло. — Да? Ну и зря. — Фрэнк, послушайте… — Нет уж, ты слушай! Майло меня не касается, это его дело. Вот и все. Ты хочешь помочь моей девочке, так валяй, говори, если есть что сказать, потому что мне топать пора. Ясно? — Не хотелось бы снова вас злить, но сперва вам надо немножко успокоиться. — Да пошел ты! Какое успокоиться — речь идет о моей девочке! — Знаете что? Она не ваша, — сердито ответил Джон. — Она дочь Шарлотты Джонс, и сейчас бедная женщина хочет знать, что же все-таки случилось с ее дочерью. Почему ее девочка росла без нее, почему хладнокровно застрелила человека, почему решила застрелиться сама. — А я, по-твоему, этого знать не хочу? — хрипло произнес Фрэнк. — Я люблю эту малышку, души в ней не чаю. — Я знаю. Вижу. — У меня и в мыслях ничего такого не было. Знала бы Сэди — в гробу перевернулась бы. В голове не укладывается, как такое случилось. Сначала сын слетел с катушек, теперь вот Кэти. В последнее время она со мной разговаривать не хотела, у меня просто сердце разрывалось. Потом и вовсе ушла, спуталась с этим чудилой… — С Дрейком? — С ним. Глиста долговязая, тараканья башка! — Фрэнк покрутил пальцем у виска. — Я как-то раз попробовал потолковать с ним — куда там, он и слов-то человеческих не понимает, точно тебе говорю. Джон неуверенно похлопал его по плечу: — Если мы хотим помочь Кэти, надо выяснить, что происходит, а если мутузить друг друга, так ничего не получится. — Он показал на отекшую челюсть. Внезапно кураж у Фрэнка испарился, и под ярким, почти полуденным солнцем он стал похож на испуганного ворчливого старикана. — Слушайте, давайте поговорим с этим вашим греком вместе. А моя напарница в Ирландии соберет сведения о том враче, посмотрим, что она там накопает. Идет? — Годится. Джон протянул руку Фрэнку, и они обменялись рукопожатием. Затем Фрэнк вынул ключи. — Я сам буду говорить с греком. — Согласен. — Только не встревай, а то зашибу. — Ладно. — И еще — поменьше рот открывай. — Честное скаутское! Фрэнк посмотрел на него долгим взглядом: — Наверное, я совсем чокнутый. Джон мысленно согласился, но благоразумно промолчал.
Лиззи сидела на кровати и наливала себе щедрую порцию виски. Со стаканом в руке она подошла к окну и выглянула на улицу. — Он рванул искать Нико, — сказала она в миниатюрный мобильник. — Откуда я знаю? Говорит, полиция ничего не знает, и, похоже, не соврал. Вряд ли Фрэнку интересно, чтобы полиция что-то пронюхала. — Она опустила штору. — Марк, делай что хочешь, но проследи, чтоб он полицию не впутал. Ты должен добраться туда первым. Никаких оправданий! О девчонке тоже надо позаботиться… Не мели всякую чушь! Сам вляпался. Надо было держать все под контролем! Ты меня очень разочаровал. И очень подвел! — Она замолчала, отхлебнула виски и закончила: — Смотри не повтори ту же ошибку. Лиззи закрыла телефон. Фрэнк застал ее врасплох, но теперь она почти пришла в себя. Обладая талантом легко пускать слезу, Лиззи относилась к тем женщинам, которые не теряются ни в какой ситуации. А ее талант не раз сослужил ей хорошую службу. — Ну что, мои маленькие, — обратилась она к двум ребятишкам, глазевшим на нее из детской кроватки. — Испугались шума? Нехорошие дяди, совсем ничего не понимают. — Она протянула погремушку светловолосому мальчику, тот взял ее и улыбнулся в ответ. Прелестный ребенок! За такого хорошо заплатят. Сейчас другое время, все стало гораздо легче. Не надо больше рыскать, выискивать подходящих детей. Все просто, ясно, доступно. Купил — и дело с концом. Шанс, что застукают власти, совсем невелик. Ведь половина этих идиоток, что отказываются от детей, себя-то прокормить не могут, не говоря уж о ком-то другом. Проститутки они, шалавы, больше никто. А детишки, если симпатичные и здоровые, — всегда ходовой товар. С каждым годом очередь на них все длиннее, а цены все выше. Совет по усыновлению со своими анкетами и тестами — так, липа, пустая формальность. Перед биологическими мамашами распинаются, а приличных людей унижают, как только могут. Чуть ли не пытают, как на допросе, и зачем? Кому охота связываться с этой бюрократией, проходить бесконечные собеседования и выкладывать всю подноготную о своей личной жизни? С какой стати приличным людям заниматься такой ерундой, когда кругом полно безмозглых телок, которые только и знают, что рожать, а как эти ребятишки потом живут, никому нет дела. Это ж неправильно, любому ясно. Выходит, она, Лиззи, оказывает человечеству огромную услугу. В порыве ханжеского самооправдания Лиззи горделиво расправила плечи. Она дает бедным деточкам возможность расти в холе и неге. И ей денежка перепадет, и биологическая мамаша какими-никакими грошами разживется. И все довольны. А если кто-то из детишек оказался с браком, при чем тут она? С Нико она промахнулась. Слабак, она давно это поняла. От него можно было ждать подвоха в любую минуту. Она и тогда не стала бы с ним связываться, но ее бизнес только начинался, и ей нужны были его контакты. Сейчас совсем другое дело. Сейчас онавсем заправляет. А она работает без ошибок. Лиззи погладила мальчика по головке. Смех, да и только — Фрэнк на старости лет о совести вспомнил. Безмозглый, чувствительный старый дурень! Играя «в козу» с другим мальчонкой, маленьким румыном с огромными карими глазами, она представила, какой венок пришлет Фрэнку на могилу. «Ничего вычурного, только классика», — решила Лиззи. Она улыбнулась в ответ малышу, который улыбался ей своим беззубым ртом. 32