Annotation 7 страница

 Роберто возник незаметно в компании официанта. Он слегка поклонился и протянул руку на голос Павла: — Привет! — Добрый вечер, Роберто, мы тебя уже заждались и успели выпить по бокалу вина. — Павел привстал со своего места и крепко пожал руку режиссеру. Затем помог ему сесть. — Что у тебя с лицом? — серьезно посмотрел режиссер сквозь очки на Павла и продолжил еще серьезнее. — Секса давно не было? — А что — заметно? — Выглядишь неудовлетворенно, — рассмеялся собственной шутке Роберто. — Если некоторым нужен секс, тебе он просто необходим. — По правде говоря, он всем нужен. Однако, несмотря на это, одни тщательно маскируют свои цели словами, припудривая надуманными чувствами, другие — молчанием, играя в равнодушие, — парировал удар Павел. — Познакомься, Фортуна. — Фортуна, — мягко молвила она. — Очень приятно! Роберто. Павел, почему ты раньше скрывал от меня такую красоту? — заставил он улыбнуться Фортуну еще шире, отнимая у нее свою руку. — У тебя своих красоток хватает. — Мужчину хлебом не корми, дай полакомиться чужой женщиной. Он же охотник, ему постоянно нужна добыча. — Говоришь как о полезных ископаемых? — Люди из всего хотят извлечь пользу. Даже если у них уже все есть, — устроился он за столиком. — Что в мире творится? — снова обратился к Павлу. — Все как обычно: женщины хотят замуж, мужчины собираются разводиться. Белое? — спросил его Павел. — Да, пожалуй, — произнес он, и тут же рядом вырос камерьере с бокалом, поставил на стол и напоил его стеклянную душу вином, которым чуть раньше успели смочить горло Павел с Фортуной. — Хорошее кафе, и вино превосходное, — заметил Роберто, сделав хороший глоток. — Особенно после трудного рабочего дня. Завтра еще одну сцену снимем и займемся монтажом, — поставил бокал на стол Роберто. — А вы чем занимаетесь, Фортуна? Предлагаю сразу перейти на «ты». — Я жду. — Чего? — Еды. — А вы уже заказали? — Еще нет, — ответил Павел. — Давайте я вас пока развлеку другим блюдом, из вьетнамской кухни: «Куни линь гу». — С удовольствием, — чуть не захлопала в ладоши Фортуна. — Юг Вьетнама. На вид забегаловка. Снова не понимая ни буквы в меню, ни картинки, я заказал по наитию, что-нибудь близкое к рыбному. В соседнем столбце — транскрипция, меня заинтересовало название «куни линь гу». Официант, улыбнувшись загадочно, удалился с моим пожеланием. Вьетнам — это очень экзотично и суетно, желтое-желтое солнце, желтые-желтые лица. Никогда не видел страны более желтой, будто там жило само солнце. Жара, пальмы расчесывают воздух, стопроцентная влажность, можно его загребать веслом и плавать. Пока я плавал в фантазиях, официант уже с блюдом, торопливо раскладывал соусы, рядом с моллюском. Первое, что пришло в голову, глядя на это чудо морское: губы, женские, надеюсь, вы понимаете, о каких губах идет речь, если нет, то спросите у Павла. Они, вдохновленные первородным багрянцем, вдохновенно ждали. Палочками подцепить их не выходило, я взял нож и вилку, начал пилить, не пилится. Прижав эти губы к своим, обслюнявив, сунул в голодные зубы и оторвал кусок. Вкус тоже мне не был понятен, что-то приятное, но жестковатое и агрессивное… будто я пытался распробовать женщину, находя в ней все больше необъяснимого. Официант мне показывал жестом, что надо приправить соусом. Я так и сделал, полил розовую плоть, мясо все мягче, губы податливо приоткрылись, будто им это нравилось. Я вспомнил первый свой поцелуй, — романтично отхлебнул из бокала Роберто. — Потом второй, третий. Подошел официант, спросил, нравится ли мне «куни линь гу»? Я улыбнулся тупо, как улыбаются иностранцы, и тут меня ошарашило: «кунилингус». Впервые я сделал его в ресторане Вьетнама. — Очень аппетитно. Я бы тоже не отказалась, — рассмеялась Фортуна. — Если вы про блюдо, то вряд ли здесь его подадут, — довольно улыбался Роберто. — Роберто, представляете, Павел вчера вечером убежал от меня. — Не может быть, Павел. Ты забыл первый закон большой любви: никогда не бегай от женщины: она тебя все равно догонит и съест, если ты вкусный. А ты вкусный, я так предполагаю. Как ты думаешь, Фортуна? — Я не пробовала, но точно съедобный. А какой второй? — Любовь это вам не секс: взял да пошел, это отдай, а потом иди. — Я так и сделал: рассчитался и решил прогуляться. Ничто так не вдохновляет, как отсутствие людей. — Удачно погулял? — Умеренно. — Видимо, он испугался твоей красоты, Фортуна. — Как бы мужчина ни пытался овладеть красотой, в любом случае ему достается только роль слуги. В этот вечер особенно не хотелось быть слугой, — глотнул из своего бокала Павел. — Слугой не слугой. Женщину надо любить! И любить так, чтобы остальным мужчинам было мучительно больно, что они так не умеют, — уточнил Роберто. — Да, но я не хотел тем самым нанести боль женщинам, которых еще так не любили, — не сдавался Павел, подлив всем вина. — Как нужно не любить женщин, чтобы оставлять их другим! — рассмеялся Роберто, нашел свой бокал на столе и выпил половину. — Павел, как можно меня не любить? — веселый голос Фортуны сам за себя говорил, что вино ему пришлось по вкусу, он стал звонче и глубже. — Как и других. — Вот мне и пришлось гулять с итальянцем. — Я видел, что тебе это было необходимо. — Мне? — недоуменно посмотрела сначала на Павла, потом на режиссера Фортуна. — Не надо забывать, что в каждой женщине живет капризная девочка, юная кокетка, прекрасная незнакомка и ворчливая дама. Ты увидишь только то, что хочешь увидеть, — подлил масла в огонь Роберто и добавил: — Женщине в жизни важно найти не того, кто будет слушать, даже не того, кто понимать, а того, кому можно выговориться. — Спасибо, Роберто, он даже ночью не захотел меня слушать. — Может, это ревность? — предположил режиссер. — А если бы я позвонила, чтобы поплакаться в жилетку? — Это другое дело. Тогда бы у него включилась миссия: «мужчина» или даже «настоящий мужчина», — улыбнулся Роберто. — Женщины любят плакать. Хлебом не корми, дай поплакать. — Да не хлебом их надо кормить, а любовью, — возразила Фортуна. — И не из миски один раз в день, а из рук и постоянно. Женщины самые ручные из всех домашних животных. — Но вчера ты была настоящей хищницей, — любовался на нее Павел. — Всегда интересно знать, чем это закончится, особенно если еще не началось, — засветилась Фортуна. — На свободе женщина все время на охоте: каждая хочет знать, где сидит ее фазан, — осушил свой фужер режиссер. Тем временем ресторан под темнеющим на глазах небом, собирал все больше народу. Люди потихоньку занимали столики, заказывали еду. В центре зала началась развлекательная программа. Пара исполняла танго. Танцор уверенно вел девушку в красном платье, и это ее заводило, обезоруживало. Он — словно тореадор, она — мулета в его сильных руках. Они так гармонично двигались по паркету, что создавалось впечатление, будто собственными ногами играли музыку, перебирая клавиши аккордеона. Публика одним налитым быком упивалась зрелищем и вином. Она аплодировала ножами, вилками, бокалами и ресницами. — Сам же оставил меня на растерзание сердцееду, — продолжала Фортуна. — Пришлось защищаться, — взяла она в руки блестящую вилку и начала легонько водить зубцами по коже на ладони, оставляя красные полосы. — Павел, это же Италия. Крепче держи свою девушку, а то уведут. — А я что, не крепко? — Ты крепко ухватился за старое. Тем временем сердцееды не дремлют. Для них женщина — это программа, которую надо постоянно обновлять, чтобы понравиться. — Интересно, чего не хватило вчерашнему? Почему ему не удалось тебя перезагрузить? — Почему мужчины ночью несут одну и ту же чушь? — отложила Фортуна прибор в сторону. — Но вы же ведетесь? — Ведемся исключительно из-за нехватки нежности. — Смотря что ты считаешь нежностью, — достал Павел пачку сигарет и закурил. — Для меня нежность сильного пола — это мужество, с которым они не только с нами носятся, но и носят на своих сильных руках, — высказалась Фортуна. — То есть нежность мужчины заключается в том, чтобы не лишить индивидуальности свою женщину? — наблюдал Павел, как сгорает сигарета. — А если она еще не его? — поправила его Фортуна и щелкнула кончиком пальцев по его сигарете. Та плюнула в тарелку пеплом. — Тогда о нежности не может быть и речи, разве что о соблазне. — Что это такое? Я уже и забыла. — Соблазн — это когда заставляешь поверить в свою красоту даже тех, кто тебя не хочет, — поделился опытом Роберто. — Но когда речь идет о любви, так не хочется никого принуждать, — вздохнула Фортуна. — К примеру, встречаешь ты утром в постели незнакомого, но жутко обаятельного мужчину, с чего ты начнешь? — пытался скомпрометировать на откровенность Фортуну Роберто. — С поцелуев. — Что, прямо с утра начнешь его целовать? — Да, прямо в постели. — Смотри, избалуешь. Мужчину лучше держать на голодном пайке. — Так ведь и мне надо чем-то питаться. — Ну да, соблазнила. Теперь можно даже не завтракать. — Ты что, не веришь в мою утреннюю красоту, Роберто? — Другими словами, ты хочешь узнать, смогла бы ты соблазнить меня? Мой поводок гораздо короче твоего: я глубоко женатый человек. Если хочешь мне понравиться, лучше расскажи о своих недостатках. — Я люблю любовные романы и детективы, смотрю иногда тупые ток-шоу и даже сериалы. — Если женщина ест на завтрак, обед и ужин любовные романы, значит, ей не хватает этой пищи. — Вот, я же говорила, надо меня кормить. Кстати, я уже проголодалась жутко, может быть, съедим что-нибудь? — Тебе же вчера предлагали еду? — махнул Павел официанту рукой. — Наоборот, это он хотел покормиться. Я только думала, что все так просто: познакомился, поел, пошел дальше, до следующей харчевни. На деле все оказалось сложнее: моя любовь не ест все подряд — гурманка. — Любовь капризна. Одной едой тут не обойтись. Ей необходим свежий воздух, причем постоянно. Девушку обязательно нужно выгуливать. Лучше всего, чтобы это были прогулки по средиземным морям с их песочным печеньем пляжей, по осколкам древних городов и их узким улочкам с витринами, полными ее капризов, которые непременно должны подчеркнуть прелести вашей избранницы. Главное — не забывайте, что время от времени любовь надо кормить, если не поцелуями, то фруктами и охлажденным шампанским, — улыбался Роберто всей своей искренней душой. — Хотя многим для интима достаточно простой влюбленности. Понюхал цветок, сорвал, поставил в горшок, полил на прощание. Мне кажется, влюбленность — это аромат, и он улетучивается, как только внимание привлечет другой цветок. — Что желаете? — дал закончить ему монолог официант. — Что у вас есть фирменное из горячего? — спросил его Роберто. — Жаркое из барашка, рекомендую, — влюбился он в его темные очки. — Очень хорошее! — А секса нету? — выпустил пар вина режиссер. — Есть, но не очень свежий, — не растерялся камерьере. — То есть с бывшими? — не унимался Роберто. — То есть с прошлым. — Не, тогда не надо, давайте барашка, на всех. Можно на общее блюдо. И вашего вкусного хлеба, — отпустил он официанта и добавил: — Влюбленность — это хорошее обезболивающее на фоне пережитых потерь. Никакой аллергии и побочных эффектов. Однако следует дозировать тем, кто ищет любовь настоящую. — Всем хочется быть единственными и неповторимыми, — сделал свой ход Павел. — Я до сих пор не знаю, что значит быть единственной и неповторимой? — Уединиться и не повторять старых ошибок, — ответил режиссер. — А как же бывшие? — поинтересовался Павел. — Это проблема. Никогда не знаешь, что делать с бывшими: в сердце не оставишь — всю кровь высосут, из головы не выкинешь — пропадут, — заботливо подчеркнула Фортуна. — Мне никогда не нравились женщины, которые, грубея под тяжестью забот, превращались в мужчин, но еще меньше мужчины, по причине которых это происходило, — подытожил Роберто, у которого в этот момент зазвонил телефон. Он достал его из кармана своей цветастой рубашки и ответил: — Да, я узнал. Ужинаем. Вечер прекрасный, теплый, и компания тоже. Да, завтра много работы. Я позвоню тебе позже, дорогая. Чтобы выразить чувства. Здесь слишком много свидетелей. А это очень личное. Целую. — Дора, жена моя, — объявил Роберто. — Как поживает Дора? — спросил Павел. — Передавала всем привет. У нее выставка картин. В этот момент камерьере выкатил на столике большое блюдо, на котором искрилось жаркое, украшенное оливками, салатом, красным перцем и базиликом. Пока он разрезал эту картину, все наслаждались ароматами, продолжая беседу. — Дора сказала, что одного любимого полотна как всегда не хватает, — указал Роберто на себя. — Ну и добавила свое любимое: «А ты все на девок пялишься». Павел с Фортуной переглянулись и засмеялись, будто могли это делать только по взаимному соглашению. — А почему она не с тобой? — поинтересовалась Фортуна. — Она слишком женственна, чтобы быть все время рядом с мужем. Вы же знаете, как это бывает, усталость от совместной жизни, словно ревматизм. Ноет, до тех пор, пока не заткнешь ее работой или разлукой. Совместная жизнь — это прыжки на батуте, где сеткой служит та самая любовь. Люди прыгают друг на друге с желанием подлететь как можно выше и парить как можно дольше. В этом процессе главное — не падать… ни духом, ни честью. Но все же периодически некоторые больно срываются, разлетаясь далеко и надолго. Подниматься всем непросто, будь то мужчины или женщины. Иногда они помогают друг другу возродиться, но чаще это делают уже другие люди. Друзья, например. — Разве женщины умеют дружить? — вслух задумался Павел. — А зачем им дружить, если они умеют любить, — ответила Фортуна, первой получив добрый кусок мяса. — Фортуна, что ты с ним церемонишься? Он же ничего не понимает в женской дружбе, — пытался внести интригу в беседу режиссер. — Нет, я с ним пока не могу, прежде мне надо расцеремониться с законным, — взялась Фортуна за нож, не зная, с чего начать трапезу. — Так ты замужем? Вот это разворот! — рассмеялся Роберто. — Значит, мы почти коллеги. Тебе тоже приходится держать себя в рамках приличия. — Да, так и путешествую в рамке, — отпила вино Фортуна. И черточки на ее губах вмиг наполнились кровью итальянской лозы. — Наконец-то прекрасная картина приехала на выставку в Венецию. Вот скажи мне, Фортуна, чего должно быть больше в муже — любовника или друга? — Мужчины. Безусловно, — облизнула она их и поставила бокал на место. — А ты льстец, Роберто. Кстати, может, подскажешь, как мне узнать настоящего мужчину? — Никак. Если он настоящий, то сам тебя узнает. — Ну да. В таком случае расскажи, как это случилось у твоей жены? Правда, начало вашего знакомства Павел мне уже поведал… но все же. — Это было на съемках одной грустной картины, лет десять назад, — выступил Роберто, проглотив первый кусок мяса. — Кстати, мясо отлично здесь готовят, очень сочное. Ну, раз ты знаешь уже начало, я расскажу тебе краткое содержание картины. Мы примерно также сидели в кафе: — Мы могли бы с тобой? — Имеете в виду это? — Именно это я и хотел предложить. — Почему бы и нет. — Сигарету? — Вина. — Красное? — Белое. — Поцелуй? — Еще белого. — Сигарету? — Еще поцелуй. — К вам? — Ко мне. — Сигарету? — В постели? — Представьте, я так делаю часто. — Хорошо. — И еще одно краткое предложение. — Какое? — Замуж пойдете? — У меня нету белого. — А шампанское? — Я про платье. Фортуна смотрела на Роберто как завороженная, требуя продолжения спектакля. И он добавил: — Вот такая вот любовь вслепую. Впрочем, не любить эту девушку было невозможно, и дело не в ее сложном характере: характеры по определению не могут быть легкими, а скорее в избытке моего любовного опыта. Так как она была неповторима… — подытожил свой рассказ Роберто. — А сейчас? — Из неповторимой стала необыкновенной. — Повезло ей. Чтобы понять, что ты лучшая, достаточно найти того, кто тебя любит. Мне лично очень важно кому-нибудь принадлежать, но так, чтобы не использовали, — вытерла губы салфеткой Фортуна. — А что, часто использовали? — снова вернулся в беседу Павел, покончив с мясом. — Гораздо чаще, чем понимали. — Мужчины только говорят, что хотят тебя понять, на самом деле — либо хотят, либо нет, — плеснул правды режиссер. — В вопросах измены меня всегда останавливал только один факт: что будет чувствовать любимая женщина, узнав об этом. Как вы думаете, Фортуна? — Пустоту. Любящая женщина может помиловать, но простить никогда, у нее нет для этого столько равнодушия. Нет лучше памяти, чем женская, сколько бы она вам ни прощала. — А если простила? — Если женщина вас простила, значит, она вам больше не доверяет, — блеснул пониманием женщин Павел. — Да, женщина может простить, но только после того, как ей удастся отомстить, — добавила женской логики Фортуна. — Идеальная красота, волнующие запахи, поиски внимания — все это и есть ее месть. — Как бы они ни душились, от женщин всегда пахнет любовью, — прокомментировал Роберто даму, которая прошелестела рядом с их столиком. — Хорошо тебе, Роберто, каждая тебя способна вдохновить, — налил ему вина Павел. — Здесь вступает в силу третий закон любви: если тебе не понравилась женщина, будь мужчиной: значит, ты не в ее вкусе. — Разве у тебя не случалось на съемочной площадке актрисы, которая не вдохновляла? — откинула назад волосы Фортуна. — «Случайная актриса» звучит как случайный секс. Всяко бывало. Если женщина не вдохновляет, значит, она дышит в другую сторону. И надо заставить ее потерять голову или закрутить так, чтобы она научилась вдохновляться от меня. Самолюбия в кино недостаточно. — Вот почему иногда любовь на экране выглядит натуральнее, чем в жизни. Правда, часто все портят искусственно снятые постельные сцены. В жизни все несколько иначе. — Да, это так. Если в жизни мы можем позволить себе в отдельно взятых отношениях скатиться к порнографии и утром проснуться, как ни в чем не бывало, то в кино интимные сцены выходят за рамки личного. Можно вообще их опустить, создать иллюзию того, что это происходит где-то за кадром, либо ограничиться эротикой. Главное в этот момент, для меня как для режиссера, не уйти в порнуху, в пошлость — а эта грань очень тонка. — В моем пуританском мозгу между ними стена, — разглядывала на дне бокала капельки вина Фортуна. — Сейчас постараюсь объяснить наглядно. — Наглядно? — оживилась она. — Однажды… еще до того, как я надел эти очки, — он поправил оправу, — я, сидя в одном кафе, наблюдал за девушкой, когда она ела вишневый пирог. Красная сладкая сочная мякоть, которую она изящно ловила ловким розовым язычком, стекала по ее длинным пальцам. «Эротика», — подумал я. Пока она не достала зубочистку и не начала яростно выковыривать что-то из коренного зуба. «Пошлость», — отозвалось у меня в голове. Наконец, девушка вытащила изо рта то, что мешало ей жить, размазала пальцами и слизнула. «Порнография», — вырвалось из меня. — А каково актерам играть в постельных сценах? — А каково в жизни играть постельные сцены? Примерно то же самое. Неужели не приходилось? — Да, но это игра с родным человеком, — защищалась Фортуна. — С родным еще сложнее, более того, она обоих ведет к поражению. Есть оргазмы, но нет удовлетворения, счастья. — Мне для счастья вообще никто не нужен, чем больше я живу с кем-то, тем сильнее это понимаю. — Сильная женщина. Но честнее было бы сказать, что не с тем живешь. Женщине никак нельзя без любви, а мужчине без женщины. Кто ей еще подскажет, что она любимая, кто ему — что делать после оргазма. — В конце концов, можно любить себя и тоже быть любимой, — не сдавалась Фортуна. — Я давно для себя решила: хочешь быть любимой? Нет ничего проще: «не любезничай, не влюбляйся, не люби». — Ты серьезно? — удивился Павел. — Вполне. К примеру, почему люди, которые любят только себя, порой выглядят гораздо счастливее тех, что любят других. — Себе легче прощать, — не задумываясь, ответил Павел. — Именно этим мы и занимаемся, когда нам больно, — наблюдала за танцующими парами в глубине ресторана Фортуна. — Давай тогда конкретней, что делает женщина, когда ей больно? — пытался найти истину Павел. — Терпит. — А мужчина? — Терпеливо ждет, когда ей это начнет нравиться, — заткнул возникнувшее молчание Роберто. — Разве измена может кому-нибудь понравиться? — Ты сразу начала с тяжелой артиллерии, Фортуна. — Просто о наболевшем. — Подозреваешь мужа? — Нет, все время прощаю. Мне легче прощать, чем подозревать. Я знаю достаточно неверных жен и мужей, которые вполне счастливы в своих семьях. Все изменяют одинаково: и мужчины, и женщины. И неизвестно, кому из них это нужнее, а кому и вовсе жизненно необходимо. В конечном итоге, кого-то милуют и уходят, других же ждет настоящее наказание, сущий ад, с ними остаются. — Значит, это для него худшая пытка. Надеюсь, он вас за это не осуждает, — улыбнулся режиссер. — Никто не вправе никого осуждать, даже если это приносит удовольствие. У меня совсем недавно появилась навязчивая идея завести себе любовника. — Ни в коем случае. Самая большая трагедия любви — стать любовницей. — Нет, не подумайте, я не злопамятна, но отомстить всегда приятно. — Здесь вступает в силу четвертое правило любви: если вы не получаете удовольствия от женщины, возможно, его за вас получает кто-то другой. — Это ты о чем, Роберто? — спросила Фортуна, поправив прическу. — Я говорю, что задача жены — гнать от мужа всех случайных баб. — А то они слетаются, как мухи на… — осеклась Фортуна. — На что? — Вот хотела сказать на мед, а подумала про дерьмо. Будто вляпалась. Какая все-таки сложная штука жизнь. — Не проще пареной репы, — достал Павел сигарету и прикурил. — Это если не связываться с теми, кто тебе ее парит. — Да, жизнь женщины похожа на жестокий бой. Сердца бьются, словно посуда, мечты разбиваются в кровь, не бьются только козырные тузы, которые, как правило, уже на руках, — посмотрел Павел на Роберто. — А козырные дамы? — почувствовал запах табака Роберто, и ему тоже захотелось затянуться. — Те отбиваются от назойливых поклонников, — выронила из своих губ Фортуна и игриво взглянула на Павла. — Друзья, я отойду ненадолго, — зашевелился за столом Павел. — Ты что, обиделся, Павел? — всполошилась Фортуна. — На что? — На поклонников. — Нет, ты же про итальянца? — В общем да. А то я испугалась, что ты пропадешь, как вчера. — Пятое правило любви: никогда не думайте о себе плохо, вы лишаете пищи остальных, — добавил соуса в разговор Роберто. — Да нет, я по нужде, — встал из-за стола Павел. — Тогда оставь мне сигарету, — попросил Роберто. Павел вложил в руку Роберто свою прикуренную сигарету и оставил его с Фортуной наедине. * * *