Уэйн Барлоу 18 страница

Люцифаг очень ценный союзник, к тому же пока лишь некоторые правители откликнулись на призыв Вельзевула. Но даже если так, терпению государя имелись пределы.

— Может, если бы я помогал тебе, как того желал Люцифер… — продолжил Люцифаг. — Да, но ведь это было едва ли возможно, так?

Мухи слегка забеспокоились, взлетели, потом вновь сели на поблескивавшее мясо.

— Значит, нашего общего друга Саргатана Ад больше не устраивает. А почему бы просто не позволить ему найти выход отсюда?

— Свободной воле нет места в Преисподней. Ни для него, ни для тех, кто за ним последует.

— А свободу воли Люцифера ты никогда под сомнение не ставил.

— Саргатан — не Люцифер.

— А ты и подавно. Печать Люцифера у нас на это есть? Согласно Первой Булле Преисподней, «ни один архидемон не может выступить против другого архидемона с целью уничтожить его».

— А нам и не надо. Саргатан сам сюда идет.

— Даже в том случае, если тебе удастся разбить его, он должен быть пленен и изгнан. Не уничтожен. Лишь Печать Люцифера может санкционировать уничтожение. Как я уже сказал, ни один архидемон…

— Я — не архидемон.

— Зато я архидемон.

— Ты, Рофокаль, чего-то не понимаешь. Короче говоря, мне нужны твои легионы. Если согласен, получишь половину уделов этого отступника.

— Дам двадцать ледяных легионов, которые пришли со мной. И не единым больше, — четко ответил Люцифаг. — И я оставляю за собой командование ими. Не собираюсь доверять решение их судьбы твоим генералам.

Мухи с яростным гудением взвились и ринулись вниз, к Адрамалику и Люцифагу. Министр судорожно сглотнул.

— Ты сохранишь командование, — тихо прожужжал Вельзевул. — Ну или так многим покажется.

Без единого слова, молниеносно, оболочка Фарайи вдруг прыгнула на Люцифага и, не обращая внимания на множество покрывавших того рогов, обхватила архидемона руками и ногами так крепко, что какое-то мгновение шокированный демон даже не сопротивлялся. В следующий же миг неподвижность Люцифага сменилась гневом, а потом и отчаянием — когда он понял, что не может двинуться. Мухи свили над его головой зловещее кольцо и ринулись ниже, образовав черный, шевелящийся воротник вокруг шеи.

Взметнулись в воздух стайки защитных глифов, но с ними легко расправились глифы Вельзевула. Голова Люцифага стала непроизвольно и неузнаваемо трансформироваться, и только ярость отражалась в каждом новом обличье. Но вскоре гнев сменился выражением агонии — мухи, перемалывая костяные пластины, начали вгрызаться в его плечи, в лежащую под ними плоть. В следующий миг глаза его потухли. В торсе Люцифага что-то словно провернулось, и Адрамалик увидел, как голова его, еще кривя обсаженные мухами губы, склонилась набок, отделилась от плеч и плюхнулась в кровавую лужу. Фарайи по-прежнему сжимал трясущееся тело, а мухи, жужжа и толкаясь, слепились в новую голову. Вельзевул выпустил еще один глиф, и тысячи частей новой головы сразу поменяли очертания, цвет и завершили превращение. Копия оказалась неотличимой от оригинала. Адрамалик понял: для любого свидетеля Люцифаг вошел в Ротонду и спустя некоторое время выйдет из нее совершенно невредимый.

— Первый министр, — зажужжал, восстанавливаясь, Вельзевул, на левой руке которого теперь не доставало кисти и предплечья, — пойдешь с ним. Проследи, чтобы его фельдмаршал немедленно послал за всеми остальными его войсками и направил их в Дис. Сейчас же. Наш гонец вызвал бы подозрения.

Оболочка Фарайи отпустила пленника и опять рухнула у подножия трона. Каким-то судорожным движением она дотянулась до головы Люцифага, лежавшей лицом вниз в луже крови.

Все еще под впечатлением этого спектакля, Адрамалик склонил негнущуюся шею:

— Да, мой государь.

Не поднимая взгляда, он повернулся к выходу, но успел заметить, как Фарайи выдрал из «трофея» кусок мяса, сунул в рот и принялся медленно жевать.

Сдерживая отвращение, Адрамалик двинулся к выходу в сопровождении того, что только что было Люцифагом Рофокалем. Мысли роились в голове. Конечно, Адрамалик немало насладился той ситуацией, в который оказался этот самонадеянный архидемон, — он сам спровоцировал свой печальный конец. Но это событие породило целую лавину размышлений, и сводились они к одному: Вельзевул — в отчаянии, и Саргатан действительно может его уничтожить.

* * *

Башня Мульцибера давно лишилась многовершинного огромного шпиля, занимавшего всю крышу, с которым ее построили изначально. Он пронизывал мантию замка прямо по центру, и его разрушили, разровняв площадку, чтобы главному архитектору Мульциберу и всем, кто решит совершить столь трудное восхождение, открывался прекрасный вид на темный город. Но Адрамалик взобрался на башню не ради прекрасного вида, а согласно указанию Вельзевула, которое следовало исполнить до того, как Саргатан приблизится к семи воротам Диса. Проводив подмененного Люцифага к его ничего не заподозрившему фельдмаршалу, он вернулся в замок и, конечно, воспользовался бы крыльями, если б не сбивающий с ног ветер, налетевший со стороны владений Саргатана.

Адрамалик крайне редко посещал главного архитектора, с момента основания столицы много тысячелетий назад в услугах его он не нуждался, да и тогда заходил, только чтобы обсудить свои условия по планировке казарм Ордена.

Мульцибер, уединившись в своей башне добровольным затворником, давно утратил обличье падшего ангела. Он настолько сильно проникся своим постоянно растущим шедевром, что в конце концов решил стать с ним одним целым, слиться с толстой фаллической башней, встроить собственное тело в ленивый организм Диса.

Адрамалик мог наблюдать Мульцибера в разных стадиях его превращения и не знал, как тот выглядит теперь. И он не мог сразу распознать его среди причудливой конструкции кирпичей верха башни. Архитектуру Диса нельзя было упрекнуть в перегруженности декором, но в своем прибежище Мульцибер дал себе волю. Может быть, по этим чертам можно было судить о его характере, но Адрамалика этот вопрос совершенно не интересовал. Используя в качестве ориентира эмблему архитектора, он прошел мимо нескольких кирпичных пьедесталов, увенчанных Мульцибером извлеченными из себя внутренними органами, — те были соединены с толстыми артериями, а значит, и с органами самого Замка. Прищуриваясь из-за летящих частиц пепла и стараясь не ступать на ведущие куда-то вниз мясистые трубы, Адрамалик протиснулся мимо резных колонн, в ниши и орнаменты которых тоже оказались вживлены какие-то фрагменты тела демона. Если бы не парящая в воздухе эмблема главного зодчего, Адрамалик, возможно, и не заметил бы его самого: от него осталось только приплюснутое лицо, выступавшее из высокой, свободно стоящей колонны, усеянной яркими желтыми глазами, — они позволяли строителю озирать все свое творение.

— Магистр Адрамалик… — прошуршала колонна, и это напомнило трение шероховатых боков камней.

— Первый министр…

— Прими извинения, первый министр. Я здесь несколько оторван от событий.

Адрамалик небрежно махнул рукой:

— Главный архитектор, я пришел по поручению государя. Он очень нуждается в твоих талантах. Ему нужна стена.

— Какого рода?

— Стена, которая бы его защитила.

— Государю нужна стена именно для этого?

— А ты не знаешь?

Некоторые из глаз Мульцибера закрылись.

— Здесь так тихо, Адрамалик. Тихо и спокойно.

Адрамалик перевел глаза на панораму Диса. Ветер разогнал тучи, и вид открылся чуть ли не до самого горизонта. Алое от восхода Алголя небо словно кистью мазнуло по серовато-синим крышам, и они стали кроваво-красными.

— Все это скоро изменится, Мульцибер. Хочешь ты того или нет.

— Я не уверен, что мне это не безразлично…

Адрамалик окинул взглядом открытые глаза архитектора. Какая ему, собственно, разница, для кого строить? Без преданности Вельзевулу подлинного рвения у него не будет. Или все же…

— Как понравилась бы тебе перспектива провести остаток вечности в Яме Авадона, Мульцибер? Там ты забудешь обо всем этом. Навсегда. Или ты полагаешь, что ему тоже будут нужны твои архитектурные таланты?

Выражение глаз не изменилось, открытых не прибавилось, но молчание говорило за себя.

— Чего Мухе от меня надо?

— Побольше уважения, Мульцибер! — Общаясь с архидемонами, Адрамалик всегда любил говорить с позиции силы.

— Что изволит государь требовать от своего покорного слуги?

— Государь, как я уже сказал, требует возвести стену. Стену вокруг Замка. Такую мощную и гладкую, чтобы отступник не смог ее одолеть. Шпионы доносят из Адамантинаркса, что армия, которую он собрал, превосходит все мыслимые пределы. Цель его похода — государь и его Замок.

— И сколько времени в моем распоряжении для сооружения «мощной и гладкой» стены?

— Неделя. Не больше двух.

Все глаза Мульцибера широко распахнулись.

— И где, позволь узнать, возьму я материал и рабочую силу на проект такого масштаба? Это невозможно, так и знай.

— В твоем распоряжении все души столицы. Каждый кирпич каждого дома, каждая душа, которая ползает по улицам, каждый душекамень мостовой. Они могут строить, ими можно строить. Все утробы и разрушители армии Диса также отойдут в твое распоряжение. После завершения стену надо защитить самыми мощными глифами, какие ты сумеешь изобрести. — Адрамалик перевел дух и добавил: — Строительство пойдет под твоим личным присмотром.

— Но посмотри на меня…

Адрамалик не нуждался в дополнительной оценке, он видел все еще по пути сюда. И потому знал, о чем говорит.

— Первым делом тебе придется трансформироваться. Как ты будешь выглядеть, никого не интересует. Чего это тебе будет стоить — тоже. Я… Нет, не я. Государь требует, чтобы ты лично вникал во все вопросы, а не сидел здесь, где «тихо и спокойно», как ты это сам определил.

Глаза Мульцибера закрылись, и Адрамалик заметил появившиеся из них струйки дыма. Архитектор был возмущен.

— Я понял тебя, первый министр…

Адрамалик отвернулся и покинул Мульцибера.

Довольный, что единственный демон, который нашел в Аду мир и покой, тоже скоро станет очень, очень занят.

XXIX

ПОЛЯ АДАМАНТИНАРКСА

Алголь поднимался к зениту.

Гул десяти тысяч труб и барабанов, свет бесчисленных вспыхнувших разом эмблем, миллион вибрирующих от возбуждения тел в доспехах — это превосходило все, что Ганнибал когда-либо видел. Твердь дрожала в ответ, и приходилось как следует держаться на ногах, чтобы не упасть. Он понимал: если бы у него оставалось сердце, оно бы сейчас билось как никогда.

Алголь вышел в зенит, и великая Вторая Армия Восхождения приготовилась выступить в долгий поход. К Дису. Армия душ должна была двинуться вслед за Сатанакией. Ганнибал переглянулся с Маго, и оба улыбнулись. Но оба подумали и о том, суждено ли им снова увидеть Адамантинаркс. Генерал душ обернулся к городу и увидел, что вдали на помосте все еще виднеется белая фигура Саргатана, рядом угадывались Элигор и другие демоны — они должны были выступить позже.

В этот день не было волнующих речей, не было торжественных заклинаний. Не было ничего, что сопровождает обычно выступление армии в поход. Все было уже сказано раньше.

Последний военный совет был краток. Говорили в основном Саргатан и Сатанакия. Наземная атака на Дис должна была стать чем-то вроде отвлекающего маневра, главное значение придавалось нанесению хорошо подготовленного удара с воздуха, и для этого Элигор и командир воздушного корпуса Сатанакии Барбатос объединили силы своих бойцов, тренировали их до последнего момента.

Подчиненные Сатанакии генералы получили распоряжения и ушли к войскам, рядом с Саргатаном остались только два архидемона и генерал душ.

— Я, — медленно прохаживаясь перед ними, говорил белый демон, — не могу сказать, с чем мы встретимся в Дисе и что выйдет из нашей затеи. Но даже если мы и живем во Тьме, то боремся за Свет. Теперь идите, и пусть все вокруг осветится так, как никогда в Аду!

Все поклонились и разошлись.

Ганнибал нашел брата и какое-то время молчал, обдумывая тактику и методы предстоящей осады. Его армия, да и остальные наземные силы, неважно, насколько значительные, оставались всего лишь сдерживающим фактором, а значит, неминуемы были серьезные потери. Из того, что он слышал о Мухе и его шпионской службе, можно было заключить, что в Дисе неплохо представляют силу противостоящих им войск. В Адамантинарксе же о союзниках Вельзевула известно было мало. Что ж, такова природа войны. Объяснив план кампании Маго, Ганнибал почувствовал себя несколько лучше. Он совершил с братом немало походов, и всегда разговор с ним успокаивал, давал отдых. Но он знал: чем ближе его войска будут к цели, тем сильнее будет проявляться тревога. Хотя некоторые говорили, что всякий хороший генерал и должен волноваться; не должны беспокоиться солдаты, их дело — сражаться. Опыт Ганнибала подсказывал, что в этом немало истины.

К нему подвели Гаху, и он с трудом, но без посторонней помощи забрался в седло. Он с нетерпением ждал, когда же отрастет его рука, но понимал, что до битвы это не случится. Он усмехнулся про себя: лучшего стимула для желания выжить, пожалуй, и не нужно.

Ганнибал тронул повод, развернулся и порысил в сторону штаба Сатанакии. Зверь двигался быстро, легко пересекая забитое солдатами поле. Еще при жизни привыкнув к разноязычной пестроте своих армий, Ганнибал все же с интересом всматривался в физиономии, фигуры, а особенно в оружие демонов. Они, закаленные постоянными усобицами, прибыли из разных уголков Ада, и его взгляд перемещался от солдат, несших в руках двусторонние топоры, булавы, алебарды всех форм и пики, к экзотически выглядевшим легионерам из отдаленных провинций, вооруженным огромными ножницами с зазубренными лезвиями, иногда заканчивающимися гигантскими когтями или зияющими пастями с острыми зубами. Похоже, не было границ изобретательности, с которой демоны рассекали, разрезали, рвали и давили друг друга. Таковы законы Ада: любое преимущество над соседом могло оказаться на поле боя решающим и помочь отвоевать у противника территорию. На вооружении душ, впрочем, творческая фантазия их хозяев сказывалась мало, их оружие было отражением имевшихся возможностей. Многие люди прихватили себе средства нападения с последнего поля боля, набрав трофеев с обеих сторон, другие же пользовались грубыми, но эффективными приспособлениями, которые наспех изготовили в Адамантинарксе, прежде чем кузницы были разобраны по кирпичику.

Сатанакия красовался перед легионами в своих недавно обновленных, переливающихся доспехах. Он кивнул Ганнибалу, и тот был польщен тем, что второй по рангу демон дожидается его, чтобы отдать приказ к маршу.

Огромный синий глиф Сатанакии взмыл в пепельное небо, и Ганнибал почувствовал, как неудержимый вихрь веры в победу словно втягивает его и уже несет к далекому Дису. Армия двинулась в поход. Но тут же Ганнибала охватила и волна тревоги. Генерал душ тряхнул головой: чем бы ни завершился этот марш, достижение Диса будет означать завершение восстания. Ясно было также, что Саргатан свою жизнь дешево не отдаст. А Вельзевул… Даже если Муха и умудрится пережить эти события, Ад прежним не останется.

* * *

Ветер зло трепал напряженное тело, словно пытаясь оторвать сложенные крылья. Элигор повис на наружной поверхности купола дворца Саргатана. Острые раздвоенные зубцы специально выращенных недавно приспособлений для лазания застряли в трещине между камнями кладки и, к сожалению, повредили поверхность. Элигор даже расстроился, когда Саргатан выдал ему план тренировок его отряда: это могло изрядно повредить величественный купол. Но Адамантинаркс уже расстался с прошлым, и капитан привыкал к изменениям, которые происходили с городом.

Элигор взглянул сквозь меняющиеся облака на серый изгиб купола и увидел, как внизу собираются летучие отряды с молотами. Уже в который раз они отрабатывали здесь будущий штурм Замка Вельзевула. Тем же занимались и демоны Барбатоса с противоположной стороны. Настоящую атаку на Замок им позволят провести только после успешных учений, а это, по оценкам Элигора, произойдет где-то через неделю. Взлом купола Саргатана можно будет проделать только один раз без риска обрушить его полностью, и теперь капитан гвардии хотел быть абсолютно уверен, что сотни летунов смогут уверенно держаться на наклонной и скользкой поверхности даже при сильном ветре.

Он видел, как еще одна группа зависла над местом, где должна была быть пробита гигантская дыра. И тут, прямо на его глазах, все смешалось — это налетел особенно сильный порыв ветра. Сотни демонов врезались друг в друга. А потом все еще больше ухудшилось. Элигор ощутил на себе первые капли крови, и вскоре пошел частый кровавый дождь. Предательски гладкий купол стал еще более скользким. Буквально за секунды здание стало сияющим и красным, и капитан почти завороженно следил за мириадами извивающихся, словно черви, тонких красных ручейков.

Демоны карабкались и скользили, но вдруг один из них сорвался, скользнул вниз, врезался в другого, сшиб его, и оба клубком покатились вниз — сбивая попадавших на пути, пытаясь распутаться и распахнуть крылья. К досаде и злости Элигора, им это не удалось, и они рухнули вниз, на усыпанную облаками мостовую. «Да, это действенная, но опасная подготовка», — снова подумал капитан.

Он наблюдал за продолжением операции, и действия подчиненных нравились ему все меньше. План и отработка нападения на Замок Мухи оказались трудны, и Элигор это предвидел: капризы адской погоды всегда играли с воздушными операциями злые шутки.

Наконец более тысячи демонов смогли занять исходные позиции. Некоторые несли молоты — они готовились пробить купол, другие парили над будущим проломом, а остальные с копьями в руках как могли держали на ветру строй и ждали команды, чтобы упасть внутрь дворца. На купол нашло густое облако, и какое-то время Элигор видел только тусклый свет глифов сквозь прорехи тумана. Проверяя готовность отряда, Элигор выдержал паузу — это полезно для обдумывания предстоящих действий. Наконец, удовлетворенный хотя бы тем, что тренировка закончилась, капитан поднял свободную руку и дал команду к возвращению в лагерь. Глиф облетел купол и исчез, мокрые от крови демоны покинули строй и нырнули в облака.

Элигор послал сигнал Барбатосу на противоположную сторону купола, одновременно интересуясь, справились ли его демоны лучше. Он отцепился от купола, оттолкнулся, расправив крылья, и полетел вниз, почти падая сквозь красновато-кровавое облако. Скрипнув когтями по мощеной поверхности двора, капитан увидел, что последние из его летунов исчезают в отведенном для них здании. Увидел он и три распростертые на камнях фигуры — они лежали изломанные, вывернутые крылья торчали вверх. К ним уже приближалась, поскрипывая колесами, костяная тачка.

С усилием переставляя затекшие после тренировки, дрожащие от напряжения ноги, Элигор поднялся по дворцовой лестнице и вступил в пустынный приемный зал. Обычно вошедшего после кровавого дождя тут же встречали прислужники с полотенцами, но сейчас было не до таких деталей дворцового обхождения.

Металлический привкус и стягивающее ощущение от засыхающей кровавой пленки только усилили растущее чувство тревоги. Теперь удалить пятна могла очищенная, но все равно едко-соленая вода Ахерона, а этот ритуал Элигора совсем не прельщал, он и так вымотался.

Светильники почему-то горели через один, и затененные участки, через которые шагал капитан, казались ему зловещими озерами тьмы. Навстречу попадались лишь редкие чиновники да нагруженные кирпичами рабочие души. С уже привычной печалью он замечал, что все внутреннее строение огромного здания полностью преобразилось. Выламывание всех душекирпичей, которое еще продолжалось, повлекло целую цепь изменений. Кое-где конструкции проседали, повсюду зияли огромные дыры, неуклюжие подпорки держали готовые обрушиться потолки и грозящие упасть стены. Пыль разрушения лежала повсюду. Кое-где ее взметал ветер.

Но даже в таком состоянии дворец сохранял отзвук прежнего величия, особенно это чувствовалось по мере приближения к аудиенц-залу. Элигор свернул к лестнице, ведущей в его покой, но по пути всмотрелся в колонны аркады, в огромное пространство по другую ее сторону, и взглянул на вершину пирамидального возвышения, как будто ожидая, что увидит Саргатана на троне. Но капитана встречали только пустота и мрак — даже красное пятно от проникающих сквозь Небесное Око лучей Алголя исчезло из-за разыгравшейся снаружи бури. Элигор сделал усилие, чтобы не принять это за дурное предзнаменование. И подумал, что Саргатан сейчас в своем святилище, а может, в своих покоях, с Лилит. От этой мысли он еще больше погрузился в мрачную меланхолию: их общее время подходит к концу, неважно, осуществится ли потом мечта государя, или он погибнет.

И только тогда он вдруг все понял. Впервые он осознал, как тяжело ему будет без Саргатана. С тех пор как началось восстание, каждое действие, каждое слово были посвящены обсуждению Вельзевула — его обороне, армиям, городам, тактике войны. Заботы не давали возможности остановиться и оглядеться, и он еще никогда не представлял

себе

этот мир без своего господина. Мир без учителя и образца для подражания, без наставника. И только сейчас капитан увидел словно отражение того, на что этот мир станет похож. И почувствовал его пустоту.

Он продолжил путь к своим покоям — по длинной изогнутой лестнице и долгому прямому коридору, мимо запечатанных комнат Валефара.

Войдя к себе, он бросил в жаровни горсть глифов и остановился, раздумывая, стоит ли мечта Саргатана всех жертв, которых она требует. Если восстание потерпит неудачу, не станет ли тогда величайшим эгоизмом то, что лорд втянул в эту войну их всех? Вопрос повис в воздухе. Элигор окунул мягкий капиллярный узел из Пустошей в воду и принялся счищать с себя успевшую запечься кровь. Тупое жжение влаги Ахерона даже принесло ему некоторое успокоение и смягчило чувство вины перед Саргатаном, вызванное сомнением в правоте учителя.

* * *

Они покинули святилище. Вместе. В последний раз. Лилит так и не поняла, не привел ли ее Саргатан сюда, чтобы попытаться изменить ее решение. Вот он закрыл тяжелую дверь, повернулся к ней. И ее подозрения подтвердились.

— Ты можешь еще передумать, Лилит. Если я вернусь, значит, откроется путь и для остальных. Ты можешь…

Она молча поднесла палец к его губам.

— Любовь моя, не будем противиться неизбежному. Как бы больно нам ни было.

Он кивнул, и тут же тело его стало покрываться новой броней, как это происходит у ангелов и демонов. Броня как будто извергалась потоком из кожи, белая магма тут же разглаживалась и застывала по форме тела. Он покачал головой и взял ее ладони.

— К чему мне рваться в Небо, если я держу его в руках?

— Потому что Небо, к которому ты стремишься, даст тебе то, что ты желаешь. Возвышенный покой. Красоту. Такое я не в силах тебе предложить.

Лилит внимательно следила за ним. Белая броня нарастала теперь на его голове и плечах. Он ничего не ответил, только посмотрел ей в глаза. И в его взгляде читалось смятение. Она чувствовала, что, возможно, сейчас — одно-единственное ее слово, и он изменит решение, откажется от похода на Дис и останется в своем городе. Останется в Аду. Но Лилит не произнесла его.

— Ты серафим, Саргатан, — сказала она. — Ангел из ангелов. И как бы ты ни выглядел, где бы ни был, останешься серафимом. И не будет тебе покоя, пока не вернешься туда, где твое место.

Он выпустил ее руки, и она поняла, что возврата к прежнему для него теперь нет.

Новая броня почти застыла, ее затвердевающая поверхность прекращала двигаться, сливаясь в единый покров без единого шва, и постепенно разглаживалась. Лилит отступила на шаг и увидела перед собой воплощение силы и глубины, воплощение мужества. Только лицо оставалось прежним. Над грудью Саргатана, по бокам отверстия, где было сердце, засветились боевые эмблемы, они пронзили своими лучами дрожащий в глубине жар.

— Пора, — уронил Саргатан. — Зорай ждет ритуала Повышения. А потом… — Он смолк, и Лилит попыталась не думать о грядущем.

— Да… — выдохнула она.

Они направились по темным коридорам к залу Ритуалов. Лилит чувствовала, что, несмотря на все переживания, не хочет пропустить такого редкого события, как возведение в ранг архидемона. Своего рода отражение принятого на Небесах ангельского Возвышения, этот ритуал был не самым обычным зрелищем, Лилит никогда не была ему свидетелем и не слышала, чтобы он когда-нибудь проводился в Дисе или Адамантинарксе. А Саргатан оставлял Зорая управлять городом и потому хотел, чтобы тот приступил к новым обязанностям во всеоружии авторитета. Лилит чувствовала облегчение от того, что Саргатан не поручил эту деятельность ей, она ощущала, что смогла бы им управлять, но эту задачу лучше было поручить кому-нибудь жившему в городе с его основания. Командующим гарнизоном Адамантинаркса оставался лорд Андромалий.

Лорд Зорай, как и сказал Саргатан, ожидал их прибытия, одетый в символический наряд с шестью крыльями, окруженный своим штабом. Некоторым из его помощников теперь тоже предстояло подняться по иерархической лестнице на следующие ступени, и они от волнения постоянно трансформировались. Волнение же Зорая было видно сразу, и, когда правитель Адамантинаркса вышел вперед, будущий архидемон пал перед ним на колени. Это был последний проводимый Саргатаном ритуал.

Господин Адамантинаркса начал рассекать воздух потрескивающими линиями, заполняя эти зыбкие таблицы светящимся алфавитом глифов, и Лилит, глядя не него, впервые задумалась о том времени, когда останется одна.

ТЕРРИТОРИЯ ВЕЛЬЗЕВУЛА

Вторая Армия Восхождения двигалась по серым полям Ада подобно раскаленному потоку лавы. Двигалась уже две недели. Противник серьезного сопротивления не оказывал, и, когда попадались небольшие отряды Мухи, Ганнибал наблюдал, как легионы Саргатана поглощают их, почти не сбавляя хода. У архидемона не было времени на реверансы переговоров, да и враг их не искал. Это было время перемен, и генерал душ чувствовал гордость от того, что он — его часть. Наконец и вечность обретала для него какой-то смысл.

Ландшафт вне пределов Адамантинаркса был совершенно незнаком душам, не побывавшим в первой великой битве, а когда пересекли границы знакомых территорий, и ветераны притихли. Минуя Пламенный Срез, все долго вглядывались в громадный курган.

Чем ближе к Дису, тем враждебнее выглядела местность. Казалось, что Вельзевул, создавая первую линию обороны, напитал своей злостью и поля плоти, и кровавые реки. На всем пути не встретилось ни одного целого поселения, и это вызвало едкие комментарии Сатанакии — он знал цепкость Вельзевула и его мелочность в отношении собственного имущества.

Как только авангард занимал очередные встреченные на пути руины, вперед высылались демоны-саперы и тут же расчищали территорию. Любые освобожденные души, достаточно целые, чтобы без посторонней помощи выбраться из куч мусора, и не выражавшие желания присоединиться к армии Саргатана, уничтожались на месте. Но таких было мало. Впрочем, это Ганнибала не удивляло, он только усмехался.

Когда почти все уделы Вельзевула остались позади, воздух впереди засветился кроваво-золотым сиянием, и Сатанакия известил генералов, что, судя по расположению, сияние это исходит от Замка Мухи.

Вперед выслали разведку, и через день разведчики доложили собравшемуся Генеральному штабу о состоянии города. Точнее, о том, что столицы Ада в прежнем ее виде больше не существует, а большинство ее зданий, как и в Адамантинарксе, исчезло. В дни, прошедшие после битвы у Пламенного Среза, Вельзевул и его архитектор явно не сидели без дела. Окруженное рекой лавы логово Вельзевула по-прежнему торчало на горе, но его окружала громадная монолитная стена. И у подножия ее ожидала армия, численностью чуть ли не равная войскам Саргатана.

Обе новости ничего хорошего собой не представляли, и генералы молча старались выискать в сообщении разведки какие-нибудь выгоды для наступающей стороны. Ганнибал также пытался найти в обороне Вельзевула слабые звенья. Все преимущества, казалось, были на стороне Мухи.

И лишь Сатанакия не терял бодрого расположения духа и старался зарядить им штаб. Оглядев местность с высокого скального уступа в окрестностях Диса, он отправил приказ распределить по фронту бегемотов Иен Ваня. Теперь по первому сигналу Вторая Армия Восхождения была готова спуститься на равнину, некогда бывшую Дисом.

Как бы ни сложилась битва, судьба Ада после нее должна была измениться навсегда.

АДАМАНТИНАРКС-НА-АХЕРОНЕ

Она увидела его издали — из окна самой высокой сохранившейся башни дворца. Белая фигура его выделялась на темном фоне строя летучей гвардии. К нему подошли Элигор и Барбатос — похоже, они получали последние приказы. Сильный ветер раскачивал их, словно они уже поднялись в воздух, и развевал белые кожи его покровов. Время пришло. Через несколько минут он исчезнет. Исчезнет из Адамантинаркса, из ее жизни. А вскоре, наверное, и из Ада.

Лилит отвернулась от окна и направилась в свои помещения, к рабочему столу, за которым она вырезала свои фигурки. Шум взлета гвардейцев заполнил ее комнату, смешался с воем ветра. Вздрогнули инструменты на столе. Она не хотела подходить к окну, не хотела смотреть, как он поднимается в облака. Не хотела, чтобы эта картина запечатлелась в ее памяти.

Лилит сжала в пальцах блок прессованной кости абиссали и рассеянно вертела его, словно всерьез раздумывая, что бы из него сделать. Она даже взяла резец, как будто стремясь убедить себя, что сосредоточилась на новом замысле. Но она все медлила, и резец замер в воздухе. И тут на глаза ей попались дорожные кожи Ардат Лили — уголок их торчал из-под резной крышки длинного костяного сундука. В нем хранились все пожитки Лилит, которые она смогла унести из Диса и сохранить во время долгого путешествия из столицы. С какой-то даже радостью она подумала, что за все время, проведенное в Адамантинарксе, не пользовалась ничем из прежнего своего имущества, за исключением, пожалуй, только ножей для резьбы по кости. Саргатан угадывал тогда ее желания, обеспечивал всем, ей достаточно было лишь намекнуть. Теперь, возможно, ей снова понадобятся сохраненные вещи: кожи, маски, подаренный Агаресом длинный кинжал…