Незерил. Мифрил Халл

Незерил

В ясном небе над пустыней перемигивались звезды, узенький серп луны едва освещал потайной сад, но ЭТОГО слабого сияния было достаточно, чтобы влажные нежные лепестки множества цветов мерцали, подобно звездам в вышине.

Кэтти-бри пребывала в отличном расположении духа. Могло ли быть иначе, когда она настолько остро ощущала свою близость с Миликки?

В дни, когда она танцевала в Ируладуне, общаясь с богиней, она столь многое узнала — и о движении небесных сфер, и о вечном цикле жизни и смерти. И о благодати самой жизни в целом. Девушка знала, что она такая же частица этих звезд в небе, как и цветы у ее ног.

На душе у нее был покой.

И все-таки не совсем, поскольку это место и этот миг напоминали ей о причине ее возвращения на Фаэрун и стоящей перед нею в не столь уж далеком будущем задаче. Этот день, день весеннего равноденствия 1479 года, ознаменовал ее шестнадцатый день рождения, или «возрождения», как она втайне называла его. Она провела несколько часов с Нираем и КавитоЙ в лагере десаи и могла не возвращаться в Ковен до следующего утра.

— Еще пять лет, — прошептала она цветку и нежно погладила большой нежный лепесток. — Всего пять.

Она воскресила в памяти образ Дзирта и широко улыбнулась. Она покинула его чуть больше шестнадцати лет назад, по ее меркам, но для него с того момента прошло уже больше ста лет. Не угасли ли его чувства к ней? Помнит ли он ее вообще — во всех смыслах этого слова?

Быть может, при встрече окажется, что он счастливо женат, вероятно на эльфийке, и растит своих детей?

Женщина пожала плечами. Такая возможность ее не радовала, но Кэтти-бри принимала ее именно как возможность, причем неподвластную ей. Она мечтала о встрече, мечтала увидеть его улыбку, ощутить его прикосновение. Как ей не хватало этого! Теперь, когда Кэтти-бри побывала в объятиях богини, когда столь глубоко постигла тайны мироздания, многое могло бы показаться ей незначительным. Но прикосновения Дзирта не относились к этим несущественным мелочам; их узы казались безбрежными, как вселенная, и вечными, как круговорот жизни и смерти, несмотря на препятствующие им обстоятельства.

Если Дзирт женат на другой, что ж, пусть будет так. Кэтти-бри знала, что он любил ее и будет любить ее всегда, так же как она всегда будет любить его.

Ее преданность не станет меньше в грядущей битве, о которой поведала Миликки в дни общения с богиней в зачарованном лесу. Если Госпожа Ллос или ее слуги явятся за Дзиртом, им сначала придется одолеть Кэтти- бри, чтобы добраться до него!

Она представила себе Пирамиду Кельвина в Долине Ледяного Ветра под таким же мерцающим небом, бесконечный ветер, треплющий ее волосы, студеный и колючий.

— Еще пять лет, — снова прошептала она.

— Пять лет до чего? — раздался суровый голос у нее за спиной.

Кэтти-бри застыла, улыбка ее погасла, глаза широко раскрылись. Она слишком хорошо знала этот голос!

— До чего? — вновь спросила леди Авельер. — И смотри на меня, дитя.

Кэтти-бри сделала глубокий вдох.

— Твоя магия не в силах конкурировать с моей, детка, — сказала леди Авельер, словно читая ее мысли. — И ты не сможешь трансформироваться настолько быстро, чтобы ускользнуть от меня.

Кэтти-бри медленно обернулась. Авельер стояла у входа в ее потайной садик, одетая в роскошное пурпурно-белое дорожное платье, и в этот миг она казалась выше Кэтти-бри, намного выше и импозантнее.

— Ты лгала мне. — Женщина произнесла это тихо, но каждое слово громом отдавалось в мозгу Кэтти-бри, словно ей выкрикивали их прямо в ухо.

— Нет, госпожа... — запинаясь, выговорила она.

— Я взяла тебя к себе, открыла перед тобой двери моего дома, а ты лгала мне, — настаивала леди Авельер.

— Нет…

— Да!

Кэттй-бри с трудом сглотнула:

— Ты говорила, что не знаешь, откуда у тебя способности к исцелению и трансформации, продолжала леди Авельер. — Ты не знала, были ли они дарованы божеством или имели иную природу. Но ты все это время обманывала меня, поклоняясь этому... богу?

— Богине, — сумела выговорить Кэтти-бри.

— Я пощадила твоих родителей! — закричала на нее леди Авельер. — Одно лишь мое слово насчет их магической практики — и Анклав Теней арестовал бы их и подвергнул пыткам на городской площади. И вот как ты отплатила мне? Ложью?

Говоря, она продвигалась вперед, пока не подошла совсем близко к Кэтти-бри, и воззрилась на нее с высоты Своего роста.

— K ним это не имеет отношения, — с запинкой произнесла Кэтти-бри, выпрямившись, но склонив голову. Мысль о том, что Авельер может сорвать зло на Нирае и Кавите, привела девушку в ужас: как станет она жить дальше, накликав такую беду на этих замечательных людей?

Но потом в ее сознание вплелась успокаивающая нотка, уверенность, что леди Авельер не сделает этого, что Нирай и Кавита не интересуют провидицу и не будут выданы ею.

Кэтти-бри подняла взгляд на женщину. Та протянула руку и ласково погладила ее густые волосы.

— О, моя милая девочка, — произнесла она голосом нежным, как цветочный лепесток. — Разве ты не понимаешь, что я полюбила тебя, как родную дочь?

— Да, госпожа, — услышала Кэтти-бри свой ответ.

— Мне просто больно, очень больно оттого, что ты не доверила мне свой секрет.

Я думала, вы не поймете.

— Доверие, дитя, доверие, — проворковала леди Авельер. — Я твоя наставница, а не враг. — Она привлекла Кэтти-бри к себе и огляделась. — Расскажи мне об этом месте. Это твое место поклонения этой... богине, да?

— Миликки, — прошептала Кэтти-бри.

— Да, так расскажи же мне поподробнее; Конечно же ты получила ее благословение! Я видела отметину.

Ладонь Кэтти-бри непроизвольно прикоснулась к предплечью другой руки, к шраму в виде единорога.

— Твой магический шрам, да, и силы, которые он дает тебе, — подхватила леди Авельер, хотя Кэтти-бри заметила, что провидица, даже не посмотрела вниз, не проследила взглядом ее неосторожное движение. — Расскажи мне об этом. Расскажи про Миликки, — промурлыкала наставница. — И про этого темного эльфа, и про скалу под звездами.

Обладай Кэтти-бри в этот миг нормальными мыслительными способностями, она поняла бы, что ее собеседница владеет гораздо большей информацией, чем та, которую она могла добыть в саду, поскольку девушка не упоминала про Дзирта вслух, а лишь думала о нем и мысленно рисовала его образ.

— Расскажи мне, Рукия, —заговаривала леди Авельер. — Кэтти-бри, — поправила ученица Миликки.

***

Лорд Прайс сидел в своем великолепном кресле, сложив ладони возле поджатых губ. Он ни разу не моргнул, пока леди Авельер изливала на него все эти бредни о юной Рукии из племени десаи.

— Она избранная Миликки, — произнес Пэрайс спустя изрядное время после того, как провидица закончила свое продолжительное повествование.

Леди Авельер могла лишь пожать плечами:

— Похоже на то.

— И вы ей верите?

Женщина вновь пожала плечами, но теперь добавила к этому кивок.

— Ребенок бединов — избранная Миликки, не являющейся богиней бединов? — скептически буркнул Пэрайс.

— Но она говорит, что вовсе не ребенок бединов, — поправила леди Авельер. — Она утверждает, что ее имя не Рукия, а Кэтти-бри.

Теперь был черед Пэрайса Ульфбиндера пожать плечами, поскольку это имя ни о чем ему не говорило.

— Женщина из другого времени, до Магической чумы.

— Это лишь ее слова. Не кажется ли вам, что таким образом она просто пытается выгородить своих преступных родителей?

— Я тоже так думала. Но ее утверждения...

— Отчаянные выдумки отчаявшейся молодой женщины...

— В той прошлой жизни ее усыновил дворф, — перебила леди Авельер, —король дворфов.

Конец задуманной фразы застрял у Пэрайса в горле.

— Король дворфов? — переспросил он.

— Король Бренор Боевой Топор из Мифрил Халла, — пояснила леди Авельер. Она сказала мне это под двеомером очарования, под заклинанием гипноза, под воздействием магического внушения.

— Она рассказала придуманную историю, — возразил Пэрайс.

— В библиотеке Анклава Теней есть запись о таком короле.

— Значит, девочка побывала в библиотеке.

— И упоминание о его приемной добери, Кэттй-бри...

— Значит, девчонка побывала в библиотеке! — вскричал лорд Пэрайс Ульфбиндер.

—... которая была унесена среди ночи призрачным единорогом Миликки, — закончила леди Авельер.

Пэрайс откинулся на спинку кресла.

— Что вы хотите этим сказать? — кротко осведомился он.

— Эта человеческая дочь короля Бренора, которую Магическая чума лишила разума, умерла ночью и была тайно похищена из собственной постели божественным единорогом, так гласит легенда, — Она помолчала и натянула на лицо кривую усмешку. — Из постели ее мужа, темного эльфа Дзирта До’Урдена.

Лорд Пэрайс Ульфбиндер был одним из наиболее сдержанных и спокойных обитателей Анклава Теней, но его вопль походил на вскрик перепуганного ребенка. Он вскочил, отшвырнув прочь креслом.

— Имя, которое вы упоминали прежде, да? — уточнила леди Авельер, усмехаясь еще шире.

— Это безумие. — Пэрайс кинулся к своему письменному столу и уселся на него прямо перед женщиной. — Вы уверены, что не упоминали при ней это имя? Может, вы неумышленно подвигли ее на сочинение этой дикой истории?

— Не припоминаю, чтобы раньше я когда-либо упоминала это имя или слышала его, кроме как в этой самой комнате.

— Но ребенок владеет магией. Быть может, она незаметно сотворила коварный двеомер, преодолела вашу защиту и прочла ваши мысли.

— Там не нашлось бы ничего полезного. Темный эльф меня не интересует. Я даже не вспомнила его имя, пока Рукия — Кэтти-бри — не назвала мне его, и даже тогда я едва узнала его. Лишь когда она упомянула о происхождении этого Дзирта, я припомнила наш давний разговор насчет дроу – пленника лорда Дрейго.

— Упущенного пленника.

— Тогда мы можем найти его, поскольку дитя твердо намерено разыскать его где-то после Года Разбуженных Спящих. Более того, у нее есть сообщники, с которыми она собирается воссоединиться в ночь весеннего равноденствия в том самом году.

— Сообщники-бедины?

Леди Авельер покачала головой.

— Тысяча четыреста восемьдесят четвертый, — пробормотал лорд Пэрайс. — Пять лет, почти день в день. — Он поскреб свою жидкую бородку. — Действительно интересно.

— Что я должна сделать?

— Отпустить ее! — не задумываясь воскликнул Пэрайс. — И следить за ней, за каждым ее шагом. Мы можем стать свидетелями битвы между богинями Торила, и это будет потрясающее зрелище!

Леди Авельер ничего не ответила, но на ее лице отразилось многое, и в первую очередь облегчение.

— Что, леди, — подразнил ее Пэрайс — а вы полюбили эту девочку.

Леди Авельер раскачивалась на пятках, обдумывая его слова. Ее первым побуждением было решительно возразить против подобного обвинения, но она быстро отказалась от этой идеи и честно постаралась глубже заглянуть в собственную душу.

— Она такая перспективная, такая способная, — ответила женщина. — Любознательность и надежда – с самого начала.

— Тут нечто большее, чем профессиональное любопытство, — заметил ее друг, хорошо знающий ее.

Леди Авельер кивнула.

— Вы считаете ее своей протеже.

— Считала, — быстро поправила его Авельер. — Теперь я понимаю, что это невозможно. Ее верность не принадлежит мне и никогда не принадлежала.

— Но она никогда не противоречила вам.

— Верно. Именно поэтому я буду рада поступить так, как вы говорите, и не наказывать ее за двуличие и тайное поклонение этой чужой богине.

Пэрайс Ульфбиндер лукаво усмехнулся, заставив леди Авельер досадливо, вздохнуть. Разумеется, он видел, ее насквозь. Он знал, как больно ей думать, что эта девочка, которую она пригрела и растила почти как собственное дитя, может быть предана кому-либо сильнее, нежели ей и ее Ковену. Понимать, что эта Рукия покинет их, после всего сделанного для нее леди Авельер! И сознавать, что Рукия получила здесь такую подготовку, что драгоценные ресурсы Ковена были потрачены даром, — она никогда не собиралась оставаться в нем!

Поэтому разумеется в душе леди Авельер испытывала некоторый гнев, ощущение, что эта девочка одурачила ее. Но приходилось признать, что сильнее гнева были грусть и разочарование. Рукия была для-нее неким проектом — и, да, ее протеже! Леди Авельер была очень привязана ко всем сестрам своего Ковена, но больше всех — к удивительной маленькой девочке из народа бединов, пойманной ею в сеть несколько лет тому назад.

Отпустить ее будет нелегко.

***

Кэтти-бри потерла глаза, разгоняя сон, и повернулась к окну, удивляясь, что в него струится солнечный свет. Как-никак, окно выходило на запад, и обычно солнце освещало его лишь в конце дня.

Она распахнула окно и с изумлением воззрилась на солнце, клонившееся к западу.

Девушка отступила на шаг и обернулась, взглянув на свою разобранную постель. Как это возможно, чтобы прошло уже так много времени пополудни? Как она могла проспать целый день?

Она пыталась вернуться мыслями к прошлой ночи и вспомнить, как ложилась спать.

Но не могла.

Она попробовала вспомнить, какой сегодня день и когда она должна была встретиться со своими родителями в лагере десаи. Она смутно припоминала, что недавно разговаривала с ними, но больше не помнила ничего.

Она торопливо оделась, причесала волосы и вышла, готовая всячески извиниться за не исполненные ею сегодня обязанности.

Немного пройдя по коридору, она наткнулась на Риалле, которая приветствовала ее широкой улыбкой и ласковым прикосновением.

— О, да ты встала! — сказала Риалле, прежде чем Кэтти-бри успела приступить к извинениям. — Мы так переживали за тебя.

— Я просто была в своей комнате, — нерешительна проговорила Кэтти-бри и полуобернулась, чтобы показать откуда она пришла.

— Десять дней, — отозвалась Риалле. — Мы боялись, что ты уже никогда не проснешься, хотя леди Авельер уверяла нас, что твоя болезнь пройдет.

— Авельер? Болезнь? — запинаясь, переспросила Кэтти-бри.

— Да, конечно, — о, но ты, наверно, ничего не помнишь из своих горячечных снов. Леди Авельер полагает, что это все шрам. — Она взяла Кэтти-бри за руку и приподняла ее рукав, показывая на шрам, напоминающий семь звезд Мистры. — Как нам сказали, другие с подобными отметинами в последнее время болеют точно так же. Но это пройдет — да нет, уже прошло. Ты так хорошо выглядишь!

Кэтти-бри никак не могла осмыслить всю эту информацию, сбивающую ее с толку. Впрочем, одно пришло ей на ум: последнее, что она помнила, — ее родители у себя в палатке. Не там ли настигла ее болезнь? И если это так, как она очутилась в своей постели в Ковене?

Кэтти-бри хотела было идти обратно, потом передумала и протиснулась мимо Риалле.

— Я должна поговорить с леди Авельер, — пояснила она.

Но Риалле лишь крепче сжала руку Кэтти-бри и удержала ее, а потом и вовсе заступила ей дорогу.

— Тебе нужно оставаться у себя в комнате, — сказала она. — Леди Авельер сама зайдет к тебе.

— Нет, я...

— Да! — решительно заявила Риалле. — Я как раз шла теперь проведать тебя. Леди Авельер распорядилась вполне ясно. Пойдем обратно, в твою комнату.

Кэтти-бри колебалась.

Риалле сильнее подтолкнула ее:

— Никаких возражений. Ты должна ожидать госпожу у себя в комнате. И не следует выходить оттуда без ее разрешения.

Она снова подтолкнула Кэтти-бри, и та уступила.

Некоторое время спустя она сидела в одиночестве на краешке кровати, мысли ее путались, в голове мелькали обрывки воспоминаний.

— Десять дней? — вслух повторила она, но никак не могла этого понять. Теперь даже память принялась выделывать всякие фокусы: сначала Кэтти-бри казалось, будто последнее, что она помнит, — это лагерь десаи, но сейчас она сомневалась, что это самое позднее воспоминание. Теперь у нее было ощущение, что она припоминает, как выполняет свои обязанности по хозяйству в Ковене, предвкушая следующий свой визит в лагерь десаи. Но даже это представлялось странно далеким или, во всяком случае, довольно удаленным.

Случившееся не поддавалось разумному объяснению. Что-то было не так, очень не так. Кэтти-бри. подняла оба рукава и осмотрела свои шрамы, даже провела пальцами по каждому. С ними, похоже, все в порядке.

Некоторое время спустя к ней пришла леди Авельер и тут же поспешила заключить ее в объятия. Наставница повторила все то, что уже говорила Риалле, часто умолкая, чтобы нежно поцеловать девушку в щеку и погладить по голове.

— Я не... — начала было Кэтти-бри, умолкла и покачала головой. — Ничего о последних днях... последних... — Она снова покачала головой. — Полная бессмыслица.

— Я знаю, дорогая, — подхватила леди Авельер. — Горячечные видения. Ты была очень больна, хотя я не уверена, что это именно болезнь. Я чувствую, что это как-то связано с твоими магическими шрамами. Мы слышали о других...

— Да, мне сказали, — перебила Кэтти-бри.

— Во всех тех случаях заболевание быстро проходило и, похоже, больше не возвращалось, — добавила леди Авельер. — Я ожидаю, что и с тобой будет так же. — Она снова поцеловала Кэтти-бри в лоб. — А теперь отдыхай, я настаиваю.

Кэтти-бри без сопротивления дала леди Авельер уложить себя в постель.

— В ближайшее время меня ожидают в доме моих родителей, — сказала Кэтти-брш

— О, нет, нет, нет, девочка, — возразила Авельер. — Ты еще долго не должна покидать Ковен. Нет, нет. Нет, пока я не буду уверена, что твоя болезнь действительно прошла. Тебе повезло, что она настигла тебя здесь, среди друзей, имеющих много возможностей помочь тебе выздороветь. Случись это в другом месте, ты, скорее всего, умерла бы.

— Они будут волноваться...

— Я найду способ послать им весточку, что с тобой все в порядке, и ты навестишь их, когда сможешь — пообещала леди Авельер. Она еще раз поцеловала Кэтти-бри напоследок и тихо удалилась, оставив девушку наедине с ее сумбурными мыслями.

Покусывая губы, Кэтти-бри уставилась в окно, более всего на свете желая оказаться подальше отсюда, в одном из своих потайных садов, откуда она могла бы связаться с Миликки и получить кое-какие ответы. Кроме явной потери ею памяти и странных десяти прошедших дней, казалось, было что-то еще; где-то в глубинах подсознания Кэтти-бри не давали покоя некие противоречия.

Кэтти-бри вновь и вновь обдумывала разговоры с Риалле и леди Авельер, выискивая хоть какие-нибудь зацепки. Особняком всплыла одна мысль: почему Кэтти-бри должна была умереть, если бы болезнь овладела ею за стенами Ковена? Разве и Риалле, и наставница не сказали ей, что со многими случилось то же самое и что во всех случаях обошлось без серьезных последствий?

Кэтти-бри вздрогнула. Значит, Авельер просто солгала ей?

Она. сосредоточилась, твердо решив вспомнить все или по меньшей мере привести всплывающие у нее в голове обрывки воспоминаний в некое подобие порядка.

Она опять посмотрела на дверь, потом на маленькое декоративное растеньице в углу комнаты.

И снова Кэтти-бри перевела взгляд на дверь и закусила губу. Осмелится ли она?

Осторожность подсказывала ей не делать этого. Та ее часть, что была Рукией, упрашивала не делать этого.

Но мудрость Кэтти-бри не давала покоя, настаивая, что что-то пошло не так.

Девушка подошла к растению и оттащила его к другой стене, не видной от двери, которая открывалась внутрь и должна была заслонить этот угол от глаз входящего на миг-другой.

Кэтти-бри снова метнула взгляд по сторонам. За все проведенные ею здесь годы она ни разу не пыталась затевать столь опасное дело.

Но ей необходимо было знать.

Она принялась шептать длинное и соответствующее серьезности момента заклинание. Отсюда, из Ковена, из летающего города Анклава Теней, она взывала к Миликки.

Она молила о помощи, о неком божественном вмешательстве, чтобы избавиться от хаоса в голове. Шрам в виде единорога замерцал, голубоватый свет окутал ее руку, словно туман — горную речку холодным осенним утром.

Она не получила немедленного ответа, но зато ей напомнили о другом заклинании, более простом.

Кэтти-бри сотворила заклинания, рассеивающие магию, — сначала божественную, потом и тайную. Затем повторила их — уже применительно к самой себе, и с каждым разом все увереннее, поскольку начала понимать, что да, действительно, туман у нее в голове имел магическое происхождение.

Этот клубящийся туман начинал теперь рассеиваться, лишь чуть-чуть, но единственного кусочка этой мозаики, воспоминания о леди Авельер в пустыне, в потайном саду Миликки, хватило, чтобы в голове у Кэтти-бри сложилась вся ужасная картина.

Авельер знала!

Она знала!

Знала все!

Кэтти-бри хватала ртом воздух, пытаясь осмыслить свой последний разговор с женщиной в свете этого нового понимания. Она рассказала о своей прошлой жизни!

Что это значит для ее планов? Что это означает для Дзирта и остальных?

Однако ей не удавалось сосредоточится на этом, поскольку сейчас было важнее другое. В мозгу у девушки вновь и вновь звучали прощальные слова леди Авелер.

Потом она поняла и уставилась на дверь с открытым ртом, и в голове у нее всплыло обещание, данное ей Авельер. Сердце ее отчаянно заколотилось.

Непосредственно перед встречей в потайном саду Кэтти-бри была с Нираем и Кавитой. Мнимая продолжительность болезни Кэтти-бри сюда никак не вписывалась. Стоит только Кэтти-бри поговорить с родителями она распознает ложь.

— Нет, — беззвучна шепнула девушка. Наставница, несомненно, отправится к Нираю и Кавите — не для того, чтобы успокоить их, но чтобы быть уверенной, что у Кэтти-бри никогда больше не будет возможности побеседовать с ними.

— О нет, — прошептала девушка, едва дыша. Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

Она подумала о Дзирте и о том, что рискуем не исполнить свою миссию. О своем долге.

Но и о долге перед родителями тоже, перед Нираем и Кавитой, от которых она не видела ничего, кроме любви и доброты.

Кэтти-бри понимала, что нужно уходить, и немедленно.

— Прости меня, Миликки, — прошептала она, плача уже в открытую.

Потому что знала, что должна сделать.

***

— Что она делает? — спросила леди Авельер у Риалле, вместе с которой они стояли на высоком балконе, прижавшись друг к дружке под одеялом, укрывающим их от проливного дождя. Внизу на некотором отдалении виднелась фигурка Рукии, девушка металась из стороны в сторону, снова и снова озираясь через плечо, словно опасаясь погони.

— Бежит из Анклава Теней? — вновь спросила леди Авельер.

— Стена в другой стороне, — отозвалась Рукия.

Земля содрогнулась от громового раската, дождь усилился.

Леди Авельер обрушила на Рукию целый шквал заклинаний, чтобы сбить ее с толку, блокировать ее память, заставить видеть вещи иными, чем есть на самом деле. И все же она не могла отрицать, что способности Рукии – Кэтти-бри, — Позволившие девушке найти в себе силы покинуть свою комнату, не говоря уже о территории Ковена, удивили ее.

— Если она покинет Анклав Теней, приведи ее обратно в цепях, — приказала леди Авельер.

— А если она направляется в лагерь десаи?

— Не позволяй ей.

— Ее… непросто удержать, — призналась Риалле.

Леди Авельер начала отвечать, но умолкла и кивком предложила Риалле вновь взглянуть на Рукию. Девушка метнулась через пустырь и вбежала в небольшой сарай, еще раз оглянувшись напоследок, прежде чем закрыть за собой дверь.

— Любопытный выбор, — заметила Рукия.

— Ты знаешь, что там?

— Склад, — ответила Риалле. — Масло, фонари и факелы в основном. Может, Рукия собирается отыскать канализационную систему Анклава?..

Ослепительно сверкнувшая гигантская молния прервала ее слова, и обе женщины в изумлении попятились. Почти сразу, буквально в то же мгновение, раздался грохот, заставивший содрогнуться камни, поскольку молния ударила совсем рядом с балконом, на котором они стояли, причем с такой силой, что женщин подбросило в воздух и они едва не слетели вниз.

Уцепившись друг за друга, чтобы удержаться на ногах, Риалле и леди Авельер уставились на небольшое строение, в которое угодила молния.

Землю сотрясли еще несколько взрывов, поменьше — без сомнения, огонь добрался до бочонков с маслом, и пламя взметнулось навстречу ливню.

— Рукия, — выдохнула Риалле.

Последний мощный взрыв сотряс площадь, заставив содрогнуться целый квартал Анклава Теней, и огромный огненный шар вырос над складом, подобно некоему дьявольскому грибу, затем поднялся в поднебесье и рассеялся, обратившись в дым и пар. После него осталось полностью уничтоженное здание—груда дымящихся обломков, шипящих под струями дождя.

Рукии видно не было.

Глава 19. Божественное озарение

Год Нестареющего

(1479 по летоисчислению Долин)

Мифрил Халл

Одинокая фигура продвигалась по узкому мосту, и в мерцающем свете факела по стенам огромного пустого зала плясали жуткие тени. Глубокие обрывы слева и справа лишь подчеркивали ее одиночество: неуверенно бредущий дворф, чей факел едва рассеивает тьму.

Он пошел еще медленнее, подойдя к центральной части этого величественного моста над пропастью известной как ущелье Гарумна. Эхо разносило звук его шагов — стук грубых башмаков по камню. По трепещущему свету факела понятно было, что его бьет дрожь.

У края округлой платформы дворф помедлил. По другую ее сторону в темноте раздавался рев воды — то был Водопад Бренора, обозначающий последний переход к восточным воротам Мифрил Халла.

Для Бренора это возвращение оказалось горьким, без единой капли сладости.

Всего десятью днями раньше он прошел здесь с караваном, но не замедлил шага и даже не осмелился взглянуть на возвышение в северной части этой церемониальной платформы. За недолгое время, проведенное им в Мифрил Халле, он больше не ходил этим путем на восток; проводил дни великом подземном городе и даже выбрался к западным воротам и лежащей за ними Долине Хранителя, месту его вероятного, величайшего триумфа.

Долину Хранителя теперь усиленно охраняли, понастроив повсюду оборонительные линии и расставив боевые механизмы вокруг важнейших высот. Защита от орков, так сказали Бренору, вернее, Реджинальду Круглому Щиту из твердыни Фелбарр, поскольку в последнее время эти назойливые существа стали очень активными.

Снова.

Как странно было Бренору слушать споры о себе самом, обсуждения своего королевского решения столетней давности, когда он заключил мир с королем Обальдом Многострельным. Приводились аргументы и за, и против, но Бренору все это очень напоминало те дебаты, которые он уже слышал и в которых участвовал во время переговоров.

Ничто не разрешилось. На земле воцарился относительный мир, но многим теперешним обитателям Мифрил Халла он скорее напоминал тигра, припавшего к земле перед убийственным прыжком, нежели сколько-нибудь подлинное и продолжительное союзничество или хотя бы терпимость между Мифрил Халлом и орками. Хуже того, поговаривали, будто теперь орки устраивали рейды по территориям королевств, окружающих их земли, и разведали оборону, и, вероятно, знали, как ее обойти.

Бренор не отрывал взгляда от возвышения, от пергамента, развернутого на нем и накрытого для безопасности тяжелой глыбой чистейшего хрусталя. Он с трудом сглотнул и медленно приблизился.

Он увидел подпись, свою подпись и грубые каракули короля Обальда.

— Неужели ты направил меня не туда, эльф? — тихо спросил он, словно беседуя с Дзиртом, с которым советовался по поводу этого важнейшего решения, и Дзирт настойчиво убеждал его подписать договор. — Ах, я не знаю, — прошептал Бренор.

— А что тут знать? — спросил позади него голос, заставив Бренора вздрогнуть, тем более неожиданный, что голосу не сопутствовал свет второго факела. Он обернулся и увидел Рваного Дайна, очевидно украдкой последовавшего за ним сюда.

— Будет ли этот договор соблюдаться в наше время, — ответил Бренор.

— Ба, этот договор, — хмыкнул старый воин. — Я помню, как его подписывали. Он мне никогда особо не нравился.

— Значит, король Бренор ошибся?

— Закрой свой рот, мальчишка! — обозлился Рваный Дайн. — Не смей плохо говорить про короля тех, под чьими сводами ты находишься.

— Это же было давным-давно, — возразил Бренор.

Рваный Дайн подошел к нему и коснулся хрустальной плиты, медленно обводя пальцем подписи Бренора и Обальда.

— Да, давно, но будь уверен, я-то помню, и король Эмерус Боевой Венец помнит тоже, можешь не сомневаться, особенно теперь, когда эти новые орки стали такими воинственными по всем Серебряным Землям.

— И ты думаешь, это была ошибка, что король Бренор подписал договор?

Некоторое время Рваный Дайн не отвечал, молча глядя на пергамент. Потом пожал плечами:

— Кто знает? Я, конечно, был против. И говорил об этом лично королю Эмерусу, хоть и был в ту пору совсем молодым, воином и меня мало кто знал.

— Король Эмерус стоял тут во время подписания, — сказал Бренор; он прекрасно помнил, как встретился с Эмерусом взглядом перед тем, как идти ставить свою подпись. В этом взгляде он прочел скорее согласие, чем неприятие своего решения.

— Ну да, стоял, — подтвердил Рваный Дайн. — Но это был не его выбор, имей в виду.

— Может, он предпочел бы войну.

— Многие дворфы предпочли 6ы!

— Но не король Бренор. — Бренор умышленно произнес это так, чтобы его слова могли быть восприняты как обвинение, рассчитывая вызвать реакцию Рваного Дайна.

Ветеран лишь снова пожал плечами, но не насупил брови в знак согласия.

— Да, к сожалению для короля Бренора. Он не нашел военной поддержки. Ни от Серебристой Луны, ни от Сандабара. — Воин умолк и глубоко вздохнул, и Бренор прекрасно знал, что должно было последовать далее. — Ни даже от Фелбарра.

— Король Эмерус не поддержал Мифрил Халл? — спросил Бренор, пытаясь изобразить удивление.

Рваный Дайн снова передернул плечами.

— Без Сандабара и Серебристой Луны мы ничего не смогли бы поделать против тысяч орков, — сказал он. — Десятков тысяч! Десятков десятков тысяч!

— Значит, ты не винишь Бренора?

Рваный Дайн снова замолчал и долго глядел на договор.

— Знаешь, парень, если я на кого и был зол, так это на людей из Серебряных Земель и этих эльфов из Серебристой Луны и Лунного Леса. Мы могли бы выставить такое войско, что весь мир вздрогнул бы! Могли загнать этого проклятого Обальда в его нору и навсегда отучить высовываться оттуда!

— Я тут слышал всякое насчет этого, — вставил Бренор. — Быть может, мы скоро именно этим и займемся!

И на этот раз Рваный Дайн, к удивлению Бренора, снова пожал плечами, неуверенно и почти покорно.

Глаза Бренора округлились:

— Ты что, разлюбил драки, старый пес?

— Ха, если я еще раз это услышу, скину тебя в пропасть, так и знай, — пригрозил Рваный Дайн.

— Тогда в чем же дело? Ты же наверняка слышал про неугомонных орков так же как и я. Ты знаешь, что эти орки напрашиваются на драку.

Рваный Даин огляделся, словно желая убедиться, что они и в самом деле одни.

— Король Коннерад… — начал он, покачивая головой.

— Достойный дворф, все так говорят, и сын героя, короля Банака. — сказал Бренор.

— Да, но без размаха, —пояснил Рваный Дайн. — Не по своей вине, но тем не менее это так. Когда говорил Бренор, остальные в Серебряных Землях слушали. Он был проверен в бою, и... о, это было нечто! Даже король Эмерус не превзошел бы его! Король Коннерад — достойный дворф, как ты говоришь, и народ любит его, можешь не сомневаться, но он не король Бренор. И короля Бренора нигде нет, а если Серебряные Земли не будут сражаться заодно, легионы Многих Стрел сомнут нас.

Бренор был одновременно и горд, и поражен. Мимолетный миг гордости был приятен, но быстро миновал, когда вся тяжесть мира навалилась на его юные, но крепкие плечи.

Он не знал, что сказать, зато хорошо знал, что ему хотелось бы сказать. Ему хотелось схватить Рваного Дайна за ворот и выкрикнуть ему в лицо всю правду.

А может, таков и был план богов с самого начала, вдруг пришло Бренору на ум.

— Тебе что-то известно? — спросил Рваный Даин.

Эти слова привели Бренора в чувство, и он понял, что от нахлынувших эмоций хватает ртом воздух.

— Ч-что? — пробормотал он.

— Тебе что-то известно?

— Ничего, — ответил Бренор, и он в самом деле не в состоянии был в данный момент ответить на этот или на любой другой вопрос, его мозг лихорадочно просчитывал варианты. Он обращал свой гнев против Морадина, против богов — за то, что они позволили Кэтти-бри и Миликк так манипулировать им, что украли смысл его жизни и награду за нее прямо у него из-под носа.

Но потом он подумал про Думатойна, Хранителя Тайны Под Горой, и ему пришло в голову, что его выход, из Ируладуна, хотя этому и способствовала Миликки, затевался, возможно, вовсе не ради нее.

Он вновь взглянул на договор, на свою подпись. Его величайшее достижение или величайшую глупость? Вот это действительно вопрос, и теперь, когда над Серебряными Землями нависла угроза войны, ответ казался Бренору очевидным.

Силою Миликки ему было даровано возрождении, но, вероятно, — да, более чем вероятно, убедил он себя затем — силою Морадина он был доставлен сюда, в это место и время, когда нависла угроза кризиса.

Мифрил Халлу, всем Серебряным Землям нужен был король Бренор, как только что утверждал Рваный Дайн.

И лишь Бренор Боевой Топор знал, где его искать.

***

Вечеринка была в разгаре, как всегда, когда большой караван одного из трех поселений дворфов в Серебряных Землях — Мифрил Халла, твердыни Фелбарр и твердыни Адбар — собирался в обратный путь после визита к соседям. Вдобавок прошлой ночью прибыл караван из Адбара, дав дворфам Мифрил Халла еще один повод откупорить этим славным вечером «Веселого мясника», что они и сделали.

Пили за Фелбарр. Пили за Адбар. Пили за Мифрил Халл. Пили за братьев из клана Делзун. За погибель Королевства Многих Стрел. Пили за то, что пьют!

Бренору странно было наблюдать за весельем из толпы, ведь он привык находиться на возвышении и возглавлять возлияния. Он не мог сдержать улыбки, вспомнив, как много раз проделывал это, и с ним рядом 6ыли Дзирт и Кэтти-бри, Реджис и Нанфудл, и Тибблдорф Пуэнт, разумеется, который наполнял пенную кружку Бренора и хлопал его по спине с громогласным «ура! » после каждого приглашения выпить.

Он узнал короля Коннерада и вспомнил этого славного парня и его отца, великого военачальника и вождя, одного из храбрейших дворфов, каких ему довелось знать. Банак Браунанвил был очень полезен во время обороны Мифрил Халла от полчищ Обальда в период до подписания мирного договора.

Как было принято на подобных пирушках, каждый из отбывающих дворфов Фелбарра мог взобраться на помост и чокнуться с королем Мифрил Халла. Бренор встал в очередь сразу за Рваным Данном.

— Ты его знаешь? — шепотом спросил он ветерана.

— Короля Коннерада?

— Да.

— Ага, — ответил бывалый воин. — Тыщу лет, а может, больше.

— Тогда представь меня ему, прежде чем уедешь.

— И рассказать про твою славу? — саркастически поинтересовался Рваный Дайн.

— Ну да, без тени смущения и без колебаний ответил Бренор, демонстрируя золотую медаль на мифриловой цепочке, висевшую у него на шее. — Я буду просить его о милости, и это, разумеется, облегчит мне задачу!

— Что? — недоверчиво переспросил ветеран, оборачиваясь и с любопытством глядя на Бренора.

Бренор лишь отмахнулся, поскольку подошел черед Рваного Дайна совершить восхождение, чтобы стукнуть своей пивной кружкой о кружку короля. Что он и сделал, и выпил после душевного тоста, а потом обнял короля Коннерада за плечи — они и в самом деле были старинными боевыми товарищами. Рваный Дайн повернул короля лицом к юному дворфу, следующему в очереди.

— Малыш Арр Арр — пояснил ветеран.

— Сынок Арр Ара?

— Да, король Коннерад, это вот Малыш Арр Арр, Реджинальд Круглый Щит, и драчун хоть куда! Побывать в Мифрил Халле было частью его желания, которое король Эмерус позволил ему назвать в награду, за доблесть.

— Почетное желание, вот как, в его-то годы? — отозвался король Коннерад, и Бренор понял, что тот прикидывается удивленным, чтобы польстить ему. — В самом деле, и медаль! — добавил король дворфов.

Он говорил громко, и многие услышали, так что Бренор вышел под приветственные возгласы и встал рядом с королем Мифрил Халла, рядом с дворфом, который стал королем, потому что Бренор самолично назвал его отца своим преемником, полностью отдавая себе отчет в том, что трон перейдет к Коннераду.

— Да, потому что это он изрубил кучу орков и погубил горного великана, а иначе много наших, и меня в том числе, перебили бы в Ровинских горах!

— Значит, я поднимаю эту кружку в честь героя! — провозгласил король Коннерад, чокаясь с Бренором.

Однако, когда их кружки соприкоснулись, король умолк, ибо Бренор уставился на него, причем таким взглядом, какой Коннерад Браунанвил явно уже видел прежде, от дворфа, который был его королем. В глазах Коннерада промелькнула искорка узнавания, но замешательство пересилило.

— О достославный король Коннерад, быть может, вы даруете мне награду большую, нежели право сдвинуть с вами кружки? — вопросил Бренор.

Толпа разом затихла, захваченная врасплох дерзостью этого явно очень юного дворфа.

— Ах вот как? Ну говори, — предложил король.

— Я надеюсь попасть на запад, в Мирабар быть может, а то даже и в Лускан, — пояснил Бренор. — Мне сказали, что Мифрил Халл отправляет туда караваны, и я почел бы за честь сопровождать один из них.

Многие вокруг помоста пооткрывали рты, включая и тех дворфов, с кем Бренор пришел сюда из твердыни Фелбарр.

— Что это ты затеял, приятель? — Рваный Дайн шагнул вперед, но король Коннерад поднял руку, останавливая ветерана.

— Я хочу увидеть море, милостивый король, — ответил Бренор. — А мне говорили, что вы снаряжаете туда караваны.

— Да, верно, но в этом году уже слишком поздно. Следующий пойдет только весной.

— И я хотел бы сопровождать его.

— Ждать придется долго.

— Тогда могу ли я просить вас о второй милости?

— Эге, да у этого юнца железная хватка! — выкрикнул кто-то из толпы, вызвав новый взрыв хохота и восторженных воплей.

— Скоро он потребует королевскую дочку себе в постель! — взревел другой, и смех усилился.

И король Коннерад, похоже, потешался вместе со всеми, а вовсе не оскорбился, вопреки ожиданиям хорошей знавшего его Бренора.

— Я хотел бы тренироваться с вашим отрядом «Веселые мясники», — пояснил Бренор. — Ради моего отца, который всегда очень хорошо о нем отзывался, и ради дворфа по имени Тибблдорф Пуэнт...

— За Пуэнта! — долетел выкрик из толпы — выкрик, поддержанный ревом и ставший самым громким тостом в этот вечер. До чего же приятно было Бренору слышать столь восторженные приветствия в адрес его дорогого и старинного друга, что геройски погиб, защищая своего короля и помогая ему исполнить важнейшую миссию в далеком древнем королевстве, именуемом Гаунтлгрим.

—Я стал бы тренироваться в его честь и в память о нем, чтобы вернуть его силу в твердыню Фелбарр и лучше служить королю Эмерусу, — объяснил Бренор.

Король Коннерад на мгновение задержал взгляд на озадаченном лице Рваного Дайна, прежде чем кивнуть в знак согласия.

— Быть по сему! — провозгласил король, вновь поднимая свою кружку. — За Малыша Арр Арра из отряда «Веселые мясники»!

— Посмотрим еще, подойдет ли он, — проворчал задиристый дворф у края настила, еще один, которого Бренор знавал в прошлом, хотя и не мог припомнить его имя. Помнил лишь, что тот служил в «Мясниках» под началом Пуэнта.

— На себя посмотри! — посоветовал Рваный Дайн. Малыш Арр Арр еще и тебя кое-чему сможет поучить!

— Ура! — вскричали гости из твердыни Фелбарр.

— Ура! — взревела толпа хозяев из Мифрил Халла.

Так и шло, бахвальство и тосты — все, как положено на пиру.

Рано утром следующего дня Бренор проснулся в том же зале. Голова у него раскалывалась от слишком многих «ура» и еще большего количества «хей-хо». Едва живой, он доковылял до ближайшего стола, где уже ждали в изобилии яйца, и бекон, и кексы, и ягоды.

— Мы гордимся тобой, сказал ему Рваный Дайн, плетущийся рядом.

— Спасибо тебе за помощь и поддержку, — отозвался Бренор.

— Ба, так ведь за мной должок, верно? Но не думай, Малыш Арр Арр, что мне было легко сделать это. Ты станешь гордостью твердыни Фелбарр. Эти «Веселые мясники» считаются лучшим боевым отрядом-в целом мире, и лично я не стану против этого возражать. Когда король Эмерус услышит о твоем выборе, он будет доволен, но знай, что и опасения у него тоже будут, потому что теперь ты всех нас заставил гордиться, слышишь?

— Да и еще раз да, — заверил его Бренор.

— А ты и вправду собираешься на запад, аж до самого моря?

— И снова — да, — подтвердил Бренор. — Мне нужно сделать это.

— Значит, ты ушел из Фелбарра года на два, а то и больше!

— И в твоих старых мутных глазах я все еще останусь ребенком.

Рваный Дайн улыбнулся, хлопнул Бренора по плечу и тут же вырубился, упав лицом в миску с овсянкой.

***

Бренор постоял над могилами Кэтти-бри и Реджиса, расположенными рядом на почетном месте. Здесь, под пирамидами из камней, лежали холодные смертные тела двух его любимых друзей. Бренор понимал, что теперь они, должно быть, истлели, превратившись в скелеты, а то и вовсе в пыль, поскольку прошло целое столетие.

Бренор всегда верил, что душа важнее тела, что освобождение от смертной оболочки не конец существования; тем не менее для него было шоком сознавать, что лежит перед ним. Он вспоминал день, когда они с Дзиртом похоронили их. Он в последний раз поцеловал руку Кэтти-бри, и кожа ее под его губами была холодна. Он вспомнил, как ему хотелось проскользнуть между камнями и вдохнуть в нее свое тепло. Если бы было возможно, он поменялся бы с ней местами, взяв себе ее холод и отдав ей свою жизнь.

То был самый плохой день в жизни Бренора, день, когда его сердце было разбито.

И теперь он стоял тут, и слезы капали из его серых глаз, и все же он знал, что и Кэтти-бри, и Реджис живы, что они продолжают жить в телах, напоминающих те, что были у них в самом расцвете сил. Кэтти-бри, которую он видел в Ируладуне, была той самой Кэтти-бри, которую он знал как свою дочь, в расцвете юности и силы.

По соседству находилась его собственная могила, хотя она всегда оставалась пустой и была обустроена и освящена жрецами Халла лишь в качестве уловки, позволившей Бренору спокойно отречься от престола Мифрил Халла в пользу Банака Браунанвила в соответствии с истинной и тайной традицией дворфов. Бренор подошел к искусно возведенной пирамиде и оглядел ее, но, как ни странно, она не вызвала в нем никаких эмоции. Надгробие из сложенных в кучу камней действительно выглядело замечательно и вполне приличествовало королю, там даже присутствовала небольшая скульптура, изображающая короля Бренора в боевой стойке и венчающая вершину пирамиды. Следуя внезапному порыву, он снял висящую у него на шее медаль и повесил ее на один, из рогов на шлеме статуи.

Он улыбнулся, размышляя о том, что этот жест каким-то образом добавил веса и значимости пустому захоронению. Бренор понаблюдал за медалью, пока она не перестала раскачиваться, и решил, что все в порядке, ибо здесь и сейчас прошлое соединилось-с настоящим во имя общей цели.

Отсалютовав на прощание прошлому, юный дворф снова углубился в катакомбы и наконец пришей к величайшему надгробию из всех — к могиле Гандалуга Боевого Топора. И здесь Бренор понял, что нашел родственную душу, ибо Гандалуг тоже был возвращен после смерти, после заточения в плену у Верховной Матери Бэнр, чтобы еще раз стать королем Мифрил Халла, совсем в другое время и в другом месте, нежели в пору первого своего существования.

— О, теперь я знаю, через что тебе пришлось пройти, мой король, — прошептал Бренор в темноту. — Как же скверно тебе, должно быть, пришлось, а?

Он опустил ладонь на камни, под которыми лежало тело Гандалуга, и закрыл глаза, словно общаясь с духом того, кто упокоился здесь с миром.

— С ним ли ты теперь? — вопросил Бренор. — Отыскал ли ты в конце концов свое место за столом Морадина, мой старый король?

Задав эти вопросы, Бренор кивнул, уверенный в ответах, и лицо его озарилось улыбкой. Ему хотелось вернуться к тем, другим могилам, извиниться перед Кэтти-бри, и Реджисом, и Дзиртом за промедление. Возможно, он навестит их на обратном пути.

Поскольку теперь он знал, что больше не намерен идти в Долину Ледяного Ветра, и смирился с тем, что нарушил клятву, данную Миликки и своим друзьям.

Он — Бренор Боевой Топор, восьмой, десятый, а вскоре и тринадцатый король Мифрил Халла, посланный Морадином обратно, чтобы завершить начатое им же.

Он отправится на запад, там заявит о своих королевских правах и привилегиях, и его вновь признают как короля Бренора. Затем он возвратится, чтобы объединить Серебряные Земли. Это дар Морадина, решил Бренор, и он отвечает за него перед Морадином. Дар Морадина и хитрость Морадина, а значит, ответственность Бренора и хитрость Бренора.

Он кивнул.

— Да будет так, — прошептал Бренор.

Быть может, размышлял он, покончив со своими делами здесь, он сумеет отыскать Кэтти-бри, Дзирта и Реджиса. В конце концов, в его распоряжении будут разведчики, и, если Стокли Серебряная Стрела и его парни по-прежнему находятся в Долине Ледяного Ветра, возможно, Бренору удастся найти путь к друзьям.

Вероятно, слишком поздно для помощи, какие бы там планы ни вынашивала Миликки. Его выбор может дорого обойтись друзьям.

— Да будет так, — снова повторял упрямый Дворф. Если на то пошло, он мог войти в пруд в Ируладуне, отказавшись от путешествия еще до его начала. Вульфгар выбрал этот путь — можно ли будет обвинять Вульфгара, если Дзирта не удастся спасти от Паучьей Королевы?

Бренор глубоко вздохнул, успокаивая себя, и выпрямился.

— Я понимаю твою боль, мой старый король, — шепнул он Гандалугу. — Ты тоже выпал из своего времени.

Он кивнул и продолжал кивать, поворачивая в обратный путь, пытаясь убедить себя, что прав.

Не успев сделать и шага, Бренор остановился и развернулся обратно, лицо его исказилось.

— Так должно быть, — выдавил он. — Иначе все это — игра. — Он открывал и закрывал рот, пытаясь облечь свои мысли в слова, выразить чувство, овладевшее им.

Отказаться от места за столом Морадина ради планов Миликки, ради одного лишь Дзирта почему-то показав лось ему совершенно банальным. В конце концов, разве мало у богини приверженцев, способных выполнить эту миссию?

В свете этой неприкрытой и очевидной истины Бренор начинал понимать, что его решение покинуть Ируладун лишало смысла все, чего он достиг, лишало смысла многовековую жизнь, исполненную мужества и свершений, а более всего — верность обычаям и триаде богов, не имеющих отношения к Миликки.

Но в свете его вновь обретенного прозрения — что Морадин воспользовался магией Миликки, чтобы вернуть великого короля Мифрил Халла, который один мог спасти Серебряные Земли от вторжения Обальда Многострельного...

Для Бренора Боевого Топора логика и правомерность этого не вызывали сомнений. В свете прозрения он готов был простить Морадина за то, что с наградой в виде почетного места в Доме Дворфа придется подождать.

Возможно, даже более того, понял Бренор, и улыбнулся могиле Гандалуга.

— Я хорошо служил, — прошептал он, — своему роду, и моему народу, и богам! Поэтому мне дают еще один шанс, понимаешь? Да, я сделал ошибку, поставив свое имя под тем проклятым договором! Но теперь мне дали еще один шанс, чтобы разорвать его и совершить то, что я должен был сделать еще сто лет назад.

Он тихонько рассмеялся и вспомнил, как стоял на вершине скалы в Долине Хранителя, расшвыривая орков во все стороны.

— Эгей, орки, спите там вполглаза, слышите? Потому что у вас под кроватью завелся монстр и у него топор короля Бренора Боевого Топора!

Глава 20. Знакомство с Темной Душой

Год Ухмыляющегося Хафлинга

(1481 по летоисчислению Долин)

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒