6. АЭРОПЛАН

⇐ ПредыдущаяСтр 4 из 5Следующая ⇒

Я ехал в автомобиле со станции Токайдоской железной дороги в дачную

местность. Шофер почему-то в такой холод был в поношенном макинтоше. От

этого совпадения мне стало не по себе, и, чтобы не видеть шофера, я решил

смотреть в окно. Тут поодаль среди низкорослых сосен - вероятно, на старом

шоссе - я заметил похоронную процессию. Фонарей, затянутых белым, как

будто не было. Но золотые и серебряные искусственные лотосы тихо

покачивались впереди и позади катафалка...

Когда наконец я вернулся домой, то благодаря жене, детям и снотворным

средствам два-три дня прожил довольно спокойно. Из моего мезонина вдали за

сосновым лесом чуть виднелось море. Здесь, в мезонине, сидя за своим

столом, я занимался по утрам, слушал воркованье голубей. Кроме голубей и

ворон, на веранду иногда залетали воробьи. Это тоже было мне приятно.

" Вхожу в чертог радостных птиц" [радостные птицы - метафорическое название

сорок; выражение, данное в кавычках, использует эту игру слов], - каждый

раз при виде них я вспоминал эти слова.

Однажды в теплый пасмурный день я пошел в мелочную лавку купить чернил.

Но в лавке оказались чернила только цвета сепии. Чернила цвета сепии

всегда расстраивают меня больше всяких других. Делать было нечего, и я,

выйдя из лавки, побрел один по безлюдной улице. Тут навстречу мне, выпятив

грудь, прошел близорукий иностранец лет сорока.

Это был швед, живший по соседству и страдавший манией преследования. И

звали его Стриндберг. Когда он проходил мимо, мне показалось, будто я

физически ощущаю это.

Улица состояла всего из двух-трех кварталов. Но на протяжении этих

двух-трех кварталов ровно наполовину белая, наполовину черная собака

пробежала мимо меня четыре раза. Сворачивая в переулок, я вспомнил виски

" Blackandwhite". И вдобавок вспомнил, что сейчас на Стриндберге был

черный с белым галстук. Я никак не мог допустить, что это случайность.

Если же это не случайность, то... Мне показалось, будто по улице идет одна

моя голова, и я на минутку остановился. На обочине дороги за проволочной

оградой валялась стеклянная миска с радужным отливом. На дне миски

проступал узор, напоминавший крылья. С веток сосны слетела стайка

воробьев. Но, подскакав к миске, они, точно сговорившись, все до единого

разом упорхнули ввысь.

Я пошел к родителям жены и сел в кресло, стоявшее у ступенек в сад. В

углу сада за проволочной сеткой медленно расхаживали белые куры из породы

леггорн. А потом у моих ног улеглась черная собака. Стараясь разрешить

никому не понятный вопрос, я все-таки внешне вполне спокойно беседовал с

матерью жены и ее братом.

- Тихо как здесь.

- Это по сравнению с Токио.

- А что, разве и тут бывают неприятности?

- Да ведь свет-то все тот же! - сказала теща и засмеялась.

В самом деле, и это дачное место было на том же самом свете. Я хорошо

знал, сколько преступлений и трагедий случилось здесь всего за

какой-нибудь год. Врач, который намеревался медленно отравить пациента,

старуха, которая подожгла дом приемного сына и его жены, адвокат, который

пытался завладеть имуществом своей младшей сестры... Видеть дома этих

людей для меня было все равно что в человеческой жизни видеть ад.

- У нас в городке есть один сумасшедший.

- Наверно, господин X. Он не сумасшедший, он слабоумный.

- Это есть такая штука - dementiapraecox. Каждый раз, как я его вижу,

мне невыносимо жутко. Недавно он почему-то отвешивал поклоны перед статуей

Бато-Кандзэон [один из образов Каннон, у которой над головой изображается

еще и лошадиная голова (Бато); считается, вопреки обычной своей роли,

богиней гнева].

- Жутко?.. Надо быть покрепче.

- Братец крепче, чем я, и все же...

Брат жены, давно не бритый, приподнявшись на постели, как всегда,

застенчиво присоединился к нашему разговору.

- И в силе есть своя слабость.

- Ладно, ладно, будет тебе, - сказала теща.

Я посмотрел на него и невольно горько улыбнулся. А брат продолжал

говорить с увлечением, слегка улыбаясь и устремив взгляд через изгородь

вдаль на сосновый лес. Он был молод, только что оправился от болезни и

казался мне иногда чистым духом, освободившимся от своего тела.

- Думаешь, он ушел от людей, а оказывается, он весь во власти

человеческих страстей.

- Думаешь, добрый человек, а он, оказывается, злой.

- Нет, есть и большие противоположности, чем добро и зло...

- Ну, например, во взрослом можно обнаружить ребенка.

- Нет, не то! Я не могу ясно выразить, но... что-нибудь вроде двух

полюсов электричества. Что-то, что соединяет противоположности.

Тут нас испугал сильный шум аэроплана. Я невольно посмотрел вверх и

увидел аэроплан, который, чуть не задев верхушки сосен, взмыл в воздух.

Это был редко встречающийся моноплан с крыльями, выкрашенными в желтый

цвет. Куры, вспугнутые шумом, разбежались в разные стороны. Особенно

струсила собака; она залаяла и, поджав хвост, забилась под балкон.

- Аэроплан не упадет?

- Не беспокойтесь. Братец знает, что такое " летная болезнь"?

Закуривая папиросу, я, вместо того чтобы ответить " нет", просто покачал

головой.

- Люди, постоянно летающие на аэропланах, дышат воздухом высот и

поэтому постепенно перестают выносить наш земной воздух...

Выйдя из дома тещи, я зашагал через неподвижно застывший сосновый лес,

мало-помалу мне становилось все тоскливей. Почему этот аэроплан пролетел

не где-нибудь, а именно над моей головой? И почему в том отеле продавали

только папиросы " Airship"? Терзаясь разными вопросами, я пошел по самой

безлюдной дороге.

Над тусклым морем за низкими дюнами нависла серая мгла. А на песчаном

холме высились столбы для качелей, но качелей на них не было. Глядя на эти

столбы, я вдруг вспомнил виселицу. И действительно, на перекладине сидело

несколько ворон. Хотя они видели меня, но вовсе не собирались улетать.

Мало того, ворона, сидевшая посредине, подняла свой длинный клюв и

каркнула четыре раза.

Идя вдоль песчаной насыпи, поросшей сухой травой, я решил свернуть на

тропинку, по обеим сторонам которой стояли дачи. Слева от тропинки среди

высоких сосен должен был белеть деревянный европейский дом с мезонином.

(Мой близкий друг назвал этот дом " домом весны". ) Но когда я поравнялся с

этим местом, на бетонном фундаменте стояла только одна ванна. " Здесь был

пожар! " - подумал я сразу и зашагал дальше, стараясь не смотреть в ту

сторону. Тут навстречу мне показался мужчина на велосипеде. На нем была

коричневая кепка, он всем телом налег на руль, как-то странно уставив

взгляд перед собой. Его лицо вдруг показалось мне лицом мужа моей сестры,

и я свернул на боковую тропинку, чтобы не попасться ему на глаза. Но на

самой середине этой тропинки валялся брюшком вверх полуразложившийся

дохлый крот.

Что-то преследовало меня, и это на каждом шагу усиливало мою тревогу. А

тут поле моего зрения одно за другим стали заслонять полупрозрачные

зубчатые колеса. В страхе, что наступила моя последняя минута, я шел,

стараясь держать голову прямо. Зубчатых колес становилось все больше, они

вертелись все быстрей. В то же время справа сосны с застывшими

переплетенными ветвями стали принимать такой вид, как будто я смотрел на

них сквозь мелко граненое стекло. Я чувствовал, что сердце у меня бьется

все сильнее, и много раз пытался остановиться на краю дороги. Но, словно

подталкиваемый кем-то, никак не мог этого сделать.

Через полчаса я лежал у себя в мезонине, крепко закрыв глаза, с

жестокой головной болью. И вот под правым веком появилось крыло, покрытое,

точно чешуей, серебряными перьями. Оно ясно отражалось у меня на сетчатке.

Я открыл глаза, посмотрел на потолок и, разумеется, убедившись, что на

потолке ничего похожего нет, опять закрыл глаза. Но снова серебряное крыло

отчетливо обозначилось во тьме. Я вдруг вспомнил, что на радиаторе

автомобиля, на котором я недавно ехал, тоже были изображены крылья...

Тут кто-то торопливо взбежал по лестнице и сейчас же опять побежал

вниз. Я понял, что это моя жена, испуганно вскочил и бросился в полутемную

комнату под лестницей. Жена сидела, низко опустив голову, с трудом

переводя дыхание, плечи ее вздрагивали.

- Что такое?

- Ничего.

Жена наконец подняла лицо и, с трудом выдавив улыбку, сказала:

- В общем, право, ничего, только мне почему-то показалось, что вы

вот-вот умрете...

Это было самое страшное, что мне приходилось переживать за всю мою

жизнь. Писать дальше у меня нет сил. Жить в таком душевном состоянии -

невыразимая мука! Неужели не найдется никого, кто бы потихоньку задушил

меня, пока я сплю?

7 апреля 1927 г.

⇐ Предыдущая 1 2 345 Следующая ⇒