Лилово-розовый № 5

7 апреля, 4: 43 pm

Я заканчиваю вносить в каталог книги, которые завтра мне нужно будет убрать с полок. Теперь, когда всё меньше и меньше текстов считаются Подходящим Чтением, касается ли это поведения, которое в них упоминается, или языка, которым они написаны, в библиотеке Британского Магического Музея пустовато. Людям уже почти нет смысла посещать её.

Абсолютную, зловещую тишину нарушает довольно-таки умирающий голос: — Гермиона, можно отвлечь тебя на секунду?

— Ну конечно, Мэрион. В чём дело?

Бледная белокурая девушка, стоящая передо мной, нервно сжимает свои руки и озирается — она старается этого не показывать, но слишком резкие движения головы обрекают её попытки на неудачу. Её Правильная Улыбка выглядит какой-то натянутой.

Бедняжка Мэрион — Хаффльпафф до мозга костей.

Прямо за нами, с левой стороны, висит плакат с Наблюдательницей. А раз уж он тут висит, в действительности не имеет значения, есть ли рядом кто-то ещё.

Уж давно бы ей пора это понять.

— Вообще-то, Мэрион, я немножко отстаю от графика со своими полками. Ты не против, если мы поболтаем, пока я расставлю по местам вот эти? — Я показываю на книги, сложенные стопкой на краю моего стола.

Довольно жалкая стопка книг по сравнению с тем, какой она могла бы быть.

— Это… это было бы великолепно, Гермиона! Просто великолепно! — Когда она счастлива, всё её лицо оживает — в этом положительная сторона её бесхитростности.

К сожалению, это не менее опасно.

Я быстро встаю и загораживаю собой Мэрион от плаката Наблюдательницы.

Вот так-то, пялься теперь сколько угодно в мой лохматый затылок, подлая тварь!

Я жестом показываю Мэрион, чтобы она шла впереди, сама левой рукой подхватываю книги, прижав к груди, и иду вслед за ней к полкам.

В нормальное время мы бы сразу скрылись из виду за книжными полками, но большинство из них полупусты — огромные просветы напоминают мне злобный взгляд пустых глазниц черепа. Запрещать книги — это, похоже, третье любимое занятие Амбридж. На первом месте идёт исправление так называемого Неподобающего Поведения, на втором — бездумное распространение розового цвета на всё и вся, если оно достаточно долго стоит неподвижно (хотя порой и это необязательно).

Я готова фыркнуть, но удерживаюсь — у меня вырывается только придушенный кашель. Пустые полки означают также и то, что звук разносится дальше обычного.

Рука Мэрион зависает над моей рукой, но она тут же отдёргивает её — наконец научилась подавлять свою склонность к Неподобающей Чувствительности. — Всё нормально, Гермиона?

Я надёжно фиксирую на лице Правильную Улыбку: — Да, спасибо. Эти книги по большей части вон оттуда, ближе к концу.

Когда мы удаляемся от плаката Наблюдательницы, насколько это возможно, я наконец останавливаюсь и, притворившись, будто не могу разобрать надпись на корешке, шепчу: — Ну, что такое, Мэрион?

— Ты… ты его ещё не достала? — Она снова принимается стискивать руки.

— Нет. Ещё не достала.

Она сразу сникает — если у неё останется такое выражение лица, мне придётся напомнить ей о Правильной Улыбке перед тем, как мы двинемся назад к столу.

— Но на прошлой неделе, — продолжаю я, поставив очередную книгу, — мне удалось достать один из запрещённых ингредиентов. Только дело в том, что сейчас за мной и дома всё время наблюдают. Я сомневаюсь, что смогу найти место и время, чтобы его сварить.

У неё вырывается вздох: — О, я знаю, Гермиона, ты делаешь всё, что можешь. Просто… ну, просто мы с Саймоном… в общем… Просто мы так любим друг друга… и не можем… ну, ты понимаешь… и…

Я оглядываюсь вокруг, чтобы убедиться, что нас никто не видит, и быстро глажу её по руке перед тем, как взяться за очередной том: — Не волнуйся, Мэрион. Я постараюсь поскорее, как только смогу, обещаю. А пока вы с Саймоном можете… делать что-то другое, да?

Она очень мило краснеет, и её улыбка возвращается: — Да, конечно. Можно и другое, но…

Но когда не можешь заниматься любовью с собственным мужем, потому что колдомедики сказали, что беременность означает для тебя смерть, а противозачаточные зелья запрещены законом, даже в таких случаях… да, положение не из лёгких.

А сколько ещё у нас таких Мэрион?

Я неаккуратно втискиваю очередную книгу на полку перед собой — нарочно. Это «Руководство Правильного Этикета для молодой дамы» Юдис Эркенмейер, и я положила его не туда, куда нужно. В этой книге целые главы посвящены тому, «Как правильно кивать» и «Какой глубины должен быть реверанс» — так ей и надо, пусть лежит не на месте.

— Ну всё, — шепчу я, — теперь спроси у меня о чём-нибудь дозволенном, чтобы мы могли говорить, пока идём обратно.

Я вижу панику в её взгляде и предлагаю сама: — Общественная Работа.

На её лице расцветает облегчение, и она сердечно произносит: — И как у тебя идёт Общественная Работа?

Пожалуй, она ещё не совсем безнадёжна.

— Ой, а разве я не сказала? На той неделе я попросила сменить мне кружок, — я перемещаюсь в следующий проход и не торопясь шагаю по нему к столу, останавливаясь то тут, то там, чтобы поставить книгу.

— Правда? На какой?

— Понимаешь, я уже сделала столько кружевных подушечек, что стала теперь намного увереннее в Швейных Заклинаниях. Поэтому я попросила, чтобы меня перевели из «Прелестных Подушечек» в «Виртуозную Вышивку».

Мэрион издаёт одобряющий звук вроде «мм».

— Да. Мне уже давно пора подумать об украшении своего наряда, а там, похоже, самое замечательное место, где я могу начать!

Цирцея, я так щебечу, что меня, того и гляди, возьмут в Дикторы!

До чего же омерзительно.

— Ну конечно! Я сама никогда этого не умела, но моя мама такая мастерица вышивать! Это она мне шьёт все эти прелестные блузочки.

Я, в свою очередь промычав что-то одобрительное, ставлю на место последний том, на полку, ближайшую к моему столу. Блузка у неё и в самом деле довольно милая по нынешним временам — она отделана всего лишь узенькой полоской кружева, а вышитый узор по переду сделан нитью только одного цвета, в точности совпадающего с цветом самой ткани. Ужасно только, что этот цвет — розовый № 3, но тут уж действительно ничего не поделаешь.

Я поворачиваюсь так, чтобы опять оказаться между ней и плакатом с Наблюдательницей, на тот случай, если выражение лица опять выдаст её: — Ну ладно, Мэрион, боюсь, мне и правда нужно бежать. Вчера я заработалась и пропустила Двухминутное Рукопожатие — сегодня я непременно должна на него успеть.

А если я пропущу два дня подряд, обо мне доложат.

— Да-да, конечно. Что ж, увидимся утром.

— Конечно. Хорошего дня.

— Хорошего дня.

Она направляется к своему столу в дальнем конце комнаты, а я делаю завершающее движение, поправляя бумаги у себя на столе, после чего подхватываю свой плащ. Я в последний раз оглядываюсь по сторонам, и меня опять поражает мысль, что в другой жизни я, может, любила бы эту работу.

Если бы меня не заставили выбрать её как Подобающую для Женщины.

И если бы ещё оставались хорошие книги.

~~~

Напор людей в пастельных одеяниях со всех сторон немного ошеломляет, особенно из-за того, что на одной миниатюрной женщине впереди меня надета шляпа, украшенная длинными, выкрашенными в розовый цвет перьями, притом ужасно пушистыми. Через каждые три шага или около того, когда я неправильно рассчитываю скорость, мой нос оказывается полон пуха, от которого хочется чихать.

Меня спасает короткое блеяние оглушительного «кхе-кхе», а затем звучит медовый голосок волшебницы-диктора: «Внимание, граждане! Время Двухминутного Рукопожатия. Где бы вы ни были, пожалуйста, остановитесь и начинайте обмениваться сердечными приветствиями со своими согражданами. И не забывайте, граждане: Правильное Рукопожатие — это горячее рукопожатие».

Мужчина слева от меня с Улыбкой на лице поворачивается, и… Он явно всерьёз воспринял Указ номер 307 от прошлой недели: он усердно трясёт мою руку, сокрушая мои бедные кости в своей восторженной хватке.

Амбридж ещё пожалеет, что розовый цвет вообще попался ей на глаза.

Моя Правильная Улыбка сидит как приклеенная.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒