ГОРОДЕЦКИЙ КРАЕВЕДЧЕСКИЙ МУЗЕЙ 2 страница

Интересно написана статья о чае в Толковом словаре живого великорусского языка В. И. Даля: «Чаи черные, цветочные, зеленые, красненькие, желтые (высшие). ... Чай мятный, шалфейный и пр. настой, замест чаю. Грудной чай, набор. Ныне уж нет сбитню, а все чаек; не просят на водку, а просят на чай. ... » Поскольку без чая не обходилось русское застолье, звать на чай стало синонимом «звать в гости», или, как пишет В. И. Даль, «на-вечер». Пожалуйте кушать чай! – с этими словами хозяева приглашали гостей к столу. Чай и (да) сахар! и Чай с сахаром! – оказывается, так было принято говорить, застав кого-либо за чаем. Это застольное пожелание В. И. Даль сравнивает с хорошо известным нам, но уже почти вышедшим из употребления старинным пожеланием «хлеб да соль», т. е. «приятного аппетита». Если гостям попадал в чашку стебелек чая, отшучивались, что На Руси никто еще чаем не подавился. Чаепитие со сладостями и сдобой называли: Чай внакладку, чай вприкуску, а шутя, и вприлизку и вприглядку. Чай с ромом звался чай с позолотой. Среди купцов было принято заключать торговые сделки в трактирах за чашкой чая, поэтому вместе чай пить В. И. Даль истолковывает как «в трактире купить, продать что, заключить обязательство».

Со временем чай стал прочно ассоциироваться с самим трактиром, и В. И. Даль приводит такое негативное высказывание: По чаям ходить, добру не быть. Характерной особенностью русского чаепития было то, что никогда не выходили из-за стола, не напившись чаю досыта, часто выпивали подряд по нескольку чашек, поэтому и говорили: Где чаи, там и немощи. Привычка пить горячий, крепкий чай была особенно распространена среди богатого московского купечества, и о слабозаваренном чае говорили: «Такой чай, что сквозь него Кронштадт виден (из Питера), или: Москву насквозь видно! » Еще выражения из словаря В. И. Даля, связанные с качеством чая: Этот чай – ай, ай, ай! Не чай, а ай. Заставили нашего брата чай без сахару пить! Некоторые высказывания о чае сохранили представление о нем как о дорогом напитке, доступном не всем: По-купецки чай пьет, да не по-купецки расплачивается. Где нам дуракам чай пить! Долгое время чай расходился по России только через Москву и именно здесь, в столице, чай начал завоевывать сердца простых россиян. В этой связи интересно одно выражение, отмеченное В. И. Далем как подмосковное: Хлебца купить не на что: с горя чаек попиваем!

Наконец, стоит указать, что в середине XIX века под словом чайник подразумевалась не только «посудина с ручкой и носком для заварки, настою чая», но и, как пишет В. И. Даль, в первую очередь сам «охотник до чая». Чайницей называли любительницу чая, а также «сосуд, в коем держат сухой чай». Особенно неравнодушных к чайку комично звали чаевщиками и чаевщицами. Любопытно, что разные обстоятельства чаепития обозначали в русском языке прошлого века разные слова. Так чаевать значило «проклажаться за чаем, пить его в раздольи», а чайничать – «проводить время за чаем, распивать чаи, укорно, пробавляться чаями. Он чайничает да бражничает». Интересно, что фразу заниматься чаепитием В. И. Даль истолковывает как шуточное значение слова «чайничать» – для нас это слово звучит сейчас довольно смешно.

Пили чай не только дома, но и в трактирах, а позднее и в чайных. В «Мертвых душах» Н. В. Гоголь дал прекрасное описание трактира, в одной из комнат которого находились «все старые приятели, попадающиеся всякому в небольших деревянных трактирах... а именно: заиндевевший самовар, выскобленные гладко сосновые стены, трехугольный шкаф с чайниками и чашками в углу».

Горячий чай оказался незаменим в долгих и трудных дорогах по России как для господ, так и для ямщиков. Зимой в дороге вино употреблять не рекомендовалось. При больших морозах опьянение могло привести к трагедии, а чай бодрил, согревал, поднимал настроение. Для дороги была создана специальная утварь. Все чайные принадлежности и особый дорожный самовар прямоугольной формы складывали в небольшой сундучок – погребец .

Писатель В. А. Соллогуб так описывал погребец, «неизбежный спутник всякого степного помещика»: «... обитый снаружи тюленьей шкурой щетиной вверх, перетянутый железными обручами, заключает в себе целый чайный прибор... »Далее идет рассказ о подносе с нарисованной на нем пастушкой и о том, что внутри ларца, оклеенного обойной бумагой, «чинно стоит чайник грязно-белого цвета с золотым ободочком; к нему соседятся стеклянный графин с чаем, другой, подобный ему, с ромом, два стакана, молочник и мелкие принадлежности чайного удовольствия». Известны также погребцы, в которых были кроме всего прочего коробка для сахара и коробка для бутербродов.

Самовары обязательно имелись на каждой ямской, а позже железнодорожной станции, в придорожных трактирах и на постоялых дворах. В дальней дороге по бесконечным российским просторам, на ямских станциях, когда меняли лошадей, на постоялых дворах, располагаясь на отдых, совсем незнакомые между собой люди за самоваром быстро сближались, находили общие темы для разговора. Вспомните «Станционного смотрителя» А. С. Пушкина: «Не успел я расплатиться со старым моим ямщиком, как Дуня возвратилась с самоваром... Я предложил отцу ее стакан пуншу; Дуне подал я чашку чая, и мы втроем начали беседовать, как будто век были знакомы».

А вот описание сцены на небольшой ямской станции из повести В. А. Соллогуба «Тарантас»: «Между тем комната наполнилась проезжающими... Делать было нечего. Василий Иванович, как человек бывалый и распорядительный, не терял времени. Уж кипящий самовар бурлил в кругу стаканов и чайных орудий. По сделанному приглашению беседа столпилась около стола, лица оживились, одежды распахнулись, и чай – благовонный чай, отрада русского человека во всех случаях его жизни – начал переходить из рук в руки в чашках, блюдечках и стаканах. Знакомство мало-помалу устроилось».

Без самовара не обходилось ни одно народное гулянье. В праздничные дни, особенно летом, за город посидеть за самоваром, поговорить отправлялось множество народу. Так, в Москве самыми почитаемыми местами загородных гуляний были Сокольники, Марьина и Перова рощи, Петровско-Разумовское и Воробьевы горы. Начиная с первого мая до глубокой осени в местах гуляний всюду можно было встретить дымящийся, кипящий русский самовар. «Возвращаясь к моей коляске, – писал М. Н. Загоскин в очерке «Первое мая в Сокольниках», – я присел отдохнуть на скамье подле одной палатки, которая, судя по выставленному у ее дверей самовару, величиною с порядочную бочку, была одним из временных трактиров, разбросанных по всему гулянью». Во время таких гуляний для многих малоимущих самовар служил и средством заработка. В Москве на «чайный промысел» выходили целыми семьями. Нередки были такие бытовые сценки: «пожилая женщина несет объемистый самовар, мужчина – в одной руке ведро, в другой кулек с углями; двое детей тоже идут не порожняком; у кого бутылка с молоком, узелок с чашками, у кого скамеечка или домашний запас пищи». Чай или кипяток по сходной цене отпускался всем желающим.

Чаепитие не было простым дополнением к приему пищи, но являлось приятнейшим видом ежедневного досуга. Чаем увлекались повсеместно. В купеческой среде чаепитие осуществлялось с особым размахом. Купцы проводили за чайным столом долгие часы и, бывало, выпивали по двадцать чашек («чай по-купечески»). Много интересных сведений можно найти у историка А. В. Терещенко в его работе «Быт русского народа» (1848 г. ). Он говорит, что не было трактира, в котором не пили бы чай, и пишет, как мужики пили по полдюжины стаканов чая, не переводя дух, хотя пот с них лил градом.

«Везде забавлялись и везде пили чай, – пишет М. Н. Загоскин в книге «Москва и москвичи». – Это необходимая потребность нашего купечества, это единственная роскошь наших небогатых мещан, это праздничное, высочайшее наслаждение всех трезвых разночинцев, фабричных мастеровых и даже мужичков – наш русский, кипучий самовар дымился на каждом шагу».

2. РИТУАЛ РУССКОГО ЧАЕПИТИЯ

(ПО ПРОИЗВЕДЕНИЯМ А. Н. ОСТРОВСКОГО)

В замечательной работе «Из истории русской кулинарной культуры» (М., 1996) В. В. Похлебкин решил составить «сводный репертуар блюд, кушаний и напитков» весьма интересным путем – по произведениям классиков русской драматургии конца XVIII – начала XX столетия. Оказалось, что наибольшее внимание уделил русскому чаепитию А. Н. Островский. Связано это было с тем, что именно в это время – в середине XIX века – происходило быстрое распространение чая во всех слоях русского общества, и прежде всего среди купечества.

«Чай... в значительной степени благодаря драматургии Островского стал считаться в русском народе с последней трети XIX века купеческим, – пишет В. В. Похлебкин, – несмотря на то, что в действительности, исторически он был с середины XVII и до середины XIX века, то есть в течение 200 лет, преимущественно, а иногда и исключительно, дворянским! Но дворянская литература, как ни старалась отразить этот исторический факт, не преуспела в этом отношении, в то время как Островский систематическим упоминанием чая в течение 35 лет в своих почти полусотне пьесах добился внедрения в русское народное сознание того, что чай признан специфическим купеческим напитком, хотя в действительности он специфичен в этом качестве лишь для замоскворецкого да нижегородского купечества, а не повсеместно общероссийского. Такова, следовательно, сила художественного убеждения драматурга! »

«Примечательно, – пишет В. В. Похлебкин, – что у Островского есть и «дворянские» пьесы и есть в них, да и не только в них, чаепитие по-дворянски. .. Там, между прочим, сохраняется «тургеневский» чайный антураж: стол, покрытый белоснежной скатертью, чайный прибор, фарфоровая чайная посуда, да и сам чай пьют по-барски, по-дворянски. Во-первых, с утра, во время завтрака, за завтраком; во-вторых, со сливками, как пивали его в пьесах Лермонтова и Тургенева, то есть в английском стиле, в таком, в каком вошло чаепитие в Россию после 1815 года, особенно в аристократических семьях, подражать которым вскоре начало все сколько-нибудь состоятельное дворянство.

Но не эти «чайные» черты, а новые, «купеческие» – чай на столе, покрытом цветной салфеткой, чай с баранками, калачами, с сахаром вприкуску, да на блюдечках – в формах, не принятых, немыслимых по своей вульгарности для дворянства, да еще чай, сдобренный мадерцой, что также шло вразрез со строгими английскими традициями истинного чаепития, – вот именно в этом облике, столь свойственном народным представлениям о чайном удовольствии, и закреплялось в сознании многих поколений зрителей, в сознании, можно сказать, масс русского народа купеческое чаепитие драматургии Островского».

Однако, считает В. В. Похлебкин, «все, что сообщает нам Островский о значении чаепития в купеческой среде, о чайных обычаях Замоскворечья, вовсе не направлено на то, чтобы представить этот вид русского застолья как некую чисто купеческую забаву или стиль купеческого досуга. Такое представление сложилось у многих позднее, в начале XX века, да и то не столько на основе литературы того времени (хотя и она постаралась над односторонней подачей этого вопроса), сколько на основе деятельности художников, и особенно Кустодиева с его знаменитой «Купчихой», получившей широкую известность.

Дело в том, что начиная с 40-х годов XIX века резко расширился ввоз в Россию китайского чая, что было связано с целым рядом обстоятельств, в том числе и политических. Испытывая давление европейских колониальных держав, Англии и Франции и запретив вывоз чая в Великобританию, китайское императорское правительство, ища поддержку у России, открыло впервые в истории Китая свою границу с Россией для беспрепятственного вывоза чая из Поднебесной империи. Был разрешен вывоз даже желтого, мандаринового чая, ранее запрещенный под страхом смертной казни.

Россия оказалась в 50–60-х годах в наилучшем положении из стран мира в деле снабжения китайским чаем, причем самыми разнообразными его сортами: от дешевых до сверхдорогих, что позволило приобщиться к чаю самым широким слоям населения. Цены на чай в России из-за сухопутной доставки также были самыми низкими в мире. ...

Островский... освещает все, что связано с чаем, чаепитием, с разговорами о пользе или вреде чая, с противопоставлением чая водке, в строгом соответствии с тем, как ставились все эти проблемы в русском обществе периода 40–80-х годов. И именно поэтому пьесы Островского сохраняют ныне для нас не только свой художественный, но и историко-бытовой интерес.

В большинстве пьес у Островского чай заваривают на глазах у зрителей и распивают прямо на сцене в течение всего действия. Так это происходит в «Воспитаннице», «Не сошлись характерами», «Светит, да не греет», «Богатых невестах». В тех же случаях, когда пьеса или ее отдельный акт не начинается с чаепития, а необходимость в нем возникает по ходу действия, обычно вслед за появлением сватьи, кумы, купца, купчихи или иного гостя немедленно следует приказание ключнице, служанке, тете или дочери: «Самоварчик согреть! » – и готовый самовар и чайный прибор вносятся на сцену.

В связи с этим Островский подробно разрабатывает... и весь арсенал (всю бутафорию) чайных принадлежностей – чайного приклада и чайного прибора, которые у него даны поистине с этнографической точностью. ... Если обобщить все, что можно собрать по этому вопросу в разных пьесах, то

В чайный приклад входят:

Самовар

Самоварная труба

Уголья для самовара

Поднос для самовара (подставка)

Кипяток (вода)

Два чайника (пара чая)

Сухой чай

Рафинад (голова сахара)

Скатерть

Салфетки

В чайный прибор входят:

Самовар (скипевший) с конфоркой (вставленной) и с заварочным чайником

Поднос под самовар и подносик серебряный под заварочный чайник.

Чайное ситечко серебряное

Чайная посуда на подносе (чашки, блюдца). Этот поднос со стола убирается

Полоскательница и салфетка под нее льняная, толстая, браная

Чайница фарфоровая для сухого чая

Ложечка серебряная для накладывания чая, круглая, на особом блюдечке

Сахарница серебряная (или фарфоровая, реже – хрустальная)

Щипчики сахарные на маленьком подносике серебряном, одни или двое

Розетки для варенья

Ваза для варенья

Плетенка для сушек или печенья (серебряная)

Молочник-кувшинчик фарфоровый (для сливок)

Полотенце чайное (льняное)

Салфетки под чайные приборы (льняные; четыре – шесть – двенадцать)

Таким образом, чайный приклад – это то, что, как минимум, должно находиться в распоряжении кухарки или ключницы, которая озабочена подготовкой самовара. Чайный же прибор – это то, что находится отчасти в ведении внутренней, горничной прислуги (а не кухонной прислуги) и отчасти в личном ведении самой хозяйки или доверенной экономки. Это, в первую очередь, серебряная и фарфоровая посуда, стоящая в буфете, ключ от которой находится всегда у хозяйки. И, во-вторых, сухой чай, который хранится в особом отделении буфета или чаще в особом шкафу в личной комнате хозяйки, в специальном ящичке, шкатулке (деревянной), выстеленной внутри листиком серебра или олова, где и лежат цыбики чая или стоят чайницы с чаем. Ключ от этой чайной шкатулки находится также у хозяйки. В «Бедность не порок» есть такие реплики: «На-ка тебе ключи-то от чаю. <... > Вон там в шкафу чай-то, в ящичке красненьком».

Под стать чайной бутафории чрезвычайно разнообразно представлена у Островского и русская «чайная» лексика, русский «чайно-самоварный» жаргон. ... Остановимся на нем поподробнее, комментируя «чайную» лексику персонажей драм Островского в порядке последовательности подготовки чая.

Приведем диалог Домны Пантелеевны с кухаркой Матреной из «Талантов и поклонников», где эта «чайно-самоварная» лексика сосредоточена в наиболее концентрированном виде.

Д о м н а П а н т е л е е в н а. Самовар-то готов у тебя?

М а т р е н а. Развела, гляди, зашумит скоро.

Д о м н а П а н т е л е е в н а. А зашумит, так прикрой.

М а т р е н а. Что его прикрывать-то! Наш самовар и зашумит, так не скоро кипеть-то сберется; уж он поет-поет на разные голоса, надсаждается-надсаждается, а все толку мало; а раздувать примешься, так он хуже, ровно тебе на смех. У меня с ним брани немало бывает.

А теперь переведем этот диалог на современный язык, прокомментировав его.

Развести или поставить самовар. То есть наполнить самоварную топку углями и лучинками; залить воду в самовар; зажечь лучину или бумагу и развести с их помощью огонь в топке; раздуть угли после того, как загорелась лучина, и ждать, чтобы угли также разгорелись; поставить трубу самовара, чтобы создать тягу и заставить топку гореть ровно и сильно.

Самовар шумит. Самовар шумит тогда, когда появляется характерный, ровный гул самовара. Это происходит в тот момент, когда вода уже равномерно прогрелась, угли прогорели и раскалились докрасна, так что вся топка горит спокойным, бездымным и невидимым огнем, лишь источая жар. Возникающий в это время характерный звук, называемый в России шумом самовара, служит верным предвестником скорого закипания. По этому сигналу самовар освобождают от трубы, надевают конфорку для чайника, берут самовар с кухни с пола и несут его на стол. Пока проделываются все эти операции, самовар, поставленный на стол, уже спустя две-три минуты закипает, и в эти-то минуты аранжируют посуду, ставят варенье, вазы с печеньем – словом, делают все последние приготовления к началу чаепития.

Но иногда, пошумев, самовар не закипает, а постепенно начинает убавлять свой шум. Это означает, что самовар глохнет. Этому бывает немало причин, но главная и самая обычная состоит в том, что самовар стар, сильно подержан, на его стенках внутри, как в резервуаре, так и в топке, образовались наросты толстого слоя накипи и смолы, от которых самовар давно не чистили. Именно таков случай с самоваром Домны Пантелеевны, женщины не только бедной, но и скупой. <... >

Обычно, когда самовар начинает глохнуть, его стараются оживить, раздувая угли, усиливая их жар, хотя-бы на какие-то мгновения. Если угли еще не полностью прогорели, то раздувание помогает. Но если самовар очень стар, если накипь на его стенках толста, то уже ничего не помогает: Матренин самовар таким приемом уже не спасешь. Значит, надо либо добавлять новое топливо, угли, а это и накладно, и, главное, задержит приготовление, ибо самовар вновь начнет дымить, вода перекипит и ставить его на стол в таком состоянии будет невозможно: надо ждать, пока угли прогорят до тихого безогненного жара.

Прикрыть самовар. Если самовар сильно шумит, то есть сигнализирует, что он скоро закипит, а хозяева еще не успели собрать на стол или хотят, чтобы самовар закипел через несколько минут, к приходу гостей, то его прикрывают: ставят на конфорку фарфоровый заварной чайник для согревания (обычно пустой). Это сразу уменьшает приток воздуха, снижает тягу, и, следовательно, дальнейший переход от шума самовара к его закипанию происходит более медленно, растянуто. Но самовар Домны Пантелеевны вообще способен прекратить действовать, если его прикроют. И поэтому Матрена указывает хозяйке, что наш самовар нельзя прикрывать, он совсем тогда заглохнет.

Самовар поет. Не имея достаточно высокой температуры в топке и не будучи способным поднять необходимую силу пара для того, чтобы закипеть, но и в то же время обладая еще остаточной температурой нагрева или некоторым количеством непрогоревших углей, самовар с толстым наростом накипи пребывает некоторое время в промежуточном состоянии: он не может закипеть, но еще и не глохнет и работает как бы в холостую. В это время шум, нарастающий ровный гул самовара сменяется тонким «сольным» звуком, тембр и сила которого зависят от толщины нароста накипи: либо тоньше, фальцетом, либо чуть глуше – типа тихого гудения. Именно об этом явлении говорят, что самовар поет. Это пение иногда действительно напоминает мотив, ибо сольный тонкий звук постепенно переходит в более глухой, а порой вновь сменяется тонким. Тогда-то и говорят, что самовар поет на разные голоса, или надсаждается. Обычно закипание в таких случаях наступает весьма медленно или вовсе не наступает. Вода в таких самоварах делается невкусной, а следовательно, и чай получается плохой.

Самовар кипит. При нормальном нагревании самовар, пошумев некоторое время, закипает; это значит, что шум сменяется другим звуком – спокойным, едва слышным, но ощутимым клекотом кипящей воды. Этот момент и называется закипанием самовара. Самовар закипел. Самовар кипит. Самовар готов!

Заварить чай. Именно с этого момента можно и нужно как можно скорее заваривать чай: согретый фарфоровый чайник снимают с конфорки, засыпают туда несколько ложечек сухого чая, ставят на поднос перед краном самовара и наливают туда кипяток. Вначале до половины, и вновь ставят на конфорку, затем через 4–5 минут – дополна. Заварка произведена.

Разливать чай. Когда чай заварен, его начинают разливать всем сидящим за столом. Делает это обычно хозяйка или ее дочь. Это значит, что хозяйка, сидящая у самовара, наливает в чашку каждого заварку из заварного фарфорового чайника, а затем доливает в нее кипяток из самовара.

Когда чай из заварочного чайника наполовину розлит, то в него вновь доливают из самовара новый кипяток, но не дополна, и ставят на пару минут фарфоровый чайник на конфорку.

Затем процедура розлива повторяется, как и прежде.

Островский в ряде пьес полностью или частично демонстрирует эту церемонию русского чаепития.

Не обходит драматург и различное время чаепития в России. Оно также довольно разнообразно представлено в его пьесах, где используется как немаловажный акцент для обрисовки настроения, атмосферы действия.

С одной стороны, дворянское чаепитие – утреннее, завтрак, завершаемый или, вернее, сопровождаемый чаем.

С другой стороны – чай по-купечески – в любое время суток. ... С утра и до ужина, и во время ужина, и после ужина в особый чайный паужин – перед сном, в 21–22 часа (отражено в пьесе «Трудовой хлеб»), а кроме того, в любом случае, в любое время, когда придут гости, даже если непосредственно перед их приходом уже отпили чай; иной раз пьют и после гостей, после их ухода – «перепивают чай», чувствуя себя повольготнее. Словом, чай пьют целый день, а то и посреди ночи – как в урочное, так и в неурочное время. Именно это и называется «пить чай по-русски» или «чаепитие по-купечески», в отличие от строгого распорядка дворянского чаепития.

Поскольку в результате такого постоянного, повседневного, круглосуточного чаепития стала все же складываться какая-то культура чая, то и это явление также отражается в пьесах Островского.

Его положительные герои, даже если они бедны, но благородны своими чувствами, покупают и заваривают дорогой чай лучших сортов («Не было ни гроша, да вдруг алтын». ) И, как правило, хорошо разбираются, в чем суть качества готового чайного напитка.

Естественно, что в пьесах Островского мы встречаем самые разнообразные способы чаепития, в смысле продуктов, сопровождающих чай.

Чай пьют просто так – свежий. С сахаром вприкуску. С молоком. Со сливками холодными и со сливками «русскими», «кипячеными», то есть со сливочными пенками.

Для русского чаепития характерно использование с чаем различных хлебных изделий, и Островский демонстрирует эту особенность. У него пьют чай с ситным хлебом, с калачами («калачиками»), с баранками-сушками, с пряниками, с печеньем, со сладкими пирожками, с пирожными, с тортами, а также с разнообразными кондитерскими изделиями – с безе, конфетами.

Представлено и другое, более патриархальное направление русского чаепития: с добавками растительного происхождения – чай с вареньем, чай с изюмом, чай с лимоном, чай, заваренный с липовым цветом.

И конечно, в этот поистине энциклопедический перечень видов чаепития на сцене включены и такие характерные для русского стола виды, которые предусматривают добавки к чаю алкогольных напитков. Так, чай с ромом, широко известный со времен Отечественной войны 1812 года и неоднократно отмеченный А. С. Пушкиным, получает у Островского такие дополнения, как чай с мадерой и чай с кизлярской водкой – с особым видом коньяка, приготовляемого на Северном Кавказе в результате фруктового винокурения. Это как раз те новинки, которыми отличалась вторая половина XIX века, ознаменовавшаяся новой вспышкой русского пьянства в связи с «успехами» русского винокурения после 1861 года».

Свою увлекательную книгу В. В. Похлебкин заканчивает так: «Какие напитки больше всего и чаще всего употребляли в русских пьесах? Ответить на этот вопрос нетрудно, аккумулируя данные всех драматургов. Больше и чаще всего пили чай и шампанское. На третьем месте стоит водка.

Русская драматургия довольно убедительно отвечает на такой извечно спорный и щекотливый для национального достоинства вопрос – что считать русским национальным напитком – чай (причем китайский чай, а затем ведь – грузинский, индийский, цейлонский и прочий чужеземный чай! ) или водку – свою, родную, собственного производства и изобретения? Ответ однозначен – чай. Почему? Да потому, что чай пьют во всех русских пьесах начиная с XVIII века и до наших дней, или скажем так: до первого десятилетия XX века. Вначале чай пьют преимущественно дворяне, затем купцы, затем к ним присоединяются чиновники, духовенство, различные промежуточные мелкобуржуазные слои, крестьяне, рабочий люд и вплоть до отверженных, люмпенов, городской голытьбы и уголовного дна.

Таким образом, чай пьют не только беспрерывно в течение всей истории развития русской драматургии, но и пьют одно за другим все сословия России, превращая в конце концов чай во всенародный, «бесклассовый» напиток. Именно в этом качестве чай представляет собой уникальное и, разумеется, общенациональное явление».

3. «ПОСИДИМ У САМОВАРА»

Традиция русского чаепития была неразрывно связана с самим самоваром. Появившись относительно поздно, он быстро завоевал огромную и ни с чем не сравнимую популярность. Из предмета столового убранства самовар превратился в символ добра и домашнего уюта, семейного покоя.

Где ж самовар родной, семейный наш очаг,

Семейный наш алтарь, ковчег домашних благ?

Он уцелел один в обломках прежних лет,

И к внукам перешел неугасимый дед.

Он лучше держит жар, и под его шумок

Кипит и разговор, как прыткий кипяток...

П. Вяземский

Самовар являлся непременным участником застолья. «Еще существует обыкновение, – писал в 1848 году А. Терещенко в своем пятитомном «Быте русского народа», – что, кто бы ни пришел в гости и в котором бы часу ни было... хотя бы сами хозяева недавно пили чай, но пришел гость, для него настаивают и сами пьют с ними. Случается, что несколько раз в день ставят самовар, а у зажиточных, особенно в праздники, не сходит со стола самовар».

Из книги В. А. Соллогуба «Тарантас»: «Уж кипящий самовар бурлил в кругу стаканов и чайных орудий. По сделанному приглашению беседа столпилась около стола, лица оживились, одежды распахнулись, и чай – благовонный чай, отрада русского человека во всех случаях его жизни – начал переходить из рук в руки в чашках, блюдечках и стаканах».

Часто случается мне, проходя по предместиям, видеть

Чистенький, низенький домик; хозяин сидит у окошка,

Смотрит на улицу – так – от нечего делать, без думы;

Столик накрыт у окна; пред хозяйкой расставлены чашки;

Светлый кипит самовар и кипучую песнь запевает!

М. А. Дмитриев «Домик в предместии».

«Самовар, – пишет Ф. М. Достоевский в «Подростке», – есть самая необходимая русская вещь, именно во всех катастрофах и несчастиях, особенно ужасных, внезапных и эксцентрических».

Внешний облик самовара ясно выражает его исключительное положение среди прочей домашней утвари. Самовар всегда наряден, представителен. Он не случайно занимает на столе почетное, парадное место – находясь в самом центре, он тем самым организует вокруг себя всех присутствующих. Самовар добрый по самой своей форме: круглый, добродушно попыхивает дымком и булькает кипящей водой, в своих блестящих боках отражает людей и обстановку. В России у самовара особое назначение: он призван создавать настроение для душевного разговора, который и является сутью русского чаепития.

Император белых чашек,

Чайников архимандрит,

Твой глубокий ропот тяжек

Тем, кто миру зло творит...

Н. Заболоцкий

Психологическую сторону восточного и русского чаепития хорошо раскрыл автор книги «Русские самовары» (М., 1996) Герб Фрайкопф: «Восточная чайная церемония в своей основе направлена на самоуглубление человека, общение со своим внутренним миром. Она как бы вырывает его из будничной суеты. Способы самой заварки чая и его подачи на стол – это подготовка почвы для отстранения от всего суетного». Напротив, «русская церемония чаепития направлена на... объединение духовного мира людей, раскрытия каждой отдельной души перед обществом, семьей, друзьями, получения новых знаний. Чаепитие создает настроение для задушевного разговора».

⇐ Предыдущая 123 4 Следующая ⇒