Глава без названия 5 страница

-Ну проходи, - живо ответил я, получая возможность оттянуть мгновенье.

-Ты зря отказываешься от празднований. Ну с кем еще ты проведешь этот праздник?

Такой упрямый, в этом весь он.

-Еще не знаю. – Честно сказал ему я. - Не знаю чего хочу, но уверен в том, что мне не нужно.

-Здорово…ты это о нас?

-Ну почему ты всегда такой категоричный и обидчивый. Я решил провести его в одиночестве. Неужели так сложно принять мое решение?

Джон почесал затылок и продолжил:

-Дело не только в празднике, ты стал странным и скрытным. Вот сейчас узнал, что работаешь санитаром в больнице, зачем тебе это? Разве у тебя есть финансовые трудности?

Как мне не хотелось развивать эту тему, истаптывая дорогу в сотый раз, словно ходя по снегу, который через пару минут, снова будет заметен.

-Понимаешь, Джон, -начал я, раздумывая о том, как бы привести пример, - у меня не легкий период в жизни. Есть масса обстоятельств, независящих от меня. Мою жизнь можно распределить на несколько граней: черно-белую и цветную. Первая преобладает. И почему же ты, все время хочешь туда попасть, когда я, с таки трудом, пытаюсь создать цвет?

В глазах моего приятеля я читал непонимание. Словно каждое мое слово было загадкой, что неподвласна его разуму.

-Я не понимаю что…

-В этом и проблема, - разозлился я. - И некогда не поймешь. Я не обязан перед тобой отчитываться за все свои действия – говоря это, во мне просыпалась страшная злостьи удовлетворение.

-Моя жизнь, как я уже говорил, это монолог, разговор меня с собой. Если она и станет диалогом, то меня признают неизлечимым и поместят в известное тебе здание. Так что уходи, у меня слишком много работы и слишком мало времени. Извини, если причинил тебе неудобства и обидел.

Джон встал и не сказав не слова покинул мой дом. Я прекрасно понимал всю обиду, что довелось ему испытать, но почему-то она меня не трогала.

Теперь, оставшись в полном одиночестве, я мог продолжить.

В бумаге, что забрал я ранее, не было ничего сакрального. Моя мать умерла от потери крови, что было мне известно. Но, тот факт, что она довольно часто наблюдалась в психиатрической лечебнице, меня удивил.

Ничего конкретного я не узнал, кроме одного. В приложении было имя некой А. А. , как выяснилось позже, я очень долго вспоминал, А. А. – это была Адель Адлер, мамина двоюрадная сестра, адрес которой был указан. Конечно, он мог изменится с того времени, но отчаиваться не хотелось. Раз уж я стал на этот путь, то должен был его завершить, включая все неожиданные повороты и обрывы по дороге.

В больницу я действительно решил больше не возвращаться. Что сподвигло меня на это сегодня, я не знал. Быть может страх перемен или еще чего, заставил по-старинке отправится туда.

Ведь перемены—это худшее, что может быть в нашей жизни. Помниться, на Востоке даже проклятие такое есть: «Чтоб тебе жить в эпоху перемен».

Глава 23

Я выбежал в подъезд, нарушая покой тех, кто смотрит телевизор и пишет предсмертные записки.

В руках у меня были ключи. Как оказалось, за время, о котором мне известно мало, у меня появился автомобиль, который стоял все это время одиноко на стоянке, под мои окном. Было уже поздно, и выезжать к А. А. , означало совершить еще одну глупость, чего мне не хотелось допускать.

Сев за руль, я почувствовал приступ гордости и блаженства. И почему я раньше не додумался приобрести машину? Ну или хотя бы увидеть ключи, что лежали на тумбочке, возле кровати.

Просидев там около часу, ехать я не решился. Отправившись домой, я был поглащен чувством предвкушения чего-то новенького и с нетерпением ждал наступления утра. Всю ночь мне ничего не снилось, первый раз за долгое время, я действительно смог отдохнуть.

Завтракать не хотелось. Чувство немой радости, что никак не выражалась на моем лице, заставила написать пару строк в книгу. Хоть Леонрадо и вызвал во мне огромную симпатию, но уподобляться ему и обрести свое творение остаться незавершенным и покинутым, я не имел права. Уж слишком много времени и чувств было потрачено.

Повернув ключи, музыка мотора начала ласкать мои уши. Ничего более прекрасного в своей жизни я не слышал.

С управлением было не все в порядке, по крайней мере, я так полагал. И, как оказалось, в пустую. Мое тело отлично управлялось со всем и без моей помощи, временами давая понять, что я лишний. Рука уверенно переключала передачи, чему я был весьма удивлен. Равносильно тому, что и машина моя имела механическую коробку. Для сегодняшнего времени это было редкостью, все было на автомате. Хотя лично я считал всегда, что автомат—это глупость. И люди, ездящие на нем, походят на сонных мух, что так и норовят куда-то врезаться.

Можно даже сказать, что механика подходила идеально по стилю к моей ноге. Впрочем, меня это практически не интересовала.

Салон был кожаный и запах, в который я удостоился погрузиться, заставил испытать меня секунды блаженства.

Нужная мне особа проживала в Бруклине, что был расположен не так далеко от меня. За время, которое я провел в неведении, этот город превратился в не что иное, новое и мне не понятное. Очень долгое время Бруклин был весьма важным культурным центром, но все изменилось. Из-за частых политических акций, центром которых, по делу случая стал именно он, этот город превратился из картины викторианской эпохи, чьи террасы наполняли живописные каменные дома и музеи, в убогие разваленные улицы, всю прелесть которых мог вкушать только художник или бродяга, ищущий покрова и уединения. Хотя, в наше время это почти одно и то же.

Можно сказать, что он вернулся к тому же, с чего начинал. Первоначально Бруклин был голландской деревней, населенный индейцами. Подобно им, митингующие, что пропагандировали новую идеологию, что-то между охлократией и коммунизмом. Никогда не понимал, как власть толпы может совмещаться с равенством. Впрочем, я никогда не интересовался политикой серьезно.

Масса бюстов американских политиков и композиторов были разбиты. Город напоминал одну сплошную руину, на развалах которой, словно вандалы, торжествовали группы ненасытных разрушителей.

Мне чудом удалось проехать без каких- либо происшествий в сердце города. Вообще-то, и в самом Нью-Йорке царила весьма не спокойная атмосфера, только я ее не замечал. Телевизор ушел в прошлое, а электронными носителями я пользовался крайне редко и то с целью познания совсем другого рода. Так что, вся эта суматоха, что погружала все окружающее, обходила меня стороной, то ли вовсе не замечала, ровным счетом, как и я ее.

Проехав пару кварталов и вкусив весь аромат разлагающегося общества, дорога вывела меня на узкую улочку, ехать по которой я дальше не мог.

Вероятность того, что А. А. все еще обитает по старому адресу, была чертовски мала. Но вариантов у меня не оставалось, это было последней зацепкой ниточкой, что привязывала меня к прошлому, разорвать которую я был просто обязан.

Вскоре перед моим глазами оказалось строение, средних размеров, крышу которого, точно так же как и порог замел снег. Видимо, технологии скрутно поступали сюда, пришлось постучать. Прождав пару минут, я уже собрался уходить, как вдруг на пороге показалась женщина, лет сорока.

-Что вы хотели? – спросила она меня, не выражая ни капли приветствия, ни огорчения.

Прокрутив быстро пару мыслей, что влетели птицами в мою голову, я сделал вывод, который весьма порадовал.

Адель должна быть уже весьма в преклонном возрасте, так как была старше матери на несколько десятков лет. Данная женщина ей не могла являться, а следовательно на этом, моя проблема, как и путь исчерпывали себя.

-Скорей всего нечего. Я искал одну женщину, но это было давно. То есть она жила тут давно. – сформулировал быстро я, уже собираясь уходить.

-Вам нужна Адель? - все так же, спокойно и без эмоций спросила меня незнакомка.

«Вот черт»- подумал я.

-Да, но я так понимаю, что вы и понятия не имеете где она сейчас. Быть может ее и вовсе уже нет живых.

-Адель жива и она дома. Если хотите…-тут она остановилась. – А вы, собственно говоря кто и зачем интересуетесь? Если вы из партии, то убирайтесь, дом вам не достанется.

Я уже проклинал этот день, город и больше всего себя, который наивно надеялся избежать подобного случая.

-Нет, я ни как не связан с политикой, -пояснил я.

-Адель мне приходится… дальней родственницей. Хотел ее повидать.

Женщина еще раз окинула меня недоверчивым взглядом и через минуту, убедившись в правдивости моих слов, то ли замерзнув, предложила войти.

Я никогда не смогу забыть этот запах, что никогда не терзал столь сильно моего обоняния.

Окна были плотно закрыты, а посреди зала тлел огонь. Воздух, разносившийся по всему дому вызывал у меня тошноту. Запах дыханья и испарения чужого тела со сладким застаревшим запахом, пожалуй одна из худшей вещей, что довелось мне переживать в жизни. Даже самый злавонный запах, доносящийся из общественного туалета, никогда бы не смог сравниться с этим.

Я уже за ранее возненавидел эту женщину, что обрекла меня на эти невыносимые страдания.

Адель лежала в постели, когда я вошел. Лицо ее было ужасно, покрыто морщинами и выглядело каким-то желтым. Воспаленными глазами смотрела она на окружавшие ее предметы из-под впалых глазниц. Липкая от пота кожа, обтягивала ее тощее тело, делая его еще более отвратительным. Седые волосы, подобно потрепанной тряпочки свисали с кровати.

Даже жалости расцвести было невыносимо трудно, а в моем случае – невозможно.

-Кто вы? – спросила Адель, обернувши свое обезображенное старостью и болезнью лицо.

-Это мужчина уверял, что он ваш родственник, если это ни так, я немедленно выставлю его за дверь- пояснила встретившая меня женщина, еще с первых слов внушившая в меня недоверие.

-Мое имя Стивен. Стивен Нортвиль. Вы должны были знать мою маму.

Больная приподнялась, издавая тихое постанывание.

-Стивен? Это и вправду ты?

Я был весьма удивлен, что спустя столько времени, она все еще помнила кто я такой.

-Я. Кто же еще.

-Присядь, - сказала она, указывая мне на место рядом с собой.

-Ну не бойся, я не кусаюсь.

Я аккуратно подступился к ее кровати, ощупывая ногой пол, будто тот мог провалиться.

-Если не возражаете я постою, уж больно нога беспокоит - соврал я.

В это время сожительница моей дальней тетки, принесла чай с каким-то пироженным, от вида которого меня только сильнее начало мутить.

-Я знаю зачем ты пришел, ты хочешь знать о матери.

Ее слова не могли оставить меня равнодушным и мне пришлось сесть, так как она явно дала понять, что разговор будет не короткий.

-Она была сумасшедшей? – с опаской спросил я, стараясь как бы сразу отбросить один из важных пунктов нашего разговора.

-Сумашедшей ее делало общетсво.

-Это как?

И она рассказала мне о том, как моя мать перестала различать реальный объективный и свой вымышленный субъективный мир.

Дело в том, что у каждого человека есть две реальности: первая построена на его личных чувствах, выводах и идеях, а вторая—это ее окружение, проще выражаясь – социум.

Так вот, этот субъективный мир, стал для нее гораздо важнее и больше чем объективный, хотя у здравомыслящего человека, должно быть все наоборот.

-Врачи довели ее окончательно, ограничив общение с ребенком, - добавила Адель.

-С ребенком? У нее был еще один ребенок? – с ужасом переспросил я.

-Ну кончено нет, я о тебе.

Каждое слово вызывало во мне бурю эмоций. Я продолжал вдыхать в свои легкие, сквозь призму запаха чая, теплый тошнотворный воздух.

Казалось человек, сидящий рядом с больным, что был ему к тому же родственником, должен был ощущать хоть каплю почтения и сострадания, но у меня же все это вызывало ужас и отвращение.

И даже тогда, когда мисс Адлер заплакала, отворачиваясь к стене, я почувствовал не жалость, а лишь неловкость и смущение. Глядя на ее горе, что так терзало ее душу и тело, мое желание выбежать из этой ужасной комнаты на безграничное пространство, заметенное белым, приятным снегом лишь усиливалось.

-Ты знаешь, - сказала мне она на последок, - она часто жаловалась на тебя.

-С чего бы это?

-Временами говорила, что ты ее даже ненавидишь!

-Что? О чем вы? Я любил свою мать.

Лицо Адель вдруг поменялось, зрачки расширились до огромных размеров и она схватила меня за руку.

-Скажи честно, это ведь ты убил ее, маленький поддонок? – уже кричала она, тряся мою конечность.

-А сейчас пришел за мной да? Вскроешь мне вены или придумаешь что-то по оригинальней?

Тут в комнату вбежала вторая.

-Успокойтесь, тихо-тихо- пыталась привести она ее в чувства.

-А вы уходите! Видите, что у нее приступ из-за вас! Немедленно убирайтесь!

Дважды мне повторять не пришлось и я пулей вылетел, покинув этот страшный дом, оставляя его умирать и томиться в ужасной воне, которую, надеюсь, мне больше никогда не придется испытать

Глава 24

С холодном и свежим зимним воздухом, в мое тело ворвалось что-то еще. Мне хотелось кричать от радости, что наконец нить, что держала меня порвана и я мог быть свободен. Но все было ни так.

Создавалось ощущение, что отрезав одну голову дракона, на ее месте выросли три. Теперь они еще больше пугали меня, заставляя участвовать в своей игре, правила которой для меня оставались загадкой.

Может и вправду, эта Адель не здорова, и мне не следовало принимать ее слова столь серьезно, быть может, мне вообще не стоило приезжать. Теперь мир походил на ту комнату, что иногда позволял вдыхать себя сквозь пар горячего и отвратительного чая.

Мне оставалось лишь уехать, быстрей, как можно быстрей.

Я быстро возвращаюсь к машине, стараясь не провоцировать свой мозг на новый дискусс.

Усталость давала о себе знать. Дорогу освещали лишь унылые машинные фары, что изредка встречали себе подобных на безлюдных улицах города.

Затуманенное сознание постепенно прятало от меня гул мотора, заменяя его каким-то непонятным брыжащим звуком. Тело расслабилось и почувствовало себя гораздо лучше, слушая его тихую музыку. В этот момент меня уже мало что заботило, Миранда осталась где-то на лавочке в парке, вместе с Фредериком. Аделина и мама, сидели на больничной койке, в здание которой я никогда не мог вернуться.

До меня донесся приглушенный звук автомобильного сигнала. Я открыл глаза, из-за резкого толчка, сигнал усилился, от звука которого у меня чуть не пошла кровь.

Машина со скрипом вдруг наклонилась на бок, и меня прижало к стеклу. Восприятие времени в один миг изменилось и я мог замечать все детально с невероятной четкостью и последовательностью. Кто хоть раз попадал в аварию, или просто падал, должен меня понять.

Перед глазами у меня расползались, как вирус под микроскопом, трещины на стекле.

Свет погас, биение сердца участилось.

Я больше ничего не видел.

Мое сознание вдруг стало похоже на незнакомца, которому дали ружье.

Меня окружали какие-то стены, во взгляде которых я читал недоверие и осуждение. В углу комнаты стояло зеркало, к которому и повели меня ноги.

В отражении я увидел мальчика, лет одиннадцати, напуганного и немного растрепанного. Осмотревшись по сторонам, я начал замечать что-то на подобии дежавю.

Все это уже где-то было.

С другой комнаты начинают доноситься звуки, мелодия которых кажется невероятно знакомой. Там то кричат, то смеются, то жутко шепчутся, как в фильмах ужаса. Чувство страха наполняет меня и уже вот-вот готово вылиться из чашы.

Вдруг в комнату открывается дверь и на пороге я вижу мальчика, лицо которого скрыто черной пеленой. Это непонятное дьявольское существо начинает бегать по комнате, не обращаю никакого внимание на мое присутствие. За тем мальчик вышел.

Мое любопытство всегда было губительным и я пошел за ним, по своему, как выяснялось дому. Я помнил каждую дверцу, каждую лампочку и скрипучий пол под ногами. Кто бы мог подумать, что мое подсознание все еще хранит столь четкую картину прошлого.

Мальчик вбежал в ванную, было слышно как льется вода. В дверную щель я смог разглядеть человека, это была женщина, что лежала в ванной. Она все время что-то повторяла, как заведенная, практически не двигаясь.

Маленький черный силуэт мальчика что-то делал, пристально наблюдая за ней. Вдруг я увидел, как в его руках что-то заблестело—это был нож. От ужаса меня немного парализовала, я видел, как он направился к женщине, продолжая все так же злобно хихикать.

Я не хотел видеть, что последует за этим. В один момент я выбежал из коридора и прибежал в спальню.

Лежа на кровати, у меня пропала ощущение того, что я вообще живой человек. Я на секунду закрыл глаза и почувствовал, что на мою грудь кто-то сел. Словно на нее положили огромный камень, который весил не одну тонну. Он придавил меня к кровати и появилась ощущение того, что я задыхаюсь. Я открыл глаза и увидел перед собой того черного мальчика, руки которого пытались меня задушить. Скрипящий шум в ушах усилился до грохота. В попытках закричать, ко мне приходило лишь отчаяние. Рот открывался, растягивался, но издать звук не получалось.

Единственное о ком я мог сейчас думать это Фредерик. Даже вся любовь к Миранде не могла помочь мне убежать из этого мира.

Я вспомнил, как когда-то он учил меня управлять своим сном. Это было в один из тех дней, когда меня мучали кошмары. Я изо всех сил постарался вспомнить его наставления.

«Самое главное, что ты должен сделать—это осознать, что находишься во сне» - звучал его голос в моей голове.

Страх так цепко сковал меня и обстановка дома была такой реальной, что я едва мог представить, как же мне удастся это сделать.

«Не думай, не думай. Этого нет. Ты в машине. »- повторял я как заведенный.

«Ничего этого нет».

От нехватки воздуха я перестал вскоре открывать рот и мой собственный голос, был услышан лишь глубинным потоком собственного сознания.

… Снег… вокруг снег. Я вдыхаю воздух, наслаждаясь холодным привкусом зимнего утра у себя во рту.

Мы стоим на крыше, я и Джордж. Здесь мне уже пятнадцать-семнадцать, Джордж выглядит старше.

-Я замерз, - жалостливо сказал он, -все равно она не придет.

Мы ждали мою подружку—Амели, которая уже пару дней не показывалась в школе. Она часто сюда приходила, глядя на город с высоты птичьего полета. Часто. Но не в этот раз.

Джорджу уже сполна надоело потокать моим прихотям, и поныв еще пару минут, он оставил меня одного.

Вскоре пришла она. Я спрятался.

Сегодня что-то с ней было не так. Бледное лицо сливалось со снегом, придавая ее глазам светло-голубую грусть. Она и так всегда была весьма меланхолична, но сейчас это усилилось во много раз.

Амели подошла к самому краю крыши и что-то пристально разглядывала вдалеке.

-А что если…-и на этих словах ее губы дрогнули и она сделал шаг вперед.

-Нет! –прокричал я, пытаясь успеть схватить ее за руку.

Ветер дул в ее спину, развивая плащ и русые волосы. Она стремительно летела вниз.

В этот момент, я представлял себя ею, восприятие времени снова изменилось. Я видел как медленно окна домов, сменяли друг друга, сливаясь в одну картинку. И лишь неподвижное облако надо мной оставалось неизменным. Людей на улице не было, стояли только припаркованные автомобили.

Амели вдруг стала маленькой снежинкой, что медленно кружила в пространстве. Через пару секунд она приземлилась и воссоединилась с себе подобными.

«Стоп. »- прокричал я у себя в голове.

«Амели погибла летом…. Еще вчера было лето.

Глава 24

Я проснулся. Холодный пот стекал по моему обезвоженному телу, умоляя дать ему напиться. Мои опустошенные глаза впялились в потолок, позволив слезам забирать последнюю влагу, стекая по моим щекам.

-Как хорошо, что вы проснулись! - обратился ко мне женский голос.

Я повернулся и увидел молодую девушку, что перебирала какие-то препараты не далеко от меня.

«Пожалуйста» -молил я у себя в голове, - «хоть бы снова не прошло пять лет. »

-Пожалуйста…- вырвалось у меня изо рта.

-Вы что-то хотите?

-Да. Точнее нет. Что произошло? - наконец-то выдавил я.

Девушка улыбнулась и подошла поближе ко мне.

-Вы попали в аварию два дня назад. Машина разбита, а вы…. вам просто повезло. Когда вас доставили к нам в больницу, кроме ушибов, легкого сотрясения и небольшого потери крови, с вами нечего не приключилось.

Я вздохнул, почувствовав облегчение.

-Фредерик.

-Что простите?

-Фредерик. Мой друг Фредерик. Он наверняка уже тут, правда?

-Нет, к сожалению вас ни кто не навещал. Да и это практически не возможно, - постаралась успокоить меня она, -я не думаю, что кто-то из ваших близких успел бы узнать о случившемся.

-Вы его просто не знаете! Он обязательно придет!

Мед-сестра мне ничего не ответила, а только разложив все препараты в нужном порядке, оставила меня одного.

Я лежал. Просто лежал и ждал, наблюдаю за тенью, что путешествовала по стене.

Она то вытягивалась, то меняла направление и моя голова следовала за нею. Днем стена блестела, а вечером искусственное освещение, что будто струился из нутрии бетона, придавал ей мягкую окраску, что обнажала все ее неровности.

Изредка, между моим окном и стеной пролетала птица. Я мысленно провожал ее взглядом, воображая, что она всего лишь игрушка на веревочке, которую кто-то специально раскачивал, чтобы меня позабавить. Нитка была прикреплена к дереву. Но все это было там— за окном.

А на моей стене ничего не росло. Я представлял, как с карниза свисают длинные лианы, а из щелей прорастают пахучие цветы. Все вокруг казалась увенчанным зелеными листами на длинных стеблях, а в углу комнаты рос большой куст. Ближе к вечеру начинали появляться сорняки, что бессердечно выпивали воду других. В такие моменты я старался уснуть.

Дневной сон стал для меня проклятьем. Лучи солнца, сквозь маленькие щели штор, пробивались ко мне под веки, раздражая хрусталик глаза. После него я просыпался еще более измученным и усталым.

Я боялся уснуть. И когда понимал, что дремота снова протягивает ко мне свои длинные руки, принимал менее удобное положение. Мои особенные кошмары, внушали в меня страх еще до того, как посещали мой разум. Даже пять минут проведенные наедине с собой во сне, могли быть для меня особенно болезненны.

Кратковременные сны –самые опасные. Они выбирают самое сокровенное из нашего сознания и бросают на арену несуществующей реальности, в которой не существовало ни правил, ни самой игры.

Мне прописали какие-то успокоительные, но они мало помогали.

Если бы пришел Фредерик, стало бы легче.

-Мистер Нолан! –обратилась в один из таких дней ко мне врач.

Я нехотя повернул к ней голову, словно ее присутствие меня крайне раздражало и отвлекало от чего-то очень важного.

-К вам поситель!

«Неужели» - пронеслось в моей голове.

На пороге показался силуэт белокурой женщины.

Я все еще был возбужден.

-Где он? – нетерпеливо спросил я, словно ребенок, требовавший леденец.

-Кто «он»?

-Я так рада тебя видеть, как только узнала, сразу же все бросила и приехала.

Я упорно молчал.

-Ну это же я, Сильвия.

Конечно же я не мог забыть так быстро ту, чьи стоны еще совсем недавно проливались ливнем в моей скромной обители.

-И?

-Что значит «и»? Ты что не рад или ждал кого-то другого? –заботливо спросила она, поправляя волосы на моем лбу, употребляя ужасное слово «глупенький».

-Вообще-то я ждал друга, - безразлично сказал я, убирая ее руку от своего лица.

-Ладно, перестань, вспомни как нам было хорошо когда-то, да и совсем недавно. Видимо ничего не изменилось. Мы по-прежнему любим друг-друга, глупыш.

Я на мгновенье перенес взгляд с ее, непонятного цвета глаз, в отражении которого виднелось мое угрюмое лицо и улыбнулся, подумав про себя: «Если бы ты только могла оставить меня в покое». Моя улыбка ее ничуть не порадовала, а на щеку неожиданно скатилась слеза.

-Давай я заберу тебя к себе?

Вид её слез, звук её взволнованного, с тонкой упрека голоса взбудоражил во мне смешанное чувство злобы, жалости и стыда.

«Она не может принимать такие решения, не имеет права. Почему она не может вести себя разумно? Потому что она любит меня».

«Мне не нужна ее любовь, не хочу. — Раздражение мое усиливалось. — Кто уполномочил ее так вести себя? Это походило на шантаж, — повторял я про себя, — шантаж. Какое она имеет право шантажировать меня своей любовью или тем, что я когда-то тоже любил её! Да и любил ли я её когда-нибудь? »

С этой мыслью я вскочил с кровати и окончательно решил, что нужно возвращаться домой.

-Не уходи! Куда ты собрался?

Ее легкий итальянский акцент только усиливал во мне раздражение. А в голосе, я снова услышал нотки шантажа, как она может опускаться до такой низости?

«Почему она не может просто уйти и оставить меня и мою жизнь в покое? »

-Ты будешь гораздо счастливее, если уедешь.

-Нет, это ни так.

«Еще больше злости»

-Послушай, я не знаю, кем я был для тебя в прошлой жизни, но сейчас я писатель и я должен быть один, понимаешь? - тембр моего голоса повышался.

Я подошел и легонько обнял ее за талию.

- Моя милая… (опять забыл это чертово имя) я должен пока оставаться в одиночестве, пойми. Мне весьма больно видеть, как ты убиваешься ради меня, правда.

-Тогда позволь я буду рядом.

Я отошел.

-Если ты будешь рядом, то с писательством будет покончено на всегда, а значит и с моей жизнью. Если ты этого хочешь, поедем.

Я почувствовал себя заключенным, что готовится быть повешенным, который продолжает играться с ключами от камеры, что могут сулить ему спасение.

-Я вовсе не хочу губить тебя и твою жизнь- взвыла она.

-Нет, - уже уверенный в освобождении, продолжал я, - если ты действительно этого хочешь, я уйду с тобой.

-Прости. Я не хотела. Нет. Ты должен уехать домой.

-Не могу, - словно атрибут дешевого актера, мои губы продолжали играть, - как же ты…

-. Помнишь, ты когда-то называл меня бабочкой, что делает прекрасный любой цветок? - спросила она взволнованным голосом.

«Ну ничего себе».

-Конечно.

-Я найду себе другой, если собой могу закрыть солнце.

«Ты назойливая муха», - подумал я, - «что продолжает жужжать и жужжать надо мной, заставляя делать оскорбительные выводы насчет себя.

На моем лице просияла улыбка и раздался злостный смешок. Мне пришлось срочно поцеловать ее, чтобы не расхохотаться над собственным умозаключением.

…Хотя, пах я действительно не важно…

Глава 25

Первое что я сделал, по возвращению домой, ну, разумеется, кроме принятия душа, так это позвонил Миранде.

Она порадовала меня тем, что картина уже больше чем на половину закончена, и я назначил ей встречу на прежнем месте.

Фредерику решил пока не показываться, держа мелкую латентную обиду где-то глубоко внутри.

Вечер наступил быстро и я, как и ранее, воспользовался общественным транспортом, ибо своему телу я уже не доверял.

Когда я вошел, Миранда сидела на полу, а в волосах ее отражалась луна. Тихонько прокравшись в комнату я уселся на пол, наблюдая за тем, как ее хрупкая рука движется по полотну.

-Здравствуй! –восторженно сказала она.

-Тсс- подвев палец к носу, сказал я.

Она вернулась к работе.

Я с восхищением наблюдал за ее работой, пытаясь вкусить аромат не высохшей краски, что смешался з запахом ее кожи. Ее маленькая ручка двигалась медленно, в то же время уверенно и напорно.

На картине уже четко было видно небо и море, наброски шлюпки и очертание лиц незнакомцев. Мне все нравилось.

«Надеюсь, что настоящая Миранда оценит мое отчаянное старание».

-Где ты был все это время? –спросила меня юная художница.

-У меня были дела.

-Хмм…-задумчиво произнесла она, убирая краски в сумку, - пожалуй на сегодня все.

В этот миг я почувствовал себя крайне одиноким, а псевдо-Миранду – единственным человеком в мире моих иллюзий.

Она была моей симулякрой—копией копии, что иногда казалась более реальной, чем сам оригинал.

-Останься! – неожиданно для самого себя, схватил ее за руку я.

Она смиренно остановилась собираться и села на полу, распустив свои волосы длинными волнами и уставила свои большие глаза, даря мне ощущение неловкости. Словно я что-то был должен срочно предпринять.

-Я.. может просто поговорим? –выдавил я из себя.

-Хорошо.

-Как там ваша девушка, надеюсь она скоро выздоровит и сможет оценить мою работу или закончит самостоятельно. А то мне тяжело работать через связного.

-Связного?

-Ну да. Это ведь вы передаете ее пожелания и замечания.

-Ах, ну да. Надеюсь скоро.

Обычно у меня много мыслей, что так и норовят приобрести словесную окраску, но сейчас почему-то они сопротивлялись.

-А о чем вы пишете? – разбила удачно она, оковы молчания, что нависли над нашими телами.

-Можно писать всего о трех вещах.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 Следующая ⇒