Олег Михайлович Боровских 13 страница

Вот сидит семейная пара торгашей (муж и жена), прикативших откуда-то из Донбасса, с не такими уж крупными баулами. Видать торговлей занимаются недавно. Больно уж ведут себя " нетипично". Мужик то и дело ходит к буфету — пивка попить. Жена бойко трещит языком со всеми встречными-поперечными… Вдруг поднимается гай-гуй: ах-ах сумку украли!.. Баба вскакивает и, разыгрывая из себя общественницу (видать дома привыкла выдрючиваться перед покладистым мужем), бежит звать милицию. Я усмехаюсь, уже догадываясь о дальнейшем. Скорее всего, ни у кого никакой сумки вообще не крали, весь мини-спектакль разыгран для отвлечения внимания доверчивой публики. Пока бойкая дама бегает в милицию, размахивает руками, кому-то что-то доказывает и громче всех возмущается (а милиция в таких случаях как раз не особо суетится — оно им надо? ), баулы незадачливых торгашей утащены. Вернувшийся из буфета муж, упрекает жену в том, что она забыла о своих вещах, думая о чужих. Баба поначалу что-то сокрушённо бормочет в ответ, краснея и бледнея, потом малость приходит в себя и начинает во всём обвинять своего мужика — разумеется на весь зал. Вновь вызванный милиционер, смотрит на них со скучающим видом. Потом принимается за гораздо более хлебное (для него, разумеется) дело — цепляет какого-то армянина и ведёт в дежурку. Причина? У гостя с Кавказа, в сумке, было два будильника — и он имел неосторожность положить их так, что они были всем видны. Конечно, никто всерьёз не предполагает, что из этих будильников будут варганить таймеры для взрывчатки. В Орле находится часовой завод и говорят, что в специализированном магазине, этих часов — множество разновидностей, по умеренным ценам. Так отчего бы приезжему и не совершить такую покупку? Ну да было бы желание приклепаться — а повод всегда найдётся.

Для меня лично опасность представляют не стукачи и не воры (те и другие не столь уж многочисленны и коварны, самому дурковать не надо), а трепливые " добряки", нихрена в жизни не смыслящие, но гораздые на посулы и советы. " Ой, вы знаете, у нас на заводе (вариант — в колхозе, на фабрике, на ферме, и т. д. и т. п. ) так рабочие нужны, так нужны! Вы туда быстрее идите, вас там обязательно примут, с руками с ногами схватят — и не отпустят! И директор у нас такой хороший — золото, а не человек! И жильё там есть. Вот, говорят что безработных много — а к нам идти никто не хочет, у нас рабочих — только давай!.. "

Наслушаешься таких чмошников, попрёшься по указанному адресу (добираешься, иной раз, долго и трудно) — а директор (или конторские, из отдела кадров) смотрит на тебя, как на больного: " Что?.. К нам??? Бог с вами — мы своих-то не знаем, куда девать! Еле-еле концы с концами сводим. Кто вам вообще посоветовал сюда идти?.. "

Или: " Ой, да приезжайте вон ко мне — у меня там домик заброшенный, в другом районе есть, я в нём не живу. Вы там селитесь и живите, сколько душе угодно. "

Приезжаешь и узнаёшь, что — либо в домике живёт какая-нибудь родня хозяина, либо сам этот домик давно по досточкам разобран, никем иным как владельцем, который просто не отвечает за свои слова.

Лучше уж иметь дело с равнодушными людьми, которые тебя к себе в душу не пускают — но и сами в твою не лезут. Излишнее радушие к незнакомому человеку, должно даже настораживать — за исключением тех редких случаев, когда имеешь дело с человеком, хлебнувшим, как говорится, горя. Впрочем — горе не всегда изменяет человека именно в лучшую сторону. Бывает и наоборот.

Однако и сидеть сложа руки, глядя на всех сычом — бессмысленно. Под лежачий камень, говорят, и вода не течёт. Дёрнуло меня как-то зайти в Орле в контору, заведующую делами переселенцев. Говорю — я тоже, мол, с определённой натяжкой, могу сойти за переселенца. Почему бы вам не оказать мне какую-то помощь? Покрутили носами, пробубнили что-то насчёт колхозов, в которые мне следует обратиться…

Странно — они ждут, когда к ним кто-то приедет из Казахстана, или Узбекистана. Русский из России — не котируется. Но на самом-то деле, переселенцам из других республик тоже никто особо объятий не раскрывает. Разве это для кого-то тайна?

От большого ума заглянул и туда (есть и такое заведение), где вроде как обязаны помогать " лицам, освободившимся из мест лишения свободы". Там дали уникальный совет: " Ты сначала паспортом обзаведись, а потом к нам приходи. " То есть — для того, чтобы получить паспорт, нужно где-то официально устроиться на работу, получить какое-то жильё. Но для того, чтобы где-то устроиться и получить жильё — нужен паспорт. Получается замкнутый круг. Искусственно замкнутый, обрекающий человека на бродяжничество и смерть под забором — или на новый срок за решёткой. И я нахожусь в середине этого круга — понимая прекрасно, что меня ждёт в конце концов. Не один же я такой. Был шапочно знаком с двумя такими же беспаспортными, пытавшимися жить кой-какой торговлей. Один из них приторговывал сигаретами. На бомжей, собирающих бутылки, смотрел свысока, называл их дураками, себя бомжом не признавал (обычное дело для всех недалёких людишек: думать что бездомность — это такое мимолётное состояние, которое скоро пройдёт, подобно простуде). Одно время меня в Орле не было. Когда приехал — оказалось что этого человека уже нет в живых. Как мне рассказывали, он решил подзаработать и поехал торговать теми же сигаретами в Курск (там это было выгоднее, чем в Орле). Но в Курске менты два раза подряд грабили новоявленного бизнесмена, каждый раз забирая — и деньги, и сигареты. Оказавшись на полной мели, он вернулся в Орёл, полез ночевать в теплотрассу — и там у него прихватило сердце. В теплотрассе ночевать — тоже уметь надо: чтобы не обжечься, не задохнуться, крысами не быть объеденным и т. д…

Второй из упомянутых знакомых, возил обои из Белоруссии, пригородными поездами: Гомель — Новозыбков, Новозыбков — Брянск, Брянск — Орёл. Там и отсыпался (а также в платных залах Орла и Брянска). Начал постепенно спиваться — со всеми вытекающими из этого последствиями.

Было знакомство и другого рода (тоже, впрочем, мимолётное). Пожилой мужичок (скорее старик) — бывший работник ОБХСС. Показывал свои " корочки" — разумеется, давно просроченные. Много рассказывал о прошлой работе, с которой, по его словам, был выгнан за пьянку — хотя я не замечал у него особой склонности к выпивке. То ли, оставшись без средств, сумел расстаться с пагубной привычкой, то ли причина увольнения была какая-то иная. Ну да не стоит ждать полной откровенности от вокзального знакомого. По сути дела, именно он и надоумил меня заняться кой-какой торговлишкой. " Ты на трудоустройство-то надейся, но будь реалистом. Из денег выбьешься — бутылки что ли собирать пойдёшь? Так они сейчас копейки стоят — на хлеб не наберёшь. В наше время даже те, кто работу имеет, за торговлю берутся. Вон, в Курске, на кирпичном заводе, люди такие гроши получают, что какая-нибудь бабулька, сигаретами торгующая, в день имеет их месячную зарплату. Ты знаешь, мне много раз приходилось участвовать в разоблачениях цеховиков — так при советской власти подпольных бизнесменов называли. И — хочешь верь, хочешь не верь — обычно оказывалось, что эти миллионеры начинали буквально с пустяков: с блока сигарет, или с ящика водки. И странного в этом ничего нет. Ведь деньги — как вода. Если не умеешь их беречь и в дело пускать, то обрушься на тебя хоть денежный дождь с неба — завтра они уйдут, как будто их и не было. А если с деньгами толково обращаться, то и с чепухи раскрутиться можно. Только надо преодолеть в себе психологический барьер. Нам ведь внушали, причём на протяжении почти трёх поколений, что торговать — это стыдно. Это, мол, спекуляция. Но ведь само государство-то, торгует! Оно, выходит — самый большой спекулянт?.. Да, работяга с презрением смотрит на Хачика, торгующего на рынке мандаринами. Но между прочим — этот Хачик содержит свою семью в кишлаке и русскую любовницу здесь, в России. Да ещё может быть не одну. И выбирать старается бабу покрасивее, попородистее — которая своему русскому соседу и понюхать не даст. А гордый работяга одну жену содержать не в состоянии, его бабе приходится идти работать — как бы не к тому же Хачику в ларёк. Никакой, нахрен, стартовый капитал, в торговле не нужен — это всё сказки венского леса. Купи бутылку водки, продай с небольшой наценкой — вот ты уже и занялся бизнесом. Экономь на всём — и постепенно начнёшь торговать ящиками. Конечно, страна у нас дикая, торговец себя чувствует — как олень в джунглях. Тут и бандиты, и милиция, и санэпидстанция, и пожарные, и много ещё кто. Ну ничего не попишешь — не в Канаде живём…"

Торговля, конечно, не стала моим призванием (да и не шибко-то развернёшься — без документов, жилья, прописки и чьей-то помощи). Занимался я этим против воли, по жестокой необходимости. Но всё-таки, на тот период, это занятие спасло меня от голода и превращения в явного, одетого в рваньё, бомжа. Мало приятного — носиться по морю на плоту. Но без плота-то, вообще — гибель.

Как-то, наслушавшись рассказов про белорусское изобилие, решил смотаться в это новоявленное соседнее государство. Меня не раз уверяли, что все колхозы там целы и зарплату платят строго два раза в месяц — " аванс" и " получку", как по всему СССР в советские времена. Другие рассказчики восхищались тем, что магазины Белоруссии завалены дешёвыми продуктами и товарами — бери и вези в Россию, продавай с огромной выгодой! Вот и решил съездить, поглядеть на эту Аркадию.

Сначала попытался навести справки у торговок на вокзале. Их немало ночует в платном зале — спят на скамейках, телевизор смотрят, сплетничают. Орёл ведь не так уж далеко расположен от границ с Украиной и Белоруссией. Но у рыночных дам свои представления о прекрасном. " Знаете — вы поезжайте в Брянск, оттуда в Унечу; с Унечи дизель идёт на Кричев, в Белоруссию. Только в нём народу битком, он редко ходит. По пути сойдёте на станции Коммунары. Это белорусский городок Костюковичи — а станция Коммунары называется. Там колбасы — сто сортов, она гниёт на прилавках! А сыру!.. А творогу!.. Бери — не хочу!.. " Другая перебивает: " Да это при Шушкевиче рай такой был. Теперь Лукашенко у них встал, гайки закрутил. Раньше им просто некуда было всё девать. У них радиация, Европа продукты ихние не покупала. А Лука всё в Россию стал отправлять. Сейчас уже всё не то. Моя знакомая не дура — сразу дом в Ливнах купила — здесь, на Орловщине. Поняла, куда ветер подул. Я вот в Гомеле была. Там конечно, и обои дешёвые, и сгущёнка, и тушёнка — но нет такого уж сильного изобилия. "

— " Да Гомель — еврейский город, что о нём говорить! Его во время войны немцы поздно заняли, евреи удрать успели, а потом вернулись. У них конечно, задёшево, просто так, ничего не купишь — они снегу зимой без выгоды не продадут! "

" А в Костюковичах что — жить не хотят? "

— " Ну, там не евреи, там попроще…"

В разговор вступает ещё одна дама — необъятных размеров (я уж и не рад, что обратил на себя внимание): " Ой, я в Гомеле была — никому туда ехать не советую. Чуть не сдохла! Радиация такая — ужас! У меня голова раскалывалась, я не знала как оттуда выбраться. Мы с мужиком ездили. Он водку пил — дак ему ничего. А я — чуть не сдохла! "

— " Да, радиация там сильная. Больше чем в Киеве. Мне рассказывали: одна еврейка, вся в золоте, когда врачи ей сказали, что она уже всё, долго не проживёт — золото с себя рвала и на стены бросалась! "

" Да евреи — они все такие. За жизнь трясутся. Это им в наказание — радиация…"

У меня голова идёт кругом. Решаю что ехать надо просто-напросто по магистральной линии Москва-Минск.

Задумано — сделано. Добрался на пригородном в Брянск. Там уже не в первый раз наблюдаю следующую картину: люди ждут на платформе пригородную автомотрису (нечто вроде дизель-поезда, чешского производства) на Орёл. Уже и дикторша объявила по радио, с явно белорусским тягучим аканьем, что начинается посадка на " прыгарадный поезд, Брянск — А-арё-ол". И автомотриса (" матрица" — как называют её местные) уже стоит у платформы. А двери закрыты. И будут закрыты до последнего момента. Люди мёрзнут, ёжатся, матерятся. Кто-то начинает проклинать белорусов. Дескать — их в Брянске много и они все демагоги, службисты проклятые, ведут себя как немцы, всё только по инструкции, русского духа в них нет и давно пора выкинуть их из России…

Да, поговорка: " в тесноте — да не в обиде", явно не соответствует истине. Именно в тесноте и появляются обиды.

От Брянска добрался на электричке до Жуковки. Оттуда, на дизеле — до Смоленска. Там, с огромной толпой других пассажиров, кое-как забрался на электричку до Красного (пограничная русская станция на линии Москва — Минск). Вообще-то там всегда курсировала электричка Смоленск — Орша, но Орша — это уже Белоруссия. Заграница понимаешь…

Вся электричка на Красное, забита под завязку баулами, тюками, сумками, коробами, пакетами, корзинами — между которыми, чуть ли не на головах друг у друга, примостились люди. В этой тесноте каким-то чудом умудряются сновать юркие молодые люди, звонко выкрикивающие: " доллары, марки, Россия! Доллары, марки, Россия!.. " Ага — деньги меняют. Сидящие неподалёку пассажиры, смеются над какой-то бабулей, которая начала вслух недоумевать — зачем, мол, им марки? Решила что речь идёт о марках обычных, филателистических… Всюду разговоры о том, кто как расторговался. Торгуют во всю ивановскую и в самой электричке… Так и доехали до Красного.

В несчастном Красном — крохотный, обшарпанный вокзальчик, весь исписанный нецензурными надписями, который сроду не был рассчитан на такое количество народу. Благо хоть ждать приходится недолго. Вскоре подкатила минская электричка, выкрашенная в голубой цвет (обычный для белорусских электричек — смотрится красиво, но малейшая копоть, грязь, или пыль, хорошо видны на светло-голубом фоне; поэтому многие такие составы выглядят грязноватыми). Кто-то поясняет, что если в Минске с неё не сходить, то постояв там часок, она пойдёт до Бреста — к самой польской границе. Идёт, таким образом — всю ночь, через всю Белоруссию. В ней можно спать. Ревизоров обычно не бывает.

В общем — допиликал я до Минска. Подумал — не поехать ли до Бреста? Но решил, что хорошего понемножку.

В Минске вокзал бесплатный — что поначалу удивляет и радует. Но ночь на том вокзале забыть трудно. То и дело на кого-нибудь скопом кидались менты. Сразу — по три, по четыре человека. Заламывали руки, пригибали голову к земле — и волокли куда-то. Именно волокли. Причём, я обратил внимание, что кидаются отнюдь не на бомжей и не на каких-нибудь буянов. Лишь один раз, на другом краю зала, какой-то пьяный начал громко материться. Но его-то как раз, совершенно спокойно увёл, взяв за локоть, один-единственный милиционер.

От созерцания таких картин, спать не хотелось совсем — особенно когда я заметил, что схваченные ментами люди (в отличие от бомжей в российских городах) больше не возвращались.

Приглядевшись к сидевшему неподалёку деду, спрашиваю: " Слушай, дедуль — что у вас тут происходит? Чего людей хватают? Не бомжи вроде…"

Дедок хитро прищурился: " Лука парадак наводзець. Кончилась лавачка. Пабалувались — и хвацэць. Хто пахитрее — в Расию пэрэбираюцца… Та ты нэ тушуйся. Ты ж прыэзжай (уловил мой чисто русский выговор)? "

— " Да, сегодня только из Смоленска приехал. "

" Ну так хто тэбе тут знаэць? А нэ знаэць — так и нэ тронэць. Сидзи спакойна — тут сваи дзела…"

Едва рассвело — я дай Бог ноги с вокзала.

Побродил по Минску. Да — город вполне красивый. В центре напоминает Москву. В магазинах продукты есть. Но не сказать, чтоб в изобилии. И цены — почти московские, явно выше чем в Смоленске или Брянске. Кое-что чуточку подешевле. Но именно кое-что (например — пирожные) и именно чуточку. Хлеб у белорусов ужасный — чёрные круглые ковриги, с жёсткими, обсыпанными мукой корками. Быстро дошло, что в Минске просто нечего делать — ни тому, кто хочет найти работу, ни тому, кто хочет что-то подешевле купить. Столица — есть столица. Это витрина — красивая и дорогая. Напрасно я заехал так далеко.

Когда шёл к вокзалу, буквально возле меня, резко, со скрипом, остановился милицейский уазик (у меня душа ушла в пятки). Двери распахнулись, выскочили дюжие амбалы в униформе и… схватили под руки двух пожилых людей (видимо супругов), идущих куда-то неспешным шагом, с обычными небольшими авоськами в руках. Их затолкали сзади в уазик, не обратив на меня ни малейшего внимания. Машина лихо рванула с места…

Я немного постоял ошарашенный, потом перевёл дух и укрепился в мысли, что из Минска нужно уносить ноги — чем скорее, тем лучше.

Первой же электричкой выехал в Оршу. Там быстро усёк, что просто ходить по магазинам — бессмысленно. Всё продаётся-покупается через чёрный ход, через знакомых и знакомых знакомых, одним словом, по-блату. А так просто — ну можно что-то понемножку купить (чтоб сама дорога окупилась), не более того. И разница в ценах с той же российской Смоленщиной — не так уж велика.

А что касается колхозов, то сунувшись в один из них, я потом долго над собой смеялся — ну кому нужен иностранец, практически без документов, недавно освободившийся из заключения? Если б ещё председатель был мне отцом, или братом — а так, глупо и пытаться…

В общем, покинул я Белоруссию несолоно хлебавши — но хорошо хоть, вполне благополучно. Съездил, так сказать, на экскурсию.

А вообще, такие вояжи не всегда хорошо заканчиваются. Раз, влип я на станции Скуратово, Тульской области. Туда доехал — а оттуда, до утра, уже никуда никаких электричек. Ночь на дворе. Зима. Вокзал, который раньше на ночь не закрывался, теперь (из-за того что стоянка многих проходящих поездов на этой станции отменена — так же как отменён и ряд самих поездов) стал закрываться. И что делать? Поблизости от вокзала ещё работал какой-то ларёк. Пошёл я туда, купил бутылку водки. Отошёл от станции метров восемьсот, в относительно тихое место — безветренное и не на виду у припозднившихся прохожих. Протоптал тропу — метров тридцать длиной. Вот по этой тропе и ходил бодрым шагом, туда-сюда, всю ночь. Бутылку, по глотку, всю выпил — без какой-либо закуски. И не почувствовал ни малейшего опьянения.

Потом, в утренней электричке, оттаивал по частям, удивляясь что жив, и даже кажется не простыл…

В другой раз, тоже в Тульской области, на каком-то занюханном вокзальчике, привязался ко мне какой-то поддатый мужичок из местных. Начал изображать из себя супермена. Пришлось послать его подальше. Он предложил " выйти поговорить". Я сказал, что поговорить могу и здесь — и врезал ему не вставая со скамьи, обоими ногами в живот. Когда он упал, я вскочил и несколько раз прыгнул на него ногами. Бил со всей дури, не задумываясь, что могу и убить. Но видимо это не так-то просто — убить человека. Он хрипел, матерился, извиваясь червяком на полу, потом начал бормотать что-то вроде " братан, прости" … Немногочисленные пассажиры, выскочили от греха подальше на улицу. Но милицию никто не вызвал. Или не сумели. Или милиция не спешила. В общем — уехал я оттуда благополучно, оставив незадачливого терминатора ползать на четвереньках, в крови и соплях. Что поделаешь — нервы в лагерях у людей сильно сдают. И без того с трудом сдерживаемая злоба, порой прорывается наружу. Тут и до тюрьмы недалеко. И на суде, конечно, станут возмущённо пенять на то, что " не встал на путь исправления" — хотя именно в лагерях делается всё для того, чтобы превратить человека в волка. Я ведь до отсидки был не в состоянии отрубить голову курице, или утке…

Наверное глупо умалчивать и о том, что не один и не два раза меня грабила милиция. Обычное дело. Что в Орле, что в Ельце, что в Курске. Только в Курске менты особо жадные — настоящие грабители. А вот на станции Чернь, Тульской области, оказалось достаточным сунуть в лапы стражу порядка одну килограммовую пачку дрожжей. Дважды я оказывался " на грани банкротства", после наиболее сильных ментовских грабежей — в Курске и на станции Мармыжи (Курской же области). Но всё же, в мою первую зиму на воле, бутылки собирать не пришлось.

Дотянул кажись, до весны. Почти.

Разгар лета. Моего первого лета после освобождения.

Я вроде бы прихожу в себя после неволи. Появляются первые признаки адаптации моей нервной системы, к миру вольных людей — хоть этот мир и делает всё от него зависящее, для того чтобы меня растоптать, и для того чтобы я презирал его с максимальной силой.

Даже газетам стал внимание уделять, за событиями в мире следить. Впрочем — это так, на детском уровне. В целом, мне не до подобной ерунды, Едва пригрело солнышко, как я предпринял большую, рискованную, и наверное абсолютно бессмысленную " экспедицию" на восток.

Господа Конюховы, Хейердалы и Пальчевские, путешествующие по разным захолустьям под пристальным вниманием средств массовой информации всего мира (затаившего дыхание от волнения), являются, по сути дела, жалкими детишками в грязных штанишках, в сравнении с обыкновеннейшими русскими бомжами, которые без денег и документов, без еды и нормальной одежды, гонимые милицией с каждого вокзала, нередко больные и искалеченные, абсолютно бесправные и беззащитные перед лицом произвола со стороны кого бы то ни было — способны добраться в кратчайшие сроки, буквально куда угодно: хоть от Балтики до Тихого океана, хоть от Таймыра до Средней Азии. Я встречал 16-летнего " специалиста", способного тайком пролезть на грузовой самолёт. Он долго втолковывал мне — боюсь безрезультатно — как летать без билета на самолётах в Норильск, Уренгой, Магадан. Рассказывал о своём пребывании в этих городах такие подробности, выдумать которые просто невозможно. Доводилось разговаривать с женщиной средних лет, которая изъездила бесплатно на пассажирских теплоходах весь Волго-Камский бассейн. Таких, которые способны потихоньку забраться в тепловоз, или в кузов грузовика — вообще много. До некоторой степени, с бомжами могут конкурировать безбашенные русские футбольные болельщики, способные быстро добраться каким угодно транспортом, от Москвы до Забайкалья и даже в " дальнее зарубежье" — без всяких виз и загранпаспортов. Почему я говорю именно о русских " фанатах"? Потому что за все годы скитаний, ни разу не встретил на громадных российских просторах, ни одного английского, или скажем, немецкого болельщика. Если таковые и приезжают в Москву, или Петербург — то сугубо цивилизованно, купив билеты и надлежащим образом оформив все документы. Что же касается русских, то я не очень удивился, встретив в электричке Можайск-Москва, фанатов смоленского " Кристалла", прущих из Смоленска " собаками" (так на жаргоне болельщиков зовутся электрички) в Читу. Причём они прекрасно знают, что в конце этого путешествия их ждут драки с " конкурентами" и милицейские дубинки.

И всё же, фанатам полегче. Они мало-мальски организованы, более-менее прилично одеты и хоть немножко, да при деньгах. У них на руках имеются хотя бы обычные паспорта с пропиской (регистрацией). Они знают, что их поездка — явление временное. Домой вернутся — отмоются, отстираются, отоспятся, отъедятся, синяки залечат. У бомжа впереди — пустота. Да и позади — тоже. Его нигде никто не ждёт. Бомжи катастрофически одиноки. И неприятностей (в отличие от футбольных фанатов) вовсе не жаждут, нервы щекотать себе отнюдь не стремятся. Им хватает стрессов непрошенных. И эти люди способны землю пройти — от полюса до полюса — в погоне за миражом, воздвигнутым собственным воображением, за призрачным намёком на какую-то надежду.

Я тоже сам себе вогнал в голову ворох каких-то призрачных, ни на чём не основанных надежд, круто замешанных на элементарной ностальгии по родным местам и на книгах, вроде " Дерсу Узала". Говорят ведь — " на родине и стены помогают". Хотя есть и более циничные поговорки, типа: " хорошо там, где хорошо кормят". Но к таким поговоркам как-то неохота прислушиваться (хотя, порой и надо бы). Мы ведь, в конце концов не свиньи, чтобы судить о жизни по качеству баланды (впрочем — это ещё как посмотреть). Человеку свойственно надеяться на лучшее. Когда его ведут под автоматом в крематорий, он думает: " А может правда — всего лишь в баню? " Когда пропаганда, с наглостью проститутки врёт ему о прекрасной жизни в стране всеобщего счастья — а он своими глазами видит вокруг себя грязь, бардак, стукачество и ужас перед спецслужбами — человек обычно старается самого себя обмануть мыслями о том, что всё это явление временное, или свойственное лишь именно их району. А вот где-нибудь в столице — совсем другое дело. Там все поют и пляшут, и сдачу в магазинах сдают честно, и не обвешивают, и судьи там отечески справедливы, а улицы нарядны и чисты. И кидаясь с гранатой под танк, где-нибудь у разъезда Дубосеково, человек всерьёз способен верить, что " зато наши дети будут жить при коммунизме" …

Так и многие бомжи, лелеют где-то в уголке подсознания мыслишку о том, что " не везде же так хреново, где-то ведь и по-другому живут. Только б добраться туда, где живут по-другому" …

Ну я и решил добраться.

От Москвы на восток существуют, в принципе, три дороги (железные, я имею в виду): через Ярославль (самая дальняя, но наиболее используемая поездами, идущими в сторону Хабаровска и Владивостока), через Нижний Новгород (более короткая, но менее используемая), и через Муром (кратчайший, но почти совсем не используемый путь). Я ехал через Нижний Новгород. Из Москвы электричка (самая дальняя на том направлении) идёт до Владимира. Но — всего один раз в день. Это несмотря на то, что Владимир лежит примерно на таком же расстоянии от столицы, как Тула (до которой из Москвы электрички ходят 6 раз в день), или Тверь (17 раз в день). Проще доехать сначала до Петушков, а уже оттуда, местной электричкой — до Владимира. Петушки — городишко какой-то зачуханный (или показался мне таковым после Москвы? ). Несмотря на незначительное расстояние (всего-то 125 километров), там уже проявляется (особенно у пожилых людей) " окающий" говор. Друг к другу незнакомые люди обращаются, как-то более запросто (но и более хамски), нежели в столице — поначалу режет слух. Часто слышен мат — причём не в качестве ругани, а как приправа к вполне дружелюбному разговору. На вокзале довольно много цыган. Это, кстати, общее свойство таких городков, до которых дотягивают регулярные московские электрички, но которые расположены за пределами Московской области. Так, например, обилием цыган отличаются Гагарин (Смоленская область) и Кимры (Тверская область). Оно в принципе и понятно — в таких местах с пропиской-регистрацией всё же полегче чем в Подмосковье, а до Москвы, в случае надобности, добраться несложно. Допускаю также, что существует какая-то негласная " черта оседлости" для этих кочевников, не позволяющая им (по крайней мере, в массовом порядке) селиться в Московской области. Хотя петушковских цыган назвать кочевниками сложно — живут они осёдло, наряжаются по последней моде. В том числе и женщины, которые даже красятся под русских. Только на старухах можно увидеть типично цыганские шали и юбки со сборками. Поговаривают, что все эти " ромалы" делают бизнес на наркоте. Однако, то ли " не пойман — не вор", то ли стражи порядка взяты в долю, но так или иначе — цыгане чувствуют себя спокойно и на какие-то шиши живут прилично. Сам видел, как какая-то фасонистая молодая цыганка, презрительно фыркнула по адресу двух выпивающих под деревом мужичков: " Фу, бомжи проклятые! " Те, кстати, хоть и выглядели потрёпанно, но на бомжей всё же не походили. Один из них уловил реплику и послал вдогонку барышне обойму матюков. Та сделала вид, что не слышит.

В другой стороне, похожая на принаряженную бабу-ягу старуха, хриплым прокуренным голосом громогласно повествует товаркам: " Я ей казала — прынцыпияльна ни вазьму!.. "

Одно мне в Петушках понравилось — народ, в ожидании электрички, свободно сидел, стоял и даже лежал, на лужайке близ вокзала и на каких-то трубах, проходящих рядом. Весна, солнышко пригревает… Никого это не шокировало. Милиция ни к кому не подходила, ни разу ни у кого не проверили документы. Может это и попахивает бардаком, и трава измята, и намусорено кой-где, — но зато как-то человечно, не по-московски.

Правда, тут существует " перронный контроль". Билеты у входящих на платформу, проверяют какие-то мужики, обряженные в пятнистую униформу — такого ханыжного вида, что в другом прикиде смахивали бы на завсегдатаев местного вытрезвителя. Но на эту самую платформу можно подняться заранее, задолго до подхода электрички, когда проверяющих ещё нет. Проблема в другом: иногда между Петушками и Владимиром (всего-то 60 километров), пускают не электричку, а пригородный поезд, состоящий из нескольких вагонов, которые тянет электровоз. В каждом вагоне — проводница. Без билета прошмыгнуть трудно — но не говорю что невозможно. В крайнем случае, можно взять билетик до первой станции в сторону Владимира (это будет Костерёво). Дальше всё зависит от наличия (или отсутствия) у проводницы внимательности и хорошей памяти. Кстати: если подадут не пригородный, а электричку, в той тоже есть своя напасть — контролёрши (они же — кондукторши, обилечивающие пассажиров), постоянно шныряющие по составу.

Во Владимире, на вокзале — обилие турникетов и дуболомов в пятнистой форме (правда не такого пропащего вида как петушковские). Почему они все в камуфляже? От кого им маскироваться на местности приходится? От безбилетников, что ли?.. Вообще, по всей России любят злоупотреблять ношением этого самого камуфляжа. Угадывается в этом какое-то детское желание самоутвердиться. Пятнистые шкуры можно видеть на ком угодно — на рыбаках, охотниках, дачниках, сторожах, на праздношатающейся шпане. Видимо присутствует комплекс неполноценности, вызванный распадом СССР, после поражения в " холодной" войне…

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 121314 15 16 17 Следующая ⇒