Жан Кокто «Равнодушный красавец» Посвящение: Написано для мадмуазель Эдит Пиаф

Убогая комната в гостинице, освещенная уличной рекламой. Диван–кровать. Граммофон. Телефон. Тесная ванная. Афиши.

Когда занавес поднимается, актриса одна, одета в маленькое черное платье... Смотрит в окно, бежит к двери, глянуть на лифт, потом садится возле телефона, потом ставит пластинку с собственной записью и тут же ее останавливает. Возвращается к телефону и набирает номер.

Алло... Алло, это вы, Жоржетта? Позовите мне мсье Тотора. Ну, разыщите. Я подожду... Здесь? Превосходно!.. Дайте его сюда. Какой шум! У вас там все с ума сошли. Тем лучше! Тотор? Это ты... это я... да... Эмиль наверху? Нет? Ты его видел? В котором часу? Один?.. Ладно, ладно. И никакого понятия, куда пошел? Ничего тебе не сказал? Хмурый был? Нет, не беспокоюсь... просто мне надо кое–что срочно ему передать и никак до него не добраться. Ну, вот так... Целую тебя... Два часа ночи? Уже! Как время идет. Ну... до свидания... до свидания, Тотор. Счастливо тебе.

Вешает трубку. Слышит шум лифта, подходит к двери, прислушивается. Звонит телефон, она бросается к аппарату.

Алло... А, это вы? ... ваш брат? Здесь, разумеется, где же еще. Он здесь, но он в ванной. Сейчас позову. Эмиль! Эмиль! Что? Не можешь подойти? Прелестно. Алло... такой грубиян... Нет... кричит, что он совершенно голый и не подойдет, а то будет неприлично. Уверена ли я, что он здесь? Вы не в себе, Симона. Разумеется, здесь. Если он не желает потрудиться и взять трубку, я тут ни при чем. (Кричит. ) Твоя сестра считает, что ты бы мог потрудиться... (В трубку. ) У него изысканная манера выражаться. Нет, сидит в воде и заявляет, что из воды не вылезет. Я вам перезвоню.

Вешает трубку.

(Сквозь зубы. ) Сволочь!

Возвращается на свой пост. Бросается на шум лифта. Слышно, как отпирают соседнюю дверь. Тишина. Она без сил прислоняется стоя к дверям; идет к часам на стене, переводит стрелки вперед.

(Вполголоса. ) Как будто трудно позвонить, снять трубку.

Смотрит на телефон и, внезапно решившись, надевает плащ. –Звон ключей. Она снимает плащ. Бросается на диван, берет книгу. Дверь отворяется. Входит Эмиль. Роскошный альфонс, – впрочем, годы берут свое, и альфонсом ему быть недолго. Во время следующей сцены он будет раздеваться, расхаживая из комнаты в ванную и обратно, посвистывая.

Звонила твоя сестра. Я сказала, что ты в ванне. Ей ни к чему знать, что ты еще не вернулся в гостиницу. Что ты болтаешься незнамо где. Она была бы в восторге. По сути, она звонила просто разнюхать. Заладила: вы точно уверены, что он в ванной? Сволочь!

Где ты был? Я звонила Тотору. Тебя видели, но никто не знал, куда ты пошел. Время так летит. Я читала... Я думала, что только что вернулась после концерта. А потом смотрю на часы и вижу — немыслимо поздно... Где ты был? (Молчание. ) Превосходно. Не желаешь отвечать, как обычно. Не отвечай, детка. Вот уж не собираюсь тебя допрашивать, приставать. Я не из тех женщин, что учиняют допросы и ходят по пятам, пока не выпытают, что хотят. Тебе нечего бояться.

Я тебя спрашиваю, где ты был. Ты отказываешься отвечать. С этим все ясно. Просто на будущее: я тоже начну поступать, как мне вздумается. Мсье гуляет, вот и я уйду, куда захочу. С завтрашнего дня перестану отказываться от того, что предлагают эти типы, которые шлют мне цветы и записки. Шампанское, джаз и всё такое. И мсье поймет, как это весело — ждать. Все время ждать.

Эмиль переоделся в халат, ложится на кровать, закуривает и разворачивает газету, которая скрывает его лицо.

Читай свою газету. Читай свою газету, вернее, притворяйся, будто читаешь. Я все равно буду кричать... (В стенку стучат; она понижает голос)... кричать, что у меня накипело. Я знаю, что ты слушаешь, ты только притворяешься глухим. Удобная вещь газета. За газетой можно спрятаться, но я за этой газетой вижу твою злобную внимательную рожу, да, дорогой мой, вни–ма–тель–ну–ю. И я буду говорить, все тебе выложу. Всё как есть, мне рот не заткнешь. Читай свою газету. Читай свою газету. Это легче всего. Ты хоть знаешь, что такое болеть, болеть туберкулезом, кашлять, петь для публики, которая ржет и звенит посудой? Знаешь, что такое торопиться домой надеяться, что любимый человек тебя поддержит, и видеть пустую комнату, и ждать?

Ждать. Я назубок знаю эту комнату. Уж как я ее знаю! Рекламу знаю, красную и зеленую: то зажжется, то погаснет! Такси знаю, которые делают вид, что останавливаются, тормозят и едут дальше. И каждый раз сердце замирает. Лифт знаю, то он переезжает наш этаж, то не доезжает, и другие двери хлопают.

Стрелки этих часов знаю если на них не смотреть, они мчатся на полной скорости, а если смотреть, крадутся как воры... до того медленно, что кажется, они застыли на месте, и думаешь, что часы врут.

Ждать. У тебя ожидание — искусство, китайская пытка. Ты знаешь все самые кошмарные способы причинять боль и вредить. Уж я–то наждалась! Считаю, сколько шагов от окна до двери. Прикидываю, сколько выйдет, если каждый шаг считать за два. Слушаю... Всей шкурой слушаю, как звери. А иногда не выдерживаю и начинаю звонить. Звоню в один из тех грязных кабаков, по которым ты шляешься и терзаешь других женщин. И вечно ты только что ушел. И вечно никто не знает куда.
Смотри, я говорю, говорю, кто угодно другой на твоем месте швырнул бы газету, ответил, объяснился, закатил бы мне оплеуху. Только не ты. Ты читаешь газету или притворяешься, будто читаешь.

Я тебя люблю. Я тебя люблю, и в этом твоя сила. А ты — ты тоже говоришь, что любишь. Не любишь ты меня. Если бы ты меня любил, Эмиль, ты бы не заставлял меня ждать, не терзал бы меня постоянно, не таскался бы из кабака в кабак, пока я тебя жду.

Это подло. Подло. Твой эгоизм переходит всякие границы. Так. Ладно!!! Валяй. Читай свою газету, читай свою газету. Мсье спокоен. Мсье желает доказать мне, что он спокоен. А я? Я разве не спокойна. Я само спокойствие. Не много я знаю женщин, которые сумели бы оставаться спокойными так же долго, как я. Другая не моем месте уже давно вырвала бы у тебя эту газету. А я нет, я решила остаться спокойной и останусь.

Это ты беспокоишься, а не я. Я вижу, у тебя дрожит нога и пальцы на руках побелели! Ты исходишь от злости. Ты исходишь от злости, потому что знаешь, что ты не прав.

Где ты был? Я звонила Тотору, а ты уже ушел, и конечно, с какой–то девкой. Конечно, с той жуткой девкой, с которой ты спишь, когда объявляешь мне, что коллеги попросили тебя смотаться в Марсель. Молчи... я тебя знаю, и ее знаю. Вдвое старше тебя, одета с «блошиного» рынка. Нашел себе девку, ничего не скажешь! И с этой девкой мсье мне изменяет. Если бы я хотя бы узнала, что ты изменяешь мне со свеженькой девочкой, и сам от нее без ума. Не скажу, что я была бы в восторге, но я бы нашла тебе оправдание. Но так! Старуха, она даже не богата! Что? Ну скажи ты мне. В конце–то концов. Мужчины – психи. Психи и развратники. Они как чума. Вот подходящее слово, я его искала. Ты – чума!

В этой вонючей гостинице не было телефона. Я поставила телефон. Зачем? Чтобы мсье мог успокоить меня, позвонить: «У меня дела, я там–то и там–то, не волнуйся, милая. Я скоро вернусь». Лишний расход. Звонишь не ты, а твоя сестрица. Телефон превратился в дополнительный инструмент пытки. Разве мсье подумает, разве ему придет в голову такая мысль: «Она там подыхает одна в гостинице. Дай–ка я ей позвоню». Нет, чересчур много беспокойства, надо же руку протянуть. Дать понять этой девке рядом, что дома у тебя другая.

А твое вранье! Какой ты врун! Врать для тебя все равно что дышать. Врешь, и врешь, и врешь. Врешь по любому поводу, постоянно. Если ты говоришь, что пошел купить коробок спичек, — это неправда. Это значит, ты идешь попить пива и наоборот. На днях ты сказал, что идешь к зубному врачу. Я почуяла вранье. Заступаю на пост у гостиницы, где живет твоя девкаи вижу, как ты оттуда выходишь. Не говори, нет, не клянись маминым здоровьем. Я тебя видела. Но зачем было рассказывать про зубного? Правда, что к зубному сходить, что к этой твоей старухе — удовольствие примерно одинаковое. И заметь, я уверена, что и ей врешь, и всем остальным тоже.
Вначале я ревновала, когда ты спал. Ломала себе голову: «Куда он уходит, когда спит? Кого он видит? » – а ты улыбался, расслаблялся, и я начинала ненавидеть тех, кого ты видел во сне. Часто я тебя будила, чтобы с ними разлучить. А ты любил видеть сны и злился, когда я тебя будила. Но я не выносила эту твою блаженную рожу.

Теперь, когда ты спишь, я себе говорю: «Ну вот, мне спокойно: он здесь. Я могу его приласкать, потрогать, посмотреть на него». Но сама я сплю плохо. Почти не сплю. Говорю себе: «Он спит, он не таскается то туда, то сюда. Он мой, я его охраняю».

Эмиль! Предупреждаю: если ты через три минуты... Значит, так: считаю до трех. Досчитаю и, если ты не уберешь эту свою газету, предупреждаю тебя, что случится несчастье. (Считает. ) Раз, два, три, четыре, пять... (До десяти. На счете десять звонит телефон. Она подходит к телефону. ) Повезло тебе. Алло, алло! Кто говорит? Нет, это не мсье Эмиль. Мсье Эмиль читает газету. Ах, вот оно что... это вы. Да... Превосходно, подождите. (С трубкой в руке, Эмилю. ) Соблаговолишь подойти? Это твоя старушенция, (Молчание. ) она просит тебя к телефону. (Молчание. ) Нет, мадам. Я... я сказала ему, что это вы. Он не желает себя побеспокоить. Повторяю вам, читает газету. (Громко. ) Эмиль, подойдешь к телефону? Да или нет? (В трубку. ) Нет. Не подойдет... Но, мадам, я здесь бессильна... Ну... (Вешает трубку) Мерзавка... (Подходит к Эмилю. ) Спасибо, Эмиль. Ты был на высоте. Никогда бы не подумала, что ты так сумеешь. Я бы умерла со стыда, если бы ты стал говорить с этой женщиной. Эмиль... Я надоедлива. Правда?.. Прости меня... (Отодвигает газету, Эмиль спит, сигарета выпала. ) Ха, он спит! Вот это новости! А я–то умилялась, я–то вообразила...

Трясет его.

Эмиль! Ты спишь. Проснись. Эмиль!

Потягивается, встает и идет в ванную; она идет за ним; он одевается.

Эмиль! Ты собрался уходить! Берегись? Я выброшусь из окна. Я убью себя.
Что ты делаешь? Что на тебя нашло? Одеваешься... (Он надевает пиджак. ) Ты уходишь? Это невозможно! Что я такого сказала? Я жду... жду... чуть не сдохла, пока ждала. Наконец ты появляешься. Мне надо с тобой поговорить. Я говорю, а ты утыкаешься в газету. Засыпаешь. Как же так... Ты даже не слышал, о чем я хотела с тобой поговорить. Это уже слишком. За что ты на меня сердишься, за что ты меня наказываешь? (Цепляется за него. Он отталкивает ее и застегивает пиджак. ) Эмиль... Скажи что–нибудь. Скажи. Открой рот. Не стой как столб. Ты надеваешь плащ. Ну, нет, ты больше не уйдешь! Я тебя никуда не пущу. Пожалей меня. Не будь таким бессердечным. Эмиль, ты же не бессердечный. Ты меня любишь... Если бы ты меня не любил, ты бы не возвращался. А ты возвращаешься. Хоть поздно, да возвращаешься. Значит, ты ко мне привязан. Значит, это еще не конец. Поговори со мной. Скажи, что это еще не конец. Прости. Я буду хорошо себя вести. Не буду жаловаться. (Эмиль открывает дверь. Она цепляется в него. ) Это слишком жестоко, Эмиль! Заклинаю тебя, останься... Посмотри на меня... Я согласна. Можешь врать, врать, врать, приходить, когда угодно. Я буду ждать, сколько хочешь.

Эмиль дает ей пощечину и уходит, хлопнув дверью. Она бежит к окну.
(Занавес. )