ОПИСАНИЕ ЭЛЛАДЫ 2 страница

4. В этом сражении с обеих сторон или исключительно или преимущественно сражалась только тяжеловооруженная пехота. Всадников было немного и они не совершили ничего, достойного упоминания: пелопоннесцы были тогда плохими наездниками. Легковооруженные мессеняне, а со стороны лакедемонян критские стрелки совсем даже не вступали в бой: по древнему еще обычаю и те и другие были поставлены в тылу своей пехоты. На следующий день ни те, ни другие не решались начать сражения или первыми поставить трофей победы; к концу дня они взаимно послали глашатаев для переговоров относительно уборки трупов убитых и взаимно договорившись, они тут же принялись за погребение.

1. После этой битвы положение мессенян стало делаться все хуже и хуже: они были истощены денежными расходами, которые им приходилось производить для содержания гарнизонов и для охраны городов, да и рабы стали перебегать к лакедемонянам. Кроме того, на них обрушилась болезнь. Она навела такой же страх, как будто это была чума, однако она поразила не все население. Обсудив данное положение, они решили покинуть поселки, расположенные внутри страны, и поселиться на вершине горы, на Итоме. Кстати там был уже небольшой городок, о котором они говорили, что и Гомер упоминает о нем в своем «Каталоге» (Илиада II, 729): «Триккой владавший народ и Итомой высокоутесной». В этот-то городок они стали переселяться, расширив старый круг укреплений, так чтобы всем было достаточно места. Это место и помимо того является укрепленным; ведь Итома по величине не уступает ни одной из гор, которые находятся за Истмом в Пелопоннесе, и с этой стороны она совершенно недоступна.

2. Они решили также отправить в Дельфы священного посла – «феора». Поэтому они посылают Тисиса, сына Алкида; это был человек, по высокому положению своему не уступающий никому и, кроме того, он считался наиболее сведущим в толковании вещаний бога. Когда этот Тисис возвращался из Дельф, его подстерегли лакедемоняне из гарнизона в Амфеи. Они напали на него, и так как он не хотел отдаться в плен и пытался защищаться и сопротивляться им, они стали наносить ему раны, пока не раздался таинственный голос: «Оставь в покое несущего божие слово». Как только Тисис спасся, он тотчас же явился в Итому и сообщил царю божье вещание; вскоре после этого он умер от полученных ран. Что же касается мессенян, то Эвфай собравши их, открыл им бога ответ:

«Взявши деву чистую Эпита крови – Жребий вам ее укажет, – в жертву ночью Демонам ее подземным принесите. Если ж жертва не свершится, кто другой пусть Даст для жертвы добровольно дочь свою вам».

3. Согласно этому божьему указанию, тотчас все девушки, которые были из рода Эпитидов, были призваны вынуть жребий. Этот жребий достался дочери Ликиска, но Эпебол, истолкователь божьих вещаний, отвел ее, заявивши, что ее нельзя приносить в жертву: ведь она не дочь Ликиска, а ребенок, которого его жена, с которой он тогда жил, будучи бесплодной, принесла ему, взяв со стороны. В то время как он раскрывал историю этой девушки, Ликиск, захватив с собой и девушку, эмигрировал в Спарту.

4. Когда мессеняне, заметивши бегство Ликиска, пали духом, тогда Аристодем, принадлежавший к тому же роду Эпитидов, человек, более славный, чем Ликиск, в других отношениях, особенно же в военном деле, добровольно предложил свою дочь в жертву. Но человеческие планы, а тем более решения, Рок обрекает на неизвестность, скрывая их, как тина реки скрывает камешек. Так и тогда на пути Аристодема, сделавшего попытку спасти Мессению, встретилось вот какое препятствие.

5. Один из мессенян – его имени не называют – был влюблен в дочь Аристодема и уже собирался тогда взять ее себе в жены. Вначале он вступил в спор с Аристодемом, утверждая, что он, обручивший с ним свою дочь, не является уже больше ее владыкой, а что он, обрученный, имеет больше права ею распоряжаться, чем он. Но затем, увидав, что это не помогает положению, он обращается к другому способу: он бесстыдно заявляет, что он имел сношение с девушкой и что она беременна от него. В конце концов он довел Аристодема до такого состояния, что он, как безумный, в гневе убил свою дочь; затем он вскрыл ее чрево и оказалось ясным для него, что она не имела плода. Присутствовавший тут Эпебол потребовал, чтобы явился кто-нибудь другой, который согласился бы пожертвовать своей дочерью; для них ведь нет никакой выгоды от того, что дочь Аристодема убита; она убита отцом, а не принесена в жертву тем богам, для которых Пифия приказала это сделать. Когда прорицатель это сказал, вся толпа мессенян устремилась на жениха девушки с тем, чтобы убить его за то, что он наложил на Аристодема ненужное пятно преступления и скверны, а для них сделал сомнительной надежду на спасение. Но этот человек был особенно дорог Эвфаю. И вот Эвфай убеждает мессенян, что раз девушка умерла, этим исполнено божье слово и что то, что совершил Аристодем, для них совершенно достаточно. На эти слова все бывшие из рода Эпитидов заявили, что он говорит верно: каждый из них старался избавиться от страха за своих дочерей. И вот они, послушавшись убеждений царя, закрывают собрание и обращаются после этого к жертвоприношениям и празднеству.

1. Услыхав о данном мессенянам божьем вещании, лакедемоняне упали духом; не только народ, но и цари боялись возобновлять военные действия. Но пять лет спустя, после бегства Ликиска в Спарту, так как жертвы давали им благоприятные знамения, лакедемоняне выступили против Итомы. С ними уже не было критских стрелков, но и союзники мессенян запоздали своим прибытием. Спартанцы уже вызвали к себе недоверие со стороны остальных народов Пелопоннеса, особенно у аргосцев и у аркадян. Аргосцы собирались тайно от лакедемонян притти на помощь мессенянам в качестве добровольцев, но это было их частное решение – общегосударственного решения на этот счет не было. У аркадян же поход готовился открыто, но и они не прибыли во-время. Но мессеняне, полагаясь на вещание бога, смело решились подвергнуться опасности битвы один-на-один, даже без союзников.

2. В общем и тут в ходе битвы не было никакой разницы сравнительно с прежними сражениями; опять день окончился для сражающихся раньше, чем была решена битва. Не сохранилось в памяти, чтобы какое-нибудь крыло одолело другое или какой-либо отряд победил другой, однако, говорят, они не оставались и неподвижными в своих боевых рядах, как они были выстроены с самого начала, но с обеих сторон сходились на середине (между войсками) лучшие бойцы и там с неимоверным пылом и жаром сражались друг с другом. Так Эвфай проявил смелости больше, чем это следовало для царя, и, с безрассудной отвагой бросившись на окружающих Феопомпа, получил много смертельных ран и упал, теряя сознание. Когда он еще дышал, лакедемоняне, бросившись, во что бы то ни стало старались унести его к себе. Но и у мессенян их исконная любовь к Эвфаю и стыд предстоящего позора возбудили новые силы: им казалось более славным сражаться за своего царя, пожертвовать жизнью и кровью, чем, покинув его, спастись.

3. Гибель Эвфая тогда продлила битву и зажгла еще сильнее у обеих сторон их решимость. Эвфай прожил еще некоторое время и успел узнать, что в этом деле мессеняне оказались не слабее лакедемонян; через несколько дней он умер, процарствовав над мессенянами тридцать лет и провоевав с лакедемонянами все время своего царствования.

4. Так как у Эвфая не было детей, то он предоставил народу выбирать наследника своей власти. Против < притязаний> Аристодема претендентами выступили Клеоннис и Дамис, которые помимо всего прочего считались особенно отличившимися на войне. Что же касается Антандра, то враги убили его в битве, когда он сражался, защищая Эвфая. Также и мнение толкователей божественной воли, Эпебола и Офионея, было единодушно против предоставления высокой чести, какой пользовались Эпит и его потомки, человеку оскверненному, на котором лежит пятно проклятия за убийство дочери. Тем не менее был избран и объявлен царем Аристодем. Этот Офионей, прорицатель мессенский, слепой от рождения, обладал вот каким даром пророчества: точно узнав все обстоятельства жизни, на основании этого он предсказывал будущее каждому – как частному человеку, так и государству. Таким способом, как я сказал, давал он свои предсказания. Ставши царем, Аристодем неизменно старался делать народу приятное во всем, что было разумно; он оказывал почет знатным, особенно Клеониму и Дамису. Он ухаживал и за союзниками, посылая дары влиятельным лицам из аркадян, равно и в Аргос и Сикион. Во время царствования Аристодема война приняла форму разбойнических нападений небольшими отрядами и взаимных набегов во время уборки полей. Со стороны аркадян некоторые принимали участие наряду с мессенянами в нападениях на Лаконскую область. Аргосцы же не считали нужным заранее показывать свою вражду к лакедемонянам, но если бы началась война, они готовы были принять в ней участие.

1. На пятом году царствования Аристодема обе стороны, истощенные длительностью войны и расходами, пришли к мысли окончить дело решительной битвой, заранее оповестив о ней. Поэтому к обоим явились и их союзники, к лакедемонянам – коринфяне – единственные из пелопоннесцев, к мессенянам – аркадяне всем войском, а от аргосцев и сикионян – отборные отряды. Лакедемоняне в центре поставили коринфян, илотов и тех из периэков, которые участвовали с ними в походе, а на флангах стали сами под начальством царей, такой глубокой и плотной фалангой, как никогда раньше. У Аристодема и тех, кто был с ним, военный строй был следующий. Тех из аркадян и мессенян, которые телом были крепки и духом смелы, но не имели хорошего оружия, он снабдил самым лучшим оружием < какое только мог> достать, и так как этого настоятельно требовали обстоятельства, он поставил и их вместе с аргосцами и сикионянами; фалангу же он вытянул возможно шире, чтобы не быть обойденным врагами; он предусмотрительно позаботился, чтобы их боевой строй в тылу опирался на гору Итому. Начальником их он поставил Клеониса; сам же он вместе с Дамисом неизменно оставался при легковооруженных; в их числе находилось немного пращников и стрелков, главную же массу их отряда составляли те, которые по своей физической природе были способны к быстрым набегам и отступлению и вооружение которых было легким: панцырь и щит из них имел не всякий, а те у кого их не было накидывали на себя козьи или овечьи шкуры или же шкуры диких животных, особенно горные аркадяне, которые были одеты в волчьи и медвежьи шкуры. Каждый из них имел при себе много дротиков, а некоторые несли и длинные пики.

2. Все они сидели в засаде на горе Итоме, там, где они, как предполагалось, менее всего будут заметны. Тяжеловооруженные из мессенян и союзников выдержали первый натиск лакедемонян, а после этого они и в дальнейшем, в течение всей остальной битвы, продолжали и чувствовать и проявлять смелость. Численностью они уступали неприятелям, но это были лучшие отряды, а сражались они против обыкновенного войска, которое не являлось в равной степени с ними отборным, вследствие чего, благодаря своей храбрости и опытности, они тем более могли долгое время оказывать им сопротивление. Но вот тут легковооруженные воины мессенян, как только и им был дан знак, бегом бросились на лакедемонян и, обойдя их фалангу, стали поражать их копьями с фланга, а у кого доставало смелости, то подбегали ближе и поражали их в рукопашном бою. Лакедемоняне, увидав, что им грозит одновременно вторая опасность и при этом явившаяся столь неожиданно, однако, не пришли в смущение и, повернувшись против легковооруженных, пытались их отражать, но так как они были легко вооружены, им не трудно было убегать. Это привело лакедемонян в замешательство, а замешательство вызвало их гнев: ничто не заставляет так человеческую природу терять самообладание, как новое и в их глазах незаслуженно-обидное обстоятельство. Так было и в этом случае: спартанцы, получившие раны, а также и те, которые после гибели своих товарищей, теперь оказались первыми под ударами легковооруженных, стали сами выбегать вперед, всякий раз как они видели, что на них устремляются легковооруженные, и когда те отступали, они под влиянием гнева преследовали их дальше, чем следовало. А легковооруженные мессеняне придерживались принятой ими с самого начала тактики: они били и поражали дротиками противников, когда они стояли на месте; когда же они начинали их преследовать, они успевали от них легко убежать, а когда спартанцы, пытаясь возвратиться назад, поворачивались к ним спиной, они вновь на них нападали. Это они делали то тут, то там, в разных местах неприятельского строя. Гоплиты же мессенян и союзников с тем большей смелостью стали напирать на стоящих против них врагов.

3. В конце концов изнуренные и длительностью сражения, и ранами, кроме того приведенные в замешательство необычным для них способом сражения с легковооруженными, лакедемоняне расстроили свои ряды. Когда они обратились в бегство, то легковооруженные причинили им еще больше неприятностей. Числа погибших в этом сражении лакедемонян я не был в состоянии установить, но я и сам думаю, что их было много. Для большинства возвращение домой было спокойное, но для коринфян оно являлось как делом трудным: независимо от того, попытались ли бы они спастись через владения аргосцев или через Сикионскую область, им все равно пришлось бы идти через вражескую землю.

XII

1. Понесенное поражение причинило лакедемонянам не мало горя, так как в сражении было убито много очень видных людей. Им пришлось подумывать о том, что нет уже надежды счастливо окончить эту войну. Поэтому, впав в уныние, они посылают своих «феоров» – священное посольство в Дельфы. По их прибытии, Пифия им изрекла следующее: «Феб тебе повелел совершать не только рукою Бранные подвиги; нет: ведь мессенской землею владеет В силу обмана народ. Той же хитростью будет он сломлен, Начал которую он применять в минувшие годы» Это заставило мысли царей и эфоров, как корабль в море, блуждать в разные стороны; но как они ни старались придумать какую-нибудь хитрость, ничего они не могли изобрести. И вот, подражая хитростям Одиссея под Илионом (Одиссея, IV, 244 и сл. ), они посылают в Итому сто человек разузнать, какие у них там планы. Послали они их как перебежчиков, а для видимости был вынесен против них приговор об изгнании. Как только они прибыли, Аристодем тотчас же отправил их назад, сказав, что новым является только криводушие лакедемонян, их же хитрости – стары.

2. Потерпев неудачу в этом предприятии, лакедемоняне вторично пытаются разрушить союз мессенян с их соседями. Их послы прежде всего пришли к аркадянам, но после того, как аркадяне ответили им резким отказом, они уже воздержались идти в Аргос.

3. Узнав об этих происках лакедемонян, Аристодем со своей стороны посылает вопросить бога; и Пифия изрекла: «Бог тебе посылает военную славу, но бойся Чтоб не забралися к вам хитрые ковы враждебной Спарты, проникнув в стены, крепко созданные вами (Более силен Арес ведь у них); но венчанный стенами Храм могучего бога сожителей примет печальных, Только лишь двое избегнут тайн сокровенных несчастья; Знай: этот день не раньше увидит свое исполненье Чем измененная станет природа в образе прежнем». Тогда Аристодем и прорицатели были не в состоянии понять и истолковать это вещание, но прошло немного лет и бог раскрыл его, и ему суждено было исполниться полностью.

4. Другое же событие, случившееся тогда у мессенян, было следующее. У Ликиска, переселившегося в Спарту, умерла та самая дочь, вместе с которой он бежал в Спарту. Так как он часто ходил на могилу своей дочери, аркадские всадники, устроив засаду, захватили его в плен. Он был приведен в Итому и поставлен перед народным собранием; он защищался, говоря, что он ушел не как предатель родины, но послушавшись слов прорицателя о девушке, что она не родная его дочь. Несмотря на такие его оправдания, поверили в справедливость его слов не раньше, чем пришла в театр, < где шло народное собрание> , та, которая в это время была главной жрицей Геры. Она подтвердила, что это она родила эту девушку и дала ее жене Ликиска, как подкидыша. Теперь же, сказала она, я прихожу, чтобы открыть эту тайну и сложить с себя жреческий сан. Она говорила так потому, что в Мессении было установление, что если у женщины или у мужчины, облеченных жреческим саном, умирает кто-либо из детей, то жречество переходит на другое лицо. Тогда мессеняне, считая, что женщина говорит правду, избрали богине другую жрицу вместо нее и признали, что Ликиск совершил проступок, который можно простить.

5. После этого – шел уже двадцатый год войны – они решили вновь послать в Дельфы спросить о победе. На их вопрос Пифия прорекла: «Тем, кто в Итоме поставит вокруг алтаря в храме Зевса Первыми дважды пять полных десятков треножников богу, Тем со славой войны бог отдаст и мессенскую землю. В этом Зевсова воля. Обман тебе служит на пользу Следом отмщенье идет и бога ты не обманешь. Делай, что суждено, а беды – одним за другими». Услышавши это, они подумали, что предсказанье говорит в их пользу и обещает им победу на войне: так как святилище Зевса-Итомского находится внутри их стен, то, конечно, лакедемоняне не смогут раньше их поставить эти треножники. Они собирались поставить эти треножники, сделав их из дерева: у них не было средств, чтобы сделать из меди.

6. Кто-то из дельфийцев сообщил это вещание в Спарту. Когда они узнали о нем, то они созвали собрание; на нем ничего умного они придумать не могли, но у них был некий Эбал, даже не из очень знатных, но, как оказалось малый не глупый: он, сделав как попало из глины сто треножников, спрятал их в мешок и понес его вместе с сетями, как охотник. Будучи неизвестным даже многим из лакедемонян, он тем легче укрылся от внимания мессенян. Смешавшись с местными землевладельцами, он вместе с ними вошел в Итому, и как только стала опускаться ночь, он поставил в честь бога эти глиняные треножники и вновь вернулся в Спарту, чтобы сообщить об этом лакедемонянам. Мессеняне, увидав это, пришли в великое смущение и догадались – как это было и на самом деле, – что это исходит от лакедемонян. Однако Аристодем старался их успокоить, говоря все то, что полагается при подобных обстоятельствах, и свои деревянные треножники – а они уже были готовы – поставил вокруг алтаря Зевса-Итомского.

7. Но случилось также, что прорицатель Офионей – тот, который от рождения был слепым, – прозрел самым удивительным для людей путем: у него сильно заболела голова и после этого он прозрел.

XIII

1. Вслед за этим – так как близилось уже роковое время для гибели Мессении – бог стал давать им знамения будущего. Так статуя Артемиды – она сама и ее оружие было сделано из меди – выпустила из рук щит. Затем, когда Аристодем собирался приносить жертву Зевсу-Итомскому, то бараны сами собой и с такой силой ударились рогами о жертвенник, что от этого удара погибли. И еще третье им было предзнаменование: собаки, собравшись все в одно место, в течение всей ночи выли и в конце концов все ушли к лакедемонскому лагерю. Все это приводило Аристодема в смущение, а особенно явившееся ему во сне видение: ему казалось, что он собирается итти в сражение, что на нем надето оружие и что перед ним на столе лежат внутренности жертвенных животных. И вот ему является его дочь, в черной одежде; показывая свою грудь и чрево, рассеченные мечом, она, казалось ему, сбросила со стола жертвы, сняла с него оружие и вместо него надела на него золотой венец и накинула белое одеяние. Когда Аристодем и без того уже пал духом и полагал, что видение предсказывает ему конец его жизни, потому что у мессенян во время похорон знатных лиц на умерших надевают венцы и облекают их в белую одежду, в это время кто-то приносит известие, что прорицатель Офионей уже больше не видит, но внезапно опять стал слепым, каким он был с самого начала. Тогда он сообразил, что стихи пророчества: «Двое избегнут тогда сокровенной тайны несчастья и Измененная станет природа в образе прежнем» Пифией были сказаны о глазах Офинея.

2. Тогда Аристодем, подумав о себе и своих делах, что он напрасно сделался убийцей дочери, и, видя, что у родины не осталось никакой надежды на спасение, убил сам себя на могиле дочери; все, что человеческая предусмотрительность может сделать, он сделал для спасения Мессении, но судьба обратила в ничто все его подвиги и планы. Он умер, процарствовав шесть лет, а из седьмого года лишь несколько месяцев. Тогда такое отчаяние охватило мессенян, что они были готовы послать к лакедемонянам посольство с изъявлением покорности, настолько сильно поразила их смерть Аристодема; только ненависть к спартанцам не допустила их это сделать.

3. Собравшись на народное собрание, они не выбрали себе никого в цари, но назначили Дамиса полководцем с неограниченной властью; он же, взяв себе Клеониса и Филея в соправители, стал готовиться и в настоящих затруднительных условиях дать сражение. К этому их понуждала осада, а еще больше голод и отсюда страх, как бы им еще раньше не погибнуть от недостачи продовольствия; в доблести же и в смелости даже тогда не было недостатка у мессенян: погибли у них все полководцы и все наиболее видные граждане, но даже и после этого они еще держались целых пять месяцев.

4. К концу года они покинули Итому, провоевав целых двадцать лет, как это сказано и в стихах Тиртея: «Год уж двадцатый пошел и с высоких гор Итомейских Бросив тучных полей нивы, бежали они».

5. Эта война окончилась в первом году 14-й олимпиады, в которую коринфянин Дасмон победил в беге, а в Афинах Медонтиды продолжали править по десятилетиям, и кончался уже четвертый год правления Гиппомена.

XIV

1. Те из мессенян, у которых случайно были дружеские связи в Сикионе и в Аргосе и у кое-кого из аркадян, переселились в названные города, а в Элевсин – лица жреческого рода и те, кто совершал таинства в честь Великих богинь, вся же остальная масса рассеялась, каждый по своим прежним городам.

2. Лакедемоняне прежде всего разрушили Итому до основания, а затем, двинувшись, стали брать один за другим и другие города. Из взятой добычи они посвятили Аполлону в Амиклах медные треножники (III. 18, 7): под первым треножником стоит изображение Афродиты, изображение Артемиды – под вторым, а под третьим – Коры, дочери Деметры. Такие посвящения сделали они здесь, а из мессенской земли они дали жителям Асины, изгнанным аргосцами, ту область около моря, которую асинейцы занимают еще и теперь, а потомкам Андрокла (IV, 4, 4) – так как у Андрокла была дочь и дети у этой дочери; после смерти Андрокла они бежали в Спарту – им они выделили область, называемую Гиамеей.

3. С оставшимися мессенянами лакедемоняне поступили следующим образом. Прежде всего они клятвой обязали их никогда не отпадать от них и не задумывать какого-либо другого государственного переворота; во-вторых, они не назначили им никакого определенного оброка, но обязали их доставлять в Спарту половину всего, что они получают с земли. Было также предписано, чтобы при погребении царей и других важных лиц мужчины и женщины из Мессении провожали их в черных одеждах. На тех, кто нарушал это постановление, налагалась пеня. О злостно-оскорбительных наказаниях, которым подвергались мессеняне, Тиртей говорит в своих песнях: «Словно ослы чередой тяжкое бремя неся Волей владык под гнетом жестокой нужды, половину В Спарту должны они дать, что им приносят поля». А что они должны были вместе со спартанцами носить траур, это им высказано в следующем месте: «Если постигнет царей неизбежная смертная участь, Плач о владыках поднять жены и сами должны».

4. Попав в такое положение, вместе с тем и в будущем не надеясь на милосердие со стороны лакедемонян, считая предпочтительнее при настоящем своем положении смерть с оружием в руках, или даже окончательное изгнание из Пелопоннеса, они стали замышлять восстание, несмотря ни на какой риск. К этому особенно стремилась молодежь, еще не испытавшая ужасов войны, благородная в своих помыслах и предпочитавшая умереть в свободной своей родине, даже если бы рабское положение предоставляло ей всякое благополучие.

5. Такая молодежь росла во многих местах Мессении, но лучшая и наиболее многочисленная была в Андании, а среди нее был Аристомен, который и теперь еще чествуется мессенянами как величайший герой. < Как это рассказывается и о других героях>, так и мессеняне считают обстоятельства рождения Аристомена далеко необычными: они сохраняют сказание, что с Никотелеей, матерью Аристомена, сочетался дракон или бог, принявший образ дракона. Я знаю, что подобное же македоняне рассказывают об Олимпиаде, а сикионяне об Аристодеме. Но тут есть большая разница: мессеняне не приписывают Аристомену рождение от Геракла или Зевса, как македоняне, которые делают Александра сыном Аммона, а сикионяне – Арата сыном Асклепия; отцом Аристомена большинство эллинов называют Пирра, а сами мессеняне, как я знаю, при возлияниях называют Аристомена сыном Никомеда. Итак он, будучи в цвете сил и отваги, вместе с другими знатными лицами стал побуждать к восстанию. Делали они это не сразу и не открыто, но тайно посылали в Аргос и к аркадянам спросить, хотят ли они помогать им столь же решительно и смело, как и в первой войне.

1. Когда у них все уже было готово для войны и со стороны союзников они увидали больше готовности, чем даже ожидали, так как и у аргосцев и у аркадян уже ярко горела ненависть к лакедемонянам; при таких обстоятельствах мессеняне восстали на 39-м году после взятия Итомы, в четвертый год 23-й олимпиады, на которой Икар из Гипересии (в Ахейе) победил в беге. В Афинах были уже ежегодно избираемые архонты, и архонтом в Афинах был Тлисий. Кто были тогда царями в Лакедемоне, Тиртей не называл их имен, Риан же в своей поэме считает Леотихида царем во время этой войны. Но я лично не согласен ни в коем случае с Рианом вот на каком основании: хотя Тиртей и не назвал имени царя, однако, можно думать, что в следующих стихах он указывает это. Данная элегия написана им на первую войну: «Вкруг Итомы в боях без году двадцать годов Смело сражались они, терпя великие беды Наших славных отцов смелые духом отцы». Ясно, что эту войну мессеняне начали тогда спустя два поколения после первой войны и хронологически по времени выходит, что в Спарте тогда царствовали Александр, сын Эврикрата, внук Полидора, а из второго дома Анаксидам, сын Зевксидама, внук Архидама, правнук Феопомпа. В потомстве Феопомпа я дошел до четвертого колена, потому что Архидам, сын Феопомпа, умер раньше отца, и власть перешла к Зевксидаму, бывшему внуком Феопомпа. Леотихид же, как известно, царствовал после Демарата, сына Аристона, а Аристон был седьмым потомком Феопомпа.

2. Тогда в первый раз мессенцы столкнулись с лакедемонянами в своей стране при так называемых Дерах; это был первый год их восстания; союзников ни с той, ни с другой стороны не было. Победа осталась нерешенной, но говорят, что Аристомен явил такие подвиги, которые превосходили силы обычного человека, так что после этой битвы мессеняне хотели избрать его царем, тем более, что он был из рода Эпитидов; когда же он отказался от этого избрания, они назначили его полномочным предводителем войска. По мнению Аристомена, добиться славы в битве даже ценою жизни не откажутся и другие люди; для себя же он считал прежде всего необходимым в самом начале войны чем-либо лично поразить лакедемонян, а на будущее время внушить им к себе еще больший страх. С этой целью, войдя ночью в Лакедемон, он посвятил у храма богини “Медного дома” щит с посвятительной надписью: “Аристомен приносит богине дар из добычи спартанской”.

3. И лакедемонянам было прорицание из Дельф призвать к себе как помощника и советника (намеченного богом) афинского мужа. И вот они отправляют к афинянам посольство, чтобы оно сообщило им вещание бога и попросило дать им человека, который мог бы им посоветовать, что нужно им делать. Афинянам не хотелось делать ни того, ни другого; им не хотелось, чтобы лакедемоняне без больших трудов и опасностей овладели лучшей частью Пелопоннеса, но не хотели они и ослушаться воли бога. Поэтому они нашли некоего Тиртея – он был учителем грамоты, считался человеком небольшого ума и был хромым на одну ногу; его-то они и послали в Спарту. Прибыв туда, он сначала только знатным, а затем и всем, кого он мог собрать, стал петь элегии и свои “анапесты” – походные песни.

4. Спустя год после битвы при Дерах, когда и к тем и к другим прибыли союзники, обе стороны стали готовиться, чтобы вступить в битву при так называемой “Могиле кабана”. К мессенянам прибыли элейцы, аркадяне, а также вспомогательные отряды из Аргоса и Сикиона. Были здесь и те, которые раньше добровольно бежали из Мессении, из Элевсина – те, которые наследственно совершали служение Великим богиням, а также потомки Андрокла: с их стороны как раз было оказано мессенянам наибольшее содействие. На помощь лакедемонянам пришли коринфяне и некоторые из лепреатов, вследствие своей ненависти к элейцам. У асинейцев же был клятвенный договор (о невмешательстве) с обеими сторонами. Это местечко “Могила кабана” находится у Стениклера в Мессении. Говорят, что здесь Геракл обменялся взаимными клятвами с детьми Нелея над разрезанными частями кабана.

XVI

1. С обеих сторон перед битвой прорицатели принесли жертвы; со стороны лакедемонян – Гека, потомок и тезка тому Геке, который прибыл в Спарту с сыновьями Аристодема; со стороны мессенян – Феокл; этот Феокл был родом от Эвмантиса, а этого Эвмантиса, родом элейца из фамилии Иамидов, Кресфонт привел с собой в Мессению. Присутствие таких мудрых гадателей тем более побуждало их к битве. Из числа сражавшихся многие пылали готовностью к бою, насколько каждому позволяли его возраст и силы: особенно же выделялся лакедемонский царь Анаксандр и те из спартанцев, которые его окружали; со стороны же мессенян – потомки Андрокла, Финтас и Андроклес и те, которые стояли с ними, всячески старались проявить себя храбрыми воинами. Тиртей же и гиерофанты (жрецы) великих богов сами не участвовали в битве, но, стоя в тылу каждый своего войска, поощряли задние ряды.

⇐ Предыдущая 19 20 21 22 232425 26 27 28 Следующая ⇒