Война после войны

Характер Алексея Очкина, с одной стороны, помог ему после войны, когда он, проводя не раз долгие мучительные месяцы на койках госпиталей, закончил школу рабочей молодежи, поступил, выдержав огромный конкурс, во ВГИК, стал кинорежиссером — постановщиком трех фильмов, писателем, лауреатом премии им. А. Фадеева. С другой стороны, характер продолжал препятствовать спокойному течению жизни. В хрущевское время Очкин, выступая по приглашению В. И. Чуйкова в Генштабе, рассказывает о своей пьесе " Старая яблоня", где подвергалась критике политика удушения крестьянского хозяйства. В брежневское время приобретает недоброжелателей, защищая в высоких инстанциях от несправедливости своего сталинградского соратника Николая Смородина. Маршал Чуйков, всегда тепло относившийся к своим сталинградцам, говорил с А. Н. Косыгиным о присвоении " Алеше" звания Героя, но уже настали времена, когда и Косыгин оказывался в тени генсека, нового четырежды Героя, и сама Сталинградская битва начала уходить в тень " Малой земли"... Только санинструктор Антонина Давыдова — " Солнышко", одна из трех защитников кручи, оставшихся в живых в 60-е годы, получила орден Ленина.

Послевоенная судьба ветеранов — это отдельная, как представляется, неисследованная еще тема. О трагедии фронтовиков пишет Ю. В. Бондарев в рассказе " Павел", написанном спустя 40 лет после Победы: " И только сейчас я понимаю, что он был одним из моего поколения, кто пытался и после войны сохранить свое положение хозяина в любых обстоятельствах, еще не сознавая, что его звездные часы безвозвратно остановились в поверженном Берлине и уже не повторятся".

Участник Сталинградской битвы, старший инструктор информации политотдела 62-й армии писатель И. Г. Падерин, автор не раз переиздававшейся в 60-70-х годах повести об Алексее Очкине " Комдив бессмертных", говорит: " Этот человек — живая легенда в полном смысле слова. Высокий, плечистый, очень разворотливый, решительный офицер. Очень крутой. Никого не признавал. Все время старались его поправлять, но он все делал по-своему... Был одним из тех, кто первым применил сталинградскую тактику уличных боев — держать врага на бросок фанаты, что помогало при полном преимуществе немцев в авиации, тяжелом вооружении. В 112-й дивизии о подвиге на круче ходили легенды. Подумать только — пуля пробила голову, а Очкин потом дошел до Берлина. И годы спустя, уже после войны Чуйкову присылали письма с просьбой увековечить память погибших на круче. Но был какой-то фискал на Очкина, писал на него доносы... Может быть, из тех, кто сбежал тогда с командного пункта? Ох, сколько я знаю подобных фискалов, сколько было клеветы и подлости... Сталинград — это адская круговерть, бомбили не менее 300 немецких пикировщиков в день. Хрущев раз приехал к Чуйкову в штаб, съел гуся и дал ходу. Их ведь никого не было там... "

За послевоенные десятилетия известно немало случаев, когда кто-либо приписывал себе подвиги, которых не было, или преувеличивал истинные заслуги. Алексея Яковлевича Очкина никто в этом открыто не обвинял. Существуют, однако, закрытые документы, с одним из которых разрешили познакомиться сотрудники Центрального музея Вооруженных Сил. В этой справке 1972 года признано, что " Очкин А. Я. был активным участником боев против немецко-фашистских захватчиков на протяжении почти всей войны" и " действительно показал себя стойким, мужественным и отважным офицером"... Вместе с тем высказывались и некоторые сомнения...

К сожалению, и до сих пор многое о войне так и осталось под спудом. 60-е годы были временем возвращения памяти благодаря таким писателям как С. С. Смирнов, одна из книг которого названа " Рассказы о неизвестных героях". И никто не удивлялся, что в политдонесениях их подвиги не отражены должным образом. Многие документы просто не сохранились. Бывший начальник шифроотдела 112-й дивизии А. В. Маликов пишет о том, как собственноручно сжигал документы на окруженном немцами командном пункте 14 октября 1942 года. Остаются недоступными и поныне бумаги особых отделов и личных дел, в которых написано о бегстве с КП штабистов 112-й в тот страшный день. Косвенные подтверждения можно увидеть в том, что комдив Иван Ефимович Ермолкин был действительно назначен 25 января 1943 г. с понижением зам. командира другой дивизии (через несколько месяцев он погиб). А зам. командира дивизии по политчасти Макс Лазаревич Липкинд стал зам. командира полка. Впрочем, затем снова пошел в рост и получил шесть орденов, в том числе в мае 1945 г. орден Красного Знамени, а в июне 1949 г. — орден Ленина. А. А. Вой-збун, начальник штаба артиллерии 112-й дивизии, оставивший на КП в Сталинграде одного Н. И. Годлевского, долгое время непосредственный начальник Оч-кина — кавалер не одного, как Алексей Яковлевич, а четырех орденов Красного Знамени (тремя последними награжден 5 и 16 мая 1945 г., а также 31 марта 1946 г. ).

В официальной истории парторганизации 112-й дивизии оборона кручи описана таким образом: " В ночь на 15 октября врагу в одном месте удалось полностью смять танками один наш батальон и прорваться на кручи берега Волги, внизу которых лежали раненые наши бойцы. Тогда раненые коммунисты обратились к своим друзьям с призывом: " Умрем, но не дадим врагу опоганить воды великой русской реки Волги, коммунисты, вперед! " И взявши друг друга под руки стали взбираться на кручи. Увидев окровавленные ряды русских воинов, идущих в атаку, немцы не выдержали и отошли". Автор справки для Главпура верит не Чуйкову, а такому описанию, поскольку оно сохранилось в архиве...

Только в 1973 году после долгих поисков удалось найти мать Вани Федорова, который вместо того, чтобы ехать в эвакуацию пристал к идущему на Дон из Сибири эшелону 112-й дивизии и только благодаря исключительному упорству добился права стать воспитанником части. Наталья Никитична жила в своем родном смоленском селе Бурцеве. В войну потеряла четырех сыновей и мужа. Три сестры Вани стали известными доярками, а младшая Героем Социалистического Труда и депутатом Верховного Совета. РСФСР. По семейному преданию, династия Федоровых берет начало от Василисы Кожиной, знаменитой старосты-партизанки Отечественной войны 1812 Года. Именем Вани названа улица в райцентре Ново-Дугино, в Волгограде установлена мемориальная доска.
Только в 60-х годах начали создаваться ветеранские организации. Многие однополчане нашли друг друга спустя годы и годы. Отозвались дети И. А. Пивоварова и В. И. Черношейкина, других защитников кручи.

В наградном листе А. Я. Очкина на медаль " За отвагу" от 28 мая 1943 г. говорится об " умении руководить боем в сложных условиях", о боях батареи Очкина за Юдовку и Романове, о тяжелом ранении в ногу... Не совсем даже ясно — почему же представили только к медали? В архивах дивизии есть сведения о награждениях такой медалью, например, старшин за налаживание хозяйственных работ, учет боевого обозного имущества, за своевременную замену белья. Все это необходимо на войне, но сравнимо ли с руководством батареей и штурмовым отрядом в бою?

То, что Очкин, будучи тяжело ранен, уничтожил дзот в решающий момент боя — подтверждено свидетельствами очевидцев, официально собранными на месте боев в Курской области сотрудниками военкомата, музея и местной газеты. Они прислали их В. И. Чуйкову, в то время заместителю министра обороны СССР и в Центральный музей Вооруженных Сил, узнав, что герой Сталинграда — тот самый лейтенант, о котором помнят и у них. В работе А. Коваленко " Правда о Матросове и матросовцах" (М., 1994) пишется о подвиге Г. В. Майсурадзе, который в 1944 году был удостоен звания Героя Советского Союза за то, что " презирая смерть, бросился на дзот врага и закрыл амбразуру своим телом". Сам Майсурадзе, оставшийся в живых после тяжелейших ранений, но утверждению А. Коваленко, рассказывал ему о том, что уничтожил дзот первой гранатой, потом бросил вторую, осколками которой и был поражен. В горячке боя этого никто не разглядел. " И никто не сомневается, что Георгий Майсурадзе, Алексей Очкин и другие - подлинные герои... " — заключает автор.

В Подольском архиве Министерства обороны в листке А. Я. Очкина написано, что он представлялся к званию Героя Советского Союза в 1965 г. и приписка: " Получил ранение на пути к дзоту 26. 3. 43".
Самого Алексея Яковлевича Очкина сейчас гораздо больше тревожат проблемы не прошлого, а настоящего: " В годы войны я не был в плену или оккупации, а вот сейчас у меня появилось такое ощущение... Одно унижение за другим, бесправие... О грядущем крахе экономики я писал еще десять лет назад в журнале " Наш современник", говорил на Всесоюзном координационном совещании ученых-экономистов, где находился как писатель. Горбачев обещал, что обсуждение этих проблем будет всенародным...
Надежда на возрождение очевидно заключена только в национальной идее, в Православии. А сегодняшняя элита отправляет своих детей учиться на Запад... Нас толкают в рабство, а я не могу быть рабом.

Как можно спокойно слушать одновременно сообщения о заявлениях некоторых организаций в Германии с претензиями на Кенигсберг и выступление президента России, который катастрофически сокращает наши войска на северо-западе страны?! Василий Иванович Чуйков рассказывал нам, как трудно было наверстывать ущерб, нанесенный хрущевскими сокращениями в армии и на флоте.

Но самое страшное — это даже не материальное разорение, а когда убивают душу человека. В дни войны люди были гораздо сильнее. Было единство фронта и тыла. Выступал я с писателями-ветеранами в госпитале перед ребятами, воевавшими в Чечне. Говорю, что нам морально было легче... Мы знали, что война священная. Что Сталинград — последний рубеж.
Что может объединить сейчас нас, русских? Наверно, к великому сожалению, еще большее горе... Мы, сталинградцы, не можем быть равнодушными, мы всегда на изломе... "

⇐ Предыдущая 12