Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Кэтрин Кингсли 18 страница



 

Джоанна приготовилась к скрытым усмешкам и шепоту за спиной, решив относиться к этому как к неизбежной прелюдии главного. Она старательно не замечала презрительные и любопытные взгляды, которые украдкой бросали на нее и Гая люди, только что подходившие к ним с сердечными приветствиями и искренними поздравлениями. Такое отношение к себе ее не смущало, обидно было за Гая, который уж точно ничем его не заслужил.

Гай вел свою партию блестяще.

Это Джоанна чуть было не сорвалась, когда очередь приветствовать их дошла до некой леди Невиль. Подойдя, та поздоровалась сначала с Гаем, потом обратилась к ней с едва скрываемым презрением.

– Я искренне верю в ваше будущее, – сказала она, оглядывая Джоанну сверху вниз. – Моя дорогая подруга Лидия так много рассказывала мне о вас.

– Неужели? – произнесла Джоанна, с трудом сдерживаясь от смеха. Это был именно тот голос, который она не забудет и через сто лет, и звучал он с той же врезавшейся в память манерной медлительностью. Сомнений не было – лучшая подруга Лидии Салли Невиль была ни кем иным, как Нежным лепестком, забредшим в конюшню Гая.

– О да, я знаю все, что о вас известно, и даже немного больше, – произнесла леди Невиль холодным тоном, не оставляющим сомнений в том, что известное ей говорит отнюдь не в пользу Джоанны.

– Вы тоже удивитесь, как много мне известно о вас, – ответила Джоанна. – Возможно, будет благоразумнее для нас обеих хранить эти знания от других.

Леди Невиль гордо вскинула голову и, не ответив, удалилась.

Гай удивленно посмотрел на Джоанну.

– На что это ты ей намекала? – спросил он шепотом.

– На то, что мне известно о ней. Это же Нежный лепесток в пылающей Сахаре, который распустился на Рождество перед Ламбкином.

Гай не стал сдерживать смех и, откинув голову назад, расхохотался, от чего большинство присутствующих в зале повернулись в его сторону и от удивления замерли с открытым ртом.

Скоро появился и сам Ламбкин. Джоанна постаралась взять себя в руки, чтобы ничем не задеть его. Как‑ никак он был одним из друзей Гая.

«Ягненочек» оказался довольно привлекательным мужчиной, но не выделявшимся из толпы других ни загадочным байроновским взглядом, ни сладкозвучным языком великого поэта, и, как подумала Джоанна, когда Ламбкин с поклоном ее приветствовал, это сильно его огорчало. Сохранить серьезное выражение лица, то и дело непроизвольно вспоминая о его поведении в Рождественскую ночь, было не так просто, но Джоанне удалось пройти и через это испытание.

Ламбкин, не заметивший легкой иронии, с которой его встретили, смотрел на нее с любопытством, но совершенно не зло. Он пробормотал несколько вежливых ничего не значащих слов и быстро отошел, растворившись в толпе гостей. Какого‑ то более‑ менее полного впечатления о нем Джоанна составить не успела.

– Похоже, свои лучшие строки Ламбкин бережет для женщин, которых добивается, – сказал ей Гай, когда они обменялись взглядами после его поспешного отступления.

– Значит, мне повезло, – ответила Джоанна, поворачиваясь к очередному гостю.

Последующий час прошел в том же духе. Джоанна приветствовала одного за другим подходящих к ней гостей. Какие‑ то лица были ей знакомы, какие‑ то нет, но все это ее практически не интересовало. Она ждала двух мужчин, которые оказали существенное влияние на ее жизнь в прошлом и могли изменить ее будущее. Ее и Гая.

Джоанна полагала, что хорошо подготовилась к встрече с ними. Однако когда в зале наконец появился Холдинхэм, сердце в груди сжалось и понадобились серьезные усилия, чтобы взять себя в руки и не выдать волнения.

Он выглядел точно так же, как в тот вечер, когда она видела его в последний раз: те же тщательно причесанные темно‑ каштановые волосы, то же самодовольное выражение глаз, тот же взгляд, намекающий на то, что ему известно нечто большее. Джоанна ждала появления виконта с каким‑ то благоговейным страхом, а когда увидела, что‑ то в глубине души сразу подсказало ей, что так просто Холдинхэм не сдастся.

Поприветствовав Гая, Холдинхэм непринужденно склонился к ее руке.

– Контесса, – произнес он, – вы весьма преуспели с тех пор, как я видел вас последний раз. Триумф за триумфом, а теперь еще эта новость о вашей недавней помолвке.

Джоанна подавила желание отдернуть руку и влепить ему пощечину.

– Как я понимаю, этого нельзя сказать о вас. Ведь вы по‑ прежнему пребываете в холостом состоянии.

– К ужасному недовольству моего отца, – произнес Холдинхэм нарочито спокойным тоном. – А ты удачливый малый, Гривз. Две такие красивые кузины – и ты ухитрился заявить права на них обеих. Да, прими мои соболезнования по поводу кончины твоей первой жены. Такая трагедия.

– Спасибо, – сказал Гай также спокойно. – Однако позволь нам в этот вечер сосредоточиться на более счастливых предметах. Моя будущая жена, как ты знаешь, долго была вдали от Англии, и ей необходимо возобновить много знакомств.

– О да, конечно. Кстати, я, кажется, по дороге сюда обогнал карету Генри Уамока. Насколько я помню, он старинный и близкий друг контессы, на так ли?

Этот нанесенный исподтишка удар не произвел на Гая ни малейшего впечатления. Джоанна в очередной раз поразилась его выдержке – ни один мускул не дрогнул на его лице. Сама она уже начала примериваться, чтобы половчее лягнуть Холдинхэма в голень. Сдержала только уверенность, что Гай ответит негодяю более действенным способом.

– Старые знакомые, безусловно, – сказал Гай. – Только сдается мне, что мистер Уамок представляет их дружбу более близкой, чем было в действительности.

Губы Холдинхэма скривились в усмешке:

– О, возможно, это потому, что контесса подзабыла кое‑ какие детали за время своего долгого отсутствия. А я помню, что они договаривались о том, чтобы пожениться или что‑ то вроде того, когда я последний раз видел мисс Кару… Гм… Или контессу, как ее величают сейчас.

Гай так быстро поднял руку и схватил Холдинхэма за лацканы сюртука, что Джоанна даже не заметила, как это произошло. Когда она поняла, что происходит, Гай уже притянул незадачливого собеседника к себе, лацканы сюртука угрожающе затрещали.

– Ты всегда был куском дерьма, – прорычал он низким голосом, от которого по спине пробежали холодные мурашки, – но я надеялся, что ты хотя бы в этот вечер сумеешь удержаться от гадостей. Но раз нет, то расскажи, какую пользу ты собирался извлечь, когда нашептывал свой мерзкий план в ухо Уамоку? Надеялся, что, если скомпрометированную Уамоком мисс Кару заставять выйти за него замуж, тебе быстрее удастся реализовать свои планы в отношении нее?

Джоанна с удовлетворением отметила, что наряду с удивлением в серых глазах Холдинхэма отразился страх.

– Я… Я не понимаю, что ты имеешь в виду, – заикаясь, пробормотал он, облизывая языком свои чувственные губы, которыми так гордился.

– Не понимаешь? – вступила Джоанна в разговор. – Тогда я спрошу тебя прямо. Это тебе пришла в голову забавная идея направить той ночью Генри Уамока в мою комнату, чтобы нас в ней обнаружили вместе и заставили меня выйти за него? Ты знал, что он мечтает жениться на мне, и, учитывая твой ум и опыт, понимал, что добровольно я ни за что не приму его предложения. Поэтому и придумал столь оскорбительную для меня схему. Впрочем, репутация невинной девушки для тебя никакого значения не имеет.

– Клянусь вам, я не делал ничего подобного! – почти закричал безуспешно пытавшийся высвободиться из железных объятий Гая Холдинхэм, на лице которого выступил пот. – Я абсолютно не повинен в том, в чем вы меня обвиняете.

Джоанна холодно посмотрела на него.

– Я не верю тебе. Ты всегда был распутником и… и бесчестным негодяем, пытающимся получить то, что тебе не принадлежит, но хочется, и при этом желательно чужими руками. Помнишь последние слова, которые ты сказал мне в тот вечер? Ты заявил, что надеешься на мое скорое замужество, которое поможет тебе продолжить ухаживать за мной, а меня сделает более сговорчивой.

– Нет… Нет. Не так, – принялся упрямо твердить Холдинхэм, зло сверкая глазами на гостей, спешивших к ним со всех сторон в желании не пропустить ни одной детали разгорающегося скандала. – Нет же. Спросите у него самого! – закричал виконт, указывая рукой на дверь. – Я ничего такого ему не говорил.

Все головы повернулись к только что вошедшему Генри Уамоку, которому дворецкий помогал снять плащ. Обескураженный всеобщим вниманием, Уамок замер на месте и побледнел.

– Э‑ э… Добрый вечер всем, – выдавил он из себя через несколько секунд. – Отличная погода, не правда ли? Довольно тепло для этого времени года. Объясните же ради бога, что случилось.

Гай резким движением оттолкнул Холдинхэма в сторону и ослабил сжимавшие лацканы его сюртука пальцы, однако полностью их не разжал.

– Добрый вечер, мистер Уамок. Вы как раз вовремя. Будьте добры, подойдите сюда. У нас есть к вам несколько вопросов.

Генри оглядел переполненный зал, лизнул верхнюю губу и двинулся вперед – немного неуверенно, но отнюдь не так, как приближаются к месту казни.

– Я полагал, что приглашен на бал по случаю помолвки, – сказал Уамок, подойдя к Гаю, – а здесь происходит что‑ то похожее на самосуд. Ха! Хорошенькие дела, однако. Какая‑ то забавная шутка, наверное? – добавил он не слишком уверенно.

– Не такая забавная, как вам могло показаться, – холодно ответил Гай. – Скажите, мистер Уамок, не вы ли в ночь на тринадцатое августа тысяча восемьсот двенадцатого года пришли без приглашения в спальню мисс Джоанны Кару, а затем свалили на нее вину за ваше неожиданное появление?

Генри оглянулся на столпившихся вокруг гостей, и его взгляд лихорадочно заметался от одного лица к другому в тщетных поисках поддержки.

– Что… что здесь происходит? Я пришел не для того, чтобы быть допрошенным о событиях давно минувших дней. Эта распутница опять что‑ то наплела про меня в надежде после стольких лет спасти свое имя?

– Советую тебе ограничивать свои рассуждения рамками моего вопроса, – сказал Гай, глаза которого сверкнули ледяным блеском. – Еще одно оскорбление в адрес моей невесты – и я разорву тебя голыми руками. Тебе должно быть известно, что я способен на это. – Совершенно побледневший Генри Уамок кивнул. – Хорошо. Тогда ответь мне на такой вопрос: это лорд Холдинхэм подкинул тебе идею скомпрометировать мисс Кару, чтобы ее заставили выйти за тебя замуж?

– Холдинхэм? – переспросил совершенно сбитый с толку Генри Уамок. – Он‑ то здесь при чем? Это Джоанна. Только она. Она пришла ко мне в сад и призналась, что обожает меня. Говорила, что не в силах больше ждать и хочет доказать полноту и искренность своей любви. Я рассказал все это сэру Квентину и леди Оксли. – Он показал рукой на Джоанну. – Она лучше всех знает, что это правда, как бы горячо это ни отрицала.

Джоанна провела рукой по лбу.

– Значит, ты сам придумал этот бесчестный план и Холдинхэм действительно не имеет к этому никакого отношения?

– Я же говорил… – начал было Холдинхэм, но тут же умолк под пристальным взглядом Гая.

– Пожалуйста, продолжайте, мистер Уамок. Нам всем не терпится услышать вашу версию тогдашних событий.

Генри Уамок бросил затравленный взгляд на Гая, потом на Джоанну. Его лицо стало красным, будто свекла. Продолжавшая указывать на Джоанну рука дрожала.

– Холдинхэм не имеет никакого отношения к этому. Это… Это ты все придумала и ты во всем виновата. Если бы ты тогда в саду не поцеловала меня с такой страстью, если бы твоя кожа и губы не были так неправдоподобно горячи и призывны, если бы ты так бесстыдно не прижималась ко мне, предлагая себя в жены и приглашая зайти попозже в твою комнату, я бы никогда не совершил такой поступок. – Он потер лоб. – Я всегда был и остаюсь джентльменом. Я любил тебя или думал, что люблю. Прошу прощения за то, что приходится публично говорить такие вещи, но с моими чувствами ты обошлась крайне недостойно.

В течение нескольких долгих секунд Джоанна молча смотрела на него тяжелым взглядом. Она обещала Гаю быть сильной и была готова к любому удару, лишь бы это приблизило к правде. Но столкнувшись с такой чудовищной ложью, Джоанна совершенно не знала, как себя вести. Она по‑ прежнему была уверена, что за всем случившемся в тот вечер стоит Холдинхэм. Но почему так себя ведет Генри Уамок? То ли у него тогда действительно была галлюцинация, то ли он так долго внушал себе эту версию, что она превратилась в его памяти в твердокаменную правду. Ведь он же прекрасно знает, что она даже не приближалась к саду в тот вечер.

– Я не думала об этом, – медленно начала Джоанна, лихорадочно подыскивая способ заставить его признаться, – но не выпил ли ты тогда лишнего? В этом случае тебя действительно мог поцеловать и пригласить кто‑ то еще, а ты все перепутал и решил, что это я. Может быть, так было?

– Я не был пьян и ничего не перепутал, – возмущенно ответил Генри. – В тот вечер я намеревался сделать тебе предложение, но ты поразила меня до безумия своим собственным. Я и не знал, что подумать. А затем, к пущему моему недоумению, ты наотрез отказалась стать моей женой, и я завершил тот злополучный вечер совершенно опозоренным. И во всем виновата ты и только ты. Ничего бы этого не случилось, если бы ты вдруг не передумала выходить за меня, когда нас с тобой застали.

– Я сожалею о том, что ты был опозорен. Прошу прощения, – сказала Джоанна, не скрывая иронии.

– Я куда больше сожалею о кори, которой я так сильно заболел после всего этого, – угрюмо произнес Генри Уамок. – Доктор сказал, это большая удача, что я выжил.

Джоанна удивленно посмотрела на него, непроизвольно поднеся руки к щекам.

– Корь… – чуть слышно прошептала она и продолжила громче: – Ты… ты же общался с ней только на расстоянии, а в момент, когда Лидия вошла…

Рука Гая скользнула по ее плечу.

– Вот как, – произнес он, сжимая пальцами ее запястье. – Корь. Бог мой!

Джоанна медленно повернула голову и посмотрела ему в глаза. Сомнений не было – Гай пришел к такому же заключению, что и она.

– Лидия, – чуть слышно сказала Джоанна. – О боже, это была Лидия.

 

 

Распрощавшись с последним гостем, страшно усталая, но довольная Джоанна наконец забралась в карету и упала в объятия Гая. Диксон закрыл дверку, и лошади, подчиняясь команде Билла, тронулись в сторону обещающего тишину и защиту благословенного Вейкфилда.

– Какие приятные люди твой друг Рэн и его мама, – сказала Джоанна, прижимаясь к Гаю. – Они очень любят тебя.

– А теперь и тебя, моя милая. Ты произвела сильнейшее впечатление на них обоих. Должен признаться, в глубине души я немного сомневался, что они, совершенно не зная тебя, окажут мне такую сильную поддержку, согласившись устроить этот вечер. Однако не просто устроили. Вечер с их помощью стал настоящим твоим триумфом. – Гай усмехнулся. – Я искренне веселился, наблюдая за тем, с какой несвойственной ему скоростью ретировался Генри Уамок, как за ним тут же последовал Холдинхэм. При этом он очень напоминал побитую собаку, хотя на этот раз оказался невиновным в том, в чем его обвинили.

– Наверное, ему не понравилось, как ты обошелся с лацканами его сюртука.

– Гм. Полагаю, он испугался, что я вытрясу из него жизнь. И был не так уж не прав в своих опасениях. Я всегда считал, что за его благопристойной внешностью скрывается сердце труса и негодяя.

Джоанна хмыкнула:

– Графиня заверила меня, что прилюдная встряска, которую ты ему устроил, завтра станет одной из главных тем сплетен, обсуждаемых в Лондоне, наряду с ошибкой Генри, который ухитрился принять за любимую другую женщину и подхватить при этом корь.

– Не стоит забывать о роли графини и в противодействии злобным слухам, что ты отравила Космо, которые распространяли Каппони. Некоторые острые языки не преминули пустить это в ход, что серьезно угрожало нам. Однако к концу вечера ты в этих обсуждениях выглядела прямо‑ таки святой. Мама Рэна продемонстрировала лучшие качества старого закаленного бойца. Ты знаешь, что завтрашнее утро она намерена провести за написанием писем своим многочисленным друзьям и подругам, чтобы сообщить им «все вкусные подробности» – это дословно ее выражение – итальянского скандала и роли в нем семейства Каппони.

– Она чудесная женщина, и чем больше я о ней думаю, тем больше она напоминает мне Банч. А вот Рэн не такой, как ты, Гай. Он очень приятный и добрый человек, но может вести себя холодно и резко, если решит, что так нужно. Помнишь, как он, не стесняясь, мгновенно осадил Салли Невиль, когда она попыталась позубоскалить по поводу твоего выбора жены. – Джоанна села прямо и принялась изображать Салли: – «Есть основания полагать, что Гривз уже усвоил полученный урок. Думаю, все произошло из‑ за того, что он так переживал потерю жены, что решил излечиться от этого, найдя бледное ее подобие. Остается только сожалеть, что моральные качества избранницы оказались ниже самых скромных ожиданий».

– Да, помню, – с усмешкой сказал Гай. – Рэн парировал в своей неподражаемой, убийственно‑ вежливой манере: «Полагаю, что вам бы самой следовало кое‑ что усвоить, леди Невиль, и сделать правильные выводы, пока ваш бледный муж не узнал, что ваши моральные качества такие же, как у уличной кошки, и не выбросил вас в сточную канаву, где вам самое место». Какой точный подбор слов!

– В какой‑ то момент я подумала, что она даст ему пощечину, но откуда ни возьмись появившаяся графиня довольно чувствительно ударила ее по плечу своим веером и указала взглядом на дверь. Не припоминаю, чтобы кто‑ то еще в одно мгновение сделался таким бледным и убежал с бала с такой скоростью, как Салли. Через пару секунд было слышно, как она подзывает кучера, а в следующее мгновение раздался шум отъезжающей кареты.

Гай поцеловал Джоанну в висок.

– Ничего удивительного. Не могу даже представить такого светского человека, который бы попал матери Рэна под горячую руку и сумел сохранить после этого положение в обществе. Лидия во время наших встреч всегда слегка заикалась, приветствуя ее, и тут же старалась куда‑ нибудь упорхнуть.

При упоминании о кузине Джоанна уткнулась лицом Гаю в грудь. Эта была та тема, которую страшно не хотелось затрагивать, но было ясно и то, что избежать обсуждения не удастся.

– Гай, как ты думаешь, почему Лидия зашла так далеко, чтобы добиться моего согласия выйти замуж за Генри? Она же знала, что он мне совершенно не нравится. К тому же она действительно была серьезно больна. Мне и сейчас не верится, что она смогла не только встать с постели, самостоятельно одеться, но еще и изображать меня перед Генри.

– Тем не менее, дорогая, она все это проделала. Именно она все устроила. Другого объяснения просто нет. Конечно, ей помогла темнота. В темноте было легче притвориться тобой и заманить Генри Уамока в твою постель, чтобы потом «застать вас на месте преступления». – Гай слегка приподнялся, сжал щеки Джоанны ладонями и нежно поцеловал ее в губы. – Я понимаю, как больно тебе это слушать, любовь моя, но, как ни крути, получается, что Лидия по каким‑ то причинам опасалась тебя. Я узнал ее достаточно хорошо и могу сказать, что опасения были весьма свойственны ей. Хотя непонятно, что могло заставить ее, больную, встать с постели и проделать такие невероятные вещи.

Джоанна задумалась, стараясь до мельчайших подробностей вспомнить разговор, который состоялся у них с Лидией в тот вечер, и тем самым найти хоть какую‑ то зацепку для объяснения экстравагантных поступков кузины. Она хорошо помнила, что Лидия вновь и вновь возвращалась к тому, что Джоанне пора выходить замуж, а затем вдруг стала предупреждать, что при этом ни в коем случае нельзя делать ставку на Холдинхэма, говоря, что он самый ужасный человек…

– Конечно же, – прошептала она. – Почему же я до сих пор не обратила на это внимания?

– На что ты не обратила внимания? – спросил Гай.

– На то, что Лидия не переставая спрашивала меня тогда о Холдинхэме. Она почему‑ то была уверена, что я хочу его заполучить, и… и она даже разрыдалась из‑ за этого. Я подумала, это от того, что она опасается за меня, боится, что я совершу ошибку и буду несчастлива в браке. Она даже попыталась подтолкнуть меня к Генри Уамоку, доказывая, что он более подходящий кандидат.

– А‑ а, – удовлетворенно произнес Гай. – Ну так это все проясняет, не правда ли? Лидия хотела сохранить Холдинхэма для себя и решила, что самым лучшим и надежным способом будет заставить тебя выйти замуж за Уамока.

– Но ведь я даже спрашивала Лидию, не интересует ли Холдинхэм ее. Однако вопрос рассердил Лидию, она с раздражением отвергла само предположение. Я тогда отнесла ее неровное и слезливое настроение на счет болезни, решив, что во всем виноват изматывающий ее жар.

– Жар, который Генри Уамок чуть позже принял за огонь страсти. Получается, что в этом конкретном случае болезнь ей помогла. Проявление страсти никогда не было сильной стороной Лидии.

Джоанна подняла на него глаза, и даже в сумеречном свете кареты в них отчетливо читалось удивление.

– Что ты, Гай? Страсть и любовь были ее главными желаниями в жизни. Она даже писала мне, что…

Джоанна резко замолчала, залилась краской и плотно сжала губы, будто опасаясь, что недосказанное может вырваться наружу.

– Что она писала? О чем, Джоанна? Скажи же, между нами не должно быть никаких секретов.

– Нет… Я не должна рассказывать об этом. Эта часть вашей с ней жизни, и она касается только вас двоих.

– Думаю, я и сам могу ответить на свой вопрос, – сказал Гай, пощекотав теплыми пальцами ее щеку. – Она писала, что наши отношения полны страсти, не так ли? Что она каждый вечер с нетерпением ожидает меня в постели?

Совершенно смущенная Джоанна кивнула.

– Да, что‑ то в этом роде.

– А хочешь знать правду?

– Я… я не уверена, – отвела она взгляд в сторону. – Я всегда думала, а после того, что было между тобой и мной, тем более… Ну, в общем, я думаю, что об этой стороне своей жизни она писала мне правду. Ведь ты такой страстный любовник.

Гай осторожно повернул ее голову к себе и посмотрел ей прямо в глаза.

– Мужчина может быть по‑ настоящему страстным, любимая моя, только если его по‑ настоящему хочет и отвечает на ласки женщина.

– Ты хочешь сказать, что Лидия не хотела и не отвечала? – спросила потрясенная до глубины души Джоанна. Сколько она помнила, жизненные силы переполняли кузину, и до сих пор не было ни малейшего сомнения, что эта живость и энтузиазм сохранятся у нее и в супружеской постели.

– Поначалу Лидии, как и большинству молодых женщин, недоставало опыта, – спокойно начал рассказывать Гай. – Я относился к этому с пониманием. Я же любил ее, или, точнее, любил женщину, которую сам придумал и решил, что Лидия именно такая, и мне очень хотелось, чтобы эта часть нашей жизни доставляла удовольствие нам обоим. Поэтому я старался быть предельно внимательным к ней и не торопил события. – Он тяжело вздохнул. – А Лидию, как я позже понял, с самого первого раза пугал акт любви. Она оказалась не готовой принять эту реальность жизни и чувствовала себя обманутой.

– Обманутой? – переспросила Джоанна сморщив лоб в задумчивости. – Почему обманутой, если все вышло, как она хотела? Она же всегда любила поговорить о тайных поцелуях и фактически не скрывала своей тяги к подобной пафосной чепухе.

– Думаю, что на самом деле единственное, что ей было нужно, это внимание к собственной персоне. Ей хотелось слышать слова о том, как она чудесна и прекрасна. Она мечтала о мужчине, который бы стоял перед ней на коленях с букетом цветов, а еще лучше с драгоценностями в руках.

Джоанна улыбнулась:

– Довольно точное описание.

– Мы жили вместе пять лет, – сухо сказал Гривз. – А проблемы обозначились уже в первую брачную ночь, когда она вдруг поняла, что я не принц из сказки, готовый обожать на расстоянии и позволять жить весело и счастливо по ее собственному усмотрению в оставшееся время, а обычный человек из плоти из крови с реальными чувствами и желаниями.

– Лидия действительно увлекалась сказками и романами в высоком стиле, – сказал Джоанна.

– Похоже, это увлечение сыграло с ней злую шутку, – проворчал Гай. – Из этих сказок, к сожалению, невозможно узнать, что такое влечение. И у меня, черт побери, она не хотела ничему научиться.

Джоанна могла только догадываться, что должен был испытывать Гай в постели с молодой женой, которую не интересовала физическая близость.

– Мне очень жаль, – сказала она. – Но Лидия хотя бы научилась принимать тебя в своей постели как принято?

– Принимать меня как принято? Когда она поняла, что я от нее хочу, то испугалась. Лидия понимала необходимость исполнять свой долг, родив, как это принято, ребенка, но это все, что она была готова сделать для меня. Поверь, Джоанна, близость с женщиной, тело которой ни на что не реагирует, далеко не самое приятное занятие, как бы тебе эта женщина ни нравилась.

– О! – вырвалось у Джоанны. Открытие еще одной не самой лучшей черты подлинной, а не придуманной ею Лидии отозвалось в сердце болезненным уколом. – А потом… Потом она поняла, что носит под сердцем ребенка, и случилось это очень скоро после вашей свадьбы. Даже я была удивлена. Ведь она сама еще была как ребенок, и, подозреваю, ей было досадно от того, что приходится отказываться от балов и вечеринок, которые она так обожала.

– Да, к тому же беременность испугала Лидию, и она закрыла свою дверь перед доставившей столько проблем тварью, в каковую в ее представлении превратился я, – с горечью произнес Гай.

Джоанна не знала, что сказать. В письмах Лидии все выглядело совершенно по‑ другому. Это Гай, по утверждению кузины, совершенно перестал обращать не нее внимания, когда она забеременела, поскольку его интересовали только плотские удовольствия.

– Получается, я совершенно ничего не знала, – удивленно пробормотала она наконец.

– А как ты могла знать? – резонно спросил Гай.

– О, Гай, я ничего не знала и при этом винила во всем тебя.

– Ты верила в то, во что Лидия хотела, чтобы ты верила.

– Но зачем ей это было нужно? – недоуменно взмахнула руками Джоанна. – Почему, объясни мне, Лидия, являясь истинной виновницей всех бед, с которыми мне пришлось столкнуться, регулярно на протяжении стольких лет писала мне письма, представляя в извращенном свете то, что у вас происходило?

– Обожаемая моя Джоанна, у тебя слишком чистое сердечко, чтобы понять это. – Гай ободряюще улыбнулся ей. – Лидия не ожидала, что ты откажешься выйти за Генри. Кстати, я не исключаю, она была уверена, что, устраивая таким способом твое замужество, она делает тебе добро. Но она совершенно не ожидала от тебя такого решительного поведения. Ей и в голову не приходило, что тебя не испугает перспектива быть опозоренной, и ты сможешь, бросив все, уехать за границу.

– Да… Может быть, поэтому она и стала писать мне. Ей, наверное, было ужасно стыдно за то, что из‑ за нее я оказалась в таком затруднительном положении.

– Возможно, но я не замечал, чтобы совесть доставляла Лидии какие‑ либо неприятности. Могу добавить, что известие о твоей свадьбе с Космо ее отнюдь не обрадовало.

– Не обрадовало? – уточнила Джоанна, подумав о том, что она оказалась просто доверчивой дурой. – Она писала, что ей было так приятно узнать об этом, и я не сомневалась в ее искренности…

– Охотно верю. Но я слышал немало злых и неприятных слов по поводу того, что ты вышла замуж за человека, который был намного старше тебя, исключительно из‑ за его богатства и титула. Она твердила об этом изо дня в день на протяжении нескольких месяцев, пока мне не надоело слышать твое имя и имя Космо ди Каппони.

– Но зачем? – вновь спросила Джоанна. – Я уже не представляла для нее никакой, даже гипотетический, угрозы. У нее был ты, был ребенок, Вейкфилд, титул – была жизнь, о которой она всегда мечтала. Почему она так завидовала тому, что я вышла замуж за человека, которого любила?

– Послушай, Джоанна, ты никак не можешь понять главного, – тихо, стараясь не обидеть ее, сказал Гай. – Она совершенно не ожидала, что ты, уехав из Англии, сможешь выйти замуж. Тебе, с ее точки зрения, оставалось только медленно увядать не фоне ее успеха, желательно испытывая острое чувство зависти. Но ты вышла замуж, да еще за виконта Каппони, человека весьма богатого и с обширными связями. Это в жизненную схему Лидии никак не укладывалось. А уж то, что ты любишь его и счастлива в то время, когда ей так плохо, было настоящим ударом.

Джоанна чуть было не закричала от все более усиливающегося чувства разочарования и безысходности.

– Но если Лидии хотелось, чтобы я ей завидовала, то почему она постоянно писала мне о своих проблемах? То, что она сообщала о себе, вызывало только чувство жалости.

– Я знал, что ты любишь Лидию, дорогая, но не мог представить, что это настолько мешает тебе понять ее. Главным желанием в жизни Лидии было находиться в центре внимания, даже если это внимание обусловлено жалостью к ней. Собственно, для этого ты и была ей нужна – твоя бесконечная любовь гарантировала внимание. – Джоанна замотала головой, отказываясь верить. – Затем, когда умер Космо, – продолжил Гай, – она вдруг изменила свое отношение и стала говорить, как ей жаль, что ты, совсем недолго пожив с мужем, стала вдовой. Но продолжалось это ровно до тех пор, пока не поползли слухи об отравлении. Я готов поспорить на что угодно, что это ты написала ей о том, в чем обвиняют тебя Каппони. Ведь так?

Джоанна удрученно кивнула.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.