Кэтрин Кингсли 11 страница

– Да‑ да, вы говорили. Но я хотел бы еще понять, почему вы оставили уютный дом и привычную роскошную жизнь, решив уединиться ото всех не просто в одном из уголков холодной Англии, а именно в моем доме, и даже не в доме как таковом, а в детской.

– Потому что я всем сердцем любила Лидию, – сказала Джоанна, не зная, что к этому можно добавить, а в глазах сами собой появились слезы. – Потому что я никогда и ни при каких обстоятельствах не нарушала обещания, которые ей давала. А теперь я полюбила Майлза и поэтому остаюсь здесь не только ради Лидии, но и ради него.

В дверь постучали. Джоанна отвернулась и вытерла глаза уголком шали.

– Обед подан, милорд, – объявил вошедший в гостиную Диксон.

– Спасибо, – поблагодарил его Гай. – Мы придем буквально через несколько минут.

Он подошел к Джоанне и, осторожно взяв за плечи, развернул лицом к себе.

– Джоанна, – мягко сказал лорд, – простите, если расстроил вас, но я должен был вновь услышать ваш ответ прежде, чем двинуться дальше.

– Вы все еще не верите мне? – прошептала она, глядя ему в глаза и всей душой желая, чтобы это было не так. Мысль, что кто‑ то, а тем более Гай, может считать ее лгуньей, была невыносима.

– Полагаю, что верю, – ответил Гривз, растягивая слова. Между бровей четко обозначились две глубокие морщинки. – Я был бы последним невежей, если бы не верил вам, после того, что вы сделали для моего сына. Однако еще во многом я хотел бы разобраться.

– Тогда спрашивайте, я отвечу, – сказала Джоанна, борясь с неприятным напряжением, появившимся в горле. – Я… Я имею некоторое представление о том, что вы могли слышать обо мне. Лидия регулярно сообщала мне о слухах, которые здесь ходили.

Гай на мгновение прикрыл глаза, будто ее слова причинили ему боль.

– Пойдемте‑ ка обедать, – сказал он. – Мы можем поговорить в столовой.

Гай предложил ей руку, и Джоанна вложила в нее свою, стараясь не обращать внимания на разряд, пробежавший при прикосновении по ее пальцам и отозвавшийся внизу живота. Джоанна уже всерьез начала сомневаться, что сможет спокойно пережить этот вечер.

За черепаховым супом, который был подан на первое, Гай намеренно повернул разговор на несущественные темы. Прежде чем переходить к новым вопросам, необходимо было сосредоточиться, чтобы быть уверенным в собственной объективности. И сейчас он изо всех сил старался добиться этого. Дело в том, что лорд был буквально ошеломлен великолепием Джоанны и еще не до конца оправился от шока, испытанного, когда она вошла в гостиную.

Возможно, из‑ за этого, когда Джоанна с таким волнением говорила о Лидии, он не смог объяснить, что покойная супруга занимает сейчас весьма незначительное место в его мыслях. Гай до глубины души был поражен простотой Джоанны, полным отсутствием у нее женского жеманства и ее классической красотой, о которой она сама, похоже, даже не догадывалась.

Удивительно, но как‑ то само собой получилось, что Джоанна в его мыслях перестала ассоциироваться с Лидией, и лорд совершенно не заметил, когда это произошло. Сейчас она была для него… Джоанной. Именно Джоанной – единственной, прелестной, настолько же открытой и прямой в суждениях, насколько и загадочной.

А когда она вдруг сказала, что обычно не бывает настолько обнаженной, Гай чуть не поперхнулся. Ведь он, конечно же, не мог не обратить внимания на кремовый овал ее грудей, выступавших из глубокого выреза лифа, и на такие соблазнительные под тонкой тканью платья формы стройной фигуры. Впрочем, не меньшее восхищение вызвала та неслыханная для женщины прямота, с которой Джоанна, немного сбиваясь, рассказала о своем провале в обучении тому, что ценит общество. Как же, о небо, он мог увидеть в этой женщине ту, которую описывала Лидия, и тем более ту, которую свет признал порочной, не имеющей ни совести, ни моральных устоев?

Единственное, что звучало правдоподобно во всех обвинениях, это ее явное несогласие с правилами и условностями высшего общества. Не совсем ясны были и обстоятельства ее свадьбы. Но Гай уже не боялся узнать правду о том, почему она вышла за главу одной из самых влиятельных семей Италии Космо ди Каппони.

Он перевел взгляд на Джоанну. Она с энтузиазмом рассказывала о том, как Майлз впервые увидел своего пони. Было очевидно, что ей совсем не трудно поддерживать разговор. Более того, она с радостью воспользовалась представившейся возможностью поболтать и, наверное, могла бы говорить довольно долго.

Только то, что говорила Джоанна, имело смысл и логику. И это разительно отличало ее от других знакомых ему женщин, которые могли часами болтать буквально ни о чем. Любовь к пустой болтовне была свойственна и Лидии, что Гаю очень не нравилось.

– Видели бы вы тогда личико Майлза, Гай. Казалось, он того и гляди взорвется от возбуждения, ведь он тогда еще практически ничего не говорил. Но выход, представьте себе, нашел. Схватил меня за руку и потянул прямо к Пампкину, а затем стал поднимать ручонки вверх, показывая, что его надо поднять.

Джоанна улыбалась, забыв о супе, и по слегка затуманенным глазам было ясно, что она мысленно вновь пребывает с Майлзом там, у конюшни.

– Он ни на секунду не растерялся, когда его посадили на лошадку, будто кто‑ то ему внушил, что он рожден наездником. Честно говоря, я сама на всю жизнь запомнила тот момент, когда впервые оказалась на своем пони. Я подумала тогда, что теперь знаю, почему ангелам так хорошо на небесах.

Джоанна посмотрела на лорда с таким детским смущением, что у него кольнуло сердце. И выглядела она такой милой, такой естественной и в то же время такой непредсказуемой.

– Продолжайте, пожалуйста, – попросил Гай, которому уже не терпелось услышать, что было дальше. – Какова же была ваша версия?

Джоанна опустила голову.

– Вы подумаете, что я очень глупа.

– Искренне в этом сомневаюсь, но чтобы знать наверняка, необходимо услышать окончание истории. Джоанна, пожалуйста, не оставляйте меня в неведении.

– Ну хорошо. Я… В общем, я решила, что у ангелов нет крыльев, зато есть особые летающие лошади, на которых они могут ездить по небу. А потом Банч рассказала мне о Беллерофоне и его коне Пегасе, и обе истории соединились в моем воображении. Я и сейчас уверена, что в этом был смысл. – Она усмехнулась. – Пегас, помимо всего прочего, является и символом бессмертия, и символом безграничного полета фантазии. Так что мой вывод был не столь уж далек от истины. И что бы там ни говорили, я считаю, лошади созданы для того, чтобы напоминать нам о безграничной свободе.

Гай, изо всех сил пытаясь сохранять серьезное выражение лица, поднял перед собой руку, как бы защищаясь.

– Подождите минуточку. Джоанна, пожалуйста. Я не успеваю следить за полетом вашей мысли. Объясните для начала, кто такая Банч.

– О, это мисс Фитцвильямс. Помните мою компаньонку? Так вот это она. На самом деле Банч была моей гувернанткой. Она приехала, когда мне было пять, и с тех пор мы не расставались. Подозреваю, что если бы она после смерти моих родителей уехала, моя непрактичная натура взяла бы верх и кончилось бы это для меня очень плохо.

– А почему вы называете ее Банч? – спросил Гай, обнаруживший в себе желание узнать о Джоанне как можно больше. Интересовало ее детство, время, проведенное в доме Оксли, жизнь в Италии – все.

Он уже понял, что Джоанна очень любит лошадей, и не просто любит, а понимает их, во что ему было особенно трудно поверить. Еще она любит мифологию. И это, на его взгляд, было тоже необычно для женщины. Самое интересное, что Гривз и сам увлекался и тем, и другим.

– Я стала называть ее Банч, потому что не могла выговорить ее имя, – ответила Джоанна. – Может ли пятилетний ребенок произнести слово «Фитцвильямс»? К тому же она, когда была недовольна мной, а случалось это, поверьте, довольно часто, морщила лицо – то ли подсознательно, то ли чтобы показать, что раздражена моим поведением. А я не могла при этом сдержать смех. Мне казалось, что, морщась, она выглядит очень глупо.

– И в результате вы стали называть ее Банч? [3] – спросил Гай, которого эта история явно развеселила. – А это не сердило ее еще больше?

– Нет. Я думаю, она восприняла это как детское выражение любви. Собственно, так оно и было. Банч – ласковое прозвище, специально придуманное мной именно для нее. То же самое происходит у нас с Майлзом – он зовет меня Джоджо.

– Видимо, так, – сказал Гай, только сейчас задумываясь над прозвищем, которое выбрал для своей гувернантки Майлз, ведь «джоджо» часто называют симпатичных девочек‑ подростков. Боже, как же много всего прошло мимо его внимания! – Скажите, а по какой причине Банч оставалась с вами уже после того, как вы вышли из того возраста, когда требуется гувернантка?

– Точно не знаю, но я очень рада, что так получилось. На протяжении девяти лет она была для меня матерью, отцом и советчицей в одном лице. Не могу выразить словами, как я ей благодарна. Впрочем, она и слушать не станет – Банч не любит, когда ее хвалят. Но, поверьте, Гай, она самая практичная женщина, какую только можно представить, и самая добрая.

Гай кивнул.

– Спасибо, Джоанна. Я рад, что вы так подробно ее описали. Надеюсь, мы встретимся с этой доброй женщиной, когда она вернется. Кстати, когда она вернется?

– Когда ей будет удобно, – сказала Джоанна, возвращаясь к супу. – Она уехала навестить сестру, которую не видела очень давно. Но подозреваю, что есть и другая причина. Банч решила, что я нуждаюсь в серьезном уроке.

– И что же это за урок? – спросил Гай, которому этот разговор нравился все больше. Так хорошо ему уже давно не было.

– Хотя я могу и ошибаться, но думаю, это связано с нашим срочным отъездом из Италии. Банч, по‑ моему, очень рассердилась на то, что я заставила ее быстро собраться и ехать без всякого плана. Мы отправились в Англию, даже не дождавшись вашего согласия, и оказались у двери этого дома в положении нежданных гостей, намеревающихся вмешаться в чужие дела, – начала объяснять Джоанна, бессознательно играя упавшим на щеку локоном волос. – Поэтому Банч и решила оставить меня здесь одну, чтобы я осознала вред непродуманных действий. Честно говоря, для меня пребывание здесь действительно стало хорошим уроком. Но только поняла я совсем не то, чего ожидала Банч.

– И какой же урок вы здесь усвоили? – спросил Гай, нетерпеливым взмахом руки отсылая вошедшего со вторым блюдом Диксона назад на кухню.

– Я поняла, что искренне любить без каких‑ либо расчетов и понуждений – все равно что сеять семена с благословения Неба. Даже если они попадут на бесплодную глинистую почву, лишенную воды, урожай все равно вырастет, причем в любое время года.

Гай прикрыл глаза, чтобы не дать просочиться неожиданно подступившим слезам. Слова Джоанны растопили его сердце, разрушив все барьеры, которые он так долго возводил против внешнего воздействия.

– Гай! – тревожно позвала Джоанна, погладив его сжавшиеся в кулак пальцы. – Я чем‑ то огорчила вас?

Он опустил взгляд на ее руку. Она была такая маленькая и узкая. А ведь именно эта изящная рука с бледно‑ кремовой кожей сжимала поводья пони и быстро и надежно схватила Майлза, когда тот слишком высоко забрался на изгородь загона. Поглаживания этой руки помогают его сыну погрузиться в спокойный сладкий сон, а теперь точно так же она успокаивает и отца в минуту слабости. О нет. Конечно, не слабости. В минуту, когда он дал волю эмоциям, что вовсе не стыдно. Это он тоже понял благодаря Джоанне.

Разве не способность совершенно открыто выражать свои чувства, не стесняясь ни гневных слов, ни слез, так восхищает его в ней?

Боже правый, похоже, что стены, которые он так старательно возводил вокруг своего сердца последние годы, начинают рушиться одна за одной так быстро, что он не успевает их восстанавливать. Именно так можно было описать то, что сейчас чувствовал Гривз.

– Нет, – ответил он наконец, заставляя себя говорить спокойным тоном. – Вы ни в коей мере не огорчили меня. Просто затронули некие струны моей души, о существовании которых я успел забыть. Однако где же, черт побери, этот проклятый лакей с нашей едой?

Джоанна быстро убрала руку. Губы слегка подрагивали, пытаясь вопреки ее желанию расплыться в улыбке. Беседы с Гаем помогли ей лучше понять его, в частности, почему поведение лорда часто становилось неожиданно грубым и нелогичным.

Всякий раз, когда она в своих вопросах и рассуждениях хоть чуть‑ чуть затрагивала его чувства, Гривз всеми правдами и неправдами пытался уйти в сторону или промолчать, будто лиса, прижимающаяся к земле, чтобы ее не заметили страшные охотники. В этом плане он не так уж сильно отличался от своего сына. Удивительно, что до сих пор Джоанне не приходило в голову их сравнить. Теперь же, сделав это, она поняла, что отцом руководит то же подсознательное желание скрыть свои чувства и внутреннюю боль от мира, что и сыном.

– Сдается мне, что Диксон уже пытался обслужить нас, но вы его отослали, – сказала она вслух, деликатно вытирая рот уголком салфетки. – И вне всякого сомнения Эмиль, как истинный француз, сейчас бьется на кухне в истерике, думая, что вам не понравилась декорация утенка, которого нам приносили. Вы еще можете предотвратить катастрофу, если сейчас же позовете Диксона.

Гай кашлянул, прочищая горло.

– Совершенно верно, – сказал он, звоня в колокольчик, – мы не должны допустить, чтобы наш шеф затупил свои ножи о что бы то ни было одушевленное. – Он перевел взгляд на Джоанну. – А вы, похоже, знаете в этом доме всех по именам.

– Надеюсь, что так, – ответила Джоанна. – Я же живу бок о бок со слугами уже больше трех месяцев, и, честно говоря, многие из них мне очень нравятся. А вы знаете, например, что женщина, которая помогает мне присматривать за Майлзом, замужем за вашим кучером Биллом Уиллоусби и что они очень добрые люди, относящиеся ко всем с большой теплотой? Или то, что у этих Маргарет и Билла трое милых детей, которые рвутся поиграть с Майлзом, когда я привожу его на их ферму?

Гай отрицательно покачал головой.

– У меня нет привычки интересоваться, чем занимаются мои слуги. Интересно, а почему вы уделяете этому такое внимание? – спросил Гай и посмотрел на поставленную перед ним Диксоном тарелку так, будто хотел взглядом еще раз убить уже зажаренного утенка.

– Потому что если бы вы захотели, вы бы увидели большую команду людей, которые посвящают практически все свое время службе вам. Многие из них отказались от возможности создать собственную семью, и единственное, что у них есть, это жизнь в Вейкфилде. Вы и к своим солдатам относились так же, будто они невидимы и служба вам является единственным смыслом их существования?

– Конечно нет, – мгновенно парировал Гай. – В армии все совершенно по‑ другому.

– Почему? Они были обязаны подчиняться вам, не так ли, и их жизни, по сути, были в ваших руках? Разве не в таком же положении находятся и ваши слуги? Конечно, жизни они из‑ за ваших решений не лишатся, но источников существования вполне могут. Не далее как год назад с вашей легкой руки без работы остались почти все слуги.

– Отлично сказано, ваша светлость, – прошептал ей в ухо Диксон, ставя перед Джоанной тарелку с корнеплодами. – Утка приготовлена именно так, как вы любите, – добавил он чуть громче.

– Спасибо, – поблагодарила Джоанна и опустила глаза на лежащую на коленях салфетку.

Она едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться, а это сейчас было бы совсем некстати.

– Вы умышленно провоцируете меня? – спросил Гай.

– Нет. Я только хочу обратить внимание на то, что вы не знаете, чем живут ваши слуги.

Гай удивленно поднял брови:

– А зачем мне это знать? За то, что лакей оказывает мне услуги, я плачу, и весьма неплохо. Он вполне может исполнять свои обязанности и без того, чтобы я слушал дурацкую болтовню о его состарившейся матушке, заболевшей сестре и угодившем в долговую тюрьму кузене.

Явно заинтересованная Джоанна подалась немного вперед.

– Он действительно рассказал вам это? Бедняга! Как ему, наверное, тяжело из‑ за всего этого.

– Очень, – сухо согласился Гай. – Но может быть, и ваше сердце с его вселенской добротой обретет счастливый покой, если вы узнаете, что к его неплохому жалованью я добавил определенную сумму на содержание престарелой матери и больной сестры. Кроме того, я решил некоторые проблемы, связанные с пребыванием в долговой тюрьме его кузена, и Терман теперь сможет выкупить его свободу.

– Весьма демократично. Сократ был бы горд вами, – признала Джоанна.

Она попробовала стоящее перед ней блюдо и в душе поздравила себя с тем, что Эмиль прислушался к ее совету и не закоптил утку до состояния, в котором она превращается в нечто жирное и липкое.

Гай смотрел на нее с любопытством, явно намереваясь продолжить беседу.

– Джоанна, а не могли бы вы рассказать мне о более ранних годах вашей жизни? – попросил он. – Я знаю только то, что, когда вам было восемнадцать, вы жили вместе с Лидией, потому что ваши родители умерли.

Этот вопрос Гая оказался для нее неожиданным. Чтобы собраться с мыслями для ответа, Джоанна медленно отодвинула тарелку, аккуратно положила на нее нож, затем вилку.

– Родители подарили мне самые счастливые годы моей жизни. Любому ребенку можно пожелать такое детство, – начала она, решив, как и обещала, честно рассказывать обо всем, даже если это будет тяжело для нее. Джоанна уже несколько лет ни с кем не говорила о своих родителях, за исключением Космо. – Их любовь друг к другу была огромной и абсолютной, и она в полном объеме распространилась и на меня, когда я родилась. – Джоанна, чтобы не заплакать, на мгновение прикрыла лицо ладонью. – Они умерли вместе, погибли в дорожной аварии.

– Простите меня, – сказал Гай таким нежным голосом, что у нее защемило сердце и потребовались все силы, чтобы сдержать слезы. – Но если это не слишком больно для вас, расскажите, как это произошло.

Она сделала глубокий вдох, мысленно возвращаясь в ту ужасную ночь, которая навсегда запечатлелась в ее памяти.

– Они возвращались с бала и были уже совсем близко к дому, когда в их карету врезалась грузовая повозка. Удар был такой силы, что карету отбросило на обочину, и она перевернулась. – Джоанна закрыла глаза, будто это могло избавить от страшной картины, преследовавшей ее на протяжении уже девяти лет. – Не знаю, пытались ли они выбраться из кареты или погибли сразу при столкновении. Но я… Мне сказали, что их нашли сжимающими друг друга в объятиях.

– Как ужасно, – мягко сказал Гай. – Извините меня за этот вопрос, я… я не подумал…

– Не стоит, это вы извините меня, – ответила Джоанна, поднимая на него глаза. – Обычно я не столь эмоциональна, но тема действительно тяжела для меня, даже теперь, когда прошло столько времени. – Она попыталась улыбнуться. – Но мы дали друг другу слово отвечать на любые вопросы, если это возможно.

– В таком случае благодарю вас за вашу готовность сдержать обещание, несмотря ни на что. Я тоже знаю, каково терять родителей. Хотя в моем случае это произошло совсем не так: мама скончалась после долгой болезни, когда мне было двадцать два года, а отец пережил ее не более чем на год. Его сердце остановилось неожиданно, и я всегда был уверен, что случилось это от тоски по маме. Они тоже очень любили друг друга, были по‑ настоящему счастливы, хотя это было и не модно в их среде, – добавил он с грустной улыбкой. – Я всегда хотел, чтобы у меня был именно такой брак, но, к сожалению, случилось по‑ другому.

Джоанна опустила глаза.

– А вы любили Лидию, хотя бы вначале? – тихо спросила она.

– О да, – ответил он, печально вздохнув. – По крайней мере, мне казалось, что я ее люблю. Но, видимо, я любил не Лидию, а свое представление о том, какая она. Постепенно мы оба стали понимать, что ошиблись друг в друге. Но во всем виноват я. Ведь я просил ее выйти за меня замуж, чего не следовало делать.

– А почему вы сделали предложение? – спросила Джоанна и откинулась на спинку стула в ожидании ответа.

Ответ на этот вопрос был очень важен для нее. Впервые появилось ощущение, что она приближается к сути того, что на самом деле произошло с Лидией и Гаем.

Лорд задумчиво покачал головой.

– Если быть откровенным, то потому, что был чересчур эгоистичен. В тот момент, когда я встретил Лидию, я только что пережил очень неприятный период своей жизни и еще не до конца отошел. А она была такая веселая, такая красивая, такая молодая, что мне отчаянно захотелось прильнуть к этому источнику жизни, раствориться в ее теплоте и невинности. Это была страшная ошибка.

В памяти Джоанны всплыли строчки из первого письма Лидии: «И там был он, Джо, самый красивый, очаровательный мужчина из всех, кого я когда‑ либо видела, античный бог из греческих мифов, которые ты так любила читать. Он только что вернулся с Пиренейского полуострова, где был ранен в ногу. Поэтому мы ранее не встречались. Рана все еще сильно беспокоит его, но он считает, что уже достаточно поправился, чтобы выходить в общество».

Но сейчас она могла посмотреть на их первую встречу с другой стороны – глазами человека, раны которого были гораздо глубже, чем могла понять кузина, глазами мужчины, увидевшем в Лидии свет, который мог рассеять пытающуюся поглотить его тьму. Очевидно, что Лидия видела совсем другое. Она встретила красивого, занимающего высокое положение маркиза, способного окружить ее вниманием и материальными благами, о которых она могла только мечтать.

К сожалению, Гаю была нужна женщина, а не ребенок, требующий постоянного внимания и заботы. А Лидия мечтала о мужчине, который бы беспрестанно баловал ее и ухаживал за ней, как за маленькой девочкой. К жизни с человеком, которому требовалось понимание его душевной боли, она была совершенно не готова.

– О чем вы задумались? – спросил Гай, любуясь бликами в бокале.

Джоанна подняла глаза.

– О том, как печально для вас обоих, что вы ошиблись друг в друге, и как жаль, что трагедия началась задолго до того, как я что‑ то поняла. Скажите, Гай, что произошло с вами на Пиренеях?

Рука Гая дернулась, и он едва не выронил бокал.

– А почему вы об этом спрашиваете? – хмурясь, спросил лорд.

Было ясно, что она затронула болезненную тему, и Джоанна поторопилась объяснить причину своего интереса, прежде чем он рассердится.

– Только потому, что Лидия писала, что ваша встреча состоялась вскоре после того, как вы вернулись оттуда и оправились от полученной там раны, – ответила она, осторожно подбирая слова. – А из вашего рассказа становится ясно, что ваши раны были гораздо более серьезными, чем она представляла.

– Я схватил пулю в ногу, и ничего более, – пожал плечом Гай. – Сейчас я совершенно в норме, как вы можете видеть. Но именно этой темы я бы предпочел не касаться, если вы не возражаете.

Джоанна понимающе кивнула.

– Конечно. Возможно, вы расскажете об этом когда‑ нибудь потом, когда будете больше мне доверять.

Гай удивленно посмотрел на нее и тут же отвел глаза.

– Возможно, – произнес он ей тоном, значение которого она не успела понять.

Гай замолчал, потому что в этот момент появился Диксон, чтобы поменять их тарелки на чистые. Вслед за этим он поставил на стол блюдо с сырами и чашу с сухими фруктами, а прежде чем снова уйти, наполнил бокалы.

– Полагаю, что теперь ваша очередь, – сказал Гай, как только дверь за лакеем закрылась.

Джоанна издала звук, напоминающий стон.

– По‑ моему, я уже все рассказала. Но ладно. Какой там у вас еще остался вопрос?

– Почему вы отказались выйти замуж за Генри Уамока, когда вас застали в весьма пикантной ситуации?.. В постели, если быть точным.

Вопрос ошеломил Джоанну. С минуту она удивленно смотрела на Гая, не веря, что его могут заботить подобные вещи сейчас, после того, как он так много узнал о ней. Затем у нее вырвался смешок, потом еще один, и, более не сдерживаясь, Джоанна рассмеялась.

– О, простите меня, – сказала она, успокоившись и утерев глаза салфеткой.

– Что вас так развеселило? – спросил Гай, вид которого был совсем не веселым. – Происшествие было серьезным настолько, что вы с позором покинули Англию и все это время оставались за ее пределами.

Героическим усилием Джоанна заставила себя настроиться на серьезный лад.

– Гай, пожалуйста, выслушайте меня внимательно и поверьте, я скажу вам чистую правду. Так вот, запомните, я уехала из Англии по собственной воле и прежде всего из‑ за того, что не хотела выходить замуж за Генри Уамока и никогда серьезно не рассматривала эту возможность. Поверьте, я ни малейшим образом себя не скомпрометировала. Это Генри пытался скомпрометировать нас обоих, причем делал это сознательно.

– Не могли бы вы рассказать об этом более детально? – попросил Гай, жестом обращая внимание Джоанны на сырную тарелку.

– Могу, если вам этого хочется, – согласилась она, отрезая по кусочку твердого чабера и более рыхлого стилтона. – Я участвовала в танцевальном вечере, который родители Лидии устроили по случаю ее дня рождения. Но Лидия заболела корью и не могла спуститься к гостям, поэтому я была вынуждена исполнять роль хозяйки бала.

Гай нетерпеливо махнул рукой.

– Все это я знаю. Меня интересует ваша версия того, что случилось во второй половине вечера.

– Аа… Хорошо. Я легла спать, а проснувшись, обнаружила в своей кровати Генри, который чуть не задушил меня своими противными поцелуями. Затем вошла Лидия, как я помню, чтобы попросить лекарства, и решила, что я подверглась нападению. Собственно, так оно и было на самом деле.

– Вы имеете в виду, что не приглашали Генри в свою спальню? – уточнил Гай, вонзая в сыр нож с явно большей яростью, чем того требовалось.

– Неужели я кажусь вам настолько глупой? – с вызовом ответила Джоанна. – Я не выносила Генри. Он никогда мне не нравился. Когда я поняла, что он хочет жениться на мне, я потратила массу усилий и всяческих ухищрений, чтобы месяцами с ним не встречаться. – Она положила в рот кусочек чеддера. – В это время и появился этот подлец Холдинхэм.

Удивленный Гай забыл о своей воткнутой в сыр вилке.

– Холдинхэм? А он‑ то какое отношение имеет ко всему этому?

– Холдинхэм на протяжении всего сезона делал прозрачные намеки в отношении меня, и как и следовало ожидать от такого негодяя, его намерения были далеко не благородные. В конце концов он, видимо, решил, что если я выйду замуж, нет, не за него, а за какого‑ нибудь простака вроде Генри, девичий стыд перестанет быть препятствием и я с радостью упаду в его объятия. Вот он и дал Генри совет, как добиться моей руки, а тот его послушал и…

– Боже правый! – воскликнул Гай, восхищенно глядя на Джоанну. – Он не мог…

– О! А я уверена, что не только мог, но именно так и сделал. Он, должно быть, подробно описал Генри, что следует делать, чтобы сбылись их заветные желания, и Генри выполнил инструкции. Единственное, что не учел этот Холдинхэм, это мою строптивую натуру.

Гай залился смехом.

– Вы строптивы? Сами признаетесь! Попробовали бы сказать, что это не так, – сказал он, постепенно успокаиваясь. – Знаете, рассказанная вами история настолько неправдоподобна, что я начинаю верить в ее правдивость, тем более учитывая точность характеристик действующих лиц. А что произошло потом?

– О, потом мои тетя и дядя пригрозили, что выгонят меня, если я не подчинюсь их решению и не выйду замуж за Генри, – сказала Джоанна, пожимая плечами. – У меня были кое‑ какие деньги, не много, но как раз достаточно, чтобы уехать. И я уехала в Италию. Там мне от бабушки осталась вилла. – Она вытерла салфеткой пальцы и вернула ее на колени. – В любом случае было лучше, чем ежедневно видеть рядом с собой Генри.

– Как интересно, – задумчиво произнес Гай, подпирая кулаком подбородок. – Очень‑ очень интересно и очень не похоже на то, что рассказывали мне.

Джоанна взяла с блюда абрикос.

– Меня это не удивляет. Лидия писала, что половина Англии месяцами только и говорила, что об этом скандале, в который ее родители не преминули внести свою лепту. Хорошо хоть Лидия пыталась за меня заступиться.

– Она вам так все описала? – Гай сделал глоток вина. – А о своей роли она вам не сообщала? Почему, как вы думаете? Да, полуправда всегда была ее коньком.

– Уж не обвиняете ли вы Лидию в том, что она лгала мне?! – негодующе воскликнула Джоанна. – Она бы никогда этого не сделала!

– Неужели? – с иронией поинтересовался Гай. – О да, я забыл, что вы причислили ее к лику непогрешимых святых.

– Ничего подобного! – мгновенно парировала нахмурившаяся Джоанна. – Я всем сердцем любила кузину, но это не значит, что я не видела ее недостатков. Она была чуть‑ чуть глуповата в силу молодости и отнюдь не чуть‑ чуть избалована. Но сердце у нее было доброе и честное, и она преданно любила меня.

– И преданно любящий человек мог порочить вас передо мной да и перед каждым, с кем она встречалась?

Джоанна откинулась на спинку стула, будто получила удар в грудь.

– Лидия не могла себя так вести ни при каких обстоятельствах. Вы наверняка ошибаетесь.

– Мы поклялись быть честными друг с другом сегодня, Джоанна. Поверьте, я держу слово и я не ошибаюсь. Соберитесь с духом, я скажу, как вас характеризовала ваша любимая Лидия. По ее словам вы распущенная и бесчувственная женщина, к тому же сверх всякой меры амбициозная и делающая все по‑ своему, не обращая внимания на окружающих.

Джоанна отрицательно затрясла головой, не веря сказанному Гаем.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒