Кэтрин Кингсли 8 страница

Если бы взгляд мог убивать, то после того, как Гай поднял на нее глаза, Джоанна непременно погибла бы.

– А вы, мадам, со всей очевидностью доказали мне, что столь сильно похожи на кузину не только внешне. А сейчас я вынужден вас покинуть, чтобы не стать свидетелем еще одной вспышки вашего необузданного темперамента.

Гай шагнул к столу, на котором стояла уже наполовину сгоревшая свеча. Взял подсвечник, затем снял со спинки стула фрак и указал на коробку.

– Это подарок для Майлза, – сказал он и направился к выходу. – Да, и чтобы вы не говорили, что вас ни о чем не информируют, сегодня после обеда я уеду в город. Этого требуют дела. Здесь меня не будет не менее двенадцати недель. Возможно, значительно дольше.

– Как вам будет угодно, ваше королевское величество, – пробормотала Джоанна, глядя на закрывшуюся за лордом дверь.

Так блестяще начавшийся рождественский день благодаря Гаю де Саллиссу был испорчен. Неужели Джоанна настолько глупа, если в какой‑ то момент поверила, что этот блистательный праздник может быть счастливым и для нее?

Джоанну охватили противоречивые чувства, а мысли так запутались, что она в конце концов отказалась от попыток отделить одно от другого, а заодно – от надежд с миром в душе встретить рождественский рассвет у окна. Одевшись потеплее, Джоанна вышла из детской.

Первым делом требовалось найти кого‑ то, кто мог бы последить, не проснется ли Майлз. И тут ей повезло. На глаза сразу попался Диксон, который имел неосторожность высунуть в коридор усталое, с глубокими морщинами лицо.

– Диксон, – обратилась она к нему, – не могли бы вы побыть в детской где‑ нибудь с час? Я отпустила Маргарет, чтобы она могла побыть со своими близкими, а сама хочу сходить в часовню. Майлз спит, я только что проверяла. Но я боюсь оставлять его без присмотра – он может проснуться и испугаться. Помогите, пожалуйста!

Диксон не проявил ни недовольства, ни малейшего удивления. Выслушав просьбу, старый слуга, демонстрируя согласие, поклонился.

– Как вам будет угодно, ваша светлость, – спокойно сказал он. – Не лучше ли вам взять другую свечу, чтобы освещать дорогу?

Мимолетного взгляда на подсвечник, который она держала в руках, было достаточно, чтобы понять, что Диксон прав. Свеча в нем более чем наполовину сгорела. Джоанна кивнула.

– Вот, возьмите мою, – сказал Диксон, одной рукой забирая ее подсвечник, а другой передавая свой. Никаких вопросов или возражений. – Фонарь у боковой двери уже зажжен, возле нее на вешалке вы найдете плащ, – продолжил лакей. – Он немного великоват вам, но зато сможете закутаться и будет не холодно. Я бы проводил вас до часовни, но вы сами сказали, что кто‑ то должен присмотреть за его маленькой светлостью.

– Спасибо, – с трудом произнесла растроганная Джоанна, борясь с подступившими к горлу слезами благодарности. – Вы очень добры. Вы всегда были добры ко мне.

Диксон еле заметно улыбнулся.

– Это не я добр, контесса. Да поможет вам Бог в ваших намерениях. А я желаю вам возвратиться с облегченным сердцем.

Он спокойно повернулся и, не торопясь, пошел в сторону детской.

Джоанна прикрыла глаза руками, утирая все‑ таки выступившие слезы, и поспешила к лестнице, благодаря Бога за то, что в созданном им мире даже незнакомые люди готовы проявлять доброту. Впрочем, Диксона уже вряд ли стоит считать незнакомым. Они мало знают друг друга, но он настоящий друг, хоть и называет ее «контесса». Интересно, что это почти ненавистное ей обращение в устах Диксона совершенно не казалось неприятным. Он ухитрялся произносить его ласково и с глубокой симпатией.

Путь к часовне ей был уже хорошо знаком. Она шла, совершенно не боясь. Джоанна не отличалась чрезмерной нервозностью и, в отличие от друга Гая Ламбкина, не очень верила в возможность встречи с призраком, по крайней мере это ее не пугало.

Джоанна всегда считала, что если какой‑ нибудь призрак сочтет ее достойной его появления и захочет о чем‑ то сообщить, то и она должна проявить к нему самый искренний интерес.

Маленькая часовня начала постепенно вырисовываться из темноты. Массивные светло‑ коричневые камни сейчас были совершенно черными и какими‑ то строго‑ молчаливыми. Было очень тихо. В непроницаемой тишине Джоанна слышала только собственное дыхание, которое казалось неправдоподобно громким.

Она подошла к двери и потянула за массивную ручку. Дверь открылась легко и беззвучно. Прежде чем войти, Джоанна опустилась на колени и ненадолго прикоснулась к плите, на которой были выбиты имя, дата рождения и дата смерти Лидии. Джоанне всегда было как‑ то не по себе возле этой плиты из холодного камня, под которой лежала ее любимая кузина.

Встав, Джоанна прошла в глубь часовни. Молиться о Лидии она предпочитала у алтаря. Почему‑ то казалось, что там даже в самый холодный день было тепло.

На алтаре, с которого кто‑ то позаботился этим утром снять белое покрывало, горела только одна свеча, стоящая в самом центре.

Джоанна быстро прошла в наос и опустилась на колени возле алтаря не столько для молитвы, сколько для того, чтобы упорядочить разрозненные мысли и чувства. Обхватив пальцами дерево алтарных перил, она опустила голову на руки.

Вера всегда была ей опорой на жизненном пути, особенно на самых трудных его отрезках. И сегодня она уже молилась за исцеление Майлза и умиротворение его души. Но сейчас Джоанна могла только поплакать – немного о себе, но прежде всего о Лидии.

– О, Боже, как же Ты мог? Как Ты мог? – бормотала она, всхлипывая. – Ты отдал Лидию этому кошмарному мужчине, заставив ее страдать и мучиться на протяжении всех лет после замужества, а затем таким ужасным образом забрал ее к Себе. Ты лишил ее маленького сына матери, Боже. Ведь этим Ты наказал и его. Я не понимаю, за что.

– Нам не дано понять промысел Божий, мое дитя, мы можем только принять Его и Его волю.

Джоанна вскинула голову и, чувствуя, как бешено заколотилось сердце, оглянулась по сторонам.

– Кто здесь? Кто вы?! – испуганно крикнула она.

У передней скамьи, наполовину скрытый тенью, стоял мужчина в сутане. Он протянул руки вперед и медленно двинулся в ее сторону. Мерцающий свет свечи осветил его, и Джоанна увидела очень доброе лицо. Но поражало не только это – оно было абсолютно умиротворенным и, казалось, само излучало мир и спокойствие.

Такое выражение лица она видела только у Марии – слепой женщины, которая на центральной площади Пезаро гадала на кусочках шелка. Джоанна любила Марию и знала ее много лет, но в последние месяцы совершенно о ней не вспоминала. Но почему‑ то при виде этого человека в памяти всплыл именно ее образ, хотя он занимался явно не гаданием.

– Не бойся, дитя мое. Я не причиню тебе вреда. Мы оба здесь этим ранним утром для того, чтобы послужить Богу.

Джоанна вздрогнула, но заставила себя успокоиться.

– Простите меня. Я просто не ожидала, что тут может быть еще кто‑ то.

– А вас что заставило сюда прийти? Не многие приходят на всенощное бдение в заброшенные часовни и встречают в них рассвет в день рождения Христа. Обычно это делается в больших известных храмах. – Он подошел ближе. – Скажи мне, почему ты пришла сюда? Ты явно чем‑ то сильно огорчена, и, возможно, я смогу тебе помочь.

– Я… Я даже не знаю, как вас зовут, – сказала Джоанна и тут же подумала, что общепринятое требование представиться в этой обстановке прозвучало ужасно глупо.

Собеседник мягко усмехнулся.

– Если это имеет значение, то, пожалуйста, называйте меня Майклом, братом Майклом. Не возражаете, если я опущусь на колени рядом с вами?

– Я буду только рада, – ответила она, подвинувшись. – Меня зовут Джоанна.

– Да… Вы, наверное, кузина, которая приехала из Италии. О, какие там прекрасные пьета[2]. Нигде больше нет ничего подобного. Я обожаю произведения ранних итальянских художников. Таких в наше время, к сожалению, не создают. Впрочем, я даже не могу представить, что могло бы сравниться с Сикстинской капеллой.

– Вы… Вы знаете Италию? Итальянское искусство?

– О, конечно, – сказал он, одарив ее теплой улыбкой. – А поскольку и вы тоже, давайте сейчас не будем тратить время на разговоры о его волшебной силе, которая очевидна нам обоим. Скажите, Джоанна, что заставило вас рыдать здесь в этот холодный предрассветный час?

Джоанна сжала ладони.

– Не знаю, смогу ли я точно объяснить.

– Вы упомянули Лидию, – сказал Майкл, молитвенно складывая руки. – Я знаю ее печальную историю. Это ее сын Майлз вызывает у вас такое сильное беспокойство?

– Да. Он еще совсем маленький, а уже так пострадал. Он даже перестал разговаривать. Мне очень хочется помочь ему. Я люблю его так, что, кажется, сильнее невозможно. Но этого, как выясняется, не достаточно.

– Да. Теперь я понимаю, что вас столь сильно тревожит. Должен сказать вам, я считаю, Майлзу очень повезло, что он встретил вас. Любовь лечит любые раны. Я в этом лично убедился, а еще я убедился в том, что ключом к излечению души очень часто является терпение.

Джоанна подняла на него затуманенный взор.

– Да. Действительно, терпение. Я забыла о нем в последние часы. Спасибо, что вы напомнили. Я… Я была совершенно выбита из колеи одним ужасным известием и, кажется, многое забыла.

– Вы не забыли ничего, что не сможете вспомнить, когда это потребуется. Веруйте, Джоанна, и верьте всем сердцем, что Господь никогда не оставляет человека, даже если тот отвернулся от Него. Его милосердие и всепрощение безграничны. – Майкл взял ее ледяную от холода руку и крепко сжал. – Я должен идти. Посещение этой часовни лишь одна из моих священнических обязанностей, которые я должен исполнить в ближайшие несколько дней. Призываю на вас Божье благословление, и да пребудет с вами мир во всех начинаниях. Помните, что любовь и терпение способны излечить многие душевные раны, и не только у детей.

Он улыбнулся ей кроткой улыбкой, излучающей такое тепло и милосердие, что вновь захотелось плакать.

– Спасибо, – произнесла она, проглатывая подступивший к горлу комок. – Я так рада, что встретила вас здесь.

– Я тоже, Джоанна. Уверен, мы встретимся снова.

Джоанна сидела неподвижно, пока звук его шагов по гравиевой дорожке не стих окончательно.

Она посмотрела на свои руки. Они почему‑ то подрагивали в такт ударам сердца. Неожиданно Джоанна почувствовала, что страшно устала и сможет впервые за многие годы уснуть глубоким сном, без тревожных сновидений.

Она направилась в сторону дома, но, сделав несколько шагов, обернулась и увидела, что робкий рассвет уже осветил часовню.

Не особенно отдохнувший, но гладко выбритый, подтянутый и вливший в себя такое количество кофе, которое помогло бы сохранить бодрость даже на всем пути в Индию, Гай вошел во двор конюшни.

– Счастливого Рождества, Тумсби! – поздравил он старого грума, приветствуя его кивком. – Как там Викар? Готов к серьезной пробежке?

– Конечно, милорд, – ответил грум, поднося ему поблескивающий золотым позументом камзол, с которого предварительно стряхнул щеткой невидимые пылинки. – Викар чувствует, что вы опять собрались в дорогу, и готов скакать столько, сколько понадобится. Вопрос в том, готовы ли вы, милорд. Вы выглядите немного усталым.

– Не беспокойся, Тумсби. Случалось, я бывал куда в худшем состоянии, а свежий воздух быстро прочистит мне голову.

Надевая камзол, на лицевой стороне которого было золотом вышито его имя, Гай вдруг увидел во дворе весело прыгающую и кувыркающуюся собаку.

– Послушай, это не щенок ли Чарлза Микфорда? Боско, кажется. Что он здесь делает? Убежал, что ли?

– Нет, милорд, – ответил Тумсби, проверяя подпругу. – Этот пес остался насовсем, да. Он – подарок вашему сыну на Рождество. Разве вы не знаете? Капитан уехал в Индию, и леди гувернантка взяла собаку для мальчика. Здесь он ждет своего парадного выхода и встречи с новым хозяином. И то и другое должно произойти сегодня.

Ошеломленный Гай покачал головой. Джоанна взяла собаку для Майлза? Вот это настоящий подарок для мальчика! Такой, о каком он сам мечтал в его возрасте. Живой, приглашающий поиграть друг – это не какой‑ нибудь ящик с бездушными игрушками. Майлзу нужно как можно чаще напоминать о существовании настоящей жизни, и Джоанна знает это.

Каждый раз, когда Гривзу казалось, что он начинает понимать смысл ее поступков, Джоанна будто нарочно делала что‑ то, что меняло его мнение. Эта женщина удивляла лорда как никто и никогда, и раздражала, пожалуй, так же. Впрочем, следует признать, что и он ее издергал до предела. Гай просто не мог вести себя с ней иначе и сам не понимал, почему. Но как бы то ни было, следовало признать, что его сыну повезло – лучшей гувернантки, чем Джоанна, найти было невозможно.

Гай поставил ногу в стремя и легко вскочил на коня.

– Что ж, приглядывай за Боско, он не должен бегать в главный дом, – сказал лорд, поворачивая Викара к воротам. – Да, и проследи, чтобы Билл Уиллоусби подготовил карету к двум часам. Хотелось бы прибыть в Лондон до темноты, если получится.

– Конечно. С Рождеством, милорд, да принесет оно вам мир и радость! – с придыханием крикнул Тумсби вслед пустившему в легкий галоп коня маркизу.

Майлз неуверенными шажками вышел из спальни, потирая кулачками глаза. Джоанна подвела его к столу.

– Взгляни‑ ка, милый, какой подарок оставил тебе папа, – сказала она, показывая на коробку, завернутую в цветную бумагу. – Посмотрим, что там внутри?

Мальчик кивнул. Однако взгляд его, как и обычно, остался безразлично‑ сонным.

Джоанна усадила Майлза на стул и подвинула поближе подарок. Он продолжал молча смотреть на него, не предпринимая никаких действий. Подождав несколько секунд, Джоанна сама начала разворачивать бумагу. Вскоре перед ними оказался довольно простой, немного помятый ящичек из жести, покрашенной в красный цвет. О содержимом внешний вид не давал ни малейшего представления.

– Что же там, как ты думаешь? – спросила Джоанна, приподнимая крышку и ожидая увидеть сладости или дежурные рождественские сувениры, не отражающие никаких чувств дарящего.

Однако в ящичке лежали заботливо обернутые папиросной бумагой игрушечные лошадки. Это были великолепно выполненные оловянные фигурки, с большой точностью отражающие пропорции, окрас и даже движения живых прототипов. Заметные то здесь, то там потертости говорили о том, что когда‑ то ими часто играли.

Джоанна достала лежащую сверху записку и прочитала вслух:

– «Дорогой Майлз, очень надеюсь, что с этими лошадками ты проведешь так же много счастливых часов, как в свое время я. Мой отец добавлял в эту коллекцию по одной фигурке каждый год. Я тоже буду так делать. Твой любящий папа желает тебе счастливого Рождества».

У растроганной Джоанны увлажнились глаза, и она поспешила проглотить подступивший к горлу комок.

Гай де Саллисс подарил сыну именно то, что было для него в детстве самым любимым и желанным. Хороша же она была, обвиняя его в грубости и бесчувственности по отношению к Майлзу. Разве может бесчувственный человек так заботиться о рождественском подарке для маленького мальчика, так серьезно задумываться о том, что могло бы действительно доставить удовольствие сыну? Он же и в детскую приходил за тем, чтобы вручить этот с такой любовью выбранный подарок. А что сделала она? Своим острым языком и поспешными суждениями обо всем фактически выпроводила лорда вон. Она вела себя как идиотка, в очередной раз! Джоанна с трудом сдержала стон.

– Вот смотри, Мило, – обратилась она к мальчику, называя его придуманным ей уменьшительным именем. – Ты можешь устроить с ними интересную игру. – Она достала лошадок, ставя их одну за другой на стол и нарочно поворачивая при этом в разные стороны, чтобы мальчик обратил внимание на их разный окрас. – Можешь поставить вместе, будто они готовятся к скачке, а можешь вот так, будто они уже скачут наперегонки. – Говоря это, она принялась двигать фигурки. – А еще можно играть в охоту на лис, которую так любит твой папа. – Она поцеловала его во взъерошенный затылок. – Думаю, нам следует получше познакомится с лошадьми, чтобы ты, когда вырастешь, стал таким же великолепным наездником, как твой папа, точнее, таким, каким он должен быть, по моему мнению. По крайней мере, лошади, которые стоят у него в конюшне, производят отличное впечатление. Совсем скоро у нас будет пони, и ты сможешь ездить на нем куда захочешь. Нравится тебе такая идея?

Майлз подвинулся поближе к столу и толкнул одну лошадку кончиками пальцев, но тут же отдернул руку.

Джоанна замерла, стараясь не вспугнуть мальчика. Неужели он наконец отреагировал на обращенные к нему слова? Трудно сказать. Но в любом случае сейчас не время для пессимизма. Сегодня Рождество, а в Рождество, как напомнил брат Майкл, могут произойти любые чудеса.

После завтрака Джоанна помогла Майлзу переодеться в подходящую для мальчика его возраста одежду, которую подготовила вместе с Маргарет. Оглядев Майлза, она взяла его за руку и повела к конюшне, у которой их уже поджидал Тумсби.

– Смотри, Мило, это Тумсби, – сказала Джоанна шепотом, склонившись к уху мальчика. – Он почему‑ то выглядит очень довольным, тебе не кажется?

– Вот и вы, миссис. С Рождеством вас обоих. И тут имеется еще некто, кто рвется сказать это маленькому лорду.

Джоанна присела на одно колено и прижала Майлза к груди.

– Позволь‑ ка нам взглянуть на этого загадочного некто, – попросила она с улыбкой.

Тумсби приподнял козырек своего кепи и скрылся за дверью конюшни. Минуту спустя он появился вновь в сопровождении высунувшего розовый язык Боско.

– Ну а теперь, собака, сидеть, – скомандовал он, и Боско повиновался. – Смотри внимательно, Боско, этот мальчик теперь твой хозяин. Ты должен делать все, что он тебе скажет.

Боско, который уже заметил Майлза, приподнял свой пушистый золотистый хвост и принялся быстро постукивать им по земле.

У Джоаннны было полное ощущение, что ее сердце бьется в том же ритме – такого приподнятого настроения у нее не было уже давно.

– Отлично, собака. А теперь подойди и поприветствуй своего хозяина.

Боско вскочил, подбежал к мальчику и сделал стойку на задних лапах, лизнув языком его щеку. Затем опустился на землю и перевернулся на спину, показывая белый живот.

Джоанна чувствовала, как мальчик замер при приближении собаки, и слегка вздрогнула, когда пес лизнул его в щеку. Но более никаких проявлений страха не было, впрочем, и признаков радости тоже.

Между тем Боско, поняв, что чесать ему живот никто не собирается, вскочил на лапы и начал нарезать круги возле Майлза, время от времени поворачивая к нему морду, на которой прямо светилось приглашение присоединиться к веселой игре.

Джоанна не смогла удержаться от смеха. Но мальчик молчал и не двигался.

Неожиданно Боско присел, заскулил, положил голову на передние лапы, подполз к Майлзу и уткнулся носом в его колени.

Джоанна была восхищена трюками собаки, явно проделанными для того, чтобы привлечь внимание ребенка. В желании поделиться своей радостью с Тумсби она подняла глаза и замерла, почувствовав, как вздрогнуло и упало куда‑ то вниз ее сердце.

У конюшни, оперевшись плечом о стену и скрестив руки на груди, стоял Гай. Судя по приятной полуулыбке на его лице, он видел, как Боско играл с его сыном, и остался весьма доволен этим зрелищем.

Заметив, что она наблюдает за ним, Гай отвел глаза от Майлза, и их взгляды встретились. Лорд выпрямился и по‑ военному прижал руки к бокам.

Несмотря на их недавний спор и его не слишком приятное поведение, Джоанна при взгляде на Гая не смогла сдержать улыбки.

– Счастливого Рождества! – приветствовала она его. – Как вам новый приятель Майлза?

– Вы выбрали отличного пса, – сказал Гай, направляясь к ней. – Мне приходилось бывать с ним на охоте, и могу сказать, что более умной и спокойной собаки я просто не видел.

– Не я его выбрала. Это заслуга Тумсби, – ответила Джоанна, поднимая на него глаза. – Но вы правы, пес действительно отличный. Уверена, что он станет хорошим другом Майлзу. Правда, малыш?

Майлз втянул нижнюю губу, дотронулся пальчиком до уха Боско и посмотрел на отца.

Гай бросил удивленный взгляд на Джоанну. Она улыбнулась и кивнула в знак согласия. Ее душа ликовала – они увидели робкую, но абсолютно отчетливую реакцию мальчика на заданный вопрос.

Гай присел на корточки и погладил Боско по голове.

– Смотри, Майлз, вот как надо, – сказал он. – Этот парень любит, когда ему чешут за ухом, возможно, больше всего на свете, хотя и от того, чтобы пощекотали живот, он тоже никогда не откажется. Почему бы тебе не попробовать? – предложил Гай, взъерошив сыну волосы.

Джоанна неожиданно для себя вдруг поняла, что ей очень хочется, чтобы он и ей также взъерошил волосы. А еще ее явно привлекал аромат Гая. К уже знакомой смеси пряности и свежести добавился едва уловимый запах лошади, сделавший аромат еще более волнующим. А как необычно поблескивают его темные волосы! Сейчас, при свете солнца, они кажутся глянцевыми. Одна прядь упала на лоб, и Джоанна ощутила глупое желание поправить лорду прическу, убрав эту прядь за ухо.

«Э, Джоанна, девочка моя, да ты устремилась прямиком к серьезным неприятностям! » – мысленно предостерегла она себя. Показалось, что в груди при этом что‑ то хрустнуло, и Джоанна почувствовала нечто, похожее на укол. Как у нее могли появиться такие мысли о муже Лидии? Это же так непорядочно! Да, Лидия умерла, но думать о ее муже все равно грех.

– Извините, вы что‑ то сказали? – донесся до нее голос Гая, и она посмотрела в его сторону.

Заметив устремленный на нее взгляд лорда, Джоанна почувствовала, что заливается краской.

– Я… Нет, сейчас я ничего не говорила. Но хотела сказать, что ваш подарок Майлзу – это настоящее чудо. Уверена, что лошадки доставят ему много радости.

– Надеюсь на это. Даже не могу сказать, сколько счастливых часов я провел, играя с ними. Тем не менее, когда Тумсби рассказал мне про собаку, я подумал, что… В общем, мне следовало самому догадаться о таком подарке. Вы лучше чувствуете, что надо Майлзу, чем я.

– Ерунда. Я провожу с ним много времени, только и всего. Вам просто надо побольше общаться с ним, когда для этого будет время, конечно, и вы быстро научитесь понимать его.

Гай кивнул и замер, о чем‑ то размышляя.

– Вы не будете возражать, если я попрошу вас ненадолго отойти со мной? Я хотел бы сказать вам несколько слов наедине. Тумсби вполне может присмотреть за Майлзом и за Боско. Правда, Тумсби?

– Да, милорд, – отозвался Тумсби, улыбаясь. – Полагаю, у меня имеется подход к маленьким мальчикам и собакам.

– Вот и отлично, – сказал Гай и протянул руку, чтобы помочь Джоанне подняться.

Когда их руки соединились, Джоанну бросило в жар и краска вновь прилила к лицу. Надо было каким‑ то образом обуздать эмоции. Причем немедленно!

Отведя ее в сторону, Гай остановился.

– Джоанна, – немного неуверенно начал он, почесывая затылок, – я понял, что должен попросить у вас прощения. Там, в детской, я вышел из себя, и это недопустимо. Если честно, вы… Вы задели меня за больное место…

– И прошу простить меня за это. А еще хочу поблагодарить за ваше извинение. Мы оба были тогда очень усталыми и взвинченными.

Гай опустил глаза и с минуту стоял молча, переминаясь с ноги ногу.

– Я хорошо помню, что вы говорили тогда, но я действительно должен уехать сегодня в Лондон, – произнес он наконец. – Есть срочные дела, которыми необходимо заняться уже сегодня вечером. А затем я должен присутствовать на нескольких важных мероприятиях, в том числе на открытии парламента. Как ни старайся, а раньше марта я не смогу вернуться.

– Вам совсем ни к чему объяснять мне все это, – сказала Джоанна, с трудом скрывая, что очень огорчена перспективой столь долгого отсутствия лорда.

– Ох, – Гай улыбнулся и смешно приподнял брови, – так‑ то оно так, только так не хочется еще раз получить от вас взбучку за то, что забросил сына. Смею вас заверить, это совершенно не входит в мои планы.

– Теперь я это понимаю, – сказала она, одаривая его ответной улыбкой.

О, теперь Джоанна знала и то, что будет скучать по нему. Мысль об этом кольнула сердце. Удивительно, как меньше чем за день может измениться отношение к человеку.

– Мы будем ждать вашего возвращения, – добавила она вслух.

Гривз подошел совсем близко, взял ее руку в свою и нежно сжал.

– Спасибо. И позвольте еще раз поблагодарить вас за великолепный рождественский подарок, который вы сделали Майлзу. То, что вы появились в его жизни, очень большая удача.

Его темные глаза лучились теплом и еще чем‑ то неопределенным, отчего Джоанна почувствовала слабость в коленях, а по спине пробежали мурашки.

Понимая, что еще немного – и лорд заметит, как дрожат ее пальцы, Джоанна заставила себя высвободить руку.

– Если кому‑ то здесь и повезло, то точно мне, – сказала она. – Счастливого пути, Гай, и да хранит вас Бог!

– Счастливого Рождества, Джоанна! – ответил он с искренней теплотой. – О! Чуть не забыл. Это для вас. Я хотел занести это в детскую перед отъездом. Но раз уж вы здесь, то позвольте вручить сейчас. – Гай извлек из кармана небольшой сверток, завернутый в такую же цветную бумагу, что и подарок для Мило. – Считайте, что это моя персональная контрибуция в знак раскаяния. Небольшая вещица, но надеюсь, она развлечет вас.

Немного неловко он вложил сверток ей в руку. Затем, улыбнувшись на прощание, резко повернулся и быстро пошел прочь, как бы показывая, что не хочет смотреть, как она раскроет подарок.

Замершая от удивленная Джоанна смотрела вслед Гаю, пока он не скрылся за углом конюшни. Подумав в очередной раз, что увидит его не скоро, она тяжело вздохнула и только теперь вспомнила о свертке. О том, что в нем могло быть, не было ни малейшей догадки.

Слегка дрожащими пальцами, почти не дыша от любопытства, Джоанна разорвала упаковочную бумагу и увидела прекрасно изданный сборник стихов Джона Донна. Одна страница была отмечена Гаем закладкой. Джоанна открыла книгу на ней и прочитала:

Ты мне простишь тот грех, который был в начале?

Но он уже свершен, оставив след печали.

Простишь тот сонм грехов, что в жизни совершал?

Но мне прощали их, и я их повторял.

Прощенье иль отказ не пустит время вспять,

А тем, что я прошу, свершаю грех опять.

Глаза защипало от подступивших слез, когда она дочитала стихотворение до конца и поняла смысл подарка. Гай извинялся не только за свою вспышку гнева минувшей ночью, он просил прощения за то, что их отношения начались так нелепо и глупо. Проглотив подступивший к горлу комок, Джоанна провела ладонью по глазам и вновь призналась себе, что и сама виновата не меньше. Впрочем, это ни в коей мере не умоляло его благородства. Гай де Саллисс казался все более загадочным и привлекательным.

– Счастливого Рождества, Гай, – прошептала она, затем повернулась и направилась к Майлзу.

Вейкфилд‑ эбби.

Крещенский сочельник

6 января 1819 года

Джоанна проснулась от того, что кто‑ то тянул ее за руку.

У кровати стоял Майлз и тихонько дергал рукав ее фланелевой ночной рубашки.

Остатки сна мгновенно испарились, уступив место тревоге.

– Мило, дорогой, что такое? – спросила она, сев в постели и положив свою ладонь на его крошечную руку. – Тебе приснилось что‑ то нехорошее?

Он отрицательно замотал головой и еще сильнее, чем прежде, потянул за рукав, явно призывая куда‑ то с ним пойти.

Не колеблясь более ни секунды, Джоанна сбросила одеяло, дотянулась до шерстяной шали и накинула ее на плечи.

– Что ж, покажи мне, чего хотел, – сказала она и пошла за мальчиком.

Он повел ее через темную детскую прямо к окну.

«О боже, пожалуйста, только не это окно, – пронеслось в голове. – Похоже, что он, глядя в него, ждет свою маму».

Майлз забрался на стул, однако не стал, как обычно, смотреть в окно, а показал в него пальцем.

Джоанна посмотрела в указанном направлении, но ничего не увидела.

– Прости, малыш, но что‑ то не пойму, – сказала она, чувствуя, как от волнения сильнее забилось сердце. – На что же такое я должна посмотреть?

Мальчик упрямо показывал рукой в темноту за окном.

Внезапно на дворе кто‑ то печально завыл, потом последовала небольшая пауза и вой повторился. Судя по всему, на него и пытался обратить ее внимание мальчик.

Джоанна уперлась руками о подоконник и наклонилась к самому стеклу.

Она различила в темноте какое‑ то движение, и из тени старого дуба вышел Боско с опущенным к самой земле носом и безжизненно болтающимся между лап хвостом. Сделав несколько шагов, пес задрал голову, посмотрел на окно детской и снова завыл.

Майлз сжал руку Джоанны. Она склонилась к нему и нежно приподняла лицо за маленький угловатый подбородок. Мальчик смотрел на нее снизу вверх, наверное, таким же взглядом, которым смотрел сейчас на их окно Боско, и в этом взгляде было столько же мольбы, сколько во взгляде пса. О чем они оба просили, было понятно без слов.

– Ох… Ох, Мило, как же могло получиться, что Боско убежал из конюшни? – задала она вопрос скорее себе, чувствуя, как болезненно сжимается сердце. – Тумсби соорудил ему там отличную постель, а твой папа сказал, что Боско не должен ходить в дом…

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒