Ог Мандино 4 страница

— Правильно.

Сенека недоверчиво покачал головой и обернулся к Хафиду.

— А что скажешь ты, величайший торговец из всех? Перед кем склоняешь голову ты?

— Когда-то ни перед кем, не исключая Цезаря. Но однажды, много лет назад, мы с Сергиусом Павлом поднялись на самый высокий холм окрест крошечного городка Назарета после посещения матери Иисуса. И вот, сидя на его вершине, в такой близости от небес, я вдруг понял, что мои поиски веры, которая бы всегда направляла и поддерживала меня, поиски, которые длились всю мою жизнь, наконец завершены. Я нисколько не сомневался, что в суме, которую я получил от Марии, находилось нечто большее, чем красная плащаница еще одного бедного проповедника. Я был уверен, что в моих руках одежда, которая в течение долгого времени оберегала от холода тело Сына Божьего.

Сергиус Павел наклонился и коснулся в поцелуе щеки великого торговца. Ни слова не было произнесено.

Позже, когда Хафид, Гален, Лука и Эразмус возвращались к каравану, Эразмус наклонился к своему хозяину и спросил:

— А что же будет с нами? Куда мы теперь отправимся?

— Мы вернемся в Дамаск, — отвечал Хафид, — как только мы закончим все приготовления, мы распустим караван. Я собираюсь уединиться в моей библиотеке и провести там столько времени, сколько отпустит Господь, для того чтобы перенести мои десять самых важных принципов процветания в свитки, подобные тем, которые я получил в дар, когда был простым погонщиком верблюдов.

— А потом?.. — не отставал Эразмус.

— А потом я буду помогать тебе в рассылке копий моих свитков во все концы света. Так нас услышат миллионы вместо тысяч, которые приходили меня послушать.

— Для меня было бы большой честью оказать тебе помощь в твоем великом деле, — заявил Лука. — У меня безукоризненный почерк, и я с готовностью взялся бы переложить твои слова на пергамент.

— Эскулап, у тебя есть миссия поважнее. Сделай, как просил тебя Павел. Запиши все, что ты знаешь о его странствиях и испытаниях, а также все, что узнал о жизни Иисуса, включая историю его рождения в Вифлеемской пещере, которую я рассказал тебе, когда мы возвращались к моим повозкам прошлой ночью.

— Хафид, — вскричал подбегающий к ним Сергиус. — Меня осенила замечательная идея. Помнишь, когда давным-давно мы были с тобой вместе в Назарете, я рассказывал тебе о домике, который я построил на горе Ермон вдали от суетного мира около того места, где Господь говорил с Иисусом?

— Помню и много раз сожалел, что так и не принял твое великодушное приглашение посетить его.

— Еще не поздно. Выслушай меня внимательно. Я слишком стар, чтобы поехать туда еще раз, и потому скоро передам права на владение этим необыкновенным местом Стефану, который верно служил мне все эти годы, заботясь о домике. Близость к месту, где говорил Господь, — что может быть лучше для твоей работы?

— Дорога от порта Сидон к Дамаску проходит очень близко к холму, — поспешил сообщить Гален.

— А как же Стефан? — спросил Хафид.

— Ты отвезешь ему мои письменные распоряжения. На некоторое время он вернется к своей семье, в соседнюю Кесарию Филиппову, и пока ты будешь трудиться над свитками, тебя никто не побеспокоит. Если, конечно, Господь не решит побеседовать с тобой. А потом, когда труд твой будет завершен, ты сможешь вернуться в свой дворец в Дамаске, до которого полдня пути, и предоставить Эразмусу распространять по миру твое вдохновенное послание.

Хафид взглянул на Эразмуса, но тот продолжал хранить молчание. Он должен был сам принять это решение. Сергиус Павел продолжал.

— Это твоя последняя возможность, Хафид. В следующем году Стефан со своей семьей, вероятно, навсегда поселится в доме. Поэтому прошу тебя, отправляйся туда сейчас!

Глава восьмая

До отбытия каравана из Рима Хафид, воспользовавшись услугами Луки в качестве проводника, обошел десятки лавок в соседнем книготорговом районе Аргилете. Несколько часов было потрачено на приобретение всего необходимого: нескольких бутылочек с чернилами самого высокого качества, привозимых из Египта, коробки гусиных перьев и дюжины чистых пергаментных свитков, изготовленных из просушенной на солнце козьей шкуры. Был уже полдень, когда они наконец решили возвратиться к каравану, но не прошли они и пятидесяти шагов, как Хафид вдруг остановился и указал рукой на потемневший от времени, поцарапанный сундучок из кедрового дерева, который лежал на земле около одного открытого книжного прилавка.

— Этот старинный сундучок пустой? — возбужденно обратился он к торговцу, который дремал неподалеку, облокотившись на столик.

— Не только пустой, господин, но и продается.

Хафид подошел ближе. Голос его дрожал.

— Друг, открой его для меня.

Торговец поднял ларец и поставил его на стол. Затем, сняв ремни, откинул деревянную крышку. Внутри все было покрыто пылью. Хафид повернулся к озадаченному Луке.

— Дай мне несколько свитков из тех, что мы купили.

Лука открыл кожаную суму, которая висела у него на плече, и извлек оттуда три свитка. Хафид с нежностью поместил их в ларец.

— А теперь дай мне, пожалуйста, остальные семь.

Сундучок как раз вместил все. Хафид осторожно опустил крышку и повернулся к торговцу.

— Сколько?

— Всего сто динариев, господин.

Хафид потянулся к мешочку с деньгами, висевшему у него на поясе под плащом, но его остановил Лука.

— Господин, — протестующе воскликнул он, — этот старый ящик не стоит и десятой части того, что он просит за него! Посмотри, какие ржавые петли и как обтрепаны ремни. Пойдем, я знаю замечательную лавку неподалеку отсюда, где ты найдешь сколько угодно сундуков на любой вкус и за куда более низкую цену.

— Лука, я ценю твою заботу, но этот сундучок — то, что мне нужно. Не могу поверить своим старым глазам, но он выглядит точно так же, как тот, в котором хранились те десять свитков, полученных мной больше шестидесяти лет назад, когда я был погонщиком.

На лице Луки появилась терпеливая улыбка.

— Он достаточно стар и изношен, чтобы казаться тем самым сундучком.

Хафид заплатил торговцу и сказал, обращаясь к Луке:

— Это не просто совпадение, что я нашел этот ларец именно сейчас. Это Господь опять играет со мной партию в шахматы, и это добрый знак. Теперь мне будет куда положить свитки, когда я закончу их.

Прошло две недели, и вот Караван Успеха наконец прибыл в порт Сидон, а день спустя они уже были на пересечении дорог, одна из которых вела на восток — в Дамаск, а другая на юг — к горе Ермон.

Хафид сошел с огромной повозки, которая служила ему и его спутникам столько лет в их странствиях по миру. Позади нее была повозка поменьше, груженая ящиками с припасами, одеждой и письменными принадлежностями. Тот, кто управлял ею, приблизился к Хафиду, отдал ему кнут и сказал: «Все в порядке, господин». Эразмус и Гален тоже подошли к хозяину. Хафид повернулся к счетоводу и произнес:

— Я вернусь домой, как только завершу работу над свитками, возможно, через две недели.

Эразмусу не удалось скрыть свое огорчение.

— Господин, прошу тебя, измени свое решение и позволь мне сопровождать тебя. Мы не расставались уже много, много лет.

— Отгони от себя страх, Эразмус. Я должен сделать это в одиночестве, чтобы не нарушить мою сосредоточенность. Я выживу. Погода стоит теплая, а еды мне хватит на несколько недель. Скоро мы снова будем вместе. Ты еще не потерял свою карту, из тех, что дал нам обоим Сергиус Павел, объясняющую, как добраться до его домика на Ермоне?

Эразмус похлопал себя по одежде.

— Она здесь, господин. Хафид кивнул и обнял своего верного друга.

— Если тебе вдруг станет одиноко через месяц, а я к тому времени еще не вернусь, смело можешь навестить меня. А пока возвращайся домой в Дамаск и возьми с собой Галена за компанию, как договорились. Он также поможет тебе распустить караван. А сейчас — прощай. Сегодня вечером я отойду ко сну в полном одиночестве там, где когда-то говорил Господь!

Дорога от подошвы горы Ермон шла вверх с такой поспешностью, что Хафид и не заметил, как начался подъем, с каждым шагом приближавший его к вершине величественной горы, которая, если смотреть издалека, казалось, упиралась в небо. Он не подгонял двух своих жеребцов, а ехал не спеша, вбирая в себя ароматы росших по склонам падубов, боярышника, миндаля и тянувшихся вдоль дороги гиацинтов, цикламенов и лютиков. Через час с небольшим он миновал глыбу белого камня, более чем на пятьдесят локтей вздымавшуюся над небольшими курганами из валунов, и теперь, согласно карте, знал, что от места назначения его отделяли всего лишь две мили.

По левую сторону от него мир, казалось, призывал его полюбоваться своими красотами. Вдалеке сверкало и переливалось Галилейское море, и великий торговец напряг зрение, высматривая к востоку от моря свой любимый Дамаск, но тяжелый туман висел над пустыней в той стороне. Направо от него, высоко над головой, ему открывалась вершина горы и, посмотрев туда, он понял, что снег, который на расстоянии казался сплошным белым покровом, переливающимся на солнце, в действительности лежал только в расщелинах и на уступах,

Карта, нарисованная Сергиусом Павлом, указывала, что дорога в конце концов приведет в рощицу дикого можжевельника, скрывавшего от посторонних глаз домик старого наместника.

Как только Хафид въехал под навес из зеленых веток, он тотчас остановил повозку. Невдалеке, прямо перед ним, стоял домик Сергиуса в окружении мохнатых деревьев, чьи нижние ветви покоились на его крыше. Широкоплечий мужчина, одетый в звериные шкуры, стоял у крыльца и с любопытством наблюдал за Хафидом, вылезавшим из повозки. Он помедлил в нерешительности, когда Хафид приветственно поднял руку, а затем крикнул:

— Ты заблудился, странник?

— Думаю, нет. Ты Стефан?

— Да.

— Твой друг и благодетель Сергиус Павел шлет тебе свои приветствия. А также письма с указаниями.

Стефан принял небольшой свиток пергамента, сломал печать и поспешил прочитать написанное. Затем он почтительно поклонился Хафиду и проговорил:

— Добро пожаловать, господин. Позволь, я отнесу твой багаж в дом и помогу тебе устроиться в этом необыкновенном месте. Хафид взял правую руку молодого мужчины и положил две золотые монеты на его мозолистую ладонь.

— Мне очень жаль, что я невольно заставляю тебя покинуть твой дом. Однако меня несколько утешил Сергиус, сообщив, что у тебя есть семья недалеко отсюда.

Стефан кивнул, недоверчиво глядя на свое только что обретенное богатство.

— Я много раз упрекал себя за то, что так и не навестил отца с матерью этим летом. Теперь самое время сделать это.

Дом состоял всего из четырех комнат, но обставлен и украшен был все с тем же вкусом, который чувствовался во дворце и на вилле Сергиуса. Особую радость доставил Хафиду огромный стол для письма, на котором он разложил перья, чернила и свитки. Старый сундучок, приобретенный в Риме, был задвинут под стол. Разгрузив повозку, Стефан принес несколько поленьев для внушительного каменного очага.

— Прежде чем я уйду, господин, не хочешь ли спросить меня о чем-нибудь? Нет ли чего-нибудь еще, что я могу показать тебе? Все это время Хафид неотрывно смотрел в проем открытой двери на тенистую рощу позади дома.

— Да, — тихо откликнулся он, — ты можешь отвести меня туда, где, как слышали, говорил Господь?

— Идем, — сказал Стефан и повел своего пожилого спутника по тропинке, затерянной среди маргариток. Наконец он остановился и прислонился к дереву.

— Всего несколько лет назад это место вновь посетил Петр, которого сопровождал Сергиус, и он сказал, что все произошло вот здесь. Видишь, я выложил валунами круг, чтобы пометить его. Очевидно, Петр, Иаков и Иоанн проделали вместе с Иисусом путь из Кесарии Филипповой и так устали, что уснули прямо здесь, на земле, едва добравшись до вершины. Петр рассказывал, что они проснулись от яркого света, который едва не ослепил их, и свет исходил от того места, где, стоя на коленях, все еще молился Иисус. Затем светящееся облако спустилось к ним, и в тишине они услышали голос, произнесший: «Это — Сын Мой Возлюбленный; слушайте Его».

— А что было потом? — спросил Хафид.

— Все произошло, по словам Петра, в считанные минуты. Вскоре облако растаяло, и только звезды в вышине были свидетелями.

Хафид перешагнул через огромный валун и медленно пошел по неровной земле, пока не очутился в самом центре круга. Несмотря на прохладу в воздухе, он вдруг ощутил на своем лице теплый ветерок и громкое биение сердца в груди. Голос Стефана испугал его.

— Если мои услуги больше не нужны, господин, я пойду, чтобы успеть спуститься с горы до захода солнца.

Хафид смотрел вслед удалявшейся фигуре Стефана, пока она не растворилась в сумерках. Затем он опустился на колени около самого большого валуна и облокотил руки на его шершавую поверхность. И снова он почувствовал на своем лице таинственный теплый ветерок и понял, что пока он здесь, он будет приходить на это место каждое утро, преклонять колени все у того же камня и молиться о помощи в завершении свитков — это станет частью его ежедневных занятий.

Он почти не спал в ту ночь, вглядывался в темноту, думая о том, что напишет.

— Это, — вслух произнес он, — величайшее испытание в моей жизни. Я снискал славу торговца и оратора, но суметь передать в написанных словах силу, которая изменит будущее тех, кто прочтет их, — высочайшее достижение и настоящее чудо. Я знаю, что не справлюсь с этой почти невыполнимой задачей в одиночку. Потому я прошу Тебя, Господи, помоги мне.

Когда пришло утро, Хафид легко позавтракал и вышел под открытое небо. Сделав несколько глубоких вдохов, он направился к образовавшим круг валунам; там он опустился на колени и снова стал молить о помощи. Затем вернулся в дом, удобно устроился в обитом кожей кресле за столом, раскрыл чистый свиток и, обмакнув перо в темные чернила, принялся писать...