Нэтчез, Миссисипи 6 страница

Она все же решила не сдаваться и попробовала обратиться к публике за помощью. Она хотела рассказать, как обстоят дела на самом деле. Но это оказалось не так-то просто сделать, потому что Василий потряхивал ее как бы невзначай и ее слова прерывались на середине, она покряхтывала невольно и не могла ничего выговорить вразумительно. Даже крика не получилось, потому что в конце концов Василий прижал ее голову к себе и весь ее крик захлебнулся в плотной ткани его сюртука.

Вскоре Таня услышала, как за ними захлопнулась дверь, значит, ее доставили в каюту, и сердитый голос Василия:

— Иошка, поди сюда и заткни ей рот чем-нибудь! Затем ее сняли с плеча и поставили на ноги. Голова кружилась, но Таня все же бросилась с кулаками на своего мучителя. Это, очевидно, выглядело довольно смешно, потому что ни один из ее слабых ударов не попал в цель: Василий ловко уклонялся, потом легко поймал ее за руки, развернул и отпихнул так, что она попала в объятия слуги. Тот отстранил ее, и тогда Таня обрушила весь свой гнев на его голову:

— Не трогай меня, чертов поганец! Убью! Тут она увидела в руках слуги кусок материи — кляп ей приготовил!

— Даже не вздумай близко подойти ко мне с этим! — вскричала она.

Иошка вопросительно взглянул на Василия, стоявшего в стороне.

— Да не обращай на нее внимания, Иошка! — сказал тот, неожиданно развеселившись. — Скоро придет Штефан, пусть сам с ней разбирается. Она еще недостаточно знакома с его дьявольским характером. Думаю, в таком настроении, как сейчас, мы его давненько не видели!

Если он хотел запугать Таню, то ему это удалось. До этого момента она и думать забыла про обещание Штефана наказать ее за невыполнение их договора. Теперь, когда все сорвалось, получалось, что его угрозы перестанут быть только угрозами. Она натворила достаточно, чтобы привести в бешенство любого, даже самого спокойного человека. Сбросила двоих в реку, кричала, брыкалась, привлекла внимание толпы… Но это с их точки зрения, а что ей оставалось? С покорностью сдаться? Однако теперь Тане предстоит встретиться с этим проклятым Штефаном, который, похоже, вершит тут свое правосудие, и никто не смеет ему перечить. Почему это даже Василий предоставляет ему решить судьбу, как он утверждает, собственной невесты?

Она обратилась к белокурому красавцу:

— И я должна повенчаться с тобой, когда ты тут ничего не решаешь? У настоящих королей так не бывает! Да я никогда не поверю, что ты король!

Он даже не рассердился, просто смерил ее презрительным взглядом. Помолчав секунду, видно, не очень желая вступать с ней в беседу, он сказал:

— Я и сам в это не верю. Но могу заверить тебя, маленькая шлюшка, что никогда не разделю с тобой ложе! — Он самодовольно рассмеялся, добавив:

— Правила женитьбы короля тем и хороши, что не требуют неукоснительного соблюдения супружеской верности. Кстати, это касается обоих. Поэтому после ритуальной первой брачной ночи ты и близко не подойдешь к моей спальне. И вы, принцесса, можете спать с кем хотите!

— С твоего ведома и позволения?

— Конечно. Я даже могу посоветовать, с кого особенно стоит начать, не откладывая в долгий ящик.

— Угадала. С твоего кузена? Василий пожал плечами.

— Вот этого я тебе не могу обещать. Он не испытывает к тебе должного интереса. Я бы посоветовал тебе не особенно гневить его. Он уважаемый человек при дворе.

Иошка вдруг прыснул, но вовремя сдержался. Таня слушала все это и не верила собственным ушам.

— Довольно! — выпалила она вдруг, не понимая, что повторяет любимую реплику Штефана.

Василий, услышав это, удивленно поднял брови. Она же продолжала:

— Я не понимаю, почему ты продолжаешь ломать комедию. В жизни не слышала ничего более идиотского. Но понимаю одно: тебе я вовсе не нужна и ты вообще был против моей поездки с вами. Так какого черта ты помешал мне убежать?

— Мой долг важнее предпочтений, принцесса, — ответил он. — Вам еще многое предстоит узнать.

— На черта мне это все нужно!

Тот снова пожал плечами и подтолкнул Иошку к двери. Они оба явно собирались уходить. Но Василий вдруг остановился и злорадно улыбнулся Тане.

— Тебе следует знать хотя бы вот что, — сказал он, — любовница Штефана рассказывает всем и каждому, как тот приходит к ней срывать свой гнев. У него интересный способ успокаиваться. Как она утверждает, он буквально вытряхивает из нее душу. Так вот, тебе осталось ждать недолго.

Сказал и ушел. Таня в отчаянии заломила руки. Какой он все-таки мерзкий, этот Василий! Жестокий, язвительный, такого она еще в жизни не встречала. Его даже с Доббсом нельзя сравнить, потому что Доббс разозлится, поколотит Таню — и идет заниматься своими делами. Потом он уже оставляет ее в покое. А Василий все время издевается над ней, говорит всякие гадости, использует любой случай, чтобы досадить ей. И она еще должна смириться с тем, что ее отдадут ему в жены? Вот придумали! Почему бы не Лазарю или Штефану? Что, не могли кому-то из них дать роль короля? Штефан…

Тут она вспомнила, что у него есть любовница. Что же это за женщина, которая может спать с этим угрюмым, злобным мужланом?

«Да ты сама чуть было не отдалась ему, — подумала вдруг Таня. — Тебе понравились его поцелуи, и ты таяла в его объятиях, пока с трудом не взяла себя в руки».

Она вдруг зарделась. Хорошо, что никто ее не видит сейчас!

Глава 14

«Лорелея», один из крупных двухпалубных пассажирских пароходов, курсировал по Миссисипи от Нового Орлеана до Нэтчеза и обратно. Каюты там были удобные и просторные, имелся ресторан, отдельный зал для игры в карты и даже маленькая библиотека.

Таню поместили в не очень большую, но приличную каюту. Для нее вообще все здесь было в диковинку: кровать, покрытая шелковым цветастым покрывалом, рядом столик с кружевной салфеткой, на нем лампа с абажуром из цветного стекла. Когда ее привели, свет был зажжен, но окон она не увидела. На полу лежал восточный ковер причудливой расцветки. Таня посмотрела в дальний угол и увидела там белоснежный фарфоровый умывальник, на котором красовался великолепный большой кувшин с водой. Рядом висели белые полотенца с монограммой " Л", что означало «Лорелея».

На просторной встроенной полке стояли два огромных чемодана. «Интересно, чьи они? И что в них находится? » — подумала Таня, но не прикоснулась к ним, а отошла к креслу у кровати. Она попробовала рукой, насколько оно мягкое, и улыбнулась: хорошо бы посидеть и почитать в этом кресле! Она вспомнила, что давно уже не брала книгу в руки. С тех пор как умерла Айрис, научившая ее читать, у нее на это не было ни сил, ни времени.

Дверь была из крепкого дерева, это она определила, когда попыталась открыть ее, — конечно, ее заперли. Таня подумала было, не начать ли колотить в нее кулаками, но решила не испытывать судьбу, так как тогда уже точно появился бы Штефан.

Она села в кресло и стала ждать у моря погоды, а от этого волноваться еще больше. Правда, она не потеряла присутствия духа, несмотря на все неприятности. Да, ее вторая попытка бежать провалилась, так же как и первая. Но если она будет в состоянии передвигаться после обещанного наказания, а Штефан, как ей сказали, способен «вытрясти душу», и если он не искалечит ее окончательно, она снова попытается сбежать. Она так была близка к успеху сегодня! А все этот Василий со своим дурацким чувством долга! Теперь она не питает никаких иллюзий на его счет, и полагаться больше не на кого. Она не станет повторять свои ошибки. Таня заблуждалась, думая, что они пожалеют оставленные на пароходе вещи и не станут преследовать ее. Нет сомнений, они рискнут всем ради поимки девицы, которую им с таким трудом удалось заполучить.

Таня все-таки не могла понять, почему они выбрали именно ее. Разве что какой-нибудь владелец борделя заказал им танцовщицу, исполняющую танец живота. Этим можно объяснить и небывалую настойчивость, и все уловки, к которым им пришлось прибегнуть, чтобы только заманить ее. Но неужели стоило так усердствовать ради одной-единственной девушки? Или у них есть еще пленницы, спрятанные в других каютах? " Те, которые пошли с охотой, поверив россказням этих пройдох?

Однако это еще предстоит выяснить, когда они прибудут в порт назначения… Нет, так долго ждать невозможно! Чем дальше они отходят от Нэтчеза, тем труднее ей будет вернуться туда.

Пока что из нее еще должны «вытрясти душу».

И гроза надвигалась. Об этом известили голоса за дверью. Иошка что-то громко сказал на непонятном языке, а в ответ коротко, по-английски ответил Штефан:

— Не сейчас, Иошка!

Дверь открылась, и Штефан вошел в каюту. Вошел, а не влетел, как она ожидала. Но утешительного в этом было мало. Пусть бы топал, хлопал дверью — это хоть как-то успокаивает. А тут — словно тигр подбирается к своей жертве…

Одного взгляда на Штефана было достаточно, чтобы понять его настроение. Он был просто разъярен, глаза сверкали как два раскаленных угля, руки сжаты в кулаки, его шрамы на перекошенном лице порозовели, придавая ему дикий, жуткий вид. Таня содрогнулась.

На Штефане не было ни сюртука, ни галстука, он стоял босиком в мокрой рубашке и брюках, через шею переброшено полотенце, которым он явно вытирал волосы — они были всклокочены. Рубашка плотно облегала мускулистое, тело, теперь явственно было видно, что он человек недюжинной силы, о чем раньше девушка только догадывалась. Она не сводила с него испуганного, но восхищенного взгляда, так он был строен, так чертовски мужественен, но так зол…

— Таня опустила глаза на его руки, огромные тяжелые кулаки. Ей представилось, как… «вытрясти душу»… Но что же на самом деле Василий имел в виду?

Она вдруг перепугалась не на шутку, щеки ее вспыхнули. Она вспомнила, как плотоядно улыбался Василий, как хихикал Иошка… Любовница… Ну, конечно! Таня вскочила и спряталась за кресло. Но это лишь подстегнуло Штефана. Он, очевидно, говорить не мог от ярости, нахлынувшей на него, поэтому молча кинулся к Тане, она и вскрикнуть не успела, как он отбросил кресло в сторону и схватил ее за руку. Потом она взлетела в воздух, секунда в сильных руках — и она летит вниз… Слава Богу, упала на кровать!

Но тут же поняла, что радоваться рано: в тот же момент на нее всей своей тяжестью навалился Штефан. Она оказалась полностью под ним, едва могла не то что двинуться, но дышать.

Таня была застигнута врасплох, она хотела было что-то сказать… Но он припал к ее губам жадным поцелуем. Нет, это был не тот поцелуй, что раньше, — Штефан просто кусал ее, рыча как зверь. Сжав ее бедра, он вдавливал ее в кровать. Таня была в панике, не зная, как освободиться.

Когда он подвинулся на ней, чтобы задрать ей юбку, и кровать стала сотрясаться от порывистых движений, она поняла, что имел в виду проклятый Василий — из нее вытрясут душу, но не кулаками, как она поначалу решила по своей наивности. Таня никогда в жизни не была еще так напугана, как сейчас. Штефан собирался овладеть ею в приступе злобы.

Она боролась из последних сил. Как ни было трудно, она все же била его кулаками, царапала и кусала. Это не возымело никакого действия: Штефан ничего не чувствовал — ни ударов, ни щипков. Она схватила его за волосы, готова была выдрать их, но он не дрогнул. Продолжал целовать ее сильно и страстно, от чего она то слабела, то снова, задыхаясь от ужаса, колотила по его спине, которая стала словно каменная. Но от этой борьбы она только теряла силы, а он, очевидно, рассчитывал, что когда она выдохнется окончательно…

Никогда еще Таня не испытывала такого страха. Она всегда старалась избегать подобных действий со стороны мужчин. Быть изнасилованной казалось ей самым страшным, что может случиться с ней. Теперь вот этот тип хочет взять ее силой, против ее желания, не считаясь ни с чем. Похоже, он даже не соображает, что делает; : Вот это и хуже всего. Он в порыве своей страсти, стремясь удовлетворить свое плотское желание, обращается с ней, как с вещью!

Он так разгорячен, что от его мокрой одежды почти пар идет. Ее блузка тоже промокла… Юбка вот-вот окажется на животе, его руки уже хватают ее обнаженное тело… «Господи, помоги! » — молилась Таня, едва не теряя сознание.

Вдруг корабль начало потряхивать — включилось колесо с лопастями. Неожиданно это привело Штефана в чувство. Он перестал целовать Таню, поднял голову, так что она увидела его затуманенные глаза. Теперь вроде бы можно и закричать… Но она не издала ни звука, оцепенев под его пронизывающим взглядом. Она боялась вообще пошевелиться, вдруг это заставит его снова наброситься на нее? О чем он думает, глядя на нее? Собирается добиться своего, овладеть ею или передумал и станет пороть ее?

Штефан перевел взгляд на свою руку, на которую были намотаны волосы Тани, потом, приподнявшись, — на другую руку, сжимавшую ее обнаженное бедро… Неожиданно он отодвинулся от нее и приказал ей охрипшим голосом:

— Уйди! Сейчас же уйди, пока…

Два раза повторять не пришлось. Таня не собиралась узнавать, что последует за этим «пока». Но для того чтобы встать, надо было освободить свою юбку, на которой он лежал, не собираясь сдвинуться с места. Таня потянула материю, она затрещала… Еще одна попытка, и можно спрыгнуть с проклятой кровати. Но не тут-то было! Штефан вдруг схватил ее за подол.

— Нет, черт возьми! — вскричал он. — Ты получишь по заслугам!

Она поняла это так, что сейчас все начнется сначала. Ей грозит быть замученной этой злобной любовью, свирепыми домогательствами… Тут ей впервые захотелось умереть.

Но умолять она не будет, просить пощады не в ее правилах. Это никогда не действовало на Доббса, даже наоборот. И она поклялась себе не унижаться больше никогда. Теперь она примет это наказание, ничего другого не остается. Но зато потом сделает все, чтобы сбежать с этого парохода, пусть даже придется переплыть всю реку.

Штефан продолжал тянуть ее к себе на кровать. Таня обернулась, снова увидела его искаженное лицо, и ей опять стало страшно при мысли о том, что он может с ней сделать в припадке гнева.

Она вспомнила о своем кинжале, схватилась за пояс и сообразила, что его там больше нет. Но зато оставался нож, спрятанный в ботинке. Он, конечно, не такой длинный, но достаточно острый, чтобы обороняться. Может, увидев его у нее в руке, он немного одумается? Таня наклонилась, и в этот момент Штефан перехватил ее руку.

Она так и застыла, ожидая в оцепенении, что будет дальше. Почему-то ей показалось, что он собирается ударить ее по лицу. Но Штефан резко сел, и в мгновение ока она оказалась перекинутой через его колено вниз головой. Такая поза уже говорила сама за себя.

Таня поразилась собственной догадке. Боже милостивый, так он действительно собрался отшлепать ее? Невероятно! И она так беспокоилась из-за этого? Вот Штефан задрал ей юбку. Ну и что! Подумаешь — всего-навсего. После того чем напугал ее Василий, это казалось парой пустяков. Что такое несколько шлепков по сравнению с тем, что ей угрожало?

Таня чуть не рассмеялась — такое облегчение испытала она наконец после ужасной сцены на кровати. Она продолжала улыбаться, когда ощутила первый удар. Теперь ей хорошо известно, как надо себя вести, чтобы было не так больно, — она расслабила все мышцы и стала думать о другом. Например, о том, как бы она издевалась над Василием, если бы он ей попался. Уж она бы отомстила ему за все! Тут она почувствовала, что Штефан слишком серьезно принялся за дело — ее ягодицы горели, и потом вообще пропала чувствительность. Но он теперь не остановится, пока из него не выйдет весь его гнев. Однако лучше пусть так вымещает злость, чем способом, на который намекал Василий. Она представила, что бы он вытворял с ней в постели, и ее передернуло от отвращения. Какие, однако, привычки у этого человека!

Глава 15

У Штефана заболела рука. «Но что же тогда чувствует эта девчонка? » — подумал он. Он не услышал от нее ни единого стона, вскрика, если она и плачет, то молча. Лучше бы она разревелась во весь голос! Тогда бы он остановился, ему невыносим женский плач…

Штефан подавил в себе желание заключить ее в свои объятия и утешить. Он не виноват. Ее предупреждали. Она вела себя так безобразно, что следовало хоть как-то положить этому конец. Эта упрямица обязана понять в конце концов, что ее долг — ехать в Кардинию, и она не имеет права убегать от них.

Но он выбрал слишком грубый способ, чтобы вразумить ее. Теперь Штефан понял это. Посмотрел на ярко-красную кожу, и сердце его сжалось. Так всегда: в гневе он беспредельно жесток, а потом сожалеет о содеянном. Признайся он сейчас в этом, ей не станет легче. Надо было хоть немного думать, прежде чем приступать к выполнению своего дурацкого обещания, но уже поздно… Отлупил он ее крепко.

Штефан поставил Таню на ноги, развернул и прижал ее голову к своей груди. Он сделал это очень нежно, но Таня не издала при этом ни звука. Она не вырвалась из его объятий, не отвергла утешений. Просто стояла, опустив руки, и позволяла ему гладить ее по голове.

Штефан сдержал вздох. Что привлекало его в этой девчонке? С первой минуты, как он увидел ее, в нем возникла волна небывало сильных чувств. Она притягивала к себе, несмотря на свою внешнюю непривлекательность и упрямый характер. При каждой встрече его словно обжигали противоречивые чувства: влечение, стыд, ярость, нежность, снова желание обладать ею. И вот теперь смущение и чувство вины буквально разрывали его сердце.

Он никогда раньше намеренно не обижал женщин, не бил их, как слуг. А тут вдруг решил применить силу и остаться при этом бесстрастным, равнодушным. Это ему не удалось. Ведь раньше даже маленький синяк на руке его любовницы вызывал у него чувство вины, он просил прощения за то, что нечаянно сильно сжал ее. А тут он так отделал беззащитную слабую девчонку! Нужно было заняться с ней любовью, это по крайней мере ей не впервой. Но тогда он не проучил бы ее как следует, а только выплеснул бы: свой гнев.

Итак, Штефан пришел к заключению, что не знает, как обращаться с этой Таней. Она все-таки принцесса, но сама в это не верит. Он бы предпочел вести себя с ней как со знатной дамой, но она к этому не привыкла. Она не оправдывает его ожиданий. Штефану хотелось увидеть, какова она собой, когда умоется, похожа ли на свою красавицу мать? А она не желает предстать перед ним в настоящем обличье, несет глупости, не слушается, хотя все уже догадались, что она скрывает свою красоту под гримом. На самом деле Штефан боялся, что Таня окажется слишком красивой…

Она была мила ему в таком непривлекательном виде, как сейчас. Красота порадует глаз, и все. Красивая девушка не ответит на его чувство. Вот эта обычная девчонка, которую даже не смутили его шрамы, могла бы, а красотка — нет. Но он понимал, что Таня далеко не так проста. Не знал, какая она и почему скрывает это, и не очень спешил установить истину. Штефана тянуло к этой девушке, он хотел ее и вынужден был страдать.

Он считал всю эту затею безнадежной. Либо он сам начнет избегать ее, когда все откроется, либо ему лучше освободить ее, как она сама того хочет.

Он еще крепче обнял Таню — нет, она останется с ним. Она при этом поежилась и постаралась высвободиться. Он отпустил ее, не желая причинять даже малейшего неудобства. Теперь он взглянул на нее и поразился — ни следа слез, глаза и щеки сухие.

— Где твои слезы? — спросил Штефан нахмурясь.

— Какие слезы?

— Те, которые должны были оставить след на твоих накрашенных щеках.

— А, эти слезы!. — Таня пожала плечами. — Я все выплакала.

— Врешь.

— Ну, тогда мы квиты. Ты наврал мне с три короба, а я тебе. И не злись опять на меня. Хочешь увидеть мои слезы — возьми палку. Правда, я не уверена, что это подействует тоже. Мои слезы высохли много лет назад, когда я поняла, что они нравятся Доббсу.

— Какое это имеет отношение… Таня расхохоталась:

— Ты что, забыл, где нашел меня, Штефан? Я не могу сказать, что вся моя жизнь у Доббса была сплошным горем, нет. Но моей тонкой натуре пришлось смириться с побоями. Это укрепило мою волю, а также кожу и плоть.

Штефан плохо понимал, что именно она говорила, для него важно было только одно — Таня не плакала. Может, он и не так уж больно бил ее, а теперь переживает больше, чем она?

— А тебе было хоть немного больно? — поинтересовался он.

— Конечно. А впрочем, не очень. Штефан оттолкнул ее и встал.

— Так вот оно что! А я, болван, думал… Черт возьми! У тебя, оказывается, кожа толстая, как у слона.

— Ты идешь за палкой?

— Нет!

— Тогда в чем дело? Я не поняла. Ты хочешь повторить наказание?

— А что? Ты же не чувствуешь ничего.

— Чувствую.

Таня отошла в сторону и потерла легонько свой зад. Потом исподлобья глянула на Штефана.

— Просто это было не так сильно, как обычно. Раньше я и двинуться не могла.

До Штефана наконец дошло. Он так и обомлел, догадавшись, о чем все время говорит Таня.

— Господи, так он избивал тебя? — вскричал он. Она даже заморгала глазами от удивления — разве она не сказала об этом раньше?

— Послушай, Татьяна, мистер Доббс избивал тебя? — повторил Штефан.

— ао чем же я все время толкую?

— Как он бил тебя? — не унимался Штефан.

— Господи, какая разница, как! Палкой, рукой, главное — сделать мне больно.

Таня сказала это с такой горечью, что у Штефана защемило сердце. Он так хорошо понимал ее: горечь испытывал и он сам часто, но по другому поводу…

— Извини, Татьяна, что я не сдержался. Я не хотел сделать тебе больно…

— Так я и поверила!

— Я хотел немного проучить тебя, чтобы ты не убегала от нас.

— Считай, что я усвоила урок!

Еще не хватало выслушивать его извинения! Он будет облегчать этим свою совесть, а она должна, видите ли, забыть, как страшен он в своем гневе!

Но Штефан решил, что для него это тоже хороший урок — надо помнить об этом в следующий раз, когда он рассердится.

— Мне невыносимо слышать, как ты страдала в жизни, — сказал он, — тебя должны были растить в радости и ласке. С тобой отправили баронессу и дали ей денег, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Баронессе вменили в обязанность воспитать тебя как будущую королеву Кардинии, преподать тебе этикет…

— Слушай, если ты не хочешь, чтобы я тебя поколотила, — прервала Таня его раздраженно, — сделай милость, прекрати это притворство и эти бредни. Я по горло сыта этой сказкой.

— Хорошо. Только объясни, почему ты не веришь мне?

— Потому что такого не бывает в жизни. Потерянная принцесса? Штефан, черт возьми, как можно потерять такую важную персону, как принцесса?

— Это все из-за излишней секретности и непредусмотрительности. Всякого рода связь с баронессой была запрещена из боязни навести врагов на ваш след, тогда тебя могли убить. Все было сделано для того, чтобы ты росла и воспитывалась должным образом. Ты должна была узнать о том, кто ты, гораздо позже. Тебя должны были научить, как и где получить помощь, если с баронессой что-нибудь случится. Но никто не мог знать, что она умрет так рано, оставив тебя младенцем без рода и племени, почти без имени, на руках у чужих людей?

— Смотрю, у тебя на все готов ответ, — заметила Таня сердито.

Штефан улыбнулся.

— Так обычно бывает, когда люди говорят правду!

— Довольно!

— О, великолепно, принцесса! — Он уже открыто рассмеялся. — У вас это здорово получается! Значит, вас легко будет научить всему остальному.

Таня скрестила руки на груди и выразительно посмотрела на него. Ему показалось, что у нее нет желания продолжать разговор. Но вдруг заметил истинную причину ее позы — сквозь намокшую блузку у нее просвечивала обнаженная грудь. Это и смутило девушку, чему Штефан удивился, почувствовав прилив желания. Ему стоило немалых усилий отвлечься от соблазнительных мыслей. Он оглядел свою одежду и сказал:

— Мне кажется, пора принять ванну и смыть с себя грязь твоей реки!

Он направился к двери кликнуть Иошку.

— Моей реки? Так значит, ты признаешь, что я американка?

Он оглянулся с усмешкой на губах:

— Это ты так думаешь. Я считаю иначе. Кстати, ты не хочешь принять ванну?

— Нет.

— Тогда переодеться?

— А ты поплывешь обратно за моими вещами?

— О нет. И тебе не советую. Ты можешь воспользоваться моим гардеробом. Тебе тут наверняка что-нибудь приглянется, так как ты предпочитаешь мужской стиль одежды. Но когда мы приплывем в Новый Орлеан, мы подберем что-нибудь более подходящее.

— Танцевальный костюм? — спросила ехидно Таня.

— Я не знаю, откуда в твоей голове такие пикантные мысли, но ты подала мне идею. Правда, надо было предупредить меня, что ты собираешься танцевать для нас. Я бы тогда прихватил твой наряд. Но ничего, мы с удовольствием и так на тебя посмотрим. И лучше всего на себя ничего не надевать в этом случае.

С этими словами он быстро удалился, чтобы не расхохотаться от собственной шутки.

Глава 16

Как только Штефан скрылся за дверью, Таня бросилась проверять, не забыл ли он случайно запереть ее? Громкий щелчок замка поверг ее сначала в уныние, а потом в ярость от собственного бессилия.

Она со злостью ударила ногой в эту проклятую дверь и услышала с той стороны злорадный смех Штефана.

Черт бы его побрал! Перепады его настроения так надоели ей: то гнев, то вдруг веселье, правда, шуточки у него тоже особого рода. Надо же придумать — танцевать для них! Вот на его могиле она и спляшет.

В отчаянии Таня начала слоняться из угла в угол, метаться словно зверь в клетке. А что, если они не выпустят ее из каюты до самого Нового Орлеана? Тогда, выходит, у нее не будет ни малейшей возможности совершить вожделенный побег! Как ужасно!

Это уже просто ни на что не похоже — так обращаться с женщиной! Больше она ни на какие уступки не пойдет, ни о чем договариваться не станет, никакие условия выполнять не будет. Так вероломно посягнуть на ее свободу! Где это видано! Она ни на что не имеет права, ей несут какую-то ерунду, врут, издеваются, да еще и наказывают, как черную рабыню! Нет, что-то надо делать! Каким-то образом добиться своего. Есть один выход… Нет, на это она не пойдет. Она не может спать со Штефаном, это ей вовсе не сулит свободу, наоборот. Можно попробовать притвориться, что она наконец подчиняется их требованиям, нет, не всех четверых, а только Штефана, потому что только он принимает решения. Его нужно убедить в том, что ей можно доверять, а значит, и выпускать из каюты. Теперь надо придумать, как это получше сделать.

Тут взгляд ее упал на полку с чемоданами, которые, судя по всему, принадлежали Штефану. Он предложил ей воспользоваться его гардеробом и переодеться? Отлично, она начнет с того, что уступит его пожеланиям. Рубашку-то у него можно одолжить? А потом, пора прекратить препирательства со Штефаном, спокойно воспринимать каждое упоминание о королях и принцессах, прикинуться, что она наконец поверила в эту легенду. Еще неплохо бы как-то вскользь заметить, что она не умеет плавать. Тогда он поймет, что можно без боязни выпустить ее на палубу: во-первых, она не станет призывать пассажиров на помощь, а во-вторых, не прыгнет за борт.

Таня нехотя подошла к чемоданам и никак не могла решиться притронуться к ним — настолько щепетильно относилась к чужим личным вещам. Она бы с удовольствием обошлась без переодеваний, но приходится поступиться своими желаниями. Кроме того, ее собственная блуза стала неприятно влажной. Все из-за Штефана!

Она залилась краской, вспомнив бурную сцену. Надо бы ей считать этот случай самым ужасным в ее жизни, но на самом деле это не совсем так. Гнев Штефана страшен, но, в конце концов, он просто помял ее немного на кровати и не отважился на большее, изнасилования не было. Сумел вовремя остановиться все-таки! А ведь не знал, что мог стать первым мужчиной, считает ее проституткой, для которой подобные дела — пара пустяков.

А то, что произошло потом… Лучше не вспоминать об этом, хотя он не особенно обидел ее этим детским наказанием. Не так уж было и больно, правда, сидеть ей будет не очень приятно еще пару дней, но с Таней бывало и похуже — подняться не могла по несколько дней! Это когда ее Доббс лупил палкой и кулаками, а Штефан отшлепал — и все.

Но вот что непонятно — его дальнейшее поведение. Похоже, Штефан испытал чувство раскаяния за то, что поднял руку на женщину, на Таню. Он даже пытался извиниться, неуклюже утешал ее, пока до него не дошло, что она не нуждается ни в том, ни в другом.

Девушка хорошо понимала, что заслужила наказание, — еще бы, взять и столкнуть здоровенного мужчину в воду! И это после того, как она пообещала быть паинькой. Но ей радостно было сознавать, что она хоть чем-то досадила Штефану.

Открыв чемодан, она застыла на мгновение, разглядывая сложенные там вещи, какие-то коробки… Можно было покопаться и все рассмотреть, но Таня и так чувствовала себя неловко, эдаким воришкой, поэтому схватила первую попавшуюся сорочку — белую батистовую, очень тонкую. Она быстро переоделась и обнаружила, что через материю просвечивает грудь. «Этого еще не хватало! — подумала Таня. — Под такую рубашку нужна еще и нижняя, но в этом чемодане ее уж точно нет! »

Она порылась немного и нашла замечательный черный шелковый, шитый серебром жилет. Покрутила в руках диковинную вещицу, раздумывая, не слишком ли она хороша для такой простолюдинки, как она. Но Штефан разрешил ей взять все, что она захочет, а жилет ей так приглянулся!

Не успела Таня привести себя в порядок, как за дверью раздались шаги и оживленные голоса. Дверь распахнулась, и на пороге с веселым видом возник Штефан. Вслед за ним в каюту вошел Иошка, а за ним несколько матросов с ведрами горячей воды; замыкала шествие большая ванна, то есть кто-то ее, конечно, внес, но Таня была так поражена, что даже не обратила на это внимания.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒