Глава пятая

Загоскин первый вынырнул из ивняка на противоположном конце поляны. Правда, вынырнул не быстро, потому что открытое место все же предварительно осмотрел, чтобы убедиться в безопасности. А как иначе себя вести, если за спиной до сих пор валили пулями лес, и неизвестно, сколько еще подобных «лесорубов» могло оказаться поблизости. За младшим сержантом и Моховщиков показался.

– Что случилось? – необдуманно встал в полный рост капитан, тогда как прибежавшие сразу сели за кусты, вынуждая и его снова присесть и спрятаться.

– Там засада была. – Загоскин даже после бега дышал не слишком тяжело, сказывалась тренированность организма. – На наш взвод. Готовились встретить на маршруте. Больше тридцати человек. Девятерых мы уложили. Четверых из засады, лежащих на позиции, потом командира, старшего лейтенанта, и наблюдателя на дереве, который проспал наш приход. А тут первых убитых обнаружили и побежали к старшему лейтенанту с докладом. Нас застали на поляне у второй сосны. Пришлось отстреливаться и уходить. Дело, значит, такое, Семен Николаевич… Торопиться нам нужно, потому буду краток. У них под корнем сосны розетка для полевого телефона. Прямое подключение с кем‑ то. Не знаю уж, с кем, старший лейтенант, командовавший засадой, разговаривал с каким‑ то подполковником. Тот сообщил, что взвод они сами на месте встретят, а старший лейтенант должен заминировать тропу, выставить «растяжки» и остановить два прибывающих взвода спецназа. Тот подполковник, как я понял, прямо во время разговора получил сообщение о прибытии двух взводов. Со связью у них, кажется, все нормально. И с разведкой тоже. Кто‑ то настучал. Где‑ то у нас «крот» завелся, продает… Группа на тропе не только самоуверенна, у нее есть и оружие, которым она может спецназ встретить – миномет, и, к нему в придачу, хороший минометчик. Но в наличии всего десять мин. Что будем делать, Семен Николаевич?

Полицейский капитан никогда в таких передрягах не бывал и вообще не имел боевого опыта, потому быстрое и грамотное решение принять не мог, хотя и размышлял лихорадочно. Однако дельной мысли в голову не приходило.

– Что сам думаешь? – спросил, наконец, более опытного младшего сержанта.

Андрей кашлянул в кулак, хмыкнул и решил окончательно взять командование на себя, хотя унижать офицерское достоинство полицейского капитана не имел никакого желания.

– Значит, действуем так. Вы, Семен Николаевич, с солдатами выходите на дорогу, встречаете машины с двумя взводами и ведете их сюда. По пути сообщаете все данные. Я сначала попробую еще кое‑ что здесь сделать, мне миномет их сильно не нравится. Потом отправлюсь догонять взвод. Карту с маршрутом мне дадите?

– Подожди, Загоскин, не торопись, – попытался тоже хоть что‑ то предложить полицейский капитан. – Ты говоришь, командира ихнего убили…

– Убили. Моховщиков ему пулю под глаз положил. Аккуратно.

– Приказ задержать два взвода получал командир? Старший лейтенант?

Андрей понял, что имеет в виду капитан.

– Я не успел уничтожить телефонный аппарат. Бросил его на землю, но он, кажется, не разбился. Кто‑ то заменит старшего лейтенанта, без этого не бывает. Свяжется по телефону с подполковником, получит тот же приказ, и все продолжится. Чем подходы заминировать, у них есть. Гранаты для «растяжек» тоже имеются. Если вы взводы не предупредите, они могут попасть в неприятную засаду, а если предупредите, в контрзасаду попадет уже противник.

– Как так, не понял? Они что, куда‑ то навстречу выйдут?

– Я не знаю, кто командиры прибывающих взводов. Но все командиры взводов в нашей бригаде прошли Северный Кавказ, и не по одному разу, поэтому знают, как действовать. Вам будет даже интересно посмотреть, что такое контрзасада.

– Значит…

– Значит, встречайте их, объясните ситуацию и проводите, куда попросят. Куда они решат идти, я не могу предположить. Скорее всего, будут действовать по обстоятельствам, как всегда действует спецназ. Может быть, вообще решат по озеру пройти, как наш взвод, и будут меня догонять. Если решат устраивать контрзасаду, Моховщиков будет хорошим проводником, он уже знает дорогу. Не забудьте сказать, что подходы к засаде заминируют.

– Хорошо. Мы идем, – согласился полицейский капитан Подопригора. – А что о тебе сказать? Будут же спрашивать…

– Я сначала попробую найти, где у них мины для миномета хранятся, определю ящик со взрывателями – он обычно бывает меньшим по размеру, чем сами мины, и поставлю в него «растяжку». Услышите хороший взрыв, миномета можете не опасаться. А я уже буду далеко и едва ли что‑ то услышу. Побегу взвод догонять. Старший лейтенант Гавриленков знает, что мы будем догонять по маршруту, и тоже на маршрут вернется. Специально для нас. Все, Семен Николаевич. Вам назад, мне – вперед… Удачи…

– Удачи… – пожал капитан руку решительному младшему сержанту контрактной службы…

* * *

Показывать Москву можно было до бесконечности.

Но улицы вечернего города уже запрудило множеством автомобилей. Хорошо еще, что «Мерседес» C‑ класса автомобилисты на дороге вежливо пропускали. В России принято уважать престижные машины или просто слегка побаиваться, потому что от обладателей таких машин порой ждут неприятностей. Мало ли кто там сидит на заднем сиденье за тонированными стеклами. Сам Владимир Иванович исполнял роль экскурсовода, но, ранее считая, что может говорить при необходимости до бесконечности, сейчас почему‑ то с трудом подбирал нужные слова. Наверное, чтобы быть в Москве экскурсоводом, нужно или чужой текст заучить наизусть, или саму Москву сильно любить. Профессор Груббер и Москву не любил, и чужих текстов не знал, потому говорил скучно, но ничего поделать с собой не мог и очень скоро понял почему. Мысли его, так или иначе, возвращались к генерал‑ майорам Макарцеву и Логинову, к документам, изъятым из их сейфов, и к тому, что можно в этих документах выискать. Вообще‑ то Владимир Иванович имел хорошую старую привычку – если у него не хватало данных для решения какого‑ то вопроса, он никогда не старался его решить, понимая, что решение может оказаться неверным. Лучше дождаться получения полных данных, чем строить догадки. Но в этот раз доктор Груббер даже заставить себя не мог отказаться от мыслей о документах. Они возвращались в голову, не спрашивая разрешения, и беспокоили…

– Да, кстати, герр Груббер, вы же были в хороших отношениях с адоном Равви? – внезапно заговорил профессор Огервайзер.

– С адоном Дороном? – переспросил Владимир Иванович. – В прекрасных. Я меньше месяца назад был у него в гостах в Кирьят‑ Оно. Хороший городок рядом с Тель‑ Авивом, чистенький, уютный, население почти сплошь израильское. Меня приглашали прочитать три лекции в биологическом институте в Нес‑ Ционе. А адон Равви устроил меня жить не в гостиницу, а у себя дома. Очень гостеприимный у него дом. Я там просто отдыхал.

– Дом ограбили, когда мы все вместе были в Лондоне, а профессор сегодня утром погиб на въезде в биологический институт. Выстрелили в его машину из противотанкового гранатомета. Ни от машины, ни от профессора ничего не осталось.

– Не может быть! – якобы невольно вырвалось у Владимира Ивановича. И прозвучала эта невольность, особенно произнесенная на английском языке, вполне убедительно.

– Мне это сообщил коллега только накануне вылета к вам.

– Какое несчастье… – покачал головой Груббер. – Но это же прописная истина – никто из нас не знает, что с ним случится завтра. По крайней мере, я о себе этого точно не знаю…

И ни гость профессора, ни его охранник, внимательно слушающий разговор, не понимали, насколько искренен Владимир Иванович в своих словах. Он в самом деле начал уже подозревать, что вскоре и у него попытаются изъять из сейфа документы. Из двух сейфов – рабочего и домашнего, где тоже кое‑ что можно найти. А это значит, что документы следует очень внимательно просмотреть и спрятать подальше все, что может его самого и его дело так или иначе скомпрометировать. И для этого стоило поспешить.

– К сожалению, герр Огервайзер, я не имею такого прекрасного дома, какой был у нашего израильского коллеги, и потому не могу вас пригласить к себе. Время уже к вечеру идет, я отвезу вас в гостиницу, а завтра в половине девятого заеду за вами. Москву мы посмотреть еще успеем. Возможно, я смогу найти вам профессионального гида, он все покажет и расскажет лучше меня. У меня голова не так устроена, чтобы быть гидом. Говорю одно, а думаю совсем о другом. И потому не получается ни первое, ни второе.

– Как вам будет удобно, – ровным голосом ответил Отто Огервайзер.

Может быть, это было и не слишком вежливо, по крайней мере, не слишком гостеприимно, оставлять гостя на целый вечер одного, хотя, по большому счету, немецкому профессору после перелета следует основательно отдохнуть. Все‑ таки он не молод, лет на десять старше Груббера.

Они подъезжали к гостинице, когда на улице стало темнеть и зажглись фонари. Профессор Груббер вдруг почувствовал страшную усталость, и ему стоило большого труда заставить себя выйти из машины, чтобы проводить гостя сначала до стойки администратора, а потом и до номера. Чемодан Огервайзера нес, конечно, охранник, но в лифт он не вошел, потому что гостиничный швейцар забрал у него чемодан, чтобы проводить герра Огервайзера и показать ему номер. Владимир Иванович сунул в руку охраннику ключи от машины. Тот с пониманием кивнул. Двигатель «Мерседеса» заводился кнопкой, но только тогда, когда ключи находились рядом, в кармане самого Груббера. Точно так же открыть дверцы машины было возможно лишь в случае, если ключи находятся на расстоянии не более двух метров от машины. Выйти изнутри было возможно, но открыть дверцу снаружи, и войти – никак. Передав ключи, профессор отправил охранника в машину.

Осмотрев двухкомнатный номер‑ люкс, уже оплаченный за счет лаборатории, Владимир Иванович остался доволен. Здесь было чисто, пусть и не совсем уютно, но вполне приемлемо для отдыха.

– Не забудьте, завтра утром я буду ждать вас у выхода в машине, – сказал он на прощание.

– Я помню, – кивнул Огервайзер.

– Я отвезу вас в лабораторию. Посмотрите, как мы работаем. Вторую половину дня отведем для знакомства с Москвой. Я попробую найти хорошего гида, который вам все покажет и расскажет.

На этом профессора расстались. Выйдя вместе со швейцаром, Груббер полез в карман, услышав, как смартфон заиграл свою космическую мелодию вызова. Звонил опять генерал‑ майор Логинов.

– Владимир Иванович, вы сейчас в лаборатории?

– Нет. Я в гостинице. Устраивал на ночлег немецкого гостя, теперь домой еду.

– Приезжайте в лабораторию, нам нужно поговорить. Я уже на пути туда.

– Хорошо, товарищ генерал, приезжайте. Буду вас ждать. Вы уже завершили свои дела? Те, после которых вас могли к генералу Макарцеву отправить?

– Завершил. По этому поводу и хочу поговорить.

– Жду…

Выйдя из лифта, профессор сунул в руку швейцару тысячную купюру. Можно было и поменьше дать, но меньше в кармане не оказалось. Он вышел из гостиницы и сразу увидел недалеко от своей машины тот самый «Мерседес» C‑ класса, что встречался ему уже несколько раз за вечер. Кто же это такой назойливый?..

* * *

Теперь уже пришел настоящий холод, не обещанный вроде бы синоптиками раньше. Тот самый холод, накопившийся в теле за день, от которого сначала синеют, а потом начинают подрагивать губы. Это верный признак, что если сразу не согреешься, то скоро и зубы застучат.

Ноги в обуви хлюпали, одежда была мокрая и холодила ноги, а холод в организм проникает обычно именно через ноги. Дело близилось к вечеру, и с каждым часом холод усиливался. Старший лейтенант Гавриленков думал о том, что же будет к утру, традиционно самому холодному времени суток. Но до утра времени было еще много, и командир взвода ожидал каких‑ то перемен к лучшему в ситуации. По крайней мере, к вечеру они должны были добраться до стоянки рыбаков‑ ороков. Сам он в своем здоровье был уверен, знал, что ничего страшнее насморка ему не грозит. Но он нес персональную ответственность за каждого своего солдата, а их было двадцать восемь, и эта ответственность заставляла его беспокоиться. Жечь костры ночью опасно – по людям у костра очень легко стрелять. И хотя у старшего лейтенанта были сомнения относительно того, что здесь, на болотах, обитает кто‑ то, кто имеет желание стрелять по взводу, он все же предпочитал соблюдать осторожность. Опять та же ответственность за солдат заставляла командира взвода думать об осторожности. И потому костры жечь можно было только в светлое время суток, когда все окрестности хорошо просматриваются.

Первыми привала запросили оперативники ФСБ. Просьбу передали командиру взвода через строй. Офицеры не постеснялись даже того, что все солдаты будут знать об их слабости, так они устали и промерзли.

Сергей Сергеевич развернул планшет и заглянул в карту. Можно было, конечно, свернуть на небольшой островок в сторону и там развести костры. Но, если бы там росли крепкие высокие деревья, с которых можно нарубить сучья для костров, то островок было бы уже видно над болотом. Пока же он сливался с окружающим пространством, значит, был малопригоден для качественного отдыха взвода. Но через полчаса ходьбы им должен встретиться остров большего размера, обозначенный на карте как остров Сосновый. И Гавриленков, оценив перспективу, передал назад по строю:

– Через полчаса будет остров, там и устроим привал, заодно и одежду просушим. Передайте…

Эта весть даже солдатам понравилась, и старший лейтенант спиной почувствовал, как они приободрились. Но не успели добраться до острова, как по строю снова передали сообщение, теперь уже от старшего сержанта Клишина:

– Человек в камуфляже позади. Пытается догнать.

Ведущим шел командир первого отделения младший сержант Лазоревский, крепкий, упертый и уже лысый, несмотря на молодой возраст, донской казак.

– Николай! – позвал командир.

– Я! – отозвался младший сержант.

– Ведешь взвод на остров впереди. Обычный костер для сушки. Предположительно, привал на полтора часа. Потом решим, увеличить привал или уменьшить. Про ужин не забудь…

Гавриленков пропустил мимо себя строй солдат и группу оперов ФСБ, дождался старшего сержанта Клишина, но и того отослал вслед за взводом на остров, а сам поднял к глазам бинокль. Ему сразу, еще без бинокля, показалось, что взвод догонял младший сержант Загоскин, а теперь убедился в этом. Но почему он один? Неужели с остальными что‑ то случилось?..

Здание лаборатории смотрело на окружающие ее леса темными окнами. Конечно, и секретарша уже ушла, и приемная была закрыта, хотя под сигнализацию сдается только кабинет самого профессора, а приемная только на ключ закрывается. Причем ключ в двери с электронной идентификацией. Открыть эту дверь могут только сам Владимир Иванович и его секретарша. В дверь была вставлена миниатюрная камера, соединенная с блокирующим замок компьютером. В память процессора этого компьютера был заложен снимок рисунка сетчатки глаза и профессора, и секретарши. Говорят, что это даже более серьезная охранная система, чем отпечаток пальца. Палец человека можно отрубить, и, в зависимости от условий хранения, им можно пользоваться, даже можно держать его постоянно в холодильнике, и рисунок отпечатка пальца не изменится. А вот глаз вырвать невозможно, у мертвого глаза сетчатка теряет свой рисунок. Создатели замка рассказывали даже историю, как на дорогие представительские автомобили «Ауди А8» установили противоугонное устройство, которое позволяло запускать двигатель после идентификации отпечатка пальца. Но наша российская действительность оказалась непредсказуемой для немецких автоинженеров. Машину украли вместе с хозяином, перебили номера на двигателе, повесили новые номерные знаки и пытались продать вместе с пальцем прежнего владельца, потому что не сумели перепрошить бортовой компьютер и снять ограничения. С сетчаткой глаза такой номер не прошел бы. Воры и убийцы даже двигатель завести не сумели бы.

Дежурный охранник у дверей предупредил профессора, что на этаже его дожидается генерал‑ майор ФСБ Логинов. Генерал имел постоянный пропуск с отметкой «24 часа» и потому мог посещать лабораторию в любое время суток.

Владимир Иванович, проходя к двери приемной через полутемный коридор, только приветственно руку поднял. Генерал спрыгнул с широкого подоконника, где удобно устроился, и тоже направился к двери.

Профессор открыл сначала дверь приемной, потом приложил глаз к специальному глазку в своей кабинетной двери. Здесь уже была другая система, и даже секретарша не могла открыть эту дверь. Затем распахнулось небольшое окошко, и профессор, закрывая кодовый замок от генерала своим обширным телом, набрал код отключения сигнализации и только после этого воспользовался обыкновенным механическим ключом. Свет во всех помещениях зажигался автоматически при открытии двери.

– Заходите, Константин Петрович.

Генерал зашел и сразу устало опустился в кресло перед столом. Профессор выключил центральный свет и включил настольную лампу. Он вообще еще со студенческих лет считал, что работать следует исключительно с настольной лампой, которая создает «волшебный круг», в котором концентрируются все мысли человека. А при верхнем свете мысли, как сам этот свет, рассеиваются по помещению, и попробуй потом поймай их.

Разговор начал Владимир Иванович и затронул тему, которая была, что называется, еще горячей и требовала к тому же комментария специалиста, каковым генерал Логинов как раз и являлся.

– Сегодня меня, когда я поехал в аэропорт встречать профессора Огервайзера, уже на подъезде к Москве взяла под контроль какая‑ то машина. Потом я несколько раз видел ее за собой и в городе, и по дороге из аэропорта, и около гостиницы. В конце концов, эта машина проводила меня до поворота к зданию лаборатории. «Мерседес» C‑ класса. Я так понимаю, это коллеги тех парней, что категорично начали трясти генерал‑ майора Макарцева?

– Едва ли, – возразил генерал. – У нас служба собственной безопасности демонстративно предпочитает служебные «Лады» всем прочим моделям. Правда, машины часто меняют. А вы говорите, слежка за вами велась все время с одной машины?

– Да. Постоянно этот маленький симпатичный «мерседесик».

– Это не профессионально. Наша наружка не могла бы себе такого позволить. Наши работают аккуратно, их «зарегистрировать» может только опытный разведчик‑ профессионал. Номер вы, надеюсь, запомнили?

– Это не мое дело – запоминать такие номера. У меня память предназначена для другого, и я ее берегу. Я обратил внимание своего охранника. Он сказал, что уже сфотографировал и машину, и водителя, и пассажира, и отправил снимки на идентификацию со своего планшетника. Планшетник охранников всегда лежит в машине. Я не знаю, какой режим работы в ФСО и насколько они оперативны, но, надеюсь, к утру уже будут какие‑ то результаты. Но вы, товарищ генерал, по другому делу…

– Да. Меня сегодня допрашивали, и большинство вопросов относилось к вашей Дальневосточной экспедиции. Я знаю о ней слишком мало, чтобы что‑ то рассказывать, я вообще не участвовал ни в подготовке, ни в планировании работы, ни в чем другом. И потому на все вопросы отвечал одинаково: «Аз не вем сего»[15]. Оказывается, дознаватели из службы собственной безопасности у нас тоже Евангелие читали и меня поняли, даже поправить пытались, чем сильно меня, признаюсь, удивили. – Генерал пытался говорить шутливо и слегка беспечно, но видно было, что это просто рисовка, а в действительности ему совсем не до шуток.

– Я не очень разбираюсь, что такое служба собственной безопасности, чем она занимается и какие функции исполняет, – сказал профессор Груббер.

– Вообще‑ то она называлась службой раньше. Сейчас это управление собственной безопасности – девятое управление. Только попрошу не путать с Девятым главным управлением КГБ – это нынешнее ФСО. Они от нас полностью отделились, как и бывшее Первое главное управление. Но мы все еще по привычке называем нынешнее Девятое управление службой. Подчиняется оно непосредственно директору ФСБ или его заместителю, если тот официально назначен исполняющим обязанности, например на время отпуска директора. В другое время – только директору. Без исключений. Сфера интересов простая и вульгарная – пресечение любой противоправной деятельности сотрудников ФСБ. Словно в сегодняшней обстановке кому‑ то дано работать полностью в правовом поле… По большому счету, любое дело, любая крупная операция – все выходит за правовое поле. Иначе нельзя. Иначе просто невозможно работать. И это не только у нас. Это во всем мире так.

– А я‑ то по наивности думал, что они занимаются исключительно борьбой с коррупцией, – признался профессор.

– И это тоже. Но об этом говорят открыто, а другое скрывают, потому и такое искажение восприятия. Не вы одни, профессор, дезинформированы.

– Но моя лаборатория – это же научное учреждение. Что им от нас нужно?

– В систему ФСБ входит множество научных учреждений. Не случайно же вы носите звание полковника ФСБ. Сейчас это не так почетно, конечно, как когда‑ то было почетным считаться полковником КГБ, тем не менее. Короче говоря, все научные учреждения тоже находятся под контролем Девятого управления, и они имеют полное законное право проверять вас, что и делают. И по финансовой линии, и по линии соблюдения законности. В данном случае, как я понимаю, финансовая линия «девятку» не интересует…

– Говорите, по Дальневосточной экспедиции? Чем, интересно знать, им так не угодила Дальневосточная экспедиция?

– Вопрос не ко мне. Я же ничего о ней практически не знаю, слышал только отдельные фразы от вас или от других людей, поэтому не могу сказать, что интересует службу собственной безопасности. И даже по результатам допроса не могу сказать что‑ то определенное. Составлять список вопросов их дознаватели умеют мастерски. Вопросы прыгают от погодных условий и соответствующих погоде костюмов до научных способностей занятых в экспедиции ученых. И невозможно составить целостную картину, пока не зададут конкретный вопрос. Но у меня появилось подозрение, что там что‑ то напортачила охрана экспедиционной лаборатории. Об этом спрашивали тоже, но предельно аккуратно и мало. Если бы я начал откровенничать, может быть, вопросов было бы больше. Именно по охране. Есть у вас такие данные по этому вопросу? Может их там что‑ то заинтересовать?

– Это не моя сфера деятельности, об этом нужно спрашивать генерала Макарцева. Он формировал систему охраны, он сам подбирал и назначал людей. Насколько я помню, с начальником охраны Дальневосточной экспедиции подполковником Зотовым я встречался только дважды, и то лишь коротко. Давал инструктаж по бережному отношению к научным работникам. Но основной инструктаж, профессиональный – это сфера деятельности генерала Макарцева.

– Видимо, поэтому меня отпустили после допроса, а Юрия Васильевича «закрыли»… – сделал вывод генерал. – Но я бы посоветовал и вам лично проверить все правовые вопросы работы экспедиции. Думаю, вас тоже скоро попытаются допросить.

Владимир Иванович что‑ то вспомнил и широко заулыбался.

– Если меня будут допрашивать, будьте уверены, что я сумею ответить. Я уже однажды сталкивался с такими попытками и прочитал дознавателю целую лекцию о генетике. Допрос проходил в моем кабинете. Я подарил ему шестнадцать толстенных и тяжеленных книг, которые он вынужден был держать двумя руками – специально подбирал, а я в это время два часа ходил вокруг него и читал лекцию. Причем использовал исключительно научную терминологию, которую он понять был не в состоянии. После той встречи он меня больше никогда не касался. Однажды встретились случайно в коридоре ФСБ, так этот дознаватель бегом от меня побежал, а я кричал ему вслед, что хочу рассказать о последних тенденциях в мировой генетике.

– Хорошая методология. Но гораздо хуже будет, если дознаватель вызовет вас в свой кабинет, – предрек генерал серьезно и даже с какой‑ то угрозой в голосе. – Рекомендую вам, Владимир Иванович, продумать и такой вариант.

– Я продумаю. Мне не сложно шестнадцать толстых книг принести и в кабинет дознавателя. Пусть просвещается…

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒