Конец первой книги! 18 страница

– Зак, Зак, Зак… ты, правда, не знал? Нора Сатерлин самая известная в городе Госпожа. Думаю, просто она пока не успела прислать счет по оказанным тебе услугам.

– Я знаю, кто такая Нора, и чем она занимается в свободное время. Ее личная жизнь меня не касается.

– Личная жизнь? Истон, жизнь не личная, если за нее платятся налоги. Сатерлин делает это за деньги. Она – шлюха. Мой друг отстегнул ей пять тысяч, только чтобы посмотреть, как она связала и трахнула его девушку. Мне изложить тебе это на бумаге?

Зак оттолкнул Томаса от двери, однако его болтовня последовала за ним по всему коридору. Он остановился возле кабинета Боннера, который посмотрел на своего подчиненного настороженным взглядом.

– Дай мне ключи от твоей машины, Жан‑ Поль.

Тот полез в карман.

– Что он сказал?

– Ничего, из того, что я повторю, пока не услышу от нее.

Взяв ключи, он направился к двери.

– Истон, ты мой единственный новый критик, помнишь? Суди не по автору, только по книге.

– Дело никогда не было только в книге, – ответил Зак и захлопнул за собой дверь.

***

Глянув на свои рукописи, Нора опять принялась печатать. Ей хотелось отдохнуть один день, но она понимала, что должна превозмочь свою усталость. Нора приближалась к яркому переломному моменту в романе, и одновременно с предвкушением описания крайне драматичной сцены, она боялась приступать к процессу завершения работы. В отличие от своих предыдущих книг, эта стала ее детищем – ее и Зака, которую она любила сильнее, чем – как ей казалось – могла полюбить что‑ то, сделанное своими руками.

Перелистывая страницу в блокноте, Нора остановилась, услышав стук в дверь. Настойчивый стук повторился. Открыв дверь, она улыбнулась, увидев своего, стоящего на пороге, редактора.

– У тебя это уже входит в привычку, Зак, – сказала она, про себя радуясь его появлению. Но он не улыбнулся в ответ. Пронзив ее взглядом, он вздернул подбородок.

– Сколько я тебе должен? – спросил он.

Сердце Норы ушло в пятки.

– Твою мать.

– Это все, что ты можешь сказать? – поинтересовался Зак, проходя через открытую дверь.

– А что ты хочешь от меня услышать? Прости, что не рассказала. Я собиралась. В клубе. Потом появился Сорен. Я струсила, прости. Это неважно.

– Неважно, что ты проститутка?

– Проститутка? Так ты обо мне думаешь? – потребовала Нора, – проститутки пойдут на убийство, лишь бы быть мной. Я – Госпожа. Люди подчиняются мне за деньги. Им никогда не позволялось меня трахать.

– Я считал тебя сексуальной, необузданной писательницей со свободными взглядами. Но это не так. Ты всего лишь дорогая проститутка с дешевыми выходками.

– Я тебе уже говорила, Зак, – мои выходки какие угодно, только не дешевые.

В голосе Норы послышался лед, и Зак бросил на нее мрачный взгляд.

– Ты лгала мне, – произнес он в тихом, холодном гневе.

Глубоко вдохнув, Нора заставила себя оставаться спокойной.

– Зак, я знаю, ты расстроен. И понимаю, что для тебя это сильный шок…

– Ты больна?

Она моргнула.

– Некоторые так считают. Не могу сказать, что я с ними не согласна.

Умчавшись из гостиной комнаты, через несколько секунд Зак вернулся, держа в руке флакон с лекарством.

– Этот препарат, – сказал он, практически, тыча упаковкой с бета‑ блокаторами ей в лицо, – мой отец принимает этот препарат по причине заболевания сердца, которое может оказаться летальным в любой момент. Кроме того, в твоем ежедневнике указаны встречи " М. К. " – ты больна?

– Во‑ первых, у тебя не было никакого права рыться ни в моем аптечном шкафчике, ни в моем ежедневнике, но учитывая, что я проникала в твою квартиру, не будем заострять на этом внимание. И нет, я совершенно здорова. Запись " М. К. ", которую ты видел, всего лишь означает " Моя Комната". И это те же таблетки, которые принимают большинство артистов из‑ за страхов перед сценой, или аудиторией. Препарат снижает тремор рук. Временами, моя работа не так уж и легка. Данное лекарство помогает мне в проведении более жестких сессий.

Рухнув на стул, Зак спрятал лицо в ладонях. Затем, откинувшись на спинку, он запустил флаконом через комнату. Ударившись о стену, тот грохнулся на пол.

– Вот уже несколько недель я пребывал в безмолвном страхе из‑ за твоего недуга. Я думал, это и была тайна, которую ты от меня скрывала. Я бы никогда не представил, что ты…

Нагнувшись перед ним, Нора протянула руку, чтобы коснуться его колена, но, поднявшись, Зак прошел мимо нее.

– Не могу поверить, что первая женщина, которую я подпустил к себе после Грейс…, – сделав паузу, он с отвращением покачал головой, – я думал, ты была писательницей.

– Я и есть писательница, – произнесла Нора, с такой болью и злостью, которых не испытывала многие годы, – и ты это знаешь лучше, чем кто‑ либо.

– Ты занимаешься сексом…

– Я трахаю только женщин, – призналась она, – из мужчин я всего лишь выбиваю дерьмо.

– За деньги, – сказал он.

– Нет, Зак. Не за деньги, – начала Нора, встав к нему лицом к лицу, – а за кучу чертовых денег, – продолжила она, жаля каждым произнесенным словом, – ты получаешь свою зарплату в конверте. Я получаю свою в гребаном чемодане.

Она схватила черный чемодан со своего дивана, и, взяв в охапку стодолларовые купюры, бросила их Заку в лицо. Банкноты разлетелись по полу, словно падшие ангелы.

– У меня ничего не было, – произнесла она, – ничего, когда я ушла от Сорена. Мне было двадцать восемь, и я жила со своей матерью. Месяцами я с трудом ела, спала, и даже передвигалась. Под конец, я ей так надоела, что она вышвырнула меня из дома. Я обратилась к Кингсли Эджу…

– Твоему сутенеру, – уточнил Зак.

– Кингсли Эджу – моему другу, – парировала Нора, – и он мне помог. Я была рабыней, а он превратил меня в Госпожу.

– Он превратил тебя в монстра. Сорен был прав. Мне следует тебя бояться.

– Ты боишься всего, Зак. Боишься оставить свою жену. Боишься вернуться к ней. Боишься начать жизнь с чистого листа. Боишься заняться со мной сексом. Боишься доверять мне, себе, да кому угодно, если уж на то пошло. Боишься рассказать мне, что с тобой произошло… Я собиралась открыть тебе свою тайну. Клянусь Богом, собиралась. Я просто ждала, пока ты наберешься смелости, чтобы поделиться своей.

– Свою личную жизнь я держу при себе, Нора. Я не выставляю ее на всеобщее обозрение так, как это делаешь ты.

Скрестив руки, она уставилась на своего редактора.

– Теперь я начинаю понимать, почему Грейс тебя оставила. Ты настоящий обаяшка, Истон.

Он шагнул к ней.

– Ты даже не заслуживаешь произносить ее имени, Нора. И все, что мне осталось, это попрощаться.

– Ладно, я поняла. Между нами все кончено. Я попросила прощения, и ты отказался его принять. Как насчет книги?

– Книги?

Направляясь к входной двери, Зак перешагнул через разбросанные несколько тысяч долларов.

– Книги не будет. С ней покончено.

– Что ты имеешь в виду " покончено"? Она пока не переписана. У меня, все еще, есть две недели.

Открыв дверь, Зак посмотрел через плечо.

– Покончено, – повторил он, – Главный Издательский Дом тебя не потянет, – сказал он, отпихивая стодолларовую банкноту из‑ под своего ботинка, – так же, как и я.

***

Удары доставляли потрясающие ощущения. Каждый из них отдавался во всем ее теле – зарождался в кулаках, скользил по рукам, пробирался по плечам, и, спустившись по спине, устремлялся в ноги. Нора вкладывала всю себя в каждый последующий удар, ее мышцы сжимались, разжимались и ныли. Она почти забыла, насколько приятной могла быть боль.

– Нора!

Услышав издалека зовущий голос Уесли, она его проигнорировала. Ей просто хотелось продолжать бить, и причинять себе боль.

– Нора, прекрати! – крикнул малой, сбегая вниз по подвальной лестнице, минуя три ступеньки за раз.

Он пытался схватить ее, но увернувшись от его рук, она принялась еще сильнее колотить подвесную грушу. Отпрянув назад, Нора готовилась к очередному удару, но парень встал прямо перед ней.

– Уйди с дороги, Уес, – приказала она, стирая со своего лба стекающий по оголенным рукам, и насквозь пропитывающий обвязанные бинтами предплечья пот.

– Нора, – произнес Уесли, взяв ее за запястья.

Она немного сопротивлялась, но он и не думал ее отпускать.

– Ты не в себе. Ты поранишь свои руки.

– Мне все равно.

– Нет, не все рано. Ты даже не надела перчатки. Вот поранишься, и в течение недели, будешь не в состоянии писать.

Нора отстранилась от него.

– Это уже не имеет значения, – сказала она.

– Почему?

– Все кончено. Абсолютно все кончено. Какой‑ то мудак из ГИД узнал обо мне и рассказал Заку до того, как это успела сделать я, – задыхаясь, произнесла Нора, – моего редактора новость, мягко говоря, не обрадовала.

– Он отозвал контракт? – спросил парень, выглядя потрясенным до глубины души.

– Ага. Контракт аннулирован. Зак отказался и от меня, и от моей книги.

Уесли замотал головой.

– Он не может этого сделать. Я позвоню и поговорю с ним.

Нора невесело усмехнулась.

– Даже тебе не под силу его переубедить, малой. Зак сказал " покончено". И он не шутил.

– Есть и другие редакторы.

Нора отрицательно замотала головой.

– Зак знал мою книгу лучше меня самой. Я не смогу закончить работу без него.

– Нет, сможешь. У тебя уже есть пять опубликованных книг.

– Книги, которые утопают в мусоре автора всякого мусора, – сказала Нора, разворачивая свои бинты.

– Теперь все снова оказалось в мусоре.

– Это хорошие романы. Я знаю, тебя бесит, когда я так говорю, но они нравились даже мне. И тебе не нужен ни я, ни Зак, никто другой, чтобы говорить, как писать. Ты – хороший автор, Нора. Ты – мой любимый автор.

– Твой любимый автор, – рассмеялась она, после чего сделала глубокий, медленный вдох, – очень жаль. Теперь я бывший автор.

У парня от ужаса округлились глаза.

– Нора… не надо.

– Не знаю, почему я, вообще, собиралась выйти из игры. С Кингом за месяц я зарабатывала больше, чем за свою первую и вторую книги, вместе взятые.

Кинув свои бинты на пол, Нора стала подниматься по подвальной лестнице. Уесли без промедления последовал за ней.

– Тебе не нужно возвращаться. Я слежу за состоянием твоих банковских счетов. У тебя достаточно денег, чтобы безбедно прожить целых пять лет, если не больше.

– Я планирую жить не только до тридцати восьми. Жизнь дорога.

Зайдя на кухню, Нора достала чашку из шкафа, наполнила ее водой, выпила в несколько глотков, и, стукнув ею по столешнице, потянулась к своему красному телефону прямой связи.

Он положил свои руки поверх ее.

– Я отдам тебе каждый, имеющийся у меня цент.

Его глаза почернели от страха.

– Это очень мило, Уес. Но ты не получаешь стипендию, разве забыл?

С этими словами, Нора нажала на запрограммированную на быстрый набор цифру восемь, и поднесла трубку к уху.

– Enchanté e, madame. Чем обязан такому удовольствию? – спросил Кингсли.

– Мой лист ожидания… кто в нем?

– Легче сказать, кого в нем нет, ché rie.

– Обзвони их. Организуй встречи.

– Обзвонить кого?

– Всех. Ты прав. Люксембург такое маленькое государство. Может, расширим его границы, как считаешь?

Нора ожидала услышать, что Кинг либо рассмеется, либо поблагодарит ее. Вместо этого, он выдохнул и заговорил так, как делал крайне редко – искренне.

– Элль, ты в этом уверена?

– Да.

– Как пожелаешь, ché rie.

– Улыбнись, Кингсли, – хмыкнула Нора, – давай заработаем кучу денег.

Глава 27

Осталось две недели…

Истон расхаживал по своей квартире, пытаясь решить, с чего начать сборы. До его вылета в Лос‑ Анджелес оставалось ровно тринадцать дней. Зак собирался прибыть туда в воскресенье утром, чтобы обосноваться во временном жилище, предоставленном Главным Издательским Домом, а в понедельник приступить к работе.

У него было немного вещей, и непонятно, почему он стал утруждаться этим вопросом так заблаговременно. Просто ввиду его, практически, завершенных в издательстве обязанностей, Истон не знал, куда еще себя девать.

Открыв картонную коробку, Зак принялся укладывать свои книги. " Великий Гэтсби" … произведение, впервые познакомившее его с современной американской литературой, в годы студенчества. " Искупление", Йэна Макьюэна… великолепный роман, один из лучших у писателя. Истон долго смотрел на название следующей книги – " Бремя страстей человеческих", У. Сомерсета Моэма. Однажды Нора пошутила об этой работе, высказав свое изрядное разочарование тем, что никаких страстей в книге не оказалось. Поняв, что Зак улыбался всплывшему воспоминанию, он заставил себя остановиться. Теперь со всем, что касалось Сатерлин, было покончено – с книгой, с контрактом, с обещанием провести несколько ночей до его отъезда.

Он был так зол на самого себя. Истон думал, что когда он обоснуется в Лос‑ Анджелесе, Нора приедет к нему на несколько дней. Неделю назад, он даже опрометчиво обронил эту мысль. На что она спросила, слышал ли он когда‑ нибудь фразу " Готы в жаркую погоду". По всей видимости, кожа и тропический климат не сочетались. Однако Сатерлин пообещала подумать… если он сильно попросит. И Зак был более, чем готов просить.

Это оказалось бесполезно. Ничего, из того, что он делал, не могло избавить его от мыслей о Норе. Выгорев за вчерашний день, его злость сменилась холодом, безжалостным, мучительным ударом под дых. Истон где‑ то надеялся, что она позвонит. Даже очередная стычка была предпочтительнее горького молчания, царившего на протяжении трех дней, с тех самых пор, как он заявил Сатерлин об окончании их сотрудничества.

Войдя в спальню, Зак оглянулся. Возможно, здесь находилось то, что можно было упаковать, дабы не вовлекаться в столь яркие и болезненные размышления. Просмотрев свою одежду, Истон решил ее частично собрать. Но в Нью‑ Йорке ему, все еще, оставалось провести больше недели, и у него не было ни сил, ни желания на сортировку того, что он будет носить, а что носить не будет.

Отказавшись от данной идеи, Зак сел на кровать, упираясь локтями в колени, и потер переносицу, ощущая признаки надвигающейся мигрени. Опустив глаза на пол, он увидел выглядывающую из‑ под кровати рукопись Норы. Самым неприятным являлось осознание того, насколько хорошей могла стать книга. Она была почти закончена. Оставалось переписать порядка ста страниц. Так близко…

Эта работа превзошла бы продажи всех ранее опубликованных книг Сатерлин вместе взятых, а также продажи всех глупых, скучных с претензией на постмодерн книг Финли вместе взятых. Роман стал бы сенсацией.

Толкнув рукопись пяткой под кровать, Истон начал доставать вещи из шкафа и кидать их в пустую коробку. Он их кому‑ нибудь отдаст. Всё, до единого. В Лос‑ Анджелесе он начнет жизнь совершенно по‑ новому. Несколько минут спустя, Зак понял, каким идиотом он был. Чтобы он ни сделал со своими вещами – сожжет, закопает, или отправит почтой, он ничего не заберет на западное побережье. У него уже ничего не осталось. И ему нечего было упаковывать.

***

Вымотавшись, как никогда в своей жизни, Нора бросила сумку с игрушками в коридоре на пол, и даже не приласкав собак, поковыляла по лестнице особняка Кингсли, останавливаясь на втором этаже. Она находилась в этом доме с субботы, не желая подвергать Уесли мучениям, относительно количества работы, за которую она бралась, в попытке выбить из головы Зака и ее несостоявшуюся книгу. Парень звонил ей каждый день, и каждый день Нора отправляла ему сообщения с одними и теми же словами – " Я в порядке, малой. Скоро буду дома".

Сегодня, у нее было три клиента – двое мужчин и одна женщина. С первыми, действительно, было куда легче. Один являлся фут‑ фетишистом и мог заплатить любые деньги, только чтобы целовать ее сапоги до окончания сессии. Другой – мазохистом, счастливым которого делало связывание, обзывание " ничтожеством", и избиение до синяков. Оба клиента были женатыми людьми, занимающими руководящие посты, каждый в своей области. Они обращались к Норе, чтобы сохранять в неприкосновенности как свой брак, так и общественный облик.

Несколько часов в месяц с ней, и они могли возвращаться к своей размеренной жизни до очередного клубка напряжения, от которого им нужно было тайком избавиться. С женщинами, как правило, работы оказывалось больше. Но, по крайней мере, эта девушка Норе нравилась. Она была одной из богатеньких подружек Гриффина, еще не заявившей семье о своих предпочтениях, из‑ за боязни лишиться наследства, до тех пор, пока не образумится. Нора сочувствовала девушке – она слишком хорошо знала, как трудно было раскрывать правду о своей настоящей природе тем, кто тебе небезразличен.

Кингсли отвел ей комнату по соседству, после того, как она неохотно отклонила его приглашение присоединиться к нему в постели. Зак назвал его сутенером Норы, но был один факт, о котором у редактора не имелось ни малейшего долбаного представления. Пять лет назад, Кинг спас ее жизнь. Они являлись друзьями и бизнес‑ партнерами, дела у которых, на данный период времени, шли в гору. Даже не удосужившись раздеться, Нора плюхнулась на кровать. Ей не пришлось долго ждать обыденного, ночного появления Кингсли.

– Comment ç a va? – спросил он, без стука войдя в гостевую комнату.

– Je suis слишком, мать его устала, чтобы говорить на французском, monsieur.

– J’accepte.

Кинг сел на край кровати, рядом с ней. Его волосы были распущены, а его сюртук в преддверии ночи снят. Он выглядел ужасно экстравагантным в своем темном жилете, сапогах до колена, от чего веяло цыганским шармом. Но Нора решила ему об этом не говорить.

– Выпьешь?

Кингсли протянул ей бокал вина.

– Да благослови тебя Бог.

Она сделала совершенно не полагающийся даме глоток одного из его лучших мерло.

– Снова звонил небезызвестный джентльмен из Нью‑ Йорка. Сказал, что подумает об изменении своего мнения, если ты подумаешь об изменении своего решения.

– Он имел в виду увеличение оплаты?

Нора не выносила сенатора Палмера. Днем, тот был ценящим семейные устои республиканцем, а ночью СМ фанатиком и извращенцем.

Когда ее работа становилась слишком трудной, Нора концентрировалась на деньгах. Она никогда не забудет то отчаяние, пятью годами ранее приведшее ее к Кингсли. Нора давно поняла, что счастье заключалось не в деньгах. Но они обеспечивали крышу над головой – чего она была лишена, приступая к этому занятию.

– Он удвоил ее, ché rie.

– Удвоил? За счет наших, кровно заработанных налогов?

– А что такое налоги? – спросил он, заставив их обоих рассмеяться.

Нора молилась, чтобы записи Кингсли никогда не попали к службе по внутреннему налогообложению.

– Что мне ему сказать?

– Скажи ему " да". Мне все равно. По крайней мере, его легко удовлетворить. Есть идеи, по какой причине ему нравится, когда его лупит взрослая женщина в школьной форме?

– В течение нескольких лет, он являлся консулом США в Японии. Может, перечитал манга‑ комиксов?

– Назначь ему на вечер среды. Это все. Мне нужен выходной.

Нора растянулась, чтобы снять скопившееся в ее плечах напряжение.

Ей хотелось, чтобы рядом оказался Уесли. Он обладал волшебным секретом массажа спины, от которого исчезала не только вся боль, но, прежде всего, воспоминания о том, что ее породило. Уесли… прошло четыре дня с тех пор, как Нора видела его в последний раз. Хорошо ли он питался? Проверял ли свои показатели? Она прогнала эти тревожные мысли. Они несли боль, по силе почти равноценную той, что одолевала ее спину. Чтобы привлечь внимание Норы, Кингсли постучал по кончику ее носа.

– У тебя есть отгул. В четверг, помнишь? Один из членов духовенства определит меня в Колыбель Иуды, если я посмею помешать проведению вашего ритуала в Страстной четверг.

Четверг… их с Сореном годовщина.

– Знаешь, Кинг, хоть ты и притворяешься испорченным и аморальным, но я думаю, что в глубине души ты романтик. Тебе нужно прекратить заниматься сводничеством. Уйти от Сорена было самым тяжелым, что я когда‑ либо делала. Вернуться к нему – единственное, что будет тяжелее.

– Mais oui, – поднимаясь, сказал Кингсли, – но насколько ты знаешь, mon pè re был французом, значит, у меня французское сердце. А мы, французы, лелеем нашу романтику.

– Мы с Сореном не романтика. Мы всего лишь фантазия.

– Bien sû r, ma ché rie.

Поклонившись ей, Кинг зашагал из комнаты.

– В конце концов, ты писательница. Думаю, ты знаешь свой жанр.

Протянув руку, Нора выключила прикроватный свет. Теперь она лежала одна, в темноте.

– Я была писательницей, – сказала она в потолок, – и я совсем ничего не знаю.

***

Нора стояла перед своим домом, делая медленные, неглубокие вдохи, но это не помогало. Добежав до края крыльца, она перегнулась, и ее вырвало в кусты. Нынешнее пребывание у Кингсли оказалось для нее тяжелее, чем когда‑ либо. Нора часто принимала свой препарат, пила больше нормы, видела и делала то, чего не хотела ни видеть, ни делать.

Вытерев рот, она вытащила из кармана ключи. Норы не было здесь с субботы. Прошло пять дней, а она уже чувствовала себя незнакомкой, проникающей в свой собственный дом. Она не произнесла ни слова, проходя мимо комнаты Уесли по пути в свою, не уклоняясь от выбранного направления.

Оказавшись в спальне, Нора почистила зубы, после чего взобралась, полностью одетая, в ванну. Это все, что она могла сделать.

Через несколько минут послышался тихий стук в дверь.

– Я в ванной, – сказала она.

– Я все равно захожу.

Малой нерешительно переступил порог с взволнованным выражением лица. Нора глянула в его сторону, но не смогла встретиться с ним взглядом. Встав рядом с ванной на колени, Уес положил голову на свои скрещенные руки.

– Ты в одежде, Нора.

– Я знаю.

– И в ванной нет воды, – произнес он, с едва уловимой улыбкой.

– Я сказала, что я в ванной. Я не говорила, что принимаю ванну.

– И то правда, – согласился парень, – рад снова тебя видеть, незнакомка.

– В эти дни, я и сама для себя незнакомка. Не принимай на свой счет.

– Что именно послужило причиной тому, что ты сидишь в пустой ванне, одетая в школьную форму, и с косичками на голове?

– Мне нужно было принять ванну.

– По мне, ты кажешься вполне чистой.

Сглотнув, Нора стала медленно покачиваться взад и вперед.

– Сегодня я была с плохим человеком, – прошептала она.

Улыбка, сияющая на лице Уесли, померкла.

– Он причинил тебе боль?

Высказанная мысль заставила его побледнеть.

– Это я причинила ему боль. За что он и заплатил. А после, поблагодарил. Он сказал…, – Нора притянула колени к груди, – он сказал, что влюблен в свою двенадцатилетнюю племянницу, и ему помогает, когда его мучает кто‑ то, одетый, как эта девочка.

– Боже мой, – выдохнул малой, – и что ты сделала?

– Ничего. Мне хотелось побить его. Но бить мазохиста довольно бессмысленно. Уесли?

Наконец, Нора посмотрела ему прямо в глаза. На мгновение, его карий взгляд превратился в серебряный, и она увидела призрак Микаэля.

– Что, если я тоже плохой человек?

– Ты не плохой человек. В противном случае, ты бы не сидела в одежде, в ванне без воды, пребывая в ужасе от мысли, что можешь оказаться плохим человеком. Дьявола не страшит отправиться в ад.

– Только потому, что он уже там.

Парень вздохнул и, протянув руку, закрыл пробкой ванну, начав набирать воду. По очереди он снял с нее туфли, спустил ее длиной до колена гольфы, и стянул их с ног.

– Что ты делаешь? – спросила Нора, когда ее окружила теплая вода.

– Ты сказала, что тебе нужно принять ванну. Значит, ты примешь ванну. Идет?

Она кивнула.

– Идет.

Уесли снял заколки с ее косичек и пробежал пальцами по длинным локонам, расплетая их. Вода набралась до верха бедер Норы. Взяв с полки пену для ванны, он добавил немного в воду. Как только пузырьки превратились в невесомую, белую пену, комнату заполнил аромат орхидей.

Сделав паузу, по‑ видимому, настраивая себя, малой принялся расстегивать ее быстро намокающую рубашку. Нора подняла руки, и он избавил ее от этого предмета одежды. Теперь вода с пузырьками доходила до ее груди.

Скинув свою фланелевую рубашку, Уес остался в футболке с коротким рукавом, и, погрузив руки в ванную, расстегнул молнию ее плиссированной юбки. Нора приподняла свои бедра, чтобы он стащил с нее материю. Снова оказавшись в воде, малой нащупал ее трусики. Нора попыталась встретить его взгляд, но он смотрел только на черно‑ белую плитку, стягивая по ногам и отбрасывая простое, мокрое белье и остальную одежду на пол. Нора смеялась, пока Уесли возился с застежкой от ее бюстгальтера.

– Мужчины, – поддразнила она, – каждый раз, данная деталь вызывает у вас массу трудностей.

– Думаю, эти штуки придумал какой‑ нибудь бесноватый инженер. Мне может понадобиться болторез.

В конце концов, парень справился с застежкой.

– Осторожно. Зачастую бюстгальтеры заминированы, – предупредила Нора.

– У тебя не все в порядке с головой, – сказал Уесли, медленно спуская лямки по ее плечам.

Теперь пузырьки доходили до ее шеи. Нора старалась позволить окружающему теплу расслабить ее тело, но напряжение оставалось.

– Ты постоянно так говоришь. Ты, правда, считаешь, что я сумасшедшая?

Малой закрыл воду.

– Я девственник, живущий с писательницей эротических романов. Думаю, будет справедливо сказать, что нам обоим нужно проверить свои головы.

Протянув свою мокрую руку, Нора положила ее на копну его светлых волос.

– У тебя светлая голова.

Взяв ладонь, Уесли поцеловал ее тыльную сторону.

– И у тебя. К тому же, еще и мокрая.

Схватив Нору за плечи, малой окунул ее в воду. Вынырнув, она начала отплевываться, заливаясь смехом.

– А об этом, – сказала она, смахивая намокшие волосы с лица, – я не просила.

– Оно само напросилось.

Достав шампунь с полки, он вылил немного себе на ладони и начал втирать в ее волосы.

Нора вздыхала от удовольствия, пока его пальцы скользили по ее волосам, параллельно массируя кожу головы. У Уесли, на самом деле, были чудесные руки. Сочетание силы и нежности грозилось ее убить. При не соблюдении осторожности, она могла расплакаться.

– Ты очень хорошо справляешься, малой. И часто тебе приходилось мыть взрослых женщин?

– Неа. Но в свое время, я мыл много лошадей. Не велика разница.

– Спасибо, что сравнил меня с лошадьми.

– И ты меня с ними сравнивала, – напомнил он Норе, слегка залившись краской.

– То был комплимент. Причем, большой.

На это он ничего не ответил. Отклонив ее назад, в воду, парень принялся смывать шампунь с волос, пальцами очищая лоб и щеки.

– Уес, ты в порядке после того, что тогда между нами произошло?

Одарив Нору робкой полуулыбкой, он поднял ее из воды.

– Конечно. Есть ли хоть один парень, который бы стал на это жаловаться?

– Я просто волновалась, что ты подумал, будто я – ну, не знаю – воспользовалась твоим уязвленным состоянием.

– У меня был стояк, а не рак. Не думаю, что нам следует вводить это в привычку, но не знаю…

Сухим полотенцем он вытер пену с ее лица.

– Мне понравилось. Больше нечего добавить.

– Есть что добавить к этому?

Нора кивнула на свое скрытое в пузырьках обнаженное тело.

– Иногда душ – это просто душ, – сказал он и обрызгал ее водой.

Она рассмеялась, и, взяв бальзам с полки, Уесли стал наносить ей на волосы. До того, как Нора осознала происходящее, по ее лицу начали стекать смешанные с водой слезы. Она понимала, что Уесли это видел, но ничего не говорил и просто продолжал свои действия.

– Раньше Сорен мыл меня в ванной.

Схватив полотенце, Нора утерла слезы.

– Это совершенно в духе Доминанта – быть полностью одетым, тогда как твоя любовница абсолютно обнажена.

– Должен признаться, прямо сейчас я не чувствую себя никаким Доминантом.

– А что ты чувствуешь?

Уесли посмотрел на нее… посмотрел так, словно собирался ей что‑ то сказать.

– Я просто рад, что ты дома. И то, что ты мокрая и голая, тоже неплохо.

Откинув голову назад, Нора постаралась смыть весь бальзам со своих волос, в то время, как поднявшись, малой развернул для нее чистое полотенце.

– Не смотри, – сказала она.

Парень рассмеялся, но не стал спорить. Закрыв глаза, он отвернулся. Нора поднялась из воды и ступила в полотенце. Со все еще закрытыми глазами, Уесли обернул ткань вокруг ее тела. Нора удивленно захохотала, когда подняв, он перекинул ее через плечо, а мгновение спустя, кинул ее мокрое тело, ее полотенце, и все остальное, на кровать.

– А теперь ты собираешься меня изнасиловать? – спросила она, уже зная ответ.

– Я собираюсь тебя одеть. Где твои пижамы?

– Наверное, среди грязного белья. Меня не было несколько дней. Я запустила стирку.

⇐ Предыдущая 15 16 17 18 192021 22 23 24 Следующая ⇒