Конец первой книги! 13 страница

Ее тело пронзило напряжение, когда подняв один палец, Сорен провел им от впадинки под ее ухом, по шее, по оголенному плечу, и, наклонившись вперед, прошептал, – Большие неприятности.

* * *

Сидя напротив Гриффина на одном из барных стульев, Зак пытался казаться не слишком неотесанным в компании этого откровенного, полуголого парня.

– Так, что ты думаешь о нашем небольшом кусочке ада? – спросил он, перегнувшись через бар, чтобы взять бутылку воды.

Истон оглядывался по сторонам и куда бы он ни смотрел, повсюду сновали голые тела и люди, затянутые в кожаную одежду. У ног мужчины постарше, сидела молодая девушка в одном лишь розовом ошейнике и наручниках. Тот что‑ то сказал ей, и она покорно кивнула. Подогнув пальчики ног, она поднялась с пола точно так же, как это сделала Нора, в тот день, на кухне.

Внезапно, Зак видел не девушку, а юную Сатерлин, а на месте мужчины, похотливо улыбающегося сидящей у его ног рабыне – ее священника.

– Нора и Сорен… как долго они были вместе? – спросил он, едва ли услышав первый вопрос Гриффина.

– Думаю, она принадлежала ему около десяти лет, – открутив крышку бутылки, парень отпил воды, – но она рассказывала мне, что знала его с пятнадцати. Видимо, это была любовь с первого взгляда. Для них обоих.

– Десять лет…, – у Истона не укладывалось это в голове. Его собственный брак продлился десять лет. – Она сказала, что он садист. Я так полагаю, что он…

– Садист, – просто ответил Гриффин, – его сексуально возбуждает причинение боли и унижение. И он в этом феноменален. Сорен – священник из кошмарных снов Макиавелли.

– Феноменален? Не так уж и сложно причинять кому‑ то боль.

Гриффин усмехнулся,

– Послушай, любой болван с бейсбольной битой может избить человека на улице, и через пять минут тот станет умолять его остановиться. Сорен может избить тебя, и через пять минут ты станешь умолять его никогда не останавливаться. Это его дар.

– Он священник. Католический священник. У него есть обеты…

– Которые – насколько я знаю – он не нарушал ни с кем, кроме Норы. Католический священник, у которого был секс с единственной, согласной на это, взрослой женщиной… Господи, Иисусе, да его, наверное, сделают епископом. Настоящим садистам не нужно трахать твое тело. Им нужно трахать твой мозг.

– Не могу поверить, что Нора так долго находилась с человеком, который причинял ей боль. Она такая…

– Доминирующая? Ага, эта чертовка – свитч. Сейчас она Госпожа, раньше была сабмиссивом. Ты бы не узнал Нору, увидев ее шесть лет назад. Конечно, ты бы не увидел ее лица, потому как оно всегда находилось в его паху.

Истон, начавший пить свой джин‑ тоник, отставил стакан,

– Он заставлял ее делать это на публике?

– Черт, да. И несколько раз трахал ее на публике. Ну, не на публике – на частной вечеринке. Однажды пригласили и меня. Это был единственный раз, когда я был Верхним у этой женщины. Одна из лучших ночей в моей жизни. Отхлестав Нору, Сорен оттрахал ее и пустил по кругу. Они с Кингом часто играли с ней на пару. Самая большая власть Доминанта – это отдать свою сабу кому‑ нибудь на временное пользование.

– И Нора это позволяла?

Поперхнувшись со смеху, Гриффин повернулся к Заку, чтобы посмотреть тому в глаза,

– Позволяла? Чувак, она это, нахрен, обожала.

Истон покачал головой,

– Я в это не верю. Кому бы понравилось такое обращение?

– Верь во что хочешь. Любая саба из " Круга" продала бы свою душу, чтобы принадлежать Сорену. Поэтому он номер один. Он настоящий. Сорен не играет ради траха. И не делает это за деньги, как некоторые. Он делает это ради чистого садистского удовольствия.

– Но Нора… ради чего это делает она?

– Масса причин. Но, большей частью, ради него.

– Безусловно, Сорен не одобряет того, что она Госпожа.

Гриффин одарил его кривой улыбкой,

– Что? Ты никогда не дергал за косичку понравившуюся тебе в песочнице маленькую девочку? Это его песочница, – сказал парень, вытянув руку, чтобы показать на бар, и располагающийся под ним уровень, – Он бы никогда и никому не позволил обладать ею, кроме себя. Поэтому, если она хочет играть в его песочнице, она делает это на правах Госпожи. Ему это не нравится, но он это не прекратит. Все еще слишком сильно ее любит.

Повернув голову, Зак увидел молодую девушку в розовом ошейнике, которая вернулась к своему мастеру, и, опустив голову и глаза, преподнесла ему бокал вина. Отставив напиток в сторону, мужчина схватил рабыню за волосы, и притянул ее лицо себе между ног. Истон пытался отвести взгляд, но не мог. Мужчина отклонил свою голову назад в беспечном блаженстве, когда девушка обернула свои губы и язык вокруг его плоти.

– Господи, обожаю это место, – сказал Гриффин, и в его голосе послышалось возбуждение, – надо найти себе сабмиссива.

Зак пытался игнорировать то, каким возбужденным становился сам, наблюдая за девушкой. Дернув бедрами, мужчина впился пальцами в ее затылок, и когда он, в конце концов, отпустил свою рабыню, Зак отвел взгляд.

– У Норы с Сореном все так и было? – спросил он, до сих пор пребывая в потрясении.

Гриффин равнодушно пожал плечами,

– Она говорит, что он лучший священник.

* * *

– Так о чем ты хочешь поговорить? Вот уже на протяжении пяти лет, у нас происходит один и тот же спор. Думаю, мы можем повторить его еще раз. Да, я скучаю по тебе. Да, я скучаю по былому. Нет, я не вернусь.

– Ты решила, что речь пойдет о тебе, я прав? – спросил Сорен.

– Тогда о ком, если не обо мне? – допытывалась она, злясь на себя за то, что даже спустя все эти годы, он, по‑ прежнему, так на нее действовал.

– Я говорил тебе, что в следующую нашу встречу, мы поговорим о Уесли.

Нора сделала шаг назад.

– Нет, только не о нем. Он вне обсуждения. Он вообще не предмет для разговора.

Сорен стрельнул в нее взглядом,

– Приводимые мною доводы – не обсуждение.

– Я не оставлю Уесли.

– Он не один из нас, Элеонор и ты это знаешь. Тебе не следовало позволять ему переезжать в твой дом. Ты играешь в опасную игру, которая либо одному из вас, либо обоим причинит сильную боль.

– Уес не игра. Он – мой лучший друг. Господи, Сорен, он мой единственный друг.

Норе было ненавистно это признавать, но она знала о правдивости сказанного. Со всеми в своей жизни – включая Зака – она либо переспала, либо планировала переспать.

– Друг? Он твой любимчик и ты его используешь. Игра честная только тогда, когда обе стороны в курсе ее правил.

– Ты ничего о нас не знаешь. А с ним ты даже не встречался.

Взяв Нору за подбородок, Сорен сжал его до боли.

– Ты считаешь, – медленно произнес он, – что в твоей жизни присутствует хоть малейший аспект, который ты можешь от меня скрыть?

– Почему тебя волнует то, что происходит с Уесом?

– Это должно волновать хотя бы одного из нас. Он все еще девственник? – потребовал Сорен, и Нора отвернулась от него, – Ответь мне, малышка.

– Да, – произнесла она, слишком хорошо обученная для того, чтобы игнорировать прямой приказ, – мы просто друзья.

– Ждать можно только во имя любви. Я мог заполучить тебя в пятнадцатилетнем возрасте, Элеонор. И, несмотря на то, что я пылал к тебе страстным желанием, которое усиливалось с каждым прожитым днем, месяцем, годом, прежде чем сделать тебя моей, мне пришлось ждать, сохраняя тебя девственницей. Почему?

Нора закатила глаза,

– Потому, что ты садист.

Протянув руки, Сорен взял ее за плечи. Его ладони на ее обнаженной коже, послали разряды электричества через каждую клеточку ее тела.

– Потому, что я любил тебя. И я бы не взял тебя, пока ты не стала готовой. Ты бережешь Уесли так же, как это делал я. Но ты была рождена для такой жизни, а он нет. Ты причинишь ему вред, если продолжишь ваши отношения.

– Я никогда не причиню Уесу вред, – в ее горле образовался ком.

– Это плохо закончится, Элеонор. Так же, как и то, если ты не будешь осторожна, – сказал Сорен, показав на Зака, сидящего у бара с Гриффином, который глянув в зеркало, подмигнул.

Конечно, парень знал, что висящее позади бара зеркало, было двусторонним. Нора пробиралась сюда с Гриффином для очередного быстрого, извращенного траха, далеко не один раз.

– Относительно твоего редактора. Он казался удивленным, когда мы познакомились. Ты не рассказала ему о нас. Что еще ты от него утаила?

Нора безостановочно вертела стек в руках.

– Элеонор…, – выговорил он своим наиболее нетерпимым отеческим голосом, – как он отреагирует, узнав, что писательская деятельность не единственный источник твоего дохода?

– Я собиралась ему сказать. Я ему скажу. Когда книга будет закончена.

– Он неравнодушен к тебе, Элеонор. Я видел это в его глазах. Он позволяет себе это неравнодушие, но оно его пугает. Он не простит предательства.

– Тогда я не буду его предавать. Больше половины книги уже отредактирована. И Зак… он восхитителен. Он умен и забавен. Он…

– Женат. Я думал, что учил тебя иному.

– Они расстались. И даже живут на разных континентах.

– Ты пытаешься убедить меня или себя? – спросил Сорен.

Закрыв глаза, Нора выдохнула, когда его ладони скользнули вниз по ее рукам.

– Если Зак тебя еще не взял – а я уверен, что ты предлагала – это потому что он, все еще, любит свою жену. Вдребезги разбитая любовь – самая опасная. Она будет резать при каждом неосторожном движении.

– Как и твоя любовь?

Наклонив голову, Сорен проложил дорожку из поцелуев от ее шеи до плеча. Когда его губы коснулись ее кожи, она блаженно вздохнула. Ни один любовник не дарил ей таких ощущений, как Сорен.

– Мою ты пока не разбила, – произнес он ей на ухо.

Норе понадобились все силы, чтобы не обернуться и не кинуться в его объятия.

– Ты следуешь моему правилу, Элеонор?

Нора прикусила свою нижнюю губу,

– Да. В основном. Более или менее.

– Элеонор…, – произнес он предупредительным тоном.

– Я пишу о тебе, – созналась она, – постоянно. Но всегда удаляю или пускаю на шредер.

– Тогда для чего ты пишешь обо мне, о нас, если уничтожаешь свои собственные слова?

– Это не просто слова. Это воспоминания. Мне нравится читать их, держать их в своих руках. А потом отпускать. По крайней мере, чуть‑ чуть.

– Ты никогда и никого не полюбишь, как меня, – сказал Сорен, и насколько бы ей ни хотелось отвесить ему за самонадеянность, она не могла не согласиться.

– Даже Уесли. Даже его.

Взгляд Сорена упал на Зака, разговаривающего у бара с Гриффином.

– Но я думаю, что ты неравнодушна к нему больше, чем осознаешь. И это должно тебя пугать.

– Это и пугает, – призналась она, – Зак – мой редактор. Он первый человек, относящийся ко мне, как к серьезной писательнице.

– Я сказал, что тебе нужно стать писательницей, когда тебе было семнадцать, – напомнил он ей.

Нора улыбнулась воспоминанию. Она написала небольшой рассказ для занятий по английскому, из‑ за которого в ее католической школе разразился грандиозный скандал. Только вмешательство священника предотвратило ее представление целой команде врачей и сотрудников психиатрической лечебницы.

– Я предположила, что в этом вопросе ты был несколько предвзятым.

– Может, и был, – с улыбкой, признался он, – но я распознал талант, как только его увидел. Так, что ты будешь с ним делать? – кивнул Сорен в сторону Зака.

Нора наблюдала за своим редактором через двустороннее зеркало. Когда Гриффин придвинулся чересчур близко, Зак умудрился отстраниться, даже не сдвинувшись с места – типичный, английский трюк.

– На этот раз, дело не только в сексе. Не совсем. У Зака есть секреты, темные секреты. Я хочу ему помочь, но даже не знаю, с чего начать. Что ты думаешь?

Сорен посмотрел на нее и, поборов свою привычку, Нора сохранила с ним зрительный контакт. Раньше, оказываясь с ним в приватных ситуациях, как эта, она никогда не встречала его взгляд без разрешения. Но это было так давно. Вздохнув, Сорен покачал головой.

– Моя Элеонор… возможно, когда‑ нибудь, я научусь говорить тебе " нет".

С этими словами, он встал рядом с ней. Нора смотрела на его лицо, пока он изучал Зака через зеркало. За всю свою жизнь, она не встречала никого, столь проницательного, как Сорен. Он мог прочесть человека одним взглядом. Он знал, кем она станет с первой секунды, как ее увидел. Так говорил Сорен. Это была ее любимая сказка на ночь. " Расскажи мне о том дне", просила она.

" Элеонор", начинал он историю, всегда излагающуюся от третьего лица, пока она спускала свои рукава. Она стыдилась своего ожога на запястье. Но однажды, когда она потянулась к чашке, ткань задралась, и он увидел то, кем она была. На этом месте Нора постоянно сердито его перебивала, " А кем она была? " В ответ, он притягивал ее в свои объятия и отвечал " Она была моей".

– Вина, – высказывание Сорена вырвало ее из прошлого, – старая вина. Он тяжело с ней уживается, будто еще к ней не привык. Он не совершил никакого преступления, хотя может верить в обратное.

– Старая вина – я должна ее из него вытянуть, – сказала Нора, удивившись тому, что они с Сореном были одновременно и противниками, и сообщниками, – Его душат собственные тайны. И я обязана его сломать. Но как? Это его невыносимое британское чувство собственного достоинства совершенно непробиваемо. Последнее, что ему требуется – это оказаться на скамье под хорошей поркой.

– Согласен. Это его только оскорбит. Я видел подобную вину и раньше. Он причинил кому‑ то боль.

Услышав намек на учительский тон, Нора повернула голову на его последнее утверждение.

– Он причинил боль своей жене.

– Тогда ты знаешь, что нужно делать.

Сорен с гордостью улыбнулся. Она всегда была его лучшей ученицей.

– Сделать так, чтобы он причинил боль мне?

– Да, малышка. Сделать так, чтобы он причинил боль тебе.

* * *

– Значит, ты новый Максвелл Перкинс Норы, правильно? – спросил Гриффин у Истона.

– Я ее редактор. Но мы с Перкинсом придерживаемся весьма разнящейся философии редактирования.

– Вот и хорошо. Не хочется видеть, как книги Норы похерятся из‑ за того, что редактор не может держать свои руки подальше от ее прозы.

– Так, – спокойно спросил Зак, – ты читаешь?

Гриффин стрельнул в него неодобрительным взглядом.

– Я может и шлюшка, Макс, но я не тупая шлюшка. Я читаю книги Норы. Они потрясающие. Конечно, моя любимая книга та, которую она еще не написала.

– И это…?

– История Норы Сатерлин.

– Получилось бы увлекательное чтиво, – согласился Истон, – Он, действительно, собирается продержать ее всю ночь?

Зак глянул на свои часы. Сатерлин ушла совсем недавно, но он уже с нетерпением ждал ее возвращения.

– Если захочет. С той минуты, как он ступает в этот клуб, действует военное положение.

– И часто Нора здесь бывает?

– Раньше постоянно. Приходилось. Но пару месяцев назад, она, казалось, исчезла с лица земли.

– Тогда, мы начали заниматься ее книгой, – объяснил Истон.

– И тогда она начала заниматься тобой, да? – улыбнулся ему Гриффин.

Зак старался не смущаться. В конце концов, с этим парнем у Норы периодически была интимная связь.

– Что ты имеешь в виду, говоря " приходилось"? – спросил Истон после непродолжительного молчания.

Но Гриффин только рассмеялся и ударил его по плечу.

– Пойдем. Проведаем нижний уровень.

* * *

– Мне, правда, нужно вернуться к своему гостю.

Нора не хотела оставлять Сорена, но знала, что это было необходимо. Одному Богу было известно о том, что сейчас болтал Заку Гриффин.

– Пока нет. Нам еще нужно продумать празднование нашей годовщины на той неделе. Или ты забыла, что за день выпадает на следующий четверг?

– Даже если я забуду все дни в году, этот я буду помнить. Но мы не станем его праздновать. Ни в этом году, ни когда‑ либо снова.

– Понятно.

Сорен пронзил ее холодным, оценивающим взглядом.

– Прошлогоднее пришлось тебе не по душе?

Прошлогоднее… то, что он сделал с ней в ту ночь, было прекрасно и жестоко, о чем даже было больно вспоминать.

" Если ты вернешься ко мне, ты прибежишь или приползешь? "

" Я прилечу".

Нора замотала головой, пытаясь забыть о том, как сильно она, до сих пор, его хотела.

– Прошлогоднее празднование было ошибкой. Этого не должно было произойти. Все зашло слишком далеко.

– Тебе никогда не нравится, пока не заходит слишком далеко.

– После той ночи, я чуть не потеряла Уеса.

– Верно. И что за обещание ты дала? Что если снова отдашься мне, то он уйдет? Верно?

– Но ты не можешь его винить, разве нет? Он не понимает нас.

– Уверен, что не понимает.

Протянув руку, Сорен приласкал ее щеку. Эти пальцы, подумала Нора. Эти руки. Руки, которые знали каждый уголок ее тела так, как их хозяин знал каждый уголок ее сердца.

– Моя Элеонор… создание Божьего Промысла.

– Божьего Промысла?

– Маленький секрет Господа. Он будет посылать тебе страдания, малышка, до тех пор, пока Он не сделает тебя мудрой.

– Больше никаких проповедей. Пожалуйста, – взмолилась она.

В ответ, на губах Сорена заиграла слабая улыбка.

– Если ты не приедешь ко мне на нашу годовщину, то мне придется преподнести твой подарок раньше. Хорошо, что он у меня с собой.

Вытащив некий предмет из своего кармана, он раскрыл ладонь, на котором лежал ключ с изящным белым бантом, вместо цепочки.

– Что это?

– Ключ от Белой Комнаты, конечно же. Там тебя ждет подарок на годовщину.

Со все еще раскрытой, ожидающей ладонью, Сорен шагнул к ней.

– Он девственник, Элеонор, – прошептал он ей на ухо, – ты можешь закрыть глаза и представить, что это Уесли.

Нора хотела отодвинуться и оттолкнуть его. За дверью ее ждал Зак. И ей нельзя было на это соглашаться. Подарки Сорена всегда походили на обоюдоострый меч, и принять его можно было только взявшись за лезвие.

Нора слышала голос разума, твердящий, что ей следовало найти Зака и вытащить его отсюда. Но потом она вспомнила, что обещала показать ему место, где не было ни вины, ни стыда и абсолютно нечего бояться. Она взяла ключ из руки Сорена.

– Как я вижу, Он не закончил с твоими страданиями, – произнес священник.

Нора не ответила. Сомкнув пальцы вокруг ключа так сильно, что его зубец впился в ладонь, она вышла из помещения в черный коридор. Чувствуя на себе взгляд Сорена, она так и не обернулась.

Глава 20

Зак последовал за Гриффином к балконной части бара. Облокотившись на перила, они наблюдали за происходящим внизу действом.

На расположенной под ними платформе, стояла облаченная в кимоно, миловидная женщина с темными волосами, заколотыми зловещего вида палочками, которая обвивала черную веревку вокруг спокойно ожидающей перед ней обнаженной, фигуристой, рыжеволосой девушки.

– Это Леди Ной. Местная королева Азиатского Сибари.

Гриффин указал на двух дам внизу.

– А та лапочка, которую она обвязывает – Алисса Петровски.

– Петровски?

Фамилия показалась Заку смутно знакомой.

– Да, та самая Петровски. Падчерица губернатора. Саба с довольно дурной репутацией. Всерьез увлекается эксгибиционизмом.

– Заметно.

Истон пришел в восхищение, когда завершив свою работу, Леди Ной подвесила девушку в воздухе с помощью сложного веревочного плетения и подъемной системы. Саба прогнулась утонченным и асимметричным движением, явно пребывая в полной гармонии как со своей обнаженностью, так и в своем бондаже.

– А это агент Бернс – высокопоставленный сотрудник ФБР, – сказал Гриффин, указывая на мужчину, прикованному к кресту, и высекаемому девушкой вдвое младше него, – он тоже сабмиссив.

– Разве тебе позволяется мне все это рассказывать?

– А что? Ты собираешься это кому‑ нибудь передавать? Даже если и так, тебе никто не поверит. И если ты проронишь хоть слово, Кингсли Эдж сотрет тебя в порошок. Он следит за каждым из нас – часть членского взноса. Спорю на свой счет в банке, что у него уже имеется на тебя досье.

– На меня? Ты серьезно? – спросил Зак.

Он вспомнил, как многое, казалось, Сатерлин знала о нем в их первую встречу.

– Появляешься на расстоянии пяти метров от Норы, и твое досье готово. А, судя по всему, ты приближался к ней ближе, чем на пять гребаных метров.

– Я едва ли подходящий претендент на компромат, – запротестовал Зак.

– Неужели? Предпочитаешь, чтобы кто‑ нибудь узнал о том, что Нора тебе отсосала?

Залившись краской, Истон промолчал. Да, он, определенно, был подходящим претендентом.

– Понятно, – произнес он.

– Тебе стоит уяснить, Зак – Нора не какая‑ то случайная писательница эротических книг с необузданной сексуальной жизнью. Она, мать ее, королева Преисподней. А Кингсли, очевидно, наш король.

– А он? Кто он? – Истону даже не хотелось произносить его имени.

– А он тот, кто стоит выше и короля, и королевы.

– Император? – предположил Зак.

Гриффин усмехнулся.

– Бог.

– Бог, – повторил Истон, опустив взгляд на находящихся внизу почитателей.

Агента, о котором говорил Гриффин, теперь сняли с креста, и, надев на него ошейник, и прицепив к нему поводок, обтянутая в кожу девушка повела его на четвереньках по полу.

– Поверить не могу, что вы надеваете на людей ошейники, – произнес Зак с заново вспыхнувшим отвращением.

– Здесь ошейник – это все. Сабы обожают свои ошейники.

– Их носят все сабмиссивы?

– Не все. Сабы заведения, работающие в " Круге", носят клубные ошейники, показывающие, что они на службе. Они выглядят вот так, – сказал Гриффин, указывая на ошейник, который он носил в качестве наказания.

Это был обычный собачий ошейник, с которого свисал замок с маленькой, серебристой, заключенной в круг, цифрой восемь.

– Но в остальном, Дом использует ошейник либо в практических целях, либо для демонстрации любви, либо в обоих случаях.

Гриффин рассмеялся.

– Твою мать… видел бы ты Нору и Сорена, когда они, все еще, были вместе. Я появился здесь за год до того, как она от него ушла. Но я успел застать их золотое время. Обычно, кожаные ошейники бывают черными или коричневыми, правильно? Угадай, какого цвета был ее ошейник?

– Не знаю. Красным?

– Белым, – раздался позади них голос.

Обернувшись, Истон с Гриффином увидели наблюдающего за ними Сорена, в своем белом воротнике.

– Каким еще он мог быть?

* * *

Для большинства, коридоры и лестничные пролеты " Восьмого Круга" были лабиринтами, однако Нора знала их лучше собственного дома. Она могла найти нужное место даже с завязанными глазами. В прошлом, несколько раз, так и было.

Завернув сначала за один, потом за другой угол, она спустилась по короткой лестнице на самый нижний уровень здания. В конце тихого коридора располагалась дверь, совершенно идентичная остальным, за исключением того, что как она сама, так и ее ручка были полностью белого цвета. Встав у двери, Нора сделала несколько медленных, глубоких вдохов.

Она даже и представить не могла, кто или что ожидало ее за дверью. Белая Комната была зарезервирована только для Доминантов самого высокого уровня, куда не было привилегий допуска даже у Гриффина.

Медленно Нора открыла дверь, а на наружную ручку повесила свой стек, показывая, что помещение было занято. Дверь Белой Комнаты – одна из нескольких в клубе – была оборудована замком, но она не собиралась запираться с незнакомцем. Она усвоила этот урок не самым из приятных способов.

Нора осторожно вошла внутрь. В центре комнаты стояла железная кровать с четырьмя столбиками, заправленная роскошным, белоснежным постельным бельем и подушками, окружаясь белым, полупрозрачным балдахином. Несмотря на все притязания комнаты на чистоту и невинность, Нора из первых рук знала, что в ней происходили самые жуткие сексуальные акты в истории вселенной.

Подкравшись к кровати, она отодвинула балдахин. Посередине нее, лежа на боку, спал молодой парень. Нора внимательно оглядела его, с неистово колотящимся в груди сердцем. На вид, ему было около семнадцати лет. У него были прямые, черные волосы ниже плеч, и самые длинные и темные ресницы, которые она только видела. Они лежали на его бледных щеках, подрагивая во сне.

Взгляд Норы переместился к его телу. На парне была поношенная футболка, порванные на коленях джинсы, и белые носки, на пальце одного из которых зияла дыра. Он снял свою обувь, но остался в часах. Их ремешок был кожаным и таким же широким, как наручники для бондажа. Его второе запястье также было прикрыто широким браслетом. Парень был довольно высоким, но его конечности казались непропорционально большими. Он еще не успел сформироваться.

Вздохнув, Нора прокляла Сорена на чем свет стоит. Парень – ее подарок – был необыкновенно красивым. Наклонившись вперед, Нора смахнула выбившуюся прядь его волос, и заправила за ухо.

– Ох, Сорен, – прошептала она, и вздохнула про себя, – не стоило так беспокоиться.

* * *

Зак пытался найти подходящий ответ. Однако, в присутствии Сорена, на удивление, лишился дара речи. По‑ видимому, священник нашел его дискомфорт занимательным.

– Где Нора, Сэр? – спросил за него Гриффин.

– Какое‑ то время она будет занята делами клуба. И я подумал, что на время ее отсутствия, мне следует развлечь ее гостя, – великодушно произнес Сорен.

– Но Нора приказала мне оставаться…

Выбросив руку с молниеносной скоростью кобры, священник схватил Гриффина за горло. Истон шагнул вперед, но парень стрельнул в него предупреждающим взглядом. По крайней мере, он мог дышать.

– Мистер Истон, могу я называть вас Закари?

Прежде чем ответить, он попытался усмирить свою нервозность.

– А мне называть вас Отец Сорен? Или Сэр?

– Я понимаю, что вы не являетесь католиком. Ровно, как и частью данного сообщества. Потому, можете называть меня Сорен. Вы не хотите пройтись?

Истон чувствовал, что священник желал его компании по причине или причинам, о которых он не хотел знать, но решил воспользоваться этим, в качестве козыря.

– Вы отпустите Гриффина? – спросил он.

Судя по всему, эта идея позабавила Сорена.

– С трупом в руке, я буду едва ли расторопным гидом, согласны?

Зак взволнованно посмотрел на Гриффина, который – к счастью – по‑ прежнему, выглядел спокойным, даже, несмотря на то, что священник продолжал удерживать его в крепкой хватке.

– Согласен. Прогулка будет кстати.

Сорен отпустил Гриффина, и на шее парня, прямо под челюстью, Истон заметил ярко‑ красные отпечатки пальцев.

– Тогда, пойдем?

Зак нехотя оставлял Гриффина у балкона. Несмотря на игривость парня, он предпочел бы его веселую компанию священнику Сатерлин.

– Чем занимается Нора? – спросил Истон, когда выведя его с балконной части, Сорен направился в сторону неотмеченного выхода, располагающегося в противоположной стороне бара.

– Элеонор занимается чем и всегда, Закари – всем, чем хочет.

* * *

От прикосновения Норы, ресницы парня дрогнули и он проснулся. Ей пришлось прикусить губу, чтобы подавить смех, когда вскарабкавшись, он принял сидячее положение.

– Все в порядке. Не пугайся, – произнесла она, разговаривая с ним, словно с испуганным зверьком, – это всего лишь сон.

Парень смотрел на нее своими широко распахнутыми, серебристыми глазами. Его лицо раскраснелось, и он притянул колени к груди.

– Ты говоришь? – спросила Нора.

– Редко.

Проведя руками по своим длинным волосам, он заправил их за уши.

– Ты можешь поговорить со мной. Можешь сказать мне все, что хочешь. Я хочу с тобой пообщаться. Ты понимаешь?

Парень кивнул, Нора кивнула в ответ, и успокоилась, услышав его тихий, нервный смешок.

– Да, понимаю.

– Хороший мальчик. Ты знаешь кто я?

Он снова кивнул, и Нора приподняла свою бровь.

– Да. Отец С. рассказал мне о вас, и о том, что знает вас.

– И что именно он тебе рассказал? – спросила Нора.

– Что вы его старая подруга. То есть, не старая…

– Что мы уже давно друг друга знаем, – договорила она, придя ему на помощь.

– Точно. А еще он сказал, что вы самая красивая женщина из всех, которых он когда‑ либо встречал.

Нора слегка смутилась.

– Что еще он сказал?

Резко втянув в себя воздух, парень встретил ее взгляд.

– Сказал, что вы мне поможете.

Нора склонила голову набок, и, протянув руку, коснулась подъема его стопы.

– А тебе нужна помощь?

Сначала молодой парень ничего не отвечал. Затем, медленно расслабив обнимающие его колени руки, он принялся расстегивать свои часы, но его пальцы дрожали слишком сильно, отчего он раздосадовано выдохнул, – Простите, – сказал он.

– Давай. Позволь мне.

Парень вытянул свою руку. Расстегнув, Нора чуть не ахнула, увидев, почему он носил часы с таким широким браслетом. По центру его запястья пролегал белый шрам, перекрещивающийся множеством швов. Протянув вторую руку, он снял браслет и показал ей точно такой же зашитый шрам. Очевидно, порезы полностью зажили. Полагаясь на свои знания о шрамах, Нора решила, что его попытка самоубийства была совершена около года назад.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒