Терри Пратчетт 18 страница

Волшебники отирали со лба испарину и поглядывали друг на друга с беспомощным выражением.

– Да, я тоже любил опрокинуть стопку‑ другую на сон грядущий, – сказал завкафедрой.

– А я по вечерам предпочитал сидеть за учебниками, – сухо процедил декан.

Завкафедрой прищурился:

– Да уж, помню я, что ты предпочитал… Только сейчас волшебники начали проникаться пониманием того, что вышли за пределы Университета – ночью и без разрешения. Причем первый раз за последние несколько десятков лет. Непокорные разряды возбуждения начали с треском вырываться наружу. Любой наблюдатель, разбирающийся в знаках тела, тут же предложил бы пари, что после просмотра клика один из участников этой компании наверняка посоветует другим прошвырнуться куда‑ нибудь за угол и пропустить стаканчик‑ другой, а там кто‑ то обязательно поставит вопрос о том, чтобы заказать плотный ужин, который необходимо будет хорошенько залить, а потом часы вдруг пробьют пять ночи, и городской страже придется опасливо стучаться в университетские ворота и просить аркканцлера пройти с ними в один из погребков с целью опознания некоторых лиц, предположительно волшебников, распевающих в шесть голосов куплеты непристойного содержания, после чего аркканцлеру, возможно, придется компенсировать причиненный ущерб. А все это потому, что внутри каждого старика живет вечный юноша, который так и не понял, что, собственно, случилось.

Завкафедрой вскинул руку и ухватил поля своей высокой, раскидистой шляпы.

– Ну что, ребята… Шляпы долой?

Они избавились от шляп, но сделали это без большой охоты. У каждого волшебника, как правило, развивается сильная привязанность к головному убору. Однако, как уже заметил завкафедрой, если народ видит в тебе волшебника единственно потому, что видит на тебе островерхую шляпу, значит, когда исчезает шляпа, за ней исчезает и волшебник. И вместо него появляется обыкновенный обеспеченный торговец или кто‑ то вроде.

Декан передернул плечами:

– Такое ощущение, будто я голый.

– Можно засунуть их под плед Сдумса, – предложил завкафедрой. – Так нас никто не узнает.

– Главное, – усмехнулся профессор современного руносложения, – чтобы мы сами себя потом узнали.

– Все будут думать, что мы… ну, как это? … добропорядочные торговцы.

– Добропорядочные торговцы? Прекрасно! Мне очень близок этот образ.

– Или, скажем, коммерсанты, – предположил завкафедрой, начиная зачесывать назад свои седые волосы. – Только давайте договоримся! Кто бы нас ни спросил, не признаваться, что мы волшебники. Мы – честные коммерсанты, решили отдохнуть, провести приятный вечерок… и все в таком духе.

– А тебе известно, как должен выглядеть честный коммерсант?

– Откуда? – пожал плечами завкафедрой. – И, прежде всего, никакой магии. Наверное, не нужно объяснять, что будет, если аркканцлер узнает, что его сотрудники гуляли в каком‑ то заведении для простолюдинов.

– Меня больше беспокоит, – скрипя зубами, проговорил декан, – как бы нас не узнали наши же студенты.

– Накладные бороды! – вдруг воскликнул профессор руносложения. – Все, что нам нужно, – это накладные бороды.

Завкафедрой принял усталый вид.

– Да у нас у всех есть свои, настоящие бороды, – сказал он. – Зачем, позволь узнать, нам накладные?

– А‑ а! Вот в этом вся тонкость! – самодовольно проговорил профессор. – Никому и в голову не придет заподозрить человека, носящего накладную бороду, в том, что под ней он прячет собственную бороду, настоящую!

Завкафедрой открыл рот, чтобы попытаться это опровергнуть, однако передумал:

– Ну, не знаю…

– Но где же мы сейчас, посреди ночи, найдем накладные бороды? – спросил один из волшебников.

Профессор зарумянился от удовольствия и сунул руку в карман.

– Не надо ничего разыскивать, – сказал он. – Вот она, та самая тонкость! Я захватил с собой моток проволоки, так что берите, отрывайте каждый по кусочку, заплетайте концы в бакенбарды, а потом обмотайте петлей вокруг ушей. Может, чуть‑ чуть неудобно, но ничего, ничего, – сказал профессор, демонстрируя процесс. – Раз – и готово!

Завкафедрой не сводил с него взгляда.

– Жуть какая! – сказал он наконец. – Но все так и есть. Действительно подумаешь, что ты зачем‑ то нацепил накладную бороду, причем отвратительно сделанную.

– Потрясающий эффект, правда!? – ликовал профессор, передавая коллегам проволоку. – Головология творит чудеса!

В течение последующих минут царила напряженная тишина, которую нарушали только шорохи и периодические восклицания волшебников, уколовшихся о проволоку. В конце концов все было готово. Коллеги застенчиво косились друг на дружку.

– Будь у нас сейчас пустая наволочка без подушки, заведующий кафедрой мог бы запихать ее себе под мантию, так, чтобы выглядывал только краешек. Все бы подумали, что на самом деле он худющий как смерть, а кажется оплывшим от жира только потому, что засунул под одежду огромную подушку, – бодро произнес один из волшебников, однако, увидев, как сверкнул на него глазами завкафедрой, сразу смолк.

Двое других волшебников взялись за поручни кресла‑ убийцы, и вскоре оно с грохотом покатилось по сырым булыжникам мостовой.

– Так! Что такое? Что у вас еще на уме? – спросил внезапно очнувшийся Сдумс.

– Собираемся разыграть из себя добропорядочных торговцев, – сообщил декан.

– Обожаю эту игру, – кивнул Сдумс.

– Эй, старина, очнись!

Казначей приоткрыл глаза.

Университетская лечебница была невелика собой и довольно часто простаивала без дела. Волшебники вообще отличаются двужильным здоровьем, они либо здоровы – либо мертвы. Единственным лекарственным препаратом, пользовавшимся у них спросом, была настойка от переедания.

– Принес тебе кое‑ что, почитаешь на досуге, – смущенно проговорил тот же голос.

Казначей сумел‑ таки сосредоточить взор на корешке книги. Она называлась «Увлекательные приключения с арбалетом и удочкой».

– Здорово же эта штука тебя покалечила. Целый день глаз не открывал.

Сквозь рябившую в глазах пелену казначей увидел розовато‑ оранжевую дымку, которая потихоньку образовывала большое розовато‑ оранжевое лицо.

«Интересно, как я сюда…»

Он вдруг резко вскочил на кровати, схватил аркканцлера за мантию и завопил в его огромное, розовато‑ оранжевое лицо:

– Грядет нечто ужасное!

В сгустившихся над Анком сумерках волшебники чувствовали себя уверенно. Маскировка себя полностью оправдала. Некоторые уличные прохожие даже осмеливались насмехаться над ними. Никто и не догадывался, что смеется над самым настоящим волшебником. Само по себе это было абсолютно новым переживанием.

У главного входа в «Одиоз» творилось настоящее столпотворение. Очередь вытянулась по всей длине улицы. Декан, нимало не смущаясь этим, повел своих товарищей прямиком к двери. Шествие остановилось, когда один из его участников сказал: «Ой! »

Декан поднял взор и увидел перед собой краснорожего тролля, одетого в расползающийся мундир полувоенного образца, с эполетами размером в литавры. Брюки на тролле почему‑ то отсутствовали.

– Слушаю, – сказал декан.

– Ты что, не видишь – люди в очереди стоят? – спросил тролль.

На это декан ответил любезным кивком. Согласно древней традиции, волшебник в Анк‑ Морпорке – всегда первый в любой очереди.

– Почему же, вижу, – сказал он. – Прекрасное зрелище. А теперь, если ты чуть‑ чуть посторонишься, мы с удовольствием пройдем внутрь и займем наши места.

Тролль ткнул его пальцем в живот.

– В своем уме, земляк? – поинтересовался он. – Ты у нас большой волшебник, да?

Последняя острота вызвала дружный смех среди ближайших горожан. Декан подался вперед.

– Ты не понимаешь… – прошипел он. – Мы – действительно волшебники.

Тролль хихикнул.

– Ты мне не заливай, земляк, – сказал он. – Нацепил накладную бороду и думаешь, что все слепые?

– Послушай‑ ка, любезный… – зарычал декан, но голос его тут же перешел в неразборчивое курлыканье.

Тролль поднял его за воротник мантии и швырнул в сторону мостовой.

– Постой в очереди, как все остальные! – напутствовал он.

Очередь встретила декана градом насмешек. И тогда, издав свирепый рев, декан вскинул руку, растопырил пальцы…

Но завкафедрой был начеку.

– Ну‑ ну‑ ну, – процедил он, хватая декана за руку. – Хочешь устроить всем нам веселую жизнь?! Вставай и иди.

– Куда?

– В конец очереди.

– А что, мы уже не волшебники? С каких это пор волшебники стоят в очередях?

– Мы – честные коммерсанты, дурья твоя башка! – рявкнул завкафедрой. И покосился на стоящих невдалеке кликофилов, раскрывших от недоумения рты. – Мы – честные коммерсанты! – еще громче повторил завкафедрой, толкая декана локтем. – Давай, начинай! – прошипел он ему на ухо.

– Что начинать?!

– Пусть они услышат от тебя что‑ нибудь такое, коммерческое…

– Как ты себе представляешь «коммерческое»? – спросил озадаченный декан.

– Скажи, что на ум придет! На нас уже вся очередь глазеет!

– О, – лицо декана исказилось в панике, но решение явилось вовремя. – Отличные яблоки, – сказал он. – Берите, пока горячие. Отли‑ ичные яблоки… Сойдет?

– Будем надеяться. А теперь марш в конец…

В это мгновение на противоположном углу улицы начался переполох. Люди ломанулись к входу. Остальная очередь мигом рассеялась и тоже бросилась вперед. Честные коммерсанты вдруг оказались прямо посреди отчаянно толкающейся толпы.

– Послушайте, но ведь… в конце‑ то концов, есть очередь, – жалобно бормотал честный коммерсант руносложения в ответ на насильственные методы.

Декан схватил за плечо какого‑ то мальчишку, пытавшегося протолкнуться вперед при помощи яростных ударов локтями.

– Куда так спешишь, молодой человек?

– Они идут! – крикнул мальчишка.

– Кто?

– Звезды!

Все волшебники как один человек задрали головы к темному небосводу.

– А с чего ты взял… – начал было декан, но мальчишка воспользовался его замешательством и уже скрылся в волнах бушующей толпы.

– Какие нелепые и дремучие предрассудки встречаешь подчас в нашем народе, – заметил декан.

Все волшебники, за исключением Сдумса, который всячески клял судьбу и рассекал воздух тростью, вытянули шеи, пытаясь уяснить происходящее.

Следующая встреча казначея с аркканцлером состоялась в коридоре.

– Магическая зала совершенно пуста! – завопил казначей.

– В библиотеке тоже ни души! – взревел аркканцлер.

– Я знаю, знаю, в чем тут дело, – жалостливо заголосил казначей. – Спонтанное обез… обез… В общем, все спонтанно того… этого…

– Да не волнуйся ты так, дружище. Нельзя же…

– Я даже прислугу не могу дозваться! Тебе известно, что происходит, когда реальность начинает растворяться? Может, в этот самый момент какие‑ нибудь гигантские щупальца уже…

Раздалось знакомое гудение в режиме «уамм… уамм». Вслед за ним на стену обрушился град свинцовых шариков.

– Они все время летят в одну и ту же точку, – пробормотал казначей.

– И что это за точка? – спросил аркканцлер.

– Они показывают, откуда явится к нам Это! О, я сейчас рехнусь!

– Ну будет, будет, – бубнил аркканцлер, дергая его за плечо. – Нельзя так говорить. Это ведь и в самом деле сумасшествием грозит.

Джинджер, немея от ужаса, прижалась лицом к окошку экипажа.

– Кто… все эти ненормальные? – спросила она наконец.

– Кликоманы, – спокойно пояснил Достабль.

– Какая гадость!

– Это самые обычные люди, просто они любят смотреть клики, – вмешался Солл. – М‑ да… Особенно с твоим участием.

– Смотрите, там и женщины есть, – сказал Виктор. Взглянув на одну из дам, он приветствовал ее чуть заметным взмахом.

Этого хватило, чтобы она тут же лишилась чувств.

– Ты стала знаменитостью, – проговорил он. – Помнишь? Ты же всегда мечтала стать знаменитостью.

Джинджер снова уставилась на толпу.

– Я это представляла себе совсем иначе, – ответила она. – Слышите? Они выкрикивают наши имена!

– Мы приложили немало усилий к тому, чтобы люди узнали как можно больше подробностей о «Поднятых ураганом»! – ввернул Солл.

– Это правда, – подтвердил Достабль. – Мы всех убедили, что эта картина – самый выдающийся клик за всю историю Голывуда.

– Но мы занимаемся кликами всего пару месяцев! – возразила Джинджер.

– Какая разница? Два месяца – тоже история.

Виктор заметил, как изменилось лицо Джинджер. А в самом деле, сколько лет насчитывает подлинная история Голывуда? Возможно, где‑ нибудь на дне морском покоятся обсиженные омарами каменные таблички с древним календарем. Но возможно и другое: эта история не поддается никаким измерениям. Какой прибор способен измерить возраст идеи?

– Также мы ожидаем прибытия первых лиц города, – сказал Достабль. – Нас должны приветствовать патриций, главы знатнейших родов, руководители цехов и гильдий, некоторые верховные жрецы. Волшебников, конечно, этих старых придурков, здесь не будет. В общем, ночь будет такая, что вы навсегда ее запомните.

– Неужели нас представят всем этим людям? – спросил Виктор.

– Э‑ э, нет! – усмехнулся Достабль. – Это их вам представят. Для них это огромная честь.

Виктор вновь выглянул в окно.

– Мне только кажется, – пробормотал он, – или на город действительно опускается туман?

Ветром Сдумс хватил тростью по ногам заведующего кафедрой.

– Что там творится? – крикнул он. – Почему такой галдеж?

– Только что патриций спустился с подножки своего экипажа.

– Подумаешь, какая важность! – пожал плечами Сдумс. – Я в своей жизни несколько тысяч раз выходил из экипажей. Не вижу здесь повода для ликования.

– Да, что‑ то здесь не так, – согласился завкафедрой. – Они точно так же вопили, когда увидали старейшину Гильдии Убийц и верховного жреца Слепого Ио. А теперь зачем‑ то расстелили красный ковер…

– Где, прямо на улице?! В Анк‑ Морпорке?!

– Да.

– Не хотел бы я быть на их месте, когда они получат счет из прачечной, – сказал Сдумс.

Профессор современного руносложения ткнул локтем в ребра заведующего кафедрой. Или не в ребра. По крайней мере, в ту точку, где раньше находились ребра, которые за пятьдесят лет обильных трапез покрылись несколькими слоями жира.

– Тихо! – прошипел он. – Вот они!

– Кто?

– Какие‑ то важные персоны. Судя по тому, как держатся.

Физиономия заведующего кафедрой внезапно исказилась. Псевдоподдельная борода в ужасе задергалась.

– Слушайте, а что если они додумались позвать сюда самого аркканцлера?!

И волшебники, точно черепахи, втянули головы в мантии.

Однако подъехавший роскошный экипаж ни в какое сравнение не шел с теми средствами передвижения, что стояли в университетской конюшне. Толпа навалилась на живое ограждение из троллей и городской стражи. Все жаждали увидеть, как откроются двери экипажа. Самый воздух потрескивал от возбужденного ожидания.

Господин Безам, которого так распирало самодовольство, что он, казалось, вот‑ вот воспарит над улицей, быстрыми скачками переместился к дверце и распахнул ее.

Толпа дружно затаила дыхание. Лишь один ее элемент не поддался общему порыву. Он без устали колотил соседей своей тростью и яростно вопрошал:

– Что происходит? Что такое там происходит? Почему никто не может объяснить мне, что в конце… концов… там… происходит? Я требую, чтобы… мне… были… даны… объяснения…

Но дверь отказалась распахиваться. Джинджер вцепилась в ручку так, словно от этого зависела ее жизнь.

– Но там же какой‑ то кошмар! – прошептала она. – Я туда не пойду.

– Все эти люди видели клики с твоим участием, – взмолился Солл. – Они полюбили тебя, это теперь твоя публика.

– Нет!

Солл схватился за голову.

– Слушай, может, ты ее убедишь? – обратился он к Виктору.

– Я и себя‑ то не могу убедить, – ответил Виктор.

– Считай, что ты провела вместе с ними много‑ много дней, – вмешался Достабль.

– Ничего подобного, – сказала Джинджер. – Эти дни я провела с вами, с рукояторами, троллями и так далее. А это не одно и то же. Кстати, это вообще была не я, а Делорес де Грехх.

Виктор задумчиво закусил губу:

– Тогда, может, ты пошлешь вместо себя Делорес де Грехх?

– Как это?

– Ну, как… Представь, что снимаешься в клике…

Достабли – дядя с племянником – обменялись быстрыми взглядами. В следующий же миг Солл соорудил около лица рамку из пальцев на манер глазка ящика для картинок, а Достабль, после тычка в бок, тут же приставил руку к голове племянника и начал вращать невидимую ручку, укрепленную где‑ то в его ухе.

– Крути! – крикнул он.

Дверца кареты все‑ таки распахнулась. Толпа дружно вздохнула, словно некая огромная гора пробудилась к жизни. Виктор спустился, поднял руку, помог Джинджер сойти со ступенек.

Толпа захлебнулась в приветственном кличе.

Профессор современного руносложения, борясь с возбуждением, укусил собственные пальцы; завкафедрой издал странный горловой звук.

– Помнишь, ты говорил, что молодой человек не может и мечтать о лучшей профессии, чем стать волшебником? – спросил он.

– У настоящего волшебника в жизни должна быть одна‑ единственная страсть, – пробормотал декан. – Ты знаешь об этом.

– Да, об этом я знаю.

– Я, вообще‑ то, имел в виду магию. Заведующий кафедрой всмотрелся в идущие навстречу толпе фигуры:

– Слушай… А ведь это действительно наш Виктор. Клянусь, это он.

– Какая мерзость, – поморщился декан. – Парень мог стать волшебником, а вместо этого предпочел юбки.

– Да, глупец, жалкий глупец, – пробормотал профессор руносложения, испытывая, правда, некоторые перебои с дыханием.

Последовал общий горестный вздох.

– Согласитесь, она, что ни говори, – сказал завкафедрой, – м‑ мм… лакомый кусочек.

– Я – пожилой человек, – проговорил сзади скрипучий голос, – поэтому если кто‑ то загораживает мне то, что мне очень хочется разглядеть, этот кто‑ то может заработать удар по… м‑ м… незащищенной части тела.

Волшебники мигом расступились, пропуская вперед кресло‑ убийцу. Приняв ускорение, оно сумело остановиться, только заехав на край ковра, а по пути украсило синяками немереное количество лодыжек.

Челюсть Сдумса начала медленно отвисать.

Джинджер схватила Виктора за руку.

– Видишь ту группу толстых старичков в накладных бородах? Они так машут тебе, – произнесла она сквозь лучезарную улыбку.

– По‑ моему, это волшебники, – пробормотал он, улыбаясь ей в ответ.

– А один даже подпрыгивает в своей коляске и орет «Эге‑ гей! », «Так держать! » и «Молодцом! ».

– Между прочим, это самый старый волшебник в мире, – сказал Виктор, делая ручкой одной полной даме, которая тут же схватилась за сердце.

– О боги! Представляю, что он выделывал лет пятьдесят назад.

– Ну, начнем с того, что ему тогда было восемьдесят[24]. Только не надо посылать ему воздушные поцелуи!

Толпа надрывалась, стремясь показать, как она довольна происходящим.

– По‑ моему, он очень милый.

– Прошу тебя, маши ручкой и улыбайся.

– Мне сейчас будет дурно! Ты видишь, сколько людей ждет, чтобы их нам представили?!

– Вижу, – спокойно сказал Виктор.

– Но все они – сливки общества!

– Прекрасно. Мы тоже сливки. Во всяком случае, у меня такое ощущение.

– Это еще почему?

– Потому что мы сейчас стали тем, кто мы есть. Помнишь, ты объясняла мне это у моря? Мы выросли настолько, насколько нам суждено было вырасти. И это именно то, чего ты хотела. Мы…

Он сбился с мысли.

Тролль, поставленный у дверей «Одиоза», помешкав, все же отдал им честь. Шлепок, с которым пальцы его стукнулись об ухо, на миг заглушил гомон толпы…

Гаспод стремительно удалялся прочь с места событий. Лэдди почтительно трусил следом. Ни Лэдди, выпрыгнувший из экипажа, ни вывалившийся оттуда Гаспод не произвели на толпу ни малейшего впечатления.

– Знаешь, мне совсем не улыбается провести ночку в какой‑ нибудь выгребной яме, – бурчал на ходу Гаспод. – Это большой город. Голывуд – совсем другое дело. Так что держись ко мне поближе, малыш, и тогда не пропадешь. Сначала заглянем к черному ходу «Реберного дома Харги». Там меня все знают. Договорились?

– Молодец Лэдди!

– Ага, – кивнул Гаспод.

– Ты обратила внимание, как он одет? – поинтересовался Виктор.

– Камзол из красного бархата с золотыми аксельбантами, – выговорила Джинджер краешком рта. – Но штаны ему все равно не помешали бы.

– Ну дела! … – пробормотал Виктор.

Они прошествовали в залитое ослепительным светом фойе «Одиоза».

Безам постарался на славу. Тролли и гномы не зря трудились всю ночь напролет, наводя последний глянец.

Все было, как полагается, – портьеры из красного плюша, колонны, зеркала.

Пухлые херувимчики и вазы с фруктами, все покрытые ровной позолотой, встречались буквально на каждом шагу.

Такие же ощущения должны возникнуть у человека, угодившего вдруг в коробку дорогого шоколада.

Или окунувшегося в кошмар. Виктор уже был готов к тому, что вот‑ вот раздастся грохот прибоя и портьеры на глазах рассыплются в пыль.

– Ну и дела… – повторил он.

– Что с тобой стряслось? – процедила Джинджер, не отрывая взгляда от шеренги важнейших особ города, которые смиренно ожидали великой чести.

– Потерпи немного, сама поймешь, – сипло произнес Виктор. – Это ведь Голывуд! Голывуд, перенесенный в Анк‑ Морпорк!

– Допустим, но…

– Ты что, ничего не помнишь? А та ночь в холме? Перед тем как мы тебя разбудили?

– Нет, я же тебе говорила…

– Тогда потерпи – и все поймешь, – повторил Виктор, бросая взор на празднично оформленную дощечку на стене.

«Три сеанса в день! » – возвещала она. Виктору вспомнились песчаные дюны, древние мифы и, разумеется, омары с клешнями.

Картография в Плоском мире не относится к числу точных наук. Люди, приступавшие к составлению карт, были движимы лучшими побуждениями, однако вскоре они забывали обо всем на свете и начинали увлекаться пускающими струи китами, чудовищами, волнами и другими заковыристыми мелочами картографического дела, отчего частенько страдали обычные, скучные горы и реки.

Аркканцлер поставил полную окурков пепельницу на непослушный, грозящий свернуться край и провел пальцем по шершавой поверхности карты.

– Не понимаю, почему здесь написано «Здесь обетают драконы», – сказал он. – Прямо посреди города. Ахинея какая‑ то.

– Скорей всего, имеется в виду Санаторий Госпожи Овнец Для Тяжело Больных Драконов, – рассеянно проговорил казначей.

– А здесь вот говорится: «Терра инкогнита», – продолжал аркканцлер. – К чему бы это?

Казначей вытянул шею:

– Ну, наверное, так куда интереснее, чем рисовать все эти капустные поля.

– А вот опять: «Здесь обетают драконы».

– Ну, это уже самые обычные враки.

Ороговевший палец аркканцлера продолжал скользить по карте. На секунду прервавшись, аркканцлер смахнул с карты следы мушиной деятельности.

– Да нету тут ничего, – пробормотал аркканцлер, вглядываясь в карту. – Море какое‑ то. И… – Он прищурился – Го‑ лы… Голывуд. Говорит тебе о чем‑ то?

– По‑ моему, это то самое место, куда перебрались алхимики.

– Ну‑ ну…

– Надеюсь, – медленно произнес казначей, – они это сделали не для того, чтобы втихомолку заняться там магией?

– Алхимики? Магией?!

– Виноват. Звучит, конечно, нелепо. Привратник мне тогда докладывал, что они затеяли какие‑ то показы… м‑ м… какой‑ то… то ли игры теней, то ли еще что‑ то придумали. Не помню. Куклы, что ли? Нет, не куклы, но что‑ то в этом духе. Картинки? Ну да. Я пропустил мимо ушей. Но… Алхимики… Нет, алхимики – нет! Вот, скажем, наемные убийцы… Воры… Даже, пожалуй, коммерсанты… о, коммерсанты, если захотят, могут быть такими ушлыми пронырами! Но алхимики?! Нет существа более неискушенного в жизни, более несобранного и благонамеренного…

Голос казначея затихал по мере того, как слова доходили до его мозга.

– Нет, нет… Не посмеют, ведь не посмеют?

– Так не посмеют или как?

Казначей издал сухой смешок.

– Не‑ е‑ ет… Не посмеют! Они же должны понимать, что, стоит нам прознать о какой‑ либо недозволенной возне с магией, мы обрушим на них всю силу…

Он снова осекся.

– Они никогда бы себе этого не позволили, – сказал казначей.

– Даже находясь так далеко от нас, – сказал казначей.

– Просто не посмеют, – сказал казначей.

– Игры с магией? Алхимики? – сказал казначей.

– Честно говоря, я никогда не доверял этим прохвостам! – взревел он. – О, это такой народ! У них ведь нет элементарного понятия о чести!

Вал толпы, хлынувший к окошку кассы, с каждой минутой становился все больше.

– Ты все карманы обыскал? – спросил завкафедрой.

– Все! – пробормотал декан.

– Проверь последний раз.

Платеж за различные виды услуг волшебники воспринимают как некую неприятность, которая происходит исключительно с другими людьми. Шляпа всегда служила им надежным средством платежа.

Пока декан лихорадочно рылся в карманах, заведующий кафедрой лучезарно улыбался девушке, сидящей за кассой.

– Заверяю вас, юная госпожа, – убеждал он, – перед вами самые настоящие волшебники!

– Ваши фальшивые бороды разглядит даже ребенок, – фыркнув, ответила девушка. – Нас так просто не надуешь. А ты вообще похож на мальчишку, который украл у своего папочки пальто и отправился погулять.

– Помилуйте!

– У меня два доллара и пятнадцать пенсов, – сообщил декан, выковыривая монеты из горсти пуха и каких‑ то неопределенных оккультных принадлежностей.

– Два в партере, пожалуйста, – сказала девушка, с суровым видом отрывая билеты.

Заведующий кафедрой проворно зажал их в кулак.

– Я беру Сдумса, – быстро проговорил он, поворачиваясь к коллегам. – А вы пока обойдите окрестности.

И он многозначительно пошевелил бровями вверх‑ вниз.

– Я, честно говоря, не понимаю… – начал было декан.

– В общем, простите, что оставляем вас сзади, – неистово гримасничая, продолжал заведующий кафедрой. – Вы пока походите вокруг.

– Слушай, это же были мои деньги… – забубнил декан, но профессор современного руносложения уже схватил его за локоть.

– Точно, мы, пожалуй, обойдем окрестности, – выразительно моргая, проговорил он. – Задним числом, это не такой уж плохой выход.

– Не понимаю, почему… – бурчал декан, когда его оттаскивали от кассы.

В волшебном зеркале аркканцлера клубились серые облака. Среди волшебников зеркала были достаточно широко распространены, но волшебники не часто прибегали к их помощи. Зеркала были слишком ненадежными и зачастую не показывали ничего, кроме серой мути. С ними было даже не побриться толком.

Однако аркканцлер проявил поразительные навыки в обращении с зеркалом.

– Через него очень удобно выслеживать дичь, – объяснил он. – Не приходится часами ползать по мокрым папоротникам. Не стесняйся, дружище, наливай. И мне тоже.

Облака заколыхались.

– Ничего не видно, – сказал аркканцлер. – Ахинея какая‑ то. Туман, потом вроде как вспыхнет что‑ то.

И аркканцлер закашлялся. А казначей вдруг начал склоняться к выводу, что, несмотря на свои манеры, аркканцлер весьма неглуп.

– А ты сам‑ то был когда‑ нибудь на этих кукло‑ тене‑ картинках? – спросил аркканцлер.

– Слуги что‑ то рассказывали… – отозвался казначей.

Чудакулли принял этот ответ как отрицательный:

– Тогда нам нужно самим на это взглянуть.

– Было бы замечательно, аркканцлер, – кротко промямлил казначей.

Всем зданиям, отведенным под просмотр движущихся картинок, свойствен один непреложный принцип, который выдерживается на всем пространстве множественной вселенной: гнусность архитектурного облика, который присущ задним дворикам этих зданий, должна быть обратно пропорциональна роскоши фасада. Спереди: колонны, аркады, золотая лепнина, яркий свет. Сзади: мрачные трубопроводы, безликие стены, зловонные аллеи.

И окна уборных.

Волшебники шумно возились в темноте.

– И сдались нам эти картинки… Неужели из‑ за них стоит так страдать? – простонал декан.

– Заткнись и лезь, – пробормотал профессор современного руносложения, находившийся уже по другую сторону окна.

– Мы могли бы превратить что‑ нибудь в деньги, – причитал декан. – Навести временную иллюзию. Никакого вреда бы не было…

– Это называется фальшивомонетничество, – проговорил профессор. – За такие предложения можно и в яму к скорпионам угодить. Куда я сейчас ставлю ногу?! Скажите, где моя нога?

– Там, где нужно, – сказал один из младших волшебников. – Отлично, декан. Вот и вы.

– О боги… – стонал тот, а коллеги, общими усилиями протащив декана сквозь узкое оконце, опустили его в туалетную темноту. – Ничем хорошим это не кончится.

⇐ Предыдущая 13 14 15 16 171819 20 21 22 Следующая ⇒