Терри Пратчетт 8 страница

– По три раза. Три сеанса. На театр смахивает… – проговорил Виктор, водя пальцем по строчкам.

– До трех мы считать не умеем, – недовольно заметил кролик. – У нас счет идет так: один и… много. Много раз. – Он злобно взглянул на Виктора. – Господин Топотун, – прибавил он с убийственным презрением.

– И еще. Ему привозили рыбу. Причем из самых разных мест, – продолжал Виктор. – Однако здесь поблизости никто не живет. Вероятно, эти люди плыли издалека. И делали это только затем, чтобы привезти ему рыбы. Похоже, что он не хотел есть рыбу из этого залива. А ведь залив кишит живностью. Когда я здесь купался, я видел таких огромных омаров, что вы мне просто не поверите.

– А их ты как называл? – спросил Господин Топотун, который был не из тех кроликов, что быстро забывают обиду. – Господин Щелкун?

– Вот именно, я бы тоже хотела это уточнить, – пропищала мышь. – В наших местах со мной все мыши раскланиваются. Кому угодно могла холку надрать. Так что имя мне нужно поприличнее. А тот, кому нравится называть меня Писком, – мышь посмотрела на Виктора, – видимо, напрашивается на то, чтобы голова у него приняла форму сковороды, – я понятно изъясняюсь?

Утенок разразился долгим кряканьем.

– Постой, – остановил его Гаспод. – Утенок считает, что все это звенья одной цепи. Сюда стягиваются и люди, и тролли, и гномы, и все прочие. Животные вдруг начинают разговаривать. Утенок думает, что здесь располагается некая сила.

– Откуда утенку что‑ то знать о силах? – удивился Виктор.

– Слушай, друг, – сказал кролик, – вот когда ты сам будешь летать по нескольку раз в год через все море и находить один и тот же клочок земли – тогда и охаивай уток.

– А! – догадался Виктор. – Так вы о таинственном животном чутье, да?

Присутствующие взирали на Виктора без всякого умиления.

– Во всяком случае, пора с этим кончать, – сказал Гаспод. – Пусть люди мозгами и языками работают. Вы к этому привычны. Но кто‑ то должен выяснить, из‑ за чего вся эта неразбериха началась…

Животные не сводили с Виктора взгляда.

– Ну, может, – колеблясь, сказал Виктор, – может, разгадка – в этой книге? Ранние записи в ней сделаны на каком‑ то древнем языке. Я сам не могу…

Он внезапно умолк. Волшебников в Голывуде не любили. Пожалуй, не следовало упоминать Университет и свое собственное, весьма непосредственное, с ним знакомство.

– Короче говоря, – продолжал он, осторожно подбирая слова, – в Анк‑ Морпорке у меня, кажется, есть один знаток, который сумеет это прочесть. Кстати, он тоже не человек. Человекообразная обезьяна.

– А как у него с таинственном чутьем? – спросил Гаспод.

– Настоящий профессионал, – заверил Виктор.

– В таком случае… – начал кролик.

– Тихо, – прервал его Гаспод. – Сюда кто‑ то идет.

Было видно, как пламя факела движется вверх по склону холма. Утенок неуклюже захлопал крыльями и взмыл в небо. Остальные сиганули в темноту. Один пес не тронулся с места.

– А ты разве не собираешься драпать? – шепотом спросил Виктор.

Гаспод поднял одну бровь.

– Гав?! – осведомился он.

Огонь факела, подобно светлячку, метался зигзагами по кустарнику. Иногда он на миг останавливался, а потом двигался в совершенно новом направлении. Свет от него был очень ярким.

– Что это? – спросил Виктор. Гаспод принюхался.

– Человек, – сказал он. – Женщина. Надушена дешевыми духами. – Ноздри его дрогнули. – Называются «Игрушка Страстей». – Он снова потянул носом. – Одежда свежевыстирана, без крахмала. Старые туфли. Много театрального грима. Она была у Боргля и ела… – ноздри его вновь всколыхнулись, – рагу. Маленькую порцию.

– Ты, может, еще скажешь, какого она роста? – поинтересовался Виктор.

– Пахнет примерно на пять футов два – два с половиной дюйма, – определил Гаспод.

– Да ладно…

– Ты походи с мое на этих лапах, а потом говори, что я вру.

Виктор закидал песком свой костерок и двинулся вниз по склону.

Когда он приблизился к огню, тот вдруг замер. В следующий миг взгляд его выхватил из мрака фигуру женщины – одной рукой она сжимала края накинутой на плечи шали, в другой держала факел, высоко подняв его над головой. Еще через мгновение пламя угасло. У Виктора поплыли перед глазами синие и лиловые пятна. Маленькая фигурка, видневшаяся за ними, казалась не намного чернее обступившей ее темноты.

– Что ты делаешь у меня… Что я… Почему ты в… Где… – забормотала фигура, а потом, как бы совладав с ситуацией, резко переключила скорость и уже гораздо более узнаваемым голосом грозно произнесла: – Ты что здесь делаешь?

– Джинджер?!

– Да.

Виктор вдруг замялся. Кто знает, что полагается говорить в таких случаях?

– Э‑ э‑ э… – сказал он. – Приятно прогуляться вечерком!

Она неприязненно взглянула на Гаспода.

– Это та ужасная псина, что все время вертится на студии? Терпеть не могу мелких собачонок.

– Гав, гав, – сказал Гаспод.

Виктор почти читал мысли Джинджер: «Собака сказала „гав, гав“. А что такое „гав“? С помощью „гав“ собака лает! Что же меня тут смущает? »

– Вообще‑ то, у меня с кошками больше родственного… – несколько невразумительно объяснила Джинджер.

– В каком смысле? – спросил голос откуда‑ то снизу. – Ты тоже своей слюной умываешься?

– Это еще что такое?

Виктор замахал руками и в ужасе отпрянул:

– Только на меня не смотри! Я этого не говорил!!

– Нет? Но тогда кто? Эта псина?

– Давай не будем переходить на личности, – попросил Гаспод.

Джинджер остолбенела. Взгляд ее описал круг и канул вниз, где уткнулся в Гаспода, лениво чешущего ухо.

– Гав? – поднял голову пес.

– Этот пес и впрямь говорит… – начала Джинджер, указывая на него дрожащим пальцем.

– Знаю, – сказал Виктор. – Это значит, ты ему понравилась.

Он немного отодвинулся. По склону холма карабкался еще один светлячок.

– Ты не одна? – спросил он.

– Я? – Джинджер обернулась за спину.

За близкой вспышкой света последовал треск сухих веток, и из мрака возник Достабль, за которым устрашающей темной тенью тащился Детрит.

– Ага! – воскликнул Достабль. – Попались, голубки!

Виктор смотрел на него в недоумении.

– Голубки? – спросил он.

– Голубки? – переспросила Джинджер.

– Я ищу вас повсюду, – сообщил Достабль. – А потом кто‑ то сказал, что видел, как вы отправились в сторону холма. Романтично, романтично. Можно будет из этого какой‑ нибудь прок извлечь. Для афиши – самый смак. Ну, ладно. – Он обнял обоих за плечи. – А теперь – пора.

– Куда еще пора? – спросил Виктор.

– Прямо с утра начинаем, – сказал Достабль.

– Но Зильберкит, помнится, сказал, что в этом городе мне работы больше не видать… – начал Виктор.

Достабль открыл было рот, но запнулся и несколько секунд молчал.

– Да, да… Только я решил дать тебе возможность попытать счастье еще один раз. – Голос его звучал непривычно взвешенно и осторожно. – Да. Еще один шанс. Просто вы молодые. Своевольные. Сам когда‑ то был таким. Вот я и сказал себе: «Достабль, надо ведь дать парню еще один шанс, даже если этим ты сам себя без ножа режешь». Платить, разумеется, буду меньше. Доллар в день – идет?

Краем глаза Виктор заметил, что лицо Джинджер озарилось надеждой.

Виктор открыл рот.

– Пятнадцать долларов, – последовал ответ. Но голос был не его.

Виктор закрыл рот.

– Что‑ что? – спокойно переспросил Достабль. Виктор открыл рот.

– Пятнадцать долларов. С возможностью пересмотра условий через неделю. Пятнадцать долларов – и никакого торга.

Виктор закрыл рот. Взгляд его рассеянно блуждал.

Достабль поводил пальцем у себя под носом, с минуту подумал. И передумал.

– Мне это нравится, – признал он. – Круто берешь. Ладно. Три доллара.

– Пятнадцать.

– Хорошо, пять, но на этом все. Сам знаешь, парень, тут тысяча человек, которые только и ждут…

– Две тысячи человек, господин Достабль.

Достабль бросил взгляд на Детрита – тот с головой погрузился в грезы о прекрасной Рубине, – а потом, сощурившись, взглянул на Джинджер.

– Ладно. Договорились, – сказал он. – Десять. Только потому, что ты мне нравишься. Но себя я без ножа режу.

– Идет.

Достабль протянул руку. Виктор посмотрел на свои пальцы так, словно видел их впервые, и подал ладонь Достаблю.

– Ну, а теперь пошли, – велел Достабль. – Уйму дел надо успеть переделать.

Он развернулся и пустился вниз по склону, быстро петляя между деревьями. Виктор и Джинджер послушно следовали за ним, едва живые от перенесенного потрясения.

– Ты спятил? – шипела Джинджер. – Зачем ты столько тянул?! Мы вообще могли ни с чем остаться!

– Я ничего не говорил, – пролепетал Виктор. – Я думал – это ты…

– Я?

Тут они взглянули друг другу в глаза. И одновременно посмотрели вниз.

– Гав, гав, – сказал Чудо‑ Пес Гаспод. Достабль обернулся.

– Кто это там? – спросил он.

– А‑ а! Это… Да так, ничего особенного, просто песика здесь нашли, – поспешно сказал Виктор. – Его зовут Гаспод, ну, в честь знаменитого Гаспода.

– Он наверняка и фокусы умеет показывать, – злорадно сообщила Джинджер.

– Умная псина? – Достабль наклонился и потрепал продолговатую голову Гаспода.

– Гр, гр.

– Поразительные штуки умеет делать, – сказал Виктор.

– Поразительные, – как эхо повторила Джинджер.

– Ну и урод, однако, – заключил Достабль. Он вперил в Гаспода долгий, пронзительный взгляд, но с равным успехом он мог соревноваться с многоножкой, кто пнет больше задниц. Гаспод даже зеркало мог пересмотреть.

Казалось, Достабль что‑ то обдумывает.

– Вот что… завтра утром захватите‑ ка его с собой. Зритель любит посмеяться.

– О, зритель просто обхохочется, – пообещал Виктор. – Помрет со смеху.

– За это я с тобой еще рассчитаюсь, – послышался тихий голос за спиной Виктора, когда они снова двинулись по склону холма. – Кстати, с тебя доллар.

– За что?

– Агентские комиссионные.

Над Голывудом сияли звезды – раскаленные до миллионов градусов, чудовищных размеров шары водорода. Раскаленные до такой степени, что даже не могли толком гореть. Незадолго до своей погибели многие из них раздувались пуще прежнего, а затем съеживались в крохотных угрюмых лилипутов, воспоминаниями о которых тешат себя лишь сентиментальные астрономы. Пока же они сияли, являя пример неподвластных алхимикам метаморфоз, и превращали самые обыденные элементы в чистейший свет.

Над Анк‑ Морпорком тем временем не переставая шел дождь.

Старшие волшебники толпились вокруг глиняной вазы, по строжайшему приказу Чудакулли вновь выставленной в коридор.

– Я помню Риктора, – сказал декан. – Тощий такой, кожа да кости. Ум несколько односторонний. Но могучий, могучий…

– Хе‑ хе. А я помню его мышиный счетчик, – подал голос из своего ветхого кресла на колесах Ветром Сдумс. – Который мышей считал.

– Сам по себе горшок весьма… – начал казначей, но туг же спросил: – То есть как – мышей? Они что, подавались внутрь на ременной ленте?

– О нет. Его просто заводили, а он стоял себе, жужжал и пересчитывал всех мышей в здании, м‑ м… А на колесиках, которые вертелись, были написаны цифры.

– И зачем все это?

– М‑ м? Наверное, ему просто хотелось сосчитать всех мышей в Университете.

Казначей пожал плечами.

– Между прочим, – сказал он, разглядывая устройство с близкого расстояния, – этот горшок довольно древняя ваза эпохи династии Мин.

И предусмотрительно замолчал.

– Почему именно Мин? – как и предполагалось, спросил аркканцлер.

Казначей стукнул по стенке горшка. «Мин‑ н‑ н», – отозвался тот.

– И что, все эти вазы Мин плюются в людей свинцовыми шариками? – спросил Чудакулли.

– Нет, мэтр. Риктор использовал ее, чтобы поместить туда… некий механизм. Хотя нам еще предстоит узнать, что это за механизм и как он действует…

…Уамм…

– Берегитесь. Он качается, – предупредил декан.

…Уамм… уамм…

Волшебники крайне беспомощно озирались.

– Что происходит? Что происходит? – выкликал Ветром Сдумс. – Почему никто, м‑ м, не скажет мне, что здесь происходит?!

…Уамм… уамм…

– Бежим! – предложил декан.

– Куда? – испуганно спросил казначей…. УаммУАММ…

– Я старый человек, и я требую, чтобы кто‑ нибудь объяснил мне, что…

Молчание.

– Ложись! – рявкнул аркканцлер. Плюм.

От колонны у него за спиной отскочил осколок. Он поднял голову:

– Клянусь богами, чуть‑ чуть не по… Плюм.

Второй шарик сбил с его головы шляпу. Дрожащие волшебники снова прижались к каменным плитам. Спустя несколько минут раздался приглушенный голос декана:

– Как думаете – кончилось? Аркканцлер поднял голову. Его лицо, всегда красное, сейчас поистине пылало.

– Казначей!

– Мэтр?

– Учитесь! Вот это и называется – меткость.

Виктор повернулся на бок.

– Шслчилсь, – невнятно пробормотал он.

– 6 час. у., как сказал господин Достабль, проснись и пой, – сообщил Детрит, сгребая одной рукой одеяла и простыни и стаскивая их на пол.

– Шесть часов? Да ведь это еще ночь! – простонал Виктор.

– Господин Достабль сказал, день будет долгий! – пояснил тролль. – Господин Достабль сказал, ты должен быть на площадке в половине седьмого. Он сказал, ты выполняешь. Виктор натянул брюки.

– Надеюсь, про завтрак он тоже сказал? – саркастически спросил он.

– Сказал, сказал. Господин Достабль устраивает доставку еды, так и сказал.

Из‑ под кровати донеслось сиплое пыхтение, и из облака вековой пыли показался Гаспод, тут же приступивший к утреннему почесанию.

– Что… – начал было он, но, увидев тролля, быстро поправился: – Гав, гав.

– А. Песик. Люблю песиков, – сообщил Детрит.

– Гав.

– Больше всего сырыми, – уточнил тролль.

Он, однако, не сумел придать своему голосу должную степень злонамеренности. Перед его мысленным взором плавно колебался образ Рубины в боа из перьев и трех акрах красного бархата.

Гаспод яростно почесал ухо.

– Гав, – сказал он негромко. – Это был угрожающий гав, – добавил он, когда Детрит вышел.

Ко времени появления Виктора склон холма уже кишел людьми. Были расставлены несколько палаток. Кто‑ то держал за повод верблюда. В клетках, помещенных в тени терновника, верещали демоны.

В центре этой сутолоки спорили Достабль и Зильберкит. Достабль обнимал Зильберкита за плечи.

– Грозный знак, – сказал голос на уровне колена Виктора. – Бывалый жулик собирается облапошить доверчивого простофилю.

– Это же будет для тебя гигантский скачок вперед, Том! – убеждал Достабль. – Ты подумай, есть ли в Голывуде еще люди, которые могут назваться Вице‑ президентом по Административным Делам?!

– Да, но ведь это моя компания! – возопил Зильберкит.

– Конечно, а как же иначе! – подхватил Достабль. – А что, по‑ твоему, означает звание вице‑ президента по административным делам?!

– А что оно означает?

– Слушай, я тебе когда‑ нибудь врал?

Зильберкит наморщил лоб.

– Ну, – сказал он, – вчера ты сказал, что…

– Я выражаюсь фигурально, – быстро добавил Достабль.

– А‑ а. Ну, вообще‑ то… Фигурально? Пожалуй, нет…

– Ага! Вот видишь? Так, где этот художник? – Достабль отвернулся от Зильберкита, словно выключил его.

К нему на всех парах устремился человек с папкой под мышкой.

– Да, господин Достабль?

Себя‑ Режу вытащил из кармана клочок бумаги.

– Мне нужно, чтобы афиши были готовы сегодня к вечеру, понятно? – предупредил он. – Вот. Это название клика.

– «Смерть в среде бархан», – прочел художник и недоуменно наморщил лоб. Его образование явно превосходило потребности Голывуда. – Барханы – это не племя! – крикнул он вслед.

Но Достабль уже не слушал его. Он надвигался на Виктора.

– Виктор! – воскликнул он. – Малыш!

– Крепко его прихватило, – хладнокровно заметил Гаспод. – Крепче всех, я думаю.

– Что прихватило? Как ты определил? – шепотом спросил Виктор.

– По мелким признакам, которые ты не способен распознать, – ответил Гаспод. – А также по тому, что он ведет себя как последний кретин.

– Рад тебя видеть! – ликовал Достабль, маниакально поблескивая глазками.

Он обхватил Виктора за плечи и отчасти повел, отчасти поволок его в палатку.

– Мы сделаем потрясающую картинку! – сказал он.

– А, очень хорошо… – беспомощно отозвался Виктор.

– Ты играешь предводителя разбойников, – продолжал Достабль. – Но он, вообще‑ то, замечательный парень, женщины в нем души не чают, ну, сам понимаешь, все такое, и вот ваша шайка устраивает набег на селение, ты похищаешь девушку‑ рабыню, но тут ты вдруг посмотрел ей в глаза и между вами что‑ то возникло, а потом другой набег, сотни людей на слонах вываливают…

– На верблюдах, – сказал тощий юнец за спиной у Достабля. – Видишь – это верблюд.

– Я заказывал слонов.

– А получил верблюдов.

– Слоны, верблюды – какая разница? – махнул рукой Достабль. – Важно, чтобы было экзотично, понятно? И…

– Он у нас только один, – сказал юнец.

– Кто один?

– Верблюд. Мы смогли найти только одного верблюда.

– Но у меня же здесь десятки парней с простынями на головах дожидаются верблюдов! – завопил Достабль, размахивая руками. – Найди мне стадо верблюдов – и немедленно!

– Одного верблюда мы привели потому, что он во всем Голывуде единственный верблюд. Какой‑ то парень приехал сюда на нем из самого Клатча, – невозмутимо объяснил юнец.

– Так заказали бы верблюдов в другом месте! – крикнул Достабль.

– Господин Зильберкит запретил.

Достабль зарычал.

– А знаешь, – с энтузиазмом предложил юнец, – можно ведь гонять его туда‑ сюда, и зрители подумают, что у нас не один верблюд, а целое стадо.

– А можно сделать по‑ другому, – встрял Виктор. – Верблюда пропускаем перед ящиком для картинок, рукоятор останавливает демонов, затем отводим верблюда назад, сажаем на него другого всадника, повторно запускаем ящик и еще раз пропускаем перед ним верблюда. Ведь получится, а?

Достабль смотрел на него, открыв рот.

– Ну, что я вам говорил?! – возопил он, обращаясь главным образом к небесам. – Этот парень – гений. Итак, мы получаем сотню верблюдов, а платим всего за одного!

– Но разбойники пустыни не ездят гуськом, – заметил юнец. – Набегом тут как‑ то и не пахнет.

– Да, да, конечно, – отмахнулся Достабль. – Очень дельное замечание. Значит так. Перед самым набегом поставим карточку со словами предводителя. И он скажет… скажет… – Достабль на секунду задумался. – Скажет что‑ нибудь вроде: «Следуйте за мной гуськом, бваны, чтобы сбить с толку ненавистных врагов». А? Как вам?

Он взглянул на Виктора.

– Кстати, познакомься, это мой племянник Солл. Сообразительный парнишка. Даже в школу чуть не поступил. Я его вчера сюда привез. Теперь он – вице‑ президент по созданию картинок.

Солл и Виктор кивнули друг другу.

– По‑ моему, дядя, «бваны» – не самое подходящее слово – сказал Солл.

– Очень звучное клатчское слово.

– Ну, вообще‑ то, да, но, по‑ моему, оно из другой части Клатча. Может, лучше заменим его на «эффенди» или еще на что.

– Поступай как хочешь. Главное, чтобы звучало по‑ иностранному, – сказал Достабль тоном, указывающим, что разговор окончен.

Он похлопал Виктора по спине.

– Давай, парень, надевай костюм. – Он довольно хохотнул. – Сотня верблюдов! Вот это ум!

– Прошу прощения, господин Достабль, – подал голос художник, нерешительно топтавшийся около них. – Мне вот здесь кое‑ что непонятно…

Достабль выхватил у него свой клочок бумаги:

– Где именно?

– Там, где говорится про госпожу де Грехх…

– Что тут может быть не ясно?! – зарычал Достабль. – Нам надо создать экзотическую, захватывающую и очень древнюю историю любви, происшедшую в напичканном пирамидами Клатче, – так? А значит, следует использовать символ загадочного и непостижимого континента – что здесь непонятного? Неужели все нужно разжевывать?

– Просто я подумал… – начал художник.

– Лучше просто сделай!

Художник посмотрел на листок бумаги.

– «Ее лицо напоминает лицо Свинксы…» – прочел он.

– Ну да, – сказал Достабль. – Все верно.

– Я думал, может, имеется в виду Сфинкс…

– Вы только послушайте этого человека! – снова воззвал Достабль к небесам. Он яростно обернулся к художнику. – Она что, похожа на мужчину? Он – Свинкс, она – Свинкса. А теперь давай, принимайся за дело. Мне нужно, чтобы завтра с утра город был заклеен этими афишами.

Художник послал Виктору мученический взгляд. Такой взгляд рано или поздно приобретали все люди, которым посчастливилось работать с Достаблем.

– Слушаюсь, господин Достабль, – покорно ответил художник.

– Ладно, – Достабль повернулся к Виктору. – Ты почему еще не в костюме?

Виктор быстро нырнул в палатку, где маленькая старушка[10] с фигурой, похожей на деревенский каравай хлеба, помогла ему облачиться в костюм, сделанный, по всей видимости, из простыней, которые неумело выкрасили в черный цвет, хотя – если принять во внимание состояние прачечных в Голывуде – ими вполне могли оказаться простыни, снятые с любой голывудской кровати. В завершение Виктору был вручен кривой меч.

– А почему он изогнут? – спросил Виктор.

– Думаю, так ему положено, милый, – с некоторым сомнением ответила пожилая женщина.

– Я всю жизнь думал, что мечи должны быть прямые, – заметил Виктор.

Было слышно, как за стенками палатки Достабль вопрошает небеса, отчего вокруг него одни тупицы.

– Может, они поначалу прямые, а потом со временем гнутся, – сказала старушка, похлопав его по руке. – Такое со многими бывает.

Она ласково улыбнулась Виктору.

– Если я тебе больше не нужна, дружок, пойду‑ ка помогу той молодой барышне, а то вокруг множество гномов, известных любителей подглядывать.

И она заковыляла к выходу. Тут же из соседней палатки донеслось металлическое звяканье вперемежку с громкими жалобами Джинджер.

Виктор сделал несколько пробных взмахов мечом.

Гаспод смотрел на него, свесив голову набок.

– И кого ты должен изображать? – спросил он наконец.

– Предводителя банды пустынных разбойников, – ответил Виктор. – Романтичного и неудержимого.

– А его надо удерживать?

– Судя по моим репликам, не помешало бы. Слушай, Гаспод, а что ты имел в виду, когда сказал, что Достабля «крепко прихватило»?

Пес вонзил зубы в лапу.

– Ты в глаза ему посмотри, – предложил он. – Они еще хуже, чем у тебя.

– У меня? А что у меня с глазами?

Тролль Детрит просунул голову сквозь полог палатки.

– Господин Достабль передал, что очень тебя хочет.

– У меня что‑ то неладно с глазами?

– Гав.

– Господин Достабль передал… – опять начал Детрит.

– Ладно, ладно! Иду!

Виктор покинул палатку в ту же минуту, как Джинджер вышла из своей. Он зажмурился.

– Ох, извини, пожалуйста, – смешался он. – Я вернусь и подожду, пока ты оденешься.

– Я одета.

– Господин Достабль передал… – раздался за ними голос Детрита.

– Пошли, – сказала Джинджер, хватая его за руку. – Нас все ждут.

– Но ты… у тебя… – Виктор попытался опустить глаза, но стало только хуже. – У тебя в алмазе пупок, – решился выговорить он.

– К этому я уже притерпелась, – сказала Джинджер, поводя плечами, чтобы весь наряд сидел ровнее. – А вот эти две крышки от кастрюль ужасно мешают. Начинаешь понимать, какие муки претерпевают в гаремах бедные девушки.

– И ты действительно готова появиться перед людьми в таком виде? – спросил пораженный Виктор.

– А что тут такого? Это же картинка! Все понарошку. Да и вообще, другие девушки за десять долларов в день готовы на куда большее!

– Девять, – поправил Гаспод, следуя по пятам за Виктором.

– Так, народ, все сюда! – прокричал в мегафон Достабль. – Сыны Пустыни, сюда, пожалуйста. Рабыни… где рабыни? Так. Рукояторы? …

– Никогда не видела столько людей в одной картине, – шепнула Джинджер. – Она, наверное, больше сотни долларов стоит!

Виктор разглядывал Сынов Пустыни. Похоже было, что Достабль зашел в заведение Боргля и нанял человек двадцать ближайших к двери посетителей – нимало не заботясь о том, насколько их происхождение соответствует роли, – и каждому сообщил свое представление о головных уборах пустынных разбойников. Были здесь троллеязычные Сыны Пустыни – Утес узнал его и помахал рукой, – гномоговорящие Сыны Пустыни, а в конце вереницы, яростно почесываясь, шаркал маленький, заросший шерстью бессловесный Сын Пустыни в тюрбане, съехавшем до самых лап.

– …Значит так, быстро хватаешь, околдовываешься ее красотой, а потом перекидываешь девушку через свою, понимаешь, луку, – распугал его мысли рев Достабля.

Виктор лихорадочно повторил про себя то, что успел расслышать.

– Через что перекидываю?

– Это такая часть седла, – прошипела Джинджер.

– О…

– После чего уносишься в мрак ночи. Следом за тобой уносятся другие Сыны, распевая ликующую песнь пустынных разбойников…

– Никто их не услышит, – услужливо сообщил Солл. – Но если они будут открывать и закрывать рты, это поможет создать, ну, знаете, атмо, в общем, сферу.

– Но ведь сейчас‑ то не ночь, – сказала Джинджер. – Еще только утро.

Достабль вытаращился на нее. Разинул, захлопнул и снова открыл рот.

– Солл! – крикнул он.

– Мы не можем делать клик ночью, дядя, – поспешно сказал Солл. – Демоны ничего не увидят. Может, поставим перед началом сцены карточку «Ночь» и…

– Это уже не магия движущихся картинок! – осадил его Достабль. – Это просто полусырая стряпня!

– Извините, – сказал Виктор. – Прошу прощения, что вмешиваюсь, но ведь это не имеет значения – разве демоны не могут нарисовать черное небо и звезды на нем?

Все на миг остолбенели. Достабль оглянулся на Бригадира.

– Не выйдет, – сказал тот. – Они то, что видят, нарисовать толком не могут, обязательно что‑ нибудь перепутают. Представляю, как они изобразят то, чего не видят…

Достабль почесал нос:

– Я, пожалуй, готов с ними договориться.

Рукоятор пожал плечами:

– Ты не понял, господин Достабль. На что им деньги? Они их просто съедят. Стоит только приказать им рисовать то, чего здесь нет, и ждите…

– А может, представим все так, что дело происходит в полнолуние? И светит ну очень полная луна? – предложила Джинджер.

– Хорошо придумано, – сказал Достабль. – Мы поставим карточку, на которой Виктор говорит Джинджер: «Какая яркая сегодня луна, бвана! »

– Давайте попробуем, – дипломатично ответил Солл.

Наступил полдень. Голывудский холм млел под солнцем, что обсосанный желтый леденец. Рукояторы вращали ручки, взад и вперед с восторженным рвением носилась толпа статистов. Достабль клял всех по очереди. Была снята первая в истории Кинематографии картинка, где три гнома, четыре человека, два тролля и одна собака едут на одном верблюде, причем все до одного в ужасе кричат, чтобы он остановился.

Виктора подвели к верблюду познакомиться. Тот обмахивался длинными ресницами и медленно пережевывал нечто, похожее на мыло. При этом он лежал, подобрав под себя колени, и всем своим видом показывал, что рабочее утро у него выдалось очень долгое и что он не из тех верблюдов, которые позволяют человеку садиться им на голову. На сей момент он успел лягнуть уже троих.

– Как его зовут? – опасливо спросил Виктор.

– Мы зовем его Злобный Сукин Сын, – сказал недавно назначенный вице‑ президент по отношениям с верблюдами.

– Что‑ то не похоже на верблюжье имя.

– Для этого верблюда имя самое подходящее, – заверил его погонщик.

– А что плохого в том, чтобы быть сукиным сыном? – включился в разговор некто третий. – Я сам сукин сын. Мой отец был сукин сын. Понятно тебе, ты, козел в засаленной ночной рубашке?

Погонщик нервно ухмыльнулся, взглянул на Виктора, повертелся на месте. За ними никого не было. Он глянул вниз.

– Гав, – сказал Гаспод и помахал огрызком хвоста.

– Ты сейчас не слышал, кто‑ то там что‑ то сказал? – настороженно спросил погонщик у Виктора.

– Нет, – ответил Виктор. Нагнувшись вплотную к верблюжьему уху, он прошептал – на случай, если данная особь могла отличаться особой, голывудской жилкой: – Слушай, я – друг, договорились?

Злобный Сукин Сын дернул плотным, как ковер, ухом[11].

– А как на нем ездят? – спросил Виктор.

– Когда хочешь, чтобы он шел вперед, обругай его и стукни палкой, а когда захочешь, чтобы он остановился, обругай его и стукни палкой со всего размаху.

– А что делать, когда хочешь, чтобы он повернул?

– Ну‑ у, это уже из Учебника Второго Уровня. Лучше всего слезть и повернуть его вручную.

– Приготовиться! – рявкнул Достабль в мегафон. – Итак, подъезжаешь к палатке, соскакиваешь с верблюда, сражаешься с огромными евнухами, врываешься в палатку, выволакиваешь девушку, вскакиваешь на верблюда и уносишься прочь. Понял? Справишься?

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒