ПОСМОТРИ НА НЕБО 2 страница

Вот и офис профессора.

«Ну, хорошо, – подумал я, – раз уж приехал к профессору, то нужно разобраться до конца по поводу маятника».

Я рассказал Бутановичу, что дома проводил свои собственные опыты с маятником, задавая вопросы, и что я чувствую некую обратную связь, это не придуманные ощущения, и их невозможно перепутать ни с чем другим. Профессор улыбался, и по нему было видно: всё, что он, возможно, тоже ощущал, теперь не было индивидуально.

– Значит, я не один такой, не от мира сего, – сказал Бутанович, – а теперь давай вместе найдём какой-нибудь клад!

Мы с профессором склонились над картой. Всё шло ровно и хорошо. Маятник и в его, и в моей руке показывал чётко одинаковые результаты, сначала он запрашивал, а я проверял. Нужно было выбрать самое простое, не слишком удалённое место для поисков клада. Всё происходило у меня на глазах, я, как дублёр, чувствовал, практически даже предугадывал и без маятника те места, информацию о которых запрашивал профессор по карте. И вот через несколько часов перед нами лежала карта пригорода с нанесёнными координатами потенциальных кладов и их кратким описанием: в каком году клад был спрятан, при каких обстоятельствах, что внутри клада...

Наше внимание привлекли несколько кладов, расположенных недалеко друг от друга, почти рядом. Профессор «узнал» от маятника, что несколько веков назад рядом с современным городом проходила дорога богатых торговцев с караванами товаров и купцы делали там остановку на ночлег. И некоторые купцы, опасаясь быть ограбленными, иногда прятали рядом со стоянкой вырученные деньги, ценные украшения, серебряную утварь, а потом их забирали. Но часть тайников так и осталась никем не востребованной. Профессор, казалось, хотел «выжать» из маятника всё: сколько монет в запрятанных кладах, в чём спрятаны эти монеты (сложены в кувшин или горшочек, завёрнуты в рогожу либо упакованы по-другому), при каких обстоятельствах были спрятаны клады, не было ли на почве запрятывания убийств из-за денег…

Наконец всё было готово: карты, координаты по GPS, ноутбук, металлоискатель, лопаты и наше пиратское настроение! Мы поехали туда на рассвете следующего дня. Автобусная остановка находилась в восьми километрах от искомого места, и два часа ушло только на то, чтобы добраться до этой местности. Поляна, которая открылась нашим взорам, и вправду отдалённо напоминала стоянку. Мы принялись за работу. Профессор уже по факту «уточнил» у маятника место, где нужно было копать. Включив металлоискатель, мы истоптали всё вокруг, но прибор предательски молчал.

– Ничего, – сказал Бутанович, – возможно, что клад зарыт глубоко и техника не может определить сигнал…

Копали мы до вечера, то вместе, то по очереди, вымотались, вырыли яму около двух метров в диаметре и глубиной больше чем полметра. Глубже копать смысла не было, потому что даже если предположить, что купец мог закапывать горшок с серебром, делать это он должен был быстро и незаметно, а мы втроем уже вырыли целый колодец…

Конечно же, мы ничего не нашли. Профессор не терял присутствия духа, говорил, что клад скорее всего… заколдован, вот поэтому мы и не нашли… «Ой, какой же это ужас… – думал я. – Ну куда я встрял? Вроде все вокруг здравые люди, почему всё не так? »

Было видно, что Александр уже сам готов разочароваться в способностях профессора. По возвращении в офис господин Смелов был серьёзен и строг. Он велел нам собраться с силами, и помочь реализовать его идею: проверить друг друга и найти не просто горшочек или старинный предмет – искать, сказал он, нужно что-то большое, исторически важное. Я ответил тогда, что это будет наш последний шанс: мы с профессором ищем место на карте, определяем, что это, затем берём в помощники людей, которые обеспечат безопасность доступа к поиску на местности. Однако если там ничего не будет найдено, я попрошу никого не обижаться, но больше не буду иметь дел с профессором и вернусь домой. К моему удивлению, профессор не поддержал идею Александра: он тоже потерял всякое терпение, стал раздражительным, говорил, что мы обещали ему, что от инвесторов, желающих вложить средства в нефтяные месторождения, не будет отбоя… Всё запуталось в большой клубок взаимных обид и нереализованных желаний.

Как же нам порой не хочется посмотреть на себя со стороны, прислушаться к мнению окружающих… Помню, моя жена тогда очень переживала, понимала, что что-то идёт не так, видела по моему серому лицу, что счастливая радужная жизнь, о которой я рассказывал ей год назад, проходит где-то мимо нас. Но я твердил, что дело нужно довести до конца и что она должна верить в меня.

Так как профессор Бутанович больше не входил в круг доверия Александра, то все работы по поиску того самого исторически важного места переложились на меня. Пока Александр искал помощников, я запрашивал у маятника какое-нибудь интересное, масштабное место для поисков и раскопок. Вначале, маятник предлагал мне найти слишком уж крупные и «громкие» клады: золото Колчака, сокровища Чингизхана, золото Маккены в Америке, затонувшие корабли… «А можно ли что-то попроще, и желательно в России? » - спрашивал я у маятника. И такое место нашлось, правда очень далеко от нашего дома, в Курской области. Александр без труда нашёл людей, готовых найти для нас жильё и помочь в организации поисковых работ, пообещав им поделиться всем, что мы найдём там, а впоследствии взять их в наши совместные проекты. Я понимал, что это уже больше блеф, чем реальность, но, во-первых, я пообещал сам себе разобраться до конца правильности ответов от маятника, а во-вторых, во мне всё больше укреплялась эта самая «связь» с маятником, я изучал новый для себя орган чувств, и интерес к пониманию механизма взаимодействия, обратной связи между мыслью (я задавал вопросы молча, только внутри себя) и ответом – отклонением нити с грузиком от импульса в руке – с каждым днём только возрастал. Мой интерес перевешивал даже то, что на последнюю поездку у меня почти не было денег и пришлось залезть в долги без понимания, когда и из чего я смог бы вернуть занятое. Может быть, мы что-то найдём, продадим… Рой мыслей не давал мне сосредоточиться на объекте поиска. Ничего, ничего, в поезде всё доспрашиваю…

Дорога предстояла сложная, с пересадкой в Москве. Билеты мы купили самые дешёвые, в плацкартном вагоне, да ещё достались боковые полки около двери тамбура. Во время поездки из-за невыносимой жары в вагоне и постоянных сквозняков из тамбура, я простыл, и по прибытии в Курск находился в очень тяжёлом состоянии: мне было плохо и морально, и физически – была температура под сорок градусов. До места проживания пришлось добираться ещё часа два, на старом автомобиле. Оказалось, что из-за ограниченного бюджета нас поселили на старой даче, с водой из колодца, «удобствами» на улице и дровяным отоплением, причем дрова ещё предстояло нарубить…

Мне не хотелось уже ничего искать. В моём состоянии нужны были покой, тёплое питьё и лечение. Я с тоской оглядел холодные комнаты, насквозь промёрзшие от зимних холодов… Хотелось плакать. Но я также понимал, что бросить всё в последний момент, подвести людей было бы тоже глупо. Наши помощники вошли в моё положение и, спасибо им большое, нашли дров у соседей, натопили дом, поили меня чаем с вареньем, и через несколько часов мне стало полегче.

Мы съездили на разведку к искомым по карте местам в деревню, что стояла в пяти километрах от нашей «базы», чтобы осмотреться и всё сфотографировать. Вечером я настроился на расшифровку. Маятник помогал мне определять – где конкретно и что располагалось. Оказалось, что мы приехали не зря. Я определил два потенциально интересных места. Про первое место я узнал от маятника, что во время военных действий 1941–1945 годов, глубоко в подвале старого дома, было спрятано несколько деревянных ящиков с важными документами, какой-то архив. Судя по расшифровке информации от маятника, документы всё ещё находились там, моя рука чувствовала это, заставляя раскачиваться маятник, но сейчас там стоял новый кирпичный частный дом за высоким забором, и попасть туда без разрешения нынешних хозяев было невозможно. Второе место находилось немного дальше от деревни, в поле. Я получил информацию, что в этом поле находится захоронение с оружием, флагом и… погибшим солдатом. Не знаю, что тут происходило в годы войны, но сейчас искомое место находилось в ста метрах от домов одной из деревень и имело легкую доступность. Сфотографировав поле днём, я открыл фотографию на ноутбуке и, расположив экран горизонтально, подносил к нему руку с маятником, «почувствовал», где именно нужно было искать и копать. В этот вечер обстановка была особенно напряжённой и ответственной для меня и я решил задать более конкретные вопросы маятнику про место в поле. Передо мной лежал большой лист с расчерченными секторами (тридцать три буквы от «А» до «Я») и двумя линиями – горизонтальной, с ответом «нет», и вертикальной, с ответом «да». Маятник давал ответы, а я расшифровывал по буквам: как звали того погибшего солдата и как он отстаивал честь Родины, спасал знамя и оружие, чтобы они не достались врагу. Я помню, что у меня буквально дрожали руки, когда я записывал по буквам предложения от имени погибшего солдата, как будто это он разговаривает со мной: солдат просил довести наше дело до конца, потому что родственники считают его без вести пропавшим, и благодаря нам через столько времени будет раскрыта правда, и мы сможем разыскать его останки и сообщить его родственникам, а затем перезахоронить его...

Я очень внимательно посмотрел на себя в зеркало и оценил своё состояние – нет, я был в здравии, без алкогольного или наркотического опьянения, ни одного слова я не придумал… Каким же образом я ощутил и как маятник передал мне просьбу солдата раскопать его в поле?! Не понимая механизма передачи этой информации, я был настроен решительно. На следующее утро мне было очень страшно от того, что нам предстоит найти останки человека и оружие, – всё могло закончиться как минимум задержанием, объяснениями с полицией и тому подобными малоприятными вещами.

Моросил мелкий дождь. Видимость в поле не превышала и 50 метров, так что даже из близстоящего дома разглядеть сквозь туман, что именно мы делаем, было трудно. Несмотря на свою слабость и болезнь, я активно помогал раскапывать землю. Копали мы очень осторожно, чтобы не повредить возможные останки человека или не ударить лопатой по какому-нибудь старому снаряду. После трёх часов раскопок, потратив огромные физические силы, под усилившимся дождём, мы, грязные и уставшие, уехали с поля ни с чем, кроме перепачканной одежды и плохого настроения. Вернувшись в домик, все молчали. И хотя Александр не показывал виду, что всё идёт не так, наши помощники не скрывали своих расстроенных чувств… Последние люди, кто был с нами в этом деле, практически потеряли к нам с Александром доверие, а я потерял всякий настрой, надежду и веру во всё, что мы когда-то затеяли. «Но я же накануне ничего не выдумал, – продолжал размышлять я, – что происходит со мной? »

Нам предстояло ехать в обратный путь из Курской области. Утром я проснулся раньше всех и твёрдо решил спросить у маятника (а у кого же ещё? ) про эту ситуацию в поле и про то, как же мне жить дальше. И, к своему удивлению, я опять очень отчётливо стал ощущать, что от задаваемых вопросов рука отклоняла маятник с ощутимой силой к буквам, последовательно складывающимся в слова (которые я потом записывал на другом листе). Более того, в какой-то момент, когда я постоянно откладывал нить с маятником, чтобы записать очередное слово, моя рука с вытянутым указательным пальцем сама стала двигаться то к одной букве, то к другой, а палец, уже без маятника, указывал мне последовательно на нужные буквы. Если я «читал» всё слово правильно, то сам каким-то неведомым мне образом «понимал», что информация принята верно, как будто кто-то тихонечко заставлял мою голову делать небольшой кивок, это и был внутренний ответ «да». Тогда я брал ручку и записывал слова на бумаге. «Что происходит? Это сон?! Кто или что заставляет руку указывать на буквы? Кто или что слышит мои мысленные вопросы и дает ответы?! » Холодок то и дело пробегал внутри, потому что всё происходило наяву, а объяснить сам себе происходящее я не мог…

Я поделился с Александром и с нашими помощниками «свежей» информацией о том, что на свой вопрос «Почему мы ничего не нашли в поле? » я получил вполне очевидный ответ, что на такие дела и расследования с раскопками у нас попросту нет разрешения, что мы не думали о том, что будем делать с находками дальше и что это было бы очень опасно – найти старый снаряд и тем более – останки человека. У правоохранительных органов появилось бы столько вопросов, к которым мы явно не были готовы, что положительных эмоций от таких находок было бы несоизмеримо меньше, чем возможных негативных последствий.

Я пытался тогда объяснить единомышленникам, как сам это понял: очевидно, несмотря на опасность взрыва, зная это, я накануне «заставлял» маятник давать нам координаты, информацию, а так делать было нельзя. Но помощники лишь упрекнули меня, неодобрительно спросив, зачем же тогда было затевать приезд, если теперь я (как основной игрок в этой команде) сам же (со слов маятника) говорю, что это опасно и не нужно было ничего искать…

Мы расстались с курскими помощниками без тёплых чувств, но их обиженная реакция была для меня тогда уже не важна. По пути на вокзал я всё время думал о том, что во мне происходит. Я был разбит морально от того, что все усилия по поискам на карте и все силы в поле были потрачены опять впустую, но на этот раз не профессор, а я сам отвечал за происходящее, я сам чувствовал руку, сам писал слова, чертил координаты на карте. А самое страшное – я опять не мог ни с кем, кроме Александра, поделиться теми переживаниями и теми событиями, которые происходили со мной. Я же понимал, что как минимум меня перестанут воспринимать, если я попробую кому-нибудь рассказать про «буквы», «слова», маятник... И вместе с тем я твёрдо чувствовал, что всё происходящее со мной – это звенья одной последовательной и логичной цепочки, и, возможно, всё это действительно необходимо мне.

В поезде у нас, естественно, были опять плацкартные места, а я ощущал непреодолимое желание продолжить «разговор» с маятником. Но как это сделать в окружении других пассажиров? Вокруг едут «нормальные» люди – как они отреагируют, если я разверну тут большой лист с буквами и начну раскачивать маятником? «А что, если не использовать маятник, – подумал я, – а написать на маленьком листке буквы, алфавит, в несколько строк, рядом нарисовать квадратики с ответами “да” и “нет” и попробовать задать вопрос, а в ответ почувствовать, на какие буквы будет указывать палец моей руки, как это уже было днём ранее? »

Я дождался, пока пассажиры, которые едут рядом, уснут, и потихоньку написал на бумаге алфавит из букв. По ощущениям внутри я почувствовал, что эту бумагу нужно положить не на стол, а на ладонь левой руки. Приготовившись, я мысленно спросил разрешения: «Можно ли мне прямо сейчас попробовать поговорить, вот так, в движущемся поезде? » Вот только с чем или с кем я планировал поговорить, мне самому было непонятно. И вы только представьте: буквально через мгновение после того, как я мысленно задал свой вопрос, указательный палец моей правой руки, словно сильным магнитом, с очень ощутимой силой стал притягиваться к буквам на бумаге, лежащей на левой ладони, и я «прочитал» по этим буквам ответ: «Да, можно разговаривать», а затем: «Можно общаться»…

У меня по телу побежали мурашки… Потому что вдруг, в тот самый момент, до меня дошло, что общаюсь я не с чем-то, не с «неизвестными силами» или «информационным полем Земли», а – с Создателем всего и всех вокруг, Создателем жизни, Солнца, планет и галактик, Вселенной, то есть – с Богом… Теперь я понял это. Понял, что случилось что-то такое, чего пока не смог бы объяснить. В моем сознании произошла перемена на таком уровне, которого не было ни у кого, кто был тогда рядом со мной.

Вся прошлая усталость, все плохие мысли словно испарились из меня, в один миг! Меня просто переполняли новые, незнакомые, но приятные мне чувства.

Ночь, мчащийся во тьме поезд… Все вокруг спят, а во мне теперь уже настоящая радость! Я догадался, что Бог «посадил» в меня, словно в подготовленную почву, зёрнышко чего-то совершенно нового, необычного и стал наблюдать, как это зёрнышко будет вести себя: приживётся ли, будет расти или ничего у него не получится. Подумать только: неизвестным для себя чувством, посредством передачи мыслей – я могу спрашивать и слышать ответы… Я понимал, что это не просто так. Я понимал, что скорее всего теперь жизнь моя поменяется, хотя даже малейшего понятия не имел, в какую сторону на этот раз… Тот факт, что я находился в плацкартном вагоне и что вокруг не совсем уютная для меня обстановка, уже никак не влиял на моё радостное состояние. Мысленно пожелав Создателю «спокойной ночи», я быстро уснул.

На следующий день время в поезде бежало для меня очень быстро. Теперь я уже чётко знал, кто разговаривает со мной, кому я задаю свои вопросы. Первая информация, которую теперь я мог осознанно, осмысленно воспринимать, стали… пожелания, которые передал мне Создатель. Я внимал словам, складывающимся из букв. Вчерашний способ получения информации очень подходил для поезда, и со стороны я не привлекал внимания. Бумага находилась в моей левой руке, а палец притягивался к той или иной букве. Скорость «чтения» букв постепенно увеличивалась, и я старался, как можно более точно запомнить, что «говорит» мне Создатель. Почти все эти пожелания я записывал в тетрадь, и бумаги, в которых я делал первые записи от руки в поезде, сохранились до настоящего времени. В тот волнующий момент общения многое из того, что содержалось в пожеланиях, было для меня не совсем ясно, я до конца не понимал всего смысла, но что для меня было радостно и приятно – это необычная подача информации, последовательность слов в предложениях. Вот как это происходило:

– Знаю одно: общаться тебе со мной не обязательно.

Родился ты, чтобы жить в честности.

Если я захочу – ты забудешь всё.

Чтобы общаться со мной – вопросы нужно задавать по делу…

Я пытался представить всю масштабность дел, которые творит наш Бог, сколько огромной работы он делал и делает в каждый момент времени. И, конечно же, теперь я понимал, что он чувствует, когда к нему обращаются с разными глупостями. Вспомнил, например, как я просил у маятника (а на самом-то деле слышал меня только Он) дать нам просто так материальные блага: указать на место, где монеты золотые зарыты, без усилий и труда с нашей стороны и без конкретной конечной полезной цели – куда бы мы планировали потратить эти блага. Вполне стало очевидно, что так делать было нельзя.

Но, несмотря на события, которые уже произошли, включая мои запросы о золоте и серебре, здесь и сейчас происходил необъяснимый процесс осознанного и приятного общения.

«С какой целью? – думал я… – Почему меня не ругает Бог? Не наказывает за то, что я сделал? » Всё глубже погружаясь в удивительное состояние общения, строка за строкой я записывал на бумагу следующий текст:

– Я желаю, чтобы ты жизнь «земную» закончил.

Я желаю тебе жизнь «земную» оставить и начать жизнь новую.

Я желаю тебе самому сегодня об этом подумать.

Я желаю, чтобы ты, Василий, жил жизнью «божественной».

Я желаю тебя предупредить, что жизнь «божественная» лёгкой не станет.

Я же жизнь такую тебе сам желаю, так давай начнём такую жизнь.

Я желаю, чтобы ты сделал свой выбор»…

И хотя в вагоне поезда вокруг меня были люди, много людей, я был в тот момент «один на один» в этом разговоре. Вопросов в голове было множество… Что означало «жизнь земную оставить»? Может быть, «приземлённую»? Как правильно понимать пожелание жить «жизнью божественной»?... В тот момент у меня не было сомнений, что то, что я слышу, нужно принять как есть – записать, запомнить. И ещё я понимал, что посоветоваться мне не с кем, свой выбор я должен сделать сам. Происходящее со мной было самым невероятным из всего, что я знал или ощущал до сих пор, это не было сном и причин сомневаться в происходящем у меня не было.

Я сообщил Богу о принятом решении, дав мысленный ответ: «Да, я готов сделать этот выбор, готов начать жить «божественной жизнью», – хотя и понятия не имел в тот момент, что будет со мной дальше…

– Я тоже этого хочу, – продолжал разговор Бог, – Я тоже желаю тебе жизни «божественной».

Я уверен в тебе и знаю: если ты решил поменять жизнь на «божественную», это дорогого стоит.

Я желаю тебе счастья, Я желаю тебе только добра.

Я желаю тебе исправить ошибки земной жизни.

Я желаю тебе начать исправлять их завтра.

Помни одно: желай исправления ошибок сам, и знай: Я тебе помогу.

После этих пожеланий моё настроение стало таким светлым и радостным, каким ещё никогда не было раньше! Кстати, мне было удобнее и проще обращаться к Богу – не Бог, а Создатель. Просто потому, что понятие «Бог» – настолько различное у разных людей, что чтобы мне самому было легче, я стал обращаться к нему, как к настоящему собеседнику, как к реальному Создателю, и он не был против.

Пока я ещё не знал, каким образом буду «исправлять ошибки», но само пожелание от Создателя, чтобы я их исправил, было для меня приятным. Я поблагодарил Создателя за эти тёплые слова.

За окном нашего поезда то и дело проносились деревья, станции, люди ходили по вагону, но я ничего вокруг не замечал – я был полностью поглощён процессом общения. Поезд всё ближе подъезжал к моим родным местам, и я немного волновался – как рассказать близким о том, что со мной произошло...

Словно угадывая мои ещё не родившиеся вопросы, Создатель продолжал разговор. Следующее пожелание касалось моего папы. Я и сам понимал, что мы очень долго с ним не виделись и не разговаривали. Слушая Создателя, я впитывал каждое предложение и, к своему изумлению, записал следующее:

– Отец твой, Савелий, живёт в «земной» жизни, и жизнь такая губительна для него. Жизнь такая, без твоей любви – это ад. Я желаю, чтобы ты решил для себя сам: если желаешь ему счастья, иди к нему и обними, прижми его к себе. Определённо и я желаю этого. И скажи ему, что ты его любишь. Я желаю ему счастья в любви. Ты можешь дать ему эту любовь. Я желаю тебе первым родить слово любви и желаю, чтобы ты сказал его отцу первым. Я желаю тебе подержать нежно, отца своего, Савелия, за руку, я желаю тебе – желать того же, и я исполню твоё желание! Я желаю, чтобы отец твой, Савелий, жил «божественной» жизнью. Я сейчас рядом с тобой. Я желаю тебе услышать это от меня. Я знаю – я рядом. Я желаю тем, кто рядом с тобой – счастья.

Отложив лист бумаги, я стал собирать вещи. Мы подъезжали к конечной станции, и я представлял, как теперь начну всё делать «правильно». Вскоре я уже был дома, вернувшись к семье после многих дней разлуки.

День моего возвращения из поездки подходил к концу, наступил поздний вечер. Я ощущал и усталость, и радость одновременно. Взяв в руку свой поездной листочек с «буквенной клавиатурой», я спросил у Создателя, сможем ли мы сегодня ещё пообщаться. Палец «указал» последовательно на ответные слова Создателя о том, чтобы я «поблагодарил» буквы на бумаге и сел за компьютер:

– Отложи бумагу, буквы есть и на компьютере.

Я понял, что так будет действительно удобнее: буквы на клавиатуре больше по размеру, не нужно держать бумагу на одной руке. Я заметил, что теперь мои пальцы притягивались той же невидимой силой, как «магнитом», теперь уже к буквам на клавиатуре ноутбука, как будто кто-то держал меня за руку и печатал за меня, а я лишь наблюдал, как на экране последовательность из букв превращалась в слова и предложения... Мысленно пожелав жене и дочке спокойной ночи, я приготовился пожелать того же самого Создателю, чтобы с удовольствием и в хорошем настроении лечь спать. Обратившись мысленно со словами благодарности к Создателю за весь тот путь, который он дал мне пройти, я пожелал спокойной ночи и приготовился напечатать ответ. Однако дальше стало происходить то, чего я никак не мог ни ожидать, ни предполагать. Да, пальцы действительно стали притягиваться к буквам. Но мои внутренние ощущения были не такими, как день назад, в поезде… Я вдруг почувствовал, что надвигается что-то вроде бури или сильной грозы – эмоциональной грозы. Буквально за несколько секунд внутри меня стало холодно, и в какой-то момент я ощутил, что всё моё тело немеет и что мне трудно двинуться с места…

– «Спокойной ночи»?????????....???? » – напечатали мои пальцы. – А разве она может быть спокойной? Разве тебе спокойно после того, что вы с Александром наделали?

Моё лицо нахмурилось, и я почувствовал, что спинка стула, на котором я сижу, так сильно подпирает меня к столу с компьютером, что я как бы прикован к нему.

– Как ты себя чувствуешь? Тебе не стыдно? Не жалко тебе потраченного времени, когда ты отвлекал и вводил в заблуждение других людей – умных учёных, банкиров, помощников, что без разрешения обращался с вопросами «к маятнику», «к информационному полю Земли», «к солдату, лежащему в поле», то есть к кому угодно и к чему угодно, только не ко мне, не к Создателю, а не зная, творил недоброе?.. Вспомни, как ты говорил: «Маятник, дай мне точные координаты…»

«Ужас какой», – подумал я. Как обидно должно было быть Создателю наблюдать за мной тогда, с маятником… А ведь на самом деле, во всех случаях слышать меня и отвечать мне мог только один-единственный Создатель. Теперь я это осознал, и мне становилось от этих мыслей плохо… Мы поменялись ролями – как будто маятник был у Создателя: в роли отвечающего был я, а вопросы задавал Он. И чувствовал я себя, честно сказать, как на настоящем допросе, как на суде во время заседания.

– Почему ты бросил работу, хорошую, почему подвёл своих коллег? Почему ты за всё это время не посоветовался о своих действиях со своим папой?

Я отвечал, что мы с папой и по житейским вопросам не всегда находили общий язык, а тем более по работе.

– Но папа же любит тебя – разве не папа выручал тебя и помогал в трудные моменты? Разве не папа звонил тебе, а ты не брал трубку, разве не он узнавал, как дела, помогал тебе и твоей семье даже в то время, когда ты придумывал, говорил папе, что занимаешься очень перспективными проектами, а на самом деле уже давно всё катилось вниз, как лавина?..

– Да, – отвечал я, – прости меня, это моя ошибка, но ведь папа меня порой обижал, слов обидных мне говорил много…

– Папа тебя не обижал, а любил. И любит! Возможно, он не может выразить свою любовь проще и не мог подобрать в тот момент нужных слов, но не безразличен же ты ему. Ты же сам, вспомни, практически всегда слушал папу с «каменным», постным лицом – как ему ещё было пробиться к тебе? Он хотел показать тебе свою любовь, но ты не помог ему… Тебе же просто нужно было взять, принять эту частичку его любви, а ведь ему было бы настолько легче, если бы ты был более внимательным. Тебе что, это было трудно?..

Мне было стыдно, и я только успевал шептать: «Прости, прости меня, Создатель». Он отвечал:

– Нет, я не смогу тебя простить, ты должен завтра сам пойти к папе, попросить прощения, взять его по-дружески за руку, обнять, похлопать по плечу, сказать, что ты папу очень любишь, тебе же не будет трудно это сделать?

Дрожащим от переполнявших меня чувств голосом я пообещал:

– Конечно же, я обязательно завтра поеду к папе.

Сказал это и тут же представил, какой непростой разговор мне предстоит, впервые за долгое время... Сердце сжималось, так не хотелось расстраивать папу правдой о себе… Создатель же продолжал:

– Но поторопись, поторопись, успей подарить папе свою любовь и попросить прощения, у тебя есть только один день – завтра.

Я шепчу:

– Почему?

– А потому, что твоему папе так плохо было за последнее время, что ты не звонил, не рассказывал о себе больше года, он так переживал, что здоровья у папы совсем не осталось. Позвони ему и скажи, что ты хочешь приехать к нему, ему и правда очень плохо. Сейчас ночь, сейчас не звони ему, позвони днём. Но помни: если ты не позвонишь ему днём, то он умрёт от этой тоски без твоей любви...

«Какой ужас, – подумал я. – Что же делать? Какой же я был дурак…»

– Прости меня, Создатель…

На часах было уже три часа ночи, но о сне и речи не было, вся моя сонливость прошла, хотелось плакать… Я вспоминал пожелания Создателя про папу, тогда, в поезде, и рыдал от понимания, от осознания своей глупости, упущенного времени, страданий, бездумно причинённых самому близкому человеку… Мои пальцы с неумолимой силой продолжали отбивать постыдный для меня текст:

– А как давно ты навещал свою бабушку Любу? Ты же приходил лишь изредка, иногда, для «галочки», и искал поводы поскорее уйти, или вовсе – проезжал на машине мимо её дома и находил внутри себя причины, чтобы оправдать себя и не зайти к ней. А ведь она тебя всегда ждёт, смотрит в окно – не идёшь ли ты, тебя так любит, в детстве с тобой столько времени провела, всю душу вложила в твой рост, с рождения…

– Прости, прости… – говорил я.

– Не я должен тебя прощать, а ты сам должен исправлять свои ошибки.

Создатель рассказал мне историю о том, как тяжело жилось бабушке с самого рождения.

– Когда моя Люба (именно «моя Люба» – так ласково говорил Создатель) была маленькой, то из-за травмы одна нога у неё стала короче другой. В результате с самого детства, всю жизнь моей Любе пришлось хромать, с детства терпеть унижения, неудобства. Но разве она когда-нибудь пожаловалась? У неё не было возможности учиться грамоте – читать и писать, но она всегда хотела стать писательницей, родила детей, дала им всем тепло и заботу, высшее образование, и помогала тебе. А как ты поступаешь? Моя Люба – моя помощница, спасала и тебя много раз, когда ты был маленьким. А ты и тёплых слов ей теперь не даришь?..

⇐ Предыдущая 123 4 5 Следующая ⇒