Два года спустя 6 страница

Мое сердце колотится в груди, и я чувствую, что у меня начинается гипервентиляция.

Не знаю, какой я ожидала его реакции, но стискивание челюсти и сжатие кулака до побеления костяшек это точно не то, о чем я думала.

Почему он злится, когда я должна?

Его реакция исчезает так же быстро, как и появилась. Вместо этого садистский блеск устремляется вперед, фригидный холод окутывает его, как когда он собирается надеть свою шляпу мудака.

— Ты находилась в таком отчаянии, да?

Я игнорирую его слова и резко втягиваю воздух через рот.

— Я была так влюблена в тебя.

Он разражается смехом, и я чувствую, как мое сердце разбивается на кусочки у его ног, со всей своей кровью, тоской и глупыми проклятыми чувствами, которые я хранила годами.

— О, прости. — он медленно останавливает свой маниакальный смех. — Это не должно было быть смешно? Потому что единственное, что я помню о тебе с тех пор, это твою стервозную, правоверную, сучью сущность, Николь. Ты была просто сукой, но ты пошла дальше и превратила это в историю любви. Безнадежный романтизм тебе очень идет, ведь ты такая чертовски наивная.

— Ты не это имеешь в виду, — возражаю я скорее себе, чем ему. — Я тебе нравилась, Дэниел, всегда нравилась. Тебе просто не приходился по душе этот факт. Я знаю это.

Его голос, который мгновение назад был насмешливым, понижает тон, но при этом остается громким.

— Ты ни черта не знаешь обо мне, Николь. Возможно, тебе стоит обратиться к кому-нибудь из-за твоих галлюцинаций и других проблем.

Комок застревает у меня в горле.

— Ты пытаешься оттолкнуть меня? Опять?

— Я пытаюсь дать тебе понять, что я не твой прекрасный принц, не твой белый рыцарь и не что-то даже отдаленно благородное. Мы использовали друг друга и все. Оставь свои девичьи мечты там, где им место.

Его резкие слова и тон не так пугают меня, как осознание, которое подкрадывалось ко мне, но наконец-то ударило по лицу.

— Ты никогда не увидишь меня, не так ли? Не важно, сколько я буду смотреть на тебя, давать тебе или быть рядом с тобой, я всегда буду только той, кого ты презираешь, чтобы хотеть. Кем-то, кому суждено быть только невидимой.

— У тебя потрясающий талант разбираться во всем. Терапия сделает это еще лучше. — он возвращает мне шкатулку и кулон. — Я не профессионал, но уверен, что они посоветовали бы тебе выбросить эти девчачьи вещички в ближайшую мусорную корзину и жить дальше.

Я хватаю и делаю именно это. Мусорка опрокидывается от силы моего броска. Дэниел едва смотрит, выражение его лица пустое, почти скучающее.

В этот момент я понимаю, кто мы. Я всегда была верхней половиной песочных часов, а он нижней. Рано или поздно он должен был опустошить меня, пока ничего не останется.

Мои плечи опускаются, и одинокая слеза стекает из век.

— Я покончила с тобой. Я покончила с твоей трусостью, с моими безответными чувствами. С меня хватит, Дэниел. Так что, пожалуйста, отпусти меня. Пожалуйста, позволь мне стать свободной. Позволь мне дышать воздухом, где тебя не существует.

Он отрывисто кивает, затем разворачивается и уходит.

Мир вокруг меня разлетается на куски, я падаю на пол и плачу так сильно, как никогда не плакала.

Я не горюю по нам, не тогда, когда мы даже не существовали.

Я наконец-то скорблю по себе.

***

Не знаю, сколько времени я пролежала на полу, а потом каким-то образом оказалась на кровати, в беспорядке неудержимых слез, извращенных фантазий и невозможных чувств. Возможно, в какой-то момент я заснула, я не уверена.

Но этого достаточно, чтобы сквозь занавески светил одинокий луч солнца и новый день пробился через суровую, безжалостную ночь.

Неважно, что произошло в эту ночь — крушение надежд или страшное напоминание о том, что я потратила свою молодость на любовь к тому, кто никогда не полюбит меня.

Кто смотрел куда угодно, только не на меня.

Необходимость подняться с пола и уйти из его дома колючая, как весенняя аллергия, но желания сделать это нет.

Затем я вспоминаю что-то, а точнее, кого-то.

Джей.

Я поднимаюсь на ноги и ковыляю в ванную, чтобы умыться. Отказываюсь смотреть на свое отражение в зеркале. Это ничем не отличается от встречи с той призрачной частью меня.

Я беру телефон с тумбочки, размышляя, звонить ли дяде Генри в такую рань — хорошая или глупая идея после того, как мы обменялись номерами, и я оставила брата с ним и Астрид.

Сообщение, появившееся на экране, вдыхает в меня жизнь.

Дядя Генри: Джейден крепко спит после того, как весь день играл с Лэндоном и Брэндоном. Астрид настояла на том, чтобы он остался на ночь. Я привезу его, как только он проснется.

По крайней мере, один из нас принят Астрид.

Не то чтобы это имело значение сейчас.

Мне нужно собрать вещи и уехать с Джеем, как только он вернется.

Если мне придется умолять Аспен взять меня вторым помощником, то так тому и быть. Хотя я по-прежнему буду работать в том же здании, что и Дэниел, со временем станет легче.

Или так я хочу обмануть свое будущее.

Последние одиннадцать лет легче не стало, но мне, по крайней мере, удалось заглушить боль и сосредоточиться на воспитании Джея. Но теперь, когда я увидела другую сторону Дэниела — холодную, но заботливую — не думаю, что будет так же легко что-то заглушить.

Когда я заканчиваю собирать нашу с Джеем сумку, я сопротивляюсь желанию заплакать. И только спустившись, я понимаю, что могу столкнуться с Дэниелом и заплакать по-настоящему.

Жалко.

— Доброе утро, мисс Адлер, — зовет нежный женский голос.

Это Софи, горничная.

Увидев мое лицо, она слегка хмурит брови.

— Вам нездоровится?

— Если то, что мне неоднократно разбивали сердце это нездоровье, то да, я, должно быть, страдаю от худшего вида недомогания. Я в порядке, спасибо.

— Вам что-нибудь нужно? Может, немного чая с завтраком?

Если бы я не ненавидела Дэниела так сильно, я бы посмеялась над тем, как он называет своих сотрудников чайными монстрами. Даже им в лицо.

— Нет, все хорошо. Я просто жду своего брата, чтобы мы могли уехать.

— Уехать? — она хмурится еще сильнее. — Хозяин говорил не это.

Я ненавижу, когда мое сердце, разорванное в клочья его голыми руками, пытается собрать все, что осталось, и биться для него.

Быть с Дэниелом это не только опыт, но и кровавая битва с большими потерями и жертвами. И это все, от чего я сейчас страдаю.

От потери.

— Что он сказал?

Я рада, что мой голос звучит достаточно непринужденно.

— Что вы останетесь здесь на некоторое время.

Я... что? Он действительно думает, что я останусь в его доме после всего произошедшего? Или, может, он все еще думает обо мне как о своей помощнице, которой он может приказывать пить кофе с одним граммом сахара?

— Ну, скажите ему, что я не останусь.

Она морщится.

— Он не очень-то отвечает на наши звонки, а когда отвечает, то говорит: «Ошиблись номером» и вешает трубку.

— Подождите... его здесь нет?

— Нет, мисс. Он ушел рано утром. Я видела, как он выходил из вашей комнаты.

— Вы, должно быть, ошиблись...

— Конечно, нет, мисс. Я видела, как он выходил из комнаты, когда я шла за чашкой чая с молоком, и он жестом приказал мне не шуметь, а потом собрал всех нас и сказал, чтобы мы обслуживали вас так, будто вы это он.

Моя голова никак не может уложить в голове всю эту информацию, которую мне подбрасывают. Зачем ему это делать после всех его слов?

— В руках он также держал шкатулку. И это единственное, что он взял с собой. Я сказала ему, что соберу его сумку, но он ответил, что в этом нет необходимости.

Шкатулку...?

Я бегу наверх в комнату и убеждаюсь, что шкатулки нет в мусорном ведре, куда я ее выбросила. И кулона/ключа тоже.

Неужели Дэниел лично выбросил шкатулку?

Чувство паники захлестывает меня с головой, и я начинаю искать ее, как маньяк. Пожалуйста, не говорите мне, что шкатулка пропала.

Свежие слезы льются из моих глаз, когда я падаю на колени и ищу ее под консолью и кроватью.

Я должна была собраться с мыслями, но потеря этой шкатулки не отличается от потери части меня. Я не имела в виду, что нужно полностью от нее избавиться.

Как раз, когда я собираюсь устроить эпический срыв, я нахожу сложенную бумагу, упавшую на край кровати. Мое сердце учащенно забилось, когда я медленно открыла ее и обнаружила неровный почерк Дэниела.

Николь,

Особняк твой. Я попросил своего адвоката из Англии переписать его на твое имя и подписал соответствующие документы.

Я также попросил Зака устроить тебя на стажировку в один из наших крупнейших отелей в Лондоне. У тебя огромный талант, и как бы мне ни было неприятно делиться им, мир заслуживает того, чтобы отведать твою стряпню.

Об образовании Джейдена тоже позаботятся.

Сделай Лондон снова своим домом, как ты всегда втайне об этом мечтала.

Тебе больше не придется беспокоиться о Кристофере или деле об опеке. Этот ублюдок получил по заслугам и больше не будет тебя беспокоить.

И я тоже.

Мне жаль, что ты любила меня.

Дэниел

Глава 32

Дэниел

Моя привязанность к Николь началась в тот день, когда она чуть не умерла у меня на руках.

Она была самой странной из всех, кого я когда-либо встречал, и это о чем-то говорит, учитывая, что раньше я считал ее снобом типа «я лучше тебя и твоей бабушки».

В школе она была чопорной и правильной. Всегда улыбалась, всегда смотрела вниз носом на крестьян, которые осмеливались находиться рядом с ней.

Всегда... далеко.

Но в тот день она была самой собой. Воровкой, проказницей и той, кто любит прятаться.

В тот день я впервые увидел ее.

Странную, откровенную и щедрую, несмотря на свою слабость. Она подарила мне свой драгоценный снежный шар. Я знаю, потому что она иногда брала его с собой в школу и смотрела на него, когда никто не смотрел, будто он был частью ее самой.

Но потом она решила отдать мне эту часть себя.

Она подарила мне снежный шар и девочку, запертую в нем. Когда я смотрю на снежный шар, эта девочка обретает свою форму в моей голове.

Это напоминание о маленькой девочке, которая улыбалась мне с чистым благоговением и обожанием, пока медленно умирала.

Но потом ее манипулятивная сторона все испортила. А может, это была моя хрупкая гордость, которая не могла смириться с мыслью, что ее незаинтересованность ранит меня снова и снова.

Я чувствовал, что мной играют.

Топчут.

И первое, что пришло мне в голову, это отомстить. Я хотел, чтобы она страдала так же, как и я, но у меня не было для этого эффективного метода, кроме как игнорировать ее.

Делая это, я надеялся, что мне удастся забыть ее назойливые глаза, ее непревзойденную красоту и вызывающее привыкание присутствие.

Я ошибался.

Николь девушка, которую я хотел с той же силой, с какой ненавидел ее. И если бы я не обманывал себя, я бы назвал это не просто желанием ее.

Гораздо большим.

Однако она существовала в другом мире, отличном от моего, как королева. Ты можешь смотреть на нее на ее троне, можешь близко подойти, но никогда не сможешь дотронуться.

Она также была сукой, не только для меня, но и для всех. Она носила свой образ злобной девушки как корону и следила, чтобы все видели, как она поправляет ее на светлых локонах.

Никто не имел доступа к Николь, которая таилась внутри, даже ее мать, ее отчим.

Никто.

Однажды я подобрался к ней близко, так близко, что поцеловал ее и высвободил все желание, которое подавлял годами.

Но оно вскоре исчезло. Рассеялось.

Потом я подумал, что она мне изменила. Не обессудьте — мой мозг, ориентированный на член, счел это именно так, поскольку после нее я ни с кем не спал. Я даже пошел на все, заставляя всех, включая Астрид, поверить, что я трахался с кем-то, кроме своей руки, чтобы они не подумали, что я сломался.

Но когда я подумал, что она добровольно переспала с Кристофером, это взбесило меня ещё сильнее, чем когда я впервые увидел, как мой отец трахает женщину, которая не была моей матерью. Хуже, чем мысль о том, что Николь каким-то образом получила удовольствие, чтобы трахнуть другого мужчину.

Это было первое и единственное разбитое сердце в моей жизни, и боль, которую я испытал от этого, до сих пор бьется во мне, как в другом существе.

Поэтому я жил дальше, или делал вид, что жил, целых одиннадцать лет.

Я сделал своей миссией не искать ее, не спрашивать о ней и даже не упоминать ее имя. Всякий раз, когда Астрид мимолетно упоминала о ней, я менял тему быстрее, чем она произносила следующие слова.

И у меня все отлично получалось: я избегал блондинок, как чумы, и заполнял оставленную ею дыру сексом и работой, и делал вид, что живу лучшей жизнью из всех возможных.

Пока она снова не появилась в моей жизни.

Как только я увидел ее, все, все до единого гребаные механизмы преодоления, которые я пробовал на протяжении многих лет, разбились прямо на глазах.

И порочный круг снова запустился.

Я хотел отомстить, причинить ей столько же боли, сколько она причинила мне, но это мне было больно. Это я был один в парке, как одинокий старик, потерявший все и вспоминающий прошлое.

В том самом парке, где я вчера гулял с Николь.

Нет. Я не стану думать о ее смехе или о том, как она покраснела, когда я взял ее за руку.

Я просто не буду.

Прошло ровно тридцать пять минут и двадцать секунд с тех пор, как я сидел здесь и смотрел на шкатулку, которую она выбросила и сказала, что покончила со мной.

Я стоял прямо перед комнатой, когда она плакала, останавливая себя от того, чтобы пойти туда и заключить ее в свои объятия.

Я не мог.

У меня не было на это права.

Не тогда, когда именно я разрушил ее жизнь. Я почти забыл об этом во время блаженства, которое испытывал последние три дня. Почти.

Но ее слова вернули меня в реальность: как сказал этот ублюдок Кристофер, она никогда не простит меня за то, что я толкнул ее в его объятия.

В один прекрасный день она проснется, и ей станет противно со мной.

А я не могу так поступить ни с одним из нас.

Но я все-таки вошёл в комнату, когда ее вопли стихли. Я отнес ее на кровать, мое нутро сжалось от слез на ее лице.

Затем я забрал шкатулку, ключ и ушел. Я должен быть в аэропорту, чтобы вернуться в Нью-Йорк, но я не смогу улететь, не зная, что находится в этой шкатулке.

Медленно, я вставляю ключ от кулона и поворачиваю. Звук замка проникает мне в кожу, а не в уши, как судьбоносное предчувствие. Ощущения усиливаются в десятки раз, когда я нахожу то, что находится внутри шкатулки.

Первое, что я вижу, это фотографии. Ее и мои дни рождения, которые наши матери заставляли нас посещать. С нашего восьмого дня рождения до пятнадцатого — с тех пор они не могли нас ни к чему принудить.

На всех групповых снимках с моих дней рождения она всегда смотрела на меня. На всех восьми фото. На всех групповых фотографиях ее дней рождения я всегда смотрел на кого угодно, только не на нее. На мальчика передо мной. На фотоаппарат. На торт. На подарки. Куда угодно, где ее не было.

Контраст между этими двумя наборами снимков не только очевиден, но и немного печален. По крайней мере, с ее точки зрения.

Потому что она не знает, что я не смотрел на нее только потому, что она меня нервировала, выводила из равновесия. Тот факт, что я избегал ее из всех людей не потому, что я ненавидел ее.

Это потому, что я хотел ее ненавидеть.

И иногда мне казалось, что так и есть, но это никогда не длилось долго.

Я откладываю фотографии в сторону и нахожу одну персиковую косточку. Она выглядит старой, сухой и уродливой. Зачем ей хранить семечко фрукта, который может убить ее...?

Подождите минутку.

Я подношу косточку к солнцу и пристально смотрю на эту простую вещь.

Этого не может быть.

Я четко помню, что врач сказал ей никогда больше не приближаться к персикам, и хотя я видел ее с тарелкой этих фруктов на вечеринке Ронана, она никогда их не ела. Я знаю, потому что я притаился за деревом и проследил, чтобы она вышла из беседки с пустыми руками. Что? Я должен был убедиться, что у нее нет суицидальных наклонностей.

Последний раз она ела персик в тот день, когда у нее произошло сильнейшая аллергическая реакция.

Значит, эта косточка должно быть с тех времен.

Черт. Она хранила ее двадцать один год.

Под ним обертка от леденца. Я помню. Персиковый вкус с фирменным дизайном, который появился более семнадцати лет назад.

Первый леденец, который она оставила в моем рюкзаке.

Потом ручка. Которую она однажды одолжила мне.

Несколько колец, которые я дарил ей на дни рождения, потому что однажды услышал, как она сказала подруге, что любит специальные коллекции.

Так я обнаружил тот скрытый от посторонних глаз винтажный магазинчик, где продавались украшения, сделанные на заказ. Мне нужно было, чтобы она поверила, что они от моей матери, а не от меня, потому что она была чертовски вредной, и мое молодое эго не выдержало бы ее насмешек, если бы ей не понравились подарки.

Потом мой браслет. Тот самый, который я потерял в ту ночь, когда трахнул ее в первый раз. В ту ночь, когда она украла часть меня, которую я никогда не смогу вернуть. В ту ночь, когда я понял, что секс имеет более глубокий смысл, чем просто интрижка, и я могу испытать это только с Николь.

Я смотрю на содержимое шкатулки, на память о нас, которую она хранила с ключом на шее.

Потребность вернуться к ней пылает в моих глазах, почти ослепляя.

Я медленно закрываю шкатулку и встаю.

Ни за что на свете я не пойду на попятную. Я уже дал ей чистый старт, и появиться снова это не то же самое, что растоптать все на месте.

Не важно, как сильно я хочу ее видеть, вернуться в Нью-Йорк правильно.

С каких пор ты стал правильным человеком? Дьявол на моем плече шепчет своим голосом «давай будем эгоистами».

Но я игнорирую его, иду к арендованной машине и кладу шкатулку в маленькую сумку. Я закрываю багажник, когда чувствую движение позади.

У меня щемит в груди.

Она последовала за мной сюда? Я сказал своим сотрудникам держать ее в особняке, пока не приедет Зак. Только ему я мог довериться, прекрасно зная, что он отнесется ко всей этой ситуации с пониманием.

И все же, мое разбитое сердце восстает из пепла при мысли, что она здесь.

Может, она хочет вернуть шкатулку.

Может, я не хочу ее отдавать.

Я оборачиваюсь, и первое, что я слышу, это звук, похожий на удар косой, когда темная фигура врезается в меня.

— Крис передает тебе свой кровавый привет, — шепчет он возле моего уха, а затем отступает.

В этот момент в моем животе вспыхивает ослепительная боль, и горячая жидкость пропитывает рубашку. Моя рука захватывает участок, и он окрашивается в темно-красный цвет.

Черт.

Меня пырнули ножом.

Прежде чем я успеваю обдумать эту информацию, мир уходит у меня из-под ног.

Глава 33

Николь

Я все еще не отошла от письма, которое оставил мне Дэниел.

Я наконец-то села, пройдя по экстравагантной гостиной, как сумасшедшая, под осуждающим взглядом Лолли.

Мои руки трясутся, а в голове роится множество теорий и вопросов.

Например, о чем он думал?

Как он посмел?

И самое главное: что, черт возьми, мне теперь делать?

Мысль о том, чтобы снова наступить на свою гордость, вызывает у меня тошноту, но это не сравнится с болью от того, что я больше никогда его не увижу.

Лолли ударяется головой о мой бок, будто точно знает, через какие страдания я сейчас прохожу. Я глажу ее черную голову и смотрю в ее блестящие черные глаза.

— Что мне делать, Лолли?

— Не думаю, что кошка может давать советы.

И Лолли, и я вздрагиваем от характерного голоса Зака.

Я встаю на шаткие ноги, прячу письмо и все его таинственное содержимое в карман джинсов.

— Мне позвонил юрист Лондонского филиала и сообщил, что Кристофер Ванс отозвал иск об опеке, — вот что сказала мне Аспен полчаса назад по телефону, в голосе которой звучало такое же недоумение, как и у меня.

Что сделал Дэниел, чтобы заставить это ничтожество отказаться от Джея... и от меня?

Я была уверена, что он захочет претендовать на моего брата только для того, чтобы добраться до меня. В этом был весь смысл дела об опеке, потому что я точно знаю, что ему наплевать на своего сына.

А потом еще и обучение на шеф-повара.

Особняк.

Образование Джея.

Пребывание в Лондоне.

О чем думал Дэниел и когда он все это спланировал?

Если только он не планировал бросить меня в любом случае, и это всегда был его план действий.

Мои губы дрожат, когда я сосредотачиваюсь на Заке. Он всегда был привлекательным, спортивным и таким общительным, что в молодости давал Дэниелу фору.

Если прежний Зак был очаровательным и красивым, то сейчас он выглядит отстраненным, скучающим. Холодным и смертоносным типом.

— Ты знаешь, где он?

Я не узнаю хрупкости в своем голосе.

Он проверяет свои часы Ролекс.

— На пути в Нью-Йорк.

Мои губы дрожат.

— Но почему? Почему ты позволил ему?

— Почему бы не позволить? Это его выбор, и как бы я не понимал его чувств, я не могу запереть его здесь. — он делает паузу. — Хотя это можно устроить.

— Он сказал тебе найти меня?

— Да. Он хотел, чтобы ты знала, что у тебя есть небольшое состояние, полученное от его акций, которое ты можешь использовать, чтобы открыть свой собственный ресторан. Не говоря уже о том, что это место оформляется на твоё имя, пока мы общаемся. Персонал, который к нему прилагается, тоже переходит к тебе, иначе тебе придется проделать какой-то сатанинский ритуал, чтобы иметь возможность их уволить.

— Зачем?

— Уверен, что они предпочтут работать здесь бесплатно, чем покинуть это место.

— Нет, зачем он это сделал?

Зак выглядит озадаченным.

— Думаю, правильнее было бы сказать, что он идиот, но надеюсь, что ради твоего блага ты не такая. Я буду следить за тем, что ты делаешь с его акциями, и если я учую золотоискательницу, которая использовала моего брата, я позабочусь о том, чтобы ты ела грязь до конца своей жизни.

— Мне не нужны его деньги! Я хотела только его, но это никогда не было взаимно. А теперь он делает это и запутывает меня...

— Ты глупая?

— Прошу прощения?

Выражение лица Зака не меняется.

— Ты либо глупая, либо слишком забывчивая, чтобы заметить. Дэниел преследовал тебя, как потерянный щенок с тех пор, как мы были детьми. Он просил маму лгать и говорить, что она подарила тебе подарки на день рождения, а сам никогда ни о чем не просил ее. И сейчас он оставляет тебе состояние, благодаря которому твои внуки будут жить как короли, не говоря уже о том, что он избил подонка, который напал на тебя, и отрезал ему член, как лапшу, а потом заставил его отказаться от дела об опеке над твоим братом. Так что, пожалуйста, просвети меня, какая часть из этого звучит так, словно он не ответил взаимностью?

Моя челюсть болит от того, как сильно я ее сжимаю, и все, о чем я могу думать, это его последние слова.

— Дэниел избил Кристофера?

— Да, он сам мне об этом не говорил, но я узнал. Видишь ли, он мог предпочесть держаться подальше, но это не значит, что я позволю этому идиоту разгуливать на свободе. Когда он купил свой пентхаус в Нью-Йорке, я заставил владельца продать мне здание, чтобы я мог получать ежедневные отчеты о нем. Разумеется, я сделал это под другим названием компании, чтобы он не предъявил мне. Поскольку он приземлился в Лондоне, я поручил опытному частному сыщику следить за ним на расстоянии. И прежде чем ты спросишь, он не рассказывал мне о твоем нападении, об этом я тоже узнал сам. Видимо, Кристоферу нравится рассказывать истории о женщинах, которыми он пользуется.

Дэниел избил Кристофера и, вероятно, угрожал ему, поэтому он и отказался от дела об опеке. Должно быть, это произошло в ту ночь, когда он вернулся весь в крови и с дьявольским выражением на лице.

Меня накрывают эмоции, и я хватаюсь за стул, сохраняя равновесие.

Мудак.

Как он посмел сделать все это для меня, а потом бросить?

Как он, блядь, посмел?

В моей голове четко вырисовывается план действий, который я должна предпринять.

— Зак?

— Да.

— У тебя ведь есть частный самолет, да?

— Есть.

— Пожалуйста, позволь мне воспользоваться им, чтобы я могла дождаться его в Нью-Йорке с кувалдой.

— Я не позволю тебе причинить вред моему брату.

— Это фигура речи. На самом деле я не собираюсь этого делать.

Он сужает глаза.

— Ладно.

Я уже планирую собираться, когда его телефон вибрирует.

Он отвечает:

— Стерлинг.

Он немного слушает, затем вешает трубку.

Выражение лица Зака не меняется, когда он разбивает мой мир вдребезги.

— На Дэниела напали с ножом.

***

Мое сердце застряло в горле с тех пор, как Зак сообщил мне новость о том, что Дэниел ранен.

В том смысле, Дэниел ранен.

В том смысле, что он истекал кровью на улице.

Единственная причина, по которой я сохраняла спокойствие во время поездки в больницу, это врожденная потребность верить, что все не так плохо, как я думаю.

С ним все будет хорошо.

Он должен быть в порядке.

Иначе...

Я качаю головой, мои пальцы душат друг друга. Зак остается совершенно отрешенным, печатая на планшете и отвечая на электронные письма, будто его младший брат не может быть мертв, пока мы разговариваем.

Возможно, это его состояние, но потребность ударить его в грудь и попросить что-то сделать пробирается под кожу, как лесной пожар.

Когда в поле зрения появляется больница, я практически выпрыгиваю из машины, прежде чем она успевает остановиться. Мой голос на удивление спокоен, когда я узнаю у медсестры о Дэниеле. Она спрашивает меня, являюсь ли я членом семьи, и мне хочется ее придушить.

Может, я и не семья Дэниела, но он мой. Он сделал для меня столько всего, чего не сделала моя семья. Он сделал то, чего никто не делал.

Например, заставлял меня чувствовать себя живой.

Желанной.

Защищенной.

— Я его брат, — говорит Зак, останавливаясь рядом со мной. — Она его... вторая половинка.

Я смотрю на него широко раскрытыми глазами, но он, кажется, больше заинтересован своим телефоном, что бы он там ни делал.

Как только медсестра направляет меня в палату Дэниела, я бегу туда, а затем мой ритм переходит на шаг.

Всю свою жизнь я теряла людей, потому что они пытались защитить меня.

Папа утонул, потому что пытался спасти меня.

Моя мать, такая же властолюбивая, как и она, вышла замуж за Лорда, ради обеспечения моего будущего. Она убила невинную женщину и пыталась убить свою падчерицу, чтобы поле было свободно для меня.

Моя юная сущность потеряла свои мечты и самоуважение, чтобы я могла жить дальше.

Выжить.

Мысль о том, что к этому списку добавился Дэниел, вызывает у меня физическую тошноту, и приходится трясти головой и моргать мутными глазами, чтобы оставаться на правильном пути.

Во время каждой катастрофы, постигшей меня, именно Дэниел или мысли о нем заставляли меня держаться на плаву и делать все лучше.

На этот раз я не смогу жить дальше.

На этот раз это будет конец.

Зак сказал мне, что его человек поймал того, кто пырнул Дэниела. Он был каким-то низкопробным бандитом и признался, что ему заплатил Кристофер, чтобы он напал Дэниела.

Так что Дэниел пострадал из-за меня. Потому что он избил Кристофера ради меня.

Мое сердце чуть не падает на пол, когда я дохожу до его палаты.

Пожалуйста.

Пожалуйста, пусть с ним все будет хорошо.

Если он все еще ненавидит меня, я исчезну. Если я стану плохим предзнаменованием для его жизни, я больше никогда не буду его искать.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 14 15 161718 19 Следующая ⇒