Приложение 1 страница

БО

Не сопротивляйтесь злу, и оно исчезнет само по себе.

Жизнь проста. В ней все случается для вас, не с вами. Все случается как раз в нужный момент — не раньше, и не позже. Не обязательно любить это — просто так легче жить. Если у вас есть проблема, это может означать только одно: вы не исследовали свои мысли. Как вы реагируете, когда верите в то, что прошлое должно быть другим? Вы боитесь привязаться к этой мысли, поскольку то, чему вы сопротивляетесь, продолжается. Вы цепляетесь за свой стрессовый мир, — мир, который существует только в вашем воображении; вы живете словно в страшном сне. Попытки сопротивляться реальности причиняют вам боль, потому что, сопротивляясь реальности, вы сопротивляетесь самому себе.

Когда вы знаете, как исследовать мысли, никакого сопротивления нет. Вы готовы принять самый страшный из своих кошмаров, так как он оказывается не более чем иллюзией, и четыре вопроса Работы становятся той техникой, которая помогает вам погрузиться в себя и осознать это. Вам не нужно двигаться на ощупь во тьме, чтобы найти путь к свободе. Вы можете просто сесть, расслабиться, задать себе четыре вопроса и сделать развороты — в любое время, когда вы захотите.

Девятнадцать лет назад у меня на лице была большая опухоль, которую успешно удалили. К тому времени я уже нашла исследование — а исследование нашло меня, —так что никакого дискомфорта по поводу своей опухоли я не испытывала. Напротив: я радовалась тому, что она появилась, и была счастлива, когда меня от нее избавили. Выглядела она весьма впечатляюще, поэтому до операции я любила бывать на людях. Люди глазели на мою опухоль, но делали вид, что не смотрят на нее, и это меня забавляло. Маленькие дети могли разглядывать мою опухоль очень долго, пока их с нотациями не уводили родители. Неужели они думали, что повышенное внимание со стороны их детей могло меня обидеть? Или я казалась им чем-то вроде монстра? Я не ощущала себя такой. Для меня опухоль на лице была нормальным явлением, реальностью. Иногда я замечала, как кто-нибудь смотрит на меня в упор, потом отводит взгляд, затем снова смотрит и отводит взгляд, и это продолжалось до тех пор, пока наши взгляды не встречались и мы не начинали дружно смеяться. Я воспринимала свою опухоль без истории, и человек, смотревший на меня, в конце концов начинал воспринимать ее так же — спокойно и с юмором.

Все в нашей жизни оборачивается даром — и это важный момент. Все, что представлялось вам уродством, превращается в свою полную противоположность. Но узнать это можно, только сохраняя свою внутреннюю целостность, погружаясь в себя и извлекая на свет свою собственную правду — а не ту, которую предлагает мир. И она обязательно откроется вам. Вам не нужно ничего делать, Единственное, за что вы несете ответственность, — ваша собственная правда в данный момент. И исследование приведет вас к ней.

Однажды я проводила Работу с женщиной, которая стеснялась своих пальцев. Она болела ревматоидным артритом с семнадцати лет и была уверена в том, что ее пальцы деформированы. Она считала, что ее пальцы не такие, как у нормальных людей, и сильно страдала от этого. Она даже стеснялась показывать их людям.

Но ее пальцы были нормальными — нормальными для нее. Она просыпалась с ними каждое утро с тех пор, как ей исполнилось семнадцать. В течение двадцати семи лет у нее были нормальные пальцы. Она просто не замечала этого.

Как вы реагируете, когда верите в то, что с вами не все в порядке? Вы испытываете стыд, печаль, отчаяние. Кем бы вы были без этой мысли? Вы относились бы к своему состоянию совершенно спокойно и любили бы его; вы осознавали бы, что оно абсолютно нормально — для вас. И даже если девяносто девять процентов людей будут смотреть на это по-другому, их представления о норме не имеют никакого отношения к тому, что нормально для вас. Поэтому страдания той милой женщине причиняли вовсе не ее пальцы, а спор с реальностью.

Давайте позволим друг другу иметь изъяны, потому что они являются нормой. Скрывая свои изъяны, вы учите других прятать их изъяны. Я люблю повторять, что каждый из нас ждет учителя, только одного, который позволил бы нам быть теми, кто мы есть. Вы — такие, какие вы есть: высокие или маленькие, осанистые или сутулые. Это дар. Отрицание этого дара причиняет боль. Кто еще может позволить всем нам быть свободными, если не вы? Сделайте это ради своего же блага, и другие последуют за вами. Они — отражение вашего мышления, и, освободив себя, вы сделаете свободными их.

Смириться — значит довериться Дао.

Никто не может ответить, почему имеет место то или иное явление. Единственно правильным ответом может быть: Потому что это то, что есть. Почему светят звезды? Потому что они светят. Почему стакан на столе? Потому что он на столе. В реальности нет никакого почему. Бесполезно задавать вопрос, который уходит в никуда, — разве вы не замечали? Наука может дать вам ответ на такой вопрос, но за каждым ее потому что всегда будет стоять еще одно почему. Окончательного ответа просто не существует.

Нет ничего, что нужно знать, и никого, кто хочет знать. Просто получайте удовольствие, задавая вопросы, поскольку на них есть миллионы ответов — так же много, как звезд на небе, — но ни один из них не является истиной. Наслаждайтесь звездами, но не думайте о том, что скрывается за ними. В конце концов, так ли уж важно знать ответ?

Работа замечательна тем, что она оставляет вас с тем, что есть, с тем, что находится за пределами любых ответов. Она лишает вас всяких представлений о том, каким вы должны быть. Она оставляет вас без моделей поведения, идеалов, без цели быть мудрым или духовным. Вы просто видите то, что есть.

Я люблю говорить: «Не пытайтесь перехитрить свою природу». Я имею в виду, что не нужно стремиться быть духовным; нужно просто быть честным. Это болезненно — притворяться более развитым, чем вы есть, брать на себя роль учителя, в то время как было бы добрее по отношению к себе оставаться учеником. Исследование позволяет найти истину, которая не всегда выглядит так, как вы ее себе представляете. Истину не интересует ваша духовность. Истина уважает только себя — такую, какой она предстает перед вами в данный момент. И в ней нет ничего серьезного; это просто Бог, смеющийся над космической шуткой.

Если кто-то приближается к вам с пистолетом, собираясь убить вас, и вы испытываете при этом страх, бегите не раздумывая. Такая реакция не менее духовна, чем любая другая. Но если у вас нет убеждения по поводу этого — вы свободны. Вы можете убежать или остаться — это не имеет значения, потому что в любом случае вы сохраните спокойствие. Вы, например, можете в этот момент думать: «О, он собирается меня убить». Или просто делать маникюр. Это и есть свобода.

Почему древние мастера почитали Дао?

Потому что, находясь в единстве с ним, вы обретаете то, что ищете, а совершая ошибку, получаете прощение.

Мне нравится, что нечто по-настоящему ценное нельзя ни увидеть, ни услышать. Оно — ничто, и оно — все; оно нигде, и оно прямо у вас под носом — это и сам ваш нос, и все остальное. К нему нельзя приблизиться и до него невозможно дотянуться, потому что, как только вы начинаете искать его, вы его теряете. За ним можно только наблюдать.

Ничто из сказанного не является истиной, так же как не. может быть истиной ни одна из возникающих в вашем уме мыслей. Нет ничего, и в то же время вот он — мир. Солнце в небе. Мостовая. Собака, бегущая по ней. Все приобретает значение, потому что вы не навязываете реальности своих мыслей.

Когда вы понимаете, что вы едины с реальностью, вам нечего искать — у вас есть все, что вам нужно. И если вам кажется, что вы совершили ошибку, к вам сразу же приходит осознание того, что это была не ошибка; это было то, что должно было случиться, — потому что оно случилось. До того как это случилось, существовало бесконечное число возможностей, но затем осталась только одна. Чем яснее вы осознаете, что все ваши «должно было бы», «могло бы», «следовало бы» являются результатом неисследованных мыслей, тем сильнее вы цените то, что приняли за ошибку, и то, к каким результатам она привела. Понимание этого факта есть прощение во всей его полноте.

БЗ

Действуйте, не совершая усилий.

Когда я привожу к себе домой одну из моих вос-1\хитительных внучек, я вытираю ей нос, целую ее, сажаю на высокий стульчик, кормлю — и я делаю это ради себя. Любя ее, я люблю себя, Я не вижу никакой разницы между нами. И поскольку я люблю себя, я могу любить каждого, кто появляется в моей жизни. В сорок три года я стала своим первым ребенком. Я полюбила себя, и эта любовь безусловна. Сила такой любви велика. Сотни тысяч людей, следуя моему примеру, учатся любить себя. Так они говорят мне.

Я влюбилась в себя февральским утром 1986 года. После нескольких лет убийственной депрессии я оказалась в клинике. Примерно неделю спустя я проснулась на полу своей палаты в мансарде (поскольку считала себя недостойной спать на кровати) и почувствовала, что по моей ноге ползет таракан. Я открыла глаза. Первый раз в жизни я видела реальность без каких-либо идей о ней. без мыслей и внутренней истории. Весь мой гнев, все мысли, которые меня беспокоили, весь мой мир и мир вообще — все исчезло. Меня тоже не было. Как будто бы тем февральским утром на полу мансарды проснулось нечто другое. Оно открыло свои глаза. Оно смотрело глазами Кейти. Оно было свежим, сияющим, новым; оно оказалось здесь впервые. Все было неузнаваемо. И это было восхитительно!

Смех поднимался из глубины и вырывался наружу. Новое существо дышало и пребывало в состоянии экстаза. Опьяненное радостью, оно жаждало всего. Для негоне было ничего отдельного, ничего неприемлемого. Все было его собственным «Я». Впервые я — оно — испытывала любовь к своей жизни. Потрясающе!

Все это имело место за пределами времени. Но когда я облекла это в слова, все встало на свои места и наполнилось смыслом. Там, на полу, я осознала, что между моим сном и тем мгновением, когда по моей ноге прополз таракан и появились мысли и мир, не было ничего. В этот момент родились четыре вопроса Работы. Я поняла, что ни одна мысль не является правдой. Все исследование уже присутствовало в этом понимании. Это было похоже на то, как с лязгом затворяются ворота. Проснулась не я — проснулось исследование. Проснулись две полярности, две части — левая и правая, нечто и ничто всего сущего. Я осознала это в то мгновение, когда пребывала вне времени.

Скажем так: когда я лежала там в состоянии осознания — как осознание, — появилась мысль: «Это нога», и в тот же миг я поняла, что это не было правдой, и испытала прилив радости. Я видела, что все было не тем, чем казалось. Это — не нога; это — не таракан. Это не было правдой, и тем не менее была нога, был таракан. Но они не имели имени. Не существовало никаких слов, которыми можно было бы назвать стену, потолок, лицо, ногу, таракана или что-то еще.

То, что пробудилось, видело все тело целиком, видело себя без имени. Не было ничего, что существовало бы отдельно от него, за его пределами, все оно было пронизано вибрациями жизни и радости, и все это было одним непрерывающимся переживанием. Любые мысли о возможности нарушить эту целостность, увидеть что-то за пределами себя не были бы правдой. Нога была там, но она не являлась отдельной сущностью, и называть ее «ногой» или как-то еще казалось абсурдным.

Смех продолжал изливаться из меня. Я видела, что «таракан» и «нога» — это просто имена для радости, что существует тысяча имен для радости и в то же время у возникающей в данный момент реальности не было никакого имени. Это было рождение осознания: мысли, отражающие самих себя и возвращающиеся к себе же; восприятие себя единой со всем сущим, утонувшей в океане собственного смеха.

Затем оно поднялось, и это тоже было потрясающе. Не было никаких мыслей, планов. Оно просто поднялось и пошло в ванную комнату. Оно подошло к зеркалу, посмотрело в глаза своего собственного отражения — и все поняло. Ощущение от этого было даже глубже, чем от той радости, которое оно испытало, впервые открыв глаза. Оно влюбилось в существо, отражающееся в зеркале. Казалось, что женщина и осознание женщины постоянно сливались. Там были только глаза и чувство абсолютной безграничности, лишенное какого-либо знания. Как будто через меня — его — пропустили электрический заряд. Это существо было подобно Богу, дающему себе жизнь в женском теле, — такому любящему и сияющему, такому могущественному. И в то же время она знала, что этим Богом была она сама. Об этом говорила глубокая связь с глазами в зеркале. В этом не было никакого смысла — просто узнавание того, что завладело ею.

Любовь — самое точное слово для описания подобного опыта. Все было раздроблено на части, а теперь соединилось. Оно двигалось, затем оно появилось в зеркале, а потом, буквально за долю секунды, от раз-деленности не осталось и следа — и все это отражалось в глазах. Глаза в зеркале были глазами этого нового существа. Оно отдавало себя и вновь возвращалось к себе. И это наделяло его качеством, которое я называю

любовью. Когда оно смотрело в зеркало, глаза ■ — их глубина — были всем, что являла собой реальность, всем, что существовало. До этого не было ничего — ни глаз, ни чего-то другого; даже стоящее там существо было ничем. А затем появились глаза и сделали его тем, чем оно должно быть.

Люди привыкли всему давать имена, стена, потолок, нога, рука. Но у него не было никакого имени, потому что оно невидимо. Оно невидимо. Если бы не глаза... Я помню слезы благодарности, которые текли по моим щекам, когда оно смотрело на свое собственное отражение. Я даже не знаю, как долго стояло оно так — уставившись в зеркало.

Это были первые мгновения после моего рождения в качестве его, или его рождения в качестве меня. От Кейти не осталось ничего. Не было даже обрывка воспоминаний о ней — не было ни прошлого, ни будущего, ни настоящего. И в этой открытости так много радости. Нет н и чего слаще этого, и нет ни чего, кроме этого. Если бы вы любили себя больше всего на свете, то дали бы себе все, что только пожелаете. Лицо. Руки. Дыхание. И не только это. Стену, потолок, окно, кровать, лампочку. О! И это тоже! И это! И это! Я чувствовала, что, если бы я попыталась передать свою радость словами, с клиники, в которой я находилась, снесло бы крышу. И не только с клиники — со всей планеты. И я до сих пор чувствую то же самое.

Предотвращайте беду до того, как она произойдет. Приводите вещи в порядок прежде, чем они начнут существовать.

І ет никакой нужды наводить в мире порядок. Вещи уже в порядке — даже до того, как они начинают существовать. Я выхожу на улицу и вижу людей, машины, собак, птиц, деревья, мусор. В этом живописном хаосе присутствует красота, которая всегда радует меня. Все это существует для меня, и все это предстает передо мной в самый подходящий момент — именно тогда, когда нужно.

Для большинства людей прогулка по улице мало что значит, для меня же улица — целый мир, мой тайный мир, где я всегда служу всему и всем, так же как они служат мне. Для меня не существует задач слишком важных или слишком незначительных, потому что решать нужно ту задачу, которая стоит перед тобой в данный момент. Вам может казаться, что у вас тысяча дел, но в действительности вы можете заниматься только одним.

Я живу в состоянии постоянной медитации и знаю, что, если бы во мне возникла мысль о том, что отнюдь не все в мире является добром, она передалась бы другим людям в виде замешательства, а эти другие люди есть я. Моя работа состоит в том, чтобы открывать себя любому опыту и любить увядшую розу, шум проезжающих машин, мусор на тротуаре, мусорщика, — все это

составляет мой мир, Я убираю мусор, мою посуду, подметаю пол, вытираю нос ребенку и исследую все, что может помешать осознанию моей истинной природы. Нет ничего добрее, чем ничто.

Я возвращаюсь домой после прогулки, готовлю обед, и, когда мы едим, Стивен говорит: «Посмотри, в салате муравьи •. Я продолжаю жевать, наслаждаясь мыслью о том, что все в мире пребывает в состоянии равновесия. Я никогда не получаю больше или меньше протеина, чем мне нужно. Перед дождем муравьи всегда перемещаются в нашу кухню, оккупируя плиту, разделочный стол и раковину. Перед моими глазами была такая плотная пелена, что я не заметила этих милых путешественников. Позже, сидя на кушетке в гостиной, я чувствую, как муравьи ползают по моим ногам, рукам и волосам. Эти маленькие массажисты всегда находят мои чувствительные точки, они щекочут меня, иногда кусают, но только там, где нужно.

Я наблюдаю затем, как моя рука настигает одного из них и раздавливает его, и отмечаю, что мне хотелось бы умереть так же быстро, как этот муравей. Я переживаю его смерть как свою собственную; я люблю смерть так же сильно, как люблю жизнь. Моя рука опускается к ноге, и под моими пальцами погибают еще два милых создания, ползавших по лодыжке. Я отмечаю, как появляется мысль «О, я убиваю муравьев», — и улыбаюсь. Все так странно. Рука движется сама собой, без всякого плана, делая свою работу. «Я» останавливает ее, но позже я замечаю, что, когда я не осознаю смертоносных движений своей руки, она продолжает свою работу. Кто же убивает муравьев, когда я не наблюдаю за рукой? Можно ли доверять происходящему? Вот рука остановилась. И кто знает, каким будет ее следующее движение?

Когда моя дочь собирается в магазин, чтобы купить рисовое молоко для Марли, я прошу ее: «Кстати, дорогая, купи ловушки для муравьев». Почему я прошу ее об этом? Потому что я это делаю. Это то, что есть. Принцип действия ловушек в следующем: муравьи внутри них съедают яд, возвращаются в муравейник и заражают своих собратьев. Предполагается, что так вы избавляете от них свой дом. Я думаю о том, почему убийство муравьев меня не беспокоит. И прихожу к выводу; потому что я тоже умираю от яда; я убиваю себя, участвуя в загрязнении воды, которую пью и которую пьют все; выхлопы моей машины загрязняют воздух, которым мы дышим.

Я такая же, как эти муравьи. Мне хорошо знакома подобная жадностькеде, которая много лет порождала во мне чувство вины — как будто разум имеет какое-то отношение к телу и как будто страдания возможны в реальности. Химические вещества, попадающие в мой организм с продуктами быстрого приготовления, которые я обычно ем, и другие яды, которыми я продолжаю отравлять себя, не вызывают у меня ничего, кроме улыбки. Поверьте, я не мазохистка — я люблю свою жизнь, но с этим постоянным отравлением ничего нельзя сделать; это то, что есть. Разве я дышу? Так только кажется, Я поступаю с муравьями так же, как поступаю с собой. Тела приходят и уходят. Но когда разум понимает себя, когда он прекращает отравлять себя верой в истинность своих убеждений, никакой физический опыт больше не может причинить страданий.

Два дня спустя, сидя на своей любимой кушетке, я снова ощущаю щекочущие прикосновения. Опять муравьи. Получается, что их муравейник — я. Они вернулись, чтобы отравить меня, значит, яд я купила для себя. Что посеешь, то и пожнешь. И я ценю это.

Если люди думают, что знают ответы, их трудно направлять. Но когда люди знают, что ответы им неизвестны, они находят свой путь.

не стремлюсь поучать людей. Зачем мне делать это? Моя единственная задача — возвращать вас к самим себе. Когда вы обнаруживаете — внутри себя, за пределами всех ваших мыслей — незнающий разум, вы обрегаете свободу. Незнающий разум всегда открыт любому опыту, который приносит вам жизнь. Найдя его, вы находите свой путь.

Мне приходилось работать с детьми четырех-пяти лет, которые страдали из-за веры в те же концепции, в которые верят и взрослые. Эти концепции обладают силой религиозных верований, мы полностью преданы им. «Люди должны приходить», «Люди должны уходить», «Люди должны понимать меня», «Во мне слишком много этого», «Во мне слишком много того», «Моя жена не должна лгать мне», «Мой муж не любит меня», «Мои дети должны меня ценить», «Моя мать была бы гораздо счастливее, если бы смотрела на все так же, как я». К какой бы истории мы ни были привязаны, за этим всегда стоит наша преданность той или иной идее. Для Бога в наших историях кет места.

Однажды я работала с женщиной из Иерусалима. Ее религией стало навязчивое желание иметь стройные бедра. Она считала, что стройные бедра дадут ей все, чего она хотела от жизни. Она была очень привлекательна! И она не желала заниматься Работой, потому что боялась идти внутрь себя для поиска честных ответов. Ее ужасала мысль о том, что, если она ответит честно, ей до конца дней придется мириться с толстыми бедрами. Она считала, что нуждается в страхе как в мотиваторе для занятий спортом и правильного питания. Было очевидно, что она предпочитает стройные бедра свободе. Она не хотела рисковать ради того, чтобы отпустить контроль и погрузиться внутрь себя для поиска собственной правды. Для нее стройные бедра стали священной идеей — такой же, как для других людей деньги или отношения с любимым человеком.

Мне нравится работать с такими людьми. Они утверждают, что хотят свободы больше всего на свете. Они плачут и взывают о помощи. Но как только я приближаюсь к их священным концепциям, эти духовные искатели, находящиеся в поиске уже десятки лет, теряют интерес к свободе. Абсолютно. Их религии грозит опасность, и они готовы на все, чтобы защитить ее.

Я спросила эту женщину: «Можете ли вы абсолютно точно знать, что ваши бедра должны быть стройнее, чем они есть на самом деле? » Вы были бы изумлены, увидев, как быстро она заняла оборонительную позицию. Даже не удосужившись задать себе этот вопрос, она выпалила: «Да, я уверена в этом! » Бах! Ворота закрылись, подъемный мост убран, всезнающий ум спрятался за стенами своего замка, готовый обороняться от всего мира. Вот почему я люблю задавать человеку, сидящему передо мной, вопрос: «Вы действительно хотите знать правду? »

Все необходимые знания присутствуют внугри вас. Как можно научить тому, что уже известно? Вы можете только стать осознанным. Если вы желаете углубиться в себя в поисках правды, ваша врожденная мудрость отреагирует на заданный вопрос, подобно внутреннему камертону, и вы услышите правильный ответ.

Если вы верите в то, что у вас есть проблема, Мастер не станет убеждать вас в обратном. Она открыта для понимания. Она — ваше отражение. Она знает, что нет никаких проблем, кроме вашей веры в свои мысли. Существует только разум — если вообще что-то существует. Мастер всегда будет возвращать вас к вашему собственному разуму, к вашему собственному осознанию. И самая приятная часть этого заключается в том, чтобы полностью принимать любую убийственную тенденцию, пока — в присутствии вашего внутреннего Мастера — вы не увидите свою сущность такой, какая она есть.

Так находящийся в замешательстве разум приходит к тому, чтобы расстаться через исследование с беспокоящими его мыслями. Он не только видит, что они неправдивы, но также понимает, какую цену приходится платить за веру в них — гнев, печаль, чувство обиды. Он понимает, что свобода возможна только в том случае, если он перестанет верить в мысли и признает, что нечто противоположное им тоже может быть правдой. В конце концов разум осознает, что он и есть реальность и что мир меняется вместе с изменением его восприятия. Встретить Мастера с бесстрашным, открытым разумом — значит потерять целый мир, каким вы его себе представляли. И забыть о жесгоком, полном страдания мире, в котором желания сердца никогда не исполняются.

Когда люди думают, будто знают ответы на все вопросы, Мастеру трудно помочь им найти собственный путь, потому что их разум закрыт, а закрытый разум означает, что и сердце тоже закрыто. После того как она поняла, что свобода не может быть навязана, она стала более спокойно воспринимать и выслушивать любые истории, ожидая, пока в глухой стене самообороны не появится хоть малейшая брешь. Тогда она проникает внутрь, и наступает момент встречи, безоговорочного

единения. Человек может попытаться закрыть дверь, но уже поздно — Мастер успела проникнуть внутрь. И этот миг проникновения меняет все. Разум проясняется, осознает себя, и он никогда уже не будет прежним, потому что подобное встретилось с подобным. Двое стали одним.

Как только Мастер входит через слегка приотворившуюся дверь, разум ученика начинает расширяться и естественный путь к себе открывается сам собой. Кажется, что ученик мог бы вернуться в свой прежний мир, но это невозможно. Когда разум понимает, что не знает того, в чем был так уверен, он обретает свободу — узлы прежних убеждений ослабевают и развязываются сами собой. На этом работа Мастера заканчивается. Она снова превращается в ничто.

Работа в действии «Моя мама должна была умереть раньше»

Барбара: Кейти, я написала о своей маме. Она умерла десять дней назад. В прошлом году она дала моей сестре Лори доверенность принимать за нее любые решения, касающиеся ее здоровья. Вскоре мама серьезно заболела. За неделю до смерти ее начали мучить сильные боли, и она попросила отключить ее от аппарата искусственного дыхания. Лори живет в другом городе, и прошла целая неделя, пока она совещалась с докторами, раздумывала об этом и наконец приняла решение выполнить просьбу мамы. Я все это время была в больнице рядом с мамой, а Лори даже не удосужилась к нам приехать. Кейти, моя мама должна была умереть раньше. Я чувствую себя такой бессильной и ужасно злюсь на сестру.

Кейти: Понимаю, дорогая. Давайте посмотрим, что вы написали.

Барбара: Я злюсь на сестру за то, что она заставила маму ждать смерти.

Кейти: Значит, вы считаете, что для вашей матери было бы лучше умереть на неделю раньше. «Ваша сестра должна была сразудатьсвое согласие. Она не должна была ждать неделю» — правда ли это?

Барбара: Да, правда. Я чувствовала себя абсолютно беспомощной. У меня не было возможности контролировать ситуацию, в то время как я знала, что моей маме лучше было бы умереть. Но я была вьпг/ждена

ждать решения сестры, и это сводило меня с ума. Я была в отчаянии. Я готова была пожертвовать чем угодно, чтобы выполнить просьбу мамы и отключить ее от аппарата искусственного дыхания Кейти: Хорошо, милая. Я слышу вас. Теперь давайте вернемся к исследованию. «Ваша сестра не должна была ждать» — можете ли вы абсолютно точно знать, что это правда?

Барбара: Ну... Мне казалось, что мама сильно страдала всю ту неделю, пока ждала решения сестры... Это ее тело. Ее жизнь и ее решение.

Кейти: Да, это так. Но откуда вам известно, что эта неделя ожидания не была для вас троих самым лучшим временем? Можете ли вы абсолютно точно знать, что по-другому было бы лучше?

Барбара (после долгой паузы): Нет, я не могу абсолютно точно знать этого.

Кейти: Потрясающе! И откуда это «нет» пришло?

Барбара: Я просто сделала паузу и вслушалась в ваш вопрос. Мне действительно было трудно. В своих мыслях я оправдывала себя и обвиняла сестру. Но когда я прислушалась к вопросу, то стало очевидным, что я не могу абсолютно точно знать, что было бы лучшим для мамы. Как бы я ни убеждала себя в собственной правоте, я не могу этого знать.

Кейти: Да, милая. Все правильно. Как вы реагируете, когда верите в мысль «Она не должна была ждать»?

Барбара: Я виню себя, поскольку думаю, что должна была проявить твердость.

Кейти: Да. И что вы чувствуете, обвиняя себя в страданиях матери?

Барабара: Я чувствую себя ужасно. Чувствую, что не сделала для мамы все, что могла. Я виню себя в слабости. И очень злюсь на сестру. Хочется свернуть ей шею. Я виню ее в страданиях мамы не меньше, чем себя.

Кейти: Можете ли вы найти причину для того, чтобы отбросить эту мысль? При этом я не прошу вас ее отбросить. Вы не можете отпустить мысль, вы можете только встретить ее с пониманием, и тогда она отпустит вас,

Барбара: Ну, сейчас от этой мысли нет никакого проку. Ведь мама умерла.

Кейти: Меня в данной ситуации больше интересуете вы, ваше спокойствие. Приведите мне спокойную причину, по которой стоит держаться за эту мысль.

Барбара: Не думаю, что такая найдется. И от этого я чувствую себя еще несчастнее.

Кейти: Кем бы вы были без этой мысли? Кем бы вы были, если бы не верили в то, что ваша сестра не должна была ждать?

Барбара: Я бы поддерживала отношения с сестрой, как раньше. Разговаривала бы с ней.

Кейти: Да, милая. И не жили бы, испытывая боль, — как ваша мать.

Барбара (со слезами на глазах): Да, это так.

Кейти: Интересно то, как мы, стараясь спасти кого-то

от боли, сами остаемся ни с чем. Теперь сделайте

разворот.

Барбара: Сестра должна была ждать? Но у мамы была такая боль!

Кейти: Отмечайте, когда вы отклоняетесь от исследования и возвращаетесь к своей истории, к попыткам защититься и оправдаться. «Она не должна была ждать» — разворотом к этой мысли будет «Она должна была ждать». Просто побудьте с этим какое-то время.

Барбара (после долгой паузы): Не остается ничего, как сказать, что я не знаю, должна ли была моя сестра ждать.

Ксйти: Хорошо, дорогая. А теперь приведите мне три реальных примера, говорящих о том, что она действительно должна была ждать.

Барбара: Ну, возможно, она ждала, потому что надеялась получить от врачей какую-то обнадеживающую информацию. (Пауза. ) Она ждала того момента, когда ей стало совершенно ясно, что аппарат искусственного дыхания можно отключить. (Пауза. ) Она тянула время, чтобы вся наша семья могла собраться к моменту смерти мамы,

⇐ Предыдущая 9 10 11 12 131415 16 17 18 Следующая ⇒