XXVII. XXVIII. Слово автора

XXVI

Я вызвал такси до дома Скэриэла, но никак не ожидал, что приеду первым. Оливер с сестрой планировали заехать домой за алкоголем, но Леон уехал раньше, следовательно, уже должен был стоять на пороге Лоу. Я осмотрелся, но машины Кагера нигде не было видно. Он хотел вместе со мной зайти в дом, объясняя это тем, что ему неловко оставаться с полукровкой наедине.

Выйдя из такси, я ещё немного потоптался на месте, не в силах сделать и шага. После скандала с отцом мы не виделись со Скэром, и меня мучила совесть: я всё ещё чувствовал ответственность за случившееся. Предложение Леона показалось мне как никогда удачным. Глубоко в душе я тоже не хотел сейчас оставаться наедине со Скэриэлом.

На улице холодало. Ещё недавно мы гуляли только в униформе лицея, но теперь приходилось кутаться в шарф и пальто. Я и не заметил, как пришла зима.

Дверь отворилась, и на пороге показался довольный Скэриэл. Его нижняя губа была разбита и опухла, но в целом выглядел он хорошо.

– Долго ещё будешь стоять? – насмешливо спросил он.

На нём были серые домашние штаны с растянутыми коленками и однотонная чёрная футболка. Как обычно, он вышел босым. Я всё раздумывал над тем, чтобы подарить ему тапочки. Он не любил носки, а если приходилось их надевать, то специально или случайно – я так и не разобрался – носил непарные. Как‑ то я подарил ему две пары дизайнерских носков с принтами «Звездной ночи» и «Подсолнухами» Ван Гога, на следующий день он явился в разных носках, но они каким‑ то магическим образом сочетались.

– Как ты узнал? – Я торопливо направился к нему, избегая зрительного контакта. Синяк на губе служил для меня прямым напоминанием о том, что Скэриэл пострадал.

– Я вас ждал, да и шум подъезжающей машины услышал. А ты хотел сбежать? – Кажется, у него игривое настроение. Я помотал головой.

В холле, скинув рюкзак, я повесил пальто и разулся под пристальным взглядом Скэриэла. Он опёрся спиной о стену, скрестив руки на груди. Мы оба молчали.

– Что? – Я посмотрел куда‑ то в сторону. Меня сильно напрягала возникшая обстановка.

– Это ты мне скажи, что? – с улыбкой произнёс он. – Ты избегаешь меня?

– Нет, это не… – Растерявшись, я застыл как истукан. Что такого сказать, чтобы сменить тему?

– Что с твоей рубашкой? – Скэриэл указал на алые капли.

– На уроке кровь пошла из носа.

Он подошёл ближе, на расстояние вытянутой руки. Деваться было некуда, пришлось посмотреть ему в лицо. Скэриэл нахмурился, словно решал задачку по тригонометрии.

– Что случилось? – серьёзно спросил он.

– Да ничего, – вяло ответил я. – Просто…

– Готи, говори уже, – настоял Скэриэл, положив правую руку мне на плечо. Я почувствовал тяжесть чужой ладони и понял, что избежать разговора не удастся.

– Ты не злишься на меня? – наконец выдал я, когда он слегка сжал моё плечо.

Теперь настала очередь Скэриэла удивляться. Его брови поползли вверх. Мне захотелось вывернуться, броситься из дома прочь, но вместо этого я молча уставился на свои ступни.

– Почему я должен злиться? – в недоумении спросил он. – Ты это из‑ за отца?

Я молчал. Не дождавшись ответа, он положил вторую руку на другое моё плечо и сжал сильнее, чем прежде. Казалось, что он сейчас меня встряхнёт. Я был словно в тисках – не сбежать, не скрыться.

– Готи, я не зол на тебя, у меня и в мыслях такого не было, – заверил он, подойдя ближе. – Что ж вы такие ранимые, – обнимая, произнёс он куда‑ то в сторону. – Скажу больше: я и на твоего отца не злюсь.

Я устало опустил голову ему на плечо. Вся тяжесть двух эмоционально сложных дней как будто разом навалилась на меня, и сейчас я мог поделиться этим с кем‑ то.

– Бедный маленький Готи, небось, всю ночь не спал, переживал, – фальшиво ласковым голоском протянул Скэриэл, гладя меня по голове. Я чувствовал, как он сдерживается, чтобы не рассмеяться в голос.

Я оттолкнул его, моментально краснея.

– Отвали, – буркнул я, направляясь в гостиную. Он прыснул от смеха за моей спиной.

– Ну что ты, иди ко мне на ручки, – хихикая, не унимался Скэриэл.

– Леон ещё не приезжал? – спросил я, усевшись на диван. Дай волю Скэриэлу, он будет глумиться ещё час.

– Не‑ а. – Он направился на кухню. Я услышал, как он открывает дверцу холодильника. – Ты голоден?

– Нет, только пить хочу. – Повернувшись, я облокотился на спинку дивана. – Есть сок или газировка?

– Есть томатный сок. – Он достал упаковку и показал мне. – Редкая гадость, но Джерому нравится.

– Не переношу его, – скривился я.

– Джерома или томатный сок? – Скэриэл открыл упаковку и понюхал содержимое, затем поморщился.

– Очень смешно, – закатил глаза я.

– Так когда появятся остальные? – спросил он, доставая газировку.

– Я думал, что Леон приедет первым. Близнецы заехали домой за вином. – Я принял от Скэриэла стакан с газировкой. – Слушай, я сегодня утром рано ушёл из дома и вообще не хочу возвращаться. Я с отцом так и не поговорил после вчерашнего.

– Ты можешь остаться у меня. – Скэриэл отпил из своего стакана и задумчиво посмотрел на меня. – Но рано или поздно тебе придётся поговорить с отцом.

В дверь позвонили; не надо было быть ясновидящим, чтобы понять, кто приехал – кажется, звонкий голос Оливера, спорящего с сестрой, достигал другого конца улицы.

«Леон, где тебя носило? » – спросил Оливер снаружи.

«Оливер, осторожнее, разобьёшь! » – вторила ему Оливия.

Скэриэл поспешил впустить шумных гостей. В холле раздались громкие весёлые голоса. Я со стаканом в руке поплёлся к ним.

– Готье, ты здесь? – радостно поприветствовала меня Оливия. – Мы немного задержались.

Они с братом успели дома переодеться: Оливия надела изумрудный свитер крупной вязки и клетчатую юбку. Её светлые волосы были заплетены в косу и украшены зелёной лентой. Я как идиот уставился на неё, не в силах отвести взгляд или поприветствовать их. Язык прилип к нёбу, так что, задай мне кто элементарные вопросы, я бы и тут налажал.

– Кто‑ нибудь, возьмите, – простонал Оливер, протягивая две бутылки. – Я чуть не попался, когда пытался их пронести мимо прислуги.

– Они бы всё равно тебе ничего не сделали, – произнесла Оливия, разуваясь.

– Но могли донести отцу, – раздражённо бросил он.

Наблюдать за тем, как близнецы спорят, было интересно. В лицее они вели себя словно недосягаемые идолы: немногословны и мало заинтересованы в окружающих, – но сейчас это были два обычных подростка, которым приходится жить под одной крышей.

Оливер поприветствовал Скэриэла и передал ему бутылки. Одет он был в белый свитер крупной вязки и брюки в клетку, явно из одной коллекции с юбкой сестры.

– Я перерыл весь мини‑ бар отца, но достал эксклюзив! Сегодня мы будем пить вино из Греции и Франции. Элитное греческое вино «Кормилица», золотая коллекция, греки выращивают виноград на горе Афон! – торжественно поведал Оливер. – Это жемчужина алкогольной продукции в Греческой Македонии. Специально для наших посиделок в македонском стиле.

– Откуда ты всё это знаешь? – удивлённо спросил Леон, разуваясь последним.

– Я умею читать, – со смехом отозвался Оливер. – На этикетке написано.

– А второе вино? – поинтересовался я, чувствуя, что Оливер ждёт не дождётся, когда кто‑ то об этом спросит. Я изобразил любопытство, хотя не горел желанием пить, да и тема алкоголя мало меня волновала.

– Дё Монтий Сёр‑ Фрер, Шабли Гран Крю «Ле През», – произнёс он с видом опытного сомелье; кажется, уровень его французского только и позволял, что пафосно читать этикетки на бутылках с дорогим алкоголем. – Белое сухое вино из Бургундии, Шабли.

– Здорово, – произнёс Леон без особого энтузиазма. Кажется, мы с ним оба не разделяли восхищения Оливера.

Повесив твидовое пальто, Оливер прошёл в гостиную следом за сестрой. Мы с Леоном переглянулись, как два трезвенника, по ошибке забредшие на вечеринку.

– Любезнейший, где наши хитоны? – Оливер обратился к Скэриэлу, и мы все поняли, что наш македонский пир негласно начался.

Скэриэл, улыбаясь, достал из‑ за дивана крупный бумажный пакет, который прежде я не заметил, и вывалил содержимое на пол.

– Добрейший Оливер, прими мои дары и выбери любую ткань по своему усмотрению.

От мысли, что со стороны они выглядели как два павлина, готовых состязаться в искусстве красноречия, я чуть не прыснул со смеха.

– Нет, я точно не буду так разговаривать, – прошептал за спиной Леон.

Прикрыв язвительную улыбку ладонью, я наблюдал за тем, как Оливер поднял белую ткань и накинул на себя.

– А дальше как? – хихикая, спросила Оливия. Кажется, её тоже забавляла эта сцена.

– Накинуть ткань, завязать на плечах, можно ремнём на талии закрепить, – авторитетно объяснил Оливер, словно каждый день разгуливал в хитоне.

– Я купил тебе сорочку, она плотная и похожа на то, что носили девушки в Древней Греции. – Скэриэл протянул Оливии свёрток.

Оливия изумлённо посмотрела на Лоу и с благодарностью приняла подарок. Мы с Леоном чуть рты не разинули от удивления. Мне бы точно такое и в голову не пришло.

– С вашего позволения, я переоденусь на втором этаже, – произнесла она, направляясь к лестнице.

– Ну всё, можешь из неё верёвки вить. – Оливер, не стесняясь, скинул свитер. – Она ценит внимание к деталям.

Скэриэл снял футболку и бросил её на диван. Я неторопливо принялся за рубашку, но мигом остановился, вспомнив, что грудь перевязана бинтами: что, если Леон спросит об этом? Я в панике посмотрел на Оливера. Не знаю, понял ли он мою мольбу, но даже Скэриэл с волнением оглянулся.

– Леон, ты будешь переодеваться? – На помощь как нельзя кстати пришёл сообразительный Оливер.

– Это обязательно? – спросил Леон, кусая губу. Он с опаской смотрел то на нас, то на ткань у ног.

– Если стесняешься, то можешь переодеться на втором этаже, – добавил Скэриэл, накидывая ткань.

– Ладно, давайте так, – чуть задумавшись, кивнул Леон. Он подобрал ткань и нерешительно направился к лестнице вслед за Оливией.

– Ванная на втором этаже в конце коридора! – крикнул Скэриэл. – Или можешь зайти в любую свободную комнату!

Как только Леон скрылся, Скэриэл требовательно посмотрел на меня.

– Он знает? – тихо спросил Оливер, намекая на Лоу. Даже если бы я хотел скрыть утреннюю перепалку с Кливом от Скэриэла, Оливер мигом раскрыл наш секрет. Я мысленно сделал себе пометку поменьше трепаться при Оливере.

– Что знаю? – невозмутимо спросил Скэриэл.

Скрывать произошедшее от Скэриэла не было смысла. Я планировал рассказать ему раньше, но это начисто вылетело из головы.

– Я хотел поговорить с одним парнем, он вечно пристаёт к Леону, но… – начал было я.

– Но их обоих размазало по кафелю, – рассмеялся Оливер, неумело завязывая ткань на левом плече.

– Не понял, – произнёс Скэриэл и требовательно посмотрел на Оливера. Он стоял с обнажённой грудью, руки на бёдрах, готовый в любую минуту броситься в драку с неким парнем.

– Ну, в общем… вот, – Я расстегнул рубашку. Скэриэл в ужасе уставился на меня. Я вздрогнул от его поражённого взгляда. Да, согласен, выглядел я немного пугающе: на бинтах появились небольшие кровавые пятна, но уже ничего не болело.

– Кто это сделал? – грозно спросил он.

Я скинул рубашку и быстро набросил ткань, игнорируя вопрос Скэриэла.

– Дай помогу, – внезапно сказал Оливер, подходя ко мне. – Здесь нужно по‑ другому завязать.

– Вы ещё не переоделись? – раздалось сзади. Оливия появилась в длинной ночной сорочке; в руках она несла аккуратно сложенные вещи.

– Где Леон? – опасливо спросил я.

– Наверху.

– Ты тоже в курсе? – недовольно спросил Скэриэл у неё. Кажется, его раздражало то, что он не знал всей ситуации. Я видел, как с каждой минутой нашего неловкого разговора его терпение иссякало.

– Я бинтовала его.

– Потом поговорим, – решил Скэриэл чуть погодя, наблюдая за тем, как Оливер неумело моделирует мой импровизированный хитон.

– Не о чем говорить, – буркнул я с нарастающим раздражением.

– Потом обсудите всё, голубки, – прыснул Оливер.

Скэриэл с недоумением посмотрел на него. Оливер заметно стушевался под этим взглядом. Он явно ждал, что мы оценим его метко брошенную фразу, но даже я недовольно нахмурил брови.

– Вы же… – занервничал он, откидывая светлые волосы со лба, – встречаетесь?

– Что?! – воскликнул я. Скэриэл пятернёй зачесал волосы назад и шумно втянул носом воздух.

– Это не так, – сердито отрезал он.

Кагер показался за спиной Лоу. Он, как и Оливия, аккуратно сложил свои вещи и теперь стоял в самодельном хитоне – при этом сумев правильно его надеть, вышло намного лучше, чем у Оливера. Мой наряд прикрыл грудь, но я всё равно боялся, что в складках ткани он разглядит бинты.

– Всё в порядке? – осторожно спросил Леон.

– Да, да, – выговорил я с трудом. – Оливер несёт вздор.

– П… простите, – запинаясь, наконец выдал Оливер. Я впервые видел его таким растерянным. Он неловко улыбнулся. – Я правда подумал, что вы встречаетесь.

– Мы лучшие друзья, – совладав с собой, проговорил Скэриэл.

В его голосе звучало осуждение.

– Закрыли тему, – раздражённо буркнул я.

Оливер кивнул, отпрянув. Скэриэл молча натягивал ткань. Оливия указала Леону, куда лучше убрать вещи, и принялась заботливо складывать брошенный свитер брата. Я посмотрел на мятую футболку Скэриэла и поборол внезапно возникший порыв её сложить.

Повисло долгое мучительное молчание. Мне показалось, что на этом мы и закончим нашу вакханалию.

Первым разрядил атмосферу Скэриэл, и мы все были ему очень благодарны.

– Давайте раскидаем одеяла и подушки на полу, чтобы всем уместиться?

Мы мигом загорелись этой идеей, словно ничего более интересного не существовало и в помине. Скэриэл и Оливер отодвинули диван, а я, Леон и Оливия поднялись на второй этаж за одеялами.

– Чья это комната? – мимоходом спросила Оливия.

– Кажется, Джерома, – ответил я.

– А где он? – спросил Леон. Я пожал плечами.

После того как мы обустроили место для возлежания, новой проблемой стало открыть бутылки с вином без штопора. На помощь пришли жалкие познания Скэриэла и могучий интернет.

– Я думал, что раз ты пьёшь, то умеешь открывать, – чуть позже шепнул я Оливеру из чистого ехидства.

– Я пью из открытых бутылок… У отца много начатых, а я потихоньку допиваю, – оправдываясь, недовольно прошептал он.

Мы расселись по кругу: Скэриэл и я рядом, Оливия и Оливер слева от меня, Леон по правую сторону от Скэриэла. В центре уместились две бутылки из коллекции мистера Брума, виноград, сырная нарезка, ранее купленная Скэриэлом, и глубокая тарелка, в которую принято насыпать кукурузные хлопья и заливать молоком. Оливер торжественно наполнил вином тарелку до краёв, и, чуть не пролив, поднял двумя руками импровизированную чашу.

– Пир объявляется открытым! – торжественно произнёс он. Скэриэл захлопал, и мы присоединились к нему. – Первый тост за Французскую революцию, которая нас всех тут и объединила!

Он сделал большой глоток и передал вино Оливии. Она отпила немного, сморщила миниатюрный носик и передала Леону. Тот осторожно принял чашу и с сомнением взглянул на содержимое.

– Давай, пей, – весело подначил Оливер, маша рукой.

– Совсем чуть‑ чуть можешь, я тоже много не пью, – заботливо добавила Оливия, по‑ приятельски похлопав Леона по спине.

Леон пригубил, сделав глоток, – как по мне, он просто сымитировал, что пьёт. Никто не стал требовать повторения. С самого начала было ясно, что к Леону Кагеру все относятся как к младшему брату, не обращая внимания на то, что близнецов он старше на год. Есть такой тип людей, которых не хочешь огорчать. Они выглядят так, словно им нужна постоянная забота и защита. Мы деликатно и незаметно следили за Леоном, оберегали от невзгод и развлекали на свой лад. Скэриэл говорил, что чистокровные как тепличные цветы, и если продолжать аналогию, то Леон – белая роза. У них слабый иммунитет к паразитам, необходима грамотная обрезка, они легко засыхают, и им нужен период покоя.

Забавно поморщившись, он передал чашу Скэриэлу. Тот не стал тянуть и сделал большой глоток на радость Оливеру, затем передал напиток мне. Я никогда не интересовался алкоголем, но французское вино мне понравилось. Оливер издал победоносный крик, рассмешив всех.

Мы расселись, скрестив ноги, ведя живую беседу и поедая виноград с сыром. То и дело Оливер провозглашал очередной тост, заставляя каждого пригубить вино. Так за разговором мы не заметили, как прикончили одну бутылку. Больше всех выпили Оливер и Скэриэл. Их речь стала немного бессвязной, движения размашистыми, а реакция замедленной.

– Раз мы уже опустошили одну, то предлагаю кое‑ что интересное, – произнёс Оливер, вертя в руках пустую бутылку.

– Что? – спросил Леон.

– Сыграем в бутылочку? – сказал он игриво.

XXVII

– Бутылочку? – тотчас переспросил Леон и ошарашенно уставился на меня, будто бы я был единственным здравомыслящим здесь человеком и мог остановить происходящее.

Видимо, Леон был обо мне лучшего мнения, чем я думал. Я отвернулся, чтобы скрыть смятение от Оливии. От одной мысли о том, что благодаря этой игре я мог её поцеловать, меня бросало то в холод, то в жар. Даже ладони вспотели; я чуть было не уронил чашу с вином.

Скэриэл прыснул от смеха, по‑ приятельски закидывая руку мне на плечо, словно был уверен, что эта затея мне точно понравилась. Оливер заулыбался ему, демонстративно опустил бутылку и раскрутил. Под смешки Скэриэла бутылка повернулась к Оливии.

– Не на поцелуи, верно? – спросила она, не глядя на брата. Её щеки тоже покрылись румянцем, но, как мне казалось, не от смущения, скорее под воздействием вина. По её лицу было понятно, что предложение брата ей не по нраву.

– А вы против? – Оливер хихикнул и чуть завалился на Оливию. Она недовольно толкнула его локтем в бок.

– Мы ещё недостаточно пьяны, чтобы соглашаться на такое, – вставил Скэриэл, развалившись на своём месте; его слегка качало, так что иногда он приваливался к моему плечу. – Нужно сначала выпить это. – Он указал на греческое вино, к которому мы ещё не притронулись. – А потом хоть оргию предлагай. Наутро никто ничего не вспомнит.

Мне было непонятно, говорит он это в шутку или на самом деле считает так. Перспектива целовать Оливию при всех мне не нравилась. Я никогда прежде не целовался и точно не собирался делать это впервые в нетрезвом виде. В фантазиях я оставался с Оливией наедине, может, в каком‑ нибудь ботаническом саду в окружении распустившихся цветов или на худой конец на последнем ряду за просмотром чёрно‑ белого французского фильма в кинотеатре. И никакого алкоголя и пьяных друзей под боком.

– Как насчёт… – Оливия выдержала паузу, – «Правда или действие»?

– Классная идея! – встрепенулся Оливер, который до этого словно отчаялся затянуть нас в игру. – Я кручу первым.

Видя, с каким азартом он принялся крутить бутылку, никто не стал спорить. Сделав круг, бутылка указала на Скэриэла. Я выдохнул, словно на кону была моя жизнь.

– Правда или действие?

– Правда. – Улыбаясь, Скэриэл пожал плечами и скрестил ноги. Он в предвкушении ждал вопроса.

– Что с твоей губой? Никаких отговорок, типа упал с велосипеда, давай полную историю, – потребовал Оливер, театрально взмахнув рукой, словно заранее был готов к вранью.

Я от волнения закусил губу, хорошо хоть не опрокинул чашу с вином: за время обсуждения она по кругу перекочевала ко мне; на этот раз с греческим вином, которое мне понравилось в разы меньше. Все уставились на Лоу, будто бы весь день голову ломали, что такого произошло с ним. Я заёрзал, отчего Оливер, прищурившись, посмотрел на меня. Не знаю, что он там себе навыдумывал, но, кажется, его воображение уже сделало всю работу за Скэриэла.

– Не знаю, могу ли рассказывать, – вяло начал тот, почёсывая шею, – эта история связана не только со мной.

Надо было видеть лицо Оливера. Он готов был станцевать вокруг бутылки от предвкушения пикантной истории со мной и Скэриэлом. Ещё чуть‑ чуть, и он бы завопил: «У вас точно что‑ то было! » Меня это разозлило, да так, что я решительно проговорил:

– Расскажи им.

Теперь все с интересом уставились на меня.

– Я так и знал! – победоносно пропел Оливер. – Они вместе, наверное…

– Мистер Хитклиф дал мне пощёчину, – холодным тоном перебил его Скэриэл.

Оливер замолк, сбитый с толку.

– Это правда? – спросил Леон у меня.

Я рассеянно кивнул.

– Ну и дела, – протянул Оливер, глядя то на меня, то на Скэриэла, как будто прежде никогда нас не встречал. Я чувствовал, что у него язык чешется задать уйму вопросов, но он молчал.

Какое‑ то время никто не произносил ни слова. Пустая чаша с бутылкой вина находилась рядом с Оливией, которая без особого интереса разглядывала её. Я не выдержал этой бессмысленной напряжённой атмосферы – они вдруг все словно воды в рот набрали, как будто мы затронули опасную тему, – и сам рассказал вкратце о том, что произошло.

– Получается, всё началось из‑ за меня, – чуть подумав, виновато произнёс Оливер. – Если бы я не полез через окно, то Кевина бы не уволили, а ты не сбежал бы из дома и мистер Хитклиф не сделал бы то, что сделал.

– Ну… – замялся я. – Всё давно к этому шло, так что ты тут ни при чём. Отцу с самого начала не нравился Скэриэл.

– Да всё нормально, он даже не сильно меня ударил, – улыбнулся Скэриэл. Все снова уставились на его губу. – Да ладно вам! Тоже мне, проблема века. Я и похуже получал.

– От кого?

– Неважно от кого, – отрезал Лоу. – В Запретных землях драки – обычное явление. Там все дела решаются кулаками. Однажды, например, Джерома избили за то, что он по пьяни запутался и накинул чужую куртку в клубе.

– Ого! – воскликнула Оливия. – И это нормально? Среди полукровок?

– Вполне. Разговоры – для чистокровных, – усмехнулся Скэриэл. – Проще сразу полезть в драку и показать силу.

– Ты про физическую силу? – переспросил Оливер. – Не тёмная материя?

– Нет, конечно. Откуда она у полукровок и низших? – философски изрёк Скэриэл, затем потянулся за бутылкой. – Я ответил на вопрос, моя очередь крутить.

Бутылка указала на Оливию. Чуть помедлив, она выбрала «правду». Скэриэл хищно посмотрел на близнецов, словно они глупые мышки, попавшие в мышеловку.

– Раз мы с Готи рассказали нашу общую историю, то теперь ваша очередь. Оливия, будь добра, расскажи забавную историю про брата.

Оливия вмиг оживилась, а Оливер испуганно посмотрел на неё.

– Разве так можно? Ты должен был спросить Оливию только про неё! – обиженно бросил он.

– Если предлагаешь игру, будь готов, что что‑ то пойдёт не по твоим правилам, – победно заявил Скэриэл.

– Есть одна интересная история из детства, – неуверенно начала Оливия, глядя на брата. – Наш отец всегда хотел дочерей. Когда мама была беременна нами, то отец думал, что будут две девочки. Они с мамой закупались девчачьей одеждой, ну знаете, рюшечки, всё в розовом цвете. Купили туфли, юбки, платья. К нашему рождению у нас был подготовлен весь гардероб от нуля до трёх лет.

– Оливия, tace atque abi! [5] – грубо толкнул её в бок Оливер. Ему с первых слов не понравился выбор Оливии. Я решил было, что Оливия остановится и сменит тему, но вместо этого она продолжила, не обращая внимания на то, что брат, кажется, был готов её убить.

– Futue te ipsum[6]. – Она толкнула его в ответ. – Когда родился Оливер, отец был удивлён, он‑ то готовился к появлению двух дочерей, – задумчиво продолжила она. – Оливер до трёх лет носил девчачью одежду. У нас с ним у обоих были длинные волосы, потому что мама потакала отцу. Он до трёх лет был уверен, что он тоже девочка!

Я представил, как мистер Брум ждёт девочек, но на свет появляется Оливер, и ужаснулся, осознавая, что до трёх лет Оливеру морочили голову, надевая платья. Близнецы перебрасывались фразами на латинском, но я ни слова не понимал. Возможно, это были выражения, которых мы официально не проходили.

– Хотите ещё одну историю? – торопливо произнёс Оливер. – Когда нам было по три года, ночью я проснулся, а она, – он указал на сестру, – стоит у моей кровати с ножницами. Она ночью отрезала мне волосы!

– Я сделала то, что должны были сделать родители, – произнесла Оливия.

У меня холодок пробежал по спине. Фантазия мигом нарисовала сцену, как, проснувшись, Оливер увидел возле своей кровати сестру с ножницами в одной руке и длинными отрезанными волосами в другой.

– Да ты просто злилась, что отец любил меня так же, как и тебя, хоть я и мальчик. – Оливер моментально поднялся на ноги. – А теперь ты довольна? Ему плевать на меня, он постоянно печётся только о твоём состоянии. – Оливер изобразил, будто курит сигару, и заговорил притворно сладким тоном: – Где Оливия? Дорогая, как у тебя дела в лицее? Всё ли в порядке? Ты ничем не обеспокоена? Я устал от этого! – закончил он уже своим голосом.

Я с ужасом наблюдал за тем, как Оливер кричит и размахивает руками. Казалось, ему не хватает слов, чтобы высказать все обиды. Он покраснел, в глазах показались слёзы, а в голосе сквозило такое отчаяние, что даже мне стало больно смотреть на него. Скэриэл решительно поднялся следом и подошёл ближе, пытаясь его успокоить. Он загородил собой Оливию и властно схватил Оливера за руки. Я переглянулся с Леоном, который был настолько ошарашен, что даже отодвинулся от близнецов.

– Ты!.. – Она встала и принялась размахивать руками. Кажется, это у них семейное. – Ты просто… Stultus stultorum rex! [7] Я хотела, чтобы отец любил тебя, несмотря на то, что ты не девочка, о которой он так мечтал!

Я последовал примеру Скэриэла. Пока я пытался мягко увести Оливию в сторону – она вырывалась, не позволяя нам отойти на безопасное расстояние, – Скэриэл, видимо, устав выслушивать ругань, грубо поднял Оливера, но тот продолжал выкрикивать что‑ то сестре. «Отведу его в ванную», – бросил Лоу и повёл Оливера к лестнице.

– Отец всегда считал моё рождение ошибкой! Уверен, ты тоже с ним согласна! – не унимался Оливер. Он яростно вырывался из рук Скэриэла. Последнее, что мне удалось увидеть, это как они скрылись на втором этаже.

К моему удивлению, Оливия не расплакалась, хотя я ожидал, что она разревётся, как делала Габриэлла, стоило той услышать что‑ то грубое. Но Оливия только схватилась за протянутые салфетки и принялась их нервно рвать на маленькие кусочки, приговаривая: «Какой он идиот».

Леон принёс ей стакан воды, она с благодарностью посмотрела на друга и, отпив маленький глоток, вернула ему стакан.

– Простите, – выдавила Оливия; её руки слегка тряслись. – Некрасивая сцена вышла. Не знаю, зачем рассказала эту историю. Наверное, давно надо было поговорить с Оливером. Я и не думала, что он так воспринял всё. Я хотела, как лучше, но только всё испортила.

Спустя какое‑ то время Оливер затих, мы больше не слышали разгневанных криков со второго этажа.

– Мы просто напились, и это вылилось в ссору, – участливо произнёс Леон.

– Развязались языки, – покачала головой она.

– In vino veritas[8], – добавил Леон. Эту фразу я знал, но мозг работал слишком медленно, чтобы позволить мне тоже блеснуть и вставить что‑ то на латыни.

Прошло ещё десять минут, прежде чем Скэриэл и Оливер вернулись. Оба молчали, смотрели в пол, словно между ними наверху что‑ то произошло.

– Мне так жаль. – Оливия медленно подошла к брату и протянула руку. Он нерешительно принял её, затем обнял сестру.

– Прости меня тоже, – пробубнил он ей куда‑ то в макушку. – Я наговорил лишнего.

– И я, – прошептала она ему в шею.

Мы все снова неловко уселись. Кажется, эта перепалка всех отрезвила.

– Я не хочу больше пить, – устало вздохнул Оливер. – Хочу быстрее прочистить голову, а то уже успел наделать глупостей.

Выглядел он паршиво. Импровизированная тога развязалась, и теперь Оливер просто накинул ткань на голые плечи. Его волосы были влажными, словно Скэриэл облил Брума из душа.

– Вам обоим нужно ещё раз поговорить, но уже на свежую голову, – назидательно произнёс Скэриэл, поднимаясь.

– Ты куда? – спросил я.

– Раз нужно протрезветь, то хочу всем приготовить кофе. Как насчёт заказать пиццу?

– Отличная идея, – поддержала Оливия. Она нежно положила голову на плечо брата.

– Согласен, – добавил Леон. Я кивнул Скэриэлу.

За чашкой кофе и с двумя большими пиццами мы мигом приободрились. Смеясь, решили, что лучше выбирать только «действие», и после Оливии бутылка указала на Леона.

– Сколько ты сможешь сделать вращений на одном месте после того, как выпил бутылку вина? – спросила Оливия.

– Пируэты? Не знаю, – улыбнулся Леон. Он направился к центру помещения. – Давайте посчитаем.

Скэриэл и я бросились отодвигать мебель, которая могла ему помешать. Мы передвинули диван, а Скэриэл закинул одеяла в угол. Под командованием Оливера Оливия убрала бутылку и чашу.

Леон немного размялся, но движения выходили не такими чёткими – всё же сказывался алкоголь. Он немного помешкал, но в итоге, стесняясь, снял ткань‑ тогу и натянул рубашку. Я подумал о том, что, будь он трезв, первым делом ушёл бы переодеваться в ванную, но сейчас ему хотелось поскорее показать вращения. Леон с азартом взялся за дело.

Мы все с интересом наблюдали за тем, как он осматривался, разминал ступни и прикидывал свои дальнейшие действия. Подготовившись, он встал в позу, вытянул руки в стороны и уверенно посмотрел вперёд – аккуратный носок правой ноги в сторону. Он слегка присел, взмахнул руками и начал вращение на месте.

– Один! Два! Три! Четыре! Пять! – хором считали мы.

– Вперёд, Леон! – крикнул Скэриэл, словно мы были на футбольном матче.

Совершив седьмой поворот, Леон рассмеялся и упал. Посмеиваясь, я подошёл к нему и протянул руку.

– Я думал, что смогу больше, – тоже смеясь, сказал Леон.

– Ты классно крутился.

– Спасибо.

Через час водитель заехал за близнецами, и Леон попросил его подвезти. Когда они шумно прощались с нами, казалось, что они отправляются в далёкое путешествие и мы не увидимся ещё много лет. Оливер обнял меня и долго, горячо извинялся за сцену с сестрой. Я его заверял, что ничего страшного не произошло и не нужно просить прощения. Оливер кивал, а в конце доверительно произнёс, что отныне мы друзья навек. Кажется, он так и не протрезвел. Оливия тепло обняла меня и по‑ приятельски похлопала по плечу. Я кивал ей, как китайский болванчик, не в силах разобрать, что она мне говорила. Я просто завис, глядя на её губы. Они плавно двигались, пока Оливия произносила моё имя, но дальше я уже ничего не понимал. Кажется, алкоголь добрался и до меня. Оливер быстро пожал руку Скэриэлу и, не глядя на него, буркнул слова благодарности. Оливия сначала хотела тоже пожать руку и уже было протянула тонкую девичью ладошку, как передумала и, улыбнувшись, к удивлению Скэриэла, тоже крепко обняла его. Леон смущённо помахал нам рукой.

– Я думал, Оливер никогда не уйдёт, – усмехнулся я, садясь на диван. – Он всё стоял в дверях и говорил так, как будто переезжает на другой континент.

– Развезло его от вина, – улыбнулся Скэриэл, присаживаясь рядом.

Он осмотрелся по сторонам и присвистнул.

– Ну и срач мы устроили.

– Ты сам отказался от их помощи в уборке.

– Да, помню. Леон последние полчаса нервничал и часто смотрел на часы, поэтому я хотел быстрее их спровадить. Близнецы обещали его подвезти. Странно, что Леон не вызвал своего водителя.

– Ты слышал его. Он хотел о чём‑ то поговорить с ними.

– Ага, – кивнул он, затем помолчал и добавил: – Ладно, я вот о чём с тобой хотел поговорить. Кажется, я нравлюсь Оливеру.

Я с сомнением посмотрел на него. Не поворачиваясь, он добавил:

– Мы поцеловались в ванной.

– Что?! Когда успели? – вспыхнул я.

– После их ссоры…

– Как… как это произошло? – Я не мог подобрать подходящих слов. – Ты хочешь сказать, что просто взял и поцеловал его в таком состоянии? Чтобы успокоить или отвлечь?

– Я что, по‑ твоему, герой‑ ловелас? Затыкаю всех поцелуями? – недовольно буркнул Скэр.

– Да мне откуда знать? – цокнул я языком, скрестив руки на груди.

– Действительно, – закатил глаза Скэриэл.

Мы сидели, как два упёртых барана, и молчали.

– Когда мы вошли в ванную на втором этаже, я включил воду и сказал ему умыться и успокоиться. Он так и сделал. Когда я собирался выйти, он схватил меня за тогу и сказал, что если бы бутылка ещё раз указала на меня и я выбрал действие, то он бы попросил меня его поцеловать.

– При всех?

– Наверное… Не знаю.

– И как тебе это?

– Что?

– Поцелуй, – раздражённо бросил я.

– Поцелуй как поцелуй, – пожал плечами он. Меня это начало нервировать.

– Ты типа раньше целовался? С парнями тоже?

– А ты нет? – улыбнулся он. – Я целовался. В Запретных землях всем всё равно. А у чистокровных как с этим?

– Не поощряется.

– Ты тоже, – прищурившись, в упор посмотрел на меня Скэр, – не поощряешь?

– Мне всё равно, – буркнул я, нахмурившись.

– А ты мог сегодня поцеловать Оливию, – мечтательно пропел Скэриэл.

– Больно надо, – отмахнулся я и тут же прикусил язык. Кому я вру, Скэриэл прекрасно знает, что я влюблён в неё.

– И ты никогда не целовался, – продолжал издеваться он.

– Тебя забыл известить, – процедил я.

– Могу помочь.

– С чем?

– С поцелуями. Представь, как Оливия разочаруется, если ваш первый поцелуй выйдет ужасным.

– Иди к чёрту, Скэриэл! – взревел я и кинул в него подушкой. Он не успел увернуться, и она шмякнула его по лицу. Он повалил меня в ответ, и мы оба скатились с дивана, при этом я больно ударился копчиком, а Скэриэл острой коленкой чуть не заехал мне в пах.

– Куда мне идти? – веселился Скэриэл.

– Слезь с меня!

– Так куда ты меня посылаешь? – не обращая внимания на мои крики, не сдавался он.

Раздался звук входящего сообщения на моём телефоне, о существовании которого я забыл. Скэриэл медленно поднялся и протянул мне руку, но я раздражённо её отбросил. Пока я, пыхтя, как старик, пытался подняться, он протянул мне рюкзак. Я достал телефон из кармана, посмотрел на сообщение и похолодел.

– Что там? – спросил Скэриэл, сбрасывая тогу.

– Гедеон написал, что мне срочно нужно домой.

XXVIII

Эдвард в свитере с закатанными рукавами стоял у открытого капота, в который раз проверяя уровень масла и тормозную жидкость. Я недовольно поджал губы, помрачнел и, вылезая из салона машины, громко хлопнул дверцей. Нахмурившись, Эдвард выглянул из‑ под капота и грозно посмотрел на меня.

– Прости, – пробурчал я, пряча руки в карманы. – Ну и холодрыга.

Прислонившись к машине, я лениво разглядывал соседнее здание – симпатичный невысокий дом с ухоженным газоном. Присмотревшись, я разглядел в окнах несколько силуэтов. Кажется, обитатели дома садились ужинать. Полчаса назад садовник‑ полукровка проведал нас, интересуясь ситуацией. Не каждый день рядом с их участком застревает незнакомая машина.

На улице быстро темнело, так ещё и холодный ветер не щадил. Вот уже несколько часов мы стояли в двухстах метрах от дома Скэриэла и ждали, когда разойдутся его гости.

Возвращаясь от Ноэля, мы заехали в магазин в надежде поскорее закупиться и поужинать дома. Пока мы выбирали между пиццей и лазаньей, Лоу прислал сообщение, в котором попросил не приезжать, пока Леон Кагер и близнецы Брум не уйдут. Всё, что нам оставалось, это ждать его звонка, припарковавшись на обочине. Первые полчаса Эдвард был уверен, что ждать придётся недолго – мы наматывали круги по району, но вскоре ему надоело впустую тратить бензин. Он припарковался на нашей улице, не слишком близко, чтобы нас не заметили, но и не далеко, чтобы доехать до дома как можно скорее; так мы сидели минут двадцать в салоне, прежде чем из соседнего дома на нас не начали с подозрением оглядываться чистокровные. И тогда Эдварду пришла гениальная мысль изобразить поломку.

Багажник и заднее сиденье были забиты продуктами на неделю вперёд. Повернувшись, я с жадностью посмотрел на французский багет, соблазнительно выглядывавший из бумажного пакета, и сглотнул слюну. Вместо того чтобы сесть и плотно поужинать дома, мы торчали тут, изображая двух неудачников. Эдвард органично вошёл в роль незадачливого шофёра: он оставил куртку в салоне, испачкал руки в масле, нервно прошёлся вокруг машины раз десять и выкурил уже три сигареты. Представление начиналось, когда какой‑ нибудь добросердечный водитель останавливался и предлагал свою помощь. Эдварду приходилось заверять, что всё под контролем и он ждёт дорожную техпомощь или эвакуатор. Иногда он путался в своих показаниях; всё же нам обоим было далеко до Скэриэла – вот кто точно являлся искусным лжецом.

Видимо, Эдвард действительно выглядел как хороший человек, попавший в беду, раз водители останавливались с завидной регулярностью. Или дело было в том, что мы находились в центре. Остановись мы в Запретных землях, где‑ нибудь посреди трущоб, нас бы мигом ограбили, ещё и колёса, фары или зеркала снять не побрезговали бы.

Чистокровные останавливались реже. Полукровки, что давно живут здесь, с ходу предлагали свою помощь. В ответ на заверения Эдварда они повторяли, что им несложно, они могут посмотреть, помочь, подбросить нас или отбуксировать машину на тросе до техсервиса.

Я не оставлял попыток уговорить Эдварда заехать куда‑ нибудь перекусить. Он недовольно указывал на продукты в салоне и повторял: «Подожди, скоро я приготовлю нормальный ужин».

Живот громко урчал. Мне нужно было чем‑ то себя занять, прежде чем я окончательно окоченею. От долгого сидения в салоне ныла спина. Ранним утром мы не меньше трёх часов добирались до Ноэля и около четырёх – обратно из‑ за пробок. Я открыл дверцу и потянулся к оставленной у ручника пачке сигарет. Выбив одну из упаковки, я уже собирался закурить, как меня окликнул Эдвард.

– Не надо, – шикнул он.

– Почему, блин?

– Мы на улице, дурень. Ты для всех мой племянник, а как я могу позволить племяннику курить?

– Твою ж… – раздосадованно проныл я, убирая сигарету за ухо.

– В пачку, – не глядя на меня, велел Эдвард, снова прячась за капотом.

Я со злости ударил первое, что попалось под ногу, – небольшой камень отлетел в кусты. Пришлось закинуть сигарету в пачку. Раз нельзя курить, то имею полное право на перекус. Я отломил ломоть от багета и с наслаждением откусил.

– А что делать, если Скэриэл так и не позвонит? Не будем же мы всю ночь тут стоять, – жуя, спросил я, снова прислонившись к машине. – Вон чистокровные скоро опять начнут на нас посматривать.

Я указал на ближайший дом, но Эдвард не смотрел на меня.

– Снимем номер в отеле, – как ни в чём не бывало произнёс он. Складывалось впечатление, что у него за плечами опыт решения всех жизненных ситуаций. Его нисколько не смущало, что мы не можем заехать домой.

– Со всеми этими пакетами? – засомневался я.

– А ты хочешь ночевать в машине? – усмехнулся Эдвард, вытирая грязным платком испачканные руки.

Ломоть хлеба мало что мне дал, вдобавок я очень хотел курить. Мне казалось, что хуже ситуации уже не придумаешь – только если кто‑ то из нас захочет в туалет.

Я уселся обратно в салон, но не стал закрывать дверцу, развлекая себя тем, что болтал ногами и считал, сколько машин синего цвета проедет мимо. Но вдруг знакомый автомобиль припарковался чуть поодаль от нас. Мужчина с залысиной и пивным животиком вышел из салона и торопливо зашагал к нам.

– Мистер Лоу, – озабоченно произнёс он.

Это был наш сосед; я помнил, что его зовут мистер Гроссо, чистокровный, но при этом он обходился без работников‑ полукровок в своём доме. Он разводил шумных пуделей. Я с ним пару раз здоровался; однажды он захворал, так что мне пришлось выгуливать четырёх его псин. Не самое лёгкое, как оказалось, занятие. И не самое приятное, ведь я тогда четырежды за прогулку собирал в пакет фекалии. Думаю, это заметно сблизило меня с соседом.

– У вас что‑ то с машиной?

– Да вот движок заглох, – мигом отозвался Эдвард, пожимая ему руку.

Думаю, мистер Гроссо был единственным знакомым мне чистокровным, относившимся к нам как к равным. В первое время я был поражён тем, что он пожимает руку при встрече, дружелюбен, да ещё просит о помощи (как это было с выгулом), а не отдаёт приказы. Но больше всего меня удивило то, что спустя неделю, выздоровев, мистер Гроссо пришёл к нам в гости со сливовым пирогом собственного приготовления. Скэриэл тогда был сама любезность, а я не находил себе места, понимая, что чистокровный искренне благодарит меня за помощь.

– Уровень бензина проверяли? – участливо спросил мистер Гроссо; он помахал мне рукой. – Привет, Джером.

– Добрый вечер, – кивнул я ему, смущённо улыбаясь.

– Обижаете! Конечно, проверял. – Эдвард искренне ему улыбнулся.

– Указатели часто выходят из строя, у меня так было, – авторитетно добавил сосед, залезая под капот.

– Мистер Гроссо, вам незачем этим заниматься, я уже вызвал эвакуатор.

– Если проблема с аккумулятором, то я всё быстро исправлю.

Я видел, как Эдвард занервничал. Мистер Гроссо проявлял настойчивую заботу, свойственную отзывчивым людям.

– Клемма не слетела, – перечислял он, осматриваясь. – Всё соединено. – Пыхтя, он сел на корточки, опустился ниже и заглянул под днище машины. – Луж нет, значит, проблема не в вытекающем масле.

– А вы разбираетесь в машинах? – Эдвард опустился вместе с ним.

Я подошёл ближе, чтобы послушать, как Эдвард будет выкручиваться из ситуации. Конечно, он знал всё о наших соседях. Я слышал, как он периодически отчитывался по чистокровным Скэриэлу. Имена, возраст, профессии, родственники, адреса – всё, что можно было найти на них, уже было у Скэриэла. Он требовал подробное досье не только на чистокровных, но и на полукровок, что работали и жили рядом. Зуб даю, у него есть досье и на меня.

– У меня автомобилестроительная компания, – со смехом поделился мистер Гроссо. – Но я отошёл от дел, теперь сын всем управляет, а я занимаюсь тем, чем всегда мечтал.

– Собаки? – уточнил я.

– Верно, – кивнул он мне. – Они по тебе скучают. Особенно Марта.

Эдвард рассмеялся, а я выдавил очередную глупую улыбку. Мистер Гроссо не спеша осматривал нашу машину; вдруг телефон Эдварда издал сигнал входящего сообщения. Я надеялся, что это Скэриэл вспомнил о нашем существовании.

– Машина с виду, кажется, в норме, но мы можем по бортовому компьютеру считать код ошибки и найти причину. У меня однажды так оборвался ремень ГРМ, а без него машина не заводится.

– Давайте я ещё раз попробую завести, – с улыбкой произнёс Эдвард за спиной соседа и кивнул мне. Точно написал Скэриэл.

– У вас есть бортовой компьютер? Когда вы вызвали эвакуатор? – не унимался мистер Гроссо.

Эдвард устроился на водительском сиденье и с первой попытки завёл машину, чем вызвал удивлённый возглас мистера Гроссо. Я прыснул от смеха за его спиной.

– Получилось! – победоносно крикнул Эдвард.

– Чудеса, – изумлённо покачал головой сосед. – Но советую вам первым делом заехать в автосервис.

– Спасибо, – сказал я, проскальзывая в салон.

– Позвоните и отмените эвакуатор, – не сдавался мистер Гроссо.

– Обязательно! Спасибо, мы поехали. – Эдвард вырулил на дорогу и набрал скорость. В зеркале заднего вида я наблюдал за соседом, который упёр руки в бока и смотрел нам вслед.

Как только мы отъехали на приличное расстояние, Эдвард недовольно бросил:

– Мы с тобой как два идиота сейчас выглядели. Он, наверное, решил, что мы совсем тупые.

Я ничего не отвечал, желая поскорее оказаться дома. Мы в принципе выглядели как два придурка на этой дороге. Я это понимал и до мистера Гроссо.

Припарковавшись, мы забрали пакеты и понесли их к входной двери. По дороге один из моих пакетов порвался, и яблоки, помидоры и консервы покатились по дорожке, а я стоял как истукан и думал, что да, ещё хуже может быть. День не заладился с самого утра, начиная с подъёма в пять и заканчивая тем, что я, уставший, голодный, так ещё не выкуривший ни одной сигареты за последние три часа, горько вздыхал и просто пялился на укатившиеся, заляпанные грязью помидоры.

Эдвард нажал на дверной звонок, оглянулся и, нахмурившись, произнёс:

– Занеси сначала то, что у тебя в руках. Потом заберём остальное.

Дверь никто не открывал. Возможно, Скэриэл был в душе. Эдвард смачно выругался, стараясь удержать все пакеты в одной руке, и вставил ключ в замочную скважину. Ни с первой, ни со второй попытки ему не удалось открыть дверь. Кажется, он тоже устал и был раздражён не меньше меня.

– Давай я? – Подойдя ближе, я потянулся за ключом в его руке.

– Секунду, – пропыхтел он, и дверь отворилась.

Эдвард пропустил меня первым, и я с облегчением внёс пакет на кухню. Повсюду были разбросаны вещи, а в раковине – грязная посуда. Уборкой в доме занимался я, и именно мне придётся сейчас разбираться с последствиями чужой вечеринки.

– Скэриэл?! – позвал я у лестницы.

С дивана поднялась рука и помахала мне в ответ. Проходя мимо, я не заметил его, а он всё это время просто лежал.

– Что с ним? – мимоходом спросил Эдвард, бросил ключи на стол и добавил: – Схожу за тем, что выпало, а ты проверь его. Не помер ли там случайно.

– Такие не мрут, – буркнул я в ответ.

Я подошёл к Скэриэлу; он лежал лицом вниз, свесив с дивана левую руку и ногу. Он был без футболки, и от него за милю разило алкоголем. Оглядевшись, я наткнулся на две пустые бутылки.

– Ты там живой? – спросил я, нагнувшись. Он что‑ то промычал в ответ и махнул рукой. – Принести воды?

– Угу, – неразборчиво донеслось в ответ.

Эдвард ещё оставался снаружи, когда я вернулся к Скэриэлу. Он медленно поднялся, шумно дыша, словно пробежал стометровку.

– Вот вода. – Я поднёс стакан ближе. Обессиленной рукой он принял его и чуть было не разлил воду на пол. Я пользовался случаем и нагло разглядывал обнажённую грудь Скэриэла, пока он не видел. За два долгих глотка он осушил стакан и схватился за голову.

– Кажется, я перепил, помоги мне подняться в свою комнату.

Когда он чуть привстал, я схватил его под локоть. Скэриэл обхватил меня за шею, качнулся, я сгрёб его в охапку (со стаканом в одной руке это было затруднительно), боясь, что он упадёт.

– Что с ним? – снова удивился Эдвард, заходя в дом.

– Говорит, что перепил, ему плохо.

– Кончай представление, Скэриэл, – бросил Эдвард, открывая холодильник. – Джером, он переносчик, его не берёт алкоголь.

Скэриэл выпутался из моих рук и разразился громким смехом, падая обратно на диван.

– Ты бы видел своё лицо! – сквозь смех произнёс он.

– Придурок, – грубо кинул я, скорее злясь на себя, чем на него.

– Джером, помоги мне, – не обращая внимания на Лоу, обратился ко мне Эдвард.

– Я два часа изображал пьяного, – продолжал смеяться Скэриэл. – Они ничего не заподозрили.

– Гениально, какой ты молодец, – равнодушно произнёс Эдвард, распаковывая пакеты с продуктами.

– Вообще не смешно.

– Да ладно вам. – Скэриэл уселся и положил локти на стол. – Как съездили?

– Ноэль в порядке. Купили ему продукты, развивающие игрушки. – Эдвард открыл бутылку пива и сделал глоток. – В магазине сказали, что эти игрушки делают ребёнка умнее, так что мы купили пять разных. Они какие‑ то мудрёные, я сам одну так и не смог осилить. – Он изобразил пальцами, как пытается что‑ то открыть, показывая всю сложность. – Ещё Ноэль полюбил рисование, так что купили краски и бумагу.

Я открыл свое пиво и отпил из горлышка. Эти игрушки были слишком запутанными. Я не смог разобраться с тремя, однако Ноэль пришёл в восторг. Он был в том состоянии, когда его радовало абсолютно всё. Ребёнок, застрявший в теле подростка. Глядя на него, трудно было поверить, что раньше он мог хоть кого‑ то обидеть.

– Спрашивал о тебе, я сказал, что ты учишься, очень занят, – добавил я, потянувшись к сигаретам. Скэриэл протянул руку следом.

Мы оба закурили. Я мечтал об этом последние несколько часов.

– Ясно, ну, круто. Рад, что с ним всё в порядке, – сказал Скэриэл и выдохнул табачный дым. – Что на ужин?

– Купили лазанью, сейчас закину её в духовку. – Эдвард оставил бутылку и повернулся к плите. – Нужно быстро салат сделать.

– А вы как посидели?

– Классно, – сказал Скэриэл, затягиваясь. – Близнецы повздорили. Теперь я знаю, что у них не такие близкие отношения, как все думают. Мистер Брум не любит Оливера.

– Это как? Сына своего не любит? – не понял Эдвард.

– Да я сам удивился. – Скэриэл потянулся к моей бутылке и сделал большой глоток. – У всех скелеты в шкафу. Я вот что думаю… Сначала мне казалось, что лучшим вариантом будет подвергнуть Оливера опасности, спасти его, и тогда бы это подействовало на мистера Брума. Боюсь, что деканат Академии не примет меня, даже если я сдам экзамены, заплачу и трое чистокровных напишут рекомендательное письмо. – Он немного помолчал и снова заговорил, на этот раз уже серьёзно: – Мне нужно понравиться мистеру Бруму, что нереально. Тогда надо сделать так, чтобы он был у меня в долгу. Раз он очень любит дочь, то придётся выбрать Оливию. Она тот ещё фрукт. С её братом всё было бы проще.

– Подвергнуть опасности? – переспросил Эдвард. – Что именно ты имеешь в виду?

– Да что угодно. Нападение низших, ограбление, изнасилование, главное, чтобы я оказался рядом и спас её. Тогда мистер Брум точно допустит меня до обучения. Да у него не будет другого выхода.

– Звучит слишком легко, – прокомментировал я, отбирая своё пиво у Скэриэла. – Думаешь, это сработает?

– А зачем усложнять? – хмыкнул он. – Всё очень просто. Обводим всех вокруг пальца, и дело в шляпе. – Он торжественно взмахнул руками. – Это будет перестраховкой.

– Надеть футболку не хочешь? – сменил тему Эдвард, нарезая помидоры.

Скэриэл помотал головой, забрал один из помидоров и впился в него зубами.

– Мы сидели в хитонах, пили вино и разговаривали о Французской революции, о Дантоне и о Древней Греции, – мечтательно протянул он с набитым ртом.

– Очень интересно, – улыбнулся Эдвард. Я знал, что он тоже в этом ни черта не смыслит, как и я.

Спустя час после того, как мы поужинали, я занялся уборкой. Пришлось вымыть всю посуду и полы на первом этаже. Я даже не заметил, как быстро заполнилась корзина с грязным бельём. У Скэриэла была странная привычка не надевать одну вещь несколько раз подряд, если она не постирана. Он мог весь день проходить в футболке и к вечеру бросить её в стирку. Он был чистюлей ровно настолько, чтобы не надевать одежду два дня подряд, но не настолько, чтобы складывать вещи и убирать в шкаф. Лоу продолжал разбрасывать свои шмотки, терять футболки и путать наши свитера.

Я рассортировал и закинул грязное бельё в стирку. Эдвард ушёл в свою комнату, а Скэриэл читал на диване внизу. После душа я спустился к нему, но он с кем‑ то ворковал по телефону.

– И я тебя, – мило проговорил Скэриэл. – Очень сильно.

Но меня поразило не то, что он с кем‑ то флиртовал, – само собой, меня это задело, – а то, с каким равнодушным лицом он произносил слова. Скэриэл полулежал на диване и разглядывал свои ногти; иногда от скуки грыз ноготь на большом пальце, хотя всегда старался избавиться от этой привычки.

– Сегодня не смогу, но на днях обещаю, – закатил глаза он. – Конечно, любимая. Ага. Да. И я тебя. Доброй ночи. Целую.

Он отключил телефон и виновато посмотрел на меня.

– Она меня бесит.

– Кто?

– Лора. Та полукровка, что работает у Готье. – Скэриэл потянулся и зевнул. – Не хочу при вас с ней разговаривать. Она любит все эти милые фразочки, а меня от них тошнит. Обычно мы болтаем только ночью, она тоже не хочет попасться тёте.

– И как там у неё дела? – внезапно спросил я, чтобы поддержать разговор.

– Сказала, что у Хитклифов сегодня важные гости и её пораньше отослали в свою комнату, чтобы не мешалась.

– Что за гости? – Я сел рядом, и Скэриэл мягко опустил голову на моё плечо. У него была странная привычка прикасаться к другим людям. Как будто ему легче общаться, если он физически ощущает человека рядом. Я старался не думать о словах Эдварда.

Скэриэл – манипулятор.

Скэриэл не просто манипулятор, он мастерски чувствует эмоциональное состояние других. Он знает, что сказать – подобрать не только слова, но и интонацию – или сделать – взять за руки, погладить по спине или обнять в нужный момент, чтобы это повлияло на собеседника. Скэриэл не упустит из вида ни одно чужое движение, ни одно брошенное слово не пропустит мимо ушей.

– Оскар Вотермил и Люмьер Уолдин. Гедеон – мутный тип, так ещё в этой компании. С удовольствием бы взглянул на всех троих вместе. Наверное, они устроят апокалипсис и разнесут весь дом, – усмехнулся он и добавил: – Лора говорила, что у Гедеона большие проблемы с контролем гнева.

Если это нельзя назвать идеальным окончанием дня, то я уже не знаю, что ещё подходит под это определение. Мне было достаточно вот так сидеть, чувствовать его рядом и слушать тихий голос. Я был уверен, что дело не в клятве на крови. Я просто должен был признаться самому себе, что люблю Скэриэла. Как последний глупец, я прощаю ему все выходки и ложь, снова и снова усмиряю ревность, пока он флиртует с другими. И если он попросит, то да, я нападу на девчонку из семьи Брум, лишь бы Скэриэл был мной доволен.

XXIX

Добираясь до дома на такси, я не знал, чего мне ожидать. Что могло так взбудоражить Гедеона, раз он потребовал моего немедленного возвращения? Только войдя в холл, я услышал знакомый голос и замер.

Люмьер Уолдин с наполненным бокалом в руке стоял у обеденного стола и декламировал строчки из «Одно лето в аду». Насколько я помню, это любимое произведение Скэриэла. Хотя, когда речь заходит об Артюре Рембо, тут уж нельзя быть уверенным, какое из стихотворений входит в топ любимейших, а какое просто вызывает симпатию.

Скэриэл просто без ума от него и всего, что с ним связано. Как мне кажется, по этой причине он полюбил и Люсьена Карра, отца всех битников. Тот тоже любил Рембо и при любом удобном случае упоминал его. Всех троих объединяла любовь к поэзии и безрассудным выходкам.

– «А на заре, вооружённые пылким терпением, мы войдём в города, сверкающие великолепием», – произнёс Люмьер.

– Артюр Рембо. – Гедеон отпил из бокала и бесшумно поставил его на стол.

Мне казалось, словно это мы со Скэриэлом вот так в столовой могли цитировать поэтов. Причём все совпало вплоть до поз; я бы сидел за столом, лениво облокотившись на спинку стула, наблюдал за тем, как Лоу ходит напротив и вдохновенно перебирает значимые строчки из произведений. Единственный выбивающийся из этой картины человек – недовольный Оскар Вотермил – сидел рядом с братом и то и дело бросал на Люмьера презрительные взгляды.

– Бинго! – воскликнул Люмьер; в отличие от скучающего Гедеона и сердитого Оскара, он выглядел вполне довольным происходящим. – Я не сомневался в тебе.

– Только не поэзия, – поморщился Оскар, делая глоток. Он решительно отодвинул пустой бокал в сторону и повернулся к брату. – Гедеон, мы можем поговорить, – следом раздалось чуть тише: – Пожалуйста.

Это не походило на дружеский ужин; пустой стол, не считая открытой бутылки шампанского, трёх бокалов да мятых салфеток. В доме было тихо. Я не слышал звонкого голоса Габриэллы, перешёптывания Кэтрин и Фанни на кухне или тихих шагов Лоры. Мне показалось, что в доме не было даже отца. Лишь Сильвию я встретил у дверей, да и та, поздоровавшись, умчалась в домик для прислуги. Я мог бы задать вопрос Гедеону, но, во‐ первых, я прежде не разговаривал с ним о повседневных заботах, так что в нынешней ситуации было бы странно начать задавать подобные вопросы, во‐ вторых, я не хотел быть униженным на глазах у Оскара и Люмьера. Кто знает, в каком моральном состоянии сейчас находился брат после общения с этими двумя. Мне бы точно не хотелось попасть под горячую руку за безобидные вопросы.

– Посвящаю следующие строки Оскару, – проговорил Люмьер громче прежнего, практически требуя всеобщего внимания. – «От моих галльских предков я унаследовал светлые голубые глаза, ограниченный мозг и отсутствие ловкости в драке».

– Какого хрена ты меня оскорбляешь? – Оскар приподнялся, затем обратился к бывшему другу, недовольно указав на Уолдина. – Что он себе позволяет? – Вотермил весь пылал от гнева, за версту было видно, что он не переваривает Люмьера, и это у них взаимно.

– Люмьер, – устало произнёс Гедеон, потирая переносицу. – Оставь творчество Рембо в покое. Он в гробу переворачивается от твоих постоянных упоминаний.

Кажется, они уже долгое время сидели вот так; брат выглядел уставшим, словно Оскар Вотермил и Люмьер Уолдин, как энергетические вампиры, выжали из него все соки и теперь с удвоенной силой взялись друг за друга.

Люмьер пропустил просьбу Гедеона мимо ушей, продолжая увлечённо спорить с Оскаром.

– Я посвящаю тебе строчки из шедевров, тупица. Как я могу тебя оскорбить? – иронично добавил он, после возвёл руки вверх, словно обращался к Господу Богу. – Никакого уважения к великим поэтам.

Он встал в позу.

– «От них у меня: идолопоклонство и любовь к святотатству – о, все пороки, гнев, сладострастье, – великолепно оно, сладострастье! – и особенно лень и лживость», – продолжал Люмьер.

– Еще хоть слово, и я тебя… – вспылил Оскар, угрожающе направив на Уолдина палец.

– А ты всё о себе да о себе, – разочарованно протянул Люмьер, усевшись на стул. – Я цитирую Рембо. Может, слышал о нём? Не тот, что в боевиках.

– Иди на хрен. – Оскар поднялся из‑ за стола.

– На хрен ты сейчас отсюда из окна полетишь. – Люмьер встал напротив него. – Давно рожу в грязь не макали?

Оскар торопливо обошёл стол, направляясь к Люмьеру. Тот словно только и ждал этого, наблюдая за ним с гаденькой ухмылочкой. Когда, казалось, между ними уже должна была вспыхнуть драка, внезапно вмешался брат.

Он точным броском швырнул бокал между двумя разгневанными парнями. Раздался громкий звон бьющегося стекла о стену.

– Вы тут оба, часом, не охренели? – взорвался Гедеон. – Сядьте или уходите к чертям собачьим!

Наступила звенящая тишина. Удивительно, но оба на миг притихли, с недоумением поглядывая на Гедеона. Казалось, за всей этой перепалкой с выяснением отношений они напрочь забыли о том, что тот находился рядом. Я застыл в дверях столовой, наблюдая за сценой, пока первым меня не заметил Люмьер.

– А вот и наш младшенький! Рад с тобой познакомиться. Меня зовут Люмьер Уолдин, – увидев меня, торжественно проговорил он, наполняя свой бокал. – Как ваше выступление по Французской революции? Из твоего брата информацию клещами не вытащишь.

– Хорошо… – Я удивлённо уставился на него; мы уже были знакомы, но он решил скрыть это. – Добрый вечер всем.

– Привет, Готье, – дружелюбно произнёс Оскар, но под тяжёлым взглядом Гедеона стушевался. Возможно, брат все‑ таки не простил Оскара за тот случай в клубе. Удивительно, насколько Вотермил был упёртым малым. Он получил в челюсть от Гедеона, но продолжал обивать порог нашего дома.

– Мы вот маленький кружок по интересам открыли. – Люмьер улыбнулся, обведя всех рукой. – Обсуждаем Вагнера, Брамса, Рембо, Гёте. Оскар не стремится поддержать разговор, небось, не хочет смущать нас своими глубочайшими познаниями… Гёте что‑ то схожее писал. Помнится, это были слова Мефистофеля: «И пусть ещё в траве сидел бы он уютно. Так нет же, прямо в грязь он лезет поминутно».

– Что ты, чёрт возьми, ко мне прицепился, сукин ты сын?! – взревел Оскар, направляясь к Уолдину. За время короткого перемирия они разошлись по разные стороны, словно боксёры на ринге. Люмьер засиял, как начищенный пятак, поднялся и устремился к разгневанному Оскару. Казалось, что перепалка с Оскаром доставляет ему колоссальное удовольствие.

Они вцепились друг в друга.

– Люмьер! – вскрикнул Гедеон, разнимая их. – Оскар!

Брату пришлось расталкивать Вортемила и Уолдина, но их силы были не равны. Двое разгневанных чистокровных, готовых растерзать друг друга, против одного измученного брата.

– Дуэль? – охотно предложил Люмьер.

– Прямо сейчас, – бросил Оскар. – Решим это дело в Запретных землях.

От природы крупный Оскар чуть возвышался над Люмьером и превосходил его в габаритах. Они встали друг напротив друга, и на их фоне Гедеон явно проигрывал в росте.

– Да я с радостью. Посмотрим, на что ты способен, а то совсем из формы вышел.

– Ты долго ещё будешь молоть языком?

– Проваливайте оба, и чтобы я вас больше никогда в своём доме не видел, – сквозь зубы проговорил рассерженный Гедеон.

Он подошёл к бутылке шампанского и, вопреки этикету, отпил прямо из горлышка. Я не знал, что меня шокировало больше: то, что Люмьер с Оскаром решили устроить дуэль, или то, что Гедеон вытворил с алкоголем. Такое поведение брата просто не укладывалось в моей голове. Что дальше? Он перестанет следить за своим внешним видом и начнёт путать носки, как Скэриэл? Я представил Гедеона в футболке с единорогом, в спортивных штанах и в разных носках, а лучше вообще босым – и вздрогнул. Это было выше моего понимания. Есть вещи, которые даже воображать страшно. Мой мир точно бы перевернулся, если бы я увидел подобное.

– Что?! – взревел Гедеон под нашими растерянными взглядами.

– Потом продолжим, – первым пришёл в себя Люмьер и, отходя, шикнул Оскару.

– Жду не дождусь, – бросил в ответ Вотермил.

– Закончили выяснять отношения?! – крикнул Гедеон. Кажется, теперь пришло время успокаивать его. – Как вы меня достали…

– Готье, если ты голоден, то перехвати что‑ нибудь на кухне и можешь идти в свою комнату. Мы потом поговорим, – миролюбиво произнёс Люмьер. Я нерешительно кивнул.

– Чёрта с два ты с ним поговоришь, – вспылил Гедеон. – Ни ты, – он указал на Оскара, – ни ты, – пришёл черёд Люмьера, – не заговорите с ним без моего письменного разрешения и личного присутствия.

– Нотариально заверять письменное разрешение нужно? – хмыкнул Люмьер.

– Присутствие троих свидетелей при разговоре? Или можно обойтись камерами слежения и диктофоном? – поддержал шутку Оскар.

– Вы сейчас оба доиграетесь, – недовольно произнёс Гедеон.

Люмьер с Оскаром могли цапаться сколько угодно, но было очевидно, что их двоих объединяла дружба с Гедеоном.

Я оставил их в столовой, желая поскорее оказаться в своей комнате. Мне пришла гениальная идея перелезть через подоконник, как Скэриэл, и спуститься вниз, чтобы подслушать их разговор через приоткрытое окно. Когда ещё представится случай застать всех троих в нашем доме. Проще было бы выйти через дверь, но меня могли услышать и увидеть. Двери столовой выходили прямо в холл.

Но сказать – не значит сделать. Я никогда прежде не спускался со своего этажа. Наблюдая, с какой лёгкостью Скэр осуществлял ночные вылазки, я был уверен, что это проще простого, но, перекинув ногу через оконную раму, чуть было не выпал.

Сначала я пару раз едва не навернулся, а затем мой свитер зацепился за торчащий гвоздик – я уж думал, что отброшу коньки прямо там, высунувшись из окна. Пожалуй, выглядел я как пугало, застрявшее на втором этаже; мной можно было стращать ворон да прохожих.

Очутившись под окном, я замер, пытаясь расслышать чужой разговор и надеясь, что потерял не так много бесценного времени. Вдруг я, пока боролся с гравитацией и открывал в себе навыки скалолазания, пропустил всё самое важное? Окно в столовой было приоткрыто. Брат любил холод, всегда проветривал свою комнату, но при этом не простужался. Уверен, он и в этот раз открыл окно в спальне.

Гедеон спорил с Люмьером о домашнем задании. Я слышал лишь обрывки долетающих до меня фраз. Что‑ то пытался вставить Оскар, но Гедеон пресекал его жалкие попытки влиться в беседу.

«Бесполезно», – пронеслось в моей голове. До меня доходило только процентов сорок от их разговора. Меня раздражал тот факт, что все усилия пошли коту под хвост. Я просидел ещё двадцать минут, замерзая, пытаясь услышать хоть что‑ то, но окончательно запутался в теме беседы. Они обсуждали то академию, то домашнее задание, пару раз я услышал имя «Николас», а затем доносился только какой‑ то бубнеж. Они то взрывались в споре, повышая голоса, то снова переходили на шёпот, как мне казалось, а то и вовсе замолкали. В такие минуты я думал о том, не уличили ли они меня в шпионаже. И понял, что пора закругляться, когда в носу стало сыро. Не хватало ещё заболеть.

Я собирался вернуться как можно скорее и залезть под горячий душ, как вдруг входная дверь отворилась, и на улице показался Оскар. Я юркнул под небольшой куст, уж точно не походивший на качественное прикрытие. Оскар топтался на месте, было видно, что он очень не хочет покидать дом. Гедеон стоял на пороге со скрещенными на груди руками; я не видел его лица, но моё воображение рисовало холодный взгляд, нахмуренные брови, поджатые губы. Неприступная крепость, не иначе.

– Иди домой, Оскар.

– Люмьеру ты позволяешь остаться…

– Собрался с нами заниматься арабским? Мы с тобой в разных группах.

– Но… Можно с тобой поговорить завтра? Наедине?

– Не о чем говорить.

– Я уже тысячу раз извинился за Готье. Ты должен меня простить.

– Дело не только в этом.

– Ты бы мог мне хотя бы объяснить, что я сделал не так. Это нечестно – держать меня в неведении.

Гедеон выдохнул, словно этот разговор происходил не в первый раз.

– Доброй ночи, Оскар, – холодно произнёс брат и закрыл дверь.

На секунду мне даже стало жаль Вотермила. Он выглядел таким поникшим и потерянным, что даже его внушительный рост уже не производил былого впечатления. Он ещё немного постоял, тяжело выдохнул и направился к припаркованной машине.

Возвращение в комнату оказалось легче, чем я думал. Я примерно представлял, куда поставить ногу, за что зацепиться рукой, поэтому за пять минут взобрался к себе на этаж и осознал, как просто можно проникнуть в дом. Что, если… Что, если маму правда заразил переносчик в нашем доме?

Я запретил себе сейчас об этом думать. Скинув свитер и брюки, я первым делом встал под душ. Раны на груди заболели при соприкосновении с водой; весь процесс порядком затянулся, мне приходилось то и дело с осторожностью управлять горячей струёй.

Сидя на кровати с полотенцем на голове, я решил спуститься вниз и перекусить. Возможно, брат с Люмьером ещё в столовой, и я смогу подслушать их. Спускаясь по лестнице, я ожидал услышать чужие голоса, но было тихо. К моему удивлению, их не оказалось на месте. Я прихватил с кухни пирожное и, жуя, раздумывал о том, что они могли затеять. На столе осталась пустая бутылка и три бокала. Вдруг Гедеон ушёл в кладовую за новой бутылкой, и Люмьер отправился с ним за компанию? Услышав шаги, я не придумал ничего умнее, кроме как спрятаться под столом, скрываясь за длинной праздничной скатертью. Видно, что Сильвия планировала накрыть на стол к приходу гостей. Эта выходка показалась мне просто идиотской. Я был уверен, что меня сейчас заметят и в лучшем случае покрутят у виска, мол, ну совсем Готье отбитый, а в худшем… Гедеон мог накричать на меня, а Люмьер – поднять на смех.

– …Уверяю тебя, ты не прав по поводу арабской весны. Запад тут ни при чём. Ты же знаешь, экономический рост замедлился, диктаторство и клановость сильно на это повлияли, так ещё безработная молодёжь… – раздался сверху голос Люмьера; я увидел его приближающиеся ноги и отполз к центру стола.

– Опять решил со мной поспорить? Так же, как с индо‑ пакистанским конфликтом? – Гедеон подошёл ближе, обошёл стол и уселся на своё место. Нога на ногу в полуметре от меня. Я чуть не выронил пирожное.

– Здесь согласен, ты был прав. Но арабская весна…

– Ты собираешься сесть за перевод текста или хочешь опять потратить время на дискуссии? Нам бы ещё палестино‑ израильский конфликт обсудить, чтобы мы точно поругались.

– Этот перевод меня убивает. Почему мистер Усман задаёт такие скучные статьи?

– Чтобы тебя позлить.

Они засели за перевод, но большую часть выполнял Гедеон. Люмьер отвлекал его вопросами личного характера, да и в целом ему больше хотелось поговорить, чем тратить время на выполнение домашнего задания. Я так расстроился, что не взял с собой телефон, что прилёг на полу и чуть было не заснул, когда Люмьер задал очередной вопрос.

– Почему Готье при тебе аж дышать боится?

– Вымуштровал.

– Себя или его? Помнится, ты таким не был. – Люмьер опёрся на спинку стула и широко расставил ноги. Я отодвинулся от него, боясь, как бы он меня не задел. Будет сложно объяснить, почему я сижу под столом во время их разговора. Гедеон с меня шкуру сдерёт.

– Нам было по пять лет, за это время много чего изменилось, – пробубнил брат.

Он зачитал вслух текст на арабском. Я ни слова не понимал. Арабский казался мне пугающим языком. Я еле справлялся с латынью.

– Я помню, что ты однажды расплакался, когда я нечаянно сел на божью коровку.

– Я такого не помню. По‑ моему, ты выдумываешь. – Гедеон продолжил громче читать текст.

– «Люмьееер, ты сееел на бооожью коровку… ты убииил её», – жалобно произнёс Уолдин и рассмеялся.

– Сейчас ты вылетишь следом за Оскаром. Будешь дома сам переводить текст.

– Да что он в тебя вцепился, как клещ? В глаза твои прекрасные влюбился? – Люмьер положил ногу на ногу. Он вообще не мог усидеть на месте. Энергия из него так и била ключом. Я боялся, что с таким успехом он из чистого любопытства может задрать скатерть и поймать меня на месте преступления.

– Это ты меня сейчас виртуозно унизил или комплиментом одарил? – Гедеон отодвинул стул.

– Тебе решать. А ты с темы не соскакивай. Что у тебя с ним? – Люмьер придвинулся ближе, словно полицейский на допросе.

– Да ничего. Сейчас абсолютно ничего.

– А что‑ то было? Он почти все пары на тебя пялится.

– А ты, я смотрю, все пары пялишься на него? Лучше бы с таким рвением учёбой занялся. – Брат внезапно поднялся. Я чуть не вскрикнул от неожиданности. Послышался звон стаканов. Кажется, он принёс графин и наполнил стакан водой. Мне вдруг очень захотелось пить.

– На оценки не жалуюсь. Так что с Оскаром? Вы были только друзьями или что‑ то большее? – теперь поднялся и Люмьер.

– Только друзьями.

– А выглядит так, будто…

– Свои фантазии оставь при себе.

– Ладно… У меня в голове не укладывается. Он же предатель! И его отец тот ещё сукин сын.

– Я не хочу обсуждать Оскара за его спиной.

– Без проблем. Сейчас я ему выскажу всё, что я о нём думаю. – То ли в шутку, то ли серьёзно, но Люмьер направился к выходу из столовой.

– Прекрати.

– Зайду с другой стороны. Оскар знает, что принц жив? – Люмьер развернулся.

Я просто поражался, как мне повезло спрятаться под столом. Надо было с самого начала до этого додуматься, тогда бы не пришлось замерзать на улице.

– …Да.

– Ты ему сказал?

– Нет!

– Так откуда он знает?

– Мистер Вотермил ему рассказал.

– И ты терпел Оскара в своём окружении… Как ты мог с ним дружить? Он опасен.

– Я знаю… Я просто думал, что он не такой, как его отец.

– Говоришь, что изменился, но остался таким же наивным. – Люмьер подошёл ближе к Гедеону. Вновь послышался звон стаканов.

– Я надеялся на то, что Оскар не знает всей правды.

– Надежда в нашей ситуации бессмысленна. Когда ты планируешь рассказать принцу правду?

– А нужна ли ему эта правда? Он живёт обычной жизнью подростка, – проговорил Гедеон.

– Но он не обычный подросток.

Неужели я узнаю о том, кто этот принц! Разнервничавшись, я зажал рот рукой, боясь, что выдыхаю слишком громко.

– Я просто хочу его защитить, – выдохнул брат.

– Гедеон, он тебе не родной. Он наш принц. Наши семьи несколько веков защищают императорскую семью. У тебя нет права врать ему, прикрываясь братскими чувствами.

– Может, мы ошибаемся? Вдруг последнего принца Бёрко не спасли?

– Не неси чепухи… Я понимаю, что за все эти годы ты свыкся с мыслью, что вы семья… Но ты должен принять этот факт. Готье – не твой брат.

XXX

Я сидел не шелохнувшись. В какой‑ то момент осознал, что не дышу, словно время остановилось. Казалось, что вот сейчас Гедеон поднимет длинный край скатерти, посмотрит на меня холодным надменным взглядом и насмешливо произнесёт: «Ну что, поверил? » Как же я желал этого. Пусть он поднимет меня на смех, пусть глумится, ведь я, наивный, принял за чистую монету их небольшой спектакль. Нет, я бы даже не обиделся. Уж лучше так, чем продолжать сидеть под столом, пытаясь принять жестокую реальность.

Я будто бы очутился в эмоциональном коконе. Такое уже происходило, когда хоронили маму. От нахлынувших эмоций я упустил пару брошенных Люмьером фраз. Гедеон при этом многозначительно молчал. Мне хотелось подняться, перевернуть стол и обвинить брата в том, что он легко поддался на провокации Люмьера. Впервые я столкнулся с неуверенным Гедеоном. Это было совсем не в его стиле. Брат всегда казался твёрдым как камень, но сейчас он с лёгкостью сдался. Неужели всё сказанное – правда?..

Время шло, Гедеон и Люмьер вернулись к обсуждению домашнего задания, и уже никто из них точно не собирался обернуть всё в шутку. Я, как глупец, продолжал надеяться, что вот сейчас раздастся смех и кто‑ то выкрикнет: «Это розыгрыш, скрытая камера, вас снимают». Господи, да что угодно, лишь бы опровергнуть пугающее: «Готье – не твой брат».

Гедеон – не старший брат. Габриэлла мне не сестра. Отец неродной. Мама…

Я зажмурился, подобрал колени и уткнулся в них носом.

«Дыши, успокойся! » – вновь и вновь повторял я как мантру, но успокоения не находил. Меньше всего мне хотелось всхлипнуть и раскрыть себя. Если раньше я боялся рассерженного Гедеона, то теперь не хотел смотреть ему в глаза. По коже побежали мурашки. Меня охватило ни с чем не сравнимое чувство тревоги.

Я – последний принц Бёрко. Звучало настолько нелепо, что я отказывался в это верить. Может, они сами не знали всей правды. Голос Гедеона звучал нерешительно, в то время как Люмьер был уверен в своих словах. Что, если Люмьер ошибается? Последователи Бёрко всегда славились своим упрямством и фанатичностью.

Я многое знал об императорской семье благодаря урокам истории. И теперь Люмьер утверждает, что тот самый последний наследник – я?! Это уже ни в какие ворота. Я вдруг осознал, что очень зол на них. Нет, я был не просто зол, я был в гневе! Они заняты переводом с арабского, безобидным делом, в то время как я понимаю, что вся моя прежняя жизнь оказалась ложью. Это несправедливо. Я точно всего этого не заслуживал. Я не заслуживал смерти матери, холодного отношения брата, завышенных требований отца и уж точно не заслуживал того, что вот уже шестнадцать лет жил во лжи.

Я отказывался верить им, но мысль об убитой семье, как чёрный прожорливый червь, поселилась в голове. Зарони в человеке сомнение, и при подходящих условиях оно будет расти в геометрической прогрессии. Я боялся дать своим сомнениям возможность взять надо мной верх.

Люмьер положил ногу на ногу, но я был так ошеломлён и встревожен, что даже не сразу обратил на это внимание. Моя рациональная часть взывала к тому, чтобы взять себя в руки и отодвинуться, пока Уолдин не задел меня, другая, паникующая часть, не способная связать сейчас и двух слов, орущая глубоко в сознании: «Это неправда! » – позволяла мне наблюдать, как ступня гостя покоится в пяти сантиметрах от моего плеча. Прямо над головой внезапно зазвонил смартфон. Гедеон поднялся, потянулся к телефону и выключил звук.

– Дай угадаю, опять Оскар? – усмехнулся Люмьер. Гедеон тяжело вздохнул.

– Ты ясно дал понять, что не хочешь общения. Чего он продолжает?

– Говорит, не успокоится, пока я не объясню причину разрыва, – с раздражением бросил брат.

– А чего там объяснять? Он из семьи Вотермил, по ним психушка плачет.

– Я знаю, что ты его не жалуешь, но, повторюсь, я не люблю оскорблять людей, тем более за их спинами.

– Гедеон, я не оскорбляю. – Люмьер отодвинулся. – Я говорю чистую правду. Не строй из себя обиженку. Тебе не идёт. В глубине души ты со мной согласен. Ну и почему вы поссорились?

– Я не буду с тобой этим делиться.

– Ладно, так уж и быть, я не воспользуюсь этой информацией против него.

– Тоже мне одолжение, – прыснул брат. – Нет.

– Там что‑ то очень личное?

– Нет.

– Он признался тебе в чувствах? – Люмьер барабанил пальцами по столу. Это начало раздражать даже меня, боюсь представить, как это бесило Гедеона.

– Иди к чёрту.

– Поцеловал?!

– У тебя нет ни капли чувства самосохранения, верно?

– Ага. Иначе я бы преспокойно доучивался в Пажеском корпусе. Давай я тебе историю, а ты мне.

– Мы не на рынке, не торгуйся со мной.

– У меня очень интересная история.

Затем он процитировал незнакомые мне строчки:

«Что хочешь делай; лишь сумей

Меня занять повеселей»[9].

– Мне не интересно.

– История касается Готье.

Да оставьте вы меня в покое! Я чуть было не ударил Люмьера по ноге.

– Врёшь, – равнодушно произнёс Гедеон. – Ты его совсем не знаешь.

Теперь мне хотелось ударить брата: «Это ты ничего обо мне не знаешь! »

– Хочешь проверить? Знаю кое‑ что очень любопытное.

Как мне хотелось их обоих пристрелить на месте!

– Чёрта с два! Ты лжёшь.

– Повтори ещё раз, – вдруг резко процедил Люмьер.

– Ты. Лжёшь. Люмьер. Уолдин, – практически по слогам проговорил Гедеон.

Люмьер вскочил и в следующую секунду опрокинул брата на пол. Гедеон гневно вскрикнул. Люмьер прижимал его к паркету; за спиной Уолдина я не видел захвата, но брат не мог шевельнуться. Но хуже всего было то, что, если кто‑ то из них приглядится, точно заметит меня под столом.

– Столько лет прошло, а тебя всё равно легко уложить на лопатки.

– Ты чокнулся?! Встань!

– Не встану, пока не расскажешь про вашу ссору с Оскаром.

– А не пойти ли тебе на хрен?

– Нравится лежать в такой позе? Ты же помнишь, я мог тебя так и час удерживать, когда нам было по пять лет, а сейчас хоть всю ночь.

– Это не смешно, придурок. Слезай.

– Это ведь ты первый начал.

– Я? – невинно выдал Гедеон.

– Когда обозвал меня лжецом. – Люмьер надавил на Гедеона, и тот зашипел от боли. – Ты думал, что я забуду?

Меньше всего я ожидал, что Гедеон на эти выкрутасы произнесёт:

– А разве нет?

Я был уверен, что он улыбается на этих словах. Такое ни с чем не перепутаешь. Я испуганно наблюдал за ними, боясь, что в любую минуту Гедеона охватит ярость и он разнесёт столовую.

– Ты меня постоянно провоцируешь, – тихо произнёс Люмьер. Вставать при этом с брата он не собирался. – Зачем?

Я с трудом расслышал его слова.

– С кем же мне ещё играть? – ответил Гедеон. – Как хорошо было в детстве, ты не находишь? Главной нашей заботой было развлекать друг друга.

– Ты меня постоянно разыгрывал. Знаешь, иногда было совсем не весело, – в голосе послышалась лёгкая обида.

– А ты меня вечно на лопатки опрокидывал. Вообще‑ то было очень больно. Да и сейчас тоже, – вторил Гедеон.

Они оба помолчали, не двигаясь. Я нахмурился, стараясь уловить каждое их слово.

– Так что с Оскаром? – Люмьер медленно отпустил руки Гедеона. К моему удивлению, брат пошёл на уступки.

– Мы с ним как‑ то пили, – устало начал он. – Ты его не знаешь, но у него никогда не было чувства меры.

– Ага, ни с девушками, ни с алкоголем, ни с наркотиками.

– Откуда?..

– Да кто об этом не знает? Вы выпивали, и что дальше?

– Он напился в стельку и начал изливать душу.

– Признался, что ты снишься ему во влажных снах? – хихикнул Люмьер.

– Прости, приятель, но ты сейчас не в той позе, чтобы шутить так.

Люмьер продолжил хихикать, поднимаясь. Он протянул руку Гедеону, и тот, воспользовавшись помощью, поднялся следом.

– Что там в его душе скрывалось?

– Никакой похабщины, ничего, что сполна хранится в твоей душонке.

– Ох, я оскорблён. Вы сомневаетесь в моей чести? Будем стреляться.

– Я слышал о твоих дуэлях на севере. – Гедеон уселся на своё место, попутно поправляя рубашку.

– Молва идёт впереди меня, – послышался звон стаканов, звук льющейся воды. – Так что там в его душе скрывалось?

– Благодарность.

– Что? – Люмьер опешил.

– Благодарность за то, что я замечательный друг, – торопливо продолжил Гедеон, словно хотел быстрее высказаться и сменить тему. – А ещё признание. Сразу предупрежу, не любовное, а то, зная о твоей фантазии…

– Не томи. Что за признание?

– Оскар признался, что когда ему было десять, мистер Вотермил наказал ему стать мне лучшим другом, чтобы находиться ближе к Готье. Требовал, чтобы Оскар приложил все силы ради этого, и, если потребуется, применял лесть, а также лицемерил, врал, лишь бы войти в мой близкий круг. Он не хотел этого, но отец заставил. Именно мистер Вотермил рассказал ему, что Готье – последний принц Бёрко.

– Вот же мразь.

– Я тоже поначалу злился. Он воспользовался мною, чтобы подружиться с Готье.

– А что сейчас? Уже не злишься?

– Он начал со мной дружить в корыстных целях, это очень ударило по моей самооценке…

– Да она у тебя из стали.

– Со стороны легко судить.

– И что же? У него получилось сдружиться с Готье через тебя?

– Я думаю, нет. Готье избегал его, как огня. Возможно, в этом и моя заслуга, чему я очень рад.

– И поэтому ты не рассказываешь Оскару о причине разрыва вашей дружбы?

– А что я ему скажу? «Ты со мной всё это время общался из‑ за своего папочки». Он сразу передаст это мистеру Вотермилу, и тогда я боюсь представить, что учудит этот человек. Да и зачем ему Готье?

– Зачем ему наследник империи Бёрко? Дай‑ ка подумать… Тебе в алфавитном порядке?

– Это был риторический вопрос. У Готье нет никаких шансов взойти на престол до девятнадцати лет. Пока правит Совет старейшин, он не позволит наследнику Лукиана вернуться и встать во главе страны.

– В лучшем случае мистер Вотермил может всем заявить, что принц жив, и устроить переполох в стране. В худшем – убить его. Папаша Оскара тоже в составе старейшин, да?

– Да, но он руководит маленькой партией.

– Каждый голос может стать решающим.

– В любом случае я не знаю, что на самом деле замышляет отец Оскара.

– Но ты продолжаешь общаться с ним.

– Я знаю… Называй меня как хочешь, но я не могу оборвать наше общение на корню. Тогда, будучи пьяным, он признался, что я его лучший друг, и пусть он ненавидит отца, но дружба со мною – единственное, что хорошего посоветовал мистер Вотермил.

– Я сейчас расплачусь.

– Я и не ожидал от тебя понимания.

– Ты его отталкиваешь, затем позволяешь приблизиться, и так по кругу. Это ли не жестокость?

– Возможно. Кто говорил, что будет легко?

Люмьер подошёл к Гедеону, оступился и в следующую секунду пролил воду на рубашку брата. Гедеон четырхнулся.

– Да что ты как слон в посудной лавке! – недовольно проворчал брат, поднимаясь. – Где салфетки?

– Прости! Сейчас дам. – Люмьер засуетился, обошёл стол и вернулся к Гедеону.

– Лучше переоденусь, – процедил брат.

– Тебе помочь? – участливо добавил Люмьер.

– Ты уже помог, – буркнул Гедеон, поднимаясь. Он вышел из столовой и направился к лестнице.

Я потерял его из вида, как только он завернул за угол. Неловкая вышла сцена. Я и не знал, что думать об Оскаре. Получается, всё это время он знал, кто я такой, так ещё и набивался мне в наставники.

– И долго мы будем там сидеть? – внезапно проговорил Люмьер. Я было решил, что он обращается к Гедеону, но в столовой, помимо нас двоих, больше никого не было.

Я замер, как ошарашенный олень в свете фар.

Люмьер приподнял край скатерти и с интересом посмотрел на меня.

– Готье? Или лучше к вам обращаться «ваше императорское высочество, Киллиан Парис Бёрко»?

– Что? – тихо пискнул я.

– Вы с Гедеоном хоть и не родные, но как вы оба любите вести себя, словно ни при чём. Всё услышал? Про себя и про Оскара?

– Я… – и что мне было ему ответить? Да, я подло подслушивал вас, но вы подло врали мне все эти годы? – Да.

– Вот и умница. Урок первый: держи ухо востро и рот на замке. Тебе пригодится. Когда я дам сигнал, тихо уходи в свою комнату. Гедеон придёт в ярость, если узнает, что ты подслушивал. И тогда нас не спасёт даже твоё императорское происхождение, – усмехнулся Люмьер. Он опустил край скатерти и принялся с увлечением перелистывать учебник.

Что?.. Как он меня назвал? Киллиан Парис Бёрко. Неужели он это серьёзно…

Паулина, Паскаль, Парис.

Гедеон спустился в тот самый момент, когда в дверь позвонили. Я услышал усталый отцовский голос из холла.

– Ключи не взял, думал, Сильвия или Лора откроют. Где они?

– Я отослал всю прислугу, в гостях у нас Люмьер, – отозвался Гедеон.

Люмьер вскочил и направился к отцу. Я отполз под дальний край стола.

– Добрый вечер, мистер Хитклиф.

– Люмьер, как ты поживаешь? Заглядывай к нам почаще. Уже поздно, оставайся у нас. Сильвия приготовит для тебя комнату.

Голоса стали ближе.

– Не стоит. Мы сами справимся, – вмешался Гедеон. – Ты ужинал? Может, чай?

– Нет, я не голоден. Поднимусь к себе, нужно принять душ и лечь. Устал очень. А где малышка?

– Габриэлла на пижамной вечеринке у Марисы.

– Мариса из хорошей семьи… А Готье?

Внезапно у меня начался приступ икоты. Это была словно насмешка сверху, как будто кто‑ то хотел ухудшить мою ситуацию и посмотреть, что из этого выйдет.

– В своей комнате.

– Мне нужно с ним поговорить.

Я икнул громче прежнего и зажал рот рукой. Только не это.

– Отец, у него был тяжёлый день в лицее. Я думаю, что ему лучше лечь пораньше, как и тебе.

– Почему тяжёлый день? Что‑ то случилось? Сегодня, кажется, была защита проекта…

– Всё в порядке, мистер Хитклиф. Гедеон видел Готье в лицее, – вмешался Люмьер. – Просто он очень перенервничал перед выступлением.

– Хорошо, тогда завтра поговорю с ним. Гедеон, ты не забыл покормить рыбок?

– Конечно, нет.

– А канарейку?

– Само собой. Готье вечно о ней забывает.

Я покраснел до кончиков ушей. Они были правы. За всеми этими происшествиями я напрочь забыл ухаживать за Килли. Получается, всё это время отец и брат следили за состоянием моей птицы. Какой из меня никчёмный хозяин…

Отец медленно поднялся по лестнице. Гедеон и Люмьер не спеша уселись на свои места.

– Выглядит он паршиво, – шёпотом проговорил Люмьер.

– Да, в последнее время у него много работы.

– Проблемы у Совета старейшин?

– Даже если они и есть, отец мне не докладывает. Нам тоже пора закругляться. Мне нужно перед сном осмотреть Готье. Кажется, он влез в драку. Я тебе говорил, что на нём была чужая рубашка.

– Если бы не Оскар, который бросился на твой автомобиль, как на амбразуру, то мы бы уже давно осмотрели Готье. Оскар отнял всё наше время, а потом ещё и этот арабский.

– Что значит «мы»? Я не позволю тебе смотреть на него без рубашки.

– Когда‑ нибудь ты начнёшь относиться к Готье как к принцу, а не как к своей собственности.

– Не в этой жизни. Он мой брат, нравится тебе это или нет.

– Он брат тебе только на бумаге.

Люмьер внезапно опустил руку под стол и тихо похлопал себя по бедру, привлекая моё внимание.

– Хочу чего‑ нибудь горячего. Как насчет выпить по чашке чая? – вдруг сменил он тему.

– Неплохая идея. – Гедеон устало поднялся, следом за ним – Люмьер.

– Я помогу тебе, – проговорил Люмьер.

– Я способен заварить чай.

– Вот же ты колючка, что раньше, что сейчас. Ненавидишь любую помощь. Я просто постою рядом и займу тебя своей болтовнёй.

– Лучше просто помолчи, сделай мне приятно.

Они направились на кухню. Люмьер задержался в дверях и ещё раз похлопал себя по бедру. Я выглянул из‑ под стола. Он стоял ко мне полубоком и незаметно от Гедеона указывал на лестницу.

Я бесшумно вылез и быстро пересёк расстояние до лестницы, благодаря всех богов за Люмьера. Как мне осточертел этот стол и всё, что с ним связано.

Киллиан Парис Бёрко.

Неужели это правда?

Слово автора

Я всегда считала, что мой самый главный талант – это способность окружить себя потрясающими людьми. Они не должны оставаться в стороне, когда «Сорокопут» наконец вышел в свет. Страна должна знать своих героев в лицо или хотя бы по имени. Я обязана упомянуть здесь всех тех, без кого «Песнь Сорокопута» могла бы и не быть. Это люди, которых я прежде не знала, но судьба свела нас в одну крепкую команду.

Если вернуться в 2019 год, когда я только начала публиковать главы, то первыми откликнулись на мой зов Баширов Максим и Сафиуллина Эльмира. Они стали моими редакторами, но самое главное, они поддерживали меня морально и давали обратную связь, которой мне, как новичку, чертовски не хватало. Спасибо Максиму, который почти бил меня по рукам, приговаривая «хватит редактировать одно и то же, пиши главы дальше», и Эльмире, которая защищала оформление моих диалогов от непрошеной критики, чуть ли не угрожая всем справочником Розенталя. Возможно, не имей я их поддержки тогда, сейчас вы бы не держали эту книгу в руках.

Будет преступлением не сказать про Яковлеву Викторию. Сложно объяснить сколько всего этот человек сделал для меня и для этой книги. Вика стала моей главной помощницей, без которой я уже и не знаю, смогу ли работать вообще. Она вычитывает текст, ведёт мою группу ВКонтакте, страницу на Ваттпаде, генерирует идеи, финансово вкладывается в продвижение – другими словами, Вика стала моим личным менеджером, правой рукой, близким другом, с которым я на связи 24/7. Она тот самый человек, кто может и погладить меня в нужный момент по головке, и высказать своё критичное «фи». Чтобы вы понимали, насколько Вика удивительная, то знайте, она ознакомилась с моими любимыми книгами, фильмами и сериалами, чтобы лучше понимать, чем я вдохновляюсь и в каком направлении движется мой цикл.

Так же я не могу не упомянуть Волкову Марию, которая тоже является админом моей группы, пишет великолепные зарисовки с героями «Сорокопута» и помогала мне перед сдачей рукописи в издательство. Её активное участие в любых проектах, связанных с «Сорокопутом», бесценно. Маша внезапно ворвалась в команду, чуть ли не с ноги выломав дверь, так что теперь она полноправно занимает своё место.

Человек, который попал в команду последним, но по полной вложился в книгу, это Симагина Анна. Когда я ещё планировала выпустить роман самиздатом, именно Аня согласилась в кратчайшие сроки отредактировать почти 30 авторских листов. Это было полное безумие, но Аня справилась! Разве могло быть в нашей команде иначе?

Отдельно хочу поблагодарить художницу – терпеливую Дарью Дмитриеву (Markass), которая готовила обложку к самиздату, а в итоге пришла со мной к изданию книги под крылом издательства «Эксмо». А ещё благодарю Кристину Демину за шикарные иллюстрации Готье Хитклифа и Скэриэла Лоу на форзацах. Эти иллюстрации были нарисованы в далёком 2017‑ м, но дождались своего часа именно сейчас!

Если мы затронули издательство «Эксмо», то я не могу не поблагодарить лучшего редактора в мире – Киру Фролову. Она поддержала все мои предложения, бережно отнеслась к моему роману и в кратчайшие сроки выпустила «Песнь Сорокопута». Если посмотреть в словарике понятие «профессионал», то синонимом ему будет Кира Фролова! Не стоит забывать и о литературном редакторе – Дине Руденко. Это ещё один мастер своего дела, который внимательно и нежно прошёлся по моему тексту. Без этих людей не было бы официального издания «Сорокопута».

Теперь я обязана упомянуть главную крёстную моего романа. Человек, который, как мне кажется, иногда любит «Сорокопута» даже больше, чем я. Человек, который мотивировал меня на самиздат. Человек, который непрерывно рекламировал и продвигал мою книгу с момента прочтения. Всё это – Влада Терещук, моя сестра по перу, которую вы можете знать как Владлену Дан.

Не могу передать словами, насколько я благодарна ей. Именно её отзыв вы можете прочитать на задней стороне обложки. Не знаю, как ещё я могу отблагодарить её за всё, что она подарила «Сорокопуту». Просто помните, Влада – первый книжный блогер и автор, который оценил мой роман.

Второй отзыв на книге принадлежит Виту Островскому. Книжный блогер, который казался мне в первое время недосягаемым, а при ближайшем знакомстве оказался одним из самых приятных людей, что я когда‑ либо знала. Я до сих пор вспоминаю его эмоциональные голосовые после прочтения романа. То, что я могу слушать бесконечно!

Автор «Морфо» Амелия Грэмм, моя коллега, прекрасный автор «Эксмо», работающий в тандеме с Кирой Фроловой, многие месяцы тепло поддерживала меня. Она не раз пророчила «Сорокопуту» издание под крылом крупного издательства. «Верь, моя интуиция меня не подводит, у тебя всё получится», – так она говорила мне, пока я ждала заветного письма от редактора. И знаете что? Амелия была права! Спасибо ей за то, что пыталась вытянуть мою самооценку со дна Марианской впадины. Спасибо, что больше меня была убеждена в успехе «Сорокопута»!

Кем бы я была без своих читателей? Сидела бы сейчас здесь и писала эти строки? Все те, кто читал «Песнь сорокопута», оставлял отзывы, делился впечатлениями, писал фанфики и рисовал арты, знайте, эта книга – только для вас. Фандом «Сорокопута» рос и крепчал, потому что каждый из вас приложил к этому руку. Я помню всех, с кем начинала этот творческий путь, и даже если я вас не упомянула, просто знайте, я вас помню, люблю, ценю и храню в своём сердечке. Спасибо Юле (feverbird) и Томасу Басарабу за то, что радовали меня своим творчеством, за то, что визуализировали моих героев. Это прекрасно!

Спасибо Елизавете Лошкарёвой и Елизавете Кряжевских за великолепные фанфики. Мне, как автору, вдвойне приятно наблюдать за тем, как другие авторы видят моих героев.

Спасибо всем читателям, которые сидят в беседе «Сорокопута» и постоянно обсуждают роман, придумывают свои теории и делятся впечатлениями от прочтения глав. Спасибо Ши Ганши, который финансово поддерживает меня вот уже полгода и даже больше. Спасибо всем, кто предлагал помочь мне с оплатой обложки, артов, рекламы романа.

Здесь я затрону своих друзей и семью. Буду краткой, потому что мне и книги не хватит, чтобы описать, как я им благодарна. Спасибо моим друзьям: Перизат Андреевой, Надежде Вышнивской, Светлане Доровской и Вере Крайновой. Я получаю от вас безграничную любовь на протяжении всей жизни. Спасибо, что всегда были добры, закрывали глаза на все мои недостатки и поддерживали в трудную минуту. Были моменты, когда я думала бросить творчество, но вы непреклонно стояли на своём и отговаривали от необдуманных действий.

Семья – это моя опора по жизни. Я ни физически, ни морально не смогу передать на бумаге всю ту любовь, что они мне дарят. Пишу сейчас эти строки, и мне хочется плакать, осознавая, как люблю свою семью, как благодарна им за то, что они для меня сделали и продолжают делать изо дня в день. Спасибо папе и маме за то, что вы есть. Вы лучшее, что есть в моей жизни. Спасибо младшему брату за то, что помогал мне, а также стал прототипом моих героев. Я верю, что в будущем он создаст атмосферный OST для моего цикла.

И напоследок хочу поблагодарить всех героев «Сорокопута» за то, что появились в 2017‑ м и не отпускают до сих пор. Благодаря вам я познакомилась с таким большим количеством замечательных людей!

Ваша, растроганная до слез, Фрэнсис

[1] Перевод: Ф. К. Сологуба.

[2] В 1911 году во время обучения в школе короля Эдварда Толкин с тремя друзьями организовали полусекретный кружок, именуемый ЧКБО – «Чайный клуб и барровианское общество» (англ. T. C. B. S., Tea Club and Barrovian Society). Такое название связано с тем, что друзья любили чай, продававшийся около школы в универсаме Барроу (англ. Barrow), а также в школьной библиотеке, хотя это было запрещено. – Прим. ред.

[3] Речь Ж. Ж. Дантона «По поводу бегства Людовика». – Прим. ред.

[4] Эдвард «Тедди» Дэниелс – вымышленный персонаж из фильма 2010 г. «Остров проклятых», маршал США, прибывший расследовать таинственную пропажу одной из пациенток Эшклиффской лечебницы для душевнобольных преступников на острове Шаттер.

[5] Заткнись и проваливай! (лат. )

[6] Иди на хер! (лат. )

[7] Тупейший из тупых (лат. ).

[8] Истина в вине (лат. ).

[9] И. В. Гёте «Фауст».

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 15 16 17 18 1920